На крыльях магии

      Губы Асты, дочери Леннис, задрожали, у нее в этом была большая практика.
      - Мама, - укоризненно сказала она, - ты только посмотри на этих бедных детей и их так много работающую мать. Ты видишь, какая умница Сорен? У нас снова будет малыш в доме, - подольщалась она, - и без всех этих неприятностей, тебе не нужно его самой рожать. - Девушка взяла на руки золотоволосого младенца из семьи беженцев и принялась укачивать.
      Леннис протянула руки и быстрым движением сорвала с ребенка одеяло.
      - Еще один Джомми! - провозгласила она и злобно набросилась на свою младшую дочь. - Что с тобой, противная девчонка? - яростно спросила она. - У тебя извращенное стремление к зверям, которые убили твою бабушку и изнасиловали мать?
      Она суженными глазами смотрела на дочь. Ей не впервые пришло в голову, что часто в конце концов, все получается, как того хочет Аста, как бы яростно ни возражала мать.
      - И никаких штучек, молодая особа, - проворчала она.
      - Мама! - Громкий крик из другой комнаты отвлек мельничиху, которая тут же забыла об Асте и отправилась смотреть, что случилось с Ролдин. Ворвавшись в кухню, она с гневом уставилась на эту красиво говорящую Эгил, которая своими грязными руками обнимала ее старшую! Этот Джомми, которого зовут Эгил, что-то непонятное лепетал Ролдин.
      Быстро, прежде, чем грязные слова перешли в грязные действия, Леннис ударила Эгида в ухо и снова угрожающе подняла руку.
      Вместо того, чтобы отступить, как всегда поступает в таких случаях он-дочь Джомми, или истерически расплакаться, как делал Джомми в детстве, этот стоял прямо и смотрел ей в глаза. И не получив разрешения говорить неслыханное дело! - залопотал что-то. Потом, видя, что она не понимает, указал на свою сестру. Потом на Ролдин и сильно ущипнул себя за руку. Он собирался ущипнуть Ролдин!
      - Вон! - закричала Леннис и сделала широкий жест, включающий и Эгила, и плачущего в углу ребенка. В комнату вбежали Лиза и остальные ее дети.
      Леннис указала на Эгила, потом на дверь.
      - Убери отсюда эту тварь, - мрачно сказала она.
      Потом, смягчившись, добавила, указывая на маленькую Ханну:
      - Ты можешь остаться.
      Эгил повернулся к матери. Они поговорили на своем непонятном языке, немного добавила и плачущая Ханна. Эгил положил руку матери на плечо и что-то сердито сказал. Смысл был ясен: "Мы уходим".
      - Уходи, неблагодарная женщина! - сказала им вслед Леннис. - Я сжалилась над вами, дала вам приют и еду, а вы так мне отвечаете!
      Эгил повернулся и что-то сказал. Леннис в гневе посмотрела на Лизу.
      - Ты стоишь, - закричала она, - и позволяешь этой твари говорить за себя, словно сама безмозглая? Позволь тебе сказать: я сразу поставила бы своих дочерей на место, если бы они попытались говорить за меня, их мать! Глаза ее снова сузились, и на лице появилась торжествующая улыбка. Безмозглые! Конечно! Если вы предпочитаете скорее умереть с голоду, чем пользоваться моей добротой, можете уходить. - Она снова повернулась к Асте. - А что касается тебя, молодая женщина...
      ***
      Арона провела весь день в комнате записей, согнувшись над свитками и записывая все подробности неожиданного вторжения. Ей с трудом удавалось записывать имена незнакомцев, она вспоминала их произношение и записывала фонетически, по звукам. Кто пришел, когда, с кем. Перо ее затупилось, она своим маленьким ножом очинила новое; оно тоже притупилось, и Арона отправилась в птичник, чтобы найти еще одно. Чернила сгустились, а плечи начали ныть.
      Закончив первый лист, она встала и всмотрелась прищурившись в золотой солнечный запад полудня. А работа по дому не сделана! Со вздохом она направилась к поленнице и набрала достаточно дров, чтобы разжечь очаг. Потом набрала в колодце воды, чтобы Марис могла сварить обед для них и заполнить корыта скота. Позже нужно будет подоить корову, но кто-то уже накормил птиц и собрал яйца. Нужно прополоть огород, но с этим можно подождать до завтра. Однако полить нужно будет сегодня же.
