Истории любви в истории Франции (№8) - Наполеон и Мария-Луиза

— Да это фальшивка!..

Мале при этих словах схватился за пистолет, но прежде чем прозвучал выстрел, аджюдан по имени Лаборд бросился на мятежного генерала и связал его.

— Сейчас Мале и его сообщники в тюрьме, — прибавил адъютант герцога де Фельтра. — Министр полиции и префект освобождены из-под стражи, обстановка в Париже спокойная, так что, ваше величество, никаких оснований для волнения нет.

Мария-Луиза облегченно вздохнула.

А спустя какой-нибудь час она, как ни в чем не бывало, шутила с придворными дамами по поводу того, как неприятно быть гильотинированной.

Наполеон отнесся к этому не столь легкомысленно. Когда, 17 дней спустя, курьер сообщил ему о том, что произошло в Париже, император, по свидетельству современников, был «потрясен». Ему никогда даже не приходило в голову, что кто-то может посягнуть на его власть. Оказывается, достаточно одному прыткому генералу объявить о его кончине, и Империи пришел бы конец. Не меньше этого огорчило его и другое: было совершенно очевидно, что при вести о его смерти никто не подумал объявить римского короля его наследником — Наполеоном II.

Встревоженный всем этим, он внезапно принимает решение немедленно вернуться во Францию, до того как там узнают о поражении его армии в России.

Наполеон покинул армию и в сопровождении Коленкура в санях помчался к Березине и на ее берегу приказал генералу Эбле построить мост, по которому и проехал первым. А вслед за ним в панике устремились остатки его армии, спасаясь от преследования казаков.

Вот что рассказывает об этом печальном эпизоде нашей истории возлюбленная маршала Нея Ида де Сент-Эльм:

«Это просто чудо, что маршал Ней сумел навести порядок, чтобы под прикрытием огня отступление вообще стало возможным. Для исхода такого людского потока и трех дней было бы мало. При этом каждый думал о том, как бы спастись самому, и разрывы русских снарядов высвечивали чудовищную свалку на мосту. Рядом с нами, шагах в десяти, упало ядро; я рванулась, как безумная. Но Нидия, эта бесстрашная девушка, успокоила меня, и мы переждали опасность под телегой вместе с маркитанткой и ее двумя детьми. Наконец подоспевшая дивизия генерала Жерара расчистила дорогу — проход был свободен.

— Вперед! — воскликнула Нидия.

Но бедная маркитантка, столько раз рисковавшая жизнью, на этот раз не смогла преодолеть страх.

— Дайте нам одного ребенка, мы переведем его на ту сторону, — предложила я.

— Это невозможно, — ответила женщина, — они оба мне одинаково дороги.

Мы с тяжелым сердцем расстались с ней и присоединились к тем, кто уже был на мосту.

Едва мы достигли противоположного берега, раздался треск. И в следующее мгновение мост рухнул. Душераздирающий, слившийся воедино крик сотен людей и сейчас стоит у меня в ушах всякий раз, когда я вспоминаю об этом. Несчастные, оставшиеся на том берегу, погибли под пулями русских. Только тут нам стало ясно, какая страшная произошла катастрофа. Тонкий лед ломался. Мужчины, женщины, лошади, телеги пошли ко дну».

Ида де Сент-Эльм и ее подруга Нидия оставили далеко позади Березину.

«С помощью золота нам посчастливилось раздобыть жалкую колымагу, на которой мы добрались до польских земель. Тут мы и расстались с Нидией, этой храброй девочкой, погибшей, как мне случайно стало известно, при переправе через Эльбу, в Торгау. Но прежде чем мы расстались с маленькой литвинкой, мы догнали дивизию Гудена, которая, в свою очередь, соединилась с 3-м корпусом под командованием Нея.

Есть признания, оскорбительные для женской гордости. Моя одежда была в таком ужасном виде, что смахивала на маскарадный костюм, и во мне трудно было распознать женщину. Но Нею достаточно было одного взгляда, чтобы моментально узнать меня. Я уже готова была броситься к нему, но он остановил меня окриком:

«Вы что здесь делаете? Сейчас же убирайтесь отсюда!..»

Я что-то пролепетала, но он меня не слушал. Рассерженный тем, что увидел меня здесь, он позволил себе столь резкие выражения, что я испугалась, как бы в припадке ярости он не зашвырнул меня на другой берег Днепра. Огорошенная таким приемом, я застыла на месте и устремила взор в туманную даль, в надежде еще раз увидеть, его, но он исчез».

В то время, когда Иду де Сент-Эльм постигло разочарование, Наполеон сделал остановку во дворце Валевских, чтобы прижать к груди Марию Валевскую. Проведя с ней ночь, ублаготворенный, он на следующий день продолжал путь.

Проехав через всю Европу в санях. Наполеон в Дрездене пересел в экипаж и прибыл в Тюильри в полночь 18 декабря. Там его никто не ждал, и когда он явился во дворец, женщины от неожиданности вскрикнули. Даже императрица не сразу узнала в этом давно не бритом человеке в собольей шапке своего супруга.

Через час, приняв ванну и поцеловав сына, Наполеон вошел в спальню к Марии-Луизе и продемонстрировал ей, что русский мороз не охладил его пыла.

На следующий день Наполеону захотелось узнать, что думают о нем парижане, и он приказал доставить ему все памфлеты и брошюры, распространяемые тайно, невзирая на бдительность полиции Савари.

Очень скоро он имел полную картину. Никогда еще газетные писаки, роялистского и республиканского толка, не обрушивались на него с такой злобой и негодованием. Его называли «мясником», «тираном», «кровожадным людоедом», грозились убить его, «чтобы освободить Францию», сравнивали с Нероном, с гиеной… В нескольких книжонках (уже!) описывалось бегство из России, переправа через Березину, и называлась цифра в шесть тысяч человек оставшихся лежать в снегах…

Наполеон с раздражением перелистывал страницы и вдруг наткнулся на песенку под названием «Достоинства Бонапарта». На полях рукой полицейского была сделана заметка: «Эту песню поет весь Париж. Изъяты сотни копий. Автора пока найти не удалось». Наполеон прочел следующее:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.