Д'Арманьяки

      – Сдаёмся, сдаёмся! – завопили бургундцы.
      Они поспешно спешивались и бросали на землю оружие. Их сразу же валили лицом на землю и связывали руки. В пылу всей этой суматохи занавесь в одной из карет колыхнулась, и из окна показалось лицо юной девушки с красиво уложенными волосами. Она некоторое время смотрела на происходящее удивлёнными глазами, а потом мягким голосом, в котором явственно различались повелительные нотки, спросила:
      – Что происходит?
      Жорж де Крусто, которого сразила красота этой девушки, буквально слетел с лошади, подскочил к карете и, отвесив глубокий поклон, ответил:
      – Ничего такого, что бы вас коснулось, сударыня! Мы всего лишь предъявляем счёты людям, которые вас сопровождали. Потерпите немного, и вы сможете продолжить путь.
      – А как же наша стража? – спросила девушка. – Когда вы их отпустите?
      – Боюсь, что никогда, сударыня. Мы заберём их с собой!
      Девушка отворила дверцу. Увидев это, де Крусто подал руку и помог ей спуститься. Вслед за первой девушкой вышла ещё одна, почти такая же миловидная, как первая. Жорж де Крусто обомлел, растерянно переводя взгляд с одной на другую.
      – Боюсь, вы не отдаёте себе отчёт, сударь, – голос девушки оторвал де Крусто от грёз.
      – В чём, сударыня?
      – Для начала, сударь, – вы не могли бы приказать своим людям не обращаться столь грубо с нашей охраной, – девушка сделала это замечание, увидев, как связанных бургундцев поднимают с земли и привязывают друг к другу, создавая единую цепочку из пленных.
      – Сожалею, сударыня, о том, что не могу выполнить вашу просьбу, – вежливо ответил де Крусто, – в моём понимании, они заслуживают и большего.
      – Сударь, – высокомерно заявила девушка, – вы отдаёте себе отчёт, что, оскорбляя таким поведением моих стражей, вы тем самым оскорбляете меня? Прошу вас немедленно отпустить этих несчастных. В обмен я обещаю, что ничего не скажу отцу.
      Де Крусто не сдержал улыбки.
      – И кто же ваш отец, сударыня?
      – Герцог Бургундский, – высокомерно ответила девушка, ожидая увидеть испуг на лицах своих захватчиков, но вместо этого… она увидела направленные на себя десятки взглядов, которые полыхали лютой ненавистью.
      – Молчите, ваше высочество, молчите, – запоздало закричал один из связанных стражников, – разве вы не видите белые перевязи под плащами этих людей?
      – Ну и что? – Луиза Бургундская непонимающе посмотрела на кричащего.
      – Это арманьяки! Арманьяки!
      – Арманьяки? – Луиза Бургундская внезапно побледнела, когда смысл этих слов дошёл до неё. Арманьяки – злейшие враги её отца, – их же всех убили, – прошептала она.
      – Как видите, не всех, – мрачно отозвался де Крусто и, отвернувшись от неё, бросил своим людям: – Посадите её высочество в карету. Она поедет с нами.
      Путь до Осера занял почти четыре часа. Все это время обе девушки, прижавшись друг к другу, вели между собой приглушённый разговор. Обстановка, в которой они оказались, внушала им сильный ужас и безотчётный страх. Обе были прекрасно наслышаны о кровавой вражде между бургундцами и арманьяками. Долгими ночами, особенно после того, как они отправились из монастыря в Дижон, они слушали рассказы о том, как могущественный герцог уничтожил своих кровных врагов. Для них эти рассказы были чем-то очень близкими и в то же время очень далёкими, как рыцарские романы, с той лишь разницей, что главным действующим лицом в них являлся герцог Бургундский. И вот весь ужас кровавой вражды стоял перед ними.
      – Господи боже, что будет? Что будет? – шептала Шарлотта де Лаваль. – Арманьяки… они убьют нас, убьют. Мне рассказывали, что эти люди не знают, что такое милосердие. Они убивают всех, кто встанет у них на пути. Именно из-за этого и началась вражда. Это чудовища, которые могут подвергнуть самым изощрённым пыткам… О, Луиза, что нам делать? Где найти спасение?