      Она вытаскивала из колодца ведро за ведром и поливала растения вначале брызгала на листочки, потом заливала корни. Потом подмела пол, отобрала овощей и положила их на кухонный стол для Марис. И отправилась в деревню, чтобы посмотреть, что происходит.
      Идя по знакомой тропе от Дома Записей к дому ее матери-плотника, Арона не обращала внимания на слабую боль в нижней части живота. Ее мать, Бетис, дочь Ангхары, сидела на крыльце и болтала со своей давней подругой Нориэль, кузнечихой. Арона улыбнулась при виде кузнечихи и окликнула ее:
      - Здравствуй, тетя Нориэль. - С пяти лет она любила кузнечиху.
      Потому что как раз, когда маленькой Ароне разрешили чинить одежду драгоценными металлическими иглами, а не костяными, как все дети, она совершила ужасную ошибку.
      Потеряла иголку. Арона искала ее всеми способами, каким ее научили, но прежде, чем признаться кому-нибудь, испробовала еще один способ. Она видела, как некоторые предметы, если их потереть о кошачью шерсть, притягивают к себе волосы и нитки. Побежав в кухню, она взяла один из драгоценных стеклянных стаканов матери и потерла его о шкуру Смоки, дочери Пэтчи, самой послушной из всех кошек.
      Потом отнесла стакан в комнату, чтобы поискать иглу.
      Мать отругала ее за то, что она играет вместо того, чтобы шить. Никто из взрослых не понял ее объяснений, и ее снова отругали за то, что она играет, потеряв иголку. Позвали кузнечиху. Она делает металлические предметы и умеет находить их.
      К радости Ароны, ритуал, которым пользовалась для поисков кузнечиха, оказался таким же необычным, как и изобретенный девочкой способ стекла и шкуры. Нориэль достала из кармана маленькую подкову, потерла ее о металлический брусок, который был у нее в другом кармане, и потом провела подковой по деревянному полу.
      Подковка Нориэль отыскала иглу в щели пола.
      Когда тетя Ната и мама отправились на кухню наливать эль и готовить печенье для кузнечихи, как требовала вежливость, Арона подобралась к страшной женщине и рассказала ей о кошачьей шерсти. Кузнечиха не только внимательно выслушала ее, на нее этот рассказ произвел сильное впечатление.
      - Она очень У-М-Н-А, - по буквам сказала она старшим родственникам Ароны. - Я с удовольствием взяла бы ее в подмастерья, если ей хватит силы. Но потом печально добавила:
      - Но это слишком - просить, чтобы женщина пожертвовала свою дочь Искусству.
      - Но почему твоя подмастерье должна отказываться от детей? - спросила Арона, сочувственно взяв Нориэль за руку.
      Нориэль поднесла палец к слезе, неожиданно появившейся у нее на глазах.
      - Я очень сильна, и сокольничим это не нравится.
      Они убивают слишком сильных женщин, - откровенно объяснила она. Поэтому я должна держаться от них подальше. Но только они могут дать нам дочерей. Деревня просила меня пойти на это, а я люблю металл и потому согласилась. Но это очень тяжело.
      Арона обняла женщину.
      - Я буду твоей дочерью, и мамы тоже, и тети Наты, если они мне разрешат, - пообещала она. И так и было в течение всех этих лет.
      Но сегодня Нориэль выглядела так, словно последние два дня у нее были нелегкими, а тети Наты нигде не видно. Рядом с матерью Ароны сидела женщина из пришелиц - Элен. Она вслушивалась в каждое слово. Как она может это делать, не зная языка, Арона не понимала.
      - Как твои чужаки, тетя Нориэль? - спросила Арона, присаживаясь на крыльцо, как взрослая.
      Нориэль усмехнулась.
      - Эта Хуана! Суетлива, как мокрая курица, всегда из-за чего-нибудь готова взлететь к вершинам деревьев.
      Опекает Леатрис, как наседка на яйцах, и гоняет ее, как приставалу и сплетницу.
