Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сестры Мэйсон (№1) - Фантазия

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Браун Сандра / Фантазия - Чтение (Весь текст)
Автор: Браун Сандра
Жанр: Современные любовные романы
Серия: Сестры Мэйсон

 

 


Сандра Браун

Фантазия

1

В первый раз все было просто великолепно. Мы занимались любовью в конюшне, где пахло сеном, пылью и лошадьми. Наши тела переплелись в жарких объятиях и лоснились от пота. Потом, когда все было кончено и мы, умиротворенные, продолжали лежать, тесно прижавшись друг к другу, он ласково перебирал мои волосы, вытаскивая застрявшие в них сухие травинки, а я наслаждалась, глядя как солнце, проникая сквозь щели в стене, играет бликами на его широкой волосатой груди.

Это должно было случиться, но время выбрал он сам.

Я как раз возвратилась в конюшню после обычной верховой прогулки на чистокровном скакуне моего отца, одном из тех, что не раз занимали на скачках призовые места. Старший конюх в этот момент стоял, прислонившись к стене конюшни. Стоило мне увидеть его, как сердце бешено заколотилось. Во дворе мы были одни.

Я смерила его взглядом с присущим мне высокомерием, унаследованным от многих поколений аристократов. Он с дерзкой улыбкой неторопливо подошел ко мне и обхватил за талию, чтобы помочь слезть с лошади. Желая сбить с него спесь, я стала осторожно скользить вдоль его тела, пока не коснулась сапогами земли. Я видела, как потемнели его глаза, но рано праздновала победу.

Вопреки всем условностям и приличиям, он все крепче прижимал меня к себе. Я глядела на него с нескрываемым желанием, само сознание, что он работает на отца и ниже меня по своему общественному положению, возбуждало, придавая нашим отношениям особую остроту, делая их еще более привлекательными. Я и мечтать не смела о близости с конюхом, это было нечто вроде запретного плода.

Вдобавок он был ирландцем, диким и необузданным, как само Ирландское море. А я получила аристократическое воспитание, была обучена изысканным манерам, французскому и латыни. Конюх же едва изъяснялся по-английски и часто пускал в ход непристойные выражения, смысла которых я почти не понимала. Если верить слухам, то бутылка, попав ему в руки, редко доживала до вечера. Мне же лишь по особым случаям разрешалось выпить перед ужином глоток вишневого ликера. У меня были холеные руки, не то что у него. Но обо всем этом я забыла, когда он буквально душил меня в своих объятиях.

Он наклонился и поцеловал меня с таким видом, словно имел на это полное право, а не совершал преступление, как это расценили бы, застав нас врасплох. Его непокорные волосы, коснулись моего лба, когда он прижался губами к моим губам.

И хотя именно этого я и желала, что он несомненно прочел в моих глазах, его бесцеремонность привела меня в ярость. Я стала отталкивать его, сопротивлялась, упершись обеими руками в борта его кожаной куртки, но с самого начала была обречена на поражение. И не только потому, что он был сильнее меня, просто я сама этого страстно желала, кровь бурлила во мне, и я не так уж сильно стремилась высвободиться из его объятий, наслаждаясь тем, как его жадный язык прорывался сквозь губы и насиловал мой девственный рот.

Вдруг я почувствовала, что теряю сознание.

Задыхаясь и едва передвигая ноги от охватившей меня слабости, я покорно пошла за ним в глубину сумрачной конюшни. Неужели именно этого я так страстно желала, когда он обжигал меня взглядом, на протяжении последних недель? Разве не я случайными прикосновениями и соблазнительными позами побудила его к этому? Еще немного — и передо мной раскроется тайна. Да, мне страстно хотелось познать то, о чем шептались служанки, прикрыв рот руками?

Сейчас он уже не позволил бы мне пойти на попятную. Он прижал меня к стойлу, и мы очутились по колено в свежескошенном сене, от которого шел изумительный сладкий запах. Здесь было тепло и царил полумрак. Пыль металась в лучах проникающего сквозь щели солнца, как и чувства, охватившие меня. Он осыпал меня страстными поцелуями, и теперь, прижатая к его бриджам в обтяжку, я поняла, как сильно он желает меня. Его могучее мускулистое тело, которым я так часто любовалась из спальни, раздвинув слегка занавески, слилось с моим с дерзкой настойчивостью. Ноги мои дрожали, когда он раздвинул их своими коленями, приподнял меня и посадил верхом на себя.

Он с легкостью развязал белый шелковый шарф у меня на шее, размотал его и бросил прямо на сено. Перламутровые пуговицы на блузке не оказали ни малейшего сопротивления его жадным пальцам, послушно выскользнув из своих обметанных вручную петель.

У, меня перехватило дыхание, когда он коснулся своими заскорузлыми от работы руками моей груди. Батистовый лифчик не поддавался, и конюх, резким, нетерпеливым движением сдернув его, стал тискать мои груди.

Ошеломленная ранее неведомыми мне чувствами, пронизывающими все мое существо, я невольно прикрыла глаза, запрокинула голову и полностью подчинилась ему, когда его губы, сползая все ниже и ниже, покрывали жгучими поцелуями мое трепещущее тело. Я и вообразить не могла, что мужчина может довести женщину до экстаза губами, зубами и языком. Что это, грех? Разве в Священном Писании не говорится о том, что все мои ощущения не что иное, как плотские удовольствия? О, какое это мучение! Ужасное и в то же время сладкое/ Его влажный язык ласкал мои соски, и они стали твердыми и упругими. Охваченная страстью, я изогнулась, подставляя ему грудь, и выкрикнула его имя.

— Тише, любовь моя. — Голос его слегка дрожал. — Ты забыла об осторожности.

Его руки, не знавшие никаких приличий, скользнули под мою красную бархатную юбку для верховой езды и, запутавшись в складках нижней кружевной юбки, с трудом пробивались сквозь них, покуда не добрались до тела. Прерывистый шепот и ласковые слова звучали у меня в ушах, в то время как он ласкал меня с присущими ему ирландским темпераментом и нежностью, готовыми соперничать с его растущим нетерпением.

Он приспустил бриджи, и я испугалась, увидев его мужское достоинство необъятных размеров. Он заметил мой испуг и постарался успокоить ласковыми словами. Его плоть была теплой, гладкой и твердой, когда он вошел в меня, заполнив всю, до предела. Казалось, наши стоны способны разорвать царивший в конюшне полумрак. Наши тела слились, и я испытала ни с чем не сравнимое блаженство. Я впилась ногтями в его волосатую грудь, оставив на ней глубокие красные борозды. Он в исступлении целовал мои груди, с каждым новым толчком проникая все глубже и глубже, пока…


— Элизабет!

Сердитый голос сестры грубо вырвал Элизабет Бэрк из мира грез. В фокусе ее голубых глаз, которые в свое время кто-то банально назвал васильковыми, обозначилась женщина. Она стояла в дверях магазина. Сдвинув брови, сестра смотрела на Элизабет осуждающе и одновременно с нежностью и сочувствием. Лайла была на два года моложе Элизабет.

— Ты, я вижу, опять вся в этом, — сказала Лайла, качая головой и цокая языком.

— В чем?

— Не морочь мне голову, Элизабет. — Она поводила указательным пальцем перед носом сестры. — Ты снова грезила наяву. И находилась по крайней мере в миллионе миль отсюда.

— Вовсе нет. Я обдумывала, э-э, заказ. — В подкрепление своих слов Элизабет передвинула с места на место ворох бумаг на стеклянном прилавке. Захваченная врасплох, она покраснела, и ее щеки запылали еще сильнее. Она знала, что ее проницательную сестру не так-то легко провести.

— Ты краснеешь. Если это было так хорошо, то почему бы тебе не поделиться со мной впечатлениями. — Лайла села верхом на один из обтянутых бархатом стульев, предназначенных для покупателей, положила руки на металлическую с кружевным узором спинку и вопросительно уставилась на сестру. — Ну, выкладывай, я вся внимание.

— Ты опять за свое. Единственное, о чем я мечтаю, это работать на кассовом аппарате. Что скажешь об этих духах, они немецкого производства. — Элизабет толчком передвинула каталог на противоположную сторону прилавка.

Лайла скользнула взглядом по рекламным картинкам:

— Очень симпатичные.

— Симпатичные и дорогие. Как ты думаешь, найдут они своего покупателя?

— Все зависит от того, насколько покупатель грешен.

Лайла весьма скептически относилась к супружеству.

— Не каждый мужчина, — возразила Элизабет, — старается задобрить жену, если даже и провинился.

— Конечно не каждый. Некоторые предпочитают делать подарки любовницам, — ответила Лайла не без иронии. — Ты только посмотри на них.

Она махнула в сторону застекленного эркера[1], сквозь который был виден элегантный вестибюль отеля «Кэйвано». Там кишмя кишел народ, главным образом мужчины, они либо выписывались из гостиницы, либо собирались зарегистрироваться, за редким исключением, это были путешествующие бизнесмены, все как один в костюмах из темной камвольной[2] ткани различных оттенков. С кожаными атташе-кейсами и перекинутыми через руку плащами свободного покроя с поясом. Судя по их озабоченным лицам, они очень спешили.

— Торопятся домой к своим милым женушкам после недели развлечений на стороне, — презрительно бросила Лайла. Она была феминисткой[3], но, по мнению старшей сестры, слишком далеко зашла в своей борьбе за равенство полов. — Уверена, что почти все они вдали от домашнего очага заводили любовные интрижки. Но ты должна быть довольна: теперь их чувство вины будет способствовать процветанию твоего бизнеса, не так ли?

— Что за глупости! Бывают и счастливые браки! И то что ты отрицательно относишься к замужеству, еще ничего не значит.

— Возможно, один на миллион.

— Я верю, что мои клиенты покупают подарки женам, по которым соскучились, и хотят скорее вернуться домой.

— Ты вообще веришь во всякие небылицы. Но спустись с неба на землю. — Поддразнивая сестру, Лайла слегка дернула ее за прядь белокурых волос. — Вернись в реальный мир.

— Но твой реальный мир, если тебя послушать, не самое приятное место для обитания. — Элизабет оттолкнула руку Лайлы и принялась протирать витрину.

— Просто я смотрю на него не сквозь розовые очки.

— Немного романтики никогда не помешает.

— Возможно! Но мне надоели все эти разговоры о любви, замужестве и прочих глупостях. А против секса я ничего не имею.

— Я тоже, — сказала Элизабет. — И говори потише, а то нас могут услышать.

— Ну и что? Редко встретишь в наши дни человека, который не говорил бы о сексе. Тебе самой не тоскливо от такой жизни? — Она проигнорировала гневный взгляд Элизабет. — Секс, секс, секс. Видишь, меня не поразила молния. И не проглотила акула, оттого что я произнесла это слово. Я не превратилась в соляной столб. Я все еще здесь.

— А по мне, уж лучше бы ушла, — проворчала Элизабет. Она знала, к чему клонит Лайла. С чего бы ни начался их разговор, заканчивался он одним и тем же, обсуждением ее интимной жизни… точнее, полного отсутствия таковой.

Различия в характерах и мировоззрении сестер отражались и на их внешнем облике. Они поразительно походили друг на друга. Обе белокурые, правда, у Элизабет волосы были помягче и попрямее, чем у сестры, а черты лица — более тонкие. Но Лайла казалась более чувственной. Обе голубоглазые, однако глаза Элизабет, спокойные и безмятежные, напоминали деревенский пруд, в то время как во взгляде Лайлы бушевала буря, как в Северной Атлантике.

Элизабет чувствовала бы себя комфортно в одежде из гардероба викторианской леди. Лайла ратовала за авангардистскую моду. Элизабет была осторожной и старательной. Прежде чем что-либо предпринять, она тщательно взвешивала все «за» и «против». Лайла же отличалась импульсивностью, напористостью. Поэтому и позволяла себе так безапелляционно судить о личной жизни сестры.

— Коль скоро ты работаешь в таком благодатном месте, почему бы тебе не подключиться к игре?

Элизабет сделала вид, будто не понимает, и спросила:

— У тебя разве нет сегодня приема?

Лайла была физиотерапевтом.

— Есть, только с половины пятого, и нечего увиливать от разговора. Когда кто-нибудь из этих мужчин, — она указала на два одинаковых застекленных эркера по обе стороны от входа в магазин, — попадется тебе на глаза, хватай его и держи покрепче. Что ты теряешь?

— Чувство собственного достоинства, прежде всего, — ответила Элизабет жестко. — Я не похожа на тебя, Лайла. Для меня секс не игра, а любовь.

Она налагает на человека определенные обязательства. — Лайла закатила глаза, словно хотела сказать: «Ну, начинается проповедь». — Впрочем, откуда тебе знать, ведь ты никогда не была влюблена. Лайла посерьезнела.

— Ну ладно, а теперь послушай меня. Я знаю, ты любила Джона. Но это хрестоматийный случай, не более того. Студенческая любовь. Бутылка содовой на двоих. И потом, ваши отношения были чертовски безупречны, даже противно. Но он мертв, Лиззи.

Она назвала сестру уменьшительным «Лиззи», а это означало, что они подошли в разговоре к самому главному. Лайла обошла прилавок, взяла Элизабет за руку и сжала ее в своих ладонях.

— Вот уже два года, как его нет. Но не оставаться же тебе монашкой. Зачем жить затворницей?

— Какая же я затворница? Я содержу магазин. Ты же знаешь, как много времени это отнимает. Никто не может сказать, что я целыми днями сижу дома, оплакивая свою судьбу. Я постоянно на людях, зарабатываю на жизнь, содержу детей, занимаюсь их воспитанием, в курсе всех дел.

— А как насчет твоих личных дел? Ну, пришла ты с работы, уложила детей в постель. Что дальше? Что делает вдова Бэрк для самой себя?

— К тому времени вдова Бэрк чувствует себя слишком усталой, чтобы думать о чем-либо, кроме отдыха и сна.

— В одиночестве.

Элизабет вздохнула, и на лице ее отразилось страдание, до того надоел ей этот вечный спор. Но Лайла не обратила на это никакого внимания.

— Сколько же можно тешить себя фантазиями?

— Это не фантазии.

Лайла рассмеялась:

— Мне лучше знать. Ты безнадежный романтик. Помню, как ты повязывала мне голову чайным полотенцем, воображая себя принцессой, которая ждет сказочного принца, а меня своей фрейлиной.

— И когда принц появлялся, ты бросала его в яму с огнедышащим драконом, — вставила Элизабет, смеясь, — заставляла его бороться и доказывать, на что он способен.

— Да, но когда дракон начинал одолевать принца, я приходила ему на помощь и спасала.

— Вот в этом и состоит различие между нами. Я никогда не сомневалась, что сказочный принц справится с драконом.

— Ты и сейчас ждешь принца, Лиззи? Мне не хотелось бы тебя огорчать, но, по последним данным, их просто не существует в природе.

— Увы, это так, — произнесла Элизабет задумчиво.

— Значит, надо забыть о принце. И найти обыкновенного парня, который надевает и снимает штаны, как все нормальные люди, — не через голову. — Лайла озорно улыбнулась.

Элизабет опять погрузилась в мечты. Он даже не снял штаны. Был слишком нетерпелив. И это возбуждало. Сердце ее учащенно забилось, она грезила наяву. Нет, пора кончать с этими эротическими видениями. Какая-то глупость! Но во всем виновата Лайла. Только и знает, что говорить о сексе, и от этого Элизабет чувствует себя обделенной.

— Ну, в наше время не так просто найти мужчину, — возразила она. — Но я не собираюсь вешаться на шею любому, кто переступит этот порог.

— Ладно, давай тогда подумаем о ком-нибудь, кто ближе к дому. — Лайла сдвинула брови. — Как насчет твоего соседа-холостяка?

Элизабет, которая протирала витрину смоченной «Уиндексом» тряпкой, повернулась к сестре:

— Какого еще соседа?

— Ну, того, что живет в доме рядом с твоим! Разве там много холостяков? — Лайла повысила голос. — Такой симпатичный, седовласый, широкоплечий.

Элизабет с удвоенной силой принялась оттирать пятно на стекле.

— Господин Рэндольф?

Лайла разразилась язвительным смехом.

— Господин Рэндольф, — передразнила она сестру звонким голосом нараспев. — Не изображай святую невинность. Уж ты наверняка положила на него глаз. Признавайся.

Элизабет убрала под прилавок пузырек со стеклоочистителем и тряпку, с досадой откинула со лба прядь волос:

— Это единственный холостяк во всей округе.

— Тогда почему бы тебе не пригласить его как-нибудь на ужин?

— А почему бы тебе не заняться своими собственными делами?

— Или не выйти косить траву на лужайке перед домом в пляжном костюме, едва прикрывающем грудь.

— Прекрати, Лайла! Тем более что лето кончилось и время для солнечных ванн прошло, слишком холодно.

Лайла подмигнула:

— Зато твои соски от холода станут упругими.

— Считай, что я этого не слышала.

— Если это тебя шокирует, прибегни к какому-нибудь испытанному способу. Попроси его починить твой тостер.

— Он не сломан.

— Так сломай его! — Лайла встала со стула и посмотрела на сестру с явной досадой. — И во время встречи постарайся выглядеть беспомощной и растерянной.

— Ты бы не стала этого делать.

— Черт возьми, разумеется нет. Но давно известно, я — это не ты. Я никогда не была несчастной девицей из твоих грез наяву.

Элизабет с трудом сдержалась, чтобы не дать волю гневу.

— Странно, что ты подшучиваешь над моими фантазиями. Разве не ты предложила назвать мой магазин «Фантазия»?

— Я не подшучиваю. Фантазии — часть тебя самой, как и отпечатки твоих пальцев. Я не дала бы тебе тот автомобильный номер, если бы не была уверена, что он полностью соответствует твоему характеру.

На прошлое Рождество Лайла подарила сестре номерной знак «Fanta C»[4]. Элизабет была ошарашена, но Лайла предусмотрительно зарегистрировала этот странный знак как государственный номер для автомобиля. И Элизабет безо всякой бюрократической волокиты и прочих глупостей, связанных с изменением номера, ездила уже почти год с этим знаком.

— Для меня этот номерной знак — вечная головная боль, — призналась она сестре. — Могу поспорить, что всякий, кому он попадается на глаза, задается вопросом, в своем ли уме владелица машины.

— Прекрасно, — рассмеялась Лайла. — Почему же ты не опустишь стекло и не расскажешь ему? Или, еще того лучше, не покажешь?

Лайла смеялась так заразительно, что Элизабет тоже не удержалась и стала хохотать вместе с ней.

— Ты неисправима.

— Это точно, — согласилась Лайла, как ни в чем не бывало.

— И я знаю, ты искренне заботишься обо мне.

— Это правда. Тебе скоро тридцать. И мне не хочется, чтобы лет через десять ты однажды проснулась и обнаружила себя в полном одиночестве. Даже детей твоих к тому времени не будет рядом с тобой. И тогда ты будешь рада хоть кому-нибудь оказаться нужной. Сказочный принц не придет, Лиззи, и не постучится в твою дверь. Не заключит тебя в свои объятия. Придется взять инициативу в свои руки.

Элизабет понимала, что сестра права, и отвела глаза. В этот момент она бросила взгляд на утреннюю газету, которую еще не успела прочесть.

— Может, мне поохотиться за этим. — Она показала на фотографию мужчины на первой полосе.

— Адам Кэйвано, — прочитала Лайла. — Тот самый владелец гостиниц?

— Да. Он будет здесь на этой неделе с инспекционной поездкой. Администрация гостиницы и все арендаторы находятся в состоянии повышенной готовности.

— Он неплохо выглядит, — деловито заметила Лайла. — Но имей в виду: он супербогатый, суперкрасивый и, скорее всего, суперпресыщенный мужчина. Международный «плейбой». Так что, Лиззи, это нечто из области фантастики. На твоем месте я поискала бы себе партнера в постели более доступного.

Элизабет состроила сестре рожицу:

— Уходи-ка ты лучше, а то своим языком разгонишь всех моих клиентов.

— Я и сама собиралась отвалить, — презрительно бросила Лайла. — Не то на прием опоздаю. Пока! — Она помахала рукой и уже на выходе протиснулась между двумя мужчинами, которые посторонились, пропуская ее. Лайла подмигнула обоим. Мужчины задержались на пороге, бросив вслед ей оценивающий взгляд.

Один приобрел изящный серебряный браслет «для жены», как он сказал, но Элизабет не поверила, тут же поймав себя на том, что идет у Лайлы на поводу.

Второй долго копался, пока наконец выбрал корзинку с шоколадом в розовом целлофане, обвязанную шелковой лентой с бантом в виде орхидеи. Пробивая чек, Элизабет отметила про себя, что мужчина очень даже ничего. Особенно подбородок и руки. Общий вид портили пробор на прическе, непомерно длинные рукава пиджака и мешковатые брюки.

Боже ты мой, думала Элизабет, когда мужчина покинул магазин. Неужели я попала под влияние Лайлы? Не допусти, Господи, чтобы это когда-нибудь случилось!


В тот вечер Элизабет больше всего нуждалась в тишине и покое, но, приехав домой, поняла, что может об этом только мечтать. Там творилось нечто невообразимое.

Во дворе она увидела восьмилетнюю Миган, шестилетнего Мэтта и их няню, все трое были на грани истерики. Элизабет выключила двигатель, рывком открыла дверцу машины и побежала что было сил, уверенная, что в доме пожар.

— В чем дело? Что происходит? Никто не ранен?

— Бэйби, — раздался вопль Миган. — Он на дереве.

— Мы звали его, звали, но он не может спуститься вниз.

— Я ничего не могла сделать, миссис Бэрк, как ни старалась, — глухой голос госпожи Альдер с трудом прорвался сквозь плач и крики детей.

— Он застрял там, на дереве, а уже темнеет.

— Сними его оттуда, мам. Пожалуйста. Элизабет с облегчением вздохнула, когда поняла, что весь сыр-бор разгорелся из-за котенка, которого они недавно взяли. Ничего страшного, главное, все живы-здоровы, никто не задохнулся от дыма, не истекает кровью или того хуже. В общем, нет никаких серьезных причин для всего этого бедлама с причитаниями, криками, слезами и воплями.

— Сейчас же успокойтесь, — крикнула Элизабет и, когда плач и вопли сменились всхлипываниями, уже не так громко продолжила: — Стоило ли поднимать шум из-за такого пустяка?

— Но он совсем маленький.

— И так сильно испугался. Послушай, как он плачет. — Нижняя губка у Мэтта снова задрожала.

— Мы снимем Бэйби с дерева, — пообещала Мать, — а до темноты еще далеко. Миссис Альдер, если бы вы…

— Я охотно помогла бы вам, миссис Бэрк, но если сию минуту не уйду, то опоздаю на свою вечернюю работу, а мне еще нужно зайти домой.

— О-ох. — Элизабет подняла глаза на застрявшего в ветвях котенка, который продолжал жалобно мяукать. — Тогда, миссис Альдер, вам лучше поторопиться. Я сама сниму его оттуда.

— Я непременно помогла бы вам, если бы могла. Мне так не хочется оставлять вас, зная, что…

— Понимаю. Не волнуйтесь. До завтра.

Няня удалилась. Элизабет с сожалением посмотрела ей вслед. Пара лишних рук не помешала бы, пусть даже немолодых.

Вдовство сопряжено с определенными лишениями как психологического, так и общественного свойства. Но порой отсутствие в доме мужчины превращается просто в головную боль. В такие моменты, как этот, Элизабет не могла простить Джону, что он умер и ей пришлось взять на себя обязанности главы семьи.

Однако, как обычно в подобных ситуациях, Элизабет, стиснув зубы, сказала себе: ничего не поделаешь. Проклятый котенок не ученая канарейка и не слетит по команде с дерева.

Втроем они стали обсуждать создавшуюся ситуацию.

— Как ты собираешься это сделать, мам?

— Думаю, ничего не получится, — мрачно заметил Мэтт.

— Обязательно получится, — заверила детей Элизабет нарочито бодрым голосом. — В свое время мы с Лайлой часто лазали по деревьям.

— А тетя Лайла говорит, что ты была трусишкой.

— Ну уж нет, ничего твоя тетя Лайла не знает. — Элизабет решила при очередной встрече как следует выдать сестре.

— Может, вызвать пожарную комнату, — предложил Мэтт.

— Команду, дурак, — поправила брата Миган. Мать пропустила мимо ушей «дурака» и приказала сыну:

— Сходи за стремянкой, она в гараже. — Ей не хотелось выглядеть трусихой в глазах детей.

Мальчик убежал, а Элизабет сказала:

— Пойду переоденусь…

— О-о, мама, прошу тебя, не уходи, — взмолилась Миган, ухватив Элизабет за рукав. Видишь, Бэйби стал спокойнее. И все потому, что ты здесь. А уйдешь, он опять начнет плакать, я просто не могу этого выносить. Правда, не могу. — Глаза Миган наполнились слезами. Оставить эту мольбу без внимания было выше сил Элизабет. К тому же в этот момент подоспел со стремянкой Мэтт, пыхтящий, как паровоз.

— Она маленькая, мам.

— Ничего, вполне сойдет, — сказала Элизабет, потирая руки. — Ну, я полезла. — Она поставила стремянку под дерево, взобралась на самый верх и в результате оказалась всего в метре с небольшим над землей. Поднявшись на цыпочки, она с трудом дотянулась до нижней ветки, ухватилась за нее обеими руками и стала карабкаться вверх, пока не добралась до веток, между которыми можно было поставить ногу.

Мэтт кричал и хлопал в ладоши от возбуждения.

— О, мам, ты почти как Рэмбо.

— Благодарю, — не без иронии откликнулась мать. Руки саднило от царапин. Лайла давно уже слезла бы с дерева вместе с котенком, а она никак не доберется до него. Эта мысль не давала Элизабет покоя.

— А я вижу твою нижнюю юбку, — заметила Миган.

— Извини, но тут ничего не поделаешь, — ответила Элизабет и остановилась, чтобы отдышаться, упираясь ногами в ветку. Но тут котенок снова замяукал, и так жалобно!

— Скорее, мам.

— Я и так тороплюсь, — вспылила Элизабет, продираясь сквозь густую крону и стараясь не смотреть вниз, чтобы не кружилась голова.

В конце концов ей удалось добраться до котенка. Она стала успокаивать его ласковыми словами, осторожно взяла за брюшко и сняла с ветки. Спускаться вниз с Бэйби оказалось гораздо сложнее. Благополучно добравшись до середины пути, она обратилась к детям:

— Я сброшу Бэйби вниз, а вы ловите. Миган, ты готова?

— А это не опасно?

— Нет. Готова?

— Готова, — ответила Миган не очень уверенно.

Коря себя за бессердечность и избегая укоризненных взглядов детей, Элизабет выпустила Бэйби, и он, растопырив лапы, приземлилась у ног Миган.

Девочка попыталась взять котенка на руки, но он стремглав бросился наутек и промчался по зеленой лужайке, возле забора, между ног Тэда Рэндольфа. Дети с пронзительными криками бросились за ним, не обращая внимания на истошные вопли матери.

Элизабет уткнулась подбородком в ствол дерева и решила во что бы то ни стало довести этот фарс до логического конца. Она слышала, как дети наперебой объясняли холостяку из соседнего дома, что случилось с котенком. Их звонкие голоса далеко разносились в предвечерней тишине.

Время от времени она слышала отдельные реплики господина Рэндольфа: «Что ты говоришь?», «Уверен, Бэйби перепугался», «Конечно, Мэтт, это не твоя вина. Котята любят лазать по деревьям».

— А сейчас на дереве застряла наша мама. Элизабет застонала и, зажмурившись, молила Господа, чтобы холостяку надоела болтовня детей. Она представила себе, как он на прощание погладит их по головкам и направится к дому с полной сумкой продуктов, которую держал в руке.

Но, открыв глаза, Элизабет разглядела сквозь ветки, что сумка покоится на капоте двигателя джипа «Черокки», а сам господин Рэндольф держит в своих огромных руках Бэйби, тот свернулся клубочком, видимо, очень довольный оказываемым ему вниманием.

— Так это ваша мама сняла котенка с дерева?

— Ага. А сама никак не слезет. Ма-а-ама! — крикнул Мэтт с противоположной стороны двора.

— Я думаю, ей самой не спуститься, — заметила Миган.

Элизабет всегда гордилась интуицией развитой не по годам дочери, но сейчас готова была ее придушить.

— Я… я в порядке, — откликнулась Элизабет и, заторопившись, опустила ногу на следующую ветку. Лайла советовала ей предстать перед своим холостым соседом беспомощной и растерянной, но сейчас она выглядела просто по-идиотски.

Элизабет видела, как Тэд Рэндольф передал котенка Миган, но вдруг что-то отвлекло его внимание. Прищурившись, он смотрел вверх на дерево, пытаясь сквозь листву рассмотреть Элизабет. Все трое с Бэйби, надежно устроившимся на руках Миган, пересекли границу между лужайками обоих домов и направлялись прямо к дереву, где она сидела.

— Разве умеют мамы лазать по деревьям? — пренебрежительно бросил Мэтт.

— Ты же сказал, что она почти как Рэмбо, — вступилась Миган за мать.

— Залезть-то она залезла, но сможет ли слезть? — Мэтт посмотрел на Тэда снизу вверх и добавил с серьезным видом: — Вы же знаете, какие бывают мамы.

В следующий момент они уже подошли к дереву.

— Миссис Бэрк?

— Привет, мистер Рэндольф. Как поживаете?

Она могла бы поспорить, что ему стоило больших трудов не расхохотаться.

— Прекрасно. А вы как?

— Я тоже отлично, — ответила Элизабет, машинально откинув со лба прядь волос. Она вела себя так, словно они разговаривали через изгородь из розовых кустов, разделявших их владения.

— Может быть, вам помочь?

— Благодарю вас, я сама справлюсь. Сожалею, что дети побеспокоили вас.

— Рад быть полезным. — Брови его сошлись на переносице. — Вы уверены, что сумеете обойтись без посторонней помощи?

Элизабет посмотрела вниз, и ей показалось, будто земля наклонилась под опасным углом.

— В-вполне уверена.

Похоже, сосед сильно сомневался в этом. Помолчав немного, он заявил с решительным видом:

— Хватайтесь за ту вон ветку — нет, за другую — правой рукой. Так, хорошо. А теперь опускайте левую ногу… вон туда. — Его мужественный голос, напоминавший отдаленные раскаты грома, звучал дружелюбно, ему почти удалось довести ее до подножия дерева, как вдруг раздался треск рвущейся материи.

— Ах! — Элизабет уже достигла ближайшей к земле ветки и собиралась поставить ногу на стремянку, но зацепилась за сучок.

— Что случилось? — спросил Тэд.

— Это… О, мне кажется, я за что-то зацепилась.

— Каким образом?

— Нижней юбкой с кружевными оборками, — с готовностью проинформировал его Мэтт. — Там не одна. Не знаю только, зачем она их носит.

— Мэтью! — Элизабет густо покраснела. Наверняка сосед заметил. Единственная надежда, что он объяснит это ее напряжением — она никак не могла отцепить от сучка кружевную оборку.

— Послушайте, давайте я. — Тэд поднялся на стремянку.

— Не надо, я сама.

— Нет, вы лучше держитесь обеими руками за ветку, а то еще свалитесь.

Элизабет, которой казалось, что земля все удаляется от нее, последовала его совету и изо всех сил сжимала обеими руками ветку, в то время как сосед-холостяк приподнял ее саржевую юбку и запустил пальцы в многочисленные кружева, пытаясь найти оборку, которая зацепилась за сук. Казалось, этому не будет конца.

— Вот, нашел-таки! — воскликнул он, потрогав разорванную ткань. — Полагаю, это нетрудно починить.

— Да, возможно, — ответила Элизабет, потянувшись к кружевной оборке, которую он держал одними пальцами. — Благодарю вас.

Тэд все еще стоял на стремянке, при этом их лица оказались почти на одном уровне. Никогда еще Элизабет не видела так близко своего соседа. Его поразительно голубых глаз, волос, еще не совсем седых, не ощущала запаха его одеколона, почему-то напомнившего ей о верховой езде и сексе. Он теребил злополучную оборку, и от этого глаза у Элизабет вспыхнули огнем, а во рту пересохло.

— Не стоит благодарности, — спокойно ответил Тэд, продолжая смотреть ей в глаза. — Вы вся дрожите. Давайте, я помогу вам спуститься.

Он слез на землю, отодвинул стремянку. Затем обхватил Элизабет за талию, почти сомкнув руки на ее спине. Сильные, мужские руки.

— Держитесь за мои плечи и наклонитесь вперед. А в остальном положитесь на меня.

Элизабет, не раздумывая, повиновалась. Мягкая ткань его рубашки подействовала успокаивающе на саднящие ладони, когда Элизабет осторожно опустила их ему на плечи. Ее руки на его широких плечах казались совсем маленькими и очень женственными. Слегка сжав ее талию, Тэд приподнял Элизабет, и она всей тяжестью рухнула на него, отчего он едва не потерял равновесие. Он еще крепче сжал ее тонкую талию и, держа Элизабет на руках, отошел на несколько шагов от дерева.

У него была мощная, словно стальная, грудь. Как и все его тело. Рядом с ним Элизабет чувствовала себя такой хрупкой и слабой. Закружилась голова.

Ерунда. Это от высоты. Но почему она не ощущает под ногами земли?

Оказалось, что Тэд все еще держит ее на руках. Потом он стал медленно опускать ее. И пока опускал, ее груди касались его могучего тела, а бедра на какой-то момент задержались на ширинке.

Горячая волна захлестнула Элизабет.

— Ну, все в порядке?

Она кивнула, хотя до «порядка» было далеко.

Тэд наконец отпустил ее талию, Элизабет отступила на шаг, и когда рискнула посмотреть ему в глаза, то увидела в них отражение женщины с пунцовыми от возбуждения щеками.

Поняв, что это она сама, Элизабет содрогнулась.

2

-Послушай, мам, что ты так странно смотришь? Пронзительный голос Мэтта моментально вывел Элизабет из того состояния экстаза, в которое она погрузилась на миг. Женщина судорожно схватилась за горло, словно хотела удержать готовое выскочить сердце.

— Ох, оказывается лазать по деревьям это так ужасно! Как там Бэйби?

— Уже лучше, — ответила Миган, ласково прижимая котенка к груди. — Слышишь, как он мурлычет?

Элизабет и самой хотелось замурлыкать. Она часто напевала себе под нос, кровь бурлила. Она не переживала ничего подобного с тех пор… Даже не могла вспомнить, когда в последний раз с ней было такое. Да, давно ее не касалась мужская рука.

Элизабет старалась не встречаться взглядом с соседом, но когда посмотрела на него, не могла не заметить, как блестят в сгущающихся сумерках его проницательные голубые глаза из-под густых, все еще темных бровей.

— Благодарю вас, мистер Рэндольф, за то, что помогли мне слезть с дерева, — промолвила Элизабет, проглотив комок в горле.

Ее спаситель улыбнулся, показав ровные белые зубы.

— Не стоит благодарности. Прошу вас, зовите меня Тэдом.

И снова Элизабет увидела в его глазах свое отражение. Растрепавшиеся волосы обрамляли лицо мелкими светлыми завитками. Блузка вся испачкалась, а на подбородке виднелось огромное грязное пятно. В общем, выглядела она ужасно и наверняка показалась мистеру Рэндольфу дурочкой. Теперь он не откажет себе в удовольствии позабавить приятелей пикантной историей о вдовушке, живущей по соседству. Как она зацепилась за сучок нижней юбкой, и что сказал по этому поводу Мэтт, ее сынишка. При этом он недвусмысленно улыбнется, мол, дальше начинается самое интересное, но о подробностях умолчит, демонстрируя собственную порядочность.

