Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Всадники равнин

ModernLib.Net / Вестерны / Брэнд Макс / Всадники равнин - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Брэнд Макс
Жанр: Вестерны

 

 


Со своей стороны мне хотелось бы добавить лишь следующее: Иногда большие разочарования, пусть даже в мелочах, лишь закаляют мужчину и придают ему сил и решимости».

В этом письме о Питере было написано ещё много добрых слов. Но факт оставался фактов — в футбол он в том сезоне так и не сыграл. А Энди Хейл лишь пожал плечами и как бы между прочим заметил с улыбкой:

— Что-то, Росс, твой Пит и в этом году, похоже, не спешит всех удивить!

— Ничего, подожди следующего года, и тогда увидишь, что он обязательно побьет все рекорды! — в ответ огрызнулся Росс.

Но и наступление следующей осени не принесло сообщений возвращении Питера Хейла в команду.

Осиротевшая команда выходила на футбольное поле, отстаивая честь знаменитого «Кримсона», переживая не самые лучшие времена. Старшие ребята старались вовсю, а новички же, казалось, лишь отбывали время на площадке. Конечно, вне всякого сомнения, в этой команде было место для такого игрока как Питер Хейл. Его отец не находил себе места, зачитываясь разделами спортивной хроники газет, выходящих в восточных штатах газет, и ждал, ждал, в душе проклиная все на свете, готовый пожертвовать всем только ради того, чтобы Питер появился на площадке в составе команды «Кримсона» и отыграл хотя бы период, хоть пять минут! Но этим мечтам так и не суждено было сбыться. Питера упорно никуда не приглашали!

Вслед за безрадостной осенью наступила тревожная и безысходная зима. Дважды Росс отправлялся в банки, и дважды банки отказывались иметь с ним дело. Они уже по горло сыты его обещаниями, все это они слышали и переслышали, и вообще, ни о какой ссуде больше не может быть и речи. И плевать они хотели на то, какие огромные проценты он согласен заплатить. Он продал большую часть своего стада. Сам же жил лишь на хлебе и молоке, время от времени разнообразя свой рацион зайчатиной — когда из винтовки удавалось подстрелить зайца. Мебель оставалась лишь в двух комнатах — на кухне, куда он перетащил свою кровать, и в комнате Питера, где все оставалось так, как и в тот далекий день, когда Питер уехал из дома.

Остальные комнаты дома были совершенно пусты. Конечно, продавая мебель в магазины, торгующие подержанными вещами, на то, чтобы получить за неё хорошую цену руссчитывать не приходилось; но какие-то деньги выручить все же удалось. Но даже после этого наскрести необходимую сумму казалось делом совершенно невозможным.

«Судя по сумме, указанной в твоем последнем чеке, — написал ему в своем письме Питер, — боюсь, что в последнее время дела у нас на ранчо идут не слишком хорошо. Так что если необходимо, я за неделю могу скопить достаточно денег, чтобы доплатить недостающее».

Одиннадцать лет назад Росс Хейл начал претворять в жизнь свой великий план, и сдаваться теперь, когда до конца осталось уже совсем немного, он был не намерен. Зажав в кулаке последний доллар, он отправился играть в покер, и в тот вечер его выигрыш составил пару сотен. Все деньги до последнего гроша он отослал на Восток. Этого его мальчику должно хватить. Это был последний, завершающий рывок. Так что теперь можно уже и перестать суетиться и начать пожинать плоды своих трудов!

Глава 4. ВЕЛИКИЙ МОМЕНТ

Теперь вы понимаете, откуда всей округе было известно о том, что значил этот день в жизни Росса Хейла. Все также знали — даже газеты об этом писали — что юный Питер закончил обучение, показав отличные знания по всем предметам, что, по всей видимости, в «Кримсоне» считалось куда более важной заслугой, чем футбол, хотя редакторы спортивных страничек, похоже, все-таки не разделяли этого мнения.