      - А твоя новая подмастерье? - Арона почему-то очень интересовалась детьми этих пришелиц. Ей хотелось получше понять их. - Как я рада, что ты, наконец, нашла себе помощницу! Как ты думаешь, у нее получится?
      Нориэль покачала своей обвязанной шарфом головой и рассмеялась.
      - Осеберг хорошо работает у горна, - сказала она, - но она невероятная зазнайка. Ничего нельзя показать этой девушке: ее прежняя госпожа Моргат делала это гораздо лучше. В некоторых случаях это даже правда, но заставить Осеберг слушать - все равно что заставлять мула. Иногда мне кажется, что она избалована, как принцесса, - продолжала кузнечиха. - Мать пользуется ее силой, как и готовностью Леатрис помочь. Но - Арона! - даже когда ясно, что ты будешь жрицей или хранительницей записей, разве твоя семья выделяет тебя?
      Разрешает не выполнять работу? Как будто то, что тебе предстоит делать, гораздо важнее и тебя не нужно утруждать остальным.
      Арона присвистнула.
      - Она такая испорченная?
      - Такая испорченная, - подтвердила Нориэль. - Хотя и очень хорошая работница. - Ее широкие плечи затряслись от хохота. - Ну, я учу ее хорошим манерам.
      Может быть, из нее получится даже неплохая повариха и домохозяйка, хотя научить ее шить, наверно, невозможно. Мать даже не пытается это сделать. Когда я попыталась научить ее дочь, Хуана снова устроила припадок. Как я смею делать это, если не получилось у самой матери? - Она откинула голову и захохотала.
      Арона усмехнулась, потом тоже рассмеялась, вспомнив свое столкновение с Эгилом. Из соседней двери показалась Ната, дочь Лорин. Она скривила нос.
      - Эта Леннис! - взорвалась она.
      - А что она сделала? - с искренней тревогой спросила мать Ароны.
      - Выгнала в ночь своих гостей-чужаков. И рассказывает что-то невероятное: будто они приставали к ее дочерям, - кисло сказала Ната. Старшая дочь незнакомки рассказала другое. Говорит, что Ролдин ущипнула ее сестру, а Леннис побила их обеих. Должна сказать, что я скорее поверю чужакам. - Сделав это поразительное заявление, она закуталась в шаль. - Я пообещала найти им другое место, прежде чем вмешаются моя мать и другие старейшие. А что у нас на ужин?
      Цыплята, приготовленные необычным способом. Элен высокомерно улыбнулась, когда все набросились на еду.
      Она действительно оказалась великолепной поварихой, думала Арона, беря вторую порцию, потом третью. Куски окунались в масло и поджаривались в нем, как жареный хлеб. В качестве гарнира - мелко нарезанная репа в соусе со вкусом цыплят. Новая идея и очень-очень хорошая.
      Арона снова почувствовала спазмы внизу живота. Ей теперь четырнадцать лет, и она подозревала, что это такое. Итак, ужасная ночь в гостевом доме не принесла плодов. Не в том дело, что она хотела ребенка. Пока она еще только подмастерье, а не хранительница записей. У ее матери, сестер и теть всегда найдется место для еще одной дочери, но это не то же самое, что иметь собственное хозяйство.
      Ей не с кем будет делить ребенка. Вот в чем проблема. В деревне, где у всех девушек с детства есть лучшие подруги - правда, они часто меняются, она оказалась слишком умна, слишком любопытна, слишком остра на язык и интересовалась тем, что остальным было неинтересно. Есть несколько девушек, которые ей нравятся, она им тоже нравится, но они никогда не были особенно близки.
      Эгил умна и интересуется тем же, что и она. Конечно, Эгил ведет себя странно, и это тревожила Арону. Но, может быть, в конце концов они с Эгил станут сестрами-подругами. Это было бы хорошо.
      Она оставила записи неоконченными! Извинившись, Арона сказала:
      - Спасибо, мама и все остальные, но у меня дела в Доме Записей. Еще светло. Вы разрешите мне уйти?
      - Конечно, дорогая, - ответила Бетиас. Элен тоже что-то пробормотала.
