Нежная дикарка

Она совершила эту страшную глупость — согласилась провести ближайшие шесть месяцев в непосредственной близости от этого ужасного человека, который чувствует к ней не более чем легкое расположение, основанное главным образом на сильном физическом влечении, и, насколько ей известно, за ним гоняется целый табун опытных в любовных делах женщин, способных дать ему куда больше, чем она, и все они с превеликой охотой согласятся провести с ним время. Поцелуй затянулся, и она почувствовала, как напрягаются кончики ее грудей, прижатых к его стальному торсу.

— Маршалл, пожалуйста! — Келси резко отстранилась, но теперь, когда рядом не было тепла его тела, она, как ни странно, почувствовала себя в чем-то обделенной.

С деланно-сокрушенным видом он уронил руки по швам.

— Знаю, знаю, нас ничто не связывает. Но ты ведь такая соблазнительная, сладкая моя.

Ласковое имя, начинавшее уже входить в привычку, резануло ее слух как ножом. Если бы только все это было по-настоящему! Но он всего лишь предложил, как ему казалось, достойный выход из сложной ситуации, отлично зная, что в конце обговоренного времени она исчезнет из его жизни безо всяких осложнений и с минимумом потерь.

На обратном пути она была очень подавлена и не раз чувствовала на себе его внимательный взгляд; говорил он очень мало, ограничиваясь общими фразами, на которые она отвечала односложно. Когда они подъехали к ее дому, уже стемнело и переменчивая погода преподнесла приятный сюрприз: на очистившемся от туч ясном небе сияли звезды, а воздух после грозы был прохладен и чист.

— Через неделю мы вылетаем. — Она бросила на него испуганный взгляд, и он ответил привычной сардонической улыбкой. — Ну-ну, Келси, глядишь, все и образуется. Я давно заметил: если что-нибудь волей-неволей приходится выносить долгое время, постепенно к нему привыкаешь, и оно становится уже как бы по душе. Ты же не знаешь, может, в Португалии тебе даже понравится. — (Она натянуто кивнула.) — Даю неделю на приведение всех твоих дел в порядок, и учти: вернешься ты не раньше Рождества.

— Я все еще не могу поверить, что это не сон. — Вид у нее был совершенно беспомощный: теперь, когда она разобралась в своих чувствах, в его присутствии у нее слова застревали в горле.

— Возможно, вот это хоть немного убедит тебя в обратном, — сухо ответил он, вынимая из кармана маленький бархатный футляр. — Я хотел отдать это раньше, но к тебе было просто невозможно подступиться.

Она взяла футляр; в темно-желтой глубине ее расширенных глаз пряталось беспокойство.

— Открой, он тебя не укусит, — повелительным тоном произнес Маршалл; в его голосе вновь сквозило раздражение.

— Нет-нет, Маршалл, я не могу это принять! — запротестовала Келси, едва подняв крышку и увидев лежавшее в футляре сверкающее чудо. Кольцо было потрясающе красивым и, без сомнения, баснословно дорогим: три крупных бриллианта в витой золотой оправе. — Оно слишком дорогое. — Она отодвинула футляр от себя, и его лицо потемнело.

— Почему это среди всех моих знакомых женского пола ты единственная, кто поднимает шум всякий раз, лишь стоит мне сделать маленький подарок? — холодно спросил он, демонстрируя свою неизменную выдержку.

— И это ты тоже называешь “маленький подарок”? — Она дотронулась до крошечной брошки-пчелки, которую, одеваясь утром, приколола к джемперу. — Да это моя зарплата за несколько месяцев. — Она не будет его игрушкой! Пусть не надеется.

— Едва ли. — Его голос был по-прежнему спокоен. — А кольцо тебе придется принять, Келси. Если так тебе будет спокойнее, считай, что это просто необходимый реквизит в том маленьком спектакле, который мы разыгрываем.

— Какое там “спокойнее”! — Она бросила на него сердитый взгляд. — Неужели ты не мог подыскать что-нибудь подешевле? Теперь я все время буду дрожать, что потеряю его и не смогу вернуть.