И ещё Росс Хейл получил ещё одно письмо от легендарного Кроссли.


Уважаемый мистер Хейл:

Конечно, на протяжении последних трех сезонов нашей команде очень не доставало Вашего сына на футбольном поле, но зато теперь Вы можете сами убедиться в том, что он не терял времени даром, и им была проделана огромная работа, которая имеет куда большее значение для всего нашего колледжа и него самого, и по своей весомости не идет ни в какое сравнение с теми результатами, каких он, возможно, смог бы добиться на спортивной площадке!

Желаю Вам больших успехов. Из Вашего сына вырос отличный, поистине замечательный человек. В жизни я никогда ещё не встречал парня лучше него.


Сам сверхзанятой Кроссли нашел время, чтобы написать ему это по-доброму трогательное, душевное письмо! Росс Хейл был на седьмом небе от счастья, и даже почти простил Питера за то, что тому так и не суждено было стать великим футболистом — ведь всему виной травма, разве не понятно? Сам великий Кроссли сказал свое веское слово, и это было важнее всего! Интересно, что будут говорить скептики теперь, когда он покажет им вот это письмо?

Все друзья и знакомые с готовностью верили тому, что он говорил — все, кроме Энди Хейла. У того были свои причины сомневаться — потому что пройдет ещё совсем немного времени, и его сыну придется предстать перед шерифом, стоя рядом с Питером Хейлом. А уж тогда всяк имеющий глаза, да увидит — и не получится ли так, что взгляд Уилла Наста все же остановится на молодом атлете, который к тому же умеет говорить по-иностранному, и помимо всего прочего ещё и читает, по крайней мере, на двух мертвых языках! Ему не давала мысль о том, сможет ли Чарли выдержать подобное сравнение?

Конечно, Чарли был статен, силен и широк в плечах. И разве во всей округе найдется ловкач, кто мог быстрее и лучше него уложить на землю годовалого бычка? Он обладал деловой хваткой, и наступит время, когда ему придется взять в свои руки бразды правления быстро расстущим отцовским хозяйством и самостоятельно вести все дела. И все же, будет ли он, по мнению Уилла Наста, столь же ценен для общества, как этот потрясающий Питер Хейл, на обучение которого Росс Хейл угробил полжизни и все свое состояние?

Не даром говорится, что посеешь, то и пожнешь, а после таких трудов можно ожидать благодатной жатвы. И теперь, похоже, все эти усилия окупились сторицей. Со всех концов страны на учебу отбирались тысячи студентов — лучшие из лучших. И даже среди них этот выскочка Питер Хейл сумел проявить себя. Мало того, что он добился впечатляющих спортивных достижений, так ведь и в учебе тоже сумел преуспеть — или, по крайней мере, сильно выделиться из общей массы, что, в общем-то, одно и то же.

Ну а он сам, Энди Хейл, чем он пожертвовал ради сына? Занимаясь подготовкой наследства, он просто находил новые пути добывания денег и работал на совесть, с желанием и большей отдачей, чем когда-либо прежде. Росс Хейл удалился от дел; его слабая, измученная душа не принимала мысли о том, чтобы заняться бизнесом всерьез. Но вот Энди был готов бросить жизни вызов, и принялся действовать с невиданным доселе рвением. На протяжении всех прошедших одиннадцати лет он трудился не покладая рук, превосходя самого себя. И если даже все это и затевалось им исключительно во благо сына, разве не для того он так долго шел к конечному результату своей работы, чтобы потешить собственное тщеславие? Он не мог без страха думать о том дне, когда Питер Хейл возвратится домой. Так что изо всех обывателей, устремившихся на станцию в ожидании поезда, Энди, пожалуй, пребывал в самом скверном расположении духа.

Что же касается самого Чарли, то улыбка никогда не сходила с его загорелого лица, а взгляд сверкающих глаз был таким же открытым как всегда. Было достаточно одного взгляда на него, что бы с уверенностью сказать, что такой человек не может таить на сердце злобы. Если горожане и смотрели в радостном предвкушении в даль, где вскоре должен был показаться поезд, то справедливости ради следует заметить, что они также с удовольствием поглядывали и на сына Энди Хейла.

Условия состязания были известны всем, так что теперь обыватели с ревностным интересом следили за его исходом. Они знали, что Чарли Хейл был наделен всеми теми качествами, чего только можно было ожидать от юноши, чье детство и юность прошли на Западе, с той только разницей, что всем этим он обладал, пожалуй, даже в большей степени, чем остальные. Он вырос на преуспевающем ранчо, под чутким отцовским руководством познавая на деле разные хозяйственные премудрости. Он обладал бесспорной деловой хваткой, хорошо разбирался в коровах, знал их повадки, а также и то, как на всем этом делать деньги; и ещё знал, как наилучшим образом использовать пастбище в зависимости от времени года. Кроме того, он был красив и статен; отлично держался в седле, метко стрелял и никого не боялся. Питеру Хейлу придется порядком постараться, чтобы опередить своего соперника!

Подъехав к станции, Росс Хейл обнаружил, что на платформе уже собралась довольно большая толпа, хотя до прибытия экспресса оставалось ещё много времени. Люди продолжали прибывать, спеша присоединиться к остальным, но ему почтительно уступали дорогу.

Например, когда у ближайшей коновязи не осталось свободного места из-за оставленных здесь шарабанов и легких двухместных колясок, то Том Рэнсом отвел упряжку своих лошадей в сторону, чтобы освободить место отцу возвращающегося домой героя. А когда Росс Хейл поднимался вверх по ступенькам станционной платформы, толпа расступилась перед ним, так, чтобы он мог беспрепятственно пройти вперед. По пути ему время от времени приходилось останавливаться — например, для того, чтобы взять сигару, протягиваемую одним из приятелей, обменяться рукопожатиями с другим, перемолвиться словом с третьим.

Взгляды окружающих были обращены к нему, и он видел восторг и восхищение в их глазах. Люди были готовы не обращать внимание на то, что его костюм был далеко не новым, как будто чувствуя, что и это тоже служило лишним доказательством тех стараний, непомерных усилий и жертв, на которые ему пришлось пойти исключительно ради того, что бы дать сыну приличное образование.

Собравшиеся исподволь поглядывали также и на Энди Хейла, и тогда их лица заметно суровели. И дело вовсе не в том, что они имели что-то против Энди Хейла, но только по сравнению со столь положительным примером, поданным его братом, теперь могло показаться, что Энди едва ли не продал душу дьяволу. Он отдал предпочтение деньгам; Росс Хейл же, напротив, в первую очередь позаботился о духовном благополучии для своего сына.

Справедливости ради следует заметить, что Чарли Хейл был одним из самых лучших работников на всем пастбище; у него была верная рука и рассудительности ему тоже было не занимать — но и все же сравнивать его со столь ученым и знаменитым кузеном было бы, право, просто глупо.

Будь у Энди Хейла и его сына чуть больше самолюбия и чуть меньше мужества, они наверняка почувствовали бы скрытое осуждение в обращенных к ним взглядах, и поспешили бы исчезнуть из толпы, но отец и сын выстояли, с улыбкой взирая на происходящее. Хотя не стоит забывать, что чужой успех, выходящий за рамки обычного везения, вряд ли может рассчитывать на снисходительное благодушие со стороны окружающих. Только слепой не мог увидеть, как за эти одиннадцать лет Энди Хейл проделал путь от обыкновенного погонщика до всеми уважаемого гражданина, которому радушно улыбались банкиры, а представители окружных властей вежливо интересовались его мнением, которое затем время от времени цитировалось местными газетами — которые могли как сделать человеку имя, так и запросто очернить его.

Был здесь и старый МакНэр — высокий, могучий старик с умными голубыми глазами и квадратной челюстью. Улыбнувшись Россу Хейлу, он сжал его руку в своей широченной ладони.