      Арона побежала по тропе к Дому Записей и столкнулась с Эгилом. Он схватил ее за руку.
      - Куда ты торопишься? - спросил он.
      - В Дом Записей, - ответила она, - и если видишь, что я тороплюсь, то не нужно меня хватать, - раздраженно выпалила она. Он выглядел так, словно готов спорить. Она схватила его за пальцы. - Не дразни меня, Эгил! Скоро стемнеет, а у меня еще много работы. - Он не собирался ее отпускать. - О, Эгил, тетя Ната как раз сейчас отыскивает новый дом для твоей семьи, вспомнила она и подумала, не придется ли ей вырываться. К ее облегчению, он выпустил ее руку и поклонился, сказав:
      - Спасибо. - И убежал.
      Арона вернулась в знакомую комнату записей и зажгла свечу.
      - Э-гилл, дочь Лизы, обвинила Ролдин, дочь Леннис, в нападении на свою сестру. Она предъявила это обвинение Нате, дочери Лорин, которая рассказала, что Лиза и Леннис ссорились из-за этого и Лиза ушла из дома Леннис вместе с детьми. Они хотят новый дом. И просят об этом Нату, дочь Лорин. Э-гилл хочет ходить в школу. - Арона посидела, думая о теме следующей записи, потом неохотно решила, что все, касающееся чужаков, следует записывать на случай, если впоследствии старейшим придется выносить суждение.
      - Э-гилл также без всякой причины поцеловала Арону, дочь Бетиас, хранительницу записей, потом извинилась, но причины так и не объяснила, только сказала, что хочет с ней подружиться. Э-гилл также положила на меня руки, хотя я торопилась по серьезному делу. Это грубый поступок. У них совсем другие манеры. Никто не знает, насколько другие.
      Она заткнула чернильницу, подвесила свиток за уголки, чтобы он просох за ночь, и приготовилась ложиться.
      Ее предположение оказалось верным: ребенка у нее не будет. Конечно, впереди еще другие годы и новые посещения сокольничьих. Может, если она захочет ребенка, его сделает Эгил. Это гораздо лучше, чем новое посещение сокольничьих. Эгил станет прекрасной подругой, когда удастся научить ее хорошим манерам. Приятно будет иметь подругу, с которой можно поговорить. Может быть.
      Когда-нибудь.
      ***
      Эгил, сын пекаря, задумчиво смотрел вслед Ароне.
      Нет, конечно, она особенная. Даже этот деревенщина Осеберг, сын кузнеца, не сводит с нее глаз. И не убирает рук, если верно то, что слышал Эгил. Жаль, что он не подумал об этом до того, как поцеловать. Ну, ничего еще не потеряно.
      Осеберг уверен, что в этой деревне, где так много женщин и совсем нет мужчин, они получат любую девушку, какую захотят. Он не думает о том, что эти девушки привыкли к взрослым мужчинам, не к мальчишкам, к тому же эти мужчины соколышчьи. Конечно, у них есть преимущество: они здесь постоянно, а сокольничьи показываются редко. С другой стороны, они могут показаться девушкам слишком банальными по сравнению с далекими и загадочными сокольничими.
      Арона даже не оглянулась на Эгила. Эго неудивительно. Бездомный и безземельный, лишенный денег, он чужак в этой деревне. Ему сначала нужно стать кем-то.
      К счастью, их интересы совпадают. Ему нравится читать, писать, хранить записи, а она совершенно явно серьезно относится к своему делу, слишком серьезно. Арона посчитает деревенского хранителя записей достойным человеком. Если он станет деревенским хранителем, она подумает о нем.
      Он пошел, насвистывая, планируя свои действия, потом начал мечтать о любви Ароны - в таких подробностях, которые заставили бы покраснеть старейших.
      Вначале нужно позаботиться о матери и малышах. Потом завоевать место Ароны. А после этого - и саму Арону.
      4. Дело старейших
      Тяжелые темные тучи повисли в небе, и земля дрожала под ногами. Марис, дочь Гайды, хранительница записей, часто отсутствовала, а когда была в Доме Записей, почти не разговаривала. Смотрела на стену, выходящую на Соколиный утес, ела то, что перед ней ставили, молча убирала со стола, потом опять-таки без единого слова запиралась в комнате для записей. И спустя несколько часов выходила оттуда с пыльными руками.