— Ну, дети, поторапливайтесь, — приказала она тоном английской нянюшки. — Скоро стемнеет. Пора домой. Мэтт, пожалуйста, отнеси стремянку в гараж.

— Почему опять я? — захныкал он. — Пусть Миган отнесет.

— Я держу Бэйби, — запротестовала Миган.

— Теперь моя очередь заботиться о нем. Думаешь, это только твой котенок?

— Это я попросила маму взять его.

— Да, но он общий.

— Больше мой.

— Ага-а! Он и твой, и мой, правда, мам?

Элизабет всегда была готова решить подобный спор. И ей это легко удавалось. Но сейчас перепалка дочери и сына оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения.

— Хватит ссориться! Делайте, что велят! — Мало того, что ей пришлось лезть на дерево, так теперь еще эти негодники выставили себя в самом худшем свете перед соседом.

— Подождите минутку! — крикнул Тэд. — Сейчас я вам кое-что покажу.

Все трое обернулись как по команде.

— Пойдемте в гараж, — улыбнулся Тэд, адресуя улыбку Элизабет, — пусть дети посмотрят, что у меня там есть.

— Щенята? — спросила Миган заговорщическим тоном. — Они уже появились на свет?

— Вчера ночью. Целых четыре.

— О-о, мам, можно нам на них посмотреть? Элизабет не знала, что делать. Тэд взял на себя роль миротворца, и женщина, разумеется, была благодарна ему за это. Но с какой стати он вмешивается в их семейную жизнь? И все же отказать детям в подобном удовольствии Элизабет не могла. Даже мама не может быть такой жестокой.

— Отнесите стремянку в гараж, а потом можете идти. — Элизабет никогда не капитулировала безоговорочно.

Мэтт схватил стремянку и поволок ее по земле. Невероятно, но Миган последовала за ним, чтобы подержать дверь.

— Вы не возражаете? Элизабет повернулась к Тэду:

— Конечно нет. Они мне все уши прожужжали о вашем сеттере и будущих щенках. — Только сейчас Элизабет заметила, какой Тэд высокий. Выше ее на целую голову. — Боюсь только, как бы они не потревожили мать.

— Пенни — самая послушная из всех собак, которые у меня когда-либо были. К тому же обожает ваших детей.

Элизабет, скрестив руки, нервно обхватила себя за плечи.

— Надеюсь, они не слишком досаждают вам? Ведь целыми днями торчат у вас во дворе. Сколько раз я их ругала, не помогает, но…

— Мне это совсем не мешает, напротив, я с удовольствием наблюдаю за их играми.

Интересно, есть у него дети? Если нет, то почему? А если есть, то живут ли они с его бывшей женой? Была ли у него вообще жена? Или, может быть, он тоже вдовец, как она?

Эти вопросы вертелись у Элизабет в голове, но она ни за что не решилась бы их задать. К тому же Мэтт и Миган уже бежали обратно, запыхавшиеся, с горящими глазами и пунцовыми от возбуждения щеками.

— Я оставила Бэйби в доме, чтобы не напугал щенят, — доложила Миган.

— Ну что, пошли? — сказал Тэд, направляясь к стоявшему поодаль гаражу.

Все дома в этом жилом массиве были построены еще в тридцатых годах. Лет десять назад было модно скупать их и подновлять, и Джон с Элизабет, как и многие молодые семьи, поселились здесь.

Дети бежали впереди, обгоняя друг друга, между деревьями на просторных соседних участках земли.

— Будьте осторожны, — напутствовала их мать, — не трогайте щенят. И сразу же возвращайтесь.

— А вы разве не пойдете с нами? — повернулся к ней Тэд.

— Я, о-о, я что, тоже должна идти? — запинаясь, проговорила Элизабет. — То есть вы хотите, чтобы я тоже пошла?

— Конечно. Кто ж может устоять перед искушением поглядеть на новорожденных щенков?

«И какая женщина может устоять перед его взглядом?» — подумала Элизабет.

Тэд протянул ей руку, но она оставила этот жест без внимания, стараясь идти с ним в ногу и незаметно собирая в узел разметавшиеся пряди волос.

Со стороны эта сцена могла показаться весьма странной. Элизабет не успела обуться и шла в одних чулках по влажной и холодной траве. Под ногами хрустели опавшие листья. На прошлой неделе был первый заморозок и начался листопад. Солнце стремительно уходило за горизонт, и на соседние участки уже легли темно-лиловые тени. С большим трудом Элизабет удалось найти тему для разговора.

— Мне нравится, как вы покрасили наличники на окнах и дверях.

— Благодарю. На это ушла уйма времени.

— Да, их у вас великое множество.

— А я так не люблю красить!

— Хорошо еще, что вы купили дом уже после ремонта. — Тэд жил здесь полгода или около того. Элизабет точно не помнила.

— Иначе я не купил бы его.

Они подошли к гаражу. Тэд открыл заднюю дверь и отступил, пропуская остальных. Вся напрягшись, Элизабет протиснулась между ним и дверью и вошла внутрь, при этом ее юбка прилипла к его брюкам, словно не желая с ними расставаться, как набежавшие волны с песчаным берегом.

В гараже царил полумрак, поскольку главная дверь, выходившая на улицу и к подъездной аллее, была закрыта. Помещение освещалось всего одной маломощной электрической лампочкой, висевшей над импровизированным ложем из старых одеял, которое соорудил Тэд для собачьей семьи. Здесь пахло плесенью и мускусом. И Элизабет невольно вспомнила конюшню, плод собственной фантазии.

Несмотря не запрет трогать щенков, потому что это может не понравиться матери, ребятишки опустились на колени и принялись их гладить и ласкать. Элизабет, опасаясь, как бы дети ненароком не придавили какого-нибудь щенка, снова напомнила им об осторожности.

— Не волнуйтесь, все в порядке, — успокоил ее Тэд, легонько взяв за локоть и приглашая пройти вперед.

— Можно подержать одного, мам? Пожалуйста-а-а, — взмолилась Миган.

— Не знаю, — неуверенно произнесла мать. Сеттер выглядел довольно миролюбиво, но суки бывают очень агрессивны, охраняя своих детенышей.

— Вряд ли Пенни станет возражать. Если, конечно, вы будете соблюдать осторожность, — вмешался Тэд.

Очень бережно ребятишки взяли в руки по одному комочку, охая и ахая от восторга. Элизабет сама не заметила, как последовала их примеру. Сосед оказался прав. Разве можно устоять перед таким искушением?

— Да они просто прелесть, не правда ли? — прошептала Элизабет, тоже опускаясь на колени, чтобы рассмотреть их поближе.

Пенни наслаждалась всеобщим вниманием и не проявляла никаких признаков недовольства.

— Хотите взять одного на руки?

Элизабет взглянула на Тэда через ворох старых одеял. Он стоял на одном колене, облокотившись на другое, полусогнутое. Падавший на него сбоку свет единственной лампочки, оставляя в тени часть лица, освещал лишь серебристые пряди волос. При одном взгляде на Тэда можно было сказать, что это человек высоких моральных принципов. На его мужественном и красивом лице сохранились следы пережитого, душевных и физических мук. Такой, как он, зря не полезет в драку, не сочтет для себя унизительным, когда ударят по одной щеке, подставить другую.

Он способен к сопереживанию и не лишен чувственности. Об этом в первую очередь свидетельствовали его красиво очерченные губы. Единственное, что портило его лицо, это две глубокие вертикальные борозды на щеках, напоминавшие скобки.

У Элизабет перехватило дыхание. Пересохло во рту. Она лишь кивнула в ответ на его вопрос. Тэд осторожно отнял от соска одного из щенят. Малыш жалобно запищал в знак протеста, что вызвало бурю веселья. Элизабет сложила руки корзиночкой, и Тэд опустил в них теплый пушистый шарик. Элизабет приподняла щенка и легонько потерлась о него щекой.

— Он такой… Это мальчик, не так ли? Засмеявшись, Тэд утвердительно кивнул:

— Скорее всего. Три мальчика и одна девочка.

— Надо заглянуть под хвост, — со знанием дела заявил Мэтт, гордясь собственными познаниями в этом вопросе. — У мальчика должен быть пенис.

— Какой ужас! — воскликнула Миган и, подняв над головой щенка, заглянула ему под хвостик. Очень довольная, что у нее девочка, Миган с удвоенной нежностью продолжала гладить щенка.

Элизабет нервно откашлялась, чувствуя на себе смеющийся взгляд Тэда.

— Какой мягенький, — пробормотала она, не отнимая щенка от щеки.

— Они тебе нравятся, мам? — спросил Мэтт.

— Еще бы! Такие хорошенькие!

— Можно нам взять одного?

— Мэтью! — Неужели она так и не научила своих детей хорошим манерам?

— Ну пожалуйста!

— Можно, мам? — вмешалась в разговор Миган.

— Нет.

— Ну почему?

— Потому что мы только недавно взяли Бэйби. Больше никаких животных в доме.

— Мы будем ухаживать за ним, честное слово.

— Я сказала «нет».

— Но, мамочка…

— Погоди, Мэтт, — перебил его Тэд. — Все щенки уже распределены.

— Все-все? — огорчился Мэтт.

— Да. Ты уж извини, дружище.

— Ладно, — пробормотал сквозь слезы малыш и потупился.

Тэд приподнял его лицо, взяв пальцем за подбородок.

— Может быть, у Пенни опять будут щенки, и тогда мы уговорим твою маму взять. Договорились?

Мальчик просиял.

— Договорились! — Он положил щенка на место. — Непременно расскажу Тиму, что первый увидел щенят и что в следующий раз, когда Пенни ощенится, мне дадут одного. — Малышу не терпелось поделиться этой новостью со своим лучшим другом.

— Подожди меня. — Миган тоже положила щенка на место и вместе с братом побежала к выходу.

— Осторожно переходите улицу, — предупредила их мать. — И чтобы через пять минут были дома. Пора ужинать.

— Хорошо, мам.

Когда дверь за ними захлопнулась, Элизабет посмотрела на Тэда и смущенно улыбнулась.

— Когда я их проглядела? Он рассмеялся:

— Вы все делаете правильно. У вас прекрасные дети. Просто энергия у них бьет через край. — Продолжая улыбаться, Тэд потрепал Пенни по голове, и она ему благодарно лизнула руку.

Грохот захлопнувшейся двери был подобен грому, после чего наступила напряженная, звенящая тишина, и гараж теперь выглядел уединенным, отгороженным от всего мира интимным уголком. Элизабет стало не по себе. Она совершенно не знала Тэда и при встрече обменивалась с ним несколькими ничего не значащими фразами, и то на расстоянии. Только сейчас они по-настоящему познакомились, и потому, оставшись с ним наедине, женщина испытывала неловкость.

— Пожалуй, пойду домой и займусь ужином. — Элизабет положила щенка рядом с Пенни. Он потыкался носиком, нашел свободный сосок и с удовольствием зачмокал.

Когда же Элизабет распрямилась, Тэд вдруг взял ее руки в свои и, повернув ладонями к свету, с тревогой спросил:

— Что вы сделали со своими руками?

От его прикосновения Элизабет едва не лишилась дара речи и не сразу ответила;

— Ободрала о дерево,

— Как только придете домой, обязательно промойте руки с антисептическим мылом и смажьте бальзамом.

— Да, так и сделаю, непременно.

— Кто я такой, чтобы давать советы в области медицины матери двоих детей, а? — Он иронически усмехнулся.

Элизабет, тоже с улыбкой, высвободила руки, втайне надеясь, что сделала это без излишней поспешности. Однако надежды оказались напрасными. Она с трудом поборола желание засунуть обе руки под мышки, словно они совершили серьезный проступок и ей стыдно за них. Ладони покалывало, но не только от глубоких царапин.

Тэд поднялся с колена, и они вместе направились к выходу.

— Оказывается, у вас есть мотоцикл, — заметила Элизабет, радуясь, что удалось прервать затянувшееся молчание. Мотоцикл стоял в одном из отсеков гаража, рассчитанного на две машины.

— Да, я приобрел его по возвращении из Вьетнама. Только не хватает времени ездить на нем. Разве что в выходные дни. Вообще-то я люблю мотоцикл.

«Вьетнам? Он что, был солдатом?»

— Глядя на вас, этого не скажешь.

Он остановился, взявшись за шарообразную ручку замка.

— Почему? Надеюсь, вы не принадлежите к тем ультраконсерваторам, которые считают идиотом любого, севшего на мотоцикл.

— Конечно же нет.

— Вот и прекрасно! Надеюсь, вы не откажетесь как-нибудь прокатиться со мной?

— Вряд ли, — поспешно ответила Элизабет, растерянно глядя на мотоцикл. — Вряд ли мне понравится сидеть верхом. На мотоцикле.

Две последние фразы она произнесла с интервалом, и любопытство в глазах Тэда уступило место удивлению. Какое-то мгновение Элизабет ощущала на себе пристальный взгляд его голубых глаз.

— Сказать так можно, лишь испытав это на себе.

Элизабет вопросительно посмотрела на Тэда, но так и не поняла, какой смысл вложил он в свои слова, решила пропустить их мимо ушей.

— Дети будут меня искать, — произнесла она, все еще испытывая неловкость.

Тэд распахнул дверь, и на Элизабет пахнуло вечерней свежестью и прохладой. Она с наслаждением вдохнула чистый прозрачный воздух и почувствовала, как проясняется в голове. Соски затвердели от холода и обозначились под тонкой блузкой, и чтобы Тэд не заметил этого, а также чтобы согреться, она обхватила себя руками. А вдруг Тэд все-таки заметил? Что он тогда подумает?..

— Мне нравятся все эти ненужные вещи с кружевами, которые вы носите под верхней одеждой, — вдруг заявил он.

— Что? — Элизабет даже поскользнулась на мокрой траве и резко обернулась.

Обезоруживающе улыбаясь, Тэд пояснил:

— Я вовсе не считаю их ненужными. Просто цитирую Мэтта.

Он смотрел на женщину чисто по-мужски, с видом превосходства, так повелось еще со времен Адама, и ни один закон в мире никогда не подвергал это сомнению.

— Женщина во всем должна быть женщиной. И в одежде тоже.

— Благодарю вас.

— Вы предпочитаете тонкие ткани? — спросил Тэд, буквально впившись взглядом в проступающие сквозь блузку соски.

Элизабет облизнула губы.

— Мне нравится выглядеть женственно. Кроме того, это на пользу моему бизнесу.

— Совершенно верно. Вы, насколько мне известно, торгуете в вашем магазине дамским бельем? — сказал Тэд и, видя, что она удивлена, пояснил: — Однажды я был в «Кэйвано» и видел вас сквозь витрину.

— О!

Откуда все-таки Тэд знает о ее бизнесе? Первый вопрос. И второй. Что он делал в отеле «Кэйвано». В конце концов она обругала себя за наивность.

Ведь отель «Кэйвано» со своими шикарными номерами просто создан для интимных встреч. Так неужели не ясно, зачем Тэд Рэндольф, такой привлекательный мужчина, посетил «Кэйвано» в самый разгар дня после обеда, не позже, поскольку Элизабет закрывала свой магазин довольно рано. В отеле первоклассные рестораны, но в городе немало мест, где можно так же хорошо пообедать, только гораздо дешевле. Вероятнее всего, не голод привел Тэда туда, а совсем другие желания.

— Тогда я и узнал название вашего магазина, но до этого не раз задавался вопросом, что за странный номерной знак на вашем автомобиле.

— Это идея моей сестры, — ответила рассеянно Элизабет.

С кем, интересно, он встречался в «Кэйвано»? С продажной девкой, нанятой на несколько часов? Безнадежно влюбленной домохозяйкой или же с деловой женщиной, решившей немного расслабиться после трудов праведных? Впрочем, не все ли равно. И задетая за живое собственным любопытством, Элизабет сказала:

— Когда в следующий раз будете в отеле, загляните в мой магазин. Хотя бы поздороваться.

— Благодарю. Непременно. Возможно, я даже куплю что-нибудь. Ваши товары выглядят… весьма привлекательно.

Он снова бросил мимолетный, но внимательный взгляд на ее груди. Или ей показалось?

— Ну, еще раз спасибо за то, что сняли меня с дерева.

— Не за что.

И снова от звука его голоса тепло волной разлилось по ее телу. Элизабет не могла себе этого простить и распрощалась с ним очень холодно:

— До свидания, мистер Рэндольф.

— До свидания, Элизабет.

Он словно не услышал официального «мистер Рэндольф» и нарочно назвал ее по имени. Быстро кивнув, Элизабет торопливо пересекла его двор и очутилась в своем. Возле злополучного клена женщина подобрала туфли, но не стала обуваться и направилась к черному ходу. Лишь закрыв дверь, она почувствовала себя в безопасности и с облегчением вздохнула. Однако передышка длилась недолго. Со стороны парадного входа послышались голоса возвращающихся детей.

— Мама?

— Я здесь. — Элизабет бросила туфли на пол и босая прошла к холодильнику. Хвала Всевышнему! Миссис Альдер не забыла вынуть из морозилки полукилограммовый кусок вырезки, который уже успел оттаять.

— А что на ужин? — спросила Миган, приоткрыв дверь на кухню.

— Гамбургеры.

— Можно я зажгу гриль? — спросил Мэтт.

— Нет, я поджарю их здесь.

— У-у, мам. Гамбургеры гораздо вкуснее, когда их жарят на улице.

— Только не сегодня.

— Почему?

О Боже! Эти бесконечные «почему»?

— Потому что я ваша мать и сказала «нет». А сейчас быстро умываться и накрывать на стол.

Дети моментально исчезли, бормоча себе под нос, что это несправедливо. При одной мысли о мясе, приготовленном на древесных углях, у Элизабет потекли слюнки, но сегодня ей не хотелось выходить из дому.

На протяжении всего лета ей становилось не по себе при одной лишь мысли, что Тэд Рэндольф сидит у себя на застекленной веранде и смотрит телевизор до поздней ночи. Всякий раз, выходя во двор, Элизабет колебалась: то ли поприветствовать его так же, как соседей, то ли ограничиться коротким взмахом руки? И эта неуверенность действовала ей на нервы.

Если сосед почему-либо не замечал ее, она старалась не привлекать его внимания. Если же замечал, тут же отводила глаза. В конце концов Элизабет решила, что благоразумнее всего игнорировать мистера Рэндольфа.

В общем, она вела себя как девчонка или, что того хуже, как дурно воспитанная женщина. Что поделаешь! Вдове приходится быть предельно осторожной, чтобы не запятнать своей репутации. Рискуя прослыть гордячкой, Элизабет все два года после смерти мужа была совершенно недоступна для представителей противоположного пола.

В то злосчастное утро она помахала Джону, когда он уходил через черный ход, даже не подозревая, что видит его живым в последний раз. Ее внимание было поглощено Миган, которая в последнюю минуту вспомнила, что ей нужны для школы катушка ниток и кусок картона. Элизабет даже не взглянула, какая рубашка и какой галстук на муже, не заметила, что он весь оброс, пока не увидела его в морге, когда пришла для опознания трупа, доставленного с места автомобильной катастрофы на автостраде. Ей потребовалось много дней, чтобы вспомнить содержание их последнего разговора. Чтобы вспомнить, когда в последний раз они целовались и занимались любовью.

Но она никогда не забудет его улыбку и смех, доброту и ласки, его страсть в моменты близости, его планы на будущее. Джон был отличным мужчиной, он дал ей двух прекрасных ребятишек и много счастья. А теперь в сердце у нее пустота, которую ей никогда не заполнить.

И сегодня эта незаживающая рана мучила Элизабет сильнее обычного. Вот почему, желая спокойной ночи Миган и Мэтту, она так прижимала их к себе, так обнимала, что им стало как-то не по себе от этих нежностей и они поспешили высвободиться из материнских объятий.

Столь бурное проявление любви к детям свидетельствовало еще и о том, что Элизабет вообще истосковалась по любви и ласке. Ей так недоставало близкого человека, мужчины, что порой казалось, она просто не выдержит.

Погасив в доме свет, Элизабет вошла к себе в спальню и включила торшер с бронзовой подставкой и стеклянным абажуром в виде лотоса. Она поменяла интерьер спальни через несколько месяцев после смерти Джона — слишком мучительны были воспоминания.

Элизабет обставила комнату по своему вкусу, но сейчас это не доставляло ей никакой радости. Оценить уют и красоту можно по-настоящему только вдвоем. Для нее же спальня была чем-то вроде монашеской кельи. Лайла права. Вести монашеский образ жизни совсем не сладко. Что хорошего в одинокой постели? Элизабет так хотелось чувствовать рядом тепло мужского тела.

Но что делать вдове с двумя ребятишками, для которых она должна служить образцом нравственности? Ничего. Хорошо Лайле давать советы! Но Элизабет не может уложить рядом с собой мужчину, чтобы он ублажал ее. Почему нет пилюль, снимающих сексуальное возбуждение, как аспирин — лихорадку.

Ох, уж эта Лайла! Поддавшись ее дурацкой философии, Элизабет вела себя с Тэдом, то бишь с господином Рэндольфом, как настоящая идиотка. Наверняка он сейчас потешается, вспомнив, как она разволновалась, когда он снимал ее с дерева.

Негодуя на себя за то, что, как последняя дура, разомлела при виде мощных плеч и пары голубых глаз, которым мог бы позавидовать сам Пол Ньюман, Элизабет включила торшер. Но прежде чем лечь спать, не устояла перед искушением посмотреть сквозь щели в ставнях, горит ли у него свет.

Так и есть. Через решетчатое окно веранды она разглядела Тэда, развалившегося в кресле. Он сидел, уставившись в серебристый экран телевизора. Тоже один. И Элизабет подумала, так ли сильно он ненавидит одиночество, как она, или это его собственный выбор?

— А что было потом?

— А потом ему пришлось подняться и спустить ее вниз.

— Это господину Рэндольфу?

— Ага-а. Он положил руки… сюда.

— Но это было после того, как разорвалась ее нижняя юбка.

— А, точно, совсем забыла об этом.

— У нее разорвалась нижняя юбка? Ты этого не сказала. Ну-ка, давай поподробней.

— Доброе утро.

Услышав слегка охрипший после сна голос Элизабет, все трое быстро обернулись. Завязывая узлом пояс своего халата из синели, достаточно старомодного, она бросила на сестру испепеляющий взгляд и направилась к кофейнику.

— Почему вы меня не разбудили? — спросила Элизабет, размешивая сахарин в чашке с черным кофе.

— Потому что, как я поняла, тебе нужно было хорошенько выспаться. — Лукаво улыбнувшись, Лайла вонзила зубы в хрустящий кусок бекона.

— Вы, я вижу, уже позавтракали.

На круглом кухонном столике стояли три тарелки со следами сиропа по краям.

— Я испекла детям оладьи. Хочешь попробовать?

— Нет, — резко бросила Элизабет. Обычно она бывала благодарна Лайле за то, что та заезжала утром покормить Миган и Мэтта и дать ей возможность подольше поспать. По субботам «Фантазия» работала с двенадцати до пяти. Это был единственный день, когда Элизабет могла не вставать в половине седьмого. — Ступайте готовить уроки, — строго приказала она детям. — Но прежде застелите постели и положите свою грязную одежду в корзину для белья.

— А потом можно пойти на улицу поиграть?

— Да, — улыбнулась впервые за все утро Элизабет и шлепнула Мэтта по заду, когда он пробегал мимо, а Миган, как старшую, прижала на миг к себе.

— Сообразительные ребятишки, — заметила Лайла, когда дети убежали.

— И не в меру болтливые. Особенно если из них стараются вытянуть всю возможную информацию.

— Ничего я из них не вытягивала, — огрызнулась Лайла. — Просто спросила, что нового, и они мне все рассказали. — Облокотившись о стол, она полюбопытствовала: — А что, таинственный холостяк действительно выступил в роли спасителя и снял тебя с дерева?

— Да, снял. — Было бессмысленно отрицать этот факт.

— Отлично! — возликовала Лайла, захлопав в ладоши.

— Ничего такого не произошло, не думай. Мелодрамой и не пахнет!

— Ты появилась не вовремя. Мы как раз дошли до самого интересного места. Что там было с порванной нижней юбкой?

— Ничего. Просто я зацепилась ею за сук.

— И он отцепил ее? — Лайла недвусмысленно улыбнулась.

— Да, но это было так унизительно. Я чувствовала себя круглой дурой.

— Какой он? Что говорил?

— Забудь об этом, Лайла. Он… Это пожилой человек.

— Пожилой?

— Ну ты же видела, у него седина. Он слишком стар для меня.

— И много седины? — нахмурилась Лайла. — Сколько же ему лет?

— Не знаю, не спрашивала, — ответила Элизабет с раздражением.

— Хм, для начала неплохо. Во всяком случае ты привлекла его внимание.

— Я не хотела. Так получилось.

— Важен конечный результат.

— Пойми ты, дурья твоя башка, нет никакого «конечного результата».

— Не кричи на меня, Элизабет. Я пекусь о твоем благополучии.

— А ты не пекись!

Лайла откинулась не спинку стула и с досадой проговорила:

— Господи! Что с тобой, сестра? Ты просто невыносима сегодня. Знаешь, что я думаю? Потрать он больше времени на твою нижнюю юбку, ты не была бы такой злющей!

— Лайла, — строго произнесла Элизабет.

Но Лайла оставалась совершенно невозмутимой.

— Вот, прочти это, пока я уберу посуду. — И она кинула Элизабет какой-то журнал. Это был ежемесячник, пользующийся огромной популярностью у женщин. — Открой на десятой странице.

Элизабет полистала журнал, нашла указанную страницу, прочла заголовок объявления и бросила соответствующий взгляд на сестру, но та не обратила никакого внимания.

Объявление оказалось длинным, и к тому времени, как Элизабет дочитала его, Лайла успела ополоснуть все тарелки и чашки и отправить их в посудомоечную машину, после чего вернулась к столу. Сестры обменялись многозначительными взглядами.

— Ну? — спросила наконец Лайла.

— Что, «ну»?

— Что скажешь об этой идее?

— Ты это всерьез? Да неужели я соглашусь опубликовать свои фантазии?

— Да, а что?

— Ну ты просто сумасшедшая!

— Ошибаешься, я вполне нормальная. Как и ты. И как твои фантазии. Просто в них больше подробностей и романтики, чем в других. Так почему бы тебе не отдать их для публикации этому издателю? Что в этом плохого?

— Что плохого? — вскричала Элизабет. — Ты, наверное, забыла, что я мать двоих детей.

— Надеюсь, они не станут читать этот журнал, не так ли?

— Не умничай, Лайла. Твоя идея абсурдна. Я просто потеряю покой, если сделаю нечто подобное. Я — мать. Вдова.

— Не надо быть синим чулком. Ты рано овдовела, но осталась молодой, привлекательной женщиной. А они как раз собирают истории «обычных» женщин. И ты вполне подходишь под эту категорию. Единственное, что в тебе необычно, это твоя интимная жизнь, точнее, полное ее отсутствие. Но, — поспешно добавила Лайла, видя, что Элизабет готова возразить, — это может принести свои плоды. Если тебе действительно не везет в любви, твои фантазии должны брать за душу. Элизабет закатила глаза.

— Я никогда не пойду на это. Даже представить себе не могу, как тебе такое пришло в голову.

— Послушай, — Лайла положила на стол ладони, — ты только напиши, а остальное предоставь мне. Я придумаю тебе псевдоним. И никто ничего не узнает. В общем, все сделаю я, а ты лишь обналичишь чек, который тебе пришлет издатель после издания твоей рукописи.

— Чек?

— Разве ты не прочитала этот параграф?

— Я до него не дошла.

— Вот, смотри. — Лайла указала на соответствующие строки. — Двести пятьдесят долларов за каждую, включенную в книгу фантазию, независимо от объема, от того, написана она от первого лица или нет, в историческом или современном плане.

Элизабет невольно заинтересовалась предложением. Вся страховка, полученная после смерти Джона, и все их сбережения вложены в магазин. Расположенный в вестибюле отеля «Кэйвано», он с самого начала стал приносить доход, но весьма скромный. Элизабет не нуждалась, но в то же время не могла позволить себе ничего лишнего. По мере того как дети росли, расходы на них увеличивались. Сможет ли она оплачивать их учебу в колледже? Эта мысль не давала Элизабет покоя.

Но разве не позорно превратить в заработок свои самые сокровенные мечты?

— Пойми, Лайла, я не писатель.

— Откуда ты знаешь? Ты что, пробовала свои силы на этом поприще? Вспомни, у тебя всегда были отличные отметки по английскому. Кроме того, насколько я понимаю, для писателя главное — воображение, это девяносто девять процентов успеха.

А воображения у тебя с избытком. С самого детства. Только и делала, что мечтала. Второй такой не найдешь. Вот и пришло время совместить приятное с полезным.

— Не могу, Лайла!

— Почему? Это будет нашей маленькой тайной, как в тот раз, когда мы приклеили домашние туфли бабушки к полу в туалетной комнате.

— Да, но эта блестящая идея принадлежала тебе, а я получила трепку за сообщничество.

— Забава стоила того! — Лайла пожала плечами.

Элизабет вздохнула. Она знала, что Лайла не отстанет, покуда не добьется своего.

— Да при всем желании у меня просто нет времени!

— А вечерами, перед сном, что ты делаешь? Лайла попала в самую точку, и Элизабет некуда было деваться. Она пошла к кофеварке, заметив по пути:

— Я сгорю со стыда, если кто-нибудь прочитает мою писанину.

— Вот и отлично! Значит, твои истории пикантны и остроумны. А это то, что нужно. Вот, взгляни: «Написанный достаточно откровенно, но не грубо, без пошлости», — прочитала Лайла выдержку из журнала. — Итак, без пошлости, но и без лишней скромности.

— Не совсем так.

— В общем, намерена ты взяться за это дело?

— Нет, не намерена. Кстати, почему бы тебе самой не попробовать?

— Потому что я лишена воображения. Именно ты всегда придумывала сценарии, когда мы в детстве воображали себя сказочными героями, а я была лишь исполнительницей ролей.

Элизабет чувствовала, как постепенно слабеют ее позиции. Это должно стать своего рода самоочищением, не так ли? Своеобразной отдушиной для ее сексуальной неудовлетворенности. Вызовом, который ей так нужен. Делать что-то не для детей, не для бизнеса, а для самой себя, как для женщины. Она никогда не потакала собственным прихотям.

— Не знаю, Лайла, — произнесла Элизабет неуверенно, не желая сдаваться. — Это кажется таким… таким…

Голос у нее дрогнул, когда она вдруг увидела из окна Тэда Рэндольфа. Он мастерил что-то вроде загона. Видимо, для щенков. Мэтт помогал ему, подавая гвозди. Миган сидела на качелях, которые бывший хозяин дома привязал к дубу, и давала советы. На коленях у нее дремал Бэйби.

Но не это привлекло внимание Элизабет, а сам Тэд. Из-под расстегнутой рубашки виднелись его крепкая грудь и плоский живот, покрытые темными курчавыми волосами. Мышцы играли под гладкой кожей при каждом движении. Прядь влажных от пота волос упала на лоб. Мэтт что-то сказал ему, и Тэд рассмеялся, запрокинув голову и показав сильную загорелую шею. Вот он распрямился, стряхнул опилки с джинсов, плотно облегавших его бедра, что не ускользнуло от Элизабет.

— В чем дело? — Лайла подошла сзади и тоже взглянула в окно, дыша Элизабет в затылок. Обе смотрели на Тэда, покуда он, взвалив себе на плечо свое хитроумное изобретение, не скрылся с ним в гараже, сопровождаемый Мэттом и Миган.

Пока Элизабет готовила кофе, Лайла с ехидной миной обратилась к сестре:

— Ничего себе пожилой. — И она захихикала.

— Я же сказала, что не знаю его возраста.

— Лиззи, такие мужчины, как этот, не стареют, а зреют. Пусть ему, черт возьми, все пятьдесят, даже сто пятьдесят, но как выглядит!

— Мне совершенно все равно. Ты, кажется, забыла об этом.

— Какие у него глаза?

— Если не ошибаюсь, голубые.

«А может быть, синие, с искоркой, переливающиеся», — подумала Элизабет.

— Чем он занимается, вернее, чем зарабатывает себе на жизнь?

— Хм, у него цементный завод, насколько мне известно. Кто-то из соседей сказал, еще когда господин Рэндольф переехал сюда. На его джипе есть рекламная надпись.

Лайла щелкнула пальцами:

— «Бетон Рэндольфа». Точно. Его грузовики можно видеть на каждой строительной площадке в городе. Он, должно быть, неплохо зарабатывает.

— Мама всегда учила нас, что считать деньги в чужом кармане — признак дурного тона.

Лайла давным-давно забыла, что такое дурной тон, и не отходила от окна в надежде снова увидеть Рэндольфа.

— Видела, как он обращается со своим инструментом?

Элизабет резко повернулась к сестре.

— Черт возьми! — захихикала Лайла. — Я имела в виду молоток. А ты что?

— Все, о чем ты думаешь, ерунда, — суровым тоном произнесла Элизабет.

— О чем же я думаю?

— О зарождающейся между нами любовной интриге, о том, что он симпатичный мужчина и у него хватает терпения возиться с моими детьми.

— Вот это действительно достойно восхищения, если учесть его преклонный возраст, — саркастически заметила Лайла. — Они не очень беспокоят его во время послеобеденного отдыха?

Элизабет бросила на сестру гневный взгляд.

— Откровенно говоря, я благодарна ему за то, что он уделяет внимание детям, особенно Мэтту. Малышу необходимо мужское общество. Вот и все, Лайла. Я никогда не увлекусь таким мужчиной, как господин Рэндольф.

— Ты давно проверяла свой пульс? Уж если ты таким не сможешь увлечься, значит, ты просто труп.

Элизабет вздохнула:

— Он не в моем вкусе. Слишком… плотский. Слишком большой…

— Ага-а, — причмокнула Лайла.

Элизабет с трудом сдержалась, чтобы не взорваться.

— Я никогда не смогла бы выйти за человека ковбойского типа.

Лайла улыбнулась с издевкой:

— Могу поспорить, что он совсем не такого типа.

— О! Почему бы тебе самой не попытать счастья? Уверена, тебе понравится. — Лайла только рассмеялась в ответ. — И забудь о том, что я соглашусь публиковать свои фантазии! У меня их вообще нет!

3

Цифры снова поплыли перед глазами. В сердцах Элизабет бросила на стол карандаш и оставила попытки сосредоточиться на финансовом отчете. Дело происходило в понедельник утром. Прошло всего полчаса с момента открытия магазина, клиентов еще не было, и, чтобы скоротать время в ожидании господина Кэйвано, Элизабет занялась бухгалтерским учетом. Ее уведомили, что господин Кэйвано проинспектирует отель в первой половине дня.

Но всякий раз, когда владелица «Фантазии» пыталась сосредоточиться на колонках цифр перед собой, взгляд ее становился рассеянным и она возвращалась мыслями к последнему разговору с Лайлой в прошлую субботу утром. Брошенное сестрой зерно попало в благодатную почву и вопреки желанию Элизабет начало прорастать.

Даже под страхом смерти, под жестокой пыткой Элизабет не призналась бы, что в субботу до поздней ночи в тиши своей спальни пыталась изложить на бумаге собственные фантазии, те самые, про конюшню. Весь вечер в субботу эта заманчивая идея преследовала Элизабет, и тогда, когда она водила детей ужинать в кафе Макдональда, и потом, когда была с ними в кинотеатре на диснеевском фильме. Женщина всячески избегала Тэда Рэндольфа и решила возвратиться домой лишь поздно вечером. И к великой ее радости, джипа во дворе еще не было.

