Мэвис Зейдлиц (№10) - Мэвис и супершпионы

Глядя на поверженного, я никак не могла понять, правильно ли поступила. С одной стороны, принца следовало беречь, но, с другой стороны, как же иначе завоевать свободу?! Разве принц не мог сделать так, чтобы мое человеческое достоинство не было унижено? Думаю, что мог. Но не захотел, за что и поплатился.

Однако решив одну проблему, я тут же вляпалась в другую. Гарри я уложила легко, но как быть с той гориллой, что стережет дверь в коридоре?

И тут я припомнила, как Гарри днем очутился в моей комнате. Почему бы и мне не воспользоваться балконом? Я тихонько отодвинула штору, открыла дверь балкона и вышла наружу. Теперь нужно перепрыгнуть с одного балкона на другой. Ой-ей-ей! Как же я одолею такое расстояние — футов десять, не меньше? Если я прыгну неудачно, то наверняка упаду и разобьюсь — эта ночь будет последней ночью Шахразады. Но если не прыгну, то Гарри очнется, позовет Олла, а потом будет наблюдать как Олл с «утонченной жестокостью»... Нет, надо прыгать.

Взобравшись на балюстраду, я набрала в легкие побольше воздуха и что есть силы оттолкнулась от нее ногами. Хорошо, что я вытянула руки. До соседнего балкона я не долетела, но успела вцепиться в него. Так и повисла, прекрасно понимая, что теперь, когда кончатся силы, я уж точно упаду и разобьюсь.

Зубы мои выбивали мелкую дробь, я стала вспоминать слова молитвы... Боже, до земли футов тридцать, а то и сорок... Там внизу растут какие-то колючки. Если я не разобьюсь, то буду пронзена острыми иглами... Может, закричать? Тогда примчится Олл... Какие у него железные беспощадные лапищи... Мысли в моей голове стали путаться. Я чувствовала, как слабеют руки. На сколько меня еще хватит? На пять минут? На пять секунд?

Вдруг кто-то мощно облапил мои ягодицы. Что происходит?! Что со мной делают?! Я в состоянии прострации, а какой-то ублюдок хочет воспользоваться моментом и изнасиловать! Руки, которые держали меня, были явно мужскими, уж в этом я разбираюсь! Мужчина находился на балконе нижнего этажа.

— Я вас схватил, — сообщил этот маньяк. — Можете не волноваться. Держу крепко.

Я пробормотала что-то, прикидывая, на мне еще нейлоновые трусики или их уже нет.

— Сейчас я скажу «раз!», и вы отпустите руки, — произнес насильник.

Но мои пальцы разжались гораздо раньше. С тихим криком я полетела вниз, но в этот момент мужчина дернул меня на себя, и я упала на нечто мягкое. Господь услышал меня! Я была жива и даже цела.

Вскочив на ноги, я уставилась на того, кто спас меня. Великий боже, это был мистер Амальфи! Он тоже поднялся на ноги, и потирал бок, постанывая и кряхтя. Наверняка я сильно ударила толстяка при падении.

— Мистер Амальфи! Как я вам благодарна! — Я чуть было не принялась растирать его поясницу и бок. — Вы меня спасли! Я не слишком вас изувечила?

— Так, слегка... Думаю, пройдет.

Он улыбался через силу.

— Не ожидал, что у такой очаровательной блондинки окажется... хм... плотное телосложение.

— Да, так вот вышло... Пришлось прыгать с одного балкона на другой, и неудачно... Наверное, если бы не вы, я уже лежала бы на земле... Вы поддержали меня в трудную минуту... В прямом смысле...

Тут у меня зачесалась спина и то, что пониже. Я покраснела при мысли, что на моих ягодицах остался отпечаток всех десяти пальцев толстяка.

Мистер Амальфи уже пришел в себя: боль поутихла. Он подтянул пояс своего халата и бодро сказал:

— Все позади. Мы с вами оба остались живы. Но скажите, Мэвис, — тут он посмотрел на меня более пристально, — почему вы выбрали столь экстравагантный способ передвижения по вилле? Вам не нравятся коридоры?