      Арона должна была записывать имена чужаков, то, куда их поместили, и она боялась, что делает это не правильно.
      - Госпожа Марис, - позвала она. Потом громче:
      - Госпожа Марис!
      Хранительница подняла голову.
      - Да? - резко спросила она.
      Арона сунула ей в руки свою последнюю запись и ждала, дрожа.
      - Посмотрю позже, - пообещала Марис, откладывая рукопись и снова глядя на запад.
      Может быть, ее хозяйка больна? Арона думала поговорить с целительницей, но вместо этого поставила греть воду для мытья посуды и на травяной чай. Потом пришлось прибираться в курятнике и относить птичий помет в компостную яму, оттуда - в огород, который всю неделю простоял заброшенным. Арона пропалывала овощи, когда через заднюю дверь вышла госпожа Марис.
      - Ты не хуже меня говоришь На языке чужаков, - сказала она. - Не поможешь ли Эгил, дочери Лизы, в ее новом доме?
      Арона выпрямилась и бросила сорняк на груду уже выдернутых. Марис продолжала:
      - И, дорогая, ты должна пользоваться окончаниями мужского рода, если знаешь, что речь идет об он-дочери.
      Сможешь поправить запись, когда умоешься: Эгил не торопится.
      - Госпожа, а разве разумно поселять он-девушку отдельно? - спросила Арона. - Госпожа Нориэль очень хорошо воспитывает свою новую подмастерье и не разрешает ей поселяться отдельно.
      Госпожа Марис помигала своими подслеповатыми голубыми глазами.
      - Но, дорогая, они другие, - ответила она. - Иди мойся.
      Она снова стала хранительницей!
      - Проклятая он-девушка! - жалобно сказала Арона на своем языке, доставая ведро с водой из колодца.
      - Ну, не такие уж мы плохие, - весело заметил на своем языке Эгил откуда-то из-за нее. Он перехватил у нее веревку, добавив:
      - Давай-ка я.
      Ведро дернулось, расплескав воду. Эгил положил руки ей на плечи, осторожно положил и сразу снял и пошел с ней к дому, неся ведро.
      - Тебе не следует напрягать глаза над этими "проклятыми записями", сказал он, используя негативное окончание деревенского языка в слове из своего родного языка. - Мне хочется посмотреть на твой огород.
      Эти два заявления ничего не значили, но Арона почувствовала, как волоски у нее на руках встают дыбом.
      Она вздрогнула. Он с любопытством посмотрел на нее; она пожала плечами.
      - Кто-то прошел по моей могиле, - сказала она и оставила его на пороге. Не решилась сказать, что у призрака внешность Эгила.
      Марис всегда настаивала, чтобы Арона оставляла много места между словами для возможных поправок.
      Девушка тщательно вставила окончание ид после каждого существительного и прилагательного, которые, как она знала, относятся к мальчикам. Несколько раз ей пришлось счищать чернила и переписывать, делая надпись более мелким почерком. Наконец, гордясь своей работой, она распрямилась и понесла показывать свиток Марис.
      Но хранительницы не было.
      В животе Ароны зашевелилась ворона, девушка не обратила на это внимания и пошла вверх по лестнице, чтобы переодеться. Потом по какому-то импульсу вплела многоцветную ленту в косу; когда она вышла, Эгил восхищенно посмотрел на нее.
      - Мы все еще ищем место, - сразу сказал он. - Гондрин, хозяйка пивной, позволила нам переночевать в своем доме в обмен на тяжелую строительную работу, но я не хотел бы, чтобы мои сестры росли в пивной - при всем уважении к хозяйке.
      Арона взглянула на мать Эгила, которая сидела в другом кресле, поджав губы.
      - А к какому занятию вас готовили? - спросила девушка, удивляясь, почему взрослые позволяют подмастерью договариваться. Ну, что ж! Арона покажет им, на что способна!
      - Я дочь мельника, и я всегда сама все вышивала, - ответила пришелица Лиза с некоторым сомнением.