— Слушай, Росс, — сказал он. — Твой сын — самый завидный жених во всей округе, а моя дочка — первая красавица! А что если нам с тобой их поженить, а?

Довольно неловко было говорить об этом в присутствии самой девицы, которая, залившись румянцем, тут же обернулась к отцу и погрозила ему пальцем, умоляя замолчать. Но Росс Хейл заметил, что испытывала она при этом скорее смущение, чем гнев.

— Черт побери, Рут, — продолжал МакНэр ещё громче, чем прежде, — ведь ты и в самом деле первая красавица, и хотел бы я посмотреть на того, кто посмеет возразить, что это не так. Но у нас таких дураков нет! А, парни?

Набычившись, он огляделся по сторонам, встречая в ответ только улыбки. Даже те высказывания, которые показались бы совершенно непростительно со стороны любого другого человека, воспринимались как должное, если они исходили из уст МакНэра, личности известной в местных кругах. К тому же Рут МакНэр и в самом деле была хороша собой, так что вряд ли кто-либо из собравшихся на перроне мужчин осмелился бы сказать нечто такое, что могло бы её так или иначе обидеть.

Девица смущенно отвернулась, а Росс Хейл отправился дальше, и ему казалось, что солнце в небе светит ярче, чем всегда, как-то по-особенному празднично. И даже витавший в воздухе терпкий запах дегтя теперь представлялся чем-то изысканным, нежнее аромата самых прекрасных цветов.

Теперь уже было слышно, как монотонно гудят железные рельсы. Он посмотрел на восток, окидывая взглядом тонкую линию горизонта над холмами, где деревья вплотную подступали к бледно-голубому небосводу, и увидел струйку далекого белого дыма. Она сливалась с пушистыми облаками, плывшими над землей. Затем откуда-то издалека дважды пропел паровозный гудок, и вскоре показался нос локомотива, вынырнувшего из-за поворота, тащившего за собой поезд, который описал плавную дугу, оказываясь, наконец, на прямом участке пути и набирая скорость, спеша поскорее прибыть на станцию.

Затем поезд убавил ход. Раздался скрежет тормозов. Со всех сторон слышались громкие, взволнованные голоса, тонувшие в оглушительном грохоте. Чем больше они говорили, тем больше возрастало витавшее в воздухе напряжение. Самые невероятные слухи и жгучее любопытство не давали никому покоя, и теперь пришедшие на станцию жители Самнертауна, повинуясь единому порыву, невольно подались вперед.

Великий момент наступил. Росс Хейл глядел на то, как паровоз замедляет ход и, наконец, останавливается совсем. Он пытался заглядывать в окна, но глаза как будто затянуло пеленой. Вздохи и нетерпеливый шепот толпы — все, что осталось от царившей на перроне всего мгновение назад шумной суматохи, становились все тише и смолкли совсем. Воцарилось молчание, и всеобщее внимание теперь было приковано исключительно к Россу Хейлу и его сыну.

Глава 5. КРУШЕНИЕ НАДЕЖД

В дверях вагона появился Док Мюррей, местный богатый ранчеро. Легко спрыгнув с подножки, он огляделся вокруг и приветственно взмахнул рукой, принимаясь раскланиваться со знакомыми, замеченными им в толпе, решив, очевидно, что столь пышная встреча устроена специально в его честь. Но никто не обратил внимания на богатенького Дока Мюррея, который внезапно осознал, что он вовсе не был центром картины, а лишь только заслонял собой его! И тогда, смущенно краснея, он поспешно отошел в сторону, исчезая в толпе встречающих.

Росс Хейл улыбнулся. Наступил тот самый долгожданный момент, стоивший ему одиннадцати лет каторжного труда, исковерканной жизни и разоренного хозяйства. Теперь у него за душой не оставалось ничего, кроме воспоминаний о своем прежнем существовании. Так что если этот торжественный миг кое-кому придется не совсем по душе — что ж с этим поделаешь? Да и разве не в этом ли и заключается высшая справедливость?

