Семья Дэнверс (№3) - Украденная невеста

Диана не дослушала до конца, ее захватили слова «отрастить крылья». Где-то она их уже слышала.

– «Отрастить крылья», – повторила она. – Верно, Темпл! Так мы и улизнем! – Она вскочила и побежала к фургону. Выхватив саквояж, она достала справочник, судорожно перелистала его и нашла абзац, который читала несколько дней назад.

– О, только не это! – простонал Темпл. – Если мне придется слушать эту чушь, я стану таким же пустоголовым, как миссис Мегайр.

– Это не чушь! – воскликнула Диана. – И ты хоть раз это выслушаешь.

Глава 15

Вскоре Темпл узнал, как можно перелететь через горы, не отращивая крылья, хотя, возможно, это было бы куда практичнее.

– Не представляю, где мы можем сбиться с пути, – сказала Диана, жуя хлеб, который им дала миссис Мегайр, чтобы спасти их от «голодания по собственному безрассудству».

Безрассудство же состояло в том, чтобы пройти маршрутом, которым не пользовались веками. Подлый Биллинг-суорт направил их в горы Камбрии таким параграфом:

Долгое время спустя после того, как затихло эхо поступи римских сандалиц, некогда знаменитая дорога Хай-стрит стала простой тропинкой по верху высоких гор Камбрии. Только дураки и преступники осмеливаются пройти на такой опасной высоте...

Маркиз покачал головой. Хотя его разыскивали на доброй половине страны от Лондона до Эмблсайда, Темпл все же решил причислить себя к преступникам, а не ко второй категории странников из книги Биллингсуорта.

Согласно справочнику, Хай-стрит уведет их на двадцать миль от Эмблсайда, перевалит через хребет и спустится по другую сторону к Пенриту. Что самое важное – она минует все ловушки, поставленные у них на пути.

В самом деле, кто подумает, что леди Диане Фордем и сибариту маркизу Темплтону придет в голову мысль идти пешком по открытой местности?

Они решили, что так и сделают. Элтон, не прячась, проедет на отремонтированной карете по дороге, а если ему все же не удастся проскочить мимо Нетлстоуна и Пенхема, они наймут почтовую карету с четверкой лошадей и сделают финальный рывок до Шотландии.

Обычно говорливый, Биллингсуорт дал только скудный набросок направления, по которому можно двигаться, следуя легендарной Римской дороге, и они доверчиво шли по ней, пока погода не сменилась с солнечного дня на нечто вроде январской бури.

Тучи, быстро сгустившиеся над их головой, вскоре разразились дождем. Приятная тропинка мигом превратилась в скользкий и опасный путь, и тогда Темпл решил свернуть в надежде найти фермерский дом или другой вид укрытия. Диана хотела по-прежнему следовать курсом Биллингсуор-та, убеждая своего спутника, что через час они будут в Пенрите.

Однако Темпл полагал, что в этом случае они утонут гораздо раньше.

Через три часа после его уверений, что укрытие лучше искать, сойдя стропы, они, вымокшие и измученные, уперлись в маленький каменный домик. Потолок там, где он оставался, местами протекал, одна стена частично обвалилась, но печка работала, и Темплу удалось ее растопить.

– До сих пор справочник мистера Биллингсуорта был точным, я не сомневаюсь, что он и теперь нас не подведет. – Диана устремила на Темпла обвиняющий взгляд.

– Чего ты от меня хочешь? Чтобы я сказал, что ты была права?

Она кивнула:

– Неплохо бы для начала. Послушай, я нашла ясные указания. – Диана раскрыла книгу и показала нужное место. – «Миновав развалины возле ручья, строго придерживайтесь дороги». – Она подняла глаза. – Если мистер Биллингсуорт пишет «строго», значит, мы не должны срезать путь.

– Если бы мы не свернули, то сейчас все еще плелись бы под дождем, – мрачно сказал Темпл, но ему и самому довод казался слабоватым.