— Кто сказал, что его нужно возвращать? — На этот раз звучавшее в его голосе раздражение переросло в гнев. — Пропади все пропадом, Келси, это кольцо — подарок. Тебе, и только тебе, решать, что с ним делать, когда мы расстанемся: можешь продать, можешь оставить себе, но оно твое. Понятно? — Он угрюмо положил футляр ей на колени и с силой придавил рукой.

Глядя на футляр, Келси молча втянула в себя воздух. В эту минуту ей больше всего хотелось умолять его избавить ее от этой ужасной ошибки, но это был бы губительный шаг, и поэтому, придав лицу как можно более бесстрастное выражение, она спокойно кивнула.

— Право, это очень любезно с твоей стороны, Маршалл. Не понимаю, почему ты доставляешь себе столько хлопот.

— Об этом мы уже говорили, — отрезал он. — А теперь надень эту ерундовину на средний палец левой руки, и дело с концом. Должен заметить: покупая кольцо, я не предполагал, что мне придется заставлять тебя надевать его силой. — Судя по голосу, он был крайне раздражен, и, глубоко вздохнув, она надела кольцо и протянула ему руку.

— Ну как? — Кольцо непривычно сжимало палец.

Вместо ответа он повернулся на сиденье и запечатлел на ее мягких губах короткий крепкий поцелуй.

— Отлично. — Он говорил не о кольце, и она слабо улыбнулась. — Ты — женщина, которую нужно целовать, — задумчиво произнес он, глядя в ее удивленные янтарные глаза и таинственно улыбаясь. — Тебе кто-нибудь об этом говорил? — Она покачала головой, и он снова улыбнулся. — Вот и хорошо. И в обозримом будущем пускай воздержатся от таких высказываний.

Протянув руку, он запрокинул ей голову и, едва касаясь губами, обвел поцелуями контур губ; от этого у нее заныло внизу живота, а голова пошла кругом. Когда его губы властно сомкнулись на ее губах, все тело пронзило неописуемое наслаждение; от неожиданности она задохнулась и часто задышала ему в лицо. Через минуту он со вздохом сожаления откинулся на спинку сиденья.

— Ты слишком соблазнительна, — произнес он. — Я, кажется, говорил тебе, что ты будешь укладывать поклонников одной левой, не так ли?

Она слабо улыбнулась. Как опасно, оказывается, вот так оставаться с ним наедине; в голову приходят всякие немыслимые желания — к примеру, чувствовать рядом его большое тело и слушать, как он шепчет ей на ухо слова любви. Хоть бы он поскорее уехал. Он в последний раз окинул ее долгим, пристальным взглядом, затем резким движением открыл со своей стороны дверцу, обошел машину и бережно помог ей выйти.

— Может, и неплохо, что через несколько дней между нами будет океан, — заметил он. — Это чрезвычайно поможет мне играть непривычную для меня роль галантного рыцаря. — Его лицо ясно выражало циничное веселье. — А тот, кто сказал, что воздержание благотворно действует на душу, точно не держал тебя в объятиях. По мне, уж лучше власяница.

Келси не знала, что ответить, и поэтому промолчала; он легонько поцеловал ее в лоб, повернулся на каблуках и снова скользнул в машину:

— Завтра я заеду к тебе на квартиру. Если не ошибаюсь, тебе понадобится кругленькая сумма, чтобы оставить ее за собой на ближайшие шесть месяцев? — (Она безмолвно кивнула.) — А если бы ты еще перестала смотреть на меня так, будто я — все твои кошмарные сновидения в одном лице, это было бы совсем неплохо. — При этих словах она вытаращила от удивления глаза, а он лихо развернул фырчащую машину, чуть раздвинув губы в улыбке, небрежно махнул рукой из окна и исчез из виду.