Один за другим пассажиры высаживались из поезда, смущенные пристальным вниманием застывшей в ожидании толпы. Они в замешательстве оглядывались по сторонам, словно пугаясь столь неожиданной встрече, а затем спешили побыстрее убраться восвояси. Как здорово, что его мальчик выйдет из вагона последним! Все шло просто замечательно!

Он был не первым из тех, кто увидел Питера. Услышав, как ахнула толпа, Росс с большим трудом взял себя в руки и, тряхнув головой, прогнал из глаз непрошенные слезы. Теперь над толпой он видел лицо единственного родного человека, по которому он так тосковал все эти годы. На губах застыла напряженная улыбка. И ещё в голове у Хейса промелькнула мысль, что он никогда ещё не видел, чтобы у спортсмена было столь бледное лицо.

Росс двинулся вперед, и люди расступались перед ним, давая дорогу. Но только отчего же в этот самый торжественный для него день все смотрят на него с нескрываемой жалостью?

Толпа расступилась, и он увидел своего Питера, стоявшего у вагона, из дверей которого выгружали его багаж — он стоял на краю перрона, ссутулив свои широкие, могучие плечи и опираясь на костыли. Он и в самом обладал торсом великана; но вот нижняя часть его тела казалась безнадежно изувеченной — вдоль ног тянулись железные скобы. Питер неловко двинулся навстречу отцу.

Бедный Росс Хейл вдруг отчетливо припомнил события последних трех лет. Вспомнил он и то, как талантливый юный спортсмен из школы Хантли вдруг загадочным образом выбыл из рядов футбольной команды. И ещё на память приходили отрывки из письма знаменитого тренера, великого Кроссли. Что ж, теперь все ясно без слов.

Он медленно направился навстречу Питеру, пройдя, как ему самому тогда показалось, ровно одиннадцать шагов — и каждый шаг давался с величайшим трудом, знаменуя собой один год, прожитый в лишениях и страданиях, какие ему только пришлось претерпеть ради вот этого момента. И воспоминание о каждом из прожитых в одиночестве годах, казалось, мучительно разрывало его душу на части.

Он проиграл; проиграл; проиграл! Вот он его герой, его гордость, его божество, его Питер — а на деле просто немощный калека, ползущий домой, выбравшись из-под обломков исковерканной жизни!

Он не чувствовал никакой жалости к Питеру; и себя ему тоже жалко не было. Бормоча что-то себе под нос — похоже, сам не зная, что именно — он спокойно поднял с земли чемоданы, которые Питер привез с собой. А затем, не глядя ни на кого, пошел прочь сквозь редеющую на глазах толпу.

Самым первым человеком, ретировавшимся с перрона был шериф Уилл Наст, тот самый, который вскорости должен был бы вынести решение о том, кто из этих двоих молодых людей может принести больше пользы их обществу. Остальные расходились в спешке. В голосе людей слышалось деланное веселье. Горожане вдруг разом начали припоминать о каких-то очень срочных и якобы очень важных делах, придумывая различные благовидные предлоги для того, чтобы развернуться и поскорее уйти.

Однако уйти незамеченными удалось далеко не всем. Время от времени в гуле голосов слышался тихий, приятный голос, когда Питер Хейл замечал и узнавал кого-нибудь из горожан. Он останавливался, чтобы переговорить с каждым из знакомых и обменяться рукопожатием, привычным движением перехватывая правый костыль другой рукой и ловко перенося весь свой вес на ногу, закрепленную в железной скобе. Слегка покачиваясь, он с трудом удерживал равновесие, но зато правая рука оказывалась совершенно свободной для приветствий.