— Коридоры нравятся... только в них торчит этот страшный Олл. Горилла скрутил бы мне шею, как цыпленку...

— Но почему?

— Я стукнула Гарри, а Олл ведь его телохранитель.

— Все, что вы говорите, очень интересно. И что приключилось с Гарри?

— Ничего особенного. Потерял сознание.

Амальфи забыл про свои болячки, схватил меня за руку и потащил в комнату.

— Садитесь и расскажите мне все по порядку.

— Его высочество забыл, что он не у себя дома. Там, может быть, любая девушка рада стать его наложницей, но здесь в Европе...

И вдруг весьма некстати я вспомнила предположение Пита, что сообщником Марти может быть кто угодно, но более всех подходит Амальфи. Я запнулась. Пит, кажется, говорил, что Амальфи будет играть роль «доброго дяди», чтобы я, как доверчивая кошка, прильнула к его груди и выложила все секреты. Похоже, именно это сейчас и происходило.

— Ладно, все это не имеет большого значения, — улыбаясь, сказала я и поднялась с дивана. — Еще раз — большое спасибо, дорогой волшебник! Вам пора отдыхать, да и я хотела бы вернуться в свою комнату.

— Минуточку. Подождите, Мэвис.

Я не узнавала милого Амальфи. Его голос приобрел стальные нотки, во взгляде появилась незнакомая властность. Сама не знаю, почему, но я повернулась к нему и заглянула в темные непроницаемые глаза. Внезапно в этом омуте я увидела мерцание свечи. Огонек притягивал меня, завораживал...

— Не спешите, моя девочка...

Голос Амальфи снова стал мягким, ласковым, а рука уже усаживала меня на диван, успокаивающе поглаживала.

— Расскажите, моя девочка, что же с вами произошло. Это нечто такое, что вас тревожит...

— Меня... ничего не тревожит, — заплетающимся языком ответила я. — Я иду... к себе...

Однако ноги мои мне не подчинились.

Глаза Амальфи вдруг стали огромными, и я утонула в них. Последнее, что я видела — это яркое мерцание свечи в глубине этих таинственных глаз...

Глава 6

Когда Пит предлагал мне поваляться на песочке, он наверняка не знал, какой здесь «песочек». Сплошные камни! Я не могла ни сесть, ни лечь и очень обрадовалась, что после купания можно перекусить в какой-то таверне, которую местные жители называли то ли «рис-торантом», то ли «листораном», — это для меня было неважно.

Берег спускался террасами, и на одной из них и находилась таверна, куда легко было подняться прямо с пляжа. Я шла в своем новом купальнике и ловила восхищенные взгляды мужчин. Купальник что надо! Мне даже свистнули и показали большой палец. Это был какой-то чумазый моряк, но все равно приятно. Моя попка была «упакована» в черные с серебристой отделкой плавочки, а на груди купальник украшал кокетливый темно-синий, опять же с серебром, бантик.

Я ожидала, что Пит закажет какое-нибудь примечательное блюдо под соусом, но он ограничился бутылкой кисловатого вина и орешками, поджаренными в масле и обвалянными в каких-то пряностях. Чертов скряга — ну совсем, как мой компаньон Джонни Рио.

Отпив глоток, Пит откинулся на спинку стула и весело произнес:

— Ну и как вам понравился Голубой грот?

— Штучка еще та! — восхищенно ответила я.

Но там, во время экскурсии, я испугалась: неожиданно лодочник закричал, чтобы мы легли на дно лодки. Оказалось, что отверстие в скале, через которое можно проникнуть в грот, настолько малое и узкое, что, не пригнувшись, мы непременно разбили бы себе головы. Но сама пещера была потрясающей. Все голубое: вода, стены, потолок, воздух... Такую красоту вряд ли где еще найдешь! Неужели этот старый пакостник Тиберий держал в таком красивом месте своих пленников? Лично я хотела бы когда-нибудь вернуться сюда еще раз. Я люблю голубое и фиолетовое, это меня успокаивает и направляет мысли по ровному руслу.

