Мерседес Томпсон - Призванные луной

      — Он не любил меня, — заявила я. — Так, как мужчина любит женщину.
      — Конечно, — согласился Бран. — Но он выбрал тебя своей парой. — Он резко встал и протянул руку к пальто. — Сейчас не волнуйся ни о чем. Я просто решил, что ты должна знать. Спи спокойно.

Глава седьмая

      На следующее утро я в куртке Брана отправилась на заправку и купила на завтрак буррито[Буррито — мексиканское блюдо, род пирожка; входит в меню ресторанов быстрого питания. — Прим. перев]. Буррито было если не вкусное, то по крайней мере горячее, а я была достаточно голодна, чтобы съесть что угодно.
      Молодой человек за кассой выглядел так, словно готов был задать мне немало вопросов, но я укротила его взглядом. Мои знакомые осведомлены, что не стоит вступать со мной в борьбу взглядов. Я не была вер-кто-нибудь, но и он тоже, а обо мне он этого не знал. Напугать его было приятно, но я не слишком хорошо себя чувствовала после этого.
      Мне необходимо было что-то делать, все, что угодно, а приходилось все утро ждать. Ждать означало беспокоиться о Джесси, представляя себе, как она страдает в руках похитителей, и думать о Маке и гадать, могла ли я предотвратить его смерть. Это означало снова переживать унижение от того, что Бран объясняет мне: мужчина, которого я люблю, просто меня использует. Мне хотелось убраться из Осинового Ручья, где воспоминания о шестнадцатилетней девочке преследовали меня, как я ни старалась от них избавиться; подчинение Брану слишком глубоко укоренилось во мне — особенно когда его приказ был совершенно ясен. Но испытывать при этом радость было совсем не обязательно.
      Я возвращалась в мотель, дыхание паром вырывалось изо рта, снег скрипел под ногами, когда что-то меня окликнул:
      — Мерси!
      На шоссе остановился зеленый грузовик: очевидно, водитель увидел меня. Но сам он не показался мне знакомым. Яркое солнце, отражавшееся от снега, очень мешало, поэтому я заслонила глаза рукой и повернулась, чтобы лучше его рассмотреть.
      Как только я сделала это, водитель выключил мотор, выпрыгнул из машины и пошел по шоссе..
      — Я слышал, что ты здесь, — сказал он, — но решил, что ты уехала рано утром, иначе давно бы тебя разыскал.
      Голос определенно знакомый, но никак не сочетается с курчавыми рыжими волосами и гладким лицом. Человек как будто обиделся, даже рассердился оттого, что я сразу его не узнала. Потом покачал головой и рассмеялся.
      — Я все забываю, что каждый раз, как погляжу в зеркало, вижу незнакомого человека.
      Глаза, мягкие и голубые, соответствуют голосу, но окончательно я узнала его благодаря смеху.
      — Доктор Уоллес? — спросила я. — Это действительно вы?
      Он сунул руки в карманы, наклонил голову и улыбнулся.
      — Точно, как лунный свет, Мерседес Томпсон, как лунный свет.
      Картер Уоллес работал в Осиновом Ручье ветеринаром. Нет, вервольфов он обычно не лечил, но здесь были кошки, собаки и скот — достаточно, чтобы он был занят. Его дом стоял по соседству с тем, в котором я росла, и он помог мне пережить первые месяцы после смерти приемных родителей.
      Доктор Уоллес, которого я помнила, был человеком средних лет, лысеющим, с животиком, который свешивался над ремнем. Лицо и руки его загорели и покрылись морщинами из-за долгих часов, проведенных на солнце. Встреченный мною человек был худым, поджарым и выглядел голодным; кожа у него была как у двадцатилетнего, но больше всего изменилась не его внешность.
      Картер Уоллес, которого я помнила, был медлителен и мягок. Я видела, как он выманил скунса из груды шин, и при этом тот не окутал никого своей вонью; он голосом удерживал испуганную лошадь, доставая из ее ноги колючую проволоку. В нем было что-то мирное, прочное и подлинное, как в дубе.
      Больше этого не было. Глаза его оставались яркими и добрыми, но в его взгляде, который был устремлен на меня, было что-то хищническое. Облако насилия окутывало его, я почти ощущала запах крови.
      — Давно ли вы стали волком? — поинтересовалась я.
      — В прошлом месяце исполнился год, — ответил он. — Не отрицаю, я клялся, что никогда этого не сделаю. Слишком много и в то же время недостаточно я знал о волках. Но год назад мне пришлось уйти на пенсию, потому что руки больше не работали. — Он с некоторой тревогой оглядел свои руки и чуть успокоился, показав мне, что все пальцы свободно шевелятся. — Я правильно поступил. Если ветеринар к чему-либо и привыкает, особенно здесь, так это к старости и смерти. Джерри снова принялся за меня, но я упрям. Потребовалось нечто большее, чем артрит и Джерри, чтобы я согласился.
      Джерри — это его сын. Он вервольф.
      — А что случилось? — спросила я.
      — Рак костей. — Доктор Уоллес покачал головой. — Мне сказали, что он зашел слишком далеко. Ничего, кроме месяцев в постели и надежды умереть до того, как перестанут действовать уколы морфия. У всего есть своя цена, но этого я перенести не мог. Поэтому попросил Брана.
      — Большинство людей не переживают Перемену, особенно если они уже больны, — заметила я.
      — Бран говорит, что я слишком упрям, чтобы умереть. — Он снова улыбнулся, и его улыбка начала меня тревожить: было в ней нечто такое, чего у доктора Уоллеса, моего доктора Уоллеса, никогда не было. Я забыла, как быть знакомым с человеком по обе стороны Перемены, забыла, насколько волк меняет личность человека. Особенно когда человек его не контролирует.
      — Я хотел возобновить практику, но Бран не разрешает. — Доктор Уоллес чуть раскачивался на каблуках и щурил глаза, словно видел то, чего не видела я. — Дело в запахе мяса. Со мной все в порядке, пока нет крови.
      Последнюю фразу он произнес шепотом, и в его голосе я услышала желание.
      С глубоким вздохом он взял себя в руки и посмотрел на меня глазами, которые были лишь чуть темней снега.
      — Помнишь, годами я утверждал, что вервольфы не очень отличаются от диких хищников.
      «Как большая белая акула или гризли», — говорил он мне.
      — Помню, — ответила я.
      — Самцы гризли не нападают на своих самок, Мерси.
      Они не жаждут насилия и крови. — Он закрыл глаза. — Несколько дней назад я едва не убил свою дочь за то, что она сказала что-то такое, с чем я был не согласен. Если бы Бран не остановил… — Он покачал головой. — Я стал не животным, а чудовищем. И никогда не смогу снова быть ветеринаром. Пока я жив, моя семья никогда не будет в безопасности.
      Последние его слова отозвались эхом. «Черт побери, — думала я. — К этому времени у него уже должен быть прочный контроль. Если он уже целый год волк и все еще не в состоянии контролировать себя в гневе, значит, никогда не сможет, а контроль необходим для выживания. Волки, не умеющие себя контролировать, уничтожаются ради безопасности стаи. На самом деле единственный вопрос: почему Бран до сих пор не принял меры?»
      Хотя ответ я знала: доктор Уоллес был одним из немногих, кого Бран считал своим другом.
      — Я бы хотел, чтобы Джерри вернулся на День благодарения, — заявил доктор Уоллес. — Но я рад и возможности увидеться с тобой до твоего отъезда.
      — А почему здесь нет Джерри? — спросила я. Джерри всегда куда-то ездил по поручениям Брана, но, конечно, он может вернуться до того, как его отец…
      Доктор Уоллес провел рукой по моей щеке, и я поняла, что плачу.
      — У него дела. Он присматривает за одинокими волками, которые находятся вне стаи. Это важно, Конечно, важно. Но если доктор Уоллес скоро умрет, сын его должен быть здесь.
      — Обычно жить легче, чем умирать, Мерси, девочка, — произнес он ласково, повторив любимое высказывание моего приемного отца. — Танцуй, когда зовет луна, и не думай о неприятностях, которые еще не пришли.
      Улыбка его смягчилась, и на мгновение я ясно увидела человека, каким он был когда-то.
      — Здесь холодно, Мерси, и куртка тебе не очень помогает. Согрейся, девочка. Я не знала, как с ним попрощаться, поэтому ничего не сказала. Просто повернулась и ушла.
      Когда часы пробили полдень, я покинула свой номер и направилась к фургону, который Чарльз — или Карл — подогнал к самой двери номера один. «Если Адам не готов ехать, ему придется искать другую машину. Я и минуты здесь не останусь».
      Я открыла заднюю дверь, чтобы проверить антифриз: у фургона была небольшая течь, которую я еще не ликвидировала. А когда закрыла, рядом стоял Сэмюэль, держа полный брезентовый саквояж.
      — Что ты здесь делаешь? — осторожно спросила я.
      — Разве отец тебе не сообщил? — Он лениво улыбнулся той улыбкой, от которой у меня всегда начинало сильнее биться сердце. Я была в отчаянии от того, что улыбка по-прежнему на меня действует. — Он посылает меня с тобой. Кто-то должен разобраться с бандитами, которые напали на Адама, а сам он пока это сделать не в состоянии.
      Я резко повернулась, но остановилась, потому что не знала, где найти Брана. И потому что Сэмюэль прав, черт побери. Мне нужна помощь.
      К счастью, прежде чем я нашла подходящее оправдание своему явному отчаянию, дверь номера открылась.
      Адам выглядел так, словно за последние сутки потерял двадцать фунтов. На нем были чужие штаны из шкуры оленя и куртка, расстегнутая на голой груди. Кожа вся в синяках: пурпурные, синие и черные пятна чередовались с чуть более светлыми, красными, но открытых ран не было. Адам всегда очень тщательно следил за своей одеждой и лицом, но сейчас его щеки покрывала темная щетина, а волосы были встрепаны. Он хромал и опирался на трость.
      Я не ожидала, что он так быстро сможет ходить; должно быть, это удивление отразилось на моем лице, потому что он слегка улыбнулся.
      — Мотивация ускоряет выздоравливание, — сказал он. — Мне нужно найти Джесси.
      — Мотивация способствует глупости, — пробормотал рядом со мной Сэмюэль, и улыбка Адама стала шире, хотя Потеряла свою веселость.
      — Я должен найти Джесси. — Вот все, чем ответил Адам на явное неодобрение Сэмюэля. — Мерси, если бы ты не пришла вовремя, я был бы мертв. Спасибо.
      Я еще не определила, каковы теперь наши взаимоотношения, и то, что теперь я знала: Бран просил его присмотреть за мной, не облегчало понимание. Но даже теперь я не могла удержаться, чтобы не подразнить его: слишком серьезно он воспринимает жизнь.
      — Всегда готова прийти на выручку, — оживленно откликнулась я и с радостью увидела, как гневно вспыхнули его глаза. Но потом он рассмеялся.
      Ему пришлось остановиться и справиться с дыханием.
      — Черт возьми, — проронил он, закрыв глаза. — Не поступай так со мной.
      Сэмюэль незаметно подошел ближе, но успокоился, видя, что Адам смог возобновить движение, не упав. Я открыла боковую дверь за пассажирским сиденьем.
      — Хочешь лечь? — спросила я его. — Или будешь располагаться полусидя. Сидеть прямо тебе нельзя — трудно будет заходить и выходить.
      — Я сяду. Когда ложусь, болят ребра.
      Когда Адам подошел к фургону, я отступила, а Сэмюэль помог ему устроиться.
      — Мерси. — За моей спиной возник Бран. Он застал меня врасплох, потому что я следила за выражением лица Адама.
      Бран держал несколько одеял.
      — Я хотел прийти раньше и объявить, что Сэмюэль едет с тобой, — произнес Бран, протягивая мне одеяла. — Но было дело, которое задержало меня дольше, чем я предполагал.
      — А ты уже решил, что пошлешь его, когда беседовал Ар мной прошлым вечером? — осведомилась я.
      Он улыбнулся.
      — Да, я считал это вероятным. Хотя после ухода от Telia я еще раз переговорил с Адамом, и это кое-что прояснило. Чарльза с несколькими волками для поддержки я отправляю в Чикаго. — Он улыбнулся шире, отвратительной улыбкой хищника. — Он узнает, кто создает новых волков без разрешения, и позаботится, чтобы это прекратилось и у нас больше никогда не было такой проблемы.
      — Почему бы не послать Сэмюэля и не отправить со мной Чарльза?
      — У Сэмюэля нутро слишком слабое, чтобы справиться в Чикаго, — чуть задыхаясь, проговорил Адам. Я оглянулась и увидела, что он сидит прямо на коротком среднем сиденье. На лбу у него испарина.
      — Сэмюэль врач и доминант, он помешает Адаму съесть кого-нибудь, пока тот не выздоровеет, — сказал Сэмюэль, выбираясь из фургона и беря у меня из рук одеяла.
      Улыбка Брана смягчилась и повеселела.
      — Сэмюэль долго отсутствовал, — объяснил он. — Из всей стаи, кроме Адама, с ним встречался только Даррил, второй по рангу. И пока мы не поймем, что происходит, я бы предпочел, чтобы никто не знал о моем вмешательстве.
      — Мы думаем, что наступает время, когда мы больше не сможем скрывать от людей свое существование, — заявил Сэмюэль, который закончил укутывать Адама одеялами. — Но мы предпочли бы контролировать это появлениеи не позволим волкам-убийцам сделать это раньше времени.
      Должно быть, я выглядела ошеломленной, потому что Бран рассмеялся.
      — Вопрос времени. Малый народ был прав. Развитие науки, наблюдение со спутников и цифровые фотоаппараты делают все более трудным сохранение нашей тайны. Сколько бы ирландских волкодавов и английских мастифов ни скрещивал Джордж Браун, они не делаются похожими на волков.
      В Осиновом Ручье три-четыре заводчика выводят огромных собак, чтобы объяснить странные следы и необычные зрелища. Джордж Браун, один из них, получил несколько национальных премий за своих мастифов. Собаки, в отличие от кошек, спокойно воспринимают вервольфов.
      — Подыскиваете образцовый пример, вроде Кирана Макбрайда? — спросила я.
      — Нет, — ответил Адам. — У вервольфов не найдется Кирана Макбрайда. Мы не безвредны и не скромны. Но можно найти героя: полицейского или еще кого-нибудь.
      — Ты об этом знал? — осведомилась я.
      — Слышал.
      — Нам сегодня совершенно не нужен ублюдок, бегающий по Тройному городу и использующий для убийств вервольфов. — Бран через плечо оглянулся на сына. — Найди мерзавца и устрани его раньше, чем он привлечет внимание людей, Сэмюэль.
      Бран единственный, кто может произнести «мерзавец» так, словно это грязное ругательство. Он даже «рождественский кролик» может сказать так, что меня страх охватывает.
      Но дрожала я не от страха, а от холода. В Тройном городе большинство дней температура выше нуля. Для ноября в Монтане не очень зябко — например, ноздри у меня не слипались при дыхании, так что сейчас выше минус десяти, но все же значительно холодней, чем я привыкла.
      — Где твоя куртка? — Бран заметил, что я стучу зубами.
      — В номере, — ответила я. — Она не моя.
      — Можешь ее взять.
      — Далеко возвращаться.
      Он покачал головой.
      — Тогда поезжай побыстрее, пока не замерзла насмерть. — Он взглянул на Сэмюэля. — Держи меня в курсе.
      — Бран, — произнес Адам. — Спасибо.
      Бран улыбнулся и прошел мимо меня, чтобы наклониться и взять руку Адама.
      — В любое время.
      Отступив, он закрыл дверцу точно с таким усилием, чтобы она снова не открылась. Мне потребовалось три месяца, чтобы научиться этому.
      Бран сунул руку в карман, достал карточку и дал мне. На белом прямоугольнике было написано его имя и два телефонных номера.
      — Чтобы ты могла мне позвонить, если понадобится. Верхний номер мой сотовый — так что не рискнешь нарваться на жену.
      — Бран, — подчиняясь порыву, спросила я. — Чем таким важным занят Джерри, что не может вернуться к доктору Уоллесу?
      — Жалеет себя! — выпалил Сэмюэль.
      Бран положил ладонь на руку Сэмюэля, но заговорил со мной.
      — Случай Картера трагичный и необычный. Как правило, если волк переживает Перемену, но не протягивает и года, причина в том, что человек не может контролировать инстинкты волка.
      — Я считала, что это всегда вопрос контроля, — сказала я Брану.
      Он кивнул.
      — Но в случае Картера дело не в недостатке, а в слишком сильном контроле.
      — Он не хочет быть вервольфом, — пояснил Сэмюэль — Не хочет ощущать пламя убийства или страсть преследования. — На мгновение солнце отразилось в глазах Сэмюэля, и они блеснули. — Он целитель — и не желает отнимать жизни.
      «Ах, — подумала я, — как это знакомо, доктор Сэмюэль Корник?» Сэмюэль никогда не был склонен к разговорам по душам — впрочем, это могло быть связано с моим возрастом, а не его нежеланием, — но я помнила, что у него бывали тяжелые времена: инстинкт излечивать был у него слабее инстинкта убивать. Он мне говорил, что перед хирургической операцией всегда старался наедаться. Может, он считает, что доктор Уоллес лучше него, потому что предпочел умереть, а не жить с таким конфликтом?
      — Если Картер не позволит волку стать частью себя, он не сможет его контролировать. — Уголки рта Брана опустились. — Он опасен и с каждой луной становится все опаснее, Мерси. Ему нужно только один раз вступить в компромисс со своей проклятой старомодной моралью, чтобы он мог принять себя таким, каким он стал, и все будет в порядке. Но если это не произойдет скоро, то не произойдет вообще. Я не могу позволить ему увидеть еще одну луну.
      — Это Джерри уговорил его перемениться, — устало проговорил Сэмюэль. — Он в курсе, что вскоре кому-то придется заняться доктором Картером. Будь он здесь, это была бы его обязанность, а он с этим не справится.
      — Я этим займусь, — с глубоким вздохом произнес Бран. — Мне приходилось это делать. — Он перенес ладонь с руки Сэмюэля на его плечо. — Не все так сильны, как ты, сын мой.
      В его голосе звучала бесконечная печаль, и я вспомнила троих детей Сэмюэля, не переживших Перемены.
      — Забирайся в фургон, Мерси, — предложил Сэмюэль. — Ты дрожишь.
      — Конечно, — откликнулась я, делая шаг в сторону. — Береги себя, Бран.
      Я обошла машину спереди. Единственная причина, по которой я не бранилась вполголоса: вервольфы все бы услышали.
      Я тронула фургон. Он протестовал — из-за холода, — но не очень. Пока я прогревала двигатель, Бран сказал несколько последних слов Сэмюэлю.
      — Насколько хорошо Бран тебя знает? — негромко спросил Адам. Звук мотора и включенное радио помешают стоящим на улице услышать нас.
      — Не очень хорошо, если думает, что я позволю все делать тебе и Сэмюэлю, — ответила я.
      — Я на это и надеялся. — В его голосе прозвучало такое удовлетворением, что я оглянулась на него. Он устало улыбнулся. — Сэмюэль хорош, Мерси. Но Джесси для него ничего не значит. Я какое-то время не очень на многое гожусь: ты мне нужна ради Джесси.
      Пассажирская дверца открылась, Сэмюэль плюхнулся на сиденье и закрыл ее за собой.
      — Отец желает лучшего, — сказал он мне, и тем самым доказал, что знает меня гораздо лучше отца. — Он привык иметь дело с теми, кто слушается, когда он что-нибудь велит. Однако, Мерси, он прав. Ты не подготовлена для того, чтобы управляться с вервольфами.
      — А мне кажется, что до сих пор у нее хорошо получалось, — спокойно сказал Адам. — За несколько дней убила двоих и не получила ни царапины.
      — Повезло, — парировал Сэмюэль.
      — Неужели? — В зеркало я видела, что Адам закрыл глаза; закончил он почти шепотом: — Может быть. Когда я служил в армии, везучих солдат мы держали там, где они могли принести нам удачу.
      — Адам хочет, чтобы я помогла найти Джесси, — сообщила я Сэмюэлю, нажимая на газ: мы выезжали из Осинового Ручья.
      После этого общение пошло на убыль. Адам после нескольких замечаний замолчал и откинулся на сиденье. Не помню, чтобы раньше я пререкалась с Сэмюэлем, но сейчас я не влюбленная шестнадцатилетняя девчонка.
      Когда я подчеркнуто перестала с ним разговаривать, Сэмюэль расстегнул ремень и перебрался на заднее сиденье рядом с Адамом.
      — Никогда не спорь с Мерси о том, к чему она неравнодушна, — посоветовал Адам, очевидно, очень довольный. — Даже если она перестанет с тобой спорить, она все равно поступит по-своему.
      — Заткнись и съешь что-нибудь, — проворчал Сэмюэль. Голос его звучал как-то необычно. Я слышала, как он открыл переносной холодильник, и фургон заполнил сладковатый запах крови.
      — М-м-м, — без энтузиазма проворчал Адам. — Сырое мясо.
      Но он поел, а потом уснул. Немного погодя Сэмюэль вернулся на переднее сиденье и опять пристегнулся.
      — Не помню, чтобы ты была так упряма.
      — Может, и не была, — согласилась я. — А может, ты не пытался мной распоряжаться. Я не член твоей стаи или стаи Брана. Я не вервольф. У тебя нет права приказывать мне.
      Он хмыкнул, и какое-то время мы ехали молча. Наконец он поинтересовался:
      — Ты поела?
      Я отрицательно покачала головой.
      — Думала перекусить в Стейндпойнте. Город вырос с тех пор, как я последний раз его проезжала.
      — Туристы, — с отвращением сказал Сэмюэль. — С каждым годом их все больше и больше.
      Я подумала, помнит ли он, каково было, когда он появился здесь впервые.
      Мы остановились и купили достаточно жареных цыплят, чтобы накормить целую команду малой лиги — или двух вервольфов, и мне кое-что осталось. Адам ел со сдержанной яростью. Выздоровление требует очень много энергии, и он нуждался в большом количестве белков.
      Когда он насытился и мы снова были в дороге — Сэмюэль опять сидел рядом со мной, — я спросила:
      — А что произошло в ту ночь, когда на тебя напали? Я понимаю, что ты уже все рассказал Брану и, наверно, Сэмюэлю, но я тоже хотела бы знать.
      Адам тщательно вытер пальцы влажной салфеткой, которую выдали вместе с цыплятами, — очевидно, считал, что просто вылизать недостаточно.
      — Я созвал стаю, чтобы представить Мака и сообщить о твоей драке с его похитителями.
      Я кивнула.
      — Спустя пятнадцать минут после ухода последнего, примерно в три тридцать утра, кто-то постучал в дверь.
      Он замолчал, и я повернула зеркало, чтобы лучше видеть его лицо, но не смогла разглядеть его выражение.
      — Я был на кухне, поэтому точно не знаю, что произошло, но судя по звукам, они застрелили его сразу, как только он открыл дверь.
      — Что было глупо, — заметил Сэмюэль. — Они должны были понимать, что ты услышишь: даже пистолет, стреляющий шприцем, дает хлопок.
      Адам хотел пожать плечами, но застыл с болезненным выражением лица.
      — Черт побери — прости, Мерседес, — будь я проклят, если знаю, о чем они думали.
      — Они ведь убили его не нарочно? — спросила я. «Пистолет с серебряными пулями гораздо надежней шприца с экспериментальным наркотиком».
      — Пожалуй, — согласился Сэмюэль. — Похоже на обширную аллергическую реакцию на серебро.
      — В шприце, который нашла Мерседес, было серебро? Так считает Чарльз? — спросил Адам. — Да, — подтвердил Сэмюэль. — Я послал шприц вместе с образцом крови Мака для более точного анализа. Похоже, они соединили ДМСО с специальным К.
      — Что? — не поняла я.
      — Специальный К — это кетамин, — объяснил Адам. — Его какое-то время употребляли как легкий транквилизатор, но начинали применять как успокоительное в работе с животными. На вервольфов он не действует. Нитрат серебра необходим для производства пленки. А что такое ДМСО?
      — Нитрат серебра позволяет поместить серебро в раствор, — уточнил Сэмюэль. — Его использовали и при лечении инфекций глаза, хотя я бы не рекомендовал его вервольфам.
      — Никогда не слышала о вервольфах с глазной инфекцией, — сказала я, хотя поняла, о чем Сэм говорит.
      Он, улыбнувшись мне, ответил Адаму.
      — ДМСО — это диметилсульфоксид. У него много необычных свойств. Но самое интересное то, что он помогает наркотикам пройти через защитные мембраны.
      Я смотрела на дорогу перед собой, положив правую руку на нагреватель, чтобы согреть ее. Надо бы заделать щели в окнах: нагреватель не справляется с холодным воздухом Монтаны. Забавно. Я не помнила, чтобы здесь было так холодно. «Но нет места простым неудобствам, когда пытаешься кого-нибудь спасти», — решила я.
      — Я помню кое-что из лабораторных работ первого курса, — заявила я. — Мы смешивали его с мятным маслом и совали палец. Я чувствовала вкус мяты.
      — Верно, — произнес Сэмюэль. — То самое вещество. Взять ДМСО, смешать с раствором серебра — и готово: серебро разносится по телу вервольфа, отравляя его по пути, так что транквилизатор, в данном случае кетамин, действует на организм; в противном случае метаболизм вервольфа этому помешал бы, и средство вообще не оказало бы действия.
      — Ты считаешь, что Мак умер от серебра, а не от слишком большой дозы кетамина? — спросил Адам. — В него выстрелили только два раза. В меня — четыре, может, и больше.
      — Чем раньше начнешь подвергаться действию серебра, тем тяжелее последствия, — заметил Сэмюэль. — Думаю, если бы мальчишка последние несколько месяцев при их нежной заботе не был насыщен серебром, он тоже выжил бы.
      — Очевидно, и кетамин, и нитрат серебра легко раздобыть, — немного погодя сказал Адам. — А как насчет ДМСО?
      — Я могу его достать. Можно получить по рецепту… наверно, и в магазинах для ветеринаров тоже.
      — Значит, им нужен врач? — спросила я. Но Сэмюэль покачал головой.
      — Для ветеринарных препаратов — нет. Думаю, что и в аптеках его раздобыть достаточно легко: он не из числа тех наркотиков, за которыми тщательно следят. Они могли приготовить сколько угодно своего коктейля — и без всякого труда.
      — Отлично. — Адам закрыл глаза, очевидно, представляя армию вторжения, вооруженную пистолетами со шприцами.
      — Итак, они убили Мака, — произнесла я, когда стало очевидно, что Адам не собирается продолжать. — А что дальше?
      — Я, как дурак, выбежал из кухни, и они выстрелили и в меня. — Адам покачал головой. — Я привык к тому, что почти неуязвим, это меня и подвело. Как бы то ни было, то, чем они меня начинили, лишило меня сознания, а когда я очнулся, то руки и ноги у меня были в кандалах. И я пребывал не в той форме, чтобы что-то предпринять. С трудом мог головой пошевельнуть и был как пьяный.
      — Ты их видел? — осведомилась я. — Я знаю, что один из них человек, сопровождавший вервольфа, убитого мной у гаража. Я почувствовала его запах в комнате Джесси.
      Адам приподнялся на заднем сиденье, чуть оттянув ремень.
      — Адам. — Голос Сэмюэля звучал спокойно, но настойчиво.
      Адам кивнул и немного расслабился, чуть потянулся, чтобы снять напряжение. — Спасибо. Когда я рассержен, мне трудней. Да, я знаком с одним из них, Мерседес. Ты в курсе, как я стал вервольфом?
      Вопрос казался совершенно неуместным, но у Адама всегда есть причина того, что он говорит.
      — Только, что это было во время войны во Вьетнаме, — ответила я. — Ты был в спецназе.
      — Верно, — согласился он. — На долговременном задании. Меня с пятью другими отправили на охоту за особенно жестоким командиром — его нужно было убить. Нам и раньше приходилось такое делать.
      — Этот командир был вервольфом? — спросила я. Адам невесело рассмеялся.
      — Он нас всех перебил. Его убил один из его собственных людей, пока он пожирал беднягу Маккью. — Он закрыл глаза и прошептал: — Я по-прежнему слышу его крик.
      Мы — я и Сэмюэль — ждали, и немного погодя Адам продолжил:
      — Все его люди разбежались и оставили нас одних. Думаю, они не верили в его смерть, хотя ему отрубили голову. Спустя какое-то время — думаю, очень продолжительное, хотя тогда я этого не сознавал, — я обнаружил, что могу шевелиться. Все были мертвы, кроме специалиста 4 ранга[Специалист — воинское звание в сухопутных войсках армии США от капрала до сержанта. — Прим. перев. ] Кристиансена и меня. Держась друг за друга, мы кое-как убрались оттуда. Мы были достаточно тяжело ранены, чтобы нас отправили домой: срок службы Кристиансена все равно был коротким, а меня сочли свихнувшимся, я все время бредил, поминая волков. Нас демобилизовали так быстро, что никто не обратил внимание на наше чересчур скорое выздоровление.
      — С тобой все нормально? — поинтересовался Сэмюэль.
      Адам вздрогнул и плотней закутался в одеяла.
      — Прошу прощения. Я нечасто такое рассказываю. Это труднее, чем я предполагал. Ну так вот, один из армейских приятелей, который вернулся за несколько месяцев до меня, узнал о моем возвращении и пришел меня навестить. Мы напились — я во всяком случае старался. Я только начал замечать, что мне нужно огромное количество виски, чтобы немного расслабиться, но тут было достаточно, чтобы у меня развязался язык, и я рассказал ему о вервольфах.
      И хорошо сделал, потому что он мне поверил. Позвал родственника, и вдвоем они меня убедили, что в следующее полнолуние я отращу шерсть и кого-нибудь убью. Они отвели меня в свою стаю и держали там в безопасности, пока я не научился самоконтролю.
      — А второй раненый? — спросила я.
      — Кристиансен? — Адам кивнул. — Мои друзья нашли его. Должны были успеть, но он, вернувшись домой, застал жену с другим мужчиной. Он вошел в дом, а его вещи уже были упакованы, и жена с любовником ждали с документами на развод.
      — И что произошло? — осведомился Сэмюэль.
      — Он разорвал их в клочья. — Взгляд Адама встретился в зеркале с моим. — Даже в первый месяц, если очень сильно рассердишься, можно пройти Перемену.
      — Знаю, — сказала я.
      — Его убедили остаться в стае, которая научила его всему необходимому для выживания. Но насколько мне известно, он официально так и не присоединился к ним. Все эти годы жил одиноким волком.
      Одинокий волк — это самец, который либо не уживается в стае, либо не может найти стаю, которая приняла бы его. Могу добавить, что у самок такого выбора нет. Что касается женщин, вервольфы еще не вступили в двадцатый век, не говоря уже о двадцать первом. Хорошо, что я не вервольф, — а может, и жаль. Кому-то следовало бы их встряхнуть.
      — Кристиансен был одним из волков, пришедших в твой дом? — спросила я.
      Он кивнул.
      — Я его не видел и не слышал, он держался от меня подальше, но я чувствовал его запах. Было несколько людей и три или четыре волка. — Ты убил двоих, — сказала я. — Я — третьего. — Я попыталась вспомнить, что учуяла тогда, но я только искала Джесси. В доме Адама перебывала вся его стая, и некоторых из его волков я знала только по имени. — Я распознала человека, который накануне приходил к Маку, но в остальных не уверена.
      — Я абсолютно уверен, что они хотели, чтобы я оставался в стороне, пока они занимаются своим делом, но весь их план был дурацким, — заявил Адам. — Да и исполнение не лучше. Сначала они убили Мака. Очевидно, судя по первой попытке у тебя в мастерской, он им был нужен, но не думаю, чтобы они хотели убить его в моем доме.