Выглядел он неважно, производя впечатление больного человека. Его бледное лицо осунулось, под глазами залегли темные круги. Но голос был по-мальчишески звонок. Ему было что сказать каждому из своих знакомых, и вот так, с поразительной легкостью и непринужденно он переходил от одного к другому, направляясь к ступенькам на противоположной стороне перрона. К этому времени народу на станции почти не осталось. Зрители поспешили разъехаться по домам. А потому очень немногим суждено было стать вынужденными свидетелями произошедшего в следующий момент небольшого казуса.

Нашаривая костылями ступеньки, Питер не заметил, что одна из бетонных ступеней обвалилась. Раздался сдавленный возглас; костыли скользнули вниз, и тяжелое тело Питера с размаху рухнуло в пыль.

Двое или трое оказавшихся поблизости мужчин тут же бросились ему на помощь. Но он сам поднялся с земли, проявив при этом редкостную сноровку. При падении он не выпустил из рук костылей, и можно было только догадываться о том, какой огромной силой мог, должно быть, в свое время обладать этот великан. И не оставалось ничего другого, как поверить в правдивость давнишних историй о том, как на футбольном Питер блестяще прорывался сквозь кордоны защитников, словно ураган налетая на владеющего мячом игрока, демонстрируя свою неимоверную силу, доказательством которой могла послужить та легкость, с какой он, оперся на свои длинные, могучие руки, встал с земли, запорошенной пеплом, и старательно удерживая равновесие, снова встал на костыли.

Оглянувшись, его отец смотрел на суетившихся людей, но спешил прийти на помощь сыну. Он испытывал безумное желание запрокинуть голову назад и расхохотаться, и ему казалось, что если бы он и подбежал бы сейчас к Питеру, то наверняка не смог бы сдержать этот рвавшийся наружу безумный хохот, которого никто не должен был услышать!

К тому же и помимо него нашлось полно сердобольных помощников, принявшихся отряхивать пыль с одежды Питера. Он же с мрачным видом лишь сдержанно благодарил их. Россу Хейлу казалось, что сын его потерял всякий стыд и совесть, и принимал соболезнования окружающих со смиренной улыбкой вселенского великомученника, привыкшего к тому, что его все жалеют. Во всяком случае для него это день и в самом деле был чем-то сродни концу света!

Лишь одно он никак не мог взять в толк — то, что удар оказался таким неожиданным. Ведь вот только что он чувствовал себя королем, возвышаясь над всеми прочими жителями Самнертауна и его окрестностей. А уже в следующий момент от былого величия не осталось и следа — такое унижение, какая жестокая шутка судьбы!

Когда калека-великан добрался, наконец, до повозки, его отец уже дожидался его там. Он не собирался предлагать свою помощь до тех пор, пока его об этом не попросят, и к тому же ему было интересно посмотреть, как Питер будет залезать в повозку. Но на этот раз все получилось совсем не так неуклюже, как того можно было бы ожидать, так как Питер, балансируя на скованной железной скобой левой ноге, сначала уложил костыли, а затем, ухватившись одной рукой за верх колеса, а другой за сиденье, подтянулся и в следующий момент уже сидел на своем месте, стараясь отдышаться.

На стороннего наблюдателя, человека ничего не знающего о пределах человеческих возможностей, это, пожалуй, не произвело бы особого впечатления. Росс Хейл же был в этом деле человеком искушенным. В свое время он сам едва не стал калекой, когда его лягнул упрямый мул, которого он как-то раз попытался запрячь при тусклом свете фонаря незадолго до рассвета, и тогда на выздоровление ушло почти целых восемнадцать месяцев. И он знал, как тяжело подтягивать тяжелое тело на одних только руках! Собирая поводья и залезая в повозку, Росс мысленно представлял себе, каким Питер Хейл мог бы быть — каким он был прежде!

Когда-то его ноги были такими же сильными, как и руки. Значит, он был настоящим гигантом. Эх, если бы только тогда была бы возможность хотя бы однажды привезти его сюда, чтобы все в Самнертауне смогли бы увидеть его в зените славы — и уж тогда-то они прочувствовавли бы и поняли глубину произошедшей трагедии! Но нет, даже такой малости ему не было дано, и он своими глазами видел отвращение на лицах людей, спешившись поскорее покинуть станционный перрон — смесь отвращения и жалости — и это все, на что ему теперь оставалось рассчитывать!