...Я стеснялась попросить Пита заказать мне порцию мяса или рыбы, грызла орешки, потягивала вино и грезила о голубой пещере... Пит, прикончив свой бокал, достал из несессера портсигар, прикурил свою необыкновенную сигарету и вырвал меня из голубых воспоминаний.

— Хочу еще раз услышать про Гарри и его кровать с балдахином! — сказал он, выпуская колечки дыма. — Все это так мало походит на правду. Уж не присочинили ли вы, Мэвис, снабдив обыкновенный диван вращающимися зеркалами и небосводом?

Он поперхнулся, но не от дыма, а от смеха.

— Смешного тут мало, — ответила я. — Такая кровать существует. Подлинное арабское изобретение. И, кстати, мне тогда было не до смеха.

— Ну вот, сразу надула губки... Говорите, он сказал, что вы будете извиваться, как рыбки... — Пит захохотал. — Извините, Мэвис, но я представил, как в разгар любовных утех у вас начался приступ морской болезни.

И он снова засмеялся. От негодования я чуть не задушила наглеца.

— Вы лучше представьте себя беззащитной девушкой, в комнату которой врывается огромная обезьяна и, несмотря на все протесты, кладет вас себе на плечо, а потом бросает к ногам хозяина как рождественский подарок!

— Скажите лучше, как американский сувенир, — не унимался Пит. — Не в каждом гареме есть такие «сувениры». Вы были бы там диковиной и редкостью.

Он еще раз глянул на меня и перестал смеяться. Наверное, понял, что я становлюсь опасной.

— Мэвис, простите... Я смеялся не над вами, а над самой ситуацией... Прошу, продолжайте свой рассказ. Итак, Гарри продемонстрировал вам кровать — чудо техники, но потом сплоховал и подставил свою шею под удар. Так?

— Да. А что было делать? Ждать, пока меня не забросят на это ложе? Ну, а потом я решила прыгнуть с одного балкона на другой...

— Подумать только! — В глазах Пита появилось восхищение. — Девушка не боится прыгать по балконам, которые висят так высоко над землей! На подобное не каждый мужчина решится!

— И я бы не прыгнула, но ничего другого, как вы понимаете, сделать не могла.

— Понимаю... Еще раз простите мой смех, — Пит снова стал серьезен и холоден. Поговорим о наших делах. Мы должны предугадать следующий ход Гарри. Как он отнесется к вам после всего случившегося?

— А как поступили бы вы?

— Взбесился бы и наказал, — невесело усмехнулся Брук. — Несмотря на то, что вы мне нравитесь.

— В таком случае, что же мне делать?

— Мэвис, на мой взгляд, у вас нет другого выхода, как попытаться вернуть расположение Его высочества. Кстати, это даст вам возможность по-прежнему держать на поводке Марти Гудмена, который не трогает вас только потому, что вы ему нужны. Любой ценой вы должны заманить Гарри в свою комнату. Любой...

— И... что произойдет дальше? — спросила я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— Пусть это вас не волнует. Как только Гарри окажется в ваших апартаментах, найдите предлог выйти в коридор. В комнату больше не возвращайтесь.

Он опять оскалился по-волчьи.

— Будем считать, что вы выполните свою часть работы. Об остальном позабочусь я. Идет?

Мне пришлось кивнуть. Я неуверенно спросила:

— А если Гарри не захочет зайти ко мне?

— Пускайте в ход все свои женские уловки, все свои хитрости!

— Но Пит! Я ведь ударила Его высочество, и не один раз.

Глаза Брука сузились.

— Ничего не хочу знать. И помните, дорогая, мне достаточно снять трубку и позвонить в Рим, в полицию, как вы проведете остаток отпуска за решеткой.

Я вспыхнула.

— Вы умеете очаровывать, мистер Брук, но еще больше вы умеете разочаровывать.

— Это признак энергичного делового человека, который всегда преследует интересующую его цель и не тратит время на то, чтобы угождать всем и каждому, — Пит говорил бесцветным голосом, лишенным эмоций. — Что касается угроз, то я, моя дорогая крошка, хочу, чтобы вы ясно представляли себе ситуацию. Если вам не удастся подцепить Гарри, то... я вам не завидую.

Он бросил цепкий взгляд на циферблат часов.

— Ого, половина третьего. Сиеста. Надо передохнуть. Кто знает, что нас ждет сегодня ночью.

— Но... Погодите, Пит. Я еще не вникла во все детали. Допустим, я заманю Гарри. А как вы узнаете, что он уже в моей комнате?

— Об этом поговорим позднее. Я зайду к вам накануне карнавала, приблизительно в начале восьмого, и все объясню. Кстати, в каком костюме вы будете?

— Понятия не имею.

— Ну, это не имеет принципиального значения, — Пит пожал плечами. — Я тоже не знаю, кем буду.

Он глянул на официанта, и тот, подобострастно изогнувшись, протянул счет.

* * *

Едва я переступила порог своей комнаты, как меня окутало облако ароматов. Мне показалось, что я попала в цветочный рай. Вся комната была уставлена роскошными корзинами и корзиночками с яркими бутонами и разноцветными ленточками. Здесь были цветы, которых я даже не видела никогда. В самой большой корзине я заметила белый конверт. В конверте была карточка, на которой по-английски, но с характерными арабскими завитками было написано:

"Я заслуженно получил прошлой ночью урок, который, как и ваши прекрасные глаза, буду долго помнить. Примите мои скромные дары как знак раскаяния и сожаления о происшедшем. Я надеюсь, что сумею растопить ваше сердце, вы поймете, простите и забудете то, что было, и подарите мне надежду на то, что будет.

Ваш верный друг и горячий поклонник Гарри".

С моей души упал камень: Его высочество не держит на меня обиды. Значит, он придет ко мне этой ночью, а я... Я должна найти предлог, под которым уйду из комнаты. Какой? Ладно, об этом я еще успею подумать, а сейчас надо отдохнуть и собраться с силами.

Я приняла душ, промокнула тело мягким полотенцем и, не расчесываясь, улеглась в постель, вдыхая сладкие запахи душистых цветов.

Проснувшись, глянула на часы: шесть вечера. Пора готовиться к пиру... После сна мои локоны были спутаны, я принялась расчесывать волосы, но потом решила, что дама времен императора Тиберия может ходить лохматой — вряд ли эта женщина успевала бегать по парикмахерским, когда ей надлежало присутствовать на всех оргиях...

Я прошлась кисточкой по векам, наложила на губы тонкий слой розовой помады. Вдруг в дверь постучали. Пит обещался быть после семи. Кому же не терпится увидеть Мэвис?

— Кто там? — громко спросила я.

Молчат. Я прислушалась, осторожно подошла к двери и приоткрыла ее.

Коридор пуст. Но у порога стоит коробка, а к ней пришпилена записка. Мой наряд! Я затащила коробку в комнату и прочла записку:

"Мэвис, я выбрал для вас этот костюм. Мне кажется, это будет достойная оправа для вашей красоты.

Гарри".

В нетерпении я сорвала с коробки крышку. То, что там лежало, могло уместиться на моей ладони. Нечто невообразимо тонкое, легкое и короткое. Но потом я поняла: Гарри искал «оправу» для наготы Мэвис и нашел ее!

Я быстренько надела бюстгальтер без бретелек и крошечные трусики-лоскуток на резиночке. Аккуратно натянула «костюм» и расправила его. «Костюм» представлял собой античный вариант бикини: белая суперкороткая рубашечка, отделанная по подолу золотистой змейкой и застегивающаяся красивой пряжкой на одном плече. Мои бедра были на виду. Ткань едва прикрыла ягодицы. Не представляю, как я буду садиться и вставать, и еще больше не представляю, как на это будут реагировать мужчины.

В коробке лежали еще сандалии с золотыми ремешками и медный браслет, который я хотела прикрепить повыше локтя, но потом нацепила на запястье.

В дверь снова постучали. Это наверняка был Пит. Я открыла дверь и остолбенела: передо мной стоял римский патриций в тоге. Конец мантии был перекинут через левое плечо. Пит Брук тоже смотрел на меня, вытаращив глаза.