По неизвестной причине, когда Диана на него смотрела, ему хотелось выглядеть героем, а герои не оставляют дам блуждать среди диких гор Камбрии. Кроме того, героев не занимают мысли о растрепанных светлых кудрях и розовых губках.

– Вообще-то здесь неплохо, – сказал он, обводя рукой их убежище. Разумеется, он прекрасно видел, что, судя по паутине и пыли, ветхий домик пустовал со времен Черной чумы.

Диана посмотрела на него и поджала губы. Вместо того чтобы дать колкий ответ, она многозначительно огляделась, как бы сравнивая окружающее с той уютной гостиницей и вкусной едой, которую они имели бы сейчас, если бы он не «срезал путь».

– Учитывая мое финансовое положение, это лучшее, что я могу себе позволить в настоящий момент, – пошутил Темпл в надежде вызвать у нее улыбку.

Диана отломила кусок хлеба и бросила его собаке. Тулли тявкнул и схватил его на лету, потом покружился на задних лапах, как будто танцевал в благодарность за ужин.

Диана засмеялась и отломила еще кусок.

Да, с ним она смеется, ревниво подумал Темпл. Собака смешанных кровей взяла над ним верх.

Темпл с отвращением посмотрел на гадкую дворняжку:

– Кто тебя сюда приглашал?

Тулли прорычал свой ответ и улегся у ног Дианы, положив голову на лапы.

– По-моему, он не понимает важность приглашения. Как и твой друг Стью. – Рот Дианы все еще был сжат в прямую линию, но ее глаза смеялись.

Темпл тоже взял себе кусок хлеба.

– Ладно, Тулли будет для меня уроком. Теперь больше никогда не буду кормить Стью. Если этот парень не уберется восвояси, Элтон уволится.

Диана засмеялась, и Темпл тоже улыбнулся. Он любил слушать, как она смеется.

Неожиданно он почувствовал осторожное царапанье по колену: снизу на него смотрели печальные глаза, выпрашивая кусочек.

Диана была занята Биллингсуортом, и он уделил собаке часть своего ужина.

– Я все видела, – сказала она, не поднимая глаз от книги. – Что скажет Элтон насчет твоей новой собаки?

– О нет, по-моему, Тулли всей душой твой.

Однако избавиться от Тулли оказалось так же трудно, как от Стью. Когда они вышли на дорогу, собака ринулась за ними и потрусила возле подола Дианы, как будто это было ее привычное место. Теперь им стало ясно: он пойдет с ними, нравится им это или нет.

Диана была в восторге.

– Ты умеешь привлекать самых очаровательных защитников. – Темпл внимательно поглядел на собаку. – Кого он тебе напоминает, Нетлстоуна или Пенхема? Судя по кривым зубам – вылитый Пенхем.

Диана засмеялась:

– Перестань. Тулли гораздо красивее лорда Гарри.

– Ну-ну, еще не вечер. Не забывай: ты можешь оказаться невестой этого джентльмена. Вряд ли жених обрадуется, оказавшись на втором месте после уродливой дворняжки.

Тулли тут же зарычал, и Диана покачала головой:

– Я не намерена выходить замуж ни за лорда Гарри, ни за Нетлстоуна – оба приводят меня в ярость.

Но Темплу этого было мало. Он любил дразнить ее, и ему нравилось, когда она при этом краснела.

– Почему бы тебе не выйти за одного из них? Твой отец непременно одобрит такую сделку и даже наследства тебя не лишит.

Диана искоса посмотрела на маркиза:

– Сколько раз тебе повторять, что деньги меня не интересуют.

– О, они бы тебя интересовали, если бы ты знала, каково жить без них.

Темпл знал, о чем говорил. Для мужчины это просто – отставить в сторону гордость и все такое, но для женщин вроде Дианы, привыкших жить в роскоши при богатом отце, это сокрушительный удар.