После его исчезновения она добрых пять минут стояла и ждала, пока прохладный ночной воздух не вернет нормальный цвет ее раскрасневшимся щекам, а сердце не перестанет бешено колотиться. Он считает, что безразличен ей, — эта мысль ее немного успокоила. Ей было бы невыносимо видеть, как снисходительная ирония в его карих глазах сменится на раздражение или, хуже того, на жалость. С первой минуты, когда она много лет назад обратила на него внимание как на мужчину, он не скрывал от нее, что его взаимоотношения с противоположным полом — это непродолжительные и чисто физические связи, которые могут быть разорваны и рвутся без секунды сожаления с его стороны. Возможно, он просто из породы однолюбов, его жена забрала всю любовь, на которую он был способен, и его сердце умерло вместе с ней.

Она несколько раз с силой вдохнула прохладный ночной воздух и постаралась привести в порядок расстроенные нервы. С этой минуты она будет осторожна, очень осторожна. Она сыграет свою роль как нельзя лучше, до конца и сделает из его дома конфетку, а когда наступит время расставаться, она будет небрежно-дружелюбна и ни за что на свете ни на одно мгновение не выдаст того, что он разбивает ей сердце. Он был к ней добр, когда она попала в беду, и она не отплатит ему за великодушие тем, что станет для него обузой, но как ей хочется — ой как хочется! — чтобы она никогда его больше не видела.

Глава 6

— Келси, это Инее. Ты готова? Я жду в вестибюле.

— Минуточку, Инее. — Говоря это, Келси торопливо расчесывала и укладывала свои блестящие волосы. — Знаешь, я проспала — все из-за этих вчерашних танцев. — Девушка на другом конце провода хихикнула и повесила трубку, а Келси схватила папку и портфель с чертежами и эскизами и бегом бросилась вниз.

Вот уже шесть недель, как она жила в Португалии, и ей казалось, что она перенеслась в волшебную страну стремительных рек, бегущих с поросших сочной зеленью гор, множества ослепительно ярких цветов и вьющихся лоз, древних замков, старинных церквей, мрачных монастырей и крохотных городков, архитектура которых вызывала восторг и вселяла благоговение.

Все это было ничуть не похоже на то, что Келси ожидала увидеть в тот день, когда спускалась по трапу самолета рядом с Маршаллом — взволнованная, смущенная и совершенно ошеломленная той быстротой, с которой он стал распоряжаться ее жизнью.

В аэропорту их встретила Инее — высокая, стройная девушка-португалка с длинными, черными как смоль волосами и огромными миндалевидными глазами; как выяснилось, она работала секретаршей у подрядчика, которого Маршалл нанял для выполнения строительных работ. Она мило поздоровалась, улыбаясь черными глазами из-под полуопущенных ресниц, и Келси сразу же почувствовала к ней расположение; это было очень важно, так как ей предстояло работать с Инее в самом тесном контакте.

Инее отвезла их сначала в гостиницу — длинное, приземистое белое здание, уединенно стоявшее посреди сосновой рощи. Здесь они оставили вещи, а сами отправились на виллу, где, как известила их на ломаном английском Инее, их ждал Пирес, “наш — как это у вас называется? — босс”. Келси было интересно увидеть виллу, где ей предстояло доказать, что она недаром проучилась столько лет и чего-то стоит, но увиденное превзошло все ее ожидания. Выехав из маленького шумного городка в северной части страны, они свернули с шоссе на заброшенный проселок, в конце которого их встретила громкими криками и широченными улыбками группа людей.

— Пирес. — Инее указала на высокого, крепко сбитого мужчину, стоявшего возле массивного двухэтажного особняка, но Келси не могла оторвать глаз от дома, над которым ей предстояло работать. Это было величественное старинное здание, сложенное из грубо отесанного камня; снаружи оно было, по португальскому обычаю, выкрашено в белый цвет, но краска потрескалась и облезла, решетчатые жалюзи широких окон и тяжелых дубовых дверей болтались на одной петле, а ажурные балконные решетки, украшавшие все проемы второго этажа, совсем обветшали. В плаке дом был Г-образной формы, крыша одного флигеля была высокая, двускатная, а второго — плоская и сплошь поросла зеленью. С некоторой натяжкой это здание можно было бы отнести к колониальному стилю, но оно отличалось от всего виденного ею ранее. В особенности Колей поразило крыльцо — куполообразное и целиком покрытое глазурованной голубой плиткой; из такой же плитки были выложены наличники всех окон дома.