      Но все женщины пекут и вышивают. У мельничихи уже живут. Нориэль, кузнечиха, уже приютила семейство чужаков, как и мать самой Ароны, плотник. У кого же нет пришельцев? У Флори, целительницы, их полон дом, больных, раненых и ослабевших. Арона подняла голову.
      - А умеешь ли ты лечить больных, госпожа?
      - Не очень, - призналась Лиза. - Но вот Ханна прекрасная нянька. Она приносит домой всех раненых зверей и птиц. Харальд смеялся и жаловался, что у нас воющий зверинец, а не пекарня!
      Ну, это начало. Она и Эгил - единственные, кто достаточно подрос, чтобы стать подмастерьем. Вышивание. Двоюродная бабушка Ароны Лорин, владелица нескольких пар ножниц, обшивает всю деревню. Заинтересуется ли она? Ее позвали. Разговор вел Эгил. Тетя Лорин выслушала нахмурившись.
      - У меня на руках бедная дорогая Эйна, - резко ответила она, - и мне другая такая не нужна. - Бабушка Эйна быстро впадала в старческий маразм.
      Элтеа, ткачиха, оказалась еще более резкой.
      - Мне не нужны нахалки, - сказала пожилая ткачиха. - И чего можно ждать, если дочь решает все дела за мать? Не нужны мне нахалки и бездельницы.
      Арона беспомощно переводила взгляд с Элтеи на Эгила и Лизу. Женщина кажется достаточно разумной, почему, действительно, она разрешает говорить за себя Эгилу? Девушка расправила плечи и перевела все точно. Эгил ощетинился.
      - Кого это ты называешь нахалами? - прямо спросил он. - Я называю это приличием и скромностью. Я пообещал отцу, что буду заботиться о матери...
      "Слабоумная", - печально подумала Арона, видя, как Лиза согласно кивает. Хотя женщина сердито посмотрела на своего старшего. Ну, что ж. Лойз, дочь Аннет, известна своей добротой. Она живет между лесом и пещерами, хорошее место, много воды, и хорошо укрытое. Небо снова затянулось тучами.
      - Пойдемте к госпоже Лойз, - предложила Арона.
      ***
      Наступило раннее ясное утро. Несколько сильных молодых девушек в брюках и курках из козьих шкур, с копьями в руках, с тюками и веревками на спине, проходили мимо двери кузницы.
      - Загон! - крикнула одна из них. - Мы идем за овцами. Приглашаются все желающие.
      Нориэль подтолкнула Леатрис.
      - Иди, - сказала она. - Твоя сестра работает за двоих, а ты никогда не бывала в загонах.
      Хуана выпрямилась, открыв рот, и выпалила:
      - Приличная нежная девушка, как моя Леатрис, пойдет с этими девками в штанах? Одна? В открытое поле где их никто не охраняет и не заботится о них? А что если они встретят чужих мужчин? Это неприлично.
      О чем думают их матери?
      Леатрис переводила взгляд с матери на нанимательницу, а от нее на девушек. Нельга, дочь Олвит, крикнула из середины группы:
      - Я тебе дам копье! У меня два! Прихвати с собой арфу, будешь петь для нас!
      - Сейчас, - ответила Леатрис. - Мама, ты ведь знаешь Нельгу. Все девушки идут!
      - Да, все ходят по очереди, - согласилась Нориэль, вытирая руки передником. - И ты не можешь навсегда привязать ее к своему переднику. Ты знаешь, что сочинительница песен Офелис хочет взять твою дочь в подмастерья? Ты можешь гордиться дочерью, Хуана.
      Леатрис, приняв это за разрешение, отдала свой передник матери и бросилась наверх с криком: "Спасибо!" - И добавила, обращаясь к Хуане:
      - Папа отпустил бы меня Этого Хуана не могла отрицать. Из-за этого у нее часто болела душа, когда был жив Моргат. Хуана застонала. Ну почему они нашли убежище в деревне, где никто не понимает приличий и порядка? Хотя, приходилось ей признать, она не должна просить милостыню, не умирает от голода и не занимается проституцией!