И тут она сказала нечто, что его остановило:

– Скажи, разве в последние дни я о них заботилась? Или сейчас они мне очень интересны?

Темпл невольно вспомнил о тех случаях, когда ей не нравились условия их путешествия. Ее подняли с кровати в неурочный час, вытолкнули в окно, она чуть ли не голой скакала на лошади по полям. Не говоря уж о том, что они ели от случая к случаю, спали в стогу и были объектом злобных сплетен.

Разумеется, она имела полное право жаловаться на грязный, обтрепанный подол платья, отсутствие горничной, компаньонки и приличной чашки чая. Тонкие туфельки погибнут к тому времени, как они доберутся до Пенрита. У них не было денег даже на приличную комнату или хороший обед – все ушло на новую одежду и оплату дороги до Данверз-Холла.

Диана была за много миль от приличной кровати, горячей еды и мало-мальски стоящего убежища, а между тем единственная жалоба, которую он услышал, – это заслуженный упрек за то, что они «срезали путь».

Только теперь Темпл понял, что никогда не знал настоящую Диану. За последние несколько дней место простодушной капризницы занял совершенно иной образ – соблазнительной женщины. Ее светлые волосы, обычно уложенные по последней моде или прикрытые шляпкой, теперь спускались свободными локонами, щеки и губы порозовели от свежего воздуха и солнца.

Диана сняла промокшие туфли и чулки и грела у огня босые ноги, энергично шевеля пальцами. Патронессы «Олмака» и прочие ревнители манер, видя это, непременно пришли бы в ужас.

Отныне Темпл не сможет взглянуть на нее, не вспомнив, как она выглядела в эту ночь – его самая красивая женщина в мире. Сердце маркиза разрывалось при мысли о том, что скоро он ее потеряет...

Если только...

Он поспешно загнал сердце в привычные пространства одиночества, изо всех сил стараясь подавить чувства, которые начинали одерживать верх над старательно выстроенными доводами.

– Ты все равно должна выйти за кого-то замуж, – сказал он, направляя разговор к важнейшей для него теме и пренебрегая тем, что Элтон не далее как вчера сказал почти то же самое: «Вы должны на ней жениться». – Тебе нельзя возвращаться в Лондон незамужней.

Диана величаво подняла брови:

– Почему это?

– Твой отец заявил в «Уайтсе», что ты сбежала с Корделлом. С таким же успехом он мог бы поместить в газете объявление под заголовком «Репутация моей дочери погублена навсегда».

– Ты не забыл, что виконта больше нет? Это решает проблему.

Темпл поморщился:

– Ну да, он убит. Не спьяну упал с лошади, а был хладнокровно застрелен.

Диана поджала губы.

– Не я его убивала. Эта честь принадлежит тебе, пока ты не докажешь обратное.

А ведь она права. Сколько бы она ни насмехалась, но путаница действительно ужасная.

– К тому же я никогда не оставалась наедине с Корделлом, и это может подтвердить миссис Фостон. Единственный мужчина, с кем я оставалась наедине, – это ты.

Да, все верно. Они здесь одни. Совершенно одни. Маркиз поднял на нее глаза.

– Не думаю, что кто-нибудь посчитает собаку стоящей компаньонкой, сколько бы Тулли ни рычал. Повторяю, для тебя единственный способ спастись от гибели – это выйти замуж.

Но Диана как будто не слышала его: она смотрела на огонь, и отблески пламени в ее глазах казались Темплу предвестниками беды.

– От гибели, – тихо и с гордостью повторила она. – Я погибла, да?

– Бесспорно.

Ее губы изогнулись в улыбке, и она выпрямилась.

– Тебя что, совсем не заботит репутация?

– Нисколько.

И тут его осенило.

– Ты все это устроила вовсе не для того, чтобы выйти замуж, а для того, чтобы не выходить! Я имею в виду не только побег с Корделлом, но и сцену в «Олмаке» в прошлом сезоне, и инцидент на Роттен-роу прошлым летом...

Диана посмотрела на маркиза так, как будто он только что открыл, как сложить два и два.

Однако в этом нет никакого смысла! Она же когда-то была помолвлена.

– Но ты ведь приняла предложение Колина! Диана бросила собаке еще один кусок.

– Если бы не твое отношение ко мне, я ни за что не оказалась бы в ситуации, когда была вынуждена принять это предложение. – От избытка чувств голос Дианы задрожал.

В печке трещали дрова, дым блуждал по комнате. Старый коттедж, затерянный во времени, вытянул из небытия их прошлое, прерывистое, как дырявая крыша, и бурное, как штормовое море.

Вопрос, которого маркиз старательно избегал все эти годы, сорвался с его губ, словно вырванный неведомой силой:

– Почему ты согласилась выйти замуж за моего кузена?

– Не надо было ждать меня. – Вряд ли он хотел это говорить.

Диана посмотрела ему в глаза:

– А я уже не жду. Вчера ты ясно высказал свои желания.

Маркиз вздрогнул.

– Видишь ли, я подслушала твой разговор с Колином.

– Очень напрасно.

– Почему? Тебе не кажется, что я заслужила услышать это первой?

– Тебе давно следовало выйти за кого-нибудь замуж.

Диана взяла кусок хлеба, повертела его в руках, размышляя, съесть или отдать Тулли, и в конце концов бросила его собаке, как будто отшвырнула годы ожидания.

– У меня были свои соображения.

– Вряд ли я давал тебе понять, что когда-нибудь женюсь на тебе.

– Нет, но на балу у Фостера ты показал свои чувства, а заодно разбил мне сердце. Я перестала верить в волшебство, соединявшее нас те две недели в Суссексе. Потом я раскрыла правду и поверила, что это и было причиной твоего отступничества.

– Что же именно?

– Твоя работа на министерство иностранных дел.

Темпл круто повернулся к ней:

– Моя – что?

– Работа на министерство иностранных дел, – сказала Диана так спокойно, как будто говорила о хобби сельского джентльмена, о чем-то вроде разведения роз или охотничьих собак. – Ты меня прекрасно понял. Работа, которую ты делаешь для этого ужасного мистера Пимма.

Маркизу вдруг показалось, будто с него содрали кожу. Всего несколько человек знали о его работе: Колин, их дед и, конечно, Пимм. Он и подумать не мог, что кто-то раскроет его тайную жизнь.

– Кто тебе сказал? Кто еще знает? – Он схватил ее за руку. – Говори немедленно!

Тулли зарычал, но Темпл рявкнул на него: «Молчать!» – и пес, поджав хвост, спрятался за новую хозяйку.

Диана попыталась выдернуть руку, но Темпл держал слишком крепко, и наконец она сдалась:

– Никто. И я никому не сказала. Только леди Данверз, но она и так все знает.

Темпл выпустил ее и наподдал камушек, валявшийся на грязном полу.

–Джорджи должна была знать. – Он вздохнул. – Этой женщине раскопать государственный секрет – все равно что купить шляпку. Но ты... Скажи, как ты это узнала?

Диана прикусила губу и посмотрела на огонь. Хотя ей очень не хотелось, она все же решила ответить на его вопрос и стала не спеша рассказывать про тот день, когда, пока миссис Фостон покупала на Боу-стрит три ярда зеленого шнура, жизнь ее изменилась полностью и бесповоротно.

Глава 16

После того как Диана закончила свой рассказ, они долго молчали, но наконец она, шаркнув туфелькой по грязному полу, спросила:

– Ты ее любил?

– Кого?

– Мадемуазель де Вессей. – Диана подергала юбку и уставилась на свои колени, со страхом ожидая ответа. – Ты рисковал, спасая ее, и даже два раза.

Так вот что ее беспокоит!

Темпл подозревал, что Диана хмурится потому, что вспоминает свободные манеры Люсетты, а не потому, что он чуть не погиб, вызволяя двух французских агентов.