— Ну как? — С самого приезда Маршалл не сводил с нее глаз, и Келен порывисто повернулась к нему, ее лицо сияло восторгом.

— Просто чудо, и такой необычный. Как ты его нашел?

— В одном из городов на севере Португалии у меня есть друг, он давно подыскивал для меня подходящий дом. На этот особняк он наткнулся по чистой случайности. Его продавали просто за гроши; почему — увидишь, когда зайдем внутрь, — добавил он, усмехаясь, — и хотя работы здесь невпроворот, мне он понравился. Место просто идеальное — тихое, уединенное, а в придачу к дому продается большой участок земли. Энрике организовал строительные работы, а теперь вот и мы пожаловали. — Он пристально посмотрел на нее. — Ну как, придется потрудиться? — Говорил он с легкой иронией, но Келси почувствовала за ней теплоту.

— Еще как, — ответила она полушепотом. Внутри дома объем предстоящей работы ее просто ошеломил. Всего в здании было четырнадцать комнат, шесть на первом этаже и восемь на втором, окна выходили в открытый внутренний дворик. В доме, должно быть, уже много лет никто не жил, и он пришел в полное запустение; везде чувствовался затхлый запах гнили.

Два часа ушло на обсуждение с Пиресом первоочередных задач — в том числе было решено очистить от деревьев и кустарника обширную площадку позади дома, где Маршалл решил устроить большой бассейн. К тому моменту, когда Инее повезла их обратно в гостиницу, навалившаяся после дороги усталость, смятение при мысли о масштабах предстоящей работы и неотвязная мучительная головная боль, причиной которой был жаркий, влажный климат, окончательно доконали Келси.

— Устрой себе сиесту, — отрывисто приказал ей Маршалл у двери номера, когда заметил, как помутнели ее янтарные глаза и мертвенно побледнело лицо. — Ужин будет только через три часа, я тебя разбужу заранее.

С того вечера в Англии, когда Маршалл подарил ей кольцо, он стал вести себя с ней как-то отчужденно, и это порой причиняло Келси беспокойство, хотя она не могла не признать, что так ей легче скрывать свои чувства.

Пробыв в Португалии ровно столько, сколько требовалось на то, чтобы одобрить первые наметки по ремонту фасада здания, устройству бассейна и перепланировке комнат, Маршалл уехал, пообещав на прощание, что будет звонить каждый вечер и узнавать, как продвигается работа.

Еще до отъезда он говорил, что предполагает вернуться через пару недель, но Келси постеснялась напомнить ему об этом, когда они прощались, о чем сильно пожалела в ту самую минуту, когда его машина скрылась из виду.

А затем потекли чудесные дни. В восемь часов, до наступления жары. Инее заезжала за Келси в гостиницу и везла ее на стройку, находившуюся на расстоянии нескольких миль. Там она погружалась в дела: набрасывала эскизы, обсуждала и утверждала план работ на день. Сразу же после полудня за ней снова заезжала Инее. Маршалл устроил так, что в ее обязанности входило быть не только компаньонкой и помощницей Келси, но одновременно и ее гидом. После обеда и короткой сиесты Инее знакомила ее со страной, и две девушки провели немало счастливых часов, осматривая крохотные городки и деревни в округе.

Не прошло и нескольких дней, как Келси начала понимать страну, где ей предстояло провести ближайшие полгода. Вместе с Инее они бродили по улочкам ослепительно белых городков, уснувших в лучах жаркого полуденного солнца, любовались красотой живописных гор, напоминавших Келси зеленый Уэльс, и лесами на побережье, где сосны и эвкалипты, каштаны, дубы и тополя росли вперемешку, возвышаясь над разостланным под ними ковром из вереска и папоротника; они посетили несколько великолепных старинных церквей и музеев, и на их пути встретилось множество греющихся в золотистых солнечных лучах ветряных мельниц; треугольные крылья, вертевшиеся на их конических каменных башнях, походили на паруса яхт.