Прогулка удалась на славу. Детям очень понравился мультик. И когда Элизабет пришла пожелать им спокойной ночи, они поблагодарили ее. Сначала Миган. Потом Мэтт. Но стоило Элизабет прийти к себе в спальню, раздеться и лечь в постель, как она снова почувствовала одиночество.

И тогда женщина извлекла из ящика прикроватной тумбочки перекидной со спиралью блокнот и попыталась описать то, что постоянно возникало в воображении. Это занятие увлекло ее, целиком поглотило. Казалось, слова сами лились из-под пера, словно по мановению волшебной палочки, как в сказке, которую ей только что довелось увидеть в кино.

Она без труда описывала своих героев, их одежду, интерьер, словно они стояли у нее перед глазами. Вот только не была уверена в правильности написания некоторых слов, поскольку никогда не произносила их вслух. Это касалось в основном анатомических терминов и слов с откровенно сексуальным подтекстом. Однако она их не пропускала. К тому времени, когда Элизабет поставила точку в конце последнего предложения, она вся была в поту, а сердце колотилось так, будто новоиспеченная писательница только что занималась любовью.

Отложив ручку в сторону, Элизабет прочла написанное, откинула одеяло, вырвала из блокнота заполненные страницы, разорвала на мелкие кусочки и спустила в унитаз.

Облеченные в слова, ее фантазии действовали, как наркотик. Лайла просто сумасшедшая, да и сама она не лучше, если пошла у сестры на поводу. Злясь на себя, Элизабет снова легла в постель и погасила торшер. Как ни старалась она уснуть, как ни сжимала веки, ничего не вышло, только разболелась голова. Она ворочалась с боку на бок, металась, твердя себе, что фантазии ее сплошной бред, хотя знала, что это совсем не так, и потому разорвала исписанные странички.

Элизабет уже стукнуло двадцать девять, но только сейчас она поняла, какой извращенный у нее ум!

По воскресеньям магазин не работал. И Элизабет повезла детей в городской парк, чтобы они не только развлеклись, но и подольше побыли вне дома. Когда они усаживались в машину, Тэд как раз подстригал кусты во дворе.

— Не взять ли нам с собой Тэда? — спросил Мэтт.

— Тэд занят.

— А может, он согласится, если его попросить?

— Мы не будем его просить.

— Но у нас так много еды.

— Я готова с ним поделиться, — сказала Миган.

Элизабет села за руль и резко нажала на акселератор, чтобы прекратить дебаты. Прогулка удалась на славу. Пока дети играли на спортивной площадке, Элизабет сидела на скамейке, перебирая в памяти то, что написала прошлой ночью, прикидывая, что можно изменить, а что улучшить. Но тут она вспомнила, что все изорвала, и постаралась не думать об этом.

Постепенно мысли ее вернулись к действительности. В понедельник всегда много работы. С минуты на минуту должен приехать владелец гостиниц, а она все еще во власти эротических видений и никак не может избавиться от мыслей о своем беспокойном соседе.

Впрочем, все дело в том, что Тэд не причинял ей никакого беспокойства. Элизабет просто не в чем было его упрекнуть. Лучшего соседа и желать нечего. Ведь на его месте мог оказаться другой холостяк, какой-нибудь донжуан, любитель оргий, от которого не было бы покоя. И вряд ли он позволил бы детям играть и шуметь на заднем дворе.

Единственное, что Элизабет не нравилось, это увлечение Тэда мотоциклом. Разумеется, он далеко не ангел, но и не животное.

Конечно, он мог бы вести себя поприличнее и не работать в расстегнутой рубашке, даже у себя во дворе. А мог вообще бы не надевать рубашку. А что, если бы он оказался без рубашки, когда случилась вся эта история с Бэйби и он снимал ее с дерева своими мускулистыми руками с огромными ладонями? И если бы ей пришлось коснуться его голых плеч и прижаться к могучей волосатой груди и плоскому животу? А что, если…

— Миссис Бэрк?

Элизабет подскочила, словно ужаленная, и, обернувшись, увидела у магазина группу людей. Они смотрели на Элизабет с нескрываемым любопытством, и она подумала, сколько же раз ее окликнул тот мужчина, прежде чем вернул к действительности.

— Да? — спросила Элизабет, задохнувшись от смущения.

— Привет. Я Адам Кэйвано. Черноволосый, темноглазый мужчина, который мягко ступал по ковру, приветственно вытянув руку, был умопомрачительно красив. Но даже в отлично сшитом костюме-тройке походил на франтоватого карибского пирата. Лицо его светилось такой дерзкой, белозубой, дружеской улыбкой, а в карих глазах было столько веселья, словно он прочел мысли владелицы магазина. Они обменялись крепким рукопожатием.

— Как приятно встретиться с вами лично, мистер Кэйвано! — Она поздравила себя с тем, что произнесла это не заикаясь, в создавшейся ситуации это было бы равносильно настоящему поражению.

— И мне очень приятно. — Он отпустил ее руку и оглядел магазин. Затем, повернувшись к свите своих льстецов, почтительно стоявших поодаль, кивнул с явным удовлетворением. — Присланные мне фотографии далеко не отражают всех достоинств «Фантазии». — Его темные глаза вновь обратились к Элизабет. — Мне очень нравится ваша «Фантазия»!

— Благодарю вас.

— Как вам все это удалось? Она пожала плечами:

— Мне всегда нравились красивые вещи, женские, — смущенно произнесла Элизабет. — И место для магазина я выбрала такое, где бывает много мужчин, готовых купить подарок жене или даме сердца… В то время «Кэйвано» только строился. — Элизабет взглянула на него с улыбкой. — Я приняла решение сразу, без колебаний.

— У вас хорошая интуиция.

— Рада, что вы меня понимаете и приняли мое предложение.

— Откровенно говоря, это не моя заслуга. Скорее менеджеров, которые работают с арендаторами. Но трудно выразить словами, как я рад, что они приняли решение в вашу пользу.

До чего же она наивна. Адам Кэйвано — слишком важная персона, и у него нет времени заниматься каждым арендатором. Она почувствовала, что краснеет.

— Уверен, ваша внешность способствует процветанию вашего бизнеса, миссис Бэрк. — Кэйвано бесцеремонно разглядывал ее лицо, и особенно прическу. Это она сама придала своему тонкому шиньону столь небрежный вид? Скорее всего тут поработал мужчина.

Элизабет бросило в жар под его оценивающим взглядом.

— Я заварила чай с довольно необычным вкусом. — Она постаралась отвлечь от себя его внимание и указала на маленький столик с кружевной скатертью. Там кипел на медленном огне чайник и стояла целая коллекция фарфоровых чашек. — Не хотите ли попробовать шоколад из моего магазина?

— Я мог бы отказаться от чая, но от шоколада — никогда, — поблагодарил он с задорной, почти мальчишеской улыбкой.

Адам Кэйвано был не только сказочно красив, но и весьма мил. Он болтал с Элизабет, пока его лакеи прихлебывали чай и уминали груду шоколада стоимостью в пятьдесят долларов. Предприниматель, похоже, заинтересовался ею. Стоило Элизабет упомянуть о своих детях, как он пустился в расспросы и очень внимательно выслушал ее ответы. Ничего нет удивительного в том, что этот человек преуспел в жизни. Он умел слушать с таким видом, словно все, что ему говорили, было очень важно, интересно и увлекательно.

На прощание он снова слегка сжал ее руку.

— В течение следующих нескольких дней я буду наезжать в город, — сообщил он ей. — Нельзя ли нам с вами встретиться, только не здесь, а где-нибудь еще?

— Несомненно, — ответила Элизабет, скрывая волнение. Уже по одному тому, как он сжал ее руку, было видно, что человек этот большой любитель женщин и знает, как с ними обращаться.

— Значит, договорились? Я буду с нетерпением ждать.

Адам Кэйвано задержал ее руку, прежде чем попрощаться, и уже направился к выходу, но остановился как вкопанный при виде женщины, возникшей на пороге магазина. На ней были кожаные брюки в обтяжку, заправленные в высокие, до колен, сапоги, поверх свитера — с высоким воротником — длинная цыганская шаль с бахромой. В ушах покачивались золотые серьги-кольца, почти касавшиеся плеч. В одной красовалось перо.

Это была Лайла. У Элизабет сердце упало при виде сестры: в глазах у нее плясали чертики, и вообще Лайла была непредсказуема, никто не может предугадать, что она скажет или сделает в следующую минуту.

— Привет, Адам. — Она одарила Кэйвано дерзкой, ослепительной улыбкой. Услышав столь фамильярное обращение к своему шефу, несколько человек из его свиты побледнели. — Я узнала тебя по фотографиям в газете.

Пришлось Элизабет представить Лайлу господину Кэйвано, хотя она предпочла бы перерезать себе голосовые связки.

— Мистер Кэйвано, это моя сестра, Лайла Мэйсон.

— Как поживаете, миссис Мэйсон?

Лайла стояла, прислонившись к дверному косяку, в ленивой позе, которая была подстать ее меланхолическим интонациям и полузакрытым томным глазам.

— Как я делаю что?

Один из подчиненных Кэйвано прокашлялся, другой открыл от изумления рот. Элизабет, стоя за спиной Адама, бросала на сестру угрожающие взгляды, но та, как ни в чем не бывало, продолжала:

— Вы, кажется, собирались уходить, не смею вас задерживать.

— Мне действительно пора. — Кэйвано коротко кивнул Элизабет, протиснулся мимо Лайлы, которая и не подумала хоть немного посторониться, и разъяренный вышел. Сопровождавшая его свита, не задерживаясь, последовала за ним.

— Лайла, как ты могла? — зашипела Элизабет, как только дверь закрылась.

— Расслабься, Элизабет, — смеясь, стала успокаивать ее Лайла. — Он прямо-таки млел перед тобой. Я все видела через окно. А потом нарочно все это устроила, чтобы ты на моем фоне выглядела сущим ангелом. Так что считай, я оказала тебе услугу.

— Ладно, но впредь воздержись от таких услуг! Ты меня чуть до инфаркта не довела. Поглядели бы на тебя мать с отцом! Пришли бы в ужас!

Лайла жестом матадора откинула шаль.

— Сомневаюсь. Они всегда считали меня выродком. Можно съесть последнюю шоколадку? Я так боялась, что эти троглодиты ни одной не оставят. — Она откусила от плитки большой кусок и энергично заработала челюстями.

Элизабет потерла лоб.

— Голова разболелась.

Лайла сочувственно посмотрела на сестру.

— Что было до моего появления? С того места, где я стояла, все выглядело превосходно.

— Он обаятельный.

— С его миллионами это нетрудно.

Элизабет пропустила мимо ушей замечание Лайлы.

— Никогда не думала, что он такой искренний, такой добрый. Ожидала увидеть человека бесцеремонного, сугубо делового, наводящего страх.

— Честно говоря, Лнззи, ты оказалась на высоте. Адам просто великолепен, как елка в новогоднюю ночь, но все это игра на публику. Неужели не понимаешь? Пользуйся его обаянием, но не попадайся на удочку.

— Он мне понравился.

— Так и было задумано.

— Мистер Кэйвано попросил меня о встрече в самое ближайшее время.

— О, неужели? — Лайла глотнула чаю и с недовольной миной поставила чашку на стол.

— Ну что «неужели»? Это будет деловая встреча. — На лице у Лайлы появилось скептическое выражение. — Сугубо деловая.

— Не сомневаюсь, — с иронией произнесла Лайла, уверенная в обратном.

— Не понимаю, почему ты относишься к нему с таким предубеждением?

— Могу сказать — почему. Господин Кэйвано великолепен, доброжелателен. Но я не доверяю слишком галантным мужчинам. Не доверяю, и все. Под красивой оболочкой нередко заводятся черви.

Элизабет устала от этого разговора. Скорее всего, Адам Кэйвано больше не пожелает иметь с ней дела. Возможно, даже аннулирует договор об аренде после такой выходки ее сестры.

— Кстати, что ты здесь делаешь? Опять нет приема? И что это на тебе? Последняя модель униформы для физиотерапевтов?

— Все зависит от того, какого рода проводить терапию, правда, — смеясь, ответила Лайла, довольная своим каламбуром, не очень приличным. — Чем же тебе не нравится моя форменная одежда? — Она сделала пируэт, и Элизабет вынуждена была признать про себя, что выглядит сестра потрясающе. — Это я вырядилась так для одного своего пациента-мотоциклиста. Его парализовало после аварии, но в мотоцикле он не разочаровался, наоборот, жалуется, что подобные мне не разделяют его увлечения и с предубеждением относятся к двухколесному транспорту. Вот я решила продемонстрировать, что лишена каких бы то ни было предубеждений.

Элизабет невольно вспомнила разговор с Тздом о мотоциклах, тоже довольно двусмысленный, когда речь зашла о езде верхом!

— Написала какую-нибудь фантазию? — возвратила ее к действительности Лайла.

— Нет.

Лайла моментально поняла, что сестра лжет, но не успела уличить ее в этом; в магазин вошел покупатель. И сразу почувствовал себя неловко от обилия женских вещей. Так почувствовала бы себя женщина, очутившись в скобяной лавке в поисках нужной гайки для болта определенного диаметра. Элизабет сразу это определила по выражению его лица.

— Чем могу быть полезна, сэр?

— Хочу купить что-нибудь для жены. Подарок в честь юбилея.

— У меня широкий выбор духов в хрустальных флаконах. Не желаете ли взглянуть?

Лайле ничего не оставалось, как считать разговор оконченным. Она вернула шаль на прежнее место и скользящей походкой направилась к выходу. Проходя мимо взволнованного мужчины, с брюшком и лысиной, Лайла прошептала:

— Забудьте о модных духах. Лучше возьмите пояс из красного атласа, по крайней мере вещь полезная и не будет пылиться без дела.


— …На карнавал в субботу вечером.

Последние несколько слов бесконечного монолога Мэтта врезались в мозг Элизабет, затуманенный головной болью, и отвлекли от мыслей об Адаме Кэйвано. Она так и не донесла вилку с куском мяса до рта.

— Карнавал?

— Осенний фестиваль в школе, мам, — терпеливо объяснила Миган. Она все больше становилась похожей на Джона, отличавшегося скрупулезностью. Он никогда не опаздывал и был аккуратен во всем. В отличие от рассеянной Элизабет, Миган никогда ничего не забывала.

— Ну конечно. Осенний фестиваль. — Элизабет вспомнила, как с неделю назад приклеила к дверце холодильника памятку. Но сейчас увидела на ее месте сделанный цветным карандашом рисунок с изображением фонаря из тыквы с прорезями в виде глаз, носа и рта и шести летающих духов. — Он состоится вечером в эту субботу?

— С семи до девяти тридцати, — проинформировала ее Миган. — И мы хотим оставаться там до самого конца, правда, Мэтт?

— Да. Потому что лотерея, где главным призом будет компакт-диск плейер, качнется не раньше четверти десятого. Так что раньше мы не можем уйти. И Тэд так считает.

— Тэд? А причем тут Тэд?

— Я пригласил его пойти вместе с нами.

Вилка со звоном упала на тарелку Элизабет.

— Ты действительно сделал это? Не может быть! — вскричала Элизабет, на миг потерявшая дар речи.

Мэтт с опаской посмотрел на нее и кивнул.

— Да. Сегодня днем.

— А что он ответил? — Элизабет боялась услышать ответ.

— Сказал, что непременно пойдет.

Чтобы не произнести нелестные слова в адрес соседа, Элизабет плотно сжала губы.

— А почему ты не посоветовался сначала со мной? Просто не верится, что мой сын способен на такое.

— Она сказала, что я могу это сделать.

— Кто «она»?

— Учительница. Мисс Блэнчард. На фестиваль придут все папы и мамы. А у меня нет папы. Вот я и спросил, можно ли привести кого-нибудь другого, и учительница сказала, что можно. — Нижняя губа у малыша задрожала. — Но ты не хочешь, чтобы Тэд пошел с нами. Не дашь нам как следует повеселиться. Ты нехорошая! Самая нехорошая мама на свете.

Весь в слезах малыш выбежал из-за стола, на ходу опрокинув стакан с молоком. Элизабет не стала его задерживать, уронив голову на руки. Она отрешенно наблюдала за тем, как молоко медленно стекает со стола, образуя на полу маленькое озеро. У нее не было ни сил, ни желания встать и вытереть лужу.

Когда Мэтт начал ходить в бесплатный детский сад, он долго не мог понять, почему у всех детей есть папы, а у него нет, даже такого, который живет отдельно, вообще никакого. Мэтт был совсем маленьким, когда Джон погиб, и не помнил его. Элизабет часами объясняла сыну, что такое смерть и почему с ними нет папы, но пятилетнему малышу трудно было это понять, а тем более с этим смириться.

— Мам, весь пол в молоке. Хочешь, я вытру?

Элизабет приподняла голову и ласково провела рукой по прямым, цвета спелой пшеницы волосам дочери.

— Нет, дорогая. Большое спасибо! Я сама вытру.

— Я говорила Мэтту, что надо спросить у тебя разрешения.

— Я с ним поговорю, пусть только успокоится.

— Ты разрешишь Тэду пойти с нами?

Печальный тон дочери поразил Элизабет в самое сердце. Каждой девочке нужен отец, и Миган его очень не хватало.

— Конечно, он может пойти, — услышала она собственный голос и заставила себя улыбнуться.

Вымыв посуду, Элизабет отправилась искать сына и нашла его в детской. Он лежал на кровати с плюшевым медведем под мышкой. От высохших слез на щеках остались бороздки. Элизабет села на край кровати и, наклонившись, поцеловала сына.

— Извини меня. Я не должна была сердиться. — Он промолчал, едва сдерживая готовые вырваться рыдания. — Я просто удивилась, вот и все. — Элизабет объяснила, почему он должен был прежде посоветоваться с ней. — Но сейчас, я думаю, все в порядке.

Глаза Мэтта засияли.

— Значит, он может с нами пойти?

— Если захочет.

— Вот здорово!

«Да уж конечно», — подумала Элизабет. Она уложила детей и решила сходить к Тэду. Может, ему совсем не хочется идти на этот карнавал и он делает это лишь из жалости к детям, лишенным отцовской ласки. Она должна дать ему возможность достойно отказаться от приглашения, тем более что ей совсем не хочется видеть его там.

Элизабет сняла фартук, подкрасила губы и пошла по темной лужайке. Тэда она застала на веранде в кресле. Всю прошлую неделю он стеклил веранду, чтобы утеплить ее на зиму. Свет от телевизора падал на стол, где стоял поднос с остатками ужина, состоявшего из куска мяса и банки пива.

Но Тэд не смотрел телевизор, а читал какой-то журнал. Интересно, что за журнал? Может, специально для мужчин, с голыми женщинами? В таком случае время для визита самое неподходящее. Но коль скоро она зашла так далеко, необходимо довести дело до конца, и как можно скорее, чтобы раз и навсегда с этим покончить. Он заметил ее, только после того как она постучалась, и пристально посмотрел на нее своими голубыми глазами-лазерами.

Он подошел к телевизору, выключил его и лишь после этого открыл дверь. Журнал остался лежать на кресле, так что разглядеть обложку оказалось невозможным.

— Привет! — Голос ее звучал неуверенно.

— Привет. Входите, прошу вас.

— Я на минутку. Дети одни. Спят уже. — Элизабет не собиралась заходить к нему в дом. Не дай Бог увидят соседи, и тогда сплетен не оберешься. Такова человеческая природа, Элизабет это хорошо знает. А сплетни распространяются с быстротой лесного пожара.

Тэд закрыл дверь и спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Нет. Ничего. Ничего особенного. Надеюсь. — Элизабет никак не могла собраться с мыслями. Наверняка в глазах Тэда она выглядела полной дурой, которая не в состоянии связать и двух слов. В прошлый раз было так, и до этого тоже. Собственно, не было никаких причин для волнения. Перед ней стоял просто мужчина, но Боже мой… настоящий мужчина!

— Мэтт сказал, что пригласил вас на Осенний фестиваль в школе, — выпалила Элизабет.

— Да, это так.

— И вы собираетесь пойти?

— Я обещал ему.

— Да-да. Именно так он мне и сказал. Но стоит ли связывать себя обещаниями?

Тэд внимательно посмотрел на нее и, помолчав, спросил:

— Вы не хотите, чтобы я был рядом с вами, не так ли?

— Нет! То есть да. Я имею в виду… — Она набрала в легкие побольше воздуха: — Я не против, если вам действительно хочется чего-то такого… Но ведь это начальная школа. Дети носятся как угорелые, изображая диких индейцев, родители за ними гоняются, словно безумные. Это беспорядок и… и… — Элизабет беспомощно пожала плечами. — Боюсь, вам там будет неинтересно.

— Потому что я — закоренелый, старый холостяк. Да?

Проклятье! Не хватало только оскорбить его, подумала Элизабет, когда Тэд отвернулся от нее, толкнул дверь и направился к джипу, припаркованному на подъездной дорожке.

— Это совсем не так, мистер… Тзд. Мне просто хотелось дать вам возможность не выполнить свое обещание под каким-нибудь благовидным предлогом, если, конечно, вы этого хотите. А с Мэттом я сама все улажу, вам не придется.

Тэд опустил заднюю дверцу джипа и вытащил из машины огромных размеров коробку. Затем взвалил ее на плечо и направился на задний двор. Не зная, что делать, Элизабет засеменила за ним. Тэд поставил коробку на землю.

— У меня никогда не было детей, Элизабет, но я не настолько стар, чтобы не помнить своего детства.

От этого «Элизабет» у нее защекотало в животе.

Словно Тэд поскреб там пальцем.

— Я совершенно не имела в виду, что…

— Я даже помню несколько школьных карнавалов и то, с каким нетерпением ждал их и как радовался. Мне повезло, у меня были мама и папа, и они ходили со мной на все карнавалы.

Элизабет с тяжелым вздохом прислонилась к дереву.

— Я виновата перед вами, Тэд. И перед Мэттом тоже. Отругала его за то, что он пригласил вас. Я просто была не в себе. Мне не хотелось, чтобы вы чувствовали себя обязанным. И малыш сказал, что я самая плохая мама на свете. Тэд усмехнулся:

— Никогда не поверю, что это действительно так. Я не чувствую себя обязанным, более того, уверен, что мне там очень понравится. И пожалуйста, не чувствуйте себя виноватой. Хорошо? Ну а теперь хватит извинений, да? И не будем больше к этому возвращаться. Согласны?

Он опустился на колени и пододвинул коробку поближе. Элизабет тоже встала рядом с ним и принялась разглядывать картинку на одной ее стороне.

— Гамак! Как мило!

— В самом деле?

— Да. Мне всегда хотелось иметь гамак, точь-в-точь такой, как этот.

Судя по картинке, он был сплетен из белой джутовой веревки и украшен по краям бахромой.

— Я тоже о таком мечтал. Повешу его между двумя этими деревьями. — Тэд показал, какими именно.

— О да. И летом будет замечательно… — Она не договорила.

— Что замечательно? — спросил он мягко, внимательно следя за выражением ее лица, и, не дождавшись ответа, произнес: — Вы имели в виду, что в нем замечательно будет лежать?

— Разве гамаки не для этого предназначены?

— Ага. Можете отдыхать в моем, когда пожелаете.

— Благодарю вас.

— Но вы не воспользуетесь моим приглашением, не так ли?

Элизабет бросила на Тэда быстрый взгляд, удивленная его проницательностью.

— Скорее всего, нет.

— Почему же?

— Не хочу ловить вас на слове.

Тэд покачал головой.

— Не-ет. Дело не в этом. Вы просто боитесь сплетен. Ведь соседи могут подумать, что с таким же успехом вы ложитесь ко мне в постель.

У нее вдруг засосало под ложечкой, а тело стало невесомым, как заполненный гелием шар, готовый взлететь и парить в воздухе.

— У соседей нет никаких оснований для сплетен.

— И вы стараетесь изо всех сил, чтобы их и впредь не было?

— Вы осуждаете меня?

— Осуждаю? — нахмурился он. — Не то слово. Я просто считаю, что с вашей стороны глупо из кожи вон лезть, избегая меня.

Возразить было нечего, и Элизабет молчала. Он припер ее к стенке, и ока предпочла с ним не спорить, чтобы не выглядеть в его глазах полной дурой.

— Мне понятно, почему вы ведете себя подобным образом, — тихо промолвил он. — Бережете свою репутацию. Люди только и ждут, чтобы вы оступились, проявили безответственность по отношению к детям, совершили что-нибудь предосудительное.

— Вы же знаете, что говорят о молодых вдовушках…

— Изголодавшихся по сексу, — продолжал Тэд без обиняков. — А тут рядом холостяк, живет совсем один. Сам этот факт делает меня подозрительной личностью. И если вы вдруг зайдете ко мне с какой-либо безобидной просьбой, например, занять стакан песку, то обязательно начнутся разговоры о том, что мы быстренько перепихнулись прямо на кухонном столе. — Он хохотнул. — Немало есть охотников до такого рода удовольствий, но я к ним не отношусь. Ведь это все равно что залпом выпить бутылку превосходного вина. Но пьют его не для того, чтобы утолить жажду, а ради удовольствия. — Он устремил горящий взгляд на ее губы. — Есть вещи, которые нужно смаковать, и чем дольше, тем лучше.

К горлу Элизабет подкатил комок, и если бы даже на ум ей сейчас пришло нужное слово, она не смогла бы его произнести. Зато сердце стучало так громко, что Тэд наверняка слышал, как оно бьется о ребра.

— Вы вся дрожите. — Он коснулся ее выше локтя, где кожа стала гусиной.

— Мне холодно. Надо было взять с собой свитер.

— Пойдемте, я провожу вас до дома.

— Не нужно.

— А мне нужно.

Они долго спорили, пока Элизабет не сдалась. Уходя из дому, она оставила на кухне свет и, когда они шли в темноте по соседским лужайкам, с удивлением обнаружила, что через освещенное окно видно буквально все. Элизабет даже в голову не приходило опускать шторы, ей нравилось, когда в окно светило солнце.

Видно ли Тэду с его зарешеченной веранды, что происходит у нее в доме? На всякий случай лучше не выходить по ночам на кухню в неглиже, не доставлять Тэду такое удовольствие, пусть смотрит журналы с голыми женщинами.

— Я кажется, не поблагодарила вас за то, что вы подстригли живую изгородь вокруг моего дома?

— Вы заметили?

— Заметила. Спасибо. Как поживают щенки?

— Прекрасно. Растут помаленьку.

— Отлично!

Они подошли к черному ходу дома, и можно было, слава Богу, закончить этот бессмысленный разговор.

— В котором часу в субботу?

— Помнится, дети говорили, в семь. Если вы действительно настроились идти.

— Конечно. Я заеду за вами.

Она хотела было возразить, но по решительно вздернутому подбородку Тэда поняла, что это бесполезно.

— Хорошо. Значит, договорились, Тэд. Ну, спокойной ночи.

— Элизабет. — Он взял ее за руку, прежде чем она успела скрыться за дверью.

— Да?

— Они в порядке? — Тэд провел большим пальцем по ее ладони. От мягкого, как перышко, прикосновения по телу Элизабет пробежал ток.

— Мои руки? Да, в порядке. Все прошло.

Тэд поднес ее руку поближе к глазам, внимательно оглядел и, не выпуская, сказал:

— Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, что бы ни случилось, и плюньте на соседей, черт возьми.

Когда Тэд снова посмотрел ей в глаза, у нее перехватило дыхание. Но прежде чем она смогла что-нибудь ответить ему или еще раз пожелать спокойной ночи, он отпустил ее руку и растворился в ночи.

4

Незнакомец возник из ночного мрака. Порожденный темнотой, он был неотъемлемой ее частью. Он материализовался передо мной — высокий, широкоплечий, узкобедрый, с дельтообразным торсом и мощной мускулатурой.

Я не могла рассмотреть его лица, но узнала моментально. И поэтому его внезапное появление меня не испугало, а скорее взволновало и даже возбудило. Он стоял передо мной с грозным видом, но страха я не ощущала.

Супермен молчал, не произнося ни слова. Я тоже молчала. Слова были излишни. Оба знали, чего хотят. Под покровом ночи мы исступленно занимались любовью. Нас объединяло безудержное желание. Все остальное отступало перед инстинктом. Не существовало ни прошлого, ни будущего. Только настоящее, проникнутое страстью. Страсть бросала нас в объятия друг друга, и мы ничего не хотели, только удовлетворить ее.

Он погладил меня по волосам, медленно вынул единственную булавку, чудом удерживающую шелковую копну волос на затылке, и его пальцы утонули в шелковистых волнах. Я знала, что это доставляет ему удовольствие, что ему нравится ощущать мои волосы, в своих ладонях. И даже сейчас мне было трудно различить черты, его лица, хотя я знала, что мужчина улыбается, скользя пальцами по густым прядям.

Я положила руки ему на грудь. Я не стыдилась. В этом царстве, окутанном бархатом ночи, робость была неуместна. Мы побуждали друг друга к бесстыдству, зная, что никто ничего не увидит и не узнает. Темнота была нашей союзницей, под ее покровом мы могли позволить себе абсолютно все, потеряв над собой контроль, забыв о правилах приличия, о долге. Здесь царила страсть. И единственным нашим желанием было удовлетворить ее.

Я даже не смогла ущипнуть его, такой упругой оказалась грудь, будто состоявшая из одних мышц. Почему он не снял рубашку? Стоило мне подумать об этом, как рубашка исчезла.

Я медленно, не пропустив ни единого бугорка, ни единой впадинки, провела пальцами по волосам у него на груди. Соски были твердыми и упругими. Я провела языком по одному, потом по другому. Он застонал от наслаждения. Обхватив ладонями мое лицо, резко приподнял. Провел пальцами по моим влажным губам, чуть раздвинул их и погладил зубы. Я легонько укусила его.

Его ладони скользнули вниз, к моей шее, потом еще ниже, к грудям. Он нежно сжал их и ласкал соски до тех пор, пока они не стали упругими.

Наши уста слились. Исступленно! Неистово! Его язык переплелся с моим. Казалось, нет предела нашей страсти. Вдруг он буквально вжал меня в стену, о которой я и не подозревала. Первобытная жажда мужчины обладать женщиной еще больше возбудила меня, и я вся дрожала. А он обхватил губами сосок и стал сосать, исторгнув из моей груди стон. Я знала, хоть и не видела, что глаза у него закрыты и что он сдерживает рвущееся наружу желание.

Видимо, это доставляло ему удовольствие. В этот момент мне больше всего хотелось утолить его жажду, и я пожалела, что в груди у меня нет молока. И когда сказала ему об этом, он был глубоко тронут.

Я почувствовала, как его ласковые руки, сжимавшие мою талию, спустились к бедрам. Стоило мне сказать, что я не в силах больше терпеть, и он тотчас же выполнил бы мое желание. Но я не произносила ни слова. Зачем? Мне хотелось продлить эти сладостные мгновения. Мой обожатель и так предупреждал любое мое желание.

Партнер был великолепный. Он точно выбрал момент и вошел в меня неожиданно, быстро, уверенно. Словно раскаленный до бела стилет, заполнив, казалось, все мое тело, так что я чуть не потеряла сознание. Его руки, его горячие губы ласкали меня всю. Приличия, совесть были для него просто химерой. Он был создан для наслаждений.

Сексуальный, охваченный страстью, он желал лишь одного: доставить мне радость и наслаждение. Только с ним я испытала настоящий оргазм.

Наконец я в изнеможении прижалась к нему вся потная. Он нежно провел рукой по моим волосам, убрал их с моих влажных плеч, и растворился во все поглощающей темноте.

Я никогда не видела его лица. Не слышала его голоса. Но появись он снова, тотчас узнала бы его.


Непрерывный звон в ушах не исчез вместе с безликим возлюбленным, а еще долгое время действовал подобно болеутоляющему наркотику.

Обессиленная и совершенно потерянная, Элизабет наконец проснулась и с трудом открыла глаза. Господи, она чувствовала тяжесть во всем теле, словно оно было налито свинцом. Счастливая улыбка блуждала на влажных губах. Совершенно обессиленная, прикованная к постели безмерной усталостью, Элизабет не могла пошевельнуться. На коже блестели капельки пота. Измятая ночная рубашка прилипла к телу, от которого шел жар, скапливаясь между ног. Соски напряглись. Их покалывало.

Окончательно проснувшись, Элизабет вдруг поняла, что звон в ушах не имел ничего общего с тем, что она пережила во сне, просто где-то поблизости работала электропила. Любовника не было, ни тайного ни явного. Она лежала одна в своей вдовьей постели. Сквозь жалюзи в комнату проникали солнечные лучи. Была суббота. Сегодня под вечер ей предстояла встреча с Тэдом Рэндольфом.

При мысли об этом Элизабет вздрогнула. Потом вздохнула, опустила ноги на пол и села на кровати. Часы на тумбочке показывали начало десятого. Она потянулась за халатом, лежавшим на краю постели, накинула его, прикрыв груди и убеждая себя в том, что соски больше не болят и от них не исходит жар. С трудом поднявшись, Элизабет ощутила слабость в коленях.

— Лайле наверняка понравился бы мой сон, — пробормотала Элизабет, направляясь в ванную. О Господи! И после этого говорить о фантазиях! Нежданная встреча с безымянным, безликим, безголосым незнакомцем не могла быть лишь плодом воображения. В этом сне нашли свое воплощение самые сокровенные мечты любой женщины. Все было легко и просто, как не бывает в реальной жизни, где каждый шаг влечет за собой осложнения.

Да она просто больна. За такие фантазии, суд лишил бы ее материнства.

Элизабет приняла ледяной душ и направилась на кухню. Дети уже сидели за столом и ели кашу, обильно сдобренную сахаром. В борьбе с этим злом Элизабет отступила, отказавшись от сражений. Она поцеловала детей, приласкала, прежде чем включить кофеварку.

— Сегодня вечером карнавал, мам, — напомнил Мэтт между двумя ложками совершенно бесполезных калорий и чего-то липкого, вредного для зубов.

— Это точно, — произнесла Элизабет с наигранным восторгом. Всю неделю она старалась не думать о субботнем мероприятии и не придавать ему особого значения.

Элизабет не виделась с Тэдом с того самого вечера, когда он проводил ее до дому. Она регулярно получала от детей информацию о щенятах и Пенни, ко ни разу не спросила о Тэде. Наступление злополучной субботы Элизабет встретила с облегчением. Завтра в это время все будет позади. Надо покончить с этим раз и навсегда.

— Не задерживайся на работе, мам. Тэд за нами придет около семи, — сообщила Миган.

— Не задержусь, — ответила Элизабет неожиданно для самой себя резко и уже более мягко добавила: — Я приду пораньше, чтобы успеть переодеться. А вы постарайтесь к тому времени приготовить все домашние задания. Я оставила записку для миссис Альдер. Не забудьте ей передать.

Обычно по субботам время в магазине тянулось нестерпимо медленно. В школе занятий не было, и дети почти весь выходной по ее вине проводили дома. Но сегодня время просто летело, и она, словно самой себе в наказание, старалась заполнить его всякими пустяковыми делами. Ровно в пять Элизабет закрыла магазин и поехала домой. Едва она переступила порог, как дети, радостные и возбужденные, бросились к ней.

— Тэд звонил, он будет здесь без пятнадцати семь. Поторапливайся, мам.

— Миган, еще целых полтора часа. Я буду готова вовремя, обещаю.