Я могу понять, что ты делаешь то, что необходимо, но разве ты не понимаешь, что мы могли бы делать это вместе?

– Вместе? – Темпл в недоумении уставился на нее. – Ты, случайно, не ударилась головкой? Это опасный мир, и дамам в нем делать нечего.

Разумеется, Диана не видела того, что видел он. Довольно того, что она наблюдала, как он убил двоих. Но что, если бы ей пришлось видеть тысячи смертей, одну за другой, как было в Париже?

– Диана, твоя безумная гонка к границе несравнима с тем хаосом, который творился на континенте во время войны.

Она отодвинулась на край сиденья.

– Да, да, я не готова умирать, как мужчины, или смотреть на все эти ужасы. Но я могла бы делать то, что умею, – раскрывать секреты. – Она помедлила, потом вскочила и открыла его саквояж. Не успел маркиз возразить, как она выхватила оттуда лист бумаги. – Вроде вот этого – специальная лицензия на брак, которую ты оставил Колину. Я подумала, что тебе он нужнее, чем лорду Данверзу, и положила на дно твоей сумки. – Диана крепко держала бумагу – неопровержимое доказательство ее способностей.

Интересно, осталось ли в его жизни хоть что-то, о чем она не знает?

– По-моему, мы с тобой подходим друг другу. Подумай, сколько мы могли бы сделать вместе.

Не важно, насколько она искренна, – Темпл знал, что не имеет права поддаваться на ее уловки, и потому сказал лишь:

– Нет, Диана. Я не возьму тебя с собой.

– А вот Колин берет Джорджину, – обиженно заметила она.

– Мой кузен берет жену, потому что она обладает таинственной способностью прятаться у него на корабле. Вряд ли она разъезжает с ним по его приглашению: Колин отлично знает, что женщине не место на войне.

– Но почему? Ты думаешь, я невежественна и не знаю, что происходит? Я слежу за всеми событиями по отцовским газетам, я радуюсь победам, горюю над поражениями и оплакиваю мужчин, которых не знала, пока не прочла их имена в списках убитых. Я также знаю, что пока не кончится война, ты ко мне не вернешься. Каждый раз, ложась спать, я проклинаю несчастного французского коротышку и исступленно молюсь о тебе. В Англии каждая женщина, которая любит мужчину, решившего выполнить свой долг, делает то же самое денно и нощно. – Подойдя к печке, Диана наклонилась к огню; в ней чувствовалась та спокойная сила духа, которую поколения женщин выработали в своих сердцах, дожидаясь возвращения любимых.

Она разгребла угли, подкинула полено, подождала, когда займется огонь, и вытерла руки о юбку, потом повернулась к нему:

– Как можно ходить на балы и приемы, притворяться счастливой и благополучной, когда знаешь, что твой любимый в опасности и ты не можешь его защитить, даже не знаешь, увидишь ли его когда-нибудь?..

Темпла захватила ее страстность, решительность, горячность. Она права. Сидеть, ждать и быть не в силах помочь – от этого в самом деле можно свихнуться.

Увы, причиной его отказа было не желание защитить ее от Войны, а нечто другое: он должен был защитить ее от гораздо худшей участи, чем французы.

Злобные махинации деда не только убили мать Темпла, но и разбили сердце его отцу.

Врага, от которого он охранял Диану, победить не легче, чем Наполеона, а это означало, что он должен еще сильнее бороться, чтобы Диана не пострадала.

Задумавшись, маркиз не заметил, как она подошла и, присев перед ним, обхватила его лицо руками. Теплые, крепкие пальцы утешали и отгоняли страхи.

– Темпл, я не дам тебе распоряжаться моей жизнью. Я выбрала свой жребий и дальше не буду жить без тебя.