Это была не жизнь, а просто идиллия, работа над домом тоже продвигалась вперед хорошими темпами, однако пролетела неделя, за ней другая, а Маршалл все ограничивался лишь ежевечерним коротким звонком, от которого у Келси оставался горький осадок неудовлетворенности, и постепенно Келси не на шутку забеспокоилась: а что, если он жалеет о совершенном великодушном поступке, если раскаивается в том, что пошел на их фиктивную помолвку? Дважды он уже собирался приехать и оба раза сдавал билет — якобы из-за того, что завален работой, и в конце концов, повинуясь импульсу, она несколько дней назад не выдержала и написала ему длинное сухое письмо, в котором объясняла, что для окончания порученной ей работы нет никакой необходимости продолжать помолвку; она будет рада ее расторгнуть и работать у него на сугубо деловых началах.

Три последних дня она жила ожиданием звонка, но телефон упорно молчал — Маршалл перестал даже звонить, как раньше, по вечерам. Понапрасну просидев у телефона два вечера и порядком понервничав, она приняла приглашение Инее на чей-то день рождения в поселке, где жила ее португальская подруга, и приехала в гостиницу в предрассветные часы, не чуя под собой от усталости ног.

В последний раз глянув в зеркало и полюбовавшись своим свежим загаром, придавшим ее коже персиковый оттенок, и золотыми бликами, игравшими в ее чуть выгоревших на солнце волосах, она открыла дверь своего номера и застыла: в дверном проеме темнела фигура высокого мужчины, поднявшего руку, чтобы постучать.

— Маршалл? — Она удивленно взглянула на его угрюмое лицо. — Господи, что ты здесь делаешь?

— Именно этот вопрос мне хотелось бы задать тебе. — Его лицо было холодным и жестким, ни капли нежности. — Что ты здесь поделываешь, Келси?

— Что? — Она недоуменно следила за тем, как он, оттолкнув ее, прошел в комнату и медленно закрыл за собой дверь. — В вестибюле меня ждет Инее; пожалуй, мне…

— Я ее видел, — отрывисто бросил Маршалл. — Я отправил ее на стройку сказать, что сегодня тебя там не будет.

— Не будет? — Она посмотрела на него, и внутри у нее все растаяло. Он был одет в темно-серые, сшитые на заказ брюки и белую рубашку с короткими рукавами и открытым воротом. Это был настоящий мужчина, мужское начало чувствовалось во всем, каждая клеточка, каждая пора говорила об этом. — Когда ты приехал? — К своему огорчению, она обнаружила, что ее голос дрожит.

— Вчера в десять вечера. — Его глаза сверкали, как стальной клинок. — Где ты была?

— Где я была? — повторила она в замешательстве и вдруг от неожиданности так и подпрыгнула: он с силой ударил ладонью по крышке туалетного столика.

— Не играй со мной в игрушки, Келси! Где ты была?

— Инее пригласила меня на вечеринку. — Она не сводила глаз с его потемневшего лица.

— Ах, значит, пригласила? — грубо переспросил он. — А нельзя ли поинтересоваться, кто сопровождал тебя и прекрасную Инее на вышеуказанное мероприятие?

— О чем это ты? — Его тон начинал ее сердить. Не звонил, не звонил — и на тебе, ворвался…

— По-моему, совершенно ясно, о чем это я. Я четко и недвусмысленно спрашиваю мою невесту на чистом английском, с кем она провела эту ночь.

Заключавшийся в его словах намек внезапно дошел до ее сознания, и она почувствовала, как гнев пунцовой волной заливает ей щеки.

— Ты что, думаешь, мы провели это время в обществе парочки мужчин? — В эту минуту ей больше всего на свете хотелось влепить ему пощечину.

— Келси, мое терпение не безгранично. — Он скрипнул зубами. — Отвечай на мой вопрос. Я точно, знаю, что в три часа ночи тебя в гостинице еще не было, потому что перед сном я позвонил тебе в номер и телефон не ответил.

— Да, в три меня здесь еще не было, — бросила она ему вне себя от ярости. — Дело в том, что Инее привезла меня домой в десять минут четвертого; если не веришь, спроси у нее, она подтвердит.

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

— Вероятно, потому, что он заслуживает только презрения, — едко ответила она, и, когда его красивое лицо исказил бешеный гнев, у нее по спине пробежал опасливый холодок. И как это ей могло прийти в голову, что она любит такого высокомерного, противного?..

— Ты играешь с огнем, девочка моя, — тяжело дыша, проговорил он. — Что ж, давай попробуем зайти с другого конца, если ты не против. Что это значит? — Он бросил на туалетный столик маленький голубой конверт, и Келси, вздрогнув, увидела, что он надписан ее собственным почерком.

— По-моему, я все изложила как нельзя более ясно, — холодно ответила она, делая над собой отчаянные усилия, чтобы не дрожал голос.

Он слегка прищурился:

— Да уж, черт побери, куда яснее! Я возвращаюсь из паршивой поездки во Францию, которая достойно завершила адский месяц в Англии, когда несчастья сыпались на меня одно за другим, и обнаруживаю, что мне указывают на дверь. Вот так, никаких тебе объяснений, никаких извинений, ничего!

Она изумленно вытаращила на него глаза.

— Это совсем не то, что ты думаешь. — Она окончательно перестала что-либо понимать.

— Неужто?

— саркастически рассмеялся он. — Так что же это такое? Ты хочешь расторгнуть нашу помолвку? Так вот: мне бы очень хотелось знать имя мужчины, который этому причиной.

Гнев куда-то улетучился, и Келси побледнела:

— Если тебе так хочется это знать, то пожалуйста: его зовут Маршалл Хендерсон.

Целую минуту он молчал, пожирая ее глазами, а потом шумно вздохнул, и его большое тело как-то обмякло.

— Не потрудишься ли объяснить? — отстранение сказал он.

— Могу я присесть? — спросила она с изрядной долей сарказма, и в первый раз с момента их встречи он улыбнулся, хотя в глазах все еще пряталась настороженность.

— Давай. — Он махнул рукой в сторону кровати, но она после минутного раздумья демонстративно прошествовала к мягкому креслу в другом конце комнаты и смущенно примостилась на краешке. — Я жду, — протянул он, бросая красноречивый взгляд на ее белое как мел лицо. — И не нужно так пугаться.

— Я вовсе не пугаюсь, — заявила она и резко откинула голову назад, выставив вперед маленький подбородок. — Не обольщайся.

— Я редко обольщаюсь.

Она проглотила ехидный ответ, готовый сорваться с языка, и хмуро посмотрела на него исподлобья, пытаясь проникнуть в его мысли. А он, казалось, уже совершенно расслабился — полный контраст с той яростной собранностью, в которой он пребывал всего лишь несколько минут назад, на твердо очерченных губах даже играло нечто вроде улыбки. Не человек, а хамелеон какой-то!

— Ты сюда ни разу не приезжал, — запинаясь, начала она, понимая, что нужно говорить крайне осторожно, чтобы не выдать себя. Он ни за что не должен догадаться, как ранило ее его долгое отсутствие. — Я отлично помню, как в Англии ты говорил, что будешь приезжать каждый уик-энд, и я просто подумала.., ну.., что ты, наверное, занят. То одно срочное дело, то другое…

Она запнулась, и он окинул ее ободряющим взглядом.

— Ну и что?

— Вот я и решила, что ты, может быть, сожалеешь об ограничениях, которые наша помолвка накладывает на твою светскую жизнь, о дополнительных трудностях…

— Короче говоря, ты решила, что я не приезжал из-за того, что вращался в других.., сферах? — Его голос звенел, как сталь, и от нее это не ускользнуло.

— Я не знала, что и подумать. Эти телефонные звонки — только спросишь, как дом, и сразу — бац! — бросаешь трубку! А в последние дни ты и звонить перестал.

— Возможно, так оно и было, но дело в том, что я работал от зари до зари и сверх того, — мягко произнес он. — Когда я звонил тебе в последний раз, я предупредил, что еду во Францию и что там мне придется туго.

— Я думала, ты едешь всего на один день. — Вид у нее был совсем унылый. — А сюда ты ни разу не приезжал.

— Не потому, что не хотел. — Внезапно появившаяся в его взгляде нежность повергла ее в такое смятение, что она, повернувшись в кресле, стала смотреть в другую сторону. — Я не стану докучать тебе перечислением всего, что произошло за последние недели, но из Англии, Келси, мне было никак не вырваться. От меня зависели работа и благополучие слишком многих людей.

— Настолько серьезно? — Она подняла глаза на его угрюмое лицо.

— Поверь уж лучше на слово. — Он отбросил со лба черные волосы, и она впервые заметила, каким усталым он выглядит, каким измотанным. — Это было ужасно, но худшее уже позади, и потери минимальны. Как часто бывает в таких случаях, дело вдруг приняло неожиданный оборот, и мы теперь сильнее, чем прежде, но некоторое время все висело на волоске.

— Правда? — Она вдруг почувствовала себя ужасной дурой. И зачем она только написала это письмо? Это все он, Маршалл. Из-за него она совершает поступки, которых в нормальном состоянии никогда бы не совершила.

— Так или иначе, я приехал. — Он ехидно усмехнулся. — Рада меня видеть?

— Да, рада. — Келси сочла, что честность в умеренных дозах не повредит. — Мне столько нужно тебе показать и…

— Иди ко мне.

Увидев, какое у него лицо, она застыла, а ее мысли понеслись галопом. Это же Маршалл, прирожденный обольститель: выражение сердечности и нежности на его лице ничего не значит, он, наверное, был таким со всеми, он…

— Иди ко мне, я сказал.

Она медленно поднялась и с каменным лицом, напряженной походкой пересекла комнату.

— Ты все-таки обворожительный клубок противоречий, — лениво пробормотал он, властно заключая ее в объятия. — То сущая снежная королева, а через минуту — просто бочка с динамитом.

Она бросила на него настороженный взгляд — лицо как мел, янтарные глаза прищурены.

— Ты думаешь? — Келси напряглась в его объятиях, как натянутая струна.

— Не думаю, а знаю. — Он коснулся ее лица, осторожно провел по нежному подбородку. — Какая у тебя чудесная золотистая кожа, маленькая пчелка моя. А волосы… — Его прикосновения ее загипнотизировали, зрачки расширились так, что глаза стали почти черными. — Ты рада меня видеть? В самом деле рада?

— Да. — Ее голос был так же бесстрастен, как и ее лицо. Он ни за что не должен догадаться, как она рада. Этого унижения, в добавление ко всему остальному, ей просто не вынести.

Что он думает, когда вот так смотрит на нее? Это было выше ее понимания. Келси замерла в объятиях Маршалла и напряженно ждала, что будет дальше, а он тем временем внимательно всматривался в ее лицо, изучая его дюйм за дюймом, черточку за черточкой.

— Что ж, можно с уверенностью сказать одно: ты отлично знаешь, как приголубить мужчину, — насмешливо протянул он через некоторое время. — В чем, в чем, а в избытке восторженности тебя не заподозрить.

Она ощутила сильный укол разочарования, когда он ее отпустил, даже не попытавшись поцеловать, подошел к окну и резким движением отдернул легкую занавеску.

— Отлично! Мой “рейндж-ровер” уже пригнали. Терпеть не могу ездить пассажиром.

Она подошла, встала рядом с ним и вгляделась в тихий дворик внизу:

— Ты его взял напрокат? — Она почувствовала запах его одеколона, и мышцы ее живота немедленно отреагировали, судорожно сжавшись.

— Купил. Коль скоро я решил сюда регулярно наезжать, мне понадобится приличная машина. — “Приличным” “рейндж-ровер” был безусловно: сверкающий свежим лаком бутылочно-зеленого цвета, он выделялся среди машин на стоянке, как принц крови среди простолюдинов. — Не беспокойся. — Маршалл скосил глаза и посмотрел на нее сверху вниз; его глаза улыбались. — Для более спокойных условий я потом куплю другую машину, но мне показалось, для знакомства со страной лучше подойдет “рейндж-ровер”. Что-то меня здесь потянуло в горы.

— А я вовсе и не беспокоюсь, — равнодушно ответила она. — Полагаю, к тому времени меня уже здесь не будет.

В его смуглом лице что-то изменилось, хотя она не могла точно определить, что именно, а потом он припал к ее губам медленным, дразнящим Поцелуем, от которого ее сердце бешено забилось, а в ушах оглушительно зазвенело.

— Келси, — простонал он, хмелея от ее близости и страстно проводя руками по ее спине, — что же ты со мной делаешь? — Поцелуй вдруг стал почти свирепым, в нем была жестокая, звериная чувственность, от которой она беспомощно задрожала, а ее руки помимо воли обхватили его за плечи.

Она не почувствовала, как он подвел ее к кровати, но, когда упала на мягкое одеяло, на короткое мгновение к ней вернулся рассудок, и от страха ее глаза расширились. “Маршалл, нет…” Ее шепот заглушили его твердые губы, он снова зажал ей рот, стремясь проникнуть в его сладостную глубину, а в его движениях появилась настойчивость, которой ее тело не замедлило подчиниться. Как она его любит…

Лишь ощутив его руки, гладившие обнаженную кожу ее живота, она вернулась к реальности и осознала, насколько велик беспорядок в ее одежде. Она не знала, когда он успел расстегнуть ее блузку, и теперь, обнаружив, что полуобнажена, залилась пунцовой краской и, стремительным рывком отвернувшись от него, села.

— Прости. — Она трясущимися руками запахнула блузку и низко опустила голову, так что упавшая копна волос закрыла ее красное лицо от его пронизывающего взгляда. — Я не хотела тебе позволить… Я не должна была… Мне не следовало…

— Это мне не следовало. — В голосе Маршалла слышалась все та же ядовитая самоирония, и Келси не смела поднять на него глаза. — Входя в эту комнату, я дал себе зарок, что не трону тебя сегодня и пальцем. Я хотел, чтобы ты меня получше узнала и наши отношения как-то снова наладились.

— А что, разве они когда-нибудь были налажены? — с горечью спросила она.

— Возможно, и нет. — В его голосе появилась едва заметная хрипотца. — Но если я тебя соблазню, они вряд ли улучшатся, не так ли? Слушай, Келси, ведь ты мне не доверяешь? В этом все дело?

— Нет, дело не в этом, — ответила Келси, не поднимая глаз.

— Нет, черт побери, в этом! — грубо оборвал он ее. — Не знаю уж, с чего ты вбила в свою умненькую головку, что ты у нас эдакая Красная Шапочка, а я — злой Волк. Рано или поздно тебе придется подпустить меня поближе.

— Почему? — Она наконец подняла голову и посмотрела в его загадочные глаза.

— Потому, — отрывисто бросил он.

— Почему — потому?

— Потому — и все. — Он наклонился к ней и начал застегивать блузку; движения его пальцев были спокойными, уверенными, на лице холодная, отрешенная маска. Как он владеет собой! Гнев жаркой волной прилил к лицу Келси, и оно сделалось совсем красным. Камень какой-то, а не человек!

— Чтобы ты поставил еще одну галочку в списке своих побед? — Злые слова сорвались с ее языка помимо воли; Келси понимала, что несправедлива к Маршаллу, но не могла остановиться — она была готова наговорить чего-нибудь еще похуже и задеть его еще больше, лишь бы только сорвать с его лица эту жуткую холодную маску.