Они ещё все припомнят ему; целых три года они выслушивали невероятные истории о несравненной удали великана-силача. И теперь все это выглядело лишь не более чем искусной выдумкой, лживыми байками, которыми отец и сын морочили им головы, чтобы скрыть ото всех неоспоримый факт, заключавшийся в том что жизнь и тело Питера Хейла были безнадежно исковерканы!

Росс хлестнул кнутом тощих, понурых мустангов, и поспешил поскорее выбраться из города. Позади осталось не меньше мили пути, когда он впервые взглянул на Питера, да и то мельком, краем глаза, отмечая про себя, что сын сидит с высоко поднятой головой, а его спокойный взгляд устремлен вдаль, на расстилавшуюся перед ними дорогу.

Питер первым нарушил затянувшееся молчание.

— Отец, тебе сейчас трудно. Все получилось гораздо хуже, чем я ожидал.

— Хуже? — переспросил ранчеро. — Хуже? — И он рассмеялся, но поперхнулся рвавшимся наружу хохотом и замолчал.

— Понимаешь, — спокойно продолжал Питер, — когда я увидел, что ты так ждешь от меня больших успехов на футбольном поле… конечно, после случившегося со мной я поговорил об этом со своим тренером и врачом. Они согласились, что будет лучше не разочаровывать тебя вот так сразу. Тогда они согласились, что есть один шанс из десяти, что я поправлюсь, и с ногами у меня будет все в порядке. И вот я понадеялся на этот шанс — как последний трус! А солгав однажды, потом уже не решался выложить тебе все начистоту. Я вводил тебя в заблуждение теми своими письмами. Даже позволил бедному Тони Кроссли писать обо мне то, что на самом деле совсем не соответствовало действительности. Прости его! Он хотел как лучше!

Это было отзвуком далекого и недосягаемого мира — в котором сын Росса Хейла вот так запросто обращался по имени к великому Кроссли — чьи фотографии то и дело мелькали на страницах газет. Росс Хейл сидел молча, не сказав ни слова в ответ, на протяжении всего пути до дома мысленно переваривая сей примечательный факт, не чувствуя при этом, однако, никакой радости или облегчения.

Глава 6. НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

Повозка катилась дальше, то и дело проваливаясь колесами в выбоины в колее, поднимая над дорогой облачка серой, легкой пыли, стелившейся по земле, и ранчеро казалось, что вслед за уже сказанным может последовать ещё что-нибудь. У этого разговора должно быть продолжение. В конце концов, должны же быть ещё какие-то объяснения, и Питер мог бы прямо сейчас, незамедлительно рассказать ему все как есть, от начала и до конца. И не важно, что решиться на признание всегда непросто; Питер обязательно сделает его!

Но Питер молчал. Похоже, он ожидал, что отец сам возобновит этот разговор. Так что Питер продолжал молча сидеть в повозке, теряя попусту время, а ухабистая дорога бежала вперед, с каждым мгновением приближая их к дому.

Взявшие было поначалу довольно резвый темп мустанги теперь плелись, понуро опустив головы и еле переставляя ноги, так как подковы на задних ногах у них уже давно стерлись от частых поездок по этой вечно пыльной дороге. Интересно, на протяжении вот уже скольких лет Россу Хейлу приходилось наблюдать извечную картину того, как эти коняги ненадолго останавливаются в том месте, где дорога идет в гору, а затем переходят на усталую рысцу, оказавшись перед спуском на противоположной стороне холма? И сколько раз он видел, как они замедляют бег или же спотыкаются на одних и тех же местах, и вдруг заинтересованно поднимают головы, учуяв сырость и прохладную свежесть воды, которой всегда веяло со стороны мельницы Мерфи и резервуара, до краев наполненного водой!