Их взгляды встретились, и его взгляд заблудился в ее удивительных глазах, сливочной белизне щек, розах губ. Каждая ее черта напоминала нежную английскую розу, которую надо охранять и лелеять. Он удивился, что Диана напомнила ему о загадке розы – о ее неослабевающем цветении, несмотря на летнюю сушь и зимние холода.

– Поцелуй меня, Темпл.

Не пресыщенное желание, не флирт или игра – это был приказ женщины, решившей изменить курс его сердца. Вот только, к несчастью, она не знала, что его сердце не нуждалось в перемене курса.

– Поцелуй меня, – повторила Диана и, приоткрыв губы, придвинулась к нему. – Поцелуй и скажи, что ты меня не любишь.

Поцеловать ее и отрицать, что любит? Из этого ничего не выйдет. Его выдаст страсть. И хотя он знал, что должен отодвинуть ее от себя, но так и не смог это сделать. Ее глаза поработили его.

Устав ждать, Диана отбросила остатки своей порушенной репутации и прижала губы к губам любимого. Видит Бог, она не хотела провести остаток жизни, жалея, что не познала любовь мужчины. А ведь, отказавшись от помолвки с лордом Данверзом, она поклялась, что выйдет замуж только за Темпла.

И если ей дано только украсть небольшую часть сердца Темпла, что ж, она станет воровкой.

И вот теперь она украла этот поцелуй, имевший целью исторгнуть хотя бы намек на любовь, которую, как она знала, он хранит в каком-то темном, недостижимом уголке своего необъяснимо каменного сердца.

Поначалу его губы были твердыми и неподатливыми. Но это же Темпл! Джерико соорудил вокруг себя стены, и понадобился рев труб, чтобы их разрушить, но Диана всем сердцем верила, что знает ноты этой победной песни.

Дерзкая и некающаяся, она пренебрегла его царственным безразличием и подразнила губы языком.

– Открой мне свое сердце и впусти меня в него, пожалуйста. Только один раз.

«Только один раз, впусти меня, любовь моя». Его губы приоткрылись под этим натиском; язык приветствовал ее ласку. Страсть, которую она берегла так долго, все больше разгоралась – ведь она никогда не давала уголькам погаснуть.

Пальцы Дианы ерошили ему волосы, гладили шею. Они продолжали целоваться, и вкус его губ, ласки языка захватывали ее все больше; она принадлежала только ему, и ей нужно было куда больше, чем этот дразнящий, завораживающий танец.

«Дерзай, любовь моя, и скорее освободи меня...» Строка стихотворения вертелась в мозгу Дианы, призывая взять дело в свои руки. Она стащила с него сюртук, потянула галстук, и то, что было элегантно завязанной тканью, стало жалкой кучкой на полу. Под шерстью, полотном и кружевами была мощная стена мускулов. А еше сердце – оно билось под ее пальцами с бешеным ритмом, рваным, как его дыхание, глубоким и правдивым, как рев, который вырвался из его горла, когда ее руки принялись за пуговицы на бриджах.

Диана хорошо помнила, каким он был тогда, когда она проснулась утром в его объятиях в Ноттингеме. Теперь под слоями одежды она обнаружила нечто твердое и сильное. Что ж, ей не шестнадцать лет, она не боится того, что может сделать это твердое, и даже идет на это с радостью. Она этого хочет – хочет потрогать, почувствовать, как оно войдет в ее горячее место между бедер и унесет боль, которую он породил много лет назад одним поцелуем.

Когда ее руки нащупали мужское естество, она стала тискать, дразнить и возбуждать его.

«Иди ко мне, Темпл. Возьми меня».

– Нет! – Он с содроганием оттолкнул ее так, что она упала.

– Проклятие! Да ты с ума сошел!

– Сойду, если буду продолжать в том же роде. – Он обошел вокруг стула и выставил между ними этот ветхий предмет мебели. – Диана, я не могу это сделать.

Она посмотрела на его штаны.

– А по-моему, можешь.

Схватив сюртук, Темпл надел его и запахнул полы, чтобы скрыть неоспоримое доказательство ее правоты.