      ***
      Когда Арона возвращалась с фермы госпожи Лойз, небо затянули тяжелые грозовые тучи. С горы Часовых послышался крик голубки. Арона свернула с тропы, ведущей к Дому Записей, и пошла через лес на восток, в сторону от Соколиного утеса. Великолепный закат начал гаснуть. Дочери Гунноры, если приближаются именно они, должны будут заночевать. Может, одна или две из них будут гостить у Марис и Ароны! Девушка быстро шла по тропе, торопясь поздороваться с гостьями.
      Сердце ее упало, когда она увидела не привычные красновато-рыжие плащи тех, кто следует учению доброй богини, а трех женщин в простых серебристо-серых платьях. Но все равно - ведь так мало незнакомых приходится встречать! Впрочем, сейчас их столько, что и за всю жизнь не встретишь. Но эти зачем пришли сюда?
      На глазах у Ароны одна из них взялась за нить у себя на шее и вытащила за нее голубой камень. Камень светился внутренним светом в быстро темнеющем лесу.
      Женщина повернулась и посмотрела прямо на девушку, прятавшуюся среди деревьев. И на языке чужаков, но с легким акцентом спокойно сказала:
      - Это не место для любопытных детей. Иди домой, девочка, ложись в постель и забудь, что видела нас.
      Арона неожиданно обиделась, она взрослая и намерена доказать это. Но язык и ноги ее не слушались.
      - Да, госпожа, - покорно произнес ее язык, а сердце гневалось из-за этой покорности. Ноги медленно понесли ее к Дому Записей, вопреки ее желанию. Она пыталась освободиться от чужой власти, но тут же воспоминание о встрече начало расплываться, оно становилось все более смутным. Наконец Арона огляделась и увидела, что уже совсем стемнело. "Должно быть, я оставалась в доме Лойз дольше, чем думала", - подумала она и быстро и неслышно пошла в Дом Записей, в свою спальню.
      ***
      На равнине к западу от деревни бегали девушки, гонялись друг за другом, кричали на полях, играли с собаками. Леатрис, дочь Хуаны, чувствуя, что у нее в мешковатых брюках голые ноги, тащилась за ними. Ветер раздувал ее волосы, и юбка не облегала ноги.
      - Пошли, копуша! - крикнула ей Нельга. - Так ты ни одной овцы не поймаешь!
      Леатрис пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
      - Мама всегда заставляет меня ходить медленно, - ответила она, запыхавшись, но улыбаясь. - Прости!
      Солнце жгло ее непокрытую голову, пот тек по незащищенному лицу. Лицо от этого чесалось. Леатрис вытерла его шейным платком и снова принялась догонять девушек. Они кричали друг другу, и она тоже попыталась крикнуть. Голос ее пронесся над холмами, и ей показалось, что его услышат аж на Соколином утесе! Леатрис представила, что ее слышит мать, и внутренне поморщилась. Дамы не кричат!
      Приличная девушка всегда говорит негромко и вежливо.
      - Черт побери! - громко сказала Леатрис в пустой - без Хуаны - воздух.
      Нельга подождала ее.
      - Ты здорова? - спросила она.
      Леатрис кивнула, она снова начала задыхаться.
      - Просто кое о чем подумала, - объяснила она. - О том, что дома.
      Нельга протянула ей кожаную бутылку с водой.
      - Попей. - И они снова побежали. Нельга вертела веревкой с петлей на конце, которой ловят отбившихся овец, и бросала на кусты и на все, что можно поймать.
      Она показала Леатрис, как это делать, но руки девушки еще должны были этому научиться. Они обе рассмеялись. - Пошли, погоняем овец, - предложила Нельга и показала, как свистом подзывать сторожевых собак. Леатрис была обрадована и поражена.
      - Свистящие девушки и каркающие куры, - про себя процитировала она свою мать и вызывающе закончила:
      - Но им веселее, чем курам и девушкам из курятника!
      К концу дня все устали, и, когда, наконец, развели костер и принялись поджаривать на прутьях вяленое мясо и хлеб, Нельга спросила:
      - Слишком выбилась из сил для песни?
      Леатрис прикусила губу.
      - Я не знаю ваших песен, - сказала она. - Могу спеть свои. Но вы не поймете.
      Старшая девушка сказала:
      - Пой. Я переведу. Моя мать - торговец. - Леатрис узнала в ней внучку Элтеи, ткачихи. Она не могла вспомнить, как зовут эту девушку. Леатрис начала петь, чуть смущенно, старинную балладу о любви, побеждающей звездные расстояния. Внучка Элтеи негромко переводила, превратив любовь в дружбу, прерванную семейной ссорой. Леатрис, не слишком уверенная в своих знаниях нового языка, не стала поправлять.
      Нельга хихикнула.
      - А не спеть ли нам "Четыре сокольничьих спустились с утеса"? Остальные девушки с энтузиазмом согласились, и Нельга запела.
      Леатрис слушала, вначале недоумевая, потом решив, что слух ее обманывает, потом шокированно и потрясенно так, что словами не выразишь. Она видела самцов животных на ферме, видела, как животные спариваются. Слышала, как парни хвастают и говорят совершенно немыслимые вещи.
      Но такое? С мамой был бы удар, если бы она узнала!
      Мама не услышит из этого ни слова, тетя Нориэль тоже, вообще никто из взрослых.
      Внучка Элтеи подтолкнула Нельгу.
      - Не думаю, чтобы она была посвящена, - прошептала она, когда песня кончилась.
      - Должна быть, - возразила Нельга. - Она старше своей сестры, а Осеберг была посвящена - мне кажется. Во всяком случае она кое-что знает. Леатрис! Ты была посвящена?
      - Посвящена? - неожиданно чего-то испугавшись, Леатрис переводила глаза с одной на другую. - Я девушка, - сказала она дрожащим голосом. И незаметно положила руку на нож, который дала ей Нориэль.
      - Это мы знаем, - ответила старшая девушка, Нидорис - Леатрис неожиданно вспомнила ее имя. - Но ты еще ребенок?
      - У тебя были месячные? - пояснила Нельга.
      - О, да! Уже почти год! Мама все время приставала к отцу, чтобы он нашел мне мужа, прежде чем я стану старой девой, - ответила Леатрис, покраснев.
      Поленья в костре трещали, одно раскололось. Нидорис пошевелила угли длинной палкой и подбросила дров.
      - Но ты не была у жрицы и тебе не рассказывали то, что должна знать девушка, - заметила она. - Или была?
      Нидорис негромко присвистнула.
      - Бедняжка! Ну, что ж! Как только вернемся, пойдешь к госпоже Бирке. Она тебя всему научит, так что следующее посещение сокольничьих тебя не испугает.
      Теперь Леатрис дрожала всем телом, словно от холода.
      - Посещение сокольничьих, - прохрипела она.
      - Так мы получаем дочерей. Но если не хочешь, можешь не ходить, успокаивающим тоном добавила Нидорис. - Хотя у нас все хотят детей, так что рано или поздно мы идем. Вот увидишь.
      - Осеберг не похож на сокольничего, - послышался с противоположной стороны костра голос Бритис.
      Девушка вытащила свой прут и попробовала мясо. - Ой! Горячо! Он хороший, как сестра-подруга, но думаю, что его тоже не учили, что делать.
      Леатрис в ужасе смотрела на подругу, которую считала такой хорошей. Она и Осеберг.., она.., она сделала.., они с Осебергом сделали... Леатрис чувствовала, как горит у нее лицо. Она пыталась вообразить, что они сделали. Пыталась представить себе мягкую, похожую на щенка Бритис в образе нахальной девки, которая предлагает себя мужчинам. Закрыла рот, а потом спросила:
      - Вы с Осебергом обручились?
      - Ты хочешь спросить, договорились ли мы дружить? - с веселым смехом переспросила Бритис. - Что-то вроде этого. Мы договорились быть лучшими подругами, но он не может проводить со мной ночи, потому что.., прости, Леатрис. Твоя мать... - Она замолчала.
      Леатрис представила себе, как Хуана разрешает Осебергу и его нареченной спать вместе под одной крышей, и не смогла себе этого представить. Попыталась представить, как Осеберг знакомит мать с Бритис как со своей невестой, и потрясение поняла, что ее мать тоже сталкивается здесь с трудностями.