Но к назначенному времени она не была готова. Бэйби вырвало не то сыром со стручковым перцем, не то еще чем-то прямо на софе в гостиной. Пришлось убирать. Мэтт и Миган затеяли свару, не поделив пульт дистанционного управления телевизором. В результате Мэтт ударился головой об угол кофейного столика и рассек кожу, испачкав кровью волосы и ковер. И то и другое надо было отмыть.

Элизабет сломала ноготь о ящик бюро и, когда попыталась его подремонтировать, склеила суперклеем два пальца. А когда собралась подкрасить тушью глаза, руки дрожали, так она нервничала от всех этих неполадок. Потом она никак не могла решить, что надеть, и, когда Мэтт без четверти семь влетел к ней в спальню, стояла в одном нижнем белье и тапочках на босу ногу.

— Ну, мам! — завопил он, увидев, что она все еще не готова.

Элизабет в свою очередь пришла в ужас от того, как выглядел сын. Одежда на нем годилась разве что для старьевщика.

— Мэтью, у тебя рваные джинсы. Иди надень новые.

— Они жесткие и царапаются.

— Совсем нет. Я дважды стирала и гладила их. — Стоя у раскрытого шкафа Элизабет раздумывала, что ей надеть: то ли синюю замшевую юбку, то ли широкие брюки, только недавно полученные из химчистки.

— Я в этих пойду, — заупрямился Мэтт. — Мне в них удобно.

«Синяя замшевая юбка».

— Прошу вас, сэр, надеть новые джинсы.

«А этот хлопчатобумажный спортивный свитер велик мне».

— Переоденься немедленно. Надень зеленую рубашку для поло.

— Она полиняла.

— Ты выходишь в люди не для того, чтобы…

В дверь позвонили.

— А вот и он! — завизжал Мэтт.

— А ну, вернись! — приказала Элизабет, но Мэтт уже мчался по лестнице, стараясь опередить сестру.

— Я сам открою!

— Нет — я!

Элизабет так и не удалось узнать, кто из них первым оказался у двери. Затем она услышала голос Тэда.

— Привет. Насколько я понимаю, вы готовы и можно идти.

— Мы готовы, — подтвердила Миган.

— А мама нет, — услышала Элизабет голос сына. — Она вечно опаздывает, потому что лежит в ванне до тех пор, пока из воды не выйдут все пузырики. Сейчас она одевается. И неизвестно, когда закончит.

— Ну, по-моему, мы не очень сильно опаздываем, не так ли? Давайте подождем ее в гостиной.

Элизабет, стоя в ванной, бросила взгляд на свое отражение в большом зеркале: она прижимала к груди свою длинную юбку, приложив ухо к двери, чтобы не пропустить ни единого слова.

Недовольная и своим видом, и тем, что так нелепо себя ведет, женщина решительно натянула юбку и белый шерстяной свитер, собрала в «конский хвост» волосы на затылке, наскоро подушилась и вышла из ванной.

Пусть Тэд Рэндольф не думает, будто она специально для него наряжается, она не институтка, чтобы нарочно заставлять ждать своего ухажера. Элизабет спустилась вниз по лестнице, но немного помедлила, прежде чем войти в гостиную. Он стоял спиной к двери, слушая Мэтта, а тот объяснял сложное устройство линейного корабля «Легос», который никак не мог достроить.

— Привет.

При звуке ее голоса Тэд повернулся на каблуках. На нем были джинсы, хлопчатобумажная спортивная рубашка и потертая куртка из серой замши, великолепно оттенявшая его волосы и глаза. Словом, для почетного эскорта он выглядел впечатляюще. Даже больше. От волнения ладони у Элизабет стали влажными.

— Привет. Мэтт сказал, что вы еще не одеты. — Он окинул взглядом всю ее, с головы и до носков кожаных ботинок цвета слоновой кости с широкими отворотами, затем еще раз — снизу вверх. — Надеюсь, мы не заставили вас торопиться.

— Нет. Ну что, готовы?

Тэд кивнул. Дети, шумно перебивая друг друга, заявили, что готовы.

Произошла еще одна задержка из-за Мэтта. Он не желал брать с собой куртку, Элизабет настаивала, потому что почти все мероприятия фестиваля предполагалось проводить на открытом воздухе. К тому же куртка прикроет его безобразную одежду.

— Пока не наденешь куртку, — заметил Тэд, — не поедем!

Мэтт в рекордное время сбегал наверх в свою комнату и надел куртку. Наконец они покинули дом. Тэд шел между Мэттом и Миган, а Элизабет, заперев дверь, замыкала шествие. Элизабет сидела рядом с Тэдом, который вел свой джип-пикап, дети расположились на заднем сиденье. Странное чувство охватило женщину, когда она подумала, что со стороны их можно принять за образцовую американскую семью, выехавшую на прогулку. Она даже поежилась.

Ей явно было не по себе, и она едва не подскочила от неожиданности, когда Тэд, воспользовавшись паузой в беспрерывной болтовне детей, сделал ей комплимент:

— Вы выглядите сегодня превосходно!

— Благодарю вас. Вы тоже. Я хотела сказать, тоже хорошо выглядите.

— Спасибо.

Они обменялись улыбками. Тэд не сводил своих голубых глаз с Элизабет, чем привел ее в трепет. Поэтому она очень обрадовалась, когда его внимание отвлек Мэтт.

Стены школы буквально дрожали. Можно было себе представить, что там творится. Родители на школьном дворе напрасно старались поспеть за своими чадами, метавшимися от одного нарядно украшенного киоска к другому, чтобы попробовать свои силы в самых разнообразных играх.

Прежде всего необходимо было приобрести билеты, которые в некоторых киосках продавались со скидкой.

Элизабет была знакома с членом Учительско-родительской ассоциации, распространявшей билеты, и ей пришлось представить этой даме Тэда. Снедаемая любопытством, дама дважды пересчитала сдачу, прежде чем вернула ему нужную сумму.

— Лучше бы я покупала билеты, — проговорила Элизабет, когда они отошли от кассы. Ей казалось, что все взгляды прикованы к ней и что шепчутся все тоже о ней.

— Будем считать это моим вкладом в местную Учительско-родительскую ассоциацию, — ответил Тэд, как ни в чем не бывало. — Ну, ребята, куда пойдем в первую очередь?

Страхи Элизабет оказались напрасными. Ему не было ни скучно, ни тягостно. Напротив, он даже увлекся происходящим не меньше детей. В аттракционе «Рыбная ловля» Миган благодаря ему выиграла бутылку газированной воды. Мэтта у баскетбольного щита он поднял повыше, чтобы легче было забрасывать мячи. И Мэтт получил в награду игру в шарики. От счастья малыш просиял, и сердце у Элизабет заныло от боли. Сын с таким гордым видом поглядывал на остальных ребятишек, словно рядом Шел не Тэд, а его папа, который умел все на свете.

Они успели обойти несколько киосков, прежде чем Элизабет спросила:

— Кто-нибудь хочет есть? Может, спагетти или хотдоги?

— Прекрасно. Я умираю с голоду.

Они взяли хот-доги. Мэтт с Миган буквально проглотили их.

— Можно мы разукрасим себе лица, мам? — спросила Миган, допив свою газировку.

Мэтт вскочил со стула и от нетерпения переминался с ноги на ногу.

— Да-а, пусть мне сделают лицо дьявола.

— Как раз то, что тебе нужно, — рассмеялась Элизабет, ущипнув сына за измазанную в горчице щеку.

— Можно, мам? Всего шесть билетов!

— Мы с Тэдом еще не поели.

— О, это никогда не кончится, — простонала Миган. — Потом вы будете целый час пить кофе.

— Может, им пойти без нас? — обратился Тэд к Элизабет.

— Можно, мам? Можно?

— Можно, если обещаете сразу же вернуться обратно. А то потеряетесь и мы вас в этой суматохе не найдем. И держитесь вместе, не разбегайтесь, — напутствовала она сына и дочь.

Зажав в кулачках билеты, которые дал им Тэд, они протиснулись сквозь толпу, пробрались через коридор и устремились к киоску, где раскрашивали лица.

— Сколько же в них энергии! — воскликнул Тэд, взявшись за хот-доги.

Элизабет сочувственно покачала головой.

— Я вас предупреждала, пыталась отговорить, ведь к вечеру, когда вернетесь домой, будете в полном изнеможении!

— Я очень доволен, мне нравится здесь! — возразил Тэд. Судя по его виду, говорил он вполне искренне. Но если Тэда заинтересовала школа, думала Элизабет, то матерей из Учительско-родительской ассоциации — сам Тэд, ее «ухажер». Словно угадав ее мысли, Тэд спросил: — У меня что, дурацкий вид? Почему все на меня пялятся? Или это плод моего больного воображения?

Ока улыбнулась и, чтобы скрыть смущение, быстро опустила голову.

— Нет, на вас и в самом деле смотрят. Ведь все знают, что я не замужем.

— И давно? Когда ваш муж погиб? — Она удивленно на него посмотрела. — Один сосед рассказал мне об этом, как только я переехал сюда, — сказал Тэд. — Я его не спрашивал, он сам рассказал.

Видя его искренность, Элизабет сочла возможным рассказать ему о гибели мужа.

— Джон погиб два года тому назад. В автомобильной катастрофе. Смерть наступила мгновенно.

— Вы с детьми были с ним?

— Нет.

— Хвала Всевышнему.

— Это случилось, когда он ехал на работу. В то утро к нам домой приехали два полицейских и попросили меня отправиться с ними в больницу. — Она положила недоеденный бутерброд на бумажную тарелку. — Я как раз меняла бумажные прокладки на полках в кухонных шкафах. Никогда не забуду. Возвратившись в тот день домой, я увидела, что посуда все еще на столе и шкафы распахнуты. Я не сразу вспомнила почему.

— Внезапная смерть особенно тяжела.

— Казалось, земля уходит у меня из-под ног. — Желая прогнать воспоминания, Элизабет встряхнула головой и взглянула на Тэда. — Вы когда-нибудь теряли близкого человека?

— Терял, но не так. И не близкого, — ответил он коротко. — Хотите кофе?

— С удовольствием.

Он вышел из-за столика и направился к киоску с прохладительными и другими напитками. Элизабет наблюдала за Тэдом, который медленно пробирался через толпу. Кого же он потерял? И при каких обстоятельствах? Может быть, его бросила возлюбленная?

Элизабет видела, как женщины провожают Тэда взглядами. Да и какая из них могла бы не обратить на него внимания? Вообще-то он производил впечатление человека сурового, замкнутого. Но это никак не соответствовало его сущности. Он всегда оставался мягким и в то же время настоящим мужчиной, о чем свидетельствовал весь его облик.

Элизабет никогда не видела у него в доме женщины, но вряд ли Тэд вел монашеский образ жизни. В нем на редкость удачно сочетались сексуальность и галантность. Он обращался с женщиной как с настоящей леди, а с леди — как с настоящей женщиной.

Он не был подобен осьминогу, который своими щупальцами стремится объять необъятное, однако не постеснялся взять Элизабет под руку и провести сквозь толпу. Несколько раз его рука, соскользнув с талии, опускалась чуть ниже, когда он слегка подталкивал ее вперед, и эти чисто мужские прикосновения заставляли Элизабет трепетать.

Сразу чувствовалось, что по части женщин ее соседу опыта не занимать. Но почему тогда он до сих пор не женат? Или несчастливый брак и скандальный бракоразводный процесс навсегда отбили у него охоту жениться? А может, он платит большие алименты и ему просто не на что содержать жену? Не исключено, что он наслаждается свободой холостяка и не теряет зря времени. Но почему тогда она ни разу не видела у него в доме женщины?

Тэд поставил перед ней чашку кофе-гляссе.

— Сливки или сахар?

— Сахар, пожалуйста!

Он протянул ей пакетик, предусмотрительно принесенный с собой, и положил на стол. С отсутствующим видом Элизабет вскрыла пакетик, высыпала содержимое в чашку и размешала пластмассовой ложкой.

— Вы были когда-нибудь женаты, Тэд?

— Нет. — Он глотнут кофе, пристально глядя на Элизабет сквозь поднимавшийся над чашкой пар.

— О-о. — Она надеялась на более подробный ответ, но, очевидно, в его личной жизни ничего особенного не было.

— Я одинок, но без всяких отклонений, если именно это вас интересует.

Она обожгла о кофе язык, поперхнулась и покраснела от смущения.

— Нет, я не это имела в виду.

— Уверен, именно это.

Элизабет отвела глаза, не в силах выдержать его насмешливый и в то же время испытующий взгляд.

— Возможно, но чисто подсознательно.

— Я не обиделся. А вот вы наверняка сочли бы себя оскорбленной, вздумай я доказать вам, что не отношусь к числу гомосексуалистов. — Его глаза стали из голубых синими от забегавших в них чертиков. — Хотя я был бы безмерно счастлив развеять ваши сомнения, если бы только вы согласились.

Кровь бросилась в лицо Элизабет.

— Я и так верю вам. — Она снова закашлялась и, успокоившись, продолжала: — Дело в том, что мужчина вашего возраста, хоть раз да бывает женат.

— Вы хотите сказать, что мужчина моего возраста должен испробовать все, пусть по одному разу, — парировал Тэд, снова подтрунивая над ней. Они обменялись улыбками, и Тэд уткнулся в свою чашку с кофе. Помолчав немного, он снова заговорил: — Несколько раз я готов был жениться, у меня были серьезные увлечения, но все быстро кончалось. Либо один из нас, либо мы оба теряли к этому интерес. А вы почему не выходите замуж? — спросил он, оторвав от чашки глаза.

Занятая мыслями о его «серьезных увлечениях», она не сразу ответила:

— Я так сильно любила Джона. Мы были очень счастливы. И довольно долго после его смерти я пребывала в эмоциональном вакууме. Потом занялась «Фантазией». Знаете, как трудно одной вести бизнес? Тем более вдове с маленькими детьми. Тут проблем становится по крайней мере вчетверо больше. Мне приходится быть для них и матерью, и отцом. Где же взять время для личной жизни? К тому же, — произнесла она совсем тихо, — я ни в кого не влюблялась.

— Думаю, в этом все дело, не так ли?

— Вы хотите сказать, что никогда не были влюблены?

— Влюблялся, но не любил. С удовольствием ложился с женщиной в постель, а наутро, проснувшись, обычно не испытывал ничего, кроме разочарования. Прямо проклятье какое-то! — Даже сквозь шум толпы Элизабет услышала эти его слова, произнесенные в раздумье, словно для самого себя. — Видимо, это и решало дело. Я пойму, что влюблен, если не испытаю такого разочарования, лежа рядом с женщиной утром в постели.

На мгновение их взгляды встретились, и они не могли оторвать глаз друг от друга. Голос Мэтта вернул их к действительности. — Эй, Тэд, посмотри!

Лицо мальчика было покрыто густым слоем красной и черной краски, а на месте улыбающегося рта сияла дыра с белыми зубами. Лицо Миган было разукрашено, как у куклы Пьеретты, с плачущими глазами и красным сердечком вместо губ.

— Миган, ты выглядишь просто превосходно! — воскликнул Тэд. — А где же, черт возьми, Мэтт?

Мальчишка залился смехом и бросился к Тэду на грудь. Когда же он утихомирился, Миган спросила:

— Вы уже выпили свой кофе?

Тэд посмотрел на Элизабет и развел руками.

— Да, выпили. — Затем помог Элизабет выйти из-за стола и, наклонившись к ней, спросил: — А как насчет развлечений на открытом воздухе? Мы примем в них участие?

— Полагаю, что да. Хотя бы ради Мэтта, пусть не думает, что зря таскал с собой куртку.

Тэд рассмеялся, обнял ее за плечи и на мгновение прижал к себе, причем сделал это чисто по-дружески, без всякой задней мысли. Так что не было никаких причин для сердцебиения. Абсолютно никаких. Вряд ли он собирается лечь с ней в постель. Иначе не стал бы рассказывать, как и с кем переспал, такими вещами делятся обычно с приятелями. Так что, похоже, их отношения могут быть только дружескими, а никак не любовными.

Но Тэд, очевидно, об этом не знал.

— Осторожно, — предупредил он, когда Элизабет оступилась на неровной поверхности спортплощадки. Затем пропустил свои пальцы сквозь ее пальцы, и их руки сомкнулись. Рука Элизабет оказалась зажатой между его боком и рукой, а локоть Тэда оказался вдавленным по меньшей мере на дюйм в ее грудь. Время от времени, по твердому убеждению Элизабет непреднамеренно, он слегка касался ее соска, и сосок уже затвердел, категорически опровергая теорию о дружеских отношениях.

— Можно нам прокатиться на стоге сена, мам?

— Конечно, — ответила мать тонким, каким-то чужим голосом.

Дети взобрались на повозку, запряженную лошадью. Однако извозчик возразил:

— Извините, но я не могу взять на себя ответственность за детей, пусть поедет с ними один из родителей.

— Ничего страшного, — ответил Тэд. — Мы тоже собирались покататься.

Он поднялся на повозку и подал руку Элизабет, совершенно растерявшейся. Она даже не заметила, как все это произошло. Те, кто уже был в повозке, а также стоявшие за ней в очереди с интересом наблюдали за ней. И она должна была либо устроить Тэду сцену, либо, схватившись за его руку, подняться на повозку. И Элизабет предпочла последнее — из двух зол выбирают меньшее.

Убедившись в том, что Мэтт с Миган уселись достаточно надежно, он отыскал свободное место в сене для себя и Элизабет. Она подоткнула подол юбки, стараясь не касаться его своим бедром.

— Правда, здорово, мам? — крикнула Миган, и все взоры обратились к Элизабет.

— Просто превосходно, — ответила она с вымученной улыбкой, чувствуя, что рука Тэда лежит на перекладине повозки, и стараясь ее не касаться. Никогда еще ей не доводилось сидеть в такой застывшей позе.

Служащий попытался максимально использовать все возможности повозки и попросил:

— Потеснитесь, пожалуйста, чтобы всем хватило места. Мадам, не могли бы вы сесть к мужу на колени?

Элизабет поняла, что он обращается к ней, и содрогнулась от ужаса, продолжая сидеть неподвижно, словно китайский болванчик. Все повернулись к ней с осуждающим видом, словно хотели сказать: «Нечего портить другим удовольствие и задерживать отправление».

— Элизабет?

Она слышала тихий голос Тэда, похожий на ласковое дуновение ветерка, у самого своего уха, но даже не подняла глаз. Однако не издала ни звука, чувствуя себя совершенно беспомощной, когда он приподнял ее и посадил к себе на колени.

— Благодарю. — Кучер закрыл заднюю дверь, уселся на самом верху и взялся за вожжи. Слегка хлестнув лошадь, он обернулся, предупредив: — Осторожно, граждане. Трогаемся.

Повозка с трудом сдвинулась с места, Элизабет потеряла равновесие и буквально рухнула на Тэда, при этом зад ее оказался у него между ног. Она слышала, как он хмыкнул не то от удовольствия, не то от боли, сама не зная, что предпочтительнее.

— Слышала, мам, что сказал тот мужчина, который усаживал нас в повозку? Он подумал, что Тэд — твои муж.

— Вот было бы здорово, — вклинился в разговор дьявол с черно-красным лицом. — Тогда у меня был бы настоящий папа, а не тот, что живет на небе.

Элизабет с тихим стоном закрыла глаза и молила Господа, чтобы он сделал ее невидимкой. В этот момент кто-то запел «Плыви мой челн по воле волн», и Элизабет возблагодарила Бога, потому что перестала быть центром внимания.

Несмотря на плотную замшевую куртку, Элизабет чувствовала, как трясется Тэд от беззвучного смеха.

— Когда все это кончится, напомните мне, чтобы я задала хорошую трепку этим негодникам, — пробормотала она. — Простите меня, Тэд.

— За что?

— За причиненные вам неудобства.

— Это вы испытываете неудобства, а не я.

— И еще за то, что сижу у вас на коленях. Надеюсь, вас это не слишком обременяет.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Нисколько, — и добавил, обхватив ее обеими руками: — Надо расслабиться и наслаждаться тем, что… наслаждаться поездкой. — Голос его вдруг стал хриплым.

Манеры у него были безукоризненны, а сам он просто очарователен. Он не позволил себе ничего лишнего, пока она сидела у него на коленях. Не облапил ее, хотя ситуация к этому располагала — из-за темноты его руки были зажаты в замок у нее под грудями.

Тэд вел себя как истинный джентльмен. Разве он не накинул на нее свою куртку, когда наступил вечер и стало свежо? Как раз в тот момент Элизабет ощутила у себя на шее его теплое дыхание, и ей так захотелось расслабиться и положить голову ему на плечо. Но как могла она себе такое позволить, в то время как он делал все, чтобы их отношения носили чисто платонический характер? Так что ни о какой романтике здесь не могло быть и речи.

В течение всего вечера Тэд вел себя по-дружески, по-джентльменски. Он искренне посочувствовал Миган и Мэтту, когда на свои лотерейные билеты они не выиграли проигрыватель для компакт-дисков. А сколько раз благодарил за приглашение на фестиваль. Он не высадил их на повороте, а проводил по боковой дорожке до парадного входа и ушел только тогда, когда убедился, что они благополучно вошли в дом. Он попрощался с детьми и, когда они ушли, пожелал Элизабет спокойной ночи, поблагодарил за приятный вечер, и все это с улыбкой, в которой не было и намека на непристойность.

Словом, Тэд был безупречен во всех отношениях. Так почему же, черт возьми, она чувствует себя разочарованной?

Поднявшись к себе в спальню, Элизабет приспустила абажур торшера, закрыла ставни и погрузилась в размышления. Хоть бы он что-нибудь cделал не так!

Прикоснулся, например, губами к ее шее или провел пальцем у нее под грудями, чтобы она знала, что они не гак уж плохи для матери двоих детей, которой под тридцать. Или не сразу опустил ее на землю, когда помогал спускаться с повозки, а прижал ее к себе. Мог напроситься на чашку кофе, когда желал ей спокойной ночи после того, как детям было велено идти в дом и готовиться ко сну. В конце концов, Тэд мог, пусть по-дружески, поцеловать ее на прощание в щечку. Или сделать что-нибудь другое, не такое приятное, но зато возбуждающее.

Не то чтобы ей хотелось, чтобы между ними вспыхнули романтические чувства. Конечно же нет. Но вечер оказался куда приятнее, чем она ожидала, а Тэд намного привлекательнее, чем она его себе представляла. Он заинтриговал ее своими прошлыми любовными связями, и она многое отдала бы, чтобы узнать, какого рода женщины ему нравятся. Мужчины, подобные ему, не остаются просто так холостяками» без особых на то причин. Он, конечно, джентльмен, но не бесчувственный чурбан, и всякий раз, как колесо повозки попадало в рытвину на футбольном поле, по которому они ехали, и ее бедра прижимались к его коленям… Нет, Тэда не назовешь бесчувственным.

О, проклятье. Опять она думает о всяких глупостях. Раздосадованная, Элизабет выключила торшер и натянула одеяло до самого подбородка. Вопреки всякой логике, ока была в бешенстве оттого, что он вел себя слишком скромно.

5

На следующий день Элизабет отправилась на рынок, перебирая в памяти события вчерашнего дня. До рынка было недалеко, и Элизабет оставила Миган и Мэтта дома одних, велев им готовить домашние задания. За покупками лучше ездить без них, гораздо спокойнее, по крайней мере никто не ноет: купи то, купи это, ведь не на все хватает денег.

Как раз в это время по телевизору показывали матч с участием команды «Чикаго Бэрс» и в супермаркете почти не было народу. Выбрав все необходимое по составленному заранее списку, Элизабет направилась к кассе, когда вдруг увидела Тэда. Он тоже увидел ее, и встречи избежать не удалось.

Деваться было некуда, Элизабет заставила себя улыбнуться, кивнула и, повернув свою тележку на сто восемьдесят градусов, поспешила в другую сторону. Но когда направилась к выходу, снова столкнулась лицом к лицу с Тэдом.

— Привет.

— Привет, Тэд.

— Да вы, я смотрю, набрали целую тележку продуктов!

— На всю неделю. Я стараюсь закупать продукты по воскресеньям, в будние дни не хватает времени. И все равно что-нибудь забываю. Так что приходится чуть ли не ежедневно заезжать в магазин. — Тема была исчерпана, и Элизабет замолчала, нервно переминаясь с ноги на ногу в своих теннисных туфлях. — Я думала, вы заядлый болельщик бейсбола и сидите сейчас дома у телевизора. По его губам скользнула улыбка.

— Сейчас перерыв. Я приехал за подкреплением. — Он держал в руках пакет хрустящего картофеля и упаковку с шестью банками пива.

— О, в таком случае не стану вас задерживать. — И она покатила свою тележку вперед.

— Если вы все купили, я провожу вас и помогу занести продукты домой.

— Нет! — воскликнула она так, что оба замерли от удивления, и поспешила объяснить: — Я действительно не хочу отрывать вас от матча.

— Не беда. «Бэрсы» ведут с разрывом в двадцать одно очко. Так что уже неинтересно.

Не успела Элизабет опомниться, как Тэд положил ей в тележку свои покупки и сам повез ее с таким видом, словно капитан корабля, сменивший боцмана у штурвала.

— В самом деле, Тэд, совсем не обязательно…

— О, привет!

Тэд резко повернул и сходу врезался в тележку, которую толкала перед собой воспитательница из класса Миган.

— Привет, — ответила Элизабет глухим голосом.

— Я видела вас на фестивале. Вам понравилось? — воспитательница перевела взгляд с Элизабет на Тэда, затем обратно.

— Очень понравилось, — ответил Тэд, поскольку вопрос, по всей вероятности, относился к нему.

— Как приятно! Дети такие забавные. — Наступило молчание. — Ну всего хорошего, — попрощалась женщина.

— До свидания. — Теперь всем членам Учительско-родительской ассоциации станет известно, что «ухажер», с которым Элизабет была на фестивале, не просто знакомый. Они вместе покупали в воскресенье продукты. А это значит… Ну, там уже можно вообразить все что угодно.

Элизабет подождала, покуда женщина отойдет на достаточное расстояние, чтобы не быть услышанной, затем вынула из коляски пакет с хрустящим картофелем и упаковку с пивом и сунула их в руки Тэду.

— Я вспомнила, что мне нужно еще кое-что купить. Благодарю за предложение донести мои покупки, но вам лучше пойти домой. Перерыв уже наверняка кончился. Пока.

Она повернулась и ушла, прежде чем он успел произнести хоть слово. Поскольку воспитательница направлялась к молочному отделу, Элизабет выбрала фруктово-овощной зал в противоположном конце супермаркета. От нечего делать она разглядывала там товары до тех пор, пока, по ее расчетам, Тэд не покинул магазин.

— Что случилось?

От неожиданности Элизабет выронила апельсин, который держала в руке, и резко повернулась. Всего в нескольких сантиметрах от нее стоял Тэд, держа на бедре сумку с продуктами. Впервые за время знакомства она видела его таким разгневанным. Нахмуренные брови, злой взгляд.

— Не понимаю, что вы имеете в виду?

— Вы просто классически отшили меня?

— Ничего подобного.

— В самом деле?

— Нет. Я… я просто вспомнила, что обещала детям купить тыкву для фонаря. — Он бросил взгляд на прилавок с апельсинами, уличив ее во лжи. — Я еще не дошла до них, — добавила она, оправдываясь.

И Элизабет поспешно покатила тележку к витрине с живописными тыквами. До кануна Дня всех святых оставалось еще несколько недель. К тому времени тыква наверняка испортится.

Но, не желая признаваться во лжи, Элизабет тщательно перебирала тыкву за тыквой, в то время как Тэд не сводил с нее глаз. Она была рада, что надела старый спортивный костюм розового цвета. В нем она вряд ли была похожа на молодую вдову, пытающуюся завлечь своего холостого соседа.

Тэд был одет не менее небрежно, но тем не менее выглядел весьма привлекательно в обычном для воскресного дня удобном наряде: в выцветших почти добела джинсах, изрядно поношенных повседневных ботинках на босу ногу и спортивной рубашке, такой старой, что трудно было разглядеть на ней университетскую эмблему.

Казалось, он только что встал с постели и напялил на себя первую попавшуюся под руки одежду. Элизабет сама не знала, почему это вызвало у нее мысли о сексе. Она представила себе, что лежит в кровати и наблюдает за тем, как он натягивает джинсы и застегивает молнию.

Сама того не желая, она замечала, во что он одет, как улыбается, какая у него прическа. И вопреки всякой логике злилась на Тэда за то, что прошлой ночью он не приставал к ней, хотя возможностей было предостаточно. Конечно, она дала бы ему отпор, но он мог хотя бы попытаться. Неужели же она ни капельки не возбуждает его? Неужели такая непривлекательная?

Этим утром ее снова посетили фантазии о безымянном возлюбленном. У него тоже были голубые глаза, и он пристально смотрел на Элизабет, словно пытаясь постичь ее суть.

— Еще не выбрали? — спросил он.

— Какая вам больше нравится?

— Я предпочитаю круглые.

— Я тоже. Что вы думаете об этой? — указала она на самую крупную тыкву.

— Выглядит неплохо.

— В таком случае я пришлю за ней рабочего магазина.

— Я могу донести.

— Право, Тэд, не беспокойтесь. Вы пропустите окончание бейсбольного матча.

Он поглядел на нее жестким взглядом, затем мгновение спустя произнес, смягчившись:

— Хорошо. Тогда, попозже, вечером, я могу зайти к вам и помочь вырезать в ней отверстия.

— Спасибо, но я сама с этим справлюсь.

— В этом деле требуется определенное искусство. Одно неудачное движение ножом…

— Я хорошо владею этим искусством и делаю прекрасные фонари для моих детей к кануну Дня всех святых.

Тон у нее был раздраженный, и это явно не нравилось Тэду, если не сказать больше. Элизабет чувствовала, что он отступит, и оказалась права. Он поставил сумку с продуктами на ящик с яблоками золотой ранет и подошел к ней вплотную, склонившись и едва не касаясь ее лица.

— Прекрасно. Забудьте про тыкву и дырки, которые нужно в ней проделать, и о продуктах тоже. Давайте поговорим о другом. Какая муха укусила вас в задницу после вчерашнего вечера?

Элизабет едва не подскочила от неожиданности. Она даже отступила на шаг, шокированная его нарочитой вульгарностью.

— Не знаю, что вы имеете в виду, — произнесла она, хотя отлично все поняла.

— Черта с два, все вы знаете. Что случилось между вчерашним вечером и сегодняшним полднем, почему я вдруг стал для вас, персоной нон грата?

— Ничего не случилось.

— Так я и думал. Но почему тогда мы не можем оставаться друзьями? Из-за той особы, с которой только что столкнулись? Это ее любопытство так на вас подействовало? Боитесь, что про нас станут сплетничать? — Тэд провел рукой по волосам, способным свести с ума своим поистине сексуальным! беспорядком. — Послушайте, Элизабет, о вас все равно будут болтать, хотя бы потому, что вы вдова, молодая, красивая, с прекрасным телом. Независимо от того, окажемся мы когда-нибудь с вами в постели или нет.

— Конечно, не окажемся.

Он прищурился, затем резким движением, не скрывая охватившей его злости, взял свою сумку, и яблоки из ящика посыпались на пол.

— На этот раз вы правы. Для меня, например, хамелеон не лучше ящерицы. Просто терпеть их не могу!

— Он весь сморщится к кануну Дня всех святых.

— А мы сделаем другой, — успокаивала Элизабет ребятишек.

— Почему ты поставила его на заднее окно, мам?

— А разве он плохо смотрится там?

— Хорошо, но, кроме нас, его больше никто не увидит.

«Кроме нас и соседа, который живет рядом с нами», — подумала Элизабет. Именно поэтому, прежде чем поставить на подоконник тыкву с прорезями для глаз, носа и рта, она зажгла внутри насмешливо улыбающегося Джека-фонаря самую большую свечу. Но в доме соседа не горел свет и его джип не стоял на своем обычном месте, в боковом проезде между их домами. К тому же одно неудачное движение ножом, и один глаз Джека оказался гораздо больше другого. Пришлось заделывать дырку с помощью зубочисток в надежде, что это не будет заметно с зарешеченной веранды Тэда.

— Мы сделали его просто для собственного удовольствия, — объяснила мать, изобразив на лице улыбку, которая моментально исчезла. — Патом я куплю еще тыкву и мы сделаем нового Джека. Ну а теперь, помогите мне здесь убрать.

— Можно поджарить семечки?

— Только не сегодня. Пора спать.

Но прошел еще час, прежде чем дети сходили в туалет, выпили по стакану воды, прочли вечерние молитвы и улеглись наконец в свои кровати. Во время молитвы они просили благословения Господня для их папы на небесах, тети Лайлы, дедушек и бабушек с обеих сторон, а также для Тэда, что не могло не встревожить Элизабет. Иногда они молились и за госпожу Альдер, в зависимости от их поведения. Интересно, насколько прочно вошел в этот список Тэд?

Его джипа все еще не было, когда Элизабет загасила свечу в фонаре и поднялась к себе в спальню. Она попробовала читать, надеясь поскорее уснуть, но никак не могла сосредоточиться — роман, взятый в библиотеке, показался на редкость занудным.

Как он посмел разговаривать с ней в таком тоне! «Какая муха укусила вас в задницу после вчерашнего вечера?» Что она должна была сделать, когда увидела его в супермаркете? Изобразить волнение? Скромно потупить взор и смиренно поблагодарить за то, что составил ей и ее детям компанию на фестивале?

Да еще назвал ее хамелеоном! То изображает из себя сладкоречивого Кларка Кента, то ведет себя как последний негодяй, да еще закомплексованный. Лучше всего, пожалуй, раз и навсегда покончить с этой дружбой, пока она не расцвела пышным цветом. Не поймешь, что он за человек. Тем более что Элизабет слишком мало знает о нем. А теперь и желает знать. Пусть все остается так, как было с того дня, когда Бэйби залез на дерево. Тогда мистер Тэд Рэндольф был просто соседом, таинственным мужчиной. И это вполне устраивало Элизабет. Стоило Элизабет услышать, что джип Тэда свернул на боковую дорожку, как она тотчас же погасила торшер, удобно устроилась на кровати, натянула одеяло и почувствовала, что безумно хочет спать убеждая себя, что возвращение Тэда тут ни при чем. Вдруг она вспомнила, что не закрыла кран в поливальном устройстве на лужайке, который открыла еще в полдень. Представив, каков будет счет за воду, она подумала о том, как станет пробираться по темному дому, вниз по лестнице и через кухню к черному ходу.

Ругая себя на чем свет стоит, Элизабет ступила босыми ногами на крыльцо, ощутив холод бетона, от ночного воздуха ее бросило в дрожь, поскольку она не удосужилась накинуть поверх ночной рубашки халат. Придерживая рукой ночнушку так, чтобы она не волочилась по сырой траве, Элизабет на цыпочках направилась к водоразборному крану, вмонтированному в фундамент, долго искала его и наконец, нащупав, завинтила. Затем выпрямилась и повернулась, чтобы убедиться, что кран полностью перекрыт.

И тут возглас удивления замер у нее на губах. Она невольно схватилась за сердце, словно боялась, что оно выскочит из груди. Перед ней стоял возникший из темноты Тэд Рэндольф. Она сразу узнала его при слабом свете луны, хотя лица не было видно, только серебристые волосы.

Она не спросила: «Что вы здесь делаете?» Заранее знала ответ. Почему? Это ей трудно было сказать. Просто знала, и все.

Она не вздрогнула, не отшатнулась, когда Тэд осторожно взял прядь ее волос и стал медленно, с особой чувственностью перебирать ее пальцами. Затем слегка сжал ее плечо, и Элизабет податливо склонила голову набок, словно тепло его пальцев расплавило ее позвонки.

И Тэд запечатлел на нежном изгибе долгий, страстный поцелуй. И, не сводя глаз с ее лица, дотронулся пальцем до ее губ. Они с готовностью приоткрылись, и Тэд провел пальцем по ее зубам.

Расхрабрившись, Элизабет шире распахнула на нем незастегнутую рубашку и ласково коснулась его грудь в завитках волос, сжав пальцами по очереди сосок.

Он застонал и резким движением прижал ее к стене дома. Она увидела его лицо совсем близко и закрыла глаза, прежде чем их губы слились, и Тэд, слегка откинув голову, просунул язык в ее пышущий жаром рот.

Элизабет вся как-то обмякла и, если бы не стена, не удержалась бы на ногах. Она полностью отдалась во власть Тэда, такого опытного, умелого. Никто еще ее так страстно не целовал. Никогда. Даже в самых смелых ее фантазиях. Еще один поцелуй, и, казалось, она умрет, но вместо этого Элизабет ощущала лишь новый прилив энергии, огнем обжигавший ее.

Дух захватывало, когда язык Тэда толчками проникал ей в рот, все глубже и глубже, пока не уперся в небо. Будто мощный взрыв сотряс все ее существо, сердце остановилось, а душа покинула бренное тело, озаренное ярким светом.

Теперь губы устремились вниз, к шее. По пути язык поиграл с мочкой уха, позволив зубам слегка укусить ее. С шеи губы перебрались на грудь, а когда обхватили сосок, Элизабет изогнулась и в порыве страсти схватила Тэда за волосы. А он, втянув затвердевший бугорок в рот, принялся сосать его с неутоленной страстью.

Обняв Элизабет за талию, Тэд прижал ее к себе так, что она ощутила, как сильно он хочет ее. И прижимал все сильнее и сильнее, затем обхватил ладонями ее лицо, покрыл его страстными поцелуями и… исчез. Растворился в ночи.

Элизабет стояла словно потерянная. Сердце бешено колотилось, из груди вырывались не то стоны, не то хрипы. Но мало-помалу она стала различать и другие звуки: из неплотно закрытого крана капала вода, разлетаясь брызгами и падая в образовавшуюся грязную лужу. Это было единственное, что связывало Элизабет с действительностью, напоминая что случившееся не плод ее фантазий.

С трудом передвигая ноги, молодая женщина вернулась в дом и поднялась к себе в спальню. Закрыла за собой дверь, прислонилась к ней и перевела дух. Потрогала рукой губы. Они были все еще теплыми и влажными, опухли и слегка побаливали и саднили от соприкосновения с щетиной на лице Тэда.

Все было реальным. Не сон, а явь. Но как она допустила такое? Почему?

Потому что она — живая. Потому что познала, что такое страсть. Ее чувства не умерли вместе с Джоном Бэрком, не заколочены в гроб вместе с ним. И сами по себе не постыдны. Но не бегать же по ночам на свидания с соседом, чтобы охладить разгоряченную кровь. Она и представить себе не могла, что в ней столько скрытой страсти, иначе поискала бы способ ее удовлетворить.

Побуждаемая не то музой, не то дьяволом, Элизабет подошла к столу и вооружилась блокнотом и ручкой. Чернила текли с кончика пера подобно крови из вскрытой вены. В комнате стало свежо, но Элизабет не прервалась даже на минуту, чтобы надеть халат. Она писала и писала: о конюшне, о безликом незнакомце, пока не иссякли слова и мысли.

Потом заснула здоровым, без сновидений сном. Утром, боясь передумать, она сразу же позвонила Лайле.

Уже потом, по прошествии многих часов, Элизабет охватили сомнения. Лайла пришла в восторг от решения Элизабет опубликовать свои фантазии. Она не заставила себя ждать и забрала с собой все, что написала Элизабет прошлой ночью.

Лайла буквально выхватила страницы из рук сестры:

— Надо поспешить, пока ты не передумала. Интересно, почему вдруг ты пришла к такому решению?

Элизабет радовалась, что утро первого рабочего Дня недели с его обычной лихорадкой избавит ее от необходимости что-либо объяснять сестре. Не говоря уже о том, что у нее не было ни малейшего желания рассказывать о случившемся ночью ни Лайле, ни кому бы то ни было. Эту тайну она унесет с собой в могилу.

— Я знаю, на что потратить полученные деньги, — сказала она, чтобы Лайла к ней не приставала. — Прочти и отошли, если сочтешь это пригодным. Только не говори, что это чушь, пощади мое самолюбие.

— Не дождусь, когда смогу наконец прочесть их, — сказала Лайла и облизнула губы, словно в предвкушении пиршества.

Все утро, до самого обеда, Элизабет ждала звонка сестры, но так и не дождалась и решила, что Лайла наверняка обдумывает, как бы потактичнее сказать Элизабет, что все написанное — чушь.

В гостинице было мало народу и в магазине, естественно, тоже. Подкрепившись фруктами и бутербродами с сыром, Элизабет занялась просмотром каталогов. Но тут над дверью зазвенел маленький колокольчик. Наконец-то появился покупатель! Элизабет подняла голову и уже раздвинула губы в дежурной улыбке, но замерла, увидев на пороге Тэда Рэндольфа. Она едва не свалилась с высокого стула за прилавком, предназначенного для покупателей. Несколько долгих секунд, показавшихся вечностью, они пристально глядели друг на друга. Наконец Тэд нарушил молчание.

— Привет.

Коснувшись ногами пола, Элизабет тем не менее не решалась встать, так дрожали коленки, и повлажневшими вдруг ладонями разгладила юбку.

— Привет, — ответила женщина, покраснев до ушей.

Снова наступила напряженная тишина. Наконец! Тэд оторвал глаза от Элизабет и принялся разглядывать магазин.

— Я никогда здесь не был, только заглядывал в витрину. Что же, все очень мило.

— Благодарю вас.

— И пахнет приятно.

— У меня в продаже попурри и сашэ, — указала Элизабет на корзину, заполненную крошечными кружевными подушечками с высушенными цветами и ароматическими травами.

Неужели вчера ночью этот мужчина ее обнимал? Почти голую, в одной тонкой ночной рубашке? А она прижималась к нему и целовала так, что при одном лишь воспоминании кружится голова? А сейчас они беседуют, как ни в чем не бывало? Ее задело, что в субботу, когда они были на фестивале, он вел себя чересчур скромно, даже не попытался обнять. А сейчас ничуть не злится, после того, что он себе позволил ночью, только чувствует себя смущенной.

Тэд направился к витрине с сувенирами, взял подарочную коробку духов, понюхал и спросил, не оборачиваясь:

— «Шанель?»

Она молча кивнула. Интересно, какая из его дам пользовалась этими духами?

Он перешел к следующей витрине с шоколадными наборами и плитками шоколада. Все было устроено с большим вкусом, но не это привлекло Тэда.

— Там одна коробка открыта, на пробу, — сообщила она, чтобы прервать затянувшееся молчание.

— Хорошо придумано. Но я не хочу, спасибо.

Он рассмотрел хрустальные коробочки для шпилек, флаконы духов, лакированные коробочки с ювелирными изделиями, дамское атласное белье и наконец остановился у обвязанных ажурными лентами подарочных книг.

Элизабет была очарована тем, как он обращается с предметами, выставленными на продажу, уверенно беря своими огромными мускулистыми руками, покрытыми редкими темными волосами, даже самые хрупкие, филигранные изделия.

— А ключ для чего?

Вздрогнув от неожиданности, Элизабет перевела взгляд с его рук на лицо.

— А-а, это для дневника.

— Понятно.

Тэд взял книгу в атласном переплете и вставил в крошечный замочек такой же крошечный золотой ключик. Видя, как ловко он это проделал, Элизабет почувствовала головокружение. Словно под ней зашатался стул. Затем он вернул дневник на место, и Элизабет вздохнула. Он обернулся к ней, но продолжал хранить молчание, отчего ей стало не по себе.

— Что-нибудь… Вам нужно… Вы ищите что-то конкретное?

Кашлянув, он отвел взгляд в сторону.

— Да. Что-нибудь изящное, сделанное со вкусом.

«О? Для кого?» — едва не сорвалось у Элизабет с языка, но она предпочла промолчать.

— Особый подарок.

— По какому-то случаю?

— Пожалуй, — ответил Тэд, снова кашлянув. — Мне необходимо восстановить статус-кво. — И он направился к стенду, у которого сидела Элизабет. — И чем скорее, тем лучше. Иначе в следующий раз вряд ли ограничусь одними поцелуями.

Элизабет не отрывала взгляда от его волевого подбородка, но не произнесла ни слова. Он тоже молчал. Было очевидно, что он ждет от нее следующего шага, поэтому она, собравшись с духом, подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

— В этот раз вы не ограничились просто поцелуями.

— Нет, — ответил он мягко, — совсем нет, не так ли? Тебе нужны извинения, Элизабет? — Он перешел с ней на интимное «ты».

Она покачала головой.

— Я предпочла бы вообще не говорить об этом.

— И вы не требуете от меня никаких оправданий? — Он снова перешел на «вы».

— Вряд ли это можно как-то оправдать или объяснить. Это просто случилось, и все. — Она беспомощно пожала плечами.

— Я сам не знаю, как это получилось. Я не хотел.

— Я знаю.

— Только не думайте, что я пошел к вам во двор в поисках развлечений.

Элизабет вздохнула.

— Я так не думаю.

Они помолчали, затем Тэд спросил:

— Почему вы были так агрессивно настроены вчера в супермаркете?

— Просто была раздражена.

— Чем?

— Сама не знаю, — ответила она совершенно искренне. — Скорее всего, тем, что мне самой хотелось бы найти себе ухажера, а не ждать, когда мне дети его найдут. И еще я хотела показать, что вовсе не интересуюсь вами, и, возможно, перегнула палку.

— Пожалуй, что так.

— Сейчас я это понимаю. И сожалею, что переусердствовала.

— Нет нужды извиняться. Я тоже наговорил лишнего. Был просто взбешен. Тем не менее это не повод быть грубым. Так что и я сожалею.

— Ну что вы, — Элизабет покачала головой, — я все понимаю.

Тэд набрал в легкие воздуха и выдохнул.

— Так вот, вчера ночью, вернувшись домой, я заметил, что вы не выключили разбрызгиватель, и подумал, что окажу вам услугу, если сделаю это. А тут вдруг вы. Да еще в одной тоненькой рубашке — Глаза у него слегка потемнели. — Это подействовало на меня, как электрошок.

— Надеюсь, вы не подумали, что я собиралась вас соблазнить?

— Конечно нет.

— Это произошло совершенно случайно. Я услышала шум воды и вспомнила, что не закрыла кран. Не будь так поздно, я ни за что не вышла бы в ночной рубашке. Я бы вообще не вышла, не появись такая необходимость.

— Понимаю.

Если он понимает, то лучше покончить с этим, оставив за собой последнее слово. Обсуждение этой дурацкой ситуации лишь усугубляет ее.

— Итак, что вы хотели?

— Поцеловать вас. Ничего больше, клянусь. Но вы ответили на мой поцелуй, и я почувствовал, как ваши груди прижались к моей груди, и, черт возьми, это было так здорово! Мне пришлось… В чем дело?

— Я спрашиваю, что вы хотели купить вашей… вашей даме в подарок?

— Ах, это. Ладно, давайте посмотрим. — Тэд засунул руки в карманы брюк, отведя при этом полы пиджака назад. Рубашка плотно облегала его мускулистую грудь, ширинка вздулась по вполне понятной причине…

Заметив это, Элизабет засмущалась и перевела взгляд на его грудь, где сквозь тонкую ткань рубашки просвечивали волосы. Она впервые видела его при галстуке на таком близком расстоянии. Интересно, он всегда одевается столь изыскано для своих послеполуденных свиданий?

— А вы что предложили бы? — спросил Тэд.

Элизабет покраснела. У нее вылетели из головы наименования буквально всех товаров. Она обвела взглядом витрины и полки, будто видела их впервые. Причем забыла она не только наименования, но и цены. Растеряла все нужные слова и, собрав их с огромным трудом, назвала несколько вещей. Тэду не подошла ни одна.

Тогда Элизабет предложила ему небольшой томик сонетов Шекспира.

— По-моему, она не увлекается книгами.

«Конечно не увлекается. Любовницы вообще не любят читать. Редкий мужчина идет к любовнице для умных бесед, особенно после долгой разлуки».

— А как насчет этих вещей? — Тэд небрежно перебирал висевшее на стенде дамское белье. — Они действительно нравятся женщинам? Или те носят их в угоду мужчинам?

Элизабет снова разобрала злость. Ну что он к ней пристал. Совсем необязательно покупать любовнице подарок в ее магазине! Да еще такой, чтобы она выглядела в нем сексуальной.

— Некоторым нравится, — заявила Элизабет, сделав ударение на первом слове, видимо, ставя под сомнение добродетель этих «некоторых».

— А вам?

Она сверкнула на него глазами, но, заметив, как он на нее смотрит, решила принять вызов и солгать. Тем более что Мэтт уже успел рассказать соседу о ее вкусах.

— Иногда, в зависимости от настроения.

— И часто у вас такое настроение?

Ее захлестнула горячая волна. Она поднялась откуда-то изнутри, охватила грудь и сосредоточилась в напрягшихся сосках, обозначившихся под плотно облегающей блузкой. Интересно, он заметил? Вспомнил, как ласкал их языком и они стали влажными?

— У всех женщин по-разному, — ответила Элизабет.

Тэд отвернулся и начал рассматривать белье на стенде, передвигая вешалки. Казалось, кто-то проводит ногтем по грифельной доске, такой неприятный был звук.

— Вот это, пожалуй, то, что нужно. — Он снял со стенда комплект белья. — Как называется?

— Комбидрес!

Его губы растянулись в какой-то плотоядной улыбке.

— Все ясно. Специально для мужчин. Чтобы удобнее было прижиматься.

Элизабет не поняла юмора и с трудом удержалась, чтобы не выхватить гарнитур у него из рук.

— Так вы берете его или нет? Всего шестьдесят долларов. — От удивления он присвистнул. — Разве она не стоит того? — не без ехидства спросила Элизабет.

— О да, конечно стоит!

Один лишь звук его голоса вызывал у Элизабет слабость в коленях.

— Ну что, завернуть?

— Погодите! Дайте подумать. Хотелось бы знать о его достоинствах.

Тэд положил гарнитур на прилавок. Так купит он это чертово белье или не купит? Элизабет готова была взорваться, но шестьдесят долларов — не шутка, особенно в такой неудачный день. И она начала на все лады расхваливать выбранную Тэдом вещицу.

— Во-первых, это натуральный шелк.

Тэд потер пальцами ткань, как прошлой ночью прядь ее волос.

— На ощупь приятная. Легкая, но не совсем прозрачная. Это не создает проблем?

— Извините?

— Она просвечивает? Сквозь нее видно?

— Само собой.

— В спальне — да, пока сверху ничего не надето.

— О нет, никаких проблем.

— Хорошо, — успокоился он, — а как вы определите цвет?

— Телесный.

— Это впечатляет. А как насчет размера?

— Какой у нее размер?

«Сорок четвертый, два Д», — подумала Элизабет с раздражением.

— Примерно такой, как у вас. Прикиньте его на себя.

Элизабет заколебалась, но, не желая показаться ханжой, сняла гарнитур с вешалки и приложила к себе сорочку.

— Она еще растянется. Будет как раз, если у нее тридцать второй или тридцать четвертый размер.

— Размер чего?

— Бюстгальтера.

— Ага. — Тэд скосил глаза, уставился на чашки, потом на ее грудь. — Должно подойти. А это расстегивается?

Он дотронулся рукой до идущих сверху донизу перламутровых пуговиц. Проворными движениями пальцев расстегнул первые две, при этом их глаза на мгновение встретились.

Элизабет положила гарнитур на прилавок.

— Вы берете?

— А это для чего?

Шокированная, она смотрела, как пальцы мужчины медленно, с остановками, продвигаются по высокому вырезу для ноги до конусообразного отрезка, соединяющего переднюю и заднюю части комбидреса, и едва, сдержала готовый сорваться стон.

— Это застежка, — ответила Элизабет вдруг охрипшим голосом.

— Для чего?

Доведенная до белого каления, она воскликнула:

— Что вы имеете в виду?

— Гм, очень удобно. А это для чулок? — Он пробежал указательным пальцем по одной из кружевных подвязок.

— Да, но их можно снять.

— Я беру, добавьте сюда еще пару чулок «паутинка».

— Платить будете наличными или по кредитной карточке?

— По кредитной карточке.

— Прекрасно.

От волнения она едва сумела выписать чек, а каретка аппарата под ее дрожащими пальцами двигалась с таким скрипом, что казалось, съест сейчас его кредитную карточку. Т.Д. Рэндольф. Интересно, его полное имя Тадеуш, и какое имя начинается с буквы «Д», подумала Элизабет, обругав себя за любопытство. Что, черт возьми, ей за дело до его имени!

— Упаковку сделать подарочную? — спросила женщина, заворачивая злополучную комбидресс и чулки в тонкую оберточную бумагу.

— Нет, не стоит.

«Бьюсь об заклад, что он спешит в объятия возлюбленной. Зачем же тратить драгоценное время на развертывание подарка, вместо того чтобы сразу приступить к делу?»

— Благодарю вас, — сказал Тэд, принимая у нее из рук пакет с эмблемой «Фантазия».

— Всегда к вашим услугам.

— До встречи дома.

К сожалению, да. И тут ничего не поделаешь. Элизабет холодно кивнула и отвернулась еще до того, как он вышел из магазина, но не выдержала и тайком посмотрела в окно, на покидающего гостиницу Тэда. Он шел, как обычно, своей уверенной походкой, казавшейся сейчас Элизабет отвратительной.

Хорошо еще, что он пошел не в отель на случку со своей дамой, а наверняка в какой-нибудь паршивый мотель на окраине.

Она отвернулась от окна и швырнула чек от его кредитной карточки в ящик с наличными. В этот момент зазвенел колокольчик. Уверенная, что это Тэд явился еще за чем-нибудь, Элизабет повернулась к дверям. Выражение ее лица напоминало сейчас табличку с надписью «Не беспокоить».

— Привет! — воскликнула она с досадой.

6

— Я не помешал? — Это был не Тэд, а Адам Кэйвано.

— Нет, конечно нет, мистер Кэйвано. Я просто, ах… — Второй раз мужчина, которому она так хотела понравиться, застает ее погруженной в дурацкие мечты. — Я тут просматривала каталоги.

— Мне показалось, вы о чем-то задумались.

— Вы совершенно правы. Прошу вас, заходите и располагайтесь поудобнее.

В этот раз он пришел один.

— Я на минутку. — Безо всякого стеснения Кэйвано отправил в рот одну за другой несколько шоколадных конфет из коробки для посетителей и, игнорируя всякие приличия, облизал пальцы. — У меня небольшая пауза между двумя встречами. Я заглянул бы к вам давно, но мое расписание забито до предела.

— Не сомневаюсь, вы ужасно заняты.

— Я хотел предложить вам поужинать вместе в субботу. Не возражаете?

— Поужинать? — Элизабет буквально оцепенела. С Адамом Кэйвано, международным прожигателем жизни, одним из самых блестящих холостяков в мире? Просто невероятно!

— Вы свободны в субботний вечер? Если нет, можем перенести встречу…

— Нет, я свободна, — поспешно произнесла Элизабет. — Ужин в субботу! Что может быть лучше!

— Прекрасно. Красивая женщина способна сделать приятными любые деловые переговоры. — Он одарил ее улыбкой, достойной голливудских героев. — Я найду в картотеке ваш адрес и заеду за вами в половине восьмого.

— О, стоит ли себя так утруждать? Я могла бы встретиться с вами в другом месте.

— Я предпочитаю заехать за вами. В половине восьмого в субботу?

— Да, прекрасно.

— Тогда до встречи, Элизабет.

После его ухода Элизабет несколько минут не могла прийти в себя. Сам Адам Кэйвано пригласил ее на ужин! Шутка ли! Ей пришлось ущипнуть себя, и не раз, чтобы поверить в случившееся. Такой красивый, обаятельный, ухоженный, такой элегантный. Словом, все, о чем только может мечтать женщина. Да, сам Адам Кэйвано пригласил ее, вдову Бэрк, на ужин!

Что ей надеть?


Неудачный в смысле покупателей понедельник полностью компенсировал вторник, когда региональная ассоциация ветеринаров собралась в отеле на свой двухдневный семинар. Даже в первой половине дня дверь магазина не закрывалась. И к моменту, когда ветеринары в полдень убрались восвояси, магазин нуждался в косметической операции.

Элизабет привела в порядок опустевшие полки и снова заполнила их товарами. Работа эта не требовала особых умственных усилий. Снаружи шел дождь. И даже здесь, в помещении, было как-то тоскливо. Элизабет зажгла ароматические свечи, чтобы придать магазину более уютный и приветливый вид.

Лучше всего сейчас было устроиться поуютнее у камина с хорошей книгой. Или подремать. Но только она села, мысли стали путаться и сон сморил ее.


Винтовая каменная лестница была слабо освещена. На неровных ступеньках отпечатались следы многочисленных предков. Я осторожно ступала по ним, чтобы не расплескать капли из того, что несла на подносе.

Сквозь узкое окно проникал бледный свет. По мутному стеклу стекали серебряные дождевые струйки. Придерживая поднос бедром, я постучала в другую дверь в конце зала. Он отозвался. Едва распахнув дверь, я услышала звук собственного сердца. Так случалось всегда, стоило мне войти в спальню, где лежал прикованный к постели наш «гость».

Скоро две недели, как он находится у нас в доме. Хорошо помню тот день, когда увидела его биплан и выбежала из кухни во двор. За аэропланом тянулась струйка черного дыма. Пилоту удалось посадить самолет и выбраться из кабины до того, как аэроплан взорвался и загорелся.

Мой отец, работавший в поле, тоже оказался свидетелем случившегося. И мы вместе бросились к объятым пламенем обломкам аэроплана. Пилот находился неподалеку и медленно полз по земле. Было видно, что он ранен. Подхватив его с двух сторон, мы внесли его в дом и уложили в постель в комнате на втором этаже.

Он оказался американцем. Стиснув зубы от боли, пилот попросил отца загасить пожар, опасаясь, как бы его не заметили немцы. Пилот с грехом пополам говорил по-французски, а мы не знали ни слова по-английски. Но прежде чем потерять сознание, он все же сумел объяснить нам свою просьбу. Отец побежал выполнять ее, а я осталась ухаживать за раненым.

Я сняла с него защитные очки и шлемофон, и, когда смыла сажу с лица, сердце у меня затрепетало. Он был необычайно красив, особенно густые каштановые кудри, ниспадавшие на лоб. Пальцы не слушались, когда я стала снимать с него одежду, но выбора не было. По простыне стало расползаться темно-красное пятно. Позже я узнала, что американца подбил немецкий пулеметчик во время воздушного боя. Остальные самолеты из его эскадрильи были сбиты. Он получил сквозное пулевое ранение, чуть выше пояса. Я промыла и перевязала рану. При этом он так стонал, что я не в силах была сдержать слезы.

Дело шло на поправку, но о возвращении в строй или хотя бы о перевозке в госпиталь пока не могло быть и речи. Поскольку отец работал с утра до ночи, обязанность ухаживать за пилотом была возложена на меня.

Сейчас, когда я вошла, он полулежал, откинувшись на подушках. Я отвела взгляд от его голой груди, вызывавшей всякий раз, к моему стыду, неодолимое желание, близкое к оргазму. Его одежду, насквозь пропитанную кровью, пришлось выбросить, остался только белый шелковый шарф, который я осторожно развязала у него на шее и спрятала у себя под подушкой.

Он лежал под простыней совершенно голый. Я это знала, потому что не раз обмывала его, пока он был без сознания, в лихорадочном бреду.

Смутившись от его пристального взгляда, я спросила, хочет ли он есть, и получила утвердительный ответ. Половицы в нашем старом доме немилосердно скрипели, когда я шла к его узкой кровати. Поставив поднос на тумбочку, я села на край постели, стараясь не касаться своим задом его бедра, которое четко вырисовывалось под простыней.

Рука у меня дрожала, когда я принялась кормить его с ложечки. Улыбаясь, он похвалил меня за вкусный суп… После каждой ложки я вытирала ему рот салфеткой. Он съел все до последней капли.

Прежде чем уйти, я зажгла свечу. День выдался пасмурный, по карнизу стучали капли дождя, и в комнате было темно. Нервно теребя пальцы, я спросила, не надо ли ему вице чего-нибудь.

Вместо ответа он положил мне руку на талию. Я вздрогнула, как от ожога. Ласковым, но властным движением он усадил меня на кровать. Словно загипнотизированная его сияющими глазами, я потеряла контроль над собой. Он ласково погладил мое лицо, поиграл завитками волос на затылке, сказав, что такую прическу американцы называют «стилем Гибсона». Я попыталась повторить эти слова, дав ему повод посмеяться над моим ужасным произношением.

Его рука потянулась к воротничку моей английской блузки. Пробежав пальцами по кружевам, он нащупал камею, доставшуюся мне от покойной матери брошь, после чего одну за другой расстегнул пуговицы.

Сердце мое гулко забилось, когда он легонько сжал пальцами мою грудь, а потом пощекотал кончиком большого пальца сосок. Голова закружилась. Меня бросило в жар от стыда и наслаждения.

Он обвил рукой мою шею, привлек к себе и, когда голова моя очутилась рядом с ним на подушке, поцеловал. Я едва не потеряла сознание, ощутив у себя во рту его язык. Никогда не думала, что слияние губ дает ощущение интимной близости. На ферме мне не раз приходилось быть свидетельницей случек, и я считала, что процесс воспроизводства у людей происходит так же просто, как у животных. Я просто не представляла себе, что сердце может биться так сильно, а кровь нестись по жилам таким горячим, плотным потоком. Понятия не имела о том, сколько наслаждения таит в себе совокупление.

Его руки проникли мне под одежду, устремившись к самым чувствительным, интимным частицам моего тела. Я старалась их не касаться даже мочалкой во время мытья. Такие прикосновения церковь считала греховными. Но я не думала ни о грехе, ни об отце, ни о делах, которые ждали меня внизу. Сейчас для меня существовали только американец и его руки, ласкавшие меня.

Я услышала собственный стон, когда он погладил мягкие волосы у меня между ног, а потом своими умелыми пальцами исторг влагу из самых глубин моего существа. Затем указал на то, что было у него ниже живота, и резко, почти грубо, велел это потрогать. Странно. Я ежедневно касалась его тела, но сейчас, когда он просунул мою руку под простыню, туда, где у него росли мягкие курчавые волосы, испытала совсем другое, не знакомое мне чувство. Да и сам он был совершенно другим. Горячим, но не от температуры. Дышал прерывисто, но не бредил.

Он задрал мою юбку и потянул меня на себя. Я даже не успела напомнить ему о ране, потому что он сдвинул вверх лифчик и обхватил губами сосок. Я не могла произнести ни слова и, словно завороженная, отдалась…


Услышав телефонный звонок, Элизабет испуганно вскочила, стараясь унять сильно бьющееся сердце. Она несколько раз глубоко вздохнула и все еще дрожащими руками сняла трубку.

— Алло.

— Привет. Это я. Что-нибудь случилось? — раздался в трубке голос Лайлы.

— Нет, все в порядке.

— Голос у тебя какой-то странный.

— Просто я занята.

— Новыми фантазиями? Лиззи, они сногсшибательные.

Целых три дня от Лайлы не было ни слуху ни духу, и Элизабет решила, что ее опусы либо слишком уж отдают графоманством, либо просто не понравились Лайле. Итак, как писательница она не состоялась и восприняла этот факт со смешанным чувством досады и облегчения.

— Ты просто щадишь мое самолюбие, — сказала Элизабет сестре.

— Вовсе нет. Господи Боже мой, Лиззи, я и представить себе не могла, что у тебя такое богатое воображение по части эротики. Я без конца перечитывала твои фантазии, и каждый раз не без удовольствия.

— Но ты моя сестра и любишь меня. Вполне естественно, что ты…

— Ты права. Но чтобы убедиться в справедливости собственного мнения, я дала, их почитать четырем своим коллегам.

— Совершенно напрасно!

— Успокойся. Я не назвала им автора. К тому же они ни за что не поверили бы, что это ты, моя маленькая мышка.

— Благодарю, — сухо произнесла Элизабет.

— В общем, не только женщины, но и мужчины, прочитавшие их…

— Ты их давала читать мужчинам!

— Ты же знаешь, женщины пока не установили монополии на рынок фантазий, — возразила Лайла. — И я подумала, что неплохо узнать, какое впечатление твои фантазии произведут на мужчин. И надо сказать, впечатление оказалось соответствующим. Сейчас они уже на пути в Нью-Йорк. Рукописи, а не мужчины, — пояснила Лайла, смеясь.

— Ты их отправила?

— Да, чтобы ты не передумала и не помешала мне! Я сама их печатала, наделав при этом кучу ошибок, хотя старалась так, что даже руки стали скользкими от пота… Надеюсь в скором времени получить от тебя еще что-нибудь в этом роде?

— Еще? Кто тебе сказал, что будет еще?

— Я говорю. Ты — талант и не ограничишься двумя фантазиями.

— Талант, пожалуй, тут ни при чем. Да и времени не хватает на это, — произнесла Элизабет нерешительно. — К тому же у меня в субботу свидание.

— Ты шутишь? — взвизгнула Лайла. — Кто он? Тот тип с клеткой для цыплят?

— Это была не клетка, а маленький вольер для ирландского сеттера. А типа зовут Тэд Рэндольф. Но свидание у меня не с ним. — Она не стала рассказывать сестре о прошлой субботе и Осеннем фестивале, поскольку та тотчас же сделала бы неправильный вывод. Сказала бы, что Тэд пошел не ради детей, а ради нее. — Адам Кэйвано пригласил меня на ужин.

— Неужели? Ну, дорогая сестричка, это может послужить великолепным сюжетом для следующей истории. Запомни все, до мельчайших подробностей.

— Лайла, это всего лишь ужин.

— Который, если ты правильно себя поведешь, может затянуться до завтрака, а то и до обеда. — Элизабет не удержалась от возгласа возмущения, но Лайла, как ни в чем не бывало, продолжала: — Хватит быть паинькой. Пора реализовать свои фантазии. Развлекайся, но только не влюбляйся в Кэйвано.

Лайла отвалила вскоре после того, как заручилась обещанием сестры подумать о своей дальнейшей писательской деятельности. Элизабет, к своему удивлению, обнаружила, что задержалась на целых пять минут, закрыла магазин и поспешила домой, чтобы не огорчать миссис Альдер.

Из-за дождя на дорогах творилось что-то невообразимое. С большим трудом она добралась до дома. Но не успела выйти из машины, как Миган и Мэтт бросились к ней.

— Мама, с Тэдом случилось что-то ужасное! — с театральными интонациями в голосе воскликнула Миган.

Отстранив детей, Элизабет вышла из машины и захлопнула дверцу.

— Что значит «ужасное»? До свидания, миссис Альдер, — бросила она вслед уходившей няне. — Да что же все-таки с ним случилось? — Она снова повернулась к детям, похожим сейчас на плакальщиков, и не сдержала улыбки.

— Мы думаем, он умер, или еще что-нибудь. Мэтт проговорил это с таким мрачным видом, что мать нарочно закашлялась, стараясь подавить приступ смеха,

— Но почему?

— Потому что его машина на месте, а он не отвечает, когда мы стучимся.

— Может быть, он уехал на мотоцикле?

— Мотоцикл в гараже.

— Ну, может, просто не хочет ни с кем общаться.

Или, что более вероятно, уже с кем-нибудь общается, подумала Элизабет. Она не виделась с ним с тех пор, как он в понедельник покинул «Фантазию», унося в пластиковом пакете подарок для своей возлюбленной.

Миган замотала головой.

— На кухонном столе стоят тарелки с едой. А он говорил, и не раз, что не терпит беспорядка.

— Видимо, у него сегодня просто нет настроения убираться.

— А может, он все-таки умер. А мы, вместо того чтобы посмотреть, стоим тут и рассуждаем.

Откуда у Мэтта такие мрачные мысли? Весь в меня, подумала Элизабет.

— Надо посмотреть, мам. Пошли!

Дети схватили ее с двух сторон за руки и потащили через двор.

— Уверена, ничего страшного не случилось, — попыталась она успокоить детей, — скоро вы убедитесь в этом. — Но дети были не на шутку встревожены. Надо развеять их сомнения, иначе этому не будет конца. — Ну ладно, пошли, — согласилась она после долгих уговоров и просьб.

У входа на веранду Элизабет снова заколебалась, но при одном лишь взгляде на детей набралась духу и постучала. Никто не ответил. Из дома не доносилось ни единого звука. Элизабет опять постучала.

— Видишь, мам, он не отвечает.

— Он умер.

— Не умер, — возразила Элизабет еще больше помрачневшему Мэтту. — Поверьте, все в порядке. — Заслонив лицо руками от света, Элизабет заглянула в дом сквозь решетку. Дети сказали правду. Стол был завален грязными тарелками и остатками еды.

— Дверь не заперта. Зайди посмотри.

— Миган, я не могу просто так зайти в дом к мужчине!

— Почему?

Вопрос прозвучал так невинно и так серьезно, что Элизабет не сразу ответила:

— Это невежливо, вот почему. — Что еще могла она сказать? Не объяснять же детям, что мистеру Рэндольфу, скорее всего, не хочется, чтобы его беспокоили, если он резвится с подружкой в постели или отсыпается после пьянки, или… На ум пришло еще несколько вариантов. Элизабет невольно встревожилась. Что же с ним там приключилось?

— А что, если Тэд заболел и ему надо помочь?

— Он может умереть, и ты будешь виновата, мам.

— Ну хорошо! — воскликнула женщина. Весь ее вид говорил о том, как трудно решиться на такой грех, войти в дом к мужчине, и дети видели ее колебания. Наконец она все же толкнула решетчатую дверь, затем — деревянную и обнаружила, что обе двери не заперты. Она осторожно шагнула внутрь, дети следовали за ней по пятам. — Нет, оставайтесь здесь. — Ей не хотелось, чтобы дети увидели свое божество в непристойной позе или просто в обществе представительницы противоположного пола.

— Мы тоже пойдем.

— Нет, я войду одна, посмотрю, не случилось ли чего-нибудь плохого, и сразу вернусь назад.

Опасаясь, что дети не послушаются, Элизабет закрыла за собой решетчатую дверь на задвижку и на цыпочках пошла через веранду. Прежде чем войти в кухню, она окликнула Тэда, и голос ее прозвучал неестественно громко, отдаваясь эхом в пустом доме. Возможно, он сейчас в городе с кем-нибудь из друзей, а она бесцеремонно вторглась в его владения! Как потом объяснить ему свой поступок?

Но почему тогда весь стол и вся раковина завалены грязной посудой? Без всякой причины Тэд не оставил бы кухню в таком беспорядке.

Не зная расположения комнат в доме, Элизабет осторожно направилась к центральной двери и снова окликнула Тэда по имени. Гостиная, в которой Элизабет очутилась, была обставлена с большим вкусом. Ничего сногсшибательного, современный стиль и во всем чувство меры. На журнальном столике аккуратной стопкой лежали «Ньюсуик», «Тайм», «Эсквайр». И ни одного журнала с голыми девушками.

— Вероятно, он держит их в спальне, — прошептала она.

Сумерки быстро сгущались, и в доме стало темнеть. Начавшийся было дождик, когда она возвращалась с работы, превратился в настоящий ливень и по окнам забарабанили крупные капли. Несмотря на темень, Элизабет не стала включать свет. И комнаты выглядели достаточно мрачно. Ее била нервная дрожь.