– Я не могу, – повторил он, стараясь убедить не столько ее, сколько себя.

– Не можешь или не хочешь?

– Если мы... если мы будем... – Он запинался, как будто говорил с невинной невестой в первую брачную ночь.

– Заниматься любовью, – подсказала она.

– Да, так. – Он махнул рукой, как будто ухватился за спасательный круг. – Если мы будем... заниматься любовью, ты будешь обесчещена. Этого я не могу допустить и не буду. Знаешь, что случится, если мы поддадимся этому безумию? – Он содрогнулся. – Мне ничего не останется, кроме как сделать тебе предложение.

Диана отшвырнула стул, и он полетел через комнату. Тулли взвыл и метнулся в сторону, а затем спрятался под перевернутым сиденьем.

Она ткнула Темпла пальцем в грудь:

– Значит, ты не будешь заниматься со мной любовью, потому что после этого тебе придется на мне жениться?

Темпл кивнул. Хотя ему приходилось видеть врагов, пылавших ненавистью, но он еще не встречал ничего подобно тому, что в этот миг представляла собой Диана. Это была богиня в полной мощи своей ярости.

– Диана, я отказываюсь это делать, – сказал он, надеясь, что его голос прозвучал убедительно.

Она засмеялась:

– Господи, если б я знала, что от меня требуется всего лишь пробраться в твою холостяцкую комнату, я бы давно подкупила Элтона.

Темпл не сомневался, что она бы это сделала, но...

– Но я не хочу замуж, если для этого надо вести тебя в церковь под дулом пистолета и вынуждать жениться против воли. – Диана протянула руку, дотронулась до его лица и погладила щеку. – Мне не нужно ничего, кроме твоего сердца, отданного свободно и добровольно.

Темпл закрыл глаза и уже хотел отнять руку от своего лица... но вместо этого вдруг обнял ее и склонился к ней, вдыхая знакомый запах роз. Руки сами собой вплелись в ее волосы, они гладили шелковистые пряди, не спеша, будто желая сохранить в памяти каждое мгновение. Он хотел уткнуться в нее губами, целовать шею, гладить плечи, гладить и любить каждый дюйм ее тела, но не мог.

С мукой человека, не знающего, как избежать неотвратимой судьбы, он прошептал ей на ухо:

– Диана, умоляю, отпусти меня. Я не должен этого делать, и я этого не сделаю.

Она покачала головой:

– Темпл, вместе мы сможем...

– Нет. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь.

– Дерзай, любовь моя, и скорей освободи меня... – прошептала она. Горячие слезы упали ему на грудь и прожгли рубашку до самого сердца.

Знакомые слова ошеломили Темпла.

Она дочитала стихотворение до конца шепотом, полным такого чувства, что ему казалось – он слышит все это в первый раз.

Пусть сердце сплетается с сердцем,

Другого мне в жизни не надо.

Твой радостный крик, и жаркие губы,

И светлые слезы – все это мое,

Пока мы с тобою, пока идет жизнь.

– Откуда ты это знаешь?

Впрочем, разве она не переворошила все его вещи? И не вторглась в самое сокровенное?

– Тебе не следовало это читать. Это не для тебя.

Ее губы изогнулись в дрожащей улыбке, на щеке блеснула слеза.

– Прежде я не знала, что ты пишешь стихи.

– Я не пишу.

Она отерла щеку тыльной стороной ладони.

– Пишешь, и твои стихи прекрасны. Я думаю, их нужно опубликовать. Ты скрываешь их, как и свои подвиги, но не лучше ли поделиться с обществом своими достижениями, чем разыгрывать из себя светского дурачка?

– Что ты с ними сделала? Где они? – Не слушая ее мольбы, Темпл кинулся к своему саквояжу, рывком раскрыл его и начал выдергивать одежду и другие ежедневные принадлежности.

