Чудесники

      ДО ЧЕГО ДОВОДЯТ ФРИКАДЕЛЬКИ
      От всей этой путаницы у Пети разболелась голова, он с трудом заснул и проснулся поздно.
      За окном послышалась песня. Пели ее девчата, идущие куда-то с граблями на плечах. Мотив был игривый, насмешливый. "Не про меня ли сочинили?" встрепенулся Петя. Нет, в частушках упоминался председатель. Заинтересовал Петю необыкновенный припев, под который хотелось приплясывать:
      Фрикадельки,
      Фрикадельки,
      Фрикаделечки мои!
      - Девушки, девчата, постойте, - закричал Петя, высовываясь из окна.
      Завидев его, певуньи бросились врассыпную.
      Он задумчиво пошел вдоль улицы к гумнам, напевая про себя: "Фрикадельки, фрикадельки..."
      Потом подумал: "Надо найти Машу. Захотела, наверное, свежей травки и забежала за гумны на лужок..."
      Петя стал заглядывать за сараи, за плетни и тут увидел здоровенную лохматую собаку, занятую такой же, как он, разведкой.
      Испугавшись за крольчиху, Петя цыкнул:
      - Пошла прочь! В сараях дичь не водится. Поискала бы лучше выдру в болоте. Ту самую, которая таскает поросят!
      - Где эта выдра водится, мы знаем, а вот где водятся фрикадельки? послышалось над ним, словно из громкоговорителя.
      Но это ему не показалось. Эту фразу произнес высокий, тощий, похожий на Дон Кихота старик в болотных сапогах, с ружьем за плечами, с ягдташем и патронташем.
      По всему виду - охотник. Он спрятался за сарай, хоронясь от ветра, чтобы раскурить трубку.
      - Фрикадельки? И вы тоже?.. - заикаясь, спросил его Петя.
      - Да вот, собрался.
      - Пообедать?
      - При чем тут обед?
      - Да ведь это же из меню!
      - Как то есть изменю? Нет, уже если решено - изменять не будем, а будем выполнять. Вот только не знаю, где искать их... Разную редкую дичь стрелял: вальдшнепов, кроншнепов, гаршнепов, даже туруханов. А вот этих кет. Может, они так по-научному называются?
      Верткие, ловкие, на длинных ножках, с ошейничками из разноцветных перьев... Ну именно - фрикадельки!
      - С ошейничками? На длинных ножках? - чуть не расхохотался Петя. Ничего подобного. Они маленькие, кругленькие и плавают в супе. Мясные шарики!
      Собака, слушавшая этот разговор, улыбнулась, а охотник нахмурился и сказал:
      - Э-э, парень, брось шутить. Ты мне шарики не вкручивай.
      - Да почему они вам на ум взбрели - эти фрикадельки?
      - А потому, что я колхозный егерь. Моя обязанность доставлять правлению стреляную дичь. За невыполнение плана по фрикаделькам меня председатель из колхоза выгонит.
      - Удивительный самодур! - воскликнул Петя.
      - Обыкновенный, как и полагается, - ответил егерь, раскуривая трубочку. - У каждого должна быть своя прихоть.
      - Странные у вас понятия!
      - Чего же тут странного? У каждого свои. У вас комсомольские, у меня егерские.
      - И вы ради служения начальству готовы все прихоти сносить?
      - А как же - барской прихотью холоп живет. Барину угодить, свою ручку позолотить - исстари известно.
      До революции я этим жил. Вот тогда были самодуры так самодуры! Служил я, например, барину Лесоватову. Кривой был да подслеповатый, а имел причуду считать себя сверхметким стрелком. И чтобы его прихоти угодить, приспособился я, стоя за его спиной, палить с ним одновременно. Так что звуки наших выстрелов в один звук сливались. Ба-бах! Барин мимо, а я точно. Дичь наземь, а кто сшиб, поди угадай. Похваляется барин. И чтобы гости его меткости верили, заставляет меня в одиночку по целям бить. Гости-охотники тарелочки подкидывают, а я, конечно, мажу. Подделываюсь для смеху.
      - - Ловко это у вас получалось!
      - Да уж куда ловчей. Когда этот барин разорился, я к здешнему, Куролепову, перешел. У этого была прихоть на мелкую, деликатную дичь. Ему, бывало, подавай к столу бекасов, вальдшнепов, перепелок. А дикую утку, которой тут была пропасть, для себя стреляй... Сшибу ему парочку бекасов он и рад. А себе уток целый ворох набью и - в город на базар... Патроны господские, снаряжение тоже... Эх, была жизнь!
      Егерь даже зажмурился от приятного воспоминания, поглаживая длинную бороду.