Питер Хейл был похож на молодого индейцы, и его отец не без горечи подумал о том, что, возможно, он не так уж много и потерял. Взять хотя бы то, что его Питер вовсе не был тем красавцем, каким мог бы стать. Или, может быть, и это тоже было последствием недуга? Сердце Росса Хейла было разбито, и теперь ему начинало казаться, что приключившееся несчастье не только лишило его сына физических сил, но так же исказило некогда миловидные черты его лица. Его квадратный, волевой подбородок, например, возможно и не придавал бы ему столь жестокое и суровое выражение, будь он чуть пополнее. И никто не обратил бы внимание на осунувшееся лицо и ввалившиеся глаза, если бы только под ними не красовались темные круги, оставленные беспросветными годами страданий.

Да, Питер страдал. Сомнений быть не может. Но и осознание этого не могло облегчить то бремя, под гнетом которого находилась душа Росса Хейла. Конечно, было бы грустно, если бы его сын вдруг оказался законченным идиотом, не способным осознать, как много он потерял, как много лишился из-за той роковой случайности!

— Расскажи, как это случилось? — спросил отец.

— Я был в горах вместе с Басситером — Диком Басситером. Это было летом после моего первого года в колледже. Мы с Бассистером учились вместе, а познакомились ещё в школе Хантли. Короче, мы были приятелями.

— Я этого не знал.

— Правда?

— Вообще-то, за все эти годы ты не слишком баловал меня своим вниманием и письмами!

Краем глаза он заметил, как Питер слегка повернул голову, заглядывая ему в лицо, и чувствуя на себе взгляд сына, Росс остался сидеть неподвижно, сосредоточенно глядя на залитую солнцем дорогу. Зубы крепко сжаты, и ни один мускул не дрогнул у него на лице под взглядом Питера.

— Ну так вот, — продолжал Питер своим тихим, бархатным голосом, — мы с Диком всегда были хорошими друзьями. Я довольно часто бывал у него дома. Был знаком с его семьей. И они меня тоже знали. Короче, все было просто здорово. Однажды мы купались в реке — знаешь, это была такая небольшая речка, которая протекала по землям поместья, принадлежавшего семейству Басситер. А ещё там было огромное озеро — на дальнем конце которого гремели водопады.

С нами была младшая сестра Дика, Молли. Она сказала, что ей хочется поплавать выше по течению, над водопадами, и тогда мы направились туда. Но достаточно было лишь однажды увидеть то место, чтобы понять, что затея это отнюдь небезопасная. На поверхности воды течение было ровным — ровным, но очень быстрым на глубине. Оно мгновенно подхватывало все, что только ни оказывалось в реке, тут же затягивало под воду и стремительно несло к водопаду.

Но предупредить Молли об этом мы не успели. Она, очевидно, твердо решила нырнуть в этом месте, польстившись на обманчиво спокойную речную гладь. Она бросилась в воду и поплыла, как вдруг течение подхватило её и понесло вниз.

Дик закричал и бросился вслед за ней. Но и ему не удалось справиться с течением. Я понимал, что шансов у меня практически никаких, так как Дик плавал лучше меня, гораздо лучше. Но не мог же я просто беспомощно стоять на берегу и бездействовать. Нужно было что-то делать. И тогда я бросился в воду.

— И тоже не смог справиться с течением? — мрачно спросил отец.

— Я был абсолютно беспомощен. От меня уже ничего не зависело. Я увидел, как девочку несет вниз по течению, к водопаду, и как потом она сумела ухватиться за каменный выступ и удержалась так. Я видел, как Дик протянул ей руку, и ей удалось подтащить его к себе. Оба они были в безопасности. Понимая, что не смогу добраться до них, я решил повернуть обратно к берегу и даже пытался грести. Но все напрасно. Мне не удавалось побороть течение ни на минуту. Оно было сильным, словно упряжка норовистых мулов!


  • Страницы:
    1, 2, 3