— Мистер Рэндольф? Тэд?

Снова никто не ответил. Элизабет облегченно вздохнула и направилась к кухне.

Но не успела сделать и нескольких шагов, как услышала слабый стон. Она замерла, прислушиваясь, не померещилось ли? Стон повторился. На сей раз немного громче.

Сердце забилось, как сумасшедшее. Что это? Стон боли или страсти? Агонии или экстаза? Возможно, того и другого вместе. О Господи, ей так не хотелось знать это! Но дети! Они не оставят ее в покое.

Элизабет пошла по коридору в глубь дома. Увидела открытую дверь и услышала шелест простыней. Да, именно простыней, она не ошиблась. Но сколько там тел — одно или два? Она заглянула и тотчас отшатнулась назад, однако успела увидеть достаточно много.

Это была, несомненно, спальня. У стены, напротив дверей, стояла королевских размеров кровать, на которой возлежал сам хозяин. К счастью, один. Только не похоже было, чтобы он отдыхал.

Несколько секунд вполне хватило, чтобы понять, что Тэд болен. Он метался в постели.

Элизабет собрала все свое мужество и вошла в спальню холостяка с тем душевным трепетом, с которым новобранец вступает в свой первый бой. Каждый выполняет свой долг.

— Тэд? — Ее охрипший голос дрожал. Неудивительно, что Тэд не услышал ее. Стоны становились все громче, и это помогло Элизабет справиться с дрожью в голосе.

Резким движением Тэд откинул бледно-голубую простыню и предстал перед Элизабет совершенно голым.

Хорошо еще, что часть простыни задержалась на его бедрах, скрыв от женщины то, что было между ними. Тэд лежал, раздвинув ноги: и одна свисала чуть ли не до пола, а вторая явственно вырисовывелась под простыней. Грудь была обнажена, а плоский живот тяжело поднимался и опускался при каждом вдохе и выдохе. Пупок у него…

Элизабет отвела взгляд от пупка, успев, однако, заметить, что он сексуальный, глубокий и окружен темными вьющимися волосами, которые уходили вверх узкой дорожкой, разделяя торс на две равные половины, и соединяли грудь с тонкой талией. Против ожидания соски у него были напряжены.

Элизабет на цыпочках с опаской приблизилась к кровати, словно там лежал дремлющий зверь. Глаза у Тэда были закрыты, а веки судорожно подергивались. Он что-то пробормотал, потом опять издал стон.

Движимая жалостью, Элизабет склонилась над ним, упершись коленом в постель.

— Тэд? Вы больны?

Одной рукой он шарил по постели, а второй… инстинктивно закрыл то самое место. До этого Элизабет не замечала его, просто не могла себе этого позволить. Но сейчас у нее не было выбора.

Она не в силах была даже моргнуть и прерывисто дышала. В голове били все колокола Квазимодо. И Элизабет едва не потеряла сознание.

Тэд снова заколотил кулаком по постели, а потом крепко сжатый кулак лег всей своей тяжестью ей на грудь, пальцы разжались и коснулись мягкой округлости. Тэд, должно быть, пробудился от беспокойного сна, потому что глаза у него вдруг открылись. Он ошеломленно уставился на женщину, стоявшую у его постели, она с не меньшим удивлением — на него. Тэд быстро натянул простыню, и под ней на том месте, где он раньше держал руку, образовалась выпуклость. Но ни сам он, ни Элизабет этого не замечали или притворялись, будто не замечают.

— Что вы здесь делаете? — спросил он охрипшим голосом, облизнув пересохшие губы.

Элизабет долго не могла ничего объяснить, потом, запинаясь, наконец произнесла:

— Я… мне… Дети… Вы больны?

Тэд потрогал ладонью лоб.

— Ничего страшного, я скоро буду в порядке.

Он не хотел признаваться, что болен, и это привело Элизабет в ярость.

— Так больны вы или нет?

— Похоже, болен, — пробормотал он. — Скорее всего, это грипп. Вам лучше держаться подальше, чтобы не заразиться и не заразить ребятишек.

— У вас температура?

— Не знаю. А вы как думаете?

Элизабет, поколебавшись мгновение, положила свою прохладную руку ему на лоб, липкий от пота, но горячий.

— Небольшая, но есть.

— Это я пропотел, а была высокая. Все сбросил с себя! Видите, вон в ногах валяется. Там покрывало, одеяло и простыни.

— Термометр есть?

— В шкафчике в ванной комнате.

Элизабет обрадовалась предлогу хоть на минуту отойти от Тэда и направилась в ванную комнату. Взяла термометр со второй полки в шкафчике над раковиной, с трудом поборов искушение посмотреть, что еще там лежит, и вернулась в спальню, прихватив вместе с термометром аспирин в пузырьке.

Тэд успел разровнять простыню и еще выше подтянул ее так, что голой осталась только грудь с упругими сосками. Элизабет спокойно, насколько это было возможно в сложившейся ситуации, стряхнула градусник, склонилась над Тэдом и положила термометр ему под язык.

— Вы что-нибудь принимали? Хотя бы это? — Она протянула Тэду пузырек с аспирином. Он покачал головой. С упреком взглянув на него, она бросила: — Я скоро вернусь. Не забудьте про градусник. Когда в дверях появилась мать, Миган и Мэтт буквально прыгали от нетерпения.

— Вы оказались правы, — сказала Элизабет, опередив детей, готовых обрушить на нее тысячи вопросов. — Тэд болен.

— Можно его навестить?

— Нет.

— Больных друзей надо навещать. Так говорят в воскресной школе.

— Но не в тех случаях, когда у друзей заразная болезнь. Вы можете заразиться гриппом.

— Ты тоже можешь заразиться. Почему же тебе можно, а нам нельзя?

— Потому что я мама, а мамы не так легко заражаются, как дети.

Она сочла свой аргумент бесспорным, однако оба в один голос воскликнули:

— Но, мама…

— Никаких «но». — Непреклонное выражение ее лица заставило их замолчать. — Я приберусь у него на кухне и сварю ему бульон. А вы пока взгляните, как там Пенни и щенята. Есть ли у них свежая вода.

Отправив детей, Элизабет со стаканом воды возвратилась в спальню, как раз, когда Тэд вынул термометр изо рта.

— Сколько там? Я никогда не мог разобраться с этой чертовой штукой.

— Тридцать восемь и шесть, — ответила Элизабет, взглянув на протянутый Тэдом градусник, прежде чем спрятать его в пластиковый футляр. — Примите две таблетки аспирина. — Он послушно проглотил таблетки, запив их водой. — Часов в десять примете еще две. Не забудете?

— Постараюсь.

Приняв лекарство, Тэд в изнеможении откинулся на подушку, всю в буграх и мокрую от пота.

— Давайте поменяю вам постель?

Он вспомнил, что лежит совсем голый, и, поглядев на Элизабет, ответил:

— Нет.

Она не настаивала. Более того, испытала облегчение. При одной мысли о том, что ей придется смотреть на голого Тэда, прикасаться к нему, она ощутила слабость в коленках.

— А как насчет того, чтобы заменить подушку?

Тэд согласился. Он приподнял голову, а Элизабет, вытащив влажную подушку, заменила ее другой, которую нашла в ногах кровати.

— Где у вас запасные одеяла?

— В бельевом шкафу в холле. Но мне жарко.

— Без одеяла замерзнете.

Соски у него, видимо, затвердели от холода.

Элизабет не могла не заметить, что простыни и полотенца в шкафу лежали в полном порядке. Она взяла шерстяное одеяло, отнесла в спальню и накрыла Тэда, но поправить одеяло не решилась.

— Надеюсь, у вас найдется банка консервов? Я сварю суп, а вы пока отдыхайте.

Он замахал руками.

— Вы и так достаточно сделали, Элизабет. Мне надо хорошенько выспаться, и завтра я буду на ногах.

— А послезавтра — в больнице. — Она ткнула в Тэда пальцем. — Оставайтесь в постели. Я сейчас.

Пока на плите закипал куриный суп с лапшой, Элизабет убрала в кухне: выбросила остатки пищи с тарелок и загрузила их в посудомоечную машину. Протерла стол, тумбочки, поставила на место пакеты и коробки с продуктами. К тому времени, как она покончила с уборкой, сварился суп. Она налила его в чашку и поставила на поднос вместе со стаканом апельсинового сока, ложкой и бумажной салфеткой.

Она понесла все это в спальню и, когда остановилась на пороге, вдруг поняла, насколько нынешняя ситуация похожа на ее недавнюю фантазию. Правда, происходило все это не во французской глубинке, она не была целомудренной дочерью фермера, а Тэд — раненым пилотом. Но поразительное сходство между фантазией и реальностью заставило ее содрогнуться.

Элизабет поставила поднос на тумбочку у кровати, включила лампу, не ярче обычной свечи. Ее слабый свет упал на лицо Тэда с густыми тенями от ресниц. Тэд дремал, дыхание было ровным — начал действовать аспирин.

Она тихонько его окликнула. Он моментально открыл глаза и буквально обжег ее взглядом. Горячая волна, словно возрождающийся из пепла Феникс, поднялась откуда-то изнутри и разлилась по всему телу.

— Может, съедите что-нибудь?

— Пожалуй.

Элизабет подала ему стакан холодного апельсинового сока, и он залпом выпил его.

— Вам нужно побольше пить, — ласково сказала она, подавая ему салфетку. Тэд, похоже, не знал, что с нею делать, и просто держал в руке.

— Боюсь, я нынче не смогу встать.

— Мэтт и Миган присматривают за Пенни и щенками.

— Спасибо. Щенки с голоду не умрут, а вот за Пенни я волновался. Ведь, я свалился еще вчера утром.

Значит, свидание у него наверняка состоялось, сделала вывод Элизабет. Она чуть было не спросила, понравился ли его даме подарок, но вовремя спохватилась — не все ли ей равно.

— Вы можете сами есть?

— Если вы подержите поднос.

Элизабет осторожно села на край кровати и поставила поднос к себе на колени. Тэд приподнялся, облокотившись о поднос, зачерпнул ложкой суп и поднес ее ко рту.

— Вкусно. Спасибо, Элизабет.

— На здоровье.

Он съел все до последней капли и отложил ложку.

— Больше ничего не хочу. Сыт по горло.

— Хорошо. — Элизабет вернула поднос на тумбочку и тут же почувствовала у себя на талии его руку.

— Ты такая прохладная, — прошептал Тэд, поворачивая ее к себе.

Элизабет с замиранием сердца следила за Тэдом. Он положил голову ей на бедро, зарылся лицом в юбку. И прижался взъерошенной макушкой к ее животу.

Она не двигалась, отдавшись на волю всем своим женским инстинктам и чувствам. Забыв об осторожности и действуя чисто интуитивно, Элизабет положила ладонь на его пылающую щеку. Он вздохнул и накрыл ее руку своей. Свободной рукой Элизабет плавным движением убрала у него со лба влажные пряди серебряных волос.

Некоторое время спустя Тэд поднял голову и посмотрел на нее снизу вверх.

— Мне приснилось или я действительно целовал вас?

— Когда?

— Несколько минут назад. Когда вы только пришли. — Он ласково провел рукой по ее щеке, поиграл завитками волос на затылке,

— Вам, должно быть, это приснилось.

— И я не касался вашей груди?

Задохнувшись, она покачала головой.

— Вы ударили ее кулаком.

— Нет, не ударил. Я хорошо помню. Во сне я ласкал ее, проводя по ней большим пальцем. — Он скользнул взглядом по дорожке, которая вела от броши с камеей до пуговиц на блузке. — И вы тоже ласкали меня.

Вспомнив, какое место он в тот момент прикрывал рукой, Элизабет почувствовала, что ее бросило в жар.

— Мне лучше уйти. Дети ждут меня с нетерпением…

Он снова положил голову на подушку, а она взяла поднос и почти выбежала из комнаты. Руки дрожали. Те самые руки, которыми она хотела бы прижать его голову к груди и не выпускать до тех пор, пока он сам того не пожелает.

Вернулась Элизабет снова с подносом, но теперь на нем стояли кувшин с ледяной водой и чистый стакан. Избегая смотреть Тэду в глаза, она поставила поднос на тумбочку и сказала:

— Не забудьте принять аспирин. И пейте как можно больше воды. Я не стану вас беспокоить, если только вы сами не попросите о помощи. И пожалуйста, не стесняйтесь, если что-нибудь понадобится. А теперь до свидания! — произнесла она, пятясь к двери.

Она уже повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку.

— Элизабет, я рад, что вы зашли. Спасибо за все. — Он пощекотал пальцем ее запястье. — Жаль только, что вы разбудили меня на самом интересном месте. Хотелось узнать, чем закончится этот сон.

7

Я трепетала перед ним. Девственность была мне дороже жизни. Уж лучше умереть, сохранив чувство собственного достоинства, чем стать наложницей короля пиратов.

Грубые, бородатые, дурно пахнувшие люди схватили меня прямо в моей спальне, связали и принесли на корабль. Повязка на глазах не помешала мне понять, что мы находимся в открытом море. Палуба скрипела и качалась у меня под ногами, а над головой хлопали на ветру паруса.

От сильного ветра мой плащ обвивался вокруг меня, прилепив к телу тонкую, белого цвета ночную рубашку. Я дрожала, но не от холода, а оттого, что главарь пиратов, стоявший поодаль, смотрит на меня, как кот на пойманную мышь, и, видимо, очень доволен.

Чтобы не видеть своего страха, я вскинула голову. Он может оскорбить меня, может убить, но сломать — никогда. Его зловещий смех утонул в шуме ветра. Вдруг я ощутила босыми ногами, как вибрирует пол, — пират приближался ко мне. Сердце едва не выскочило из груди, но я продолжала стоять с гордо поднятой головой, как учили меня с детских лет гувернантки. Он сдернул с моих глаз повязку, и голова моя невольно подалась вперед. Откинув со лба волосы, я смело поглядела ему в лицо. Но каково же было мое удивление, когда в короле пиратов я узнала беспутного сына из семьи, жившей в соседнем с нами поместье, азартного игрока и неуемного сердцееда. Он едва не разорил своих близких, и они отреклись от него. Его имя, если и упоминали в порядочном обществе, то обязательно шепотом. Так вот, оказывается, кто он, мой похититель. Он рассмеялся, увидев мое изумление, и с угрозой в голосе сообщил, что должен отомстить моему отцу за давнюю обиду. Затем медленно извлек кинжал из кожаных ножен, болтавшихся у него на бедре, и взмахнул им, заставив меня вздрогнуть: неужели он собирается убить меня прямо здесь? Я зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела, что цела и невредима, что плащ лежит на полу у моих ног — пират обрезал на нем все застежки. Я стояла в одной рубашке, она намокла от морских брызг и прилипла к телу.

Его холодные сверкающие глаза ощупали меня с ног до головы, задержались на груди, потом заскользили к темному треугольнику между ног. Я задрожала, но не от страха. А совсем по другой причине, в чем не призналась бы даже самой себе.

Стройный юноша, каким я помнила короля пиратов, превратился в зрелого сильного мужчину, великолепно сложенного. Свободного покроя белая сорочка с широкими рукавами была распахнута, открывая мускулистую грудь, покрытую волосами, более темными, чем на голове. Широкий кожаный пояс подчеркивал тонкую талию. Высокие сапоги, перехваченные ремнями немного выше колен, плотно облегали бедра, такие же крепкие и гладкие, как мачты. на корабле. Мужское естество прямо-таки рвалось наружу из-под тонких бриджей, облегавших его, казалось, плотнее собственной кожи.

Проследив за моим взглядом, пират разразился хохотом. И не успела я опомниться и сказать, что о нем думаю, как он порывисто прижал меня к себе. Я била его ногами, вырывалась, пока он меня тащил куда-то, требовала объяснений, к великому удовольствию остальных пиратов. Они улюлюкали и свистели, подзадоривая своего предводителя. От их непристойностей у меня запылали уши и щеки.

Сапогом он распахнул дверь в каюту, закрыл ее тоже сапогом, и без лишних церемоний бросил меня на кровать, которая оказалась на редкость мягкой и широкой. Да и сама каюта была против ожидания роскошной.

Я лежала среди шелковых подушек с восточным узором и, словно завороженная, наблюдала за тем, как пират раздевается. Он снял и небрежно бросил на пол рубашку, и я увидела, как играют под загорелой кожей на груди и руках мускулы, когда он начал медленно расстегивать ремень. Затем, буквально гипнотизируя меня взглядом, расстегнул бриджи.

От страха и ужаса у меня перехватило дыхание. А он, улыбаясь, с самодовольным видом пошел ко мне. Взял со стоявшего рядом стола длинный, с двойным лезвием нож, поднял мои ноги, связанные на щиколотках, и одним ударом рассек тугие узлы. На щиколотках от веревок образовались кровоподтеки. Какое-то время он, хмурясь, разглядывал их, а потом провел по ним пальцами. Точно так же он освободил связанные у меня за спиной руки, осмотрел побелевшие, в ссадинах запястья.

Но напрасно я думала, что в нем пробудилась жалость. Жажда мести по-прежнему обуревала его. Он рывком поднял меня на ноги, и, едва не потеряв равновесие, я невольно прижалась к нему, исторгнув из его груди стон наслаждения. Зарывшись всеми десятью пальцами в волосы, он запрокинул мне голову и прильнул к моим губам.

От его поцелуев я опьянела, меня бросило в жар, по рукам и ногам забегали мурашки, но вовсе не оттого, что, как я думала, долгое время они были связаны, а от прикосновения его губ.

Своим языком пират пытался лишить девственности мой рот, в то время как другой его орган претендовал на мою непорочность.

Когда же он стал яростно сражаться с пуговицами на моей рубашке, я пришла в себя и попыталась дать ему отпор. И тут король пиратов рванул одной рукой ворот моей рубашки, разорвав ее пополам, а второй — завел мне за спину руки и словно наручниками сковал запястья. Он так целовал меня, что все закружилось перед глазами, потом приподнял голову и оглядел меня всю, совершенно голую.

И тут произошло неожиданное. В темном от загара лице пирата проступили хорошо знакомые мне черты веселого беззаботного парня, каким я знала его до того, как, оскорбленный несправедливостью родного отца, он превратился в беспутного бездельника. Его глаза, до того жестокие и холодные, пристально смотрели на меня с затаенным желанием. И сколько печали было в его голосе, когда он сказал, что я красивая, неиспорченная и что моя невинность так трогательна. Он положил мне руку на грудь с тоской и нескрываемой страстью, и мое сердце от сострадания к нему защемило.

Он нежно проводил большим пальцем выше груди, в то время как остальные гладили грудь, отчего соски затвердели, и тогда он принялся ласкать их своим теплым влажным языком.

Пальцы, сковавшие мои запястья, расслабились, я обвила руками его шею и растворилась в его ласках. Схватив меня за ягодицы, он так крепко прижал меня к себе, что тела наши слились и я почувствовала, как сильно он меня хочет. Окончательно потеряв власть над собой, я заскользила рукой по его телу, вниз, туда…


Миссис Бэрк? — Элизабет выглянула из-под колпака сушилки. — Я не напугала вас? Извините, — проговорила маникюрша с виноватой улыбкой. — Я к вашим услугам.

Элизабет взяла свою сумочку и последовала за маникюршей. Посетить салон ее уговорила Лайла.

— Это твое первое за столько лет настоящее свидание, — убеждала она. — Так получи от него максимум удовольствия.

— Ты забываешь, — возражала Элизабет, — что «Фантазия» по субботам закрывается несколько позднее и у меня не остается времени на парикмахерскую.

Лайла задумалась, потом весело воскликнула:

— Давай я останусь за тебя в магазине.

Элизабет была далеко не в восторге от этой идеи. Для своей рабочей одежды она избрала романтический стиль: пастельные тона, кружева, мягкие линии и благородство нарядов прошлого века. Вряд ли в гардеробе Лайлы есть что-либо подобное. Ее брюки из черной кожи и претенциозно разрисованные пончо никак не гармонируют с «Фантазией». Однако Лайла пообещала быть паинькой, и со стороны Элизабет было бы верхом неблагодарности отказаться от столь любезного и бескорыстного предложения. И вот сейчас она полностью отдалась во власть маникюрши, втайне наслаждаясь кратковременным отдыхом.

Каждый раз при мысли о предстоящем ужине в животе у Элизабет начинали порхать бабочки. Она не видела Адама Кэйвано с того самого дня, когда он пригласил ее на ужин. Радио «Кэйвано» сообщало, что всю неделю он безвыходно находился в гостинице. Почему же тогда он ни разу не зашел к ней, хотя бы поздороваться? Впрочем, неудивительно. Он не придавал этому вечеру такого значения, как она.

Во-первых, это было первое ее настоящее свидание после смерти мужа. Во-вторых, ее пригласил не кто-нибудь, а мужчина, которого по современным меркам можно было бы сравнить лишь со сказочным принцем. И в-третьих, это могло помочь ей забыть Тэда Рэндольфа, ставшего за очень короткое время тревожащим фактором в ее жизни.

Элизабет старалась не думать о том, как нашла Тэда больного, в измятой, словно после любовного сражения, постели, совершенно голого. Стоило ей вспомнить, как он положил голову ей на бедро, и возбуждение болью отзывалось во всем теле. Она без конца про себя повторяла сказанные им тогда при прощании слова и никак не могла их забыть. Всю оставшуюся часть недели она заставляла себя даже не смотреть в сторону его дома, но послала детей справиться о его здоровье. Оказалось, что он уже почти здоров. Вот и отлично. Теперь по крайней мере она сможет забыть этот инцидент раз и навсегда, будто его вовсе не было.

Именно этого и добивалась Элизабет, когда из ночи в ночь, добравшись наконец до своей спальни, бралась за блокнот и ручку. К тому же Лайла побуждала ее писать еще и еще. И вот, чтобы отвлечься от докучавших ей мыслей, а также и отвязаться от Лайлы, она сочиняла свои фантазии. Но беда в том, что все как один герои этих фантазий теперь походили на Тэда, но никак не на Кэйвано, хотя тот являлся подлинным эталоном мужской красоты.

Элизабет могла изменить черты лица, цвет волос, но, в общем, герои все равно походили на Тэда, даже в последней ее фантазии, только был помоложе.

Обработав ногти Элизабет, маникюрша проводила ее к парикмахеру. Тот снял бигуди и, к ее удивлению, сказал:

— Наклоните, пожалуйста, голову вперед. — Одними пальцами, без помощи щетки он расчесал ее в обратном порядке, снизу вверх, и Элизабет с ужасом увидела в зеркале, что ее красивые белокурые волосы торчат во все стороны.

Они выглядели теперь совсем по-другому.

И когда она вернулась домой, дети рты раскрыли от удивления.

— Послушай, мам, ты «будто из ансамбля „Солид голд“. Есть там одна такая.

— О Господи, — простонала Элизабет.

В довершение ко всему госпожа Альдер сообщила перед уходом, что звонили из химчистки: с ее платьем небольшая проблема.

— Что за проблема? — Элизабет сразу подумала о химикатах, способных разъесть материю.

— Они не сказали, но уверена, ничего сногсшибательного. Желаю приятно провести время.

Однако новость оказалась сногсшибательной. Кто-то из новых работниц химчистки отправил ее единственное приличное платье через весь город другой госпоже Бэрк, с которой так и не удалось связаться по телефону.

— Боюсь, мы не сможем вернуть вам платье раньше понедельника, — проинформировал ее женский голос на противоположном конце провода.

Элизабет, подавленная и удрученная, уже собралась позвонить Адаму Кэйвано, принести свои извинения и сказать, что не сможет с ним встретиться по независящим от нее причинам. Но как раз в этот момент зазвонил телефон.

— Привет, — раздался веселый голос Лайлы. — Знаешь, какая выручка сегодня после обеда? Триста семьдесят два доллара! Но, Боже, как я устала. Однако не могла не позвонить тебе, прежде чем рухнуть в кресло со стаканом вина.

— О, Лайла. — Элизабет тяжело опустилась на стул и поведала сестре о химчистке и о платье. — Оно у меня единственное подходящее для такого случая!

— Ну если хочешь знать мое мнение, то слава Богу, что так случилось. Это платье старит тебя. Сейчас привезу тебе что-нибудь.

— Из своего гардероба?

— Ну что ты пугаешься?

Судя по тону, Лайла обиделась, и Элизабет стало неловко.

— На тебе все, что ты носишь, выглядит потрясающе. Но у нас разные вкусы.

— Я привезу что-нибудь старомодное!

— Благодарю покорно!

— Во всяком случае, — заявила Лайла с театральной интонацией в голосе, — мне удалось тебя развеселить. Не беспокойся. Все будет отлично. Займись чем-нибудь до моего приезда.

Элизабет разрешила Миган и Мэтту сделать сухарики, а сама поднялась наверх, чтобы принять успокаивающую ванну с гидромассажем. Полулежа в ванной, она продолжала писать свою фантазию о похитителе-пирате, пригрезившемся ей днем. Достаточно примитивно, но интересно! Лайле наверняка понравится, а публиковать вовсе не обязательно. Пусть это будет благодарность сестре за ее услугу.

Выйдя из ванны, Элизабет почувствовала запах гари, и с листками бумаги в руке поспешила вниз по лестнице, чтобы вытащить из духовки обуглившиеся кусочки хлеба. Миган с Мэттом так увлеклись телевизионным фильмом, что забыли включить у плиты таймер, и теперь вместе с матерью выгоняли из кухни дым. Как раз в этот момент приехала Лайла.

— У тебя потрясающая прическа, — воскликнула она, едва ступив на порог с перекинутыми через руку предметами женской одежды. — Ты прямо как фанатка ансамбля «Солид голд». — Дети разразились громким смехом, а Элизабет закатила глаза. — Не понимаю, что в этом смешного? — бросила Лайла.

— Ничего. — Элизабет взяла сестру за руку и потащила наверх. — Давай посмотрим, что ты там привезла.

Разница в цвете волос у них была почти незаметна, но Лайле шли яркие цвета, а Элизабет они просто убивали, придавая лицу болезненный вид. Из нарядов, принесенных Лайлой, она выбрала шелковый костюм с длинной плиссированной юбкой и жакетом на одной пуговице с накладными плечами и шалью, спускавшейся по бортам до самого низа.

Костюм был изящный и вполне подходящий для ужина. Розовый оттенок, хоть и ярковатый, нисколько не бледнил Элизабет.

Молодая женщина придирчиво оглядела себя в зеркале и сказала:

— Я надену серые туфли, как и собиралась. У меня не такой уж большой выбор. Адам заедет за мной через четверть часа. — Она посмотрела на часы, стоявшие на туалетном столике. — Что-то няни до сих пор нет. Она обещала прийти к семи.

— Пойду вниз, — произнесла Лайла. — Возможно, она уже пришла.

Элизабет оделась, еще раз посмотрела на себя в зеркало, выключила свет и стала спускаться по лестнице. Она слышала голоса на кухне и была рада, что звонок в дверь застал ее посреди гостиной, оттуда она быстрее остальных могла дойти до входной двери. А то, как бы дети не выкинули какого-нибудь номера при Адаме Кэйвано, если откроют ему, хотя торжественно обещали вести себя наилучшим образом.

Изобразив на лице радушную улыбку и набрав в легкие воздуха, что, впрочем, нисколько не убавило нервозности, Элизабет открыла дверь.

— Что вы тут делаете? — произнесла она первое, что пришло на ум.

На пороге стоял Тэд с букетом роз, завернутых в тонкую бумагу зеленого цвета. Можно было лишь удивляться тому, как быстро он выздоровел. И вообще, выглядел он так, будто никогда и дня не болел. Несмотря на весьма нелюбезный прием, с лица его не сходила приветливая улыбка.

— Хочу поблагодарить вас за то, что вы оказались такой хорошей соседкой!

— Ах, это. Не стоит благодарности. Наступило молчание. Во время последней их встречи он лежал голый под простыней, а она смотрела на него с нервной улыбкой, и оба хорошо помнили, что она говорила, когда он рассказал ей свой сон.

— Можно войти?

— Конечно. — Прежде чем закрыть дверь за Тэдом, Элизабет с тревогой выглянула на улицу, но не заметила ни одной подъезжающей машины. — Дети обрадуются вам.

— Я пришел не ради ваших детей, Элизабет.

Значение его слов трудно было переоценить.

А взгляд, устремленный на нее, не оставлял никаких сомнений в его намерениях.

— Какие прекрасные розы! — воскликнула она с чувством. — Это мне?

Тэд протянул ей букет.

— А я сомневался, не знал, нравятся ли вам розы.

— Очень даже нравятся.

— И какой замечательный цвет! Мягкий! Женственный! Как и вы!

Элизабет смущенно понюхала розы. Белые, лишь по краям розовые, будто от поцелуя, они распространяли удивительный аромат.

— Спасибо, Тэд. — Она подняла голову и заметила в его взгляде замешательство.

— Что это вы такая нарядная? Собрались куда-нибудь?

— Ну да, я…

— Тэд! Тэд!

Миган и Мэтт ворвались через раздвинутые двери, соединявшие столовую с кухней. За ними следовала Лайла. Глаза у нее округлились при виде Тэда. Элизабет в некотором замешательстве представила их друг другу, в то время как дети с рвением претендентов на вымпел старались привлечь к себе внимание Тэда.

— Так приятно с вами познакомиться, — проворковала Лайла. — Розы! Как трогательно! — Она бросила вопросительный взгляд на сестру.

— Я, гм, Тэд был болен в начале недели и вот заскочил поблагодарить меня за, за, гм…

— За то, что она пошла проведать его.

— А нам не разрешила, чтобы мы не заразились гриппом.

— Мамы не заражаются гриппом, поэтому она пошла…

— Пошла одна и…

— Он лежал в постели…

— И она приготовила ему еду…

— И он выздоровел.

Дети как будто все объяснили, но остались пробелы величиной со слона, и Лайла призвала на помощь всю силу своего воображения, чтобы заполнить их. Она бросила на сестру многозначительный взгляд, словно хотела сказать; «В тихом омуте черти водятся». Элизабет готова была провалиться сквозь землю.

Но вместо этого пошла на кухню.

— Извините, мне нужно поставить в воду розы.

— О, Лиззи, у тебя проблема.

— Еще одна?

— Очень серьезная. Няня не придет.

— Что?

— Мне не хочется тебя огорчать, но приехал на велосипеде ее братишка и просил передать, что она заболела гриппом.

— Похоже на эпидемию, — произнес Тэд, очень довольный реакцией детей на случившееся и смущением Элизабет. Сложившаяся ситуация забавляла его.

Больше всего Элизабет сейчас хотелось, чтобы Тэд исчез. Надо же было ему явиться именно сегодня, при Лайле, с букетом роз, да еще когда с минуты на минуту за ней должен был заехать Адам Кэйвано. От досады Элизабет кусала губы.

— Пойду позвоню миссис Альдер, — сказала она, направляясь на кухню, но, как и в первый раз, Лайла ее остановила:

— Я уже звонила. Сегодня она пошла в другой дом.

— Кажется, что-то горит, — мягко произнес Тэд.

— Сухарики! — закричали в один голос Лайла, Миган и Мэтт, бросившись на кухню, следом за ними в качестве арьергарда спешили Тэд и Элизабет. Из духовки по всей кухне расползался едкий дым.

— Лайла! Это уже вторично! Как ты могла допустить? — сорвалась на крик Элизабет.

— Ты же знаешь, хозяйка из меня неважная!

— Тогда нечего было браться!

— Но я хотела занять детей, чтобы не путались у тебя под ногами, пока ты собиралась на важное свидание!

Во время перепалки Тэд спокойно вынул из духовки обуглившиеся сухарики.

— Важное свидание?

Его вопрошающий взгляд отыскал Элизабет сквозь облако дыма. Она вздернула подбородок. Ну и пусть себе злится! Она не обязана перед ним отчитываться.

Но важное свидание было под вопросом.

— Слишком поздно вызывать другую няню, — мрачно заявила Элизабет. — Боюсь, я не смогу пойти. Если только… — Она с надеждой поглядела на Лайлу.

— Извини, Лиззи, не могу.

— Лайла, умоляю! Мне неловко злоупотреблять твоим временем дважды в течение одного дня, но ты же знаешь, как важен для меня этот вечер.

— Я бы охотно, но, поверь, никак не могу! Иду на день рождения к одной моей бывшей пациентке. У нее будет разрыв сердца, если я не приду.

Элизабет как-то вся сникла и беспомощно улыбнулась. При всем своем легкомыслии Лайла хорошо относилась к пациентам.

— Конечно, тебе непременно надо идти. Ну а я полагаю, что это…

— Я останусь с ребятишками.

Эти слова, произнесенные совсем тихо, произвели соответствующее впечатление. Лайла бросила на Тэда быстрый, но внимательный взгляд, в котором можно было прочесть одобрение. Тэд в свою очередь пристально посмотрел на Элизабет, которая рот раскрыла от удивления, но глаз не отвела. Дети от избытка чувств бросились к нему, едва не сбив с ног.

— Вот будет здорово, Тэд!

— Можем мы искупать Бэби? Маме не нравится, когда мы это делаем, потому что заливаем в ванной весь пол.

— Поиграешь с нами во что-нибудь?

— А можно нам лечь попозже?

— Ты умеешь делать пиццу?

Он отвечал на все вопросы детей, не спуская при этом глаз с Элизабет. Но тут в разговор вступила Лайла, впервые в жизни взяв на себя роль дипломата и быстро сообразив, что Тэда и сестру надо оставить вдвоем.

— Дети, за мной! Поможете мне снести сверху все эти вещи, а то я опоздаю на вечеринку.

— Так ты останешься с нами, Тэд? — с надеждой в голосе спросила Миган.

— Конечно останусь! Я же сказал!

С торжествующим возгласом Миган и Мэтт побежали за тетей Лайлой. Элизабет и Тэд продолжали пристально глядеть друг на друга. Наконец она спросила:

— Вы и в самом деле не против с ними остаться, Тэд?

Конечно, он был против. Об этом говорил его взгляд. Но вовсе не из-за детей. Сама мысль о том, что Элизабет идет на «важное свидание», не укладывалась у него в голове. Тем не менее он ответил сдержанно, ровным голосом:

— Я перед вами в долгу за вашу услугу, не правда ли?

— Я буду вам очень признательна.

Тэд кивнул, но по всему было видно, что еще немного и он потеряет самообладание.

— Ступайте, — кивнул он в сторону лестницы. — И доведите до кондиции свою прическу, пока он не пришел.

— Моя прическа в порядке.

У Тэда челюсть отвисла.

— Теперь это называется в порядке?

Элизабет с возмущением тряхнула своими растрепанными волосами.

— Над ней работали с муссэ и шприцем.

— Что такое муссеншпритц?

Не успела Элизабет раскритиковать Тэда за его невежество по части модных причесок, как в дверь позвонили.

— Это, должно быть, Адам. — Она повернулась и толкнула раздвижные двери, надеясь, что у Тэда достанет такта остаться на кухне и не показываться. Но если бы надежды сбывались, Элизабет не оказалась бы в столь щекотливом положении.

Она открыла дверь после второго звонка и увидела Адама, расплывшегося в широкой улыбке, такой же безмятежной, как циклон, хотя он даже не подозревал, что в этот момент сам является эпицентром циклона.

— Привет, Адам. Входите.

— Извините за опоздание. В первый раз я проскочил мимо вашего дома и пришлось объезжать квартал, прежде чем…

Он не договорил, заметив Тэда, который стоял, прислонившись к косяку в аркообразном дверном проеме столовой. Стоял, скрестив ноги и положив руки на грудь, с видом золотоискателя, который первым сделал заявку на отвод участка. Не далее как четверть часа тому назад, он впервые вошел к ней в дом, а сейчас выглядел здесь хозяином.

Элизабет в замешательстве кашлянула несколько раз, в то время как мужчины мерили друг друга оценивающими взглядами.

— Адам, это мой сосед Тэд Рэндольф.

Адам шагнул вперед, Тэд с явной неохотой отошел от стены. Соблюдая приличия, они пожали друг другу руки.

— Тэд любезно согласился побыть с детьми, пока меня не будет. Няня подвела в последний момент, не пришла, так что… — Элизабет пожала плечами, надеясь, что Адам поймет ситуацию, а что не поймет, сам додумает.

— О, это прекрасно! Благодарю, Рэндольф.

Улыбка, способная растопить глыбу льда на расстоянии двадцати шагов, не возымела никакого действия.

Тэд холодно ответил:

— Не стоит благодарности.

Адам протянул Элизабет букет роз.

— Это вам! Она взяла цветы.

— Благодарю вас. Они… они прелестны.

В этот момент Миган и Мэтт спустились по лестнице, неся ворох одежды, и, увидев Кэйвано, резко затормозили, подобно героям мультика, столкнувшись друг с другом. Они подошли к нему с подобающим почтением, и Элизабет представила их.

— Здравствуйте, мистер Кэйвано, — вежливо приветствовала его Миган.

— Здравствуйте, мистер Кэйвано, — словно эхо, повторил Мэтт.

Элизабет вздохнула с огромным облегчением. Ее маленькие любимцы выдержали экзамен.

— Тэд тоже принес маме розы. Точь-в-точь такие же. Вы, наверное, покупали в одном киоске?

— Я готова была убить его.

Они вместе смеялись над тем, что произошло несколько часов назад. Но когда Мэтт сказал про розы, Элизабет было не до смеха, она едва не провалилась сквозь землю.

Адам улыбался ей через освещенный свечами стол.

— Я видел; что вы попали в неловкое положение, но воспринял все с юмором. — Он повертел меж пальцев рюмку с коньяком. — Чего не могу сказать о господине Рэндольфе. Он даже не улыбнулся.

— О, не обращайте внимания, — произнесла Элизабет, пренебрежительно махнув рукой. — Порой он напускает на себя суровый вид. А вообще-то Тэд очень милый. И очень нравится моим детям.

— Только детям? Она опустила глаза.

— Мы с Тэдом просто друзья.

А разве нет? Но почему тогда она чувствовала себя так неловко, когда, оставив Тэда в качестве няньки, чуть ли не бегом преодолела тропинку перед домом, направляясь к изысканной иномарке Адама, стоявшей на повороте. Нет, она ни в чем не виновата. Он сам вызвался посидеть с детьми, разве не так? Она не выкручивала ему руки.

У Адама хватило такта сменить тему, прежде чем разговор приобретет сугубо личный характер. Он знаком подозвал официанта и попросил принести еще по чашечке кофе. Элизабет опасалась, что после столь неблагоприятного начала вечер закончится полнейшей катастрофой. Но надо отдать должное Адаму, только благодаря ему ситуация изменилась коренным образом. Адам оказался исключительно вежливым и очаровательным буквально во всем.

— Я хотел, чтобы мы провели сегодня своего рода негласный конкурс, — сказал он ей по пути в один из самых шикарных ресторанов. — Думаю переманить отсюда шеф-повара в какой-нибудь из моих отелей. Давайте устроим ему проверку.

Ужин удался на славу. Адам заказал вино по ее собственному выбору. Закуски были отличные, соусы великолепные, овощи свежие, десерт роскошный. Адам вел разговор на самые различные темы, которые ей тоже были интересны. Потом они танцевали, составив прекрасную пару.

Адам сделал ей комплимент по части танцев.

— Я училась в танцевальной студии вплоть до окончания средней школы. Мне очень нравилось.

— А вашей сестре?

Неприязнь, возникшая между Лайлой и Адамом во время их первой встречи в «Фантазии», вспыхнула с новой силой, когда он увидел, как она спускается по лестнице в доме Элизабет. Они обменялись вежливыми приветствиями, но их взаимная антипатия ощущалась на расстоянии.

— Лайла увлекается спортом, — сказала Элизабет.

— Ну да, футболом и хоккеем на льду. Элизабет рассмеялась.

— Не совсем. Теннисом, волейболом, легкой атлетикой — не в пример мне. И была настоящим сорванцом.

— Уж это точно, — пробормотал себе под нос Адам, ведя Элизабет к столику.

Чем закончится этот славный вечер, подумала Элизабет, когда они допили кофе? Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать. Пока они ждали машину, которую должен был привести со стоянки служащий гостиницы, Адам, взяв Элизабет под руку, спросил:

— Вы не очень спешите домой?

Дорогие вина, изысканные деликатесы, роскошный десерт сделали свое дело, внутри у Элизабет все пело, она была словно виртуоз-маэстро. Ее партнер был красив, как кинозвезда, а его загадочная улыбка звала продолжить это захватывающее приключение. Элизабет чувствовала себя легко и свободно, чуть-чуть кружилась голова. И ей впервые за всю жизнь захотелось быть безрассудной, с головой погрузиться в омут любовного приключения. И она без колебаний ответила Адаму:

— Нет, Адам, я не тороплюсь домой. Зачем?

— Вы когда-нибудь видели пентхаус[5], в котором я живу, когда приезжаю в город?

Элизабет с трудом перевела дыхание и ответила охрипшим голосом:

— Нет.

— Хотите посмотреть?

8

— Еще раз спасибо, Адам. Я отлично провела время.

— Это я получил огромное удовольствие. Спокойной ночи, Элизабет. До скорого.

Он легко коснулся губами ее лба. Улыбнувшись ему напоследок, она скользнула в дверь. В гостиной было темно, Элизабет на ощупь прошла к ближайшей лампе, кода из темноты услышала голос Тэда:

— Хорошо провели время?

— О Боже! — воскликнула она. — Вы до смерти напугали меня. — Включив свет, она увидела Тэда, развалившегося в углу дивана без туфель, они стояли на полу, а спортивная куртка висела на подлокотнике кресла. Рубашка, небрежно заправленная в брюки, была расстегнута до пояса.

— Хорошо провели время? — повторил он сквозь зубы.

Это было не простое любопытство. И даже не вежливый интерес. Его голос был похож на рычание. Элизабет обиделась. Она была задета за живое, но не подала виду. Прежде всего потому, что он не имел права вмешиваться в ее личную жизнь.

Одарив его ослепительной улыбкой, Элизабет ответила:

— Отлично! — И слегка передернула плечами, в ответ получив сердитый взгляд. — Что вы делаете здесь в темноте?

— А что плохого в темноте?

— Ничего. Но вы могли пойти в кабинет посмотреть телевизор!

— Не было настроения!

Сейчас он ей совсем не нравился. Мало того, что развалился на ее диване в расстегнутой рубашке, так еще держал на своем плоском животе стакан виски с содовой. Он заметил направление ее взгляда и слегка наклонил стакан в насмешливом приветствии.

— Не выпьете ли со мной на ночь стаканчик?

— Нет.

— Тогда я выпью один. Не возражаете?

Она возражала. Не потому, что он покусился на ее небольшой запас спиртного. А потому, что он не был таким, как обычно, — славным парнем, а вел себя как настоящий хулиган. Но почему? Пожалел, что согласился остаться с детьми? Но хуже всего было то, что даже сейчас он не потерял своей привлекательности, совсем наоборот.

Элизабет бросила сумочку на кресло.

— Нет, не возражаю, пейте, если хотите. Дети не очень вам докучали?

— Совсем не докучали. А вы не докучали Кэйвано?

Она оглянулась, поймала строгий взгляд его голубых глаз.

— Мне не нравится ваш тон, Тэд.

Он приподнялся и со стуком поставил стакан на кофейный столик. Рубашка распахнулась, открывая мускулистую волосатую грудь, от которой Элизабет тщетно пыталась отвести взгляд.

— Ну это просто ужасно, Элизабет. Потому что именно этот тон вам придется сегодня терпеть.

— И не подумаю. Я вовсе не собираюсь выслушивать вас. — Она резко выпрямилась. — Спасибо за оказанную услугу, но сейчас вам лучше уйти.

Элизабет направилась было к двери, чтобы открыть ее, но Тэд с легкостью пантеры соскочил с дивана, схватил ее за руки и повернул к себе лицом.

— Вы знаете, который час?

Ошеломленная его грубостью, Элизабет не сразу поняла смысл вопроса. А когда поняла, возмутилась.

— Думаю, не больше чем половина первого, — ответила она, как ни в чем не бывало. — А что, у вас сломались часы?

Он стиснул зубы от гнева, лицо его угрожающе передергивалось.

— Почему вы возвратились так поздно? Чем вы занимались все это время с Кэйвано?

— Ужинали.

— Целых шесть часов?

— Тише! Дети проснутся!

Он перешел на шепот и гневно повторил свой вопрос.

— Никогда не видел ужина, который можно поглощать целых шесть часов.

— После ужина мы потанцевали. — Если можно так сказать, имея в виду один-единственный танец в танцзале величиной с почтовую марку. Но из простого упрямства ей хотелось показать Тэду, что они с Адамом славно повеселились в ночных клубах.

Он усмехнулся.

— Потанцевали?

— Да, потанцевали. Адам, как и я, обожает танцы.

— А что вы делали после этого? Куда отправились? — Элизабет нарочно опустила глаза, стараясь изобразить смущение. — Вы отправились к нему в номер, не так ли?

— Номер? Ха! Вряд ли можно назвать номером шикарные апартаменты на верхнем этаже отеля «Кэйвано».

Лицо у него стало еще более напряженным. Глаза загорелись холодным огнем от гнева и ревности. Он буквально сверлил ее взглядом, когда произнес свистящим шепотом:

— Ты спала с ним.

Он перешел с ней на «ты», и она ответила тем же:

— Ты мой сосед, Тэд. — Она отдернула руку. — И еще несколько минут назад я считала тебя своим другом. Другом, но не исповедником. — Она с трудом перевела дыхание. — А сейчас, будь добр, уходи из моего дома.

Она не стала ждать, когда он уйдет, а, взяв с кресла сумочку, повернулась и пошла наверх. По дороге заглянула к детям — слава Богу, шум не разбудил малышей.

Войдя в спальню, Элизабет увидела в зеркале свое отражение. Щеки ее пылали. Тэд заставил ее покраснеть своими упреками, но вовсе не потому, что был близок к истине, а потому, что был далек от нее. Очень далек.

Она сбросила туфли, сняла костюм, повесила на плечики и убрала в шкаф, скинула все остальное и надела ночную сорочку. Затем подошла к зеркалу и сказала своему отражению:

— Ты похожа на сирену, Элизабет Бэрк.

Ночная сорочка вполне соответствовала ее представлениям о морали и была словно из другой эпохи. Хлопчатобумажная, белая, с просторным воротом, рукавами, собранными на запястьях в рюшки, и широкой оборкой на подоле. Старомодная и в то же время оригинальная… как и сама Элизабет, точнее, какой ее все считали.

Криво улыбнувшись своему отражению, Элизабет вооружилась расческой и принялась крушить тридцатидолларовую прическу, которая ей совершенно не шла. Расчесывая волосы, она тихонько посмеивалась, вспоминая, как утонула в ковре нога, когда она сошла с личного эскалатора Кэйвано, ведущего прямо к сделанным из резного стекла дверям апартаментов.

Наконец-то, думала Элизабет, одна из ее фантазий превратится в реальность. Она выходила замуж за Джона Бэрка невинной, и он был единственным мужчиной в ее жизни.

В это, пожалуй, не верила даже ее родная сестра. Но это действительно было так.

И вот она подумала: почему бы ей не быть такой, как все люди? Почему не воспользоваться возможностью, если она сама плывет в руки? И не судить обо всем так строго. Не думать о последствиях. Просто плыть по течению, отдаться неожиданному любовному приключению, не ожидая от него ничего, кроме плотского наслаждения. «Прощай, Сандра Ди». Кажется, так поется в песенке?

Сандра Ди скучна. Элизабет с удовольствием станет плохой девчонкой. Им достаются все радости. Ей так надоело быть девочкой-паинькой, потому что девочка-паинька скучна, глупа, тупа. Каждый день продает товары, предназначенные для любовных утех, но не своих — чужих.

Только в своих фантазиях, отбросив все запреты высокой морали, она становится раскованной. В результате жизнь проходит мимо. Так и промчатся годы. Она представила себе удручающую картину: старуха, погруженная в фантастические видения, в мечты, не подкрепленные даже воспоминанием о настоящей любви.

И когда Адам Кэйвано распахнул перед ней двери своих роскошных апартаментов, она была готова на все, мечтая испробовать запретный плод.

Но жизнь подшутила над ней.

Адам буквально сгорал от страсти… при мысли о новом отеле, который строит в Чикаго. Он повел ее в спальню, и глаза его горели от желания… показать ей макет этого нового отеля. Его голос дрожал от жажды… увидеть как можно скорее этот отель. И у него наступил оргазм… при мысли о том,

какое место займет это последнее достижение в его флотилии процветающих отелей. Потом они говорили о делах за пирожными и кофе, которые он велел принести.

Смеясь над собственной наивностью, Элизабет положила расческу и отвернулась от зеркала. И тут услышала легкий стук в дверь.

— Заходи, солнышко, — проговорила она.

На пороге появился Тэд Рэндольф и закрыл за собой дверь на задвижку. Ошеломленная, Элизабет уставилась на него.

— Ты, вероятно, ожидала Кэйвано?

Быстро оправившись от охватившего ее удивления, она бросила:

— Нет, кого-нибудь из детей. Даже не предполагала, что ты настолько невоспитан! Крадешься среди ночи по моему дому, после того как тебе указали на дверь!

— Я не все сказал, что хотел.

— А я выслушала все, что хотела.

— Как безответственно ты вела себя! Я ожидал гораздо большего от такой женщины, как ты.

— Чего же ты ожидал? И от какой «такой женщины»? Что делает меня непохожей на других женщин?

— Благоразумие, порядочность. И ум. Ты ведь прекрасно знаешь, что Адам Кэйвано — типичный плейбой. И нечего тебе связываться с этим скользким дельцом.

— Он вовсе не скользкий делец. Он — джентльмен в полном смысле этого слова.

Тэд прошел в глубь комнаты. Элизабет видела, что он сдерживается и говорит тихо, лишь из опасения разбудить детей, чьи спальни находились в противоположном конце коридора. От Тэда буквально разило виски. Видимо, он подогрел свой гнев там, внизу, пропустив стаканчик-другой.

— Если он и вел себя как джентльмен и не потащил тебя в постель, то только потому, что хотел произвести хорошее впечатление. Единственное, что отличает его от уличного мошенника, слоняющегося в поисках девочки, так это цена его костюма. Или именно это и привлекло тебя? Его деньги?

— Вовсе нет! Он мне нравится. Он интересный человек, и он… — Вдруг она осознала, что вовсе не обязана оправдываться перед Тэдом Рэндольфом. Одно-единственное свидание на Осеннем фестивале не заслуживает церковного отлучения. Она подбоченилась. — Кто дал вам право, мистер Рэндольф, — она снова перешла с ним на «вы», — допрашивать меня? — И приняв вызывающе кокетливый вид, слегка наклонив голову и хлопая ресницами, как царица бала, проговорила: — Или вы очень печетесь о моей добродетели? Разумеется, из самых лучших побуждений?

Его слова буквально обожгли ее. Почти парализовали. Она никогда не думала, что мягкий, добрый мистер Рэндольф способен на такие вульгарные выражения, и как раз, когда размышляла об этом, он устремился к ней и слегка потряс за плечи.

— Черт возьми, Элизабет, ты не знаешь, что для тебя хорошо, а что — плохо, и если бы дело дошло до этого и… и… О дьявол!

Он склонился над ней. Это был яростный, жестокий поцелуй собственника, от которого Элизабет пришла в бешенство. Она уперлась ему руками в грудь, ощутила его тело и, несмотря на шок, сильно толкнула.

Но Тэд даже не покачнулся, продолжая целовать ее. Когда же наконец она оторвала губы от его рта и попыталась увернуться, он запустил ей в волосы пальцы обеих рук так, что она не в силах была даже пошевельнуть головой.

— А теперь поцелуй меня, черт возьми!

Он протиснул язык ей в рот быстро и яростно, отчего у Элизабет возникло ощущение, будто она вторично теряет девственность. Инстинктивно отпрянув назад, она впилась ему ногтями в кожу, почти не оставив следов на железных мускулах. Ночная сорочка была слишком тонкой, чтобы служить заслоном от его посягательств. Казалось, весь гнев и разочарование сосредоточились в бедрах и нижней части его тела. Мужское естество, твердое как камень, буквально вжималось в ее мягкое, податливое тело. Но что больше всего обескуражило Элизабет, так это ее собственная реакция на действия Тэда. Она ощутила жар в бедрах, и этот жар устремился вниз, к кончикам пальцев.

— Прекрати, Тэд, прошу тебя.

Вместо ответа он подхватил ее на руки, понес к кровати и швырнул на постель. Это так поразило Элизабет, что она потеряла всякую способность двигаться и с удивлением смотрела на Тэда, который сорвал с себя рубашку и принялся расстегивать ремень.

— Что ты делаешь?

— Неужели непонятно? — Он расстегнул ремень, «молнию», но брюки не снял и медленно направился к кровати.

Борясь с искушением остановить взгляд на темневших в ширинке волосах, Элизабет сжалась в комок, пытаясь укрыться за спинкой кровати. С торжествующей улыбкой Тэд склонился над ней, схватил за талию и так резко поставил на ноги, что у нее щелкнули зубы.

Стиснув ладонями ее зад, он уперся пальцами в ягодицы и порывисто прижал ее к себе. Затем, наклонив голову, снова принялся искать губами ее ускользающие губы. Элизабет как могла сопротивлялась, тогда Тэд потянулся рукой к ее подбородку и так надавил на него, что губы Элизабет невольно разжались.

Женщина застонала, сперва от ярости, затем от бессилия, и, по мере того как язык его двигался у нее во рту, становилась все более податливой, ощущая слабость в коленках.

И тогда язык Тэда из завоевателя превратился в любовника, ласками доводя ее рот до экстаза. Постепенно ее тело расслабилось и слилось с телом Тэда, твердым и сильным.

— Элизабет, — простонал он. — О Боже, Элизабет!

Его губы скользнули к ее шее. Руки нащупали пуговицы и, встретив сопротивление, рванули лиф рубашки, весь в складочках и рюшках. Оба часто дышали, и звук разрываемой ткани смешался с их шумным дыханием. Легкая струйка воздуха овеяла коленки Элизабет, когда сорочка упала на пол, свернувшись вокруг ее щиколоток.

Его раскрытые губы скользили по ее груди. На миг Тэд поднял голову и впился взглядом в голое тело. Он обхватил ладонью грудь и до тех пор ласкал темный сосок, пока он не затвердел. Застонав от наслаждения, Тэд стал водить языком по соску снова и снова, пока Элизабет, обессиленная, не прильнула к нему.

Он подхватил ее на руки и опустил на постель. На этот раз осторожно и нежно. Глаза у него горели, но не от гнева — от страсти. Лицо напряглось, но не от злости — от желания. Элизабет глядела на него с изумлением, широко раскрыв глаза, пока он, прислонившись к стенке кровати, избавлялся от брюк и трусов. Наконец он лег рядом. Совершенно голый. И теплый. И волосатый. И сексуальный. И удивительный.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь, а затем опустил к себе между ног, как бы демонстрируя размеры своего члена, его мощь, всю силу своего желания обладать ею.

— Именно это дает мне право спросить: ты спала с Кэйвано, Элизабет? Я должен знать все!

— Нет, конечно же нет.

Тэд пристально поглядел ей в глаза, но не нашел в них и намека на ложь, одно только страстное желание. Он прижался губами к ее податливым губам в жадном, горячем поцелуе. Его плоть налилась еще большей силой в ответ на ласку ее руки. И, раздвинув ей колени, он навалился на нее.

Очень мягко, осторожно он вошел в нее, страждущую и сгорающую от желания. Возбужденная его удивительной силой, Элизабет приподняла бедра. Он застонал, охваченный страстью, и погрузил лицо в ароматное облако волос, разметавшихся по подушке.

С каждым движением он входил в нее все глубже, а она все крепче прижимала его к себе — нетерпеливо, порывисто. Он целовал ее уши, шею, потом снова губы.

Вдруг Элизабет обхватила его голову руками и, прерывисто дыша, оттолкнула от себя.

— Тэд, не жди, пока я кончу.

Удивленно взглянув на нее, он с нежностью улыбнулся:

— Подожду.

— Нет, не нужно. Ведь ты это делаешь ради меня!

— Вовсе нет, — хрипло ответил он, — ради собственного удовольствия.

Она издала легкий стон, когда он скользнул ладонями ей под бедра, продолжая тереться лицом о ее соски.

И когда в очередной раз он вошел в нее, она запрокинула голову и вся отдалась наслаждению. Ее бедра поднимались и опускались в такт движениям его пальцев, сжимавших ее ягодицы. Она буквально вжалась телом в его тело: еще, еще!

Наконец-то! О, какое блаженство! Она едва сдержала готовый вырваться крик. И в этот момент Тэд снова вошел в нее, и она ощутила его мощное извержение.

Трудно сказать, как долго они лежали в полном изнеможении. Наконец Тэд приподнялся на локте и пристально посмотрел на нее.

— Ты прекрасна, — прошептал он, все еще прерывисто дыша.

— В самом деле?

— О, да-а, — протянул он, улыбаясь и продолжая ее ласкать.

Его палец нежно коснулся ее подбородка, соскользнул к шее, затем ниже, обвел каждый сосок, спустился в ложбинку между грудями и заскользил дальше — по едва видимой белой полоске на животе.

— Я ведь дважды рожала, — словно оправдываясь, произнесла Элизабет.

— Да, конечно. — Он принялся медленно водить кончиками пальцев вокруг сосков, пока они не напряглись. Тогда он обхватил один губами и с нежностью пососал. Элизабет слабо застонала. — Тебе нравится? — спросил Тэд, скользя губами по блестящим от бисеринок пота бугоркам.

— Да.

— Прекрасно. И мне тоже. Очень нравится. — Он ухватил губами второй сосок и легонько дернул его, чтобы не причинить боль, провел по нему зубами и снова подергал губами. — Именно это мне снилось, когда ты разбудила меня в тот раз. Я ласкал твои прелестные груди.

— Я знаю, ты мне тогда сказал.

— Я часто видел тебя во сне, но никогда мой язык не получал такого наслаждения, как сейчас. И вообще, даже самые лучшие мои сны не могут сравниться с реальностью.

Элизабет считала Джона Бэрка очень страстным, но Тэд оказался просто Сирано де Бержераком по сравнению с ее покойным мужем. Поэт душой, он был ненасытен в страсти, как восточный султан.

— Знаешь, Тэд, ты — потрясающий любовник! Тэд взглянул на Элизабет, понимая, что она подтрунивает над ним. Но лицо ее оставалось серьезным, и он простодушно ответил:

— Женщины не жаловались.

— И много их у тебя было? — спросила Элизабет и тут же пожалела. — Прости. Забудь об этом. Я не вправе задавать тебе подобные вопросы. — Она уткнулась лицом в подушку.

После непродолжительного молчания Тэд сказал с нежностью:

— Комбидресс я купил для тебя. — Она уставилась на него, онемев от удивления. — Это правда. Для тебя. У меня нет другой женщины. — Говоря это, он ласкал ее грудь, держа в ладони, словно в чаше. — По возвращении из Вьетнама я узнал, что моя невеста ушла к другому. Ушла давно, но, жалея меня, не писала об этом. С тех пор я не заводил длительных связей. Получал то, что мне нужно, столько же отдавая взамен, чтобы совесть была чиста, и расставался, как только желание исчезало. Я не святой. И никогда не старался им быть. Да, женщин у меня было много. Но я не стремился к постоянству, предпочитая одиночество. Может, боялся влюбиться и снова оказаться покинутым, — добавил он, пожав плечами. — Как бы то ни было, меня вполне устраивала жизнь, которую я вел. А потом я перебрался сюда. Познакомился с твоими детьми. Они оказались такими милыми! Я задумался о том, правильно ли живу. Мне всегда так хотелось иметь детей! — Он вздохнул. — Но дело, конечно, не в детях, а в тебе. Я нередко ловил себя на том, что подглядываю сквозь деревья гораздо чаще, чем хотелось бы, когда твоя машина подъезжает к дому. И всегда находил предлог выйти во двор, когда там появлялась ты, чтобы лишний раз посмотреть на тебя, убедиться, что вблизи ты так же красива, как и издали. Но ты ни разу не заговорила со мной, и я оставил все как есть. А когда становилось очень одиноко, говорил себе, что я просто молодец, что чертовски умен, потому что не дал завлечь себя в ловушку. Я возблагодарил судьбу, которая загнала на дерево твоего котенка. Это послужило предлогом для более близкого знакомства. — Он пробежался пальцем по ее щеке. — Я тогда взглянул тебе в глаза и все понял. И с тех пор при встрече с тобой у меня возникало желание. Я всегда хотел тебя, всегда хотел делать это. — Голос его звучал тихо, но страстно. — Когда я застал тебя у водозаборного крана, то с трудом подавил желание овладеть тобою прямо там, у стены.

— И что же тебе помешало?

На лице его отразилось удивление.

— А ты позволила бы?

— Честно говоря, не знаю. Но ты мог попробовать.

Он смотрел на нее в задумчивости, сам не зная, сказать или не сказать. Наконец, поймав ее взгляд, решился:

— Мне казалось тогда, что я хочу тебя только в постели. А ты заслуживаешь гораздо большего.

Она отвела взгляд. Эта откровенность возбуждала.

— Тогда почему ты явился на следующий день в магазин?

— Не мог устоять. Хотел еще раз взглянуть на тебя при свете дня, чтобы убедиться, что ты существуешь на самом деле. И убедился, что существуешь. — Он запечатлел на ее губах долгий поцелуй. — Всегда существовала. — И после еще одного такого же страстного поцелуя продолжил: — Вот я и заявился в «Фантазию», уверенный в том, что хочу тебя, но совершенно не зная, каковы твои чувства ко мне. И решил проверить, заставив тебя ревновать.

— Это было подло и гадко. Тэд озорно улыбнулся.

— Зато сработало, не так ли? — Она промолчала, поджав губы. — Когда ты вернулась после свидания с Кэйвано, я выглядел настоящим ослом. Ты что, не уловила даже намека на ревность?

— Разве что намека. Но с твоей стороны было не очень-то этично прийти ко мне в магазин за подарком для своей возлюбленной, да еще купить предмет дамского туалета!

— Возлюбленной, — со смехом повторил он это старомодное слово. — Приходи ко мне, когда захочешь, и я покажу тебе комбидрес с чулками, — сказал он, приникнув губами к ее шее. — Они так и лежат, завернутые в розовую бумагу, хотя я разворачивал их несколько раз, чтобы полюбоваться.

— Что за извращенность!

— Гм. Я воображал твои груди в этих кружевных чашах. И твои соски, натягивающие кружево.

Тэд снова поцеловал ее, и рука его, гладившая ее талию, передвинулась на живот. Затем скользнула к треугольнику рыжеватых волос. Элизабет вспыхнула, когда взгляд его вслед за рукой устремился вниз. Он взял пальцами светлые завитки.

— Какие красивые! Мягкие и сексуальные. И это было только начало.

— Ты… что ты, хм, имел в виду… когда вешал здесь гамак?

— А ты можешь найти ему лучшее применение?

— Нет, — вздохнула она. Получасом раньше он попросил:

— Проводи меня домой.

Элизабет сочла эту идею безумной, но согласилась, так ей хотелось продлить эту ночь. Она накинула на себя разорванную ночную сорочку, которую подал ей Тэд, подняв с пола. Сам он натянул брюки и… ничего больше, все остальное понес в руках. Они прокрались вниз, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить детей, и вышли через заднюю дверь. Оба только сейчас обнаружили, как громко скрипят петли, когда дверь открывается.

Смеясь, чувствуя себя восхитительно молодыми, они на цыпочках пробежали по холодной влажной траве к его дому, несколько раз останавливаясь, чтобы поцеловаться. Он предложил опробовать гамак, который так кстати повесил между деревьями. Но Элизабет усомнилась в том, что гамак привязан достаточно крепко и не сорвется. И тогда Тэд, смеясь, крепко обнял ее, сказав, что она чудная, прелестная спорщица.

А сейчас они лежали в гамаке. И ничуть не замерзли, несмотря на ночную прохладу. Даже Элизабет, у которой подол ее длинной ночной сорочки был задран до талии. Потому что Тэд был на ней и… в ней.

Ее согнутые в коленях ноги очень удобно устроились на краях гамака. Они отдыхали там, когда Элизабет переставала покачивать гамак, касаясь земли кончиками пальцев. Покачивание гамака было мерным и ленивым, но усиливало их ощущения тысячекратно.

— Я не думала, что ты можешь… Я имею в виду, что… Как ты можешь оставаться…

— Твердым? — спросил он. — Как может он так долго оставаться твердым?

— Да. — Она застонала, когда он сжал ее сильнее. — Это какое-то чудо!

— Никакого чуда. — Он поднял брови и лукаво усмехнулся.

Она тоже рассмеялась. При этом тело ее слегка задрожало, заставив Тэда вздрогнуть от удовольствия.

— Сколько мы здесь? Минут десять?

— Да, но это неважно, — проговорил он, целуя ее. — Он твердый уже почти две недели.

— Что?

— С того самого момента, когда я обнял тебя за талию, снимая с дерева. У меня поехало не только в голове.

— Я тоже была на пределе. Хотя ты относился ко мне с уважением, как и подобает соседу относиться к вдове. Ничего общего с тем разъяренным мужчиной, который чуть не изнасиловал меня сегодня.

— Допускаю, я был разъярен. Но неужели я причинил тебе боль?

— Нет, — ответила Элизабет, тронутая его заботой. — Никакой боли. Просто я не думала, что ты можешь быть таким агрессивным.

— Лишь когда меня здорово спровоцируют и когда я слегка пьян.

— Кто же тебя так здорово спровоцировал и почему ты был слегка пьян?

— Потому что сама мысль, что ты делаешь это с Кэйвано, для меня невыносима. С кем бы то ни было, кроме меня.

Его откровенность была обезоруживающей. И Элизабет спросила:

— Ты всегда так искренен?

— Просто до безобразия.

— Я рада, что ты не обманщик. Обожаю открытых людей.

Его глаза потемнели от вновь разгорающегося желания.

— Обожаешь?

— Да.

— И предпочла бы, если бы я захотел тебя о чем-нибудь попросить, чтобы я сделал это без обиняков, а не ходил вокруг да около?

Ее сердце забилось быстрее от растущего возбуждения.

— Да.

— Спусти с плеч сорочку, — прошептал Тэд. Поколебавшись мгновение, Элизабет медленно потянулась рукой к кружевному вороту и стала спускать ее. Тэд застонал от страсти, когда сосок зацепился за кружево. Обнажив наконец всю грудь,

Элизабет хотела убрать руку, но Тэд запротестовал:

— Нет, оставь ее здесь. Прямо здесь. О Боже!

Не сводя глаз с ее руки и следя за медленными движениями ее пальцев, он начал постепенно входить в нее. Потом толчки стали резче, быстрее. В такт им поднимались ее бедра. Через несколько минут все закончилось бурной вспышкой страсти, потрясшей обоих.

Они долго лежали неподвижно, прежде чем смогли вылезти из гамака, и побрели к заднему крыльцу его дома. У двери он поцеловал ее, снова лаская ее рот.

— Как жаль, что мы не можем спать вместе, — проговорил он, когда они наконец разомкнули объятия.

— Мне тоже жаль.

— Тогда разреши мне.

— Не хочу, чтобы соседи видели, как ты крадешься из моего дома на рассвете. Или дети застали нас в моей постели утром.

— Этого не будет.

— Тэд, пойми, пожалуйста.

— Понимаю. — Он поднес ее руку к губам. — Но я приглашаю себя к завтраку. Во сколько я должен быть?

9

Они выглядели вполне невинно, когда Мэтт и Миган, протирая заспанные глаза, добрались до кухни и увидели, как они, уставившись друг на друга, сидят за столом у остывших чашек с кофе.

— А что, Тэд ночевал здесь?

Это было первое, что сказал Мэтт. Их уловки не помогли. Дети пришли в замешательство, когда Тэд и их мать расхохотались в ответ.

— Нет, не ночевал, — ответил Тэд. — Это вам показалось. Просто ваша мама пригласила меня к завтраку.

— Интересно, а мне показалось, ты пригласил себя сам, — улыбнувшись ему уголком рта, ответила Элизабет и встала, чтобы налить детям их традиционный апельсиновый сок. Он хлопнул ее по заду, чем рассмешил малышей.

— Знаешь, мы искупали Бэйби. Тэд не рассказал тебе? — спросила Миган. Элизабет покачала головой. — Ты же знаешь, кошки не любят воду, но Тэд разрешил нам. Теперь он такой чистенький и пушистый. Но посмотрела бы ты, что тут творилось!

— Тэд помог нам убрать или, как там говорят в армии?..

— Навести порядок в районе.

— Да, мы навели порядок в районе. Он тебе не рассказывал, мама?

— Нет, видно, забыл. — Она покосилась на мужчину, который так уютно устроился за ее столом и завтракал, как ни в чем не бывало.

— Насколько я помню, у нас были более интересные темы для разговора. — Он многозначительно посмотрел на Элизабет, и она вспыхнула под его взглядом.

— И он разрешил нам заказать по телефону пиццу, и нам принесли ее домой.

— И мы сказали Тэду, что ты называешь пиццу отбросами.

— А он сказал, что тебя нет и теперь главный здесь он, а ему пицца нравится.

— А можно нам снова заказать пиццу, мам? По телефону? Если честно, она не такая уж плохая.

Элизабет стояла перед Тэдом, уперев руки в бока.

— Огромное спасибо. За несколько часов ты уничтожил то, что воспитывалось годами.

Но Тэд, казалось, был в полном восторге.

— А что на завтрак?

— Творог и сыворотка, — с вызовом заявила Элизабет.

Дети завизжали от смеха. Но Тэд быстро их успокоил и усадил за стол, пока Элизабет готовила еду.

— Эй, все дружно за уборку, — распорядился Тзд, когда малыши, едва покончив с завтраком, ринулись к телевизору. Против ожидания, они не возразили ни слова, и Элизабет глядела, разинув рот, как они убрали все со стола, а грязные тарелки сложили в раковину.

— Как это тебе удалось? — спросила она.

— Подкуп. — Он вытащил из кармана рубашки жвачку. — Без сахара, — успокоил он Элизабет, прежде чем дать каждому по пакетику. Они очень вежливо поблагодарили, чем привели мать в еще большее восхищение.

— А что получает повар в награду?

— Повар получает поцелуй.

Миган и Мэтт как раз вовремя обернулись, чтобы увидеть, как Тэд обнимает и целует их мать.

— Тэд целует маму! — воскликнула Миган.

— О, потрясающе! — вторил ей Мэтт.

Дети носились вокруг них, как индейцы, атакующие почтовый дилижанс. Вопили, размахивали руками. Очень довольные, что дети с таким энтузиазмом восприняли новый поворот событий, Тэд и Элизабет весело смеялись, глядя на их ужимки, чем еще больше раззадорили малышей.

Как обычно, Мэтт перевозбудился и, неловко повернувшись, налетел на горку. Посуда с грохотом попадала на пол, деревянная ваза с фруктами перевернулась. Яблоки и апельсины покатились в разные стороны. Помидоры расплющились, испачкав все вокруг. Несколько листков из блокнота взлетели в воздух, как куриные перышки, и один за другим опустились на пол.

Мэтт замер, глядя на мать полными страха глазами.

— Я не хотел.

— Какой ты неловкий, — сказала Миган по праву старшей и потому главной.

Мэтт сел на пол и, не обращая внимания на помидоры, собрал листки и протянул Элизабет словно договор о мире.

— Вот, мама, твои бумаги не испачкались. Мы даже не испачкали их соусом от пиццы. Тэд убрал их со стола и положил на буфет. Он сказал, что они наверняка очень важные.

Элизабет взяла листки из рук сына, который принялся подбирать с пола фрукты.

— Брось все это, Мэтт. — Голос Элизабет был тонким и напряженным и звучал, как натянутая до предела струна. — Я сама потом уберу. А вы с Миган пойдите наверх и уберите постели.

С присущей детям чуткостью они поняли, что обстановка в комнате накалилась, но вовсе не из-за неловкости Мэтта. Произошло что-то, чего они не могли понять; это «что-то» заставило мать побледнеть, улыбка сбежала с ее губ, они были плотно сжаты и едва шевелились, когда она говорила. Дети, испуганные, тихонько вышли из кухни. Опасность повисла в воздухе, грозя нарушить равновесие, и они не хотели быть причиной этого.

Элизабет тщательно разобрала листки и аккуратно сложила, прежде чем пробежать глазами написанное. Она хорошо знала, что это за листки. Она писала их, лежа в ванне. И помнила каждую фразу.

Был там и ее пират, такой высокий и такой опасный. И его пленница, дрожавшая в тонкой ночной сорочке. Она перевернула листки. Да, именно здесь пират сорвал с пленницы сорочку и покрыл поцелуями ее грудь, а она, поддавшись его мужскому очарованию, перестала сопротивляться.

Элизабет швырнула листки на стол и, отвернувшись от Тэда, сложила на груди руки, потирая локти, словно от холода, хотя в кухне было достаточно тепло для осеннего утра.

— Ты прочел это, да?

— Послушай, Элизабет, я…

Она скова повернулась к нему.

— Читал? Говори!

— Читал, — ответил Тэд с тяжелым вздохом.

Слезы застлали ей глаза. Слезы унижения и обиды. Она прижала дрожавшую ладонь к побелевшим губам и снова отвернулась от него. Она не могла взглянуть ему в лицо — то ли из-за своей беспомощности, то ли из-за его обмана. Не могла понять, что ранит ее больнее.

Он заговорил тихо, спокойно, как врач, который сообщает печальные новости родственникам больного:

— Сначала я не понял, что это такое. Думал, незаконченное письмо. И вдруг какие-то несколько слов будто магнитом пригвоздили меня к этим листкам.

Она повернулась к нему.

— Пригвоздили к листкам? Ничего лучше ты не мог придумать? — Лицо ее было исполнено скорби.

У него хватило такта изобразить огорчение.

— Разве тебе не приходилось перелистывать книгу прямо на прилавке? Наткнешься на какие-то фразы и не можешь оторваться, пока не прочитаешь несколько абзацев. А то и несколько страниц. Наверняка с тобой такое случалось. Ты же нормальный человек!

— Речь не обо мне. А о том хитреце, том манипуляторе, который использовал меня самым низким, подлым и отвратительным образом! Как ты мог?

— Я делал все, чего ты от меня ждала. Элизабет сжала кулаки и зажмурилась.

— Я знала, что ничего хорошего из этого не получится. Напрасно я послушалась Лайлу. Это она вовлекла меня в этот ужас!

Он выглядел смущенным.

— Лайла уговорила тебя придумывать такие истории?

— Не только придумывать, но и записывать. Она хочет, чтобы их опубликовали!

— Ну и что в них плохого? Наоборот! Это чертовски здорово!

Глаза ее потемнели от гнева. Она буквально сверлила его взглядом.

— Ну да, ты прочел и использовал их в своих гнусных целях. Теперь я понимаю, почему ты сорвал с меня сорочку. Ведь это так на тебя не похоже. Ты совсем не такой.

— Откуда ты знаешь? — воскликнул Тэд. — Мы же раньше никогда не занимались любовью! А я был буквально взбешен от ревности и изрядно выпил, вполне достаточно, чтобы позволить себе грубость. — Он приблизился к ней и произнес тихим, проникновенным голосом: — И тебе это нравилось.

Она с отвращением отшатнулась от него.

— Ты сказал, что я заслуживаю большего, чем просто… — Она осеклась. — Но, прочитав это, — она кивнула на листки, — вообразил, что имеешь на меня все права, что я жажду найти себе любовника не только в своих фантазиях, но и в жизни. Или же подумал, что уже нашла, и не одного? И после этого из Доброго Соседа Сэма превратился в Джина Лафитта?

— Нет. Все это не так. У каждого человека, Элизабет, есть второе «я». И может быть, даже не одно. Твое «я» дало о себе знать в твоих фантастических историях. Мое — прошлой ночью. Я даже не думал об этих чертовых листках, когда входил к тебе в спальню.

— О, пожалуйста, не надо, — почти простонала она с сарказмом. — Ты действовал в точности так, как там написано.

— Может быть, но подсознательно. Я был зол и буквально кипел от ревности к женщине, которую дьявольски хотел затащить в постель. Да, твои фантазии помогли мне решиться на это. И к тому же взбесили меня. В роли пирата я видел Кэйвано. И вообразил, что все написанное тобой, в таких подробностях и так сексуально, ты проделала с ним.

— Нет, ничего подобного не было. Потому что он не подлец и не лжец, и… — В голову ей пришла еще одна ужасная мысль. — Ты только это прочел? — Он смотрел на нее с искренним удивлением. — Да или нет? Или еще про летчика и деревенскую девушку? Отвечай! Теперь понятно, почему ты прикинулся больным, когда я вошла!

Она прижала ладони к пылающим щекам, пораженная своей догадкой. Его интерес к ней появился именно в то время, когда она начала записывать свои фантазии. А она вечно разбрасывала черновики.

— Зачем ты каждое утро рылся в мусорном ящике, как кот, выискивающий, чем бы поживиться?

Сколько исписанных листков из-за ее неосторожности попали в ящик? А он наверняка их нашел и читал, смакуя каждый абзац, хихикая.

— Странно, что тебе вдруг пришла в голову идея с гамаком. Я ведь об этом еще не писала.

Он стоял подбоченившись, с вызывающим видом, но по-прежнему привлекательный, и это лишний раз напоминало Элизабет о том, как глупа и безрассудна она была.

— Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, — сказала он. — Что там еще о летчике? И о моей болезни? Неужели ты думаешь, что я притворялся? При температуре тридцать восемь и шесть?

— Ты способен на все! — заявила Элизабет, исполненная презрения, и крикнула: — Вон из моего дома! — вложив в эти слова всю свою злость.

Он покачал головой.

— Я не уйду, пока ты злишься. Пока мы не решим этот вопрос.

— Он уже решен. Я больше не хочу тебя видеть! Никогда! Даже как соседа!

— Вот так просто? — Он щелкнул пальцами.

— Именно так.

— После вчерашней ночи?

— Все это было ненастоящее!

— Настоящее! — он коротко рассмеялся. — Об этом говорят оставшиеся на твоем теле следы.

Она вспыхнула, вспомнив о маленьких синяках на грудях и бедрах, которые заметила, принимая душ. Еще час назад она гордилась ими, мысленно сравнивая с подписью художника на созданном им шедевре. А сейчас буквально сгорала от стыда, вспомнив, что эти синяки — следы его губ.

— Послушай, Элизабет, — проговорил он, теряя терпение. — Возможно, ты вправе сильно разозлиться. И даже истолковать случившееся подобным образом. Я не должен был читать эти листки, посягнув тем самым на что-то очень личное, сокровенное. Но, — он намеренно сделал паузу, — после того, что я прочел, ты стала для меня еще более желанной.

Она ткнула пальцем в лежавшие на столе листки:

— Я вовсе не пленница, а ты не пират. Она — плод моего воображения. Она никто. Она выдумана.

Он возразил, медленно покачав головой:

— Она — это ты. Ты чувствуешь, как она. Так же, как она, сексуальна. Так же понимаешь любовь и страсть и знаешь, чего хочешь в постели. Только ни за что не скажешь об этом. У каждого из нас есть обратная сторона, как у луны, не видимая миру. Она таится в самых глубинах нашего существа, и этого не надо стыдиться.

Тэд загнал ее в угол.

— Нет, я не такая. — Элизабет испуганно и в то же время решительно покачала головой.

— Только с виду. С виду — ты настоящая леди. Но не в этом твоя привлекательность, твое очарование! Неужели ты не понимаешь? Неужели не понимаешь, почему я так хотел тебя прошлой ночью?

Она вспомнила, как Тэд говорил, что хотел бы влюбиться в женщину, с которой приятно проснуться утром в одной постели, и вновь испытала жестокое унижение. Она никогда больше ему не поверит, не позволит вновь одурачить себя!

— Да ты просто хотел использовать меня, пока я окончательно не прозрела!

Нахмурившись, Тэд положил руки ей на бедра и наклонился. Элизабет невольно откинула голову.

— Ты злишься не потому, что это прочли. Для того ты и писала. А потому, что человек, не чужой тебе, раскрыл твою анонимность Узнал, что под твоей холодной, чопорной внешностью пылает неугасимый огонь.

Слова эти падали в душу Элизабет, как капли воды на раскаленную сковородку. И она буквально кипела от гнева. Рука ее как-то сама собой поднялась и влепила Тэду пощечину.

Оба были поражены происшедшим. Тэд прищурился и стал медленно от нее отдаляться. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Даже детей она шлепала лишь в крайнем случае и никогда не была агрессивной, как Лайла, с детства шла на любые уступки, только бы дело не доходило до драки. А сейчас влепила пощечину мужчине, который превосходил ее в весе по крайней мере на семьдесят пять фунтов и нависал над ней подобно башне.

Но даже после пощечины гнев ее не прошел. Она никогда не простит ему презренного трюка, с помощью которого он затащил ее в постель. Ее тошнило при мысли, что все его слова и поступки были лишь плодом грязного любопытства.

Элизабет не двинулась с места, когда Тэд, рассерженный, ринулся к двери и рванул ее с такой силой, что едва не сорвал с петель. «Что это так рассердило тебя?» — хотелось ей крикнуть ему вслед. С ним обошлись лучше, чем он того заслужил.

Но она ничего не сказала. Не могла выдавить из себя ни единого слова. Рухнула на стоявший рядом стул, уронила голову на стол и разрыдалась. Горько, безутешно, упиваясь своим горем.


Время шло, но настроение Элизабет нисколько не изменилось, оставаясь, если так можно сказать, похоронным. Свою досаду она срывала на детях, а они в отместку вели себя наихудшим образом. Как-то она увидела, что Мэтт и Миган играют со щенками в гамаке Тэда, и велела им немедленно возвратиться домой. Они вошли, требуя от матери объяснений, но, не услышав ничего вразумительного, весь вечер дулись на Элизабет. Миган даже заявила, что лучше бы они жили с кем-нибудь вроде Тэда, по крайней мере он веселый. Тут Элизабет не выдержала и отослала дочь в ее комнату. Потом она нагрубила Лайле, когда та позвонила, чтобы узнать, как прошло свидание с Кэйвано, чуть ли не обвинив сестру во всех своих бедах.

После нескольких попыток разговорить Элизабет Лайла наконец не выдержала:

— Ты просто невыносима. Приди в себя, я позвоню позже.

Элизабет не хотелось никого видеть, даже самых близких ей людей. Не хотелось ни с кем говорить. Как колдунья добавляет в зелье все новые травы, перемешивая и наблюдая, как оно закипает, так Элизабет, упиваясь своим горем, вспоминала все новые и новые обиды. Но постепенно одиночество стало ее тяготить, и она обрадовалась, когда однажды, ближе к полудню, увидела Адама Кэйвано, с шумом входившего в магазин.

Дважды окликнув ее по имени, он рассмеялся, заметив тревогу на ее лице.

— Такое впечатление, будто вы всегда где-то витаете. Позвольте полюбопытствовать где?

Усилием воли она заставила себя вернуться к действительности. Они не виделись с того момента, как он проводил ее до дома и сдержанно поцеловал в лоб. Он не воспользовался случаем, как некоторые. А Тэд еще посмел обозвать его «плейбоем»!

— У меня с детства осталась дурная привычка мечтать. Вечно витаю в облаках. Сестра постоянно донимает меня этим.

При упоминании о Лайле он нахмурился.

— Как поживает ваша бестактная сестра?

— Бестактная, — словно эхо, повторила Элизабет, подумав, что пора бы помириться с Лайлой. В конце концов, это не ее вина, что Тэд оказался таким.

— Давайте пообедаем вместе? — предложил Адам, выводя ее из задумчивости.

— Пообедаем? О нет, Адам. Мне некого оставить в магазине. Я и здесь могу перекусить.

— Закройте на часок. Прошу вас. После того вечера я о многом думал. — Голос его звучал интригующе, а в глазах играли огоньки. — Мне нужно обсудить с вами кое-что очень важное.

Получасом позже Элизабет ковыряла вилкой в салате, сидя в буфете Садовой гостиницы. Они с Адамом разместились за угловым столиком, сквозь стеклянные стены открывался вид на город.

— Ну что скажете?

— Не знаю, Адам. Вы застали меня врасплох.

— Не стоит удивляться моему предложению.

— Но я и вправду удивлена. — Она подняла на него свои фарфорово-голубые глаза, встретившись с его вопрошающим взглядом. — Мне и в голову не приходило открыть еще одну «Фантазию». Даже эта отнимает слишком много времени и сил.

— Понимаю, — ответил Адам, выпив глоток воды со льдом. — Несомненно, вдове с двумя детьми сложно управлять делом сразу в нескольких городах. Но уверен, вы справитесь.

Хотя предложение открыть еще несколько магазинов «Фантазия» явилось для Элизабет полной неожиданностью и вызвало возражения с ее стороны, она была польщена. Это льстило ее честолюбию, о котором она и не подозревала.

Перегнувшись через столик, Адам выкладывал свои аргументы.

— «Фантазия» оказалась самой доходной и выгодной из всех наших предприятий. Это поразило меня. И вы тоже меня поразили. Я не обнаружил у вас ни единого недостатка, разве что мечтательность, — поддразнил он. — Вы вошли в уникальный рынок. Закупаете товары, полагаясь на интуицию. И она не обманывает вас. А за хорошие товары платят хорошие деньги. Согласно статистике, постояльцы в моих гостиницах покупают только самое дорогое, все по высшему разряду.

— Но я…

Адам поднял руки, как бы предвосхищая все ее возражения.

— Я резервирую для вас место в вестибюле моего нового отеля в Чикаго. А очень скоро и в других городах.

Он так долго и пространно рассуждал о целесообразности своего предложения, что у Элизабет разболелась голова и она попросила дать ей время на размышления.

— Я часами раздумываю над тем, что приготовить на обед — бифштексы или свиные отбивные, — смеясь, проговорила она. — Надеюсь, вы не ждете от меня ответа сегодня?

— Конечно нет. Завтра.

Ее лицо стало напряженным, но она тут же поняла, что он шутит.

— Можете подумать. Время работает на меня. С каждым днем моя идея будет нравиться вам все больше и больше, — с уверенностью заявил Адам.

Уходя, уже в дверях, он сказал:

— Я пришлю вам свои предложения в письменном виде. Подумайте над ценами. Позвоню примерно через неделю. Но если возникнут вопросы, звоните сами без всяких церемонии. — Вынув из кармана пиджака визитку, он протянул ее Элизабет. — Вот здесь мой прямой, личный номер, звоните.

Как всегда после разговора с Адамом, Элизабет чувствовала себя совершенно обессиленной. Она завидовала уверенности и целенаправленности, с которой он шел по жизни. Казалось, он четко знал, чего хочет, и сметал все преграды на своем пути. Вот бы ей так! Она сама не знала, готова ли расширить свой бизнес.

Бог мой! Что знает она, вдова с двумя детьми и разбитым сердцем, о большом бизнесе?

Разбитым сердцем?

Дальше думать она не могла, решила мысленно вернуться назад. Почему разбитым? Потому что она любит Тэда Рэндольфа. А он всего лишь хотел ее, как и всех других женщин, с которыми спал.

Может ли она думать о расширении дела или вообще о чем-либо, даже о том, что приготовить на обед, если не в состоянии разобраться в собственных чувствах? Но она просто обязана в них разобраться. Да или нет. Третьего не дано. Она не заметила, когда именно гнев перешел в страдание, а ярость — в отчаяние.

Голова буквально раскалывалась, и пришлось принять таблетку аспирина.

Она обрадовалась, когда, возвратившись с работы, обнаружила у дома машину Лайлы, а войдя внутрь, увидела, как сестра раскладывает по блюдцам мороженое для Мэтта и Миган.

— Миссис Альдер ушла, а тетя Лайла позволила нам съесть мороженое, — с важным видом сообщил Мэтт. Мало того, что он ел мороженое, так еще стоял коленками на стуле, нарушив сразу два запрета.

— Перед ужином? — раздраженно спросила Элизабет.

— Знаешь, я всегда удивлялась строгости, с которой мама соблюдает это правило, — проговорила Лайла, помахивая ложечкой для мороженного перед носом сестры. — Не все ли равно, когда есть десерт — перед едой или после?

— Ты просто неисправима. — Элизабет, улыбаясь, подошла к сестре, слизывающей мороженое с ложечки; скверная привычка, от которой Элизабет пыталась отучить детей.

— Это подобие улыбки знак того, что я прощена? Или за мной еще есть грешок?

Элизабет обняла сестру. Она никогда не могла злиться на нее долго.

— Прощена.

— Слава Богу! А то я уже пригласила детей поужинать. И ужин, похоже, был бы очень нудным, если бы ты продолжала на меня дуться. Кстати, что такого я натворила?

— Абсолютно ничего. Но что это ты вдруг пригласила детей на ужин?

— Посмотри!

И Лайла кивком указала на конверт, который Элизабет заметила только сейчас. Она узнала заголовок вверху письма.

— Это… это… Не может быть!

— Может. Тебе прислали уведомление о том, что две твои истории приняты к публикации, и чек на пятьсот долларов. Здорово, а? Ты уж извини, что вскрыла письмо без твоего разрешения.

— Действительно здорово! — воскликнула Элизабет. — Теперь я смогу купить детям новые куртки и туфли, и мы не будет всю зиму питаться одним тунцом. Там мороженого для меня не осталось?

— Вот теперь я уверена, что прощена, — со смехом сказала Лайла.

Дети доели мороженое, и Элизабет отправили их наверх переодеваться.

— Когда они улягутся спать, мы устроим вечер «только для взрослых», — заявила Лайла. — Шампанское в холодильнике.

— Потрясающе!

Лайла внимательно посмотрела на сестру, но восторга на ее лице не увидела.

— Ты расскажешь мне, что случилось, или для этого придется ехать в летний лагерь? Помнишь, там ты поведала мне свой великий секрет — сообщила, что у тебя начались менструации.

— О чем же я должна тебе рассказать?

— Обо всем, что не для печати. Почему у тебя дрожит подбородок, отчего под глазами тени.

— Не думала, что выгляжу так плохо.

— Как мамаша графа Дракулы, у которой кончилась консервированная кровь. Что случилось? Надеюсь, это не помешает нам устроить праздник?

Элизабет рассказала сестре, как прошел ужин с Адамом Кэйвано и о предложении открыть во всех его отелях магазины «Фантазия».

— А что? Очень заманчиво, Лиззи! В чем проблема? Не считая, разумеется, общения с Кэйвано.

— Проблем хватает, всех не перечислить, Лайла. Я не могу собрать чемодан и просто так сорваться с места! Слишком много у меня обязанностей.

— Детям только пойдет на пользу, если ты время от времени будешь ненадолго их оставлять.

— А как быть с деньгами? Я плохо разбираюсь в финансах. Представляешь, какие мне понадобятся суммы, чтобы сделать вложения?

— Но ты сказала, что Кэйвано предложил тебе деловую поддержку. Так не думай о вложениях, думай о прибыли. — Глаза Лайлы сверкали. — На твоем месте я обеими руками ухватилась бы за такое предложение!

Элизабет потерла лоб. Аспирин не очень помог.

— Не знаю, что делать, Лайла.

Лайла коснулась руки Элизабет.

— А может быть, ты не можешь решиться из-за небезызвестного нам соседа?

Элизабет быстро подняла глаза на сестру.

— Не понимаю, о чем ты.

— Лиззи, — с чувством проговорила Лайла. — Дети рассказали, что натворил Мэтт. Ваза с фруктами. «Мамины бумаги, которые разлетелись во все стороны».

— О Боже!

— А еще они рассказали, что ты «просто взбесилась» оттого, что Тэд их прочел. — Лайла понизила голос. — Теперь я могу представить себе, что там было написано. Одна из твоих фантазий, да?

— Да, — удрученно ответила Элизабет.

— И это тебя смутило?

— Конечно! Такой ужас!

— И теперь ты его избегаешь.

— Как чумы. Не знаю, смогу ли посмотреть ему в глаза!

— Только потому, что он прочел эти листки? Просто смешно! — Выражение вины на лице Элизабет не ускользнуло от Лайлы. Элизабет не умела скрывать свои чувства. — Ага! Значит, он не просто прочел их, а еще и применил на практике. Не так ли?

— Ну что-то в этом роде, — призналась Элизабет.

— Повезло тебе!

Элизабет в изумлении воскликнула:

— Что? Повезло? Да я оскорблена до глубины души!

Округлив глаза, Лайла прошептала:

— Ты покорила его?

— О нет, он… Как ты понимаешь, Лайла, он делал все, как описано в моей фантазии, решил, что именно это мне и нужно.

— Чего бы я не отдала, чтобы узнать все эти пикантные подробности. Но знаю, ты ничего не расскажешь, если бы даже мы снова очутились в лагере! Знай только: влюбись я по-настоящему, а ты, я думаю, влюблена, закупила бы все имеющиеся в продаже пособия по сексу, подчеркнула бы все интересные места, отметила все подходящие иллюстрации и дала бы их этому воображаемому парню, сказав: «Эй, Чарли, я стесняюсь и не могу открыть все тайные желания, так что почитай и постарайся сделать все, что здесь написано. Если Тэд проник в твое сердце, угадал твои мысли и либидо, одно могу сказать — ему цены нет. И если это может послужить тебе утешением, Тэд воспылал к тебе такой страстью, какую редко встретишь у мужчины.

Элизабет подняла глаза, слова Лайлы упали на благодатную почву.

— Как ты догадалась?

— Очень легко. Я почти не знаю твоего соседа, но уверена, что он с ума сходил от ревности к Кэйвано. Это совершенно ясно. В общем, — сказала Лайла, вставая, — я пойду наверх, посмотрю, что там делают малыши, а ты посиди и подумай о своей дальнейшей жизни. Предложение Кэйвано это просто сон наяву, настоящая сказка. Кроме того, мистер Рэядольф сам фантастическая личность. И он рядом.

Элизабет продолжала сидеть за столом, погруженная в размышления. Так чего же все-таки она хочет? На кого пал бы ее выбор, если пришлось бы решать прямо сейчас.

Ответ был однозначный. На Тэда.

Элизабет была скорее смущена, чем рассержена, когда обнаружила, что Тэд прочел ее фантазию. Но только сейчас поняла это. Конечно же, он не рылся в мусорном ящике в поисках ее «шедевров». Был слишком порядочен для этого. Да, он прочитал тайком ее фантазию, но объяснил, как это произошло: попались на глаза несколько фраз, и, заинтересованный, он не смог остановиться.

Да, он решил применить на практике новые познания по части секса, но разве это преступление? Вовсе нет. Во всяком случае Лайла так не считает. Более того, по ее мнению, он — настоящее сокровище, если сумел всем этим воспользоваться.

Много ли встретишь мужчин, готовых исполнить любую женскую фантазию? Представители сильного пола предпочитают действовать по принципу «давай-трахнемся-спасибо-мадам». Тэд ждал, пока она кончит, а уже потом кончил сам. Но разве это не доставило ему удовольствия? Он — потрясающий любовник! А она, вместо того чтобы быть благодарной, влепила ему пощечину.

Поднимаясь наверх, Элизабет встретила Лайлу с детьми.

— Мы готовы, но ты, кажется, не собираешься с нами идти.

Едва переведя дух, Элизабет сказала:

— Лайла, я не огорчу тебя, если не пойду с вами ужинать?

— О, мам. Мы хотим пойти с тетей Лайлой, она нас пригласила…

— Вы можете идти без меня, — поспешила успокоить детей Элизабет, — если, конечно, тетя Лайла не против.

— Нет, если это нужно для благого дела, — задумчиво произнесла Лайла, пытаясь поймать взгляд сестры. Ее глаза горели на несколько ватт ярче, чем пятнадцать минут назад.

— Да. Для благого дела.

Лайла усмехнулась.

— Ну, в таком случае я согласна. Пошли, малыши.

Дети побежали за Лайлой и быстро выскочили за дверь, опасаясь, как бы она не передумала.

— Лайла, боюсь, я не смогу больше писать фантазии, как бы ты ни просила.

— Почему?

— Эти фантазии — плод эгоизма, они ублажают меня. Хватит мечтать о страстном возлюбленном… пора самой полюбить. Это далеко не одно и то же.

— Я не ты, Элизабет, и мне этого не понять.

— Когда-нибудь поймешь.

Лайла посмотрела на нее с сомнением, а потом мягко улыбнулась.

— Будь счастлива с ним, Лиззи. Ты этого заслуживаешь. — Она взяла сумку с детскими вещами, необходимыми на ночь. — Я оптимистка. Видишь, мы собрали вещи. Дети останутся у меня ночевать. — Не переставая смеяться, Лайла выбежала вслед за малышами.

Как только хлопнула входная дверь, Элизабет пошла в ванную комнату. И пока ванна наполнялась водой, пенящейся от жидкого мыла, которое Элизабет плеснула туда, принялась исследовать содержимое платяного шкафа.

Через двадцать минут она была совершенно готова. По пути заглянула в кухню, взяла из холодильника принесенную сестрой бутылку шампанского и вышла через заднюю дверь.

Тэд сидел перед телевизором у себя на веранде. Постучав, она заметила радостное удивление на его лице, которое он попытался скрыть, нарочито медленно направляясь к двери. Он не приглушил звук телевизора, как сделал это в прошлый раз, и, открыв дверь, не проронил ни слова.

— Можно войти? — спросила она.

Тэд отступил, пропуская ее. На веранде было тепло. Здесь пахло Тэдом. Его шерстяным свитером, надетым поверх джинсов, его туалетной водой. Элизабет провела языком по пересохшим губам.

— Прости за то, что ударила тебя. Это от сильного возбуждения. Иначе я ни за что на свете не поступила бы подобным образом. — Элизабет замолчала, чтобы перевести дух. Не в пример Лайле, она не была импульсивной и привыкла обдумывать каждый свой шаг. Как быть, если то, что она сделала, не сработает?

— Я… я все эти дни думала и поняла, что мои обвинения просто нелепы. Ты, конечно же, не рылся в моем мусорном ящике, у тебя и в мыслях такого не было!

— Элизабет, зачем ты пришла? — спросил он ее ледяным тоном, не дав договорить. — Решила сменить гнев на милость? Хочешь, чтобы я превратил в реальность очередную твою фантазию?

Все правильно, она заслужила это. И он вправе вести тебя так. По крайней мере сейчас, и, вместо того чтобы обидеться, Элизабет взглянула на него с улыбкой, такой же соблазнительной, как и слова, которые она произнесла:

— Нет, на этот раз я намерена исполнить твои желания.

10

-Ты всегда казалось мне милой девочкой!

Элизабет, лукаво улыбаясь, продолжала легонько покусывать его мускулистую руку.

— А я доказала, что совсем не такая?

— И это. И еще кое-что.

Склонив голову ему на плечо, Элизабет проговорила:

— Но знаешь, потребовалось все мое мужество, чтобы, смирив свою гордость, пересечь задний двор в одном плаще и туфлях на каблуках. Вся моя храбрость будто накопилась специально для этого дня за всю жизнь.

Его грудь, которую она лениво ласкала кончиками пальцев, задрожала от хохота.

— Когда ты распахнула свой плащ, мне показалось, будто я получил удар ниже пояса.

— Да, ты был не просто ошеломлен, ты был в шоке.

Он пристально посмотрел на нее.

— Я подумал, что галлюцинирую, что мне померещилось, что ты ненастоящая!

— Настоящая!

Перевернувшись, Тэд лег на нее всей своей тяжестью.

— Теперь вижу, что настоящая. Именно в этот момент. — Он страстно поцеловал ее. Член у него снова налился силой. И он еще больше захотел Элизабет, когда она замурлыкала. Подумать только! Они могут начать все сначала! — У меня сердце едва не остановилось, когда ты расстегнула «молнию» на ширинке, — прошептал он. — А откуда этот фокус с шампанским?

— Придумала.

— Это уж точно придумала, — усмехнулся Тэд.

— Я же сказала, что хочу потакать твоим фантазиям, — весело рассмеялась молодая женщина.

— Ты их многократно превзошла. — Он обхватил ладонями ее груди, поцеловал одну, потом другую. — Ты выглядела просто обворожительно в комбидрес!

Почему же ты не захотел, чтобы я осталась в ней?

— Потому что интереснее всего смотреть, как ты ее снимаешь.

— Смотреть, как мы вместе снимаем ее с меня.

— Мне показалось, что у тебя какие-то сложности с застежками. — Тэд ткнулся носом ей в шею.

Постанывая, она уклонилась от поцелуя. Прежде чем снова заняться любовью, ей надо было кое-что выяснить.

— Тэд?

— Хмм…

— А ты женишься на мне?

Он заглянул ей в глаза, тревожные, вопрошающие.

— Пока не уверен. Ты умеешь готовить? — Она ущипнула его за ягодицу, и он взвизгнул. — Ну ладно, ладно, женюсь. — Он рассмеялся и прижал ее к себе. — Черт побери, конечно женюсь. Разве можно оставлять тебя незамужней при твоем воображении, тем более что вокруг тебя вечно вертятся мужики, а на твоей машине висит номерной знак «Fanta С»?

— Я не сделала бы ничего подобного, вообще не пришла бы сюда, не будь так безнадежно влюблена в тебя. — Серьезность, с которой это было сказано, заставила Тэда задуматься.

— Знаешь что? — Тэд нежно погладил ее по щеке. — Ты просто меня опередила. Я все равно пришел бы к тебе. Спрятал бы в карман свой гнев и свою гордость и пришел. Я так хотел тебя! И не только в постели. Хотя именно в постели ты чертовски хороша! — Глаза его скользнули по ее телу — оба лежали голые, великолепно дополняя друг друга. — Ты мне просто необходима, Элизабет. Я жить без тебя не могу.

— А Мэтт и Миган?

— Полный комплект.

— Ты не знаешь, они настоящие рэкетиры! Не представляешь, как огорчает…

Он прервал ее.

— Я научусь быть отцом. Хорошим отцом. А теперь помолчи и послушай, как сильно я тебя люблю.

Она замолчала. Он пробежал пальцами по ее волосам.

— Я люблю тебя, Элизабет. Вначале это была просто страсть. Я хотел тебя в постели тысячи раз, еще до того, как мы познакомились. — От его слов и его улыбки у нее защемило сердце. — Но постепенно я понял, какой ты человек. О, я по-прежнему желал тебя, но теперь уже хотел завоевать не только твое тело, но еще и твое сердце. Жизнь сделала меня циником: я не верил, что существует любовь. Оказывается, существует. Я понял это с того самого момента, как ты застряла на дереве, а мне выпала честь распутывать кружева на твоей нижней юбке.

— Для меня любовь существовала только в моих фантазиях. — Она нежно коснулась его губ. — Никогда не думала, что повстречаю ее на заднем дворе своего дома. И не нужно мне расширять мой бизнес, находить себе новые проблемы. Каждый день, проведенный в любви с тобой, будет…

— Эй, дай-ка задний ход! Что там ты сказала про бизнес?

— Ничего, сейчас это уже неважно. Адам пригласил меня сегодня на обед и сделал мне предложение.

— Что еще за предложение?

— Тэд, я же сказала, теперь это уже не имеет никакого значения. Я выхожу замуж за тебя.

— Что за предложение? — упрямо повторил он. Элизабет коротко передала ему содержание своего разговора с Адамом.

— Но сейчас, конечно, я должна отказаться.

— Почему?

Она удивленно посмотрела на него и коротко засмеялась.

— Почему? Потому что я вряд ли смогу быть и женой, и матерью, успевая при этом управлять целой сетью магазинов «Фантазия».

Тэд положил голову на руку.

— А почему нет? Собираюсь же я быть и мужем, и отцом, и одновременно вести свое дело. Так почему тебе не попробовать? Ведь тебе хочется, верно?

Элизабет попыталась объяснить Тэду, что думает на этот счет, но никак не могла найти подходящие слова, чтобы выразить свои мысли. Наконец, робко улыбнувшись, она проговорила:

— Да, такая блестящая возможность не каждый день представляется.

— В таком случае, воспользуйся ею. — Он шумно поцеловал ее. — Благословляю тебя.

— Я попросила дать мне немного времени на размышления, и, признаться, чем больше думаю, тем больше прельщает меня эта идея. — Потеребив волосы у Тэда на груди, она посмотрела на него сквозь опущенные ресницы. — А как насчет Адама? Ведь придется постоянно общаться с ним. Ты больше не ревнуешь?

— Не-а. Не на его же колене ты раскачивалась совсем недавно. И не его язык слизывал шампанское с твоих сосков. А твои мягкие, теплые губы ласкали не его…

Она прикрыла ему ладонью рот.

— Хватит, ты и так достаточно сказал.

Тэд усмехнулся.

— И вообще, за что на него злиться? За то, что он помог мне нажить целое состояние? — Элизабет вопросительно взглянула на него, склонив голову набок. — Каждый кубометр бетона на строительстве отеля «Кэйвано» идет от компании «Рэндольф Конкрит». Ты разве не знала? — Она покачала головой. — Боюсь, и сам Кэйвано не знает, потому что я вел дела через генерального подрядчика. Что же касается твоего первого вопроса, могу ответить: нет, больше не ревную. И не в претензии к нему за то, что ты нравишься ему.

Элизабет покраснела от удовольствия.

— Между нами никогда ничего не было. Просто мы симпатизируем друг другу. Я никогда не смогла бы полюбить такого человека. Слишком он целеустремленный. Слишком честолюбивый. Слишком напористый.

Тэд перевернулся на спину, подложив руки под голову.

— А какого ты могла бы полюбить? — Его самонадеянности и тщеславию можно было позавидовать.

Она легла на Тэда и не без удовольствия заметила, как глаза у него загораются страстью.

— Такого, как ты. — Элизабет нежно поцеловала его в губы. — Мужчину моих фантазий.

Примечания

1

Полукруглый или многогранный выступ в стене, с окнами, чаще всего проходящий через несколько этажей. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Ткань, обработанная на гребнечесальной машине.

3

Сторонница феминизма — течения в женском движении за уравнение в правах женщин с мужчинами.

4

„Fanta C» созвучно англ. слову Fantasy — фантазия. В США частное лицо может зарегистрировать свой автомобиль под любым номерным знаком, будь то цифровой или буквенный вариант.

5

Фешенебельная квартира на крыше небоскреба.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10