      - Значит, вам революция была ни к чему? - спросил Петя.
      - И не говори, парень, обескуражила меня революция.
      Всех господ как ветром сдуло. А без них егерскому сословию делать нечего. Ну, думаю, Афанасий, будешь ты лычком подпоясан. Комиссары пошли да председатели, эти все из народа, сами стреляют, кому что хочется, и без всяких прихотей. Совсем думал пропадать, ан нет, вижу, кое-что обратно заводится... Значит, мы еще поживем! - хитро подмигнул егерь озадаченному Пете.
      Таких типов вожатый еще не встречал и с удивлением рассматривал этот осколок старого мира, чудом сохранившийся в здешней глуши, как в заповеднике. Вся охотничья сбруя его, начиная с ружья и кончая болотными сапогами, была весьма обветшалой. Ягдташ чиненый, сапоги залатанные, а двустволка с громоздкими старинными курками была скреплена проволокой. Стрельнуть из нее не каждый бы решился.
      - Ну, а здешний председатель - разве он из бывших господ? - спросил Петя после паузы.
      - Какое там! - махнул рукой егерь. - Мужик мужиком. Дед пастухом был, отец мельником. А сам кое-чему обучился, когда в германском плену был, у немецкого помещика работал. Знает, как сыр варить по заграничному образцу. Вот его народ в председатели и выбрал. Глядишь, колхозную молочную ферму заведет, поставит прибыльное хозяйство...
      - Ну и что же?
      - Обещает, в будущем...
      - А барские прихоти у него откуда взялись?
      - Это у него от Амальки, это все она, моя благодетельница. Прежде была горничной в барском доме и звали ее Акулькой, а господа для благозвучности наименовали Амалией...
      - Не она ли и пионеров из дома выгнала?
      - Она, она, - усмехнулся егерь. - Жили-были, не тужили, рыбок, птичек разводили. Вильгельм молвил - "вас ист дас", а Амалька - "выкиданс".
      И егерь жестом пояснил непонятное слово.
      - Да как же она посмела?! - возмутился Петя.
      - Да вот так, иду я однажды мимо дома, а мне на голову со второго этажа лягушка, потом рыба, потом рак и весь аквариум! "Что такое?" - думаю, а это Амалька помещение очищает. Ребята шумят, кричат, а она за ними с метлой: "Вон отсюда, озорники! Ишь весь дом своими гадами загадили!"
      - И после этого они пропали? - спросил Петя.
      - Не сразу, немного погодя, - ответил егерь. - Ох, заговорился я с вами, а мне задание надо выполнять.
      Пойду пошукаю этих фрикаделек где-нибудь вокруг Волчьего острова...
      - Возьмите меня с собой! - попросился Петя.
      - Нет, разве можно, я пойду в такие топи, из которых никому, кроме меня, не выбраться! На Волчий остров!
      Эй, Жулик, пшли! - кликнул он собаку и быстро исчез в зарослях камыша, не сказав даже "до свиданья".
      НА ВОЛЧИЙ ОСТРОВ
      Охотник ушел. Прошло несколько дней, а он не возвращался. Неужели опытный егерь мог заблудиться? Не съели же его волки на зтсм таинственном острове? В селе почему-то не очень беспокоились о нем. И все было бы тихо, если бы людей не взбудоражила собака. Лохматый пес прибежал из болота весь в тине и бросился к дому деда Савохина. Не найдя старика дома, понесся к барскому поместью, где помещалась в подвале колхозная кладовая и где работал Савохин.
      И тут прохожие увидели, что на ошейнике его привязан какой-то свиток. Заметив этот свиток, собаку пытались перехватить очкастый главбух, Ваня Неходихин, сам председатель. Но тщетно - сколько они ни гонялись, пес им в руки не дался и исчез в болотных зарослях. Пес был как две капли воды похож на егерского Жулика, но все почему-то звали его Мазуриком. "Наверно, брат Жулика", - подумал Петя.
      А ночью на стене амбара вновь появилась "Постегайка" с карикатурой, изображавшей председателя в виде какого-то людоеда. И подпись под ней:
      Посмотрите, угадайте,
      Чьи усищи так торчат.
      Это тигра, а не выдра
      Жрет колхозных поросят!
      У Пети ноги подкосились, когда он прочел про поросят. Вот так штука так, значит, он вчера участвовал в поедании краденого поросенка, когда председатель заманил его к себе на ужин.
      Не успел он опомниться, как Вильгельм содрал со стены газету, зарычал на сбежавшихся любопытных:
      - Разойдись! Прочь от заразы. Вот я ее в милицию!
      Там дознаются, кто подрