Гуров - Стервятники

* * *

      Митька получил кличку, так как при ходьбе одну ногу слегка приволакивал, в принципе был здоров необычайно, единоборствами не увлекался, ребром ладони доски не рубил, но ударом кулака мог человека отправить в реанимацию. Дальнейшая судьба такого человека зависела от природы и искусства врачей.
      Когда Гуров спустился в подвал, хозяин сидел на своем месте и под сильной лампой разглядывал только что собранный бильярдный кий, любовно оглаживая его широкой ладонью. Сыщик поздоровался, хозяин кивнул, головы не поднял, показал на табуретку, недовольно сказал:
      — Присядьте.
      Сыщик сел, оглядел подвал, в котором бывал и ранее, подумал, наверняка в глубине за верстаком имеется запасный выход. Интересно, куда ведет? В каких отношениях хозяин с начальником местного угро? Не агент, но неугодных время от времени наверняка сдает.
      — Ну, здравствуйте, Лев Иванович, давненько не заглядывали.
      Хозяин поставил кий в угол.
      — Здравствуйте, Дмитрий Дмитриевич, как здоровье? — ответил Гуров.
      Хозяин оперся сильными ладонями на колени, нагнулся к сыщику, ответил:
      — Никогда не жаловался, сейчас похвастаться не могу, — он вздохнул. Прошлым годом полтинник отметил, словно сглазили меня. Падла, вроде и жить не начинал, а уже под горку поехал, несправедливо.
      — Я тебе, Митя, слов говорить не буду, ты уже большой, умный, — спокойно произнес Гуров. — В пионерах мы утверждали, мол, человек сам кузнец своего счастья. Если с лозунга пафос содрать, останется правда. Как ни крути, человек свою судьбу решает сам.
      Мешают ему изрядно, известно, жизнь — борьба. Я тебе, признаться, удивляюсь, Ты мужик сильный, цельный, а встал раком и так прожить хочешь. Двум богам не служат, Митрий. Я тебя к себе не тяну, да тебе у нас и делать нечего. Но желаю, чтобы ты нравственно определился. — Сыщик кивнул. — Я понимаю, что разговорный жанр самый легкий и ничего нового ты от меня не услышишь. Что делать, истина скучна и однообразна, а ложь разнообразна и весела. Хочешь ты, не хочешь, обязан определиться, к берегу пристать. Я взрослый, многоопытный сыщик, Митя, в стукачи не зову, только тебе определиться надо, для себя, для твоей души. Потому тебе после полтинника и не заладилось. Ты своей жизнью недоволен, а признаться в этом не желаешь. Ты что, полагаешь, я не знаю, сколько ты на нарах прожил и в каком ты авторитете? Знаю, Капитан, который во главе местной группировки стоит, плевка твоего не стоит.
      — Льстишь, господин полковник, — хозяин смахнул со лба капельку пота. И ошибаешься, Николай не дурак, далеко не дурак.
      — Я с ним из одного котелка не ел. Но если он умный, как допустил, что пацаны бритоголовые в его владениях беспредел творят? Он с людей деньги берет за покой и безопасность, а не за то, что вечером и в темном переулке и в главном кабаке господина Фролова Семена Васильевича спокойно отдохнуть невозможно. Приходят добры молодцы лет осьмнадцати, громят, убивают, троих мужиков из группировки, твоего Капитана жизни лишили. Я тебе нравоучений не читаю, но, если бы моих ребят убили, я бы тех убивцев под землей нашел и на столбах развесил без суда и следствия. Это говорю тебе я, человек служивый, а Капитан, или по паспорту Иванов Николай Семенович, "стрелки" назначает. А молодые на его предложение кладут с прибором. Да какой после этого у твоего умного Николая авторитет?
      — Откуда ты все знаешь. Лев Иванович? Словно живешь с нами? — удивился Митрий.
      — Я опер-важняк, мне казна платит, мне все знать положено, — ответил Гуров, который к только что полученной информации от Бестаева присоединил информацию, добытую райуправлением по борьбе с оргпреступностью, добавил чуть фантазии и выдал как давно известное.
      — Авторитет у Николая имеется, но ты прав, Лев Иванович, кровь своих товарищей прощать негоже.
      — Я вас на расправу и войну не толкаю, — быстро перебил Гуров. — Как тебе жить без подсказки, решишь, у меня к тебе просьба.
      — Чем могу в рамках закона. Ты в своих рамках, я в своих, мы уважаем друг друга. Без стакана говорю, я таких ментов и не видел никогда. Говори. — Митрий склонил седую голову.
      — Устрой мне встречу с Капитаном, поговорить требуется. Передай, что я о нем все знаю, разговор ничем не повредит.
      — Можно. Как ты мыслишь устроить? — спросил Митрий Хромой.
      — Просто. Оговори день и час, встретимся у Семена Васильевича в "Фиалке". Секретного в разговоре нет, пусть его люди знают, противники могут встретиться и по рюмке выпить, может, меньше крови прольется.

* * *

      Георгий Тулин, в прошлом офицер ВДВ, прошел Афганистан, на гражданке его никто не ждал, помыкался недолго и попал в руки верхнего эшелона московской мафии, где из него решили изготовить киллера. Ему не повезло, а возможно, и повезло: первый заказ он получил на устранение полковника Гурова. Произошло все больше года назад. Гуров в перекрестие оптического прицела не пошел, а явился в пустой дом, где расположился снайпер, с обратной стороны. Между ними произошла схватка, которую сыщик практически проиграл, буквально за секунду до потери сознания он нащупал наручники, ударил, и ситуация перевернулась. Он никогда не держал зла на людей с "другой стороны", особенно если они были изувечены Афганистаном, теперь Чечней. Считал, что перед ними Россия в долгу, личные счеты сводить с таким человеком безнравственно, да и непрофессионально. Классные специалисты всегда ценились, а сажать их в тюрьму так просто преступление. Главное, что на человеке крови, пролитой на гражданке, нет, а что он пытался убить Гурова, так это личное дело сыщика и афганца и прокуратуры не касается, тем более, если честно сказать, покушение не доказывалось, судебной перспективы не имело. В тот год Георгия Тулина арестовали сгоряча за хранение огнестрельного оружия, подержали за решеткой и выгнали на все четыре стороны. Гуров его встретил, ни слова о возможном сотрудничестве не сказал, но афганец был парень битый, тертый, и когда, прощаясь, сыщик между прочим сказал, что, возможно, они еще встретятся, афганец, опытом жизни убежденный, что просто так человеку свободу не дарят, понял, что полковник объявится и второе отделение состоится.
      Когда вчера Гуров позвонил, несостоявшийся киллер не удивился, скорее вздохнул облегченно. Так человек, ожидающий приема у зубного врача, переступает порог кабинета мужественно, зная, что никуда от зубодера не денется, И чем раньше он тобой займется, тем быстрее ты с чертова кресла поднимешься.
      Крячко на кухне варил картошку, Гуров и Тулин курили у открытого окна в гостиной. Они были похожи ростом и фигурами, афганец был шире в кости, казался мощнее, как убедился в свое время сыщик, внешность Тулина соответствовала действительности. Сухой, длинноногий и широкоплечий, он был ловок и быстр, главное, навыки рукопашной были приобретены не в спортзале, а в схватках за жизнь.
      — Работаю инструктором рукопашного боя с курсантами высшей школы милиции, платят копейки, — рассказывал Тулин. — Но два раза в неделю я тренирую охранников финансовой корпорации, на жизнь хватает.
      — Не женился? — спросил Гуров. — Детей нет?
      — Я вас, господин полковник, на двенадцать лет моложе, — ответил Тулин, — успею.
      — Дай Бог, — Гуров кивнул. — Я хочу тебя пригласить не в Афган или Чечню, но и не на гулянку, холостой — это хорошо. Ты с блатной молодежью знаком?
      — Частично, приходят на тренировки, но у меня они тихие. Пару раз уроню на голову, руку или ногу прихвачу покрепче, так весь гонор в форточку вылетает. Физически они, даже качки, бойцы хреновые.
      — В разговоре контачите, ты их обезьяний язык понимаешь?
      — Запросто. У них для меня подходящий закон: кто сильнее, тот и прав, ответил Тулин.
      — Я хочу, чтобы ты в одну молодежную группировку залез и подстраховал меня изнутри. Ты как?
      — Без восторга, но, коли надо, сделаем. Ножи, цепочки, пистолетики?
      — Видимо, не без этого, но тут важно другое. В момент твоего сближения, пока я операцию готовить буду, важно, чтобы ты не испачкался. А это очень сложно, они чистеньких не любят и с такими людьми стараются не контачить.
      — Ясное дело, нужна легенда, — сказал Тулин. — Коли я с ними на преступление не пошел, необходимо железное объяснение.
      — Ну, если ты в процессе подготовки кого из них изувечишь, мы глаза закроем. К тому же я тебе справочку выдам, что за нанесение тяжких повреждений ты осужден на три года условно. Потому легенда у тебя простая: над тобой срок висит, и рисковать ты готов лишь из-за больших денег. А палатка, прохожий тебе не годятся, согласен?
      — Господа офицеры, стол накрыт, извольте отужинать, — весело заявил подошедший Станислав.
      — Соизволим? — спросил Гуров, подтолкнул афганца в сторону кухни, сам зашел в ванную, вымыл руки.
      Они сели за стол, молча выпили по стопке водки, перебрасываясь незначительными репликами, съели скромный ужин. Тулин вытер губы салфеткой и сказал:
      — Я вас понял, Лев Иванович, задание выполнимо, но я не пойму, зачем мне ввязываться! Пацаны, они ни с чето убить могут.
      — Это точно, — ответил Гуров. — Только мне операцию провести необходимо, а лучше тебя у меня человека нет.
      — За комплимент спасибо. — Тулин слегка согнул вилку, выпрямил, бросил на стол. — Одно плохо, я у вас не в штате.
      — Потому и спрашиваю, был бы в штате, приказал бы и водкой не поил. Гуров видел, как осунулся Станислав, улыбочка исчезла, значит, сердится и негодует именно на него, Гурова.
      — В какой район двигать, за что зацепиться? — спросил Тулин.
      Гуров назвал рынок и мастерскую Хромого, дал приметы Бестаева и адрес ресторана "Фиалка".
      — Хорошо, буду звонить, — Тулин поднялся и сразу ушел.
      Гуров молчал, уверенный, Станислав выскажется без понукания. Тот мыл посуду, спросил:
      — Мария где, снова сцепились?
      — Они мирно и в хорошем настроении отбыли на съемки. Обещали к апрелю вернуться. Станислав, ты ныряй, здесь неглубоко. — Гуров тихо рассмеялся.
      — Не могу я тебя понять. Лев Иванович. — Станислав взял полотенце, а Гуров налил еще по стопке водки и довольным тоном сказал:
      — Естественно, дорогой, ты ведь меня мало знаешь. Вот и познакомимся поближе, начнешь понимать. Всему свое время.

Глава 2

      — Молодец, Агеев, садитесь, отлично, — сказала пожилая, аккуратно одетая, старомодно причесанная преподавательница литературы, делая отметку в журнале. — Не знаю, как у вас по другим предметам, а у меня вы номер один на золотую медаль.
      — Толик других медалей и не берет, — сказал кто-то из класса.
      — Важно, что вы имеете собственную точку зрения, а не пересказываете старый учебник или последнюю критическую статью из "Литературки". Я во многом с вами не согласна, но это и замечательно. Вы яркая индивидуальность, не становитесь в шеренгу, не подделываетесь. Понимать писателя-современника сложно, отлитых в бронзе форм не существует.
      Анатолий Агеев, хорошего роста, атлетического сложения юноша, смотрел на пожилую учительницу серыми в желтизну глазами, терпеливо ждал, когда ему разрешат сесть за парту. Этот хорошо одетый, внешне интеллигентный парень и дал команду стае забить ногами отставного полковника, сам Агеев распорол ножом верного, но беззащитного пуделя.
      Он родился, вырос и жил, как говорится, в абсолютно благополучной семье.
      Мама — кандидат математических наук, преподаватель в институте, отец при большевиках был партийным функционером среднего уровня, сегодня трудился на ниве приватизации, внедрял новые методы хозяйствования, поддерживая старых товарищей по партии, делал все от себя зависящее, чтобы методы руководства оставались незыблемыми.
      Семья изначально жила в достатке, они не были миллионерами, но жили ни в чем себе не отказывая. Толик учился отлично, занимался спортом, являлся врожденным лидером, брал у отца деньги умеренно, никогда их не просил, клал купюры в карман снисходительно, так как имел свой источник дохода, как и свою, совершенно иную жизнь, не известную в школе и дома.
      Он был негласным лидером крупной преступной группировки, состоявшей из ровесников, парней на год-два старше, не более.
      В детстве он, как и многие ровесники, зачитывался Джеком Лондоном, но воспринимал его по-своему. Толика восхищали не мужество, бескорыстие и честность героев, а лишь их сила. Толик был душевным дальтоником, воспринимал все в одном цвете, иные расцветки и нюансы его не волновали. Сила.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.