— Вы, несомненно, будете королевой бала, Мэвис, — наконец произнес он и поцокал языком. — Просто потрясающе! Но я бы на вашем месте не стал бы так дерзко дразнить гостей виллы и набросил на себя тунику.

— Что это?

— Такая рубаха. Ее тоже носили во времена Тиберия.

— Вы бы еще посоветовали мне закутаться в одеяло!

— Как хотите.

Он закрыл дверь, прошел в комнату и снова вытаращил глаза, увидев море цветов.

— Его высочество?

— Да, — гордо ответила я. — Прислал свои извинения. Хочет, чтобы я ему хоть что-нибудь пообещала в будущем...

— Ну тогда все в порядке, — успокоился Пит. — Вам не придется набрасывать аркан, чтобы привести сюда самое строптивое животное Азии...

— Вы хотели кое-что мне сообщить, — напомнила я.

— За этим я и пришел.

Пит достал из складок своего одеяния небольшую металлическую коробочку. Она была вдвое меньше моего мизинца.

— Вот эта штучка нам поможет, — пробормотал он.

— Да? — Я покрутила пальцем у виска, намекая, что у моего приятеля поехала крыша.

— Сейчас я объясню, как этой штучкой пользоваться, — невозмутимо сказал Пит. — Видите: здесь липучка.

Тут он левой рукой крепко схватил меня за талию, а правую руку сунул в декольте. Я взвизгнула, почувствовав, как металл прилип к моему телу, но не успела вырваться из цепких рук секретного агента, как он сам отпустил меня.

— Да вы... просто сексуальный маньяк! Извращенец!

И я чуть было не запустила ему в голову цветочную корзину.

Как ни в чем не бывало Пит потер руки:

— Ну вот, «подслушка» на месте!

— Что вы сделали? — Я в ужасе уставилась на него. — Что за гадость вы прикрепили между... ну там?

— Это микроаппаратура для подслушивания, — ухмыльнулась британская скотина и еще похлопала меня по плечу. — Вы будете на контроле, Мэвис. Этот аппаратик передаст мне все, что нужно.

Затем он коснулся своей груди: как будто что-то проверил.

— Здесь, под складкой, находится микрофон. Я буду следить за вами. Когда вы с Гарри исчезнете, мне останется только отыскать укромное место и включить свой приемник. Я буду слышать все, что бы ни происходило в вашей комнате. И уловлю тот момент, когда Его высочество останется один.

Я оторопело смотрела на Пита. Здорово придумано, ничего не скажешь.

— Однако, Пит, — я замялась, — что будет, если мы с Гарри начнем, ну... обсуждать разные вещи, которые не предназначены для посторонних ушей?

— Мэвис, что за ерунда лезет вам в голову! — рассмеялся этот негодник. — Для меня сегодняшний карнавал — это работа, и ваши отношения с принцем — тоже работа. Мне все равно, о чем вы будете ворковать. Будет даже лучше, если вы вообще забудете про «подслушку». Это поможет вам сосредоточиться исключительно на Гарри и выполнить задание.

— Я попробую, но не ручаюсь...

— Уже почти семь. Скоро начнется... — сказал Пит. — Я возвращаюсь к себе. Никто не должен знать, что я заходил сюда. Встретимся на террасе.

— Хорошо.

Проводив Пита, я села и призадумалась. У меня вдруг испортилось настроение. Итак, все будут веселиться и только Мэвис Зейдлиц — выполнять задание, причем гнусное. В истории Древнего Рима не было ходячих «подслушек» и уж тем более в оргиях не участвовали живые передатчики звуков на расстояние. Я буду первой.

Я пересела к туалетному столику и машинально кончиками пальцев стала наносить капельки любимых духов на сгибы локтей, за ушки, под коленки... Остановилась я только тогда, когда заметила, что флакончик почти пуст. «Подслушку» я больше не чувствовала, она слилась с моим телом. Вдруг я подумала, что если бы была конструктором, то придала бы передатчику совсем другую форму, чтобы эту штучку можно было крепить под грудью... Что за идиотские мысли! Сейчас припрется Марти Гудмен, а я еще не выполнила его указаний и думаю черт знает о чем!