Наконец пальцы его вцепились в единственную вещь, имевшую для него значение, – его единственное наследство. Он погладил кожаный переплет жестом, который всегда утешал его душу, даже если Темпл не раскрывал книгу.

Диана молча стояла рядом.

– Извини, если тебя так расстроило то, что я прочла книгу.

– Это не мои стихи, и они не предназначены для посторонних.

– Ну конечно, не твои. На каждой странице и в конце каждого стиха стоят твои инициалы. – Она взяла у него из рук книгу, открыла и указала на имя автора.

Темпл взглянул на Диану, и его брови сурово сдвинулись.

– Стихи написал маркиз Темплтон, но не я. – Он глубоко вздохнул. – Это стихи моего отца.

– Отца? – Она удивленно подняла брови. – Я никогда не слышала о том, что у тебя есть отец.

– Мало кто помнит моих родителей: они недолго прожили вместе и отказались от общения с высшим обществом, предпочитая круг друзей.

– Тем больше причин издать эту книгу. Пусть работа твоего отца живет, раз сам он ушел.

– Деда хватит апоплексический удар, если это напечатают: он питает почти физическое отвращение к людям с литературными устремлениями.

– Так он не любил стихи твоего отца?

Темпл засмеялся отрывистым, горьким смехом.

– Когда отец умирал, дед приехал в Сетчфилд-Парк, и врач ему сказал, что его сын не переживет эту ночь, потому что лихорадка зашла слишком далеко. Вместо того чтобы провести последние часы с единственным сыном и наследником, дед воспринял это известие как сигнал и начал сжигать отцовские журналы и книги, чтобы гробовщики не увидели «нечестивых склонностей» умершего.

Диана ахнула и прикрыла рот рукой.

– Я и не думала, что твой дед такой плохой.

– Да уж, славным парнем его не назовешь.

– А как выжила эта книга? – Диана с благоговением посмотрела на обложку.

– Отец держал ее под подушкой и перед смертью отдал мне. – Темпл вздохнул. – Мне удалось пробраться к нему вопреки желанию деда, который боялся, что у постели отца я подхвачу какую-нибудь заразу.

Он вспомнил, как шел длинными коридорами громадного фамильного гнезда. Первоначально Сетчфилд-Плейс был особняком елизаветинских времен, но дом веками надстраивался и изменялся, пока не стал расползшимся во все стороны дворцом. Это здание всегда внушало Темплу ужас, особенно его длинные темные коридоры, увешанные портретами предков. Когда он попадал в них, родственники хмуро взирали на него из тяжелых рам, как ряд мертвецов на виселицах.

Но в тот день мальчик был полон решимости, и даже целая галерея недовольных Сетчфилдов не отпугнула его, когда он крался из детской в комнату больного отца, находившуюся в другом конце дома.

– В комнате были лакей и горничная, но когда я вошел, отец отослал их взмахом руки. Они понимали, что если герцог обнаружит меня здесь, то придет в ярость и уволит их, как понимали и то, что я в последний раз вижусь с отцом.

– И они позволили тебе остаться.

Темпл кивнул.

– Я сел на огромную кровать и держал отца за руку несколько часов, пока он не умер.

Глаза Дианы наполнились слезами.

– Я думаю, твое присутствие его утешало.

– Наверное, но он все же хотел, чтобы я ушел, пока меня не обнаружили. – Темпл нахмурился. – По-моему, он даже старался поскорее умереть и позволить мне уйти, пока меня не поймали.

Взяв за руку, Диана подвела маркиза к каменному очагу, присела и потянула его к себе, а затем прижалась к его груди и стала смотреть на огонь.

– Расскажи мне про него. И про мать тоже.

Воспоминания о родителях были зыбкими, они мерцали и колыхались, как огонь перед его глазами, и все же Темпл цеплялся за драгоценные обрывки, которые сумел сохранить.

– Мама была очень красивая – с длинными черными волосами и темными глазами, словно она родилась от ворона. А отца я считал победителем дракона.