      – Не знаю, Шарлотта, – шептала со смятением в ответ Луиза, – будем уповать на святую деву Марию. Она не оставит нас в беде, как и этих несчастных, которых ведут, словно скот, – она сжала рукой медальон, подаренный аббатисой и, наклонив голову, горячо зашептала молитву.
      – Смотри, Луиза, – голос Шарлотты был наполнен ужасом.
      Луиза посмотрела в окно. Они въезжали в город, на стенах которого висели мёртвые тела. На одном из них остались остатки плаща, на котором виднелся Андреевский крест.
      – Господи, защити нас! – одновременно вскрикнули обе девушки.
      Филипп проспал до полудня следующего дня. Проснувшись, но ещё не открывая глаз, он понял, что очень давно не чувствовал себя таким свежим и отдохнувшим. Когда Филипп открыл глаза, то ему почудилось, что он всё ещё спит. Напротив постели стоял Коринет, в руках у него была шляпа Филиппа, которую он рассматривал со всех сторон, а потом, к ещё большему удивлению, поднёс её к носу и понюхал.
      – Могу я спросить, что ты делаешь?
      От неожиданности Коринет выронил из рук шляпу, но тут же нагнулся и поднял её. Растерянный взгляд Коринета блуждал рядом с Филиппом.
      – Ты собираешься мне ответить?
      – Я смотрю, чистая она или нет, – нашёлся Коринет. Филипп откинул одеяло и встал с постели. Потянувшись всем телом, он повернулся к Коринету и спросил:
      – Этим могут заняться слуги… а почему ты её нюхал?
      – Может быть неприятный запах и…
      – Где моя одежда? – Филипп прошёлся по всей комнате, но так и не нашёл, что искал и снова повернулся к Коринету, – что происходит? Где, чёрт побери, моя одежда?
      К счастью Коринета, дверь в эту минуту открылась, и он испытал огромное облегчение, увидев молодую служанку, которая внесла в комнату аккуратно сложенную одежду Филиппа. Сложив всё это на постели, она вышла.
      – Ты граф Арманьяк, и я подумал, негоже тебе ходить как прежде, – Коринет исподтишка посмотрел на Филиппа и понял, что он ничего не заподозрил.
      – Благодарю тебя, мой друг, но я вовсе не хочу, чтобы ко всему прочему ты ещё заботился о моей одежде, у тебя… Филипп осёкся, увидев, что на кресле хорошо заметна большая вмятина, словно в нём кто-то находился долгое время.
      – Мы в Осере, – Филипп выразительно посмотрел на Коринета, – не надо всё время за мной ходить и тем более охранять ночами. Ты меня понимаешь?
      – Да, – коротко ответил Коринет.
      – Вот и отлично!
      Филипп накинул на себя белоснежную рубашку с высоким воротником, облачился в обтягивающие штаны, надел длинные сапоги с высокими бортами и опоясавшись шпагой, вышел из комнаты. Коринет пошёл за ним следом. Филипп остановился на лестнице и, обернувшись, увидел, что Коринет идёт за ним следом.
      – Не стоит опекать меня, словно я всё ещё ребёнок, – тихо сказал ему Филипп, – поверь, я могу и сам справиться. Договорились?
      Коринет кивнул.
      Филипп сошёл вниз и, пройдя в обеденный зал, сел за стол. Коринет сел напротив него и подозрительно оглядывал любого, кто подходил к Филиппу. Слугу, несшего блюдо с жарким, он напугал до смерти, вскочив и неожиданно потребовав от него, чтобы он сам попробовал принесённое блюдо. Слуга выполнил его требование. Коринет долгое время смотрел на несчастного, пока до него не дошло, что бледность слуги – следствие страха, а не чего-либо иного. Филипп только и мог, что качать головой. Когда наконец Коринет сел обратно, отпустив слугу, Филипп смог приступить к обеду. И он сделал это незамедлительно, ибо чувствовал страшнейший голод. Утолив его, Филипп встал из-за стола, предварительно кинув внушительный взгляд на Коринета, который сделал равнодушный вид, будто не замечает его. И когда Филипп вышел во двор, Коринет снова последовал за ним. Поняв, что все его увещевания ни к чему не приведут, он направился к площадке, которая во времена его отца служила местом для тренировки рыцарей. На площадке стояли шестеро молодых людей, в руках которых были шпаги с тупыми наконечниками. Чуть поодаль стоял Антуан де Вандом. По взмаху его руки молодые люди разбились на три пары и сошлись в поединках. Антуан де Вандом подходил к одной из пар и показывал, как правильно атаковать или защищаться. Филипп остановился невдалеке, наблюдая за действиями своего друга и отмечая про себя его собственные ошибки. Филипп простоял несколько минут, наблюдая за ними. Убедившись, что его друг нуждается в подсказках не меньше, чем все остальные, он пошёл к ним. Антуан де Вандом остановил поединки и первым поклонился Филиппу. Остальные так же почтительно приветствовали монсеньора. Филипп попросил у одной из пар шпаги. Когда они отдали их, он бросил одну де Вандому, а после этого занял позицию. Де Вандом, не скрывая улыбки, встал напротив. Шпаги скрестились.
      – Колющий, – Филипп с ленивой размеренностью наступал на друга. Де Вандом, не прилагая усилий, отбивал удары Филиппа. На его губах заиграла довольная улыбка. Внезапно Филипп стал действовать быстрее, и прежде чем де Вандом понял, что он хочет сделать, у него возле шеи оказался кончик шпаги Филиппа.
      – Я отомщу, – пообещал де Вандом, бросаясь в атаку и сразу же наседая на Филиппа, который отступил на несколько шагов только для того, чтобы воспользоваться атакой Антуана против него самого. Шпага Филиппа, словно змея, обвилась вокруг шпаги Антуана и, покрутившись несколько раз, снова упёрлась ему в шею, когда шпага друга прошла мимо на целый дюйм.
      – Проклятье, – зарычал Антуан, – со мной ещё никто не обходился столь неуважительно, ты ответишь мне за эти издевательства.
      За четверть часа боя Филипп, к величайшему раздражению Антуана, не получил ни одного укола, в то время как он сам получил их не менее двух десятков и причём совершенно разных, как говорится, на любой вкус. Они остановились. И только сейчас заметили, что вокруг них собралась довольно значительная толпа, которая с нескрываемым восхищением следила за действиями Филиппа.
      – Продолжим, – предложил де Вандом и добавил, – будь уверен, я приложу все усилия для того, чтобы если не победить, то во всяком случае не выглядеть рядом с тобой полным идиотом.
      Филипп поклонился своему сопернику. Они продолжили бой. Поглощённые боем, они не заметили, как во двор замка через мост въехал Жорж де Крусто со своими людьми, которые вели пленённых бургундцев, а вслед за ними во двор въехала карета и остановилась шагах в двадцати от места, где они сражались.
      Жорж де Крусто открыл дверцу, молчаливым жестом приглашая девушек выйти. Луиза, а вслед за ней и Шарлотта, покинули карету. Шарлотта прижалась к Луизе, испуганно оглядываясь вокруг себя. Луиза хотя и была напугана не меньше Шарлотты, но тем не менее держалась достойно и не показывала свой страх. Они проследили взглядом за человеком, который пленил их, и увидели, что он направляется в сторону двух молодых людей, которые, обливаясь потом, вели поединок в окружении нескольких десятков зрителей.
      – На сегодня хватит, – Филипп остановился и салютовал шпагой побеждённому противнику.
      Антуан де Вандом с унылым видом последовал его примеру. Кто-то подал полотенце Филиппу. Он вытер лицо и шею, а затем бросил его Антуану, который снова последовал его примеру. Филипп наконец обернулся и только сейчас заметил довольное лицо де Крусто, а за ним связанных бургундцев и двух юных девушек, которые стояли возле кареты и смотрели прямо на него.
      – Мы захватили бургундцев недалеко от Труа, – доложил де Крусто, – хотел их сразу повесить, но решил вначале привести их в город. Решай сам, что с ними делать!
      Ни Филипп, ни Крусто не заметили, как побледнели лица девушек при этих словах.
      – Одного оставьте, он мне понадобится, а остальных повесить, – коротко приказал Филипп и собирался уже спросить Крусто о девушках, как одна из них подбежала прямо к нему и, пылая гневом, бросила в лицо:
      – Вы чудовище! Убить безоружных людей способно лишь бездушное, отвратительное создание, не имеющее ни сердца, ни жалости!
      Филипп ничего не ответил. Лишь хмуро посмотрел на неё и прошёл мимо. Не оборачиваясь, он бросил, обращаясь к де Крусто:
      – Не понимаю, зачем ты приволок их сюда. Посади в карету и отправь куда они пожелают. Я не хочу их здесь видеть.
      – Это дочь герцога Бургундского, – негромко ответил де Крусто.
      Филипп сделал несколько шагов и остановился. Затем медленно повернулся и посмотрел на Луизу. Его взгляд полыхнул с такой ненавистью, что Шарлотта прижалась спиной к дверце кареты и начала шептать молитву.
      – Да, я дочь герцога Бургундского, – гордо выпрямившись, бросила в лицо Филиппу Луиза и продолжала так же гордо: – И я даю вам слово, сударь, если вы тронете хотя бы одного из моих людей, я не успокоюсь до тех пор, пока вы не ответите перед богом и моим отцом за это злодеяние. Я сделаю всё, чтобы вы понесли заслуженное наказание. И не только вы, а все ваши родные и близкие. Я прокляну мать, которая дала вам жизнь. Я прокляну отца, который воспитал вас таким чудовищем. Остановитесь, или вам придётся горько раскаяться!
      Филипп почувствовал, что теряет способность думать. Ярость охватила его с такой силой, что он не видел никого, кроме Луизы. Больше не отдавая себе отчёт в своих поступках, Филипп подошёл к Луизе и, схватив за волосы, бросил на землю. А потом, не обращая внимания на подбежавших к нему де Крусто и Де Вандома, которые пытались остановить его, держа за волосы, потащил Луизу по земле в направлении замка. Друзья встали перед ним, но Филипп с такой яростью закричал:
      – Прочь от меня! – что они вынуждены были отойти.
      Луиза чувствовала сильную боль, но в голове билась одна и та же мысль. «Не проси о пощаде, умри достойно. Покажи им, кто такие бургундцы!»
      Филипп протащил её по замку, потом по лестнице и под конец, открыв дверь своих покоев, бросил Луизу на постель.
      – Я не боюсь смерти, – закричала Луиза, отползая к изголовью, – можешь и меня убить.
      – Убить? – мрачно переспросил Филипп, – ты не заслуживаешь такого счастья. Отныне – твоим уделом станут страдания. Только тогда ты всё поймёшь.
      Филипп вытащил шпагу и направил острие на бурно вздымающуюся грудь Луизы.
      – Святая дева Мария, прими мою душу, – закрыв глаза, шептала Луиза… но смерть не наступала, и она открыла глаза. Филипп распорол её платье. Пока она пыталась понять, почему он всё ещё её не убил, Филипп отбросил шпагу в сторону и руками разорвал остатки платья. Луиза даже опомниться не успела, как осталась совершённой обнажённой перед яростно наступающим Филиппом.
      – Нет, лучше убейте, – вскричала Луиза.
      – Ты не заслуживаешь смерти! – Филипп стащил с постели обнажённую Луизу и бросил на пол перед собой.
      – Прошу вас, – вся решимость Луизы мгновенно рухнула, в глазах появились слёзы, она отползала от надвигающегося Филиппа, – прошу вас, умоляю, лучше убейте меня… я не смогу жить без чести.
      – Твой отец может, сможешь и ты, – услышала Луиза безжалостный ответ.
      Слёзы полились из её глаз, она подняла взгляд и с мольбой обратилась к Филиппу.
      – Сжальтесь надо мной, не делайте этого! Ведь вы хороший человек, я вижу это. Не оскверняйте себя поступком, в котором сами же раскаетесь. Я не принадлежу вам и никогда не смогу принадлежать. Честь женщины принадлежит супругу. Только он один может её взять. Вы сделаете меня несчастной на всю оставшуюся жизнь. Я не смогу смотреть в глаза моих родных. Я стану отвергнутой повсюду. Неужели этого вы добиваетесь? Неужели в вашем сердце не осталось жалости? Неужели доброта и сострадание покинули вашу душу? Пожалейте меня, умоляю вас, заклинаю всем, что дорого вам!
      – Все, что было дорого мне, – умерло, – глухо ответил Филипп, сбрасывая с себя одежду.
      – Умоляю вас, – судорожно рыдая, прошептала Луиза, – я поклялась святой деве, что моим телом будет обладать лишь мой супруг… умоляю вас…
      Филипп лёг на Луизу и рывком раздвинул её ноги.
      – Умоляю вас, остановитесь, – закричала Луиза, но тут же исторгла другой крик – наполненный болью. Она закусила до крови губы, чувствуя невыносимую боль от резких движений. Всё закончилось быстро. Филипп, стараясь не смотреть на лежащую перед ним обнажённую Луизу, которая молча рыдала, закрыв лицо руками, быстро оделся и, схватив шпагу и разорванное платье, не оглядываясь вышел. На лестнице ему попалась горничная:
      – Отнесите платье в мои покои. Оденьте её, а потом вышвырните из замка!
      – Да, монсеньор, – испуганно ответила горничная.
      Филипп вышел во двор замка и, не обращая внимания на десятки молчаливых взглядов, направился к пленным. Шарлотта де Лаваль, увидев в его руках платье Луизы, с криком:
      – Что вы с ней сделали? – рванулось было к нему, но Филипп окинул её таким холодным и грозным взглядом, что она отошла назад и ещё сильнее прижалась спиной к карете.
      – Развяжите его, – приказал Филипп, указывая на самого молодого бургундца среди пленных.
      Несколько человек из людей де Крусто бросились выполнять приказ.
      – Подойди, – приказал Филипп, когда пленного освободили от пут.
      Пленный, боязливо озираясь, выполнил приказ. Филипп бросил ему в лицо платье Луизы. Пленный поймал платье и растерянно посмотрел на Филиппа, не понимая, что ему с ним делать.
      – Поедешь в Париж и отдашь это платье герцогу Бургундскому. А на словах скажешь ему, что человек, которого он знает под именем Санито де Миран, забрал его честь, как заберёт жизнь! Дайте ему коня и выведите из города, а остальных пленных повесить на городских стенах, – громко крикнул Филипп.
      Все его приказы выполнялись с необыкновенной быстротой. Все вокруг чувствовали ярость главы арманьяков, и если многие не понимали её, лишний раз привлекать его внимание не хотели. Пока Филипп наблюдал, как выполняется его последний приказ, к нему подошёл Антуан и, немного помолчав, сказал:
      – Порой твоя ярость даже меня пугает!
      Филипп ничего не ответил. Мало кто знал, о чём он думает в эти минуты, наблюдая за тем, как бургундца сажают на лошадь. В сопровождении двух арманьяков тот покинул замок. Едва цокот на мосту затих, как из дверей замка показалась Луиза. Она была одета в старое поношенное платье и шла, опустив голову и обхватив плечи руками. Тело судорожно дёргалось. Хотя никто не видел её лица, все понимали, что она плачет. Многие вокруг Филиппа с сочувствием смотрели на неё, но в его глазах кроме ненависти не было ничего.
      Проходя мимо Филиппа, Луиза остановилась и подняла на него залитое слезами лицо с красными глазами.
      – Будьте вы прокляты, – прошептала Луиза прерывающимся от рыдания голосом, – будьте прокляты!
      Лицо Филиппа исказила гримаса насмешки.
      – Я давно проклят!
      Луиза опустила голову и двинулась к карете. Шарлотта бросилась ей навстречу как только Луиза миновала Филиппа, и, схватив её за плечи, повела к карете:
      – Молчи, Луиза, ради всего святого молчи, – шептала Шарлотта, – разве ты не видишь, какой это страшный человек?
      Шарлотта усадила Луизу в карету, а чуть позже кучер, который так и не слез с козел, стеганул четвёрку лошадей, и карета покатилась по улицам Осера. Жители города с удивлением созерцали карету с бургундскими гербами.
      – Зачем они приезжали? – спрашивали они друг друга.
      – Возможно, хотят заключить мир, – предполагали другие.
      Но, как и первые, они ошибались. Но слух о том, что граф Арманьяк обесчестил дочь герцога Бургундского, начал с непостижимой быстротой распространяться по городу.
      Луиза уткнулась головой в дверцу кареты и невидящим взглядом следила за проплывающими домами. Уже на выходе из города она выпрямилась, что-то высматривая, потом закрыла лицо руками и снова зарыдала. Шарлотта потянулась посмотреть, что вновь расстроило Луизу. Напротив городских стен спешно сооружали виселицы, к которым подтаскивали пленных бургундцев.
      – Я хочу в монастырь, – прошептала Луиза, – Шарлотта, отвези меня к матушке.

Глава 14
ИНТРИГИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

      – Ну, скажите, сестра, разве она не чудо?
      Этот вопрос задала королева Франции, обращаясь к Иоланте Арагонской. Обе королевы восседали на диване, обитом жёлтом бархатом, в будуаре королевы Франции. Вокруг них находились несколько фрейлин, которые при словах королевы громко захлопали. Иоланта Арагонская изобразила на лице милую улыбку, хотя ненавидела карликов всей душой. Они выглядели настолько отвратительно, что всегда вызывали у неё непроизвольное отвращение. Однако, несмотря на это, она с улыбкой смотрела на карлицу, которая была выряжена в роскошное белое платье, и в нём кривлялась перед королевой Франции, изображая смешные па, которые, видимо, доставляли Изабелле Баварской огромное удовольствие. Королева постоянно хлопала в ладоши и подбадривала карлицу, которая ко всему прочему начала строить отвратительные гримасы на лице и скалила зубы. При виде этого зрелища королева залилась смехом и ещё громче захлопала в ладоши. Фрейлины вторили ей, подражая буквально во всём. Веселье в будуаре королевы слегка нарушил герцог Бургундский, который появился с весьма мрачным лицом.
      – Герцог, – королева протянула ему навстречу обе руки, – как выразить мне свою благодарность за столь чудесный подарок?
      – Подарок? – герцог Бургундский поклонился Иоланте Арагонской, а затем по очереди поцеловал обе руки.
      – Я имею в виду это прелестное создание, – пояснила королева, – указывая на карлицу. При её виде герцог поморщился, – как мило с вашей стороны, герцог. Откуда вы знали, что я питаю слабость к этим маленьким существам?
      – А почему, мадам, вы решили, что этот подарок, – герцог Бургундский снова поморщился, указывая на карлицу, – исходит от меня?
      – Но не будьте таким скромным, – королева легко засмеялась, – ваш канцлер привёл её ко мне и передал, что герцог Бургундский передаёт в дар это милое существо, зная о том, что королева в последнее время скучает. Благодарю вас, герцог! Это лучший подарок, который вы только могли мне сделать!
      – Припоминаю, я говорил Лануа что-то по поводу этой… этого милого существа, – герцог Бургундский начал догадываться, что канцлер принял это решение единолично, но раз королева довольна, следовательно, он поступил правильно.
      – Но отчего вы такой мрачный, герцог? – слегка обеспокоенно спросила королева, – Париж снова недоволен и горожане призывают к восстанию?
      – Париж спокоен, мадам, как воды Сены! Они уже пресытились кровью, чего нельзя сказать о моих провинциях!
      – В провинции бунт?
      – Да, мадам, – раздражённо ответил герцог Бургундский, – восстал Осер. Они перебили мой гарнизон и в настоящее время, как мне доложили, укрепляют город.
      – Но как это могло произойти, – удивлённо спросила королева.
      – Похоже, некоторые из Арманьяков остались в живых, – ответил герцог Бургундский, – и теперь, по всей видимости, пытаются поднять всю провинцию на мятеж. Кстати, один из наших парижских друзей, – это слово герцог произнёс со зловещей ухмылкой, – примкнул к восставшим.
      – Как любопытно. И кто же это?
      – Тот, кто убил моих гвардейцев, а после устроил резню в часовне аббатства Сен-Дени. Санито де Миран. Похоже, этот человек становится моим проклятием.
      – Де Миран, – вырвалось у Иоланты Арагонской, которая до сих пор слушала молча, – вы, наверное, ошибаетесь, герцог, я слышала, он умер!
      – Если бы? – пробормотал герцог Бургундский, и уже громче добавил, – у меня самые точные сведения. Этот человек жив и находится в данное время в Осере, но поверьте моему слову, ваше величество, ему недолго осталось.
      Новости были просто ошеломляющие. Иоланта Арагонская погрузилась в раздумья, пытаясь понять связь между всеми происшествиями, связанными с именем этого человека. Он жив несмотря ни на что. Кто же мог спасти его? Мирианда, – неожиданно вспомнила она и, извинившись перед королевой, покинула будуар. После её ухода королева с герцогом Бургундским прошли в смежную с будуаром комнату и прикрыли за собой дверь.
      – Я хочу к моей королеве, – плаксиво заявила карлица, – почему её забрал герцог, пусть немедленно вернёт обратно.
      Фрейлины теперь уже по-настоящему залились смехом, а карлица с трагическим видом подошла к двери, за которой они уединились. До неё донеслись обрывки фраз.
      – Я подписал, осталась только ваша подпись… – что-то зашуршало, а вслед за этим карлица услышала голос королевы:
      – Возьмите, герцог!
      – Оставьте у себя, мадам, в нужный час я пришлю за ним человека.
      Послышался шум. По характерным признакам карлица догадалась, что королева открывает секретер. Она отошла от двери и, паясничая перед фрейлинами, незаметно выбралась из будуара.
      – Подождём, пока они уйдут, – прошептала карлица, оказавшись одна в коридоре.
      Иоланта Арагонская знала, где найдёт свою племянницу. В последние дни Мирианда облюбовала себе скамеечку в парке, которая была довольно далеко от всех остальных, что обеспечивало уединение Мирианде. Она проводила дни напролёт в молчаливом одиночестве. Сложив руки на коленях, она постоянно смотрела ввысь, словно выискивала там что-то. Она почти ни с кем не разговаривала, и хотя больше не отказывалась от еды, всем своим видом показывала полное неповиновение. Иоланта не тревожила Мирианду ибо когда-то сама была влюблена и хорошо знала, что чувствует её племянница. Но теперь перед ней стоял сложный выбор. Мирианда смирилась с мыслью, что её возлюбленный погиб, сказать ей правду, следовательно, дать надежду, а это могло означать союз с этим безвестным человеком, который, к тому же, нажил себе могущественных врагов. Когда-то её племянница могла рассчитывать на хорошую партию, пусть не во Франции, а хотя бы в той же Испании. Иоланту мучил один вопрос. Почему этот человек с такой лёгкостью заводит себе врагов и каких? Один герцог Бургундский чего стоил. Человек, который держал в страхе Париж, да и всю Францию не пугает этого Санито де Мирана, даже наоборот, он всячески пытается вызвать его гнев. Напрашивалось два ответа. Либо этот человек глуп или безумен, либо – Иоланта Арагонская, которая уже вышла в парк, внезапно остановилась.
      Либо с этим человеком связана какая-то тайна. Это могло объяснить многое, но не убийство епископа. Оно не вязалось со всем остальным его поведением, которое было открыто направлено против герцога Бургундского. Иоланта знала, что такое власть и понимала, что так просто герцог Бургундский её не уступит. А в свете развивающихся отношений между её дочерью и дофином, герцог уже сейчас казался серьёзным препятствием к достижению мечты Иоланты. Весьма возможно, что дофин, который являлся весьма настойчивым и целеустремлённым юношей, мог не смириться с властью герцога Бургундского и тогда… между ними начнётся война за престол Франции. Следовательно, человек, который враждует с герцогом Бургундским, может уже сейчас считаться другом. Иоланта окончательно пришла к мысли, что должна сообщить Мирианде о де Миране. К тому же, кто поручится, что через какое-то время они не встретятся.
      Приближаясь к Мирианде, которая, как и думала Иоланта, сидела на обычном месте, она увидела рядом с ней своего сына. Она улыбнулась, увидев, как он, преклонив колено, пытается вымолить прощение у своей кузины. Она приблизилась к ним настолько, чтобы не мешать и в то же время слышать всё до мельчайших подробностей.
      – Кузина, – говорил с вдохновением герцог Барский, вы помните, как однажды поранили голову, и я на руках нёс вас домой. Вы помните, как я плакал, когда лекарь перевязывал вашу очаровательную голову. Мы выросли вместе, проводили целые дни напролёт рядом друг с другом, делились горестями и радостями. Были близки больше, чем родные брат и сестра, а сейчас после того, как мы столько всего перенесли вместе, из-за нескольких слов, вы…
      – Из-за нескольких слов? – впервые Мирианда посмотрела на кузена, – вы оскорбили благородного человека, который к тому же стерпел от вас оскорбление, но не обнажил оружия. Вы посмеялись и оскорбили мою любовь, вы оклеветали его, а потом пытались отдать его, тяжело раненного, умирающего, страже. И после всего этого вы смеете говорить, что виной этому всего лишь несколько слов? – гневно спросила Мирианда.
      – Я виноват, кузина, – раскаиваясь, ответил герцог Барский, – я нижайше прошу прощения. Если хотите, я всему двору объявлю, что Санито де Миран был лучшим из людей. Я сделаю всё, что угодно, лишь бы заслужить ваше прощение.
      – Я могла бы простить всё, – тихо произнесла Мирианда, – но то, что вы бросили его одного умирать на улице, – не прощу никогда.
      – Она передумает, – улыбаясь, сказала Иоланта, – она приблизилась к ним.
      Мирианда встала и сделала реверанс. Герцог Барский тоже поднялся, при этом он развёл руками, как бы говоря, что все его просьбы напрасны.
      – Со всем уважением, ваше величество, но я не передумаю, – твёрдо произнесла Мирианда, смело глядя в глаза Иоланты, – почему вы улыбаетесь? Я сказала что-то смешное?
      – Ты начинаешь грубить, Мирианда, а это вещь совершенно неприемлемая, – Иоланта говорила серьёзным тоном, но лицо по-прежнему улыбалось.
      – Вы слишком веселы сегодня, матушка, – подозрительно спросил герцог Барский, – неужто дофин, наконец, сделал предложение моей сестричке?
      – Пока нет, – ответила Иоланта, но это вскоре произойдёт. А пока, – она бросила лукавый взгляд на своего сына, чем несказанно удивила его, – я намерена немедля заняться судьбой моей племянницы.
      – И что же вы намерены делать? – вызывающе спросила Мирианда.
      – Выдать тебя замуж в ближайшее время, – последовал ответ.
      – Никогда этого не будет, – резко ответила Мирианда, – я уйду в монастырь и… почему вы снова улыбаетесь? Я не изменю решения.
      – А я тебя и не принуждаю, – весело заявила Иоланта, чем совсем обескуражила Мирианду.
      – Нет?
      – Нет! Если не хочешь, не выходи… просто мне казалось, что ты захочешь этого брака.
      – Не захочу, можете быть уверены, ваше величество!
      – Прекрасно, значит, так тому и быть! Но ты не передумаешь, Мирианда? – уточнила королева.
      – Нет, – не совсем уверенно возразила Мирианда, глядя на смеющееся лицо Иоланты.
      – Хорошо! Возможно, после того, как ты отказалась, тебе захочется узнать имя этого человека?
      – Н-нет.
      – Матушка, не томите, – вскричал герцог Барский, – вы что-то знаете и не говорите нам.
      Иоланта таким взглядом посмотрела на Мирианду, что её бледное лицо начало понемногу розоветь, только неизвестно, какие из чувств тому были виной.