Встав, я открыла балконную дверь и плотно задернула шторы. Я ощущала себя игрушкой в чужих руках, марионеткой, которую дергают за ниточки. Черт бы побрал этого агента туристической компании, который уговорил меня купить тур в Италию!

Кто-то засопел под дверью. Ага, вот прибыла и «артистическая натура», «мастер кровавых холстов», а как по мне — так просто коротконогий мерзавец и убийца. Я открыла дверь. Марти Гудмен стоял на пороге, выпятив грудь и выставив голое плечо. Его одеяние чем-то напоминало тогу Пита. Где-то в складках Гудмен наверняка прячет свой отвратительный «художественный инструмент».

Резко оттолкнув меня, метатель ножей вошел в комнату. Я отпрянула, боясь, как бы коротышка случайно не коснулся металлической коробочки на моем теле.

Марти захлопнул дверь, сморщил нос и сказал:

— Чем это здесь воняет?

Он неодобрительно оглядел корзинки с цветами, приблизился ко мне, втянул в ноздри воздух и процедил:

— Ну, бамбина, чем занималась? Сделала то, что я приказывал?

— Да, все приготовила.

— Проверим, — зыркнул он недоверчивым глазом и вышел на балкон.

Вернулся.

— Осталось только привести сюда этого арабского скакуна...

— Да, я все помню, — вздохнула я. — Привести, а потом выйти и не возвращаться.

— Очень хорошо. Люблю людей с хорошей памятью.

Он испытующе посмотрел на меня, и его голубые глазки заблестели.

— Какие у тебя с принцем отношения?

— Обыкновенные... Он лезет ко мне, а я дрожу от одной только мысли, что могу стать наложницей в его гареме.

Марти пятерней почесал затылок и потянулся.

— Постарайся, чтобы наш дружок был здесь после полуночи. Нужно некоторое время, чтобы гости выпили, расслабились, начали веселиться... А потом никто и не обратит внимания на то, что вы решили уединиться... Ясно?

— Ясно, — буркнула я.

— Скажешь ему, что ты страшно боишься Олла, что эта обезьяна наводит на тебя ужас. Тогда он пошлет телохранителя подальше, а сам займется тобой, цыпочка.

Я только тяжело вздохнула.

— Я буду все время наблюдать. И если ты задумаешь меня обмануть, пощекочу своим ножичком.

— Не сомневаюсь.

Мне хотелось, чтобы он поскорее убрался. Одно присутствие этого ублюдка отравляло воздух. Меня даже замутило.

— Что-то мне здесь не нравится, — Марти сверлил своими голубенькими глазками. — Раньше, Мэвис, ты бузила, а теперь присмирела, со всем соглашаешься... К чему бы это?

— Да к тому, что я страшно устала — от ваших угроз, от ваших приказов, от ожидания того, что произойдет на пиру... Это можно понять?!

— Ладно, бамбина, недолго осталось... После полуночи все закончится, и ни о чем больше беспокоиться не придется. Я забуду твое имя.

— Скорее бы!

Он круто повернулся и вышел.

Да, все должно кончиться после полуночи: Пит Брук разберется с этим мерзавцем. Подумав так, я ощутила прилив сил и энергии. Пит поможет мне! А потом я освобожусь и от него и проведу свой отпуск так, как захочу! Может быть, поеду в Венецию или в Милан... Самое главное — меня никто не будет шантажировать и навязывать свое общество!

С этими мыслями я поспешила на террасу.

Первая, кого я заметила, была Джекки Крюгер. На ней тоже была короткая рубашечка, только нежно голубая с серебристой змейкой по подолу. Говорят, двум женщинам нельзя надевать одинаковые платья. Одна из них обязательно проиграет. Джекки сразу поняла, что проиграла, но не подала виду.

Амальфи был в темно-синем одеянии, ниспадавшем до пола. Он был таким забавным, толстеньким, кругленьким и изображал из себя важного господина. Амальфи разговаривал с Питом, а негодяй Марти Гудмен в противоположном углу болтал с Высокородной Памелой Уоринг. Эта дура напялила одеяние плакальщицы: черный хитон, перетянутый белой веревкой. Впрочем, Гарри, наверняка, хотел ей угодить и добился этого.

Джекки подошла ко мне:

— Хэлло, Мэвис! Кажется, на этом празднике нам уготована роль близняшек. Ты не находишь?

— Какая разница, кого мы тут изображаем. Меня больше волнует, что делать, если придется танцевать или, упаси бог, наклониться.

Джекки рассмеялась.

— Наклоняйся как хочешь. Если у кого-то в связи с этим и будут проблемы, то не у нас. Ты видела, как вырядилась наша Высокородная?

Она оглянулась, и вдруг лицо Джекки вытянулось. Я тоже посмотрела. На террасе появились Гарри и графиня.

— Кажется, нас задвинули в задницу, — сказала Джекки и тихо выругалась.

Что касается Гарри, то он, как и положено римскому императору, был ослепителен. На нем был костюм военачальника. Короткая одежда показывала, какие у Гарри крепкие загорелые ноги, какие рельефные мышцы. Широкий пояс подчеркивал атлетическое сложение. Через плечо Тиберия был переброшен пурпурный плащ. К этому можно добавить ясный взгляд, белозубую улыбку — и портрет готов. А вот графиня... Она была в розовом. Никогда не думала, что брюнеткам идет розовое. Тоненькие бретельки держали прозрачный лоскут ткани, драпировавший, но не прикрывавший грудь. Ткань колыхалась от малейшего движения, приоткрывая и пряча все прелести мадам Риенци...

Я понимала, для кого Карла надела этот туалет — для Гарри. Или он сам выбрал это одеяние? Я опять почувствовала себя деревенщиной, попавшей в высший свет.

Графиня вышла на середину террасы и громко хлопнула в ладони. Все замолчали.

— Синьориты и синьоры! Леди и джентльмены! Наш пир начинается. Его идея, как вы знаете, принадлежит нашему дорогому гостю Гарри, — графиня одарила принца широкой улыбкой. — Он явился вдохновителем карнавала и привез костюмы... Во дворе, по моей просьбе, накрыт стол. Насколько я знаю, в Древнем Риме трапезничать было принято на свежем воздухе. Слуг я отпустила, чтобы все мы чувствовали себя свободными и веселились до утра. А теперь я передаю бразды правления Тиберию. — Она положила руку на плечо Гарри, словно заявляя свои права на него. — Он наш повелитель и император.

— Благодарю, — Гарри едва заметно кивнул головой. Его высочество чувствовал себя в новой роли превосходно. Он оглядел своих «римлян» и остался доволен.

— Я — император Тиберий. Меня замучили дворцовые интриги. Власть — это страшное чудовище, которое требует все новых и новых жертв... Я давно уже подумывал удалиться на Капри и сделал это на сорок лет раньше, чем это предполагалось. Я еще полон замыслов, хотя все так же жесток и мрачен, — Гарри улыбнулся. — Карла любезно согласилась играть роль моей второй жены Юлии, дочери могущественного Октавиана Августа. Юлия много лет искала близости со мной и обрела ее только благодаря отцу, который добился моего развода с первой женой Агриппиной.

Он указал на Высокородную Памелу.

— Наше общество имеет честь приветствовать знаменитого историка Тацита, который сохранил для потомков события тех далеких лет, а также многие высказывания Тиберия и описал его кончину. Впрочем, этот историк вам больше знаком как мистер Амальфи!

— Надеюсь, что нашему Тациту не придется описывать наши последние часы пребывания на этой грешной земле, — сказала графиня.

— Я думаю, что опишу похождения богатых римлянок, — ответил Амальфи. — Жены императоров часто не уступали своим мужьям в разврате и пороке.

— Как видите, я не ошибся, когда выбирал жизнеописателя, — весело засмеялся Гарри.

— Вы хотите сказать, что старались распределять роли сообразно нашим характерам и наклонностям? — графиня что-то заподозрила и сердито сверкнула глазами.

— Давайте отнесемся к этим ролям с юмором, — ответил принц. — Это маскарад, не более. А теперь я хочу представить вам префекта Сеяна, — он повернулся к Питу Бруку. — Сеян — одна из самых зловещих фигур Древнего Рима. Тацит писал о том, что только с ним Тиберий бывал искренен, только ему доверял. Да, я проникся доверием к своему префекту, который впоследствии меня предал.

Лицо Пита было непроницаемым.

— Здесь есть и Калигула, — Гарри указал на Марти Гудмена. — Он сын Германика, которого в свое время усыновил Тиберий. Таким образом Калигула — внук Тиберия. Он провел свое детство в военных лагерях, где носил только военную одежду. Для него даже сшили специальные сапожки. Эти сапожки вызывали умиление у могучих воинов, поэтому они прозвали мальчика «калигулой», что означает «сапожок».

Марти не знал, как ему реагировать на такое, и на всякий случай потупился.

— Когда Калигуле минуло девятнадцать лет, его отец был уже в могиле, и Тиберий вызвал внука на Капри. Он терпел от меня издевательства, сносил все мои выходки и после моей смерти унаследовал мой трон. Впрочем, если обо мне говорили, что я со своей жестокостью и извращенным сознанием был на грани сумасшествия, то о Калигуле все твердили как о настоящем сумасшедшем. Надеюсь, что Марти таким не является, — и Гарри засмеялся.

Он приблизился к нам с Джекки.

— Здесь стоят две прекрасные рабыни любви, без которых не обходилась ни одна оргия. Этих очаровательных девушек император Тиберий держит на Капри исключительно для удовлетворения своих страстей.

— Ну и роль нам уготована! — фыркнула Джекки. — Все люди как люди, а мы — рабыни! Нам дадут хотя бы поесть?

— Конечно! Разумеется! Вы ведь любимые и желанные рабыни, а не тягловая сила и не поденщицы. Вас холят, кормят, одевают в красивые одежды. Вы должны развлекать императора и его гостей. Только помните, что император для вас — на первом месте, его приказы выполняются беспрекословно.

Затем Гарри взял графиню под руку.

— Хочу напомнить также, — сказал он, — что все должны оказывать Тиберию и его жене Юлии знаки внимания сообразно занимаемому положению. Виват Цезарь! Виват Тиберий!

В полной тишине они начали спускаться х террасы во двор.

Надо честно сказать, что все, кто был на террасе, оказались в небольшом замешательстве. Роли-маски, о которых поведал Гарри, были столь неожиданными, что многие растерялись. Мы с Джекки первыми двинулись следом за «императором», остальные чуть ли не строем тащились сзади.

Джекки взяла меня за руку и заговорила жарким шепотом:

— Кажется, я перенеслась на две тысячи лет назад... У тебя нет такого ощущения, Мэвис?

— Мне тоже не по себе...

Большой внутренний двор виллы освещался всего тремя фонарями, что создавало атмосферу таинственности и даже страха. Слышались негромкие звуки музыки — как будто кто-то перебирал струны кифары. (Я думаю, это звучал магнитофон.) Темная громада виллы, прикрытая бархатным пологом звездного неба, полностью отгородила нас от реальности. Огромный стол был сервирован старинной посудой. В серебряных кубках темнело вино. Горели свечи. Сидеть вокруг стола, как я поняла, предполагалось на низеньких кушетках, на которые были набросаны пухлые подушки и подушечки. Я решила, что можно не только сидеть, но и лежать, пощипывая виноград и потягивая напитки. Наверное, эти римляне умели проводить время!

Гарри сел во главе стола и усадил рядом свою «супругу» — графиню. Затем он рассадил остальных: Марти и Джекки — по правую руку, Амальфи и меня — по левую. На другом конце стола по его указанию сели Пит и Памела. Честно говоря, мне не понравилось, что Его высочество сидит между двух красоток. Я же оказалась напротив мерзкой рожи Марти рядом с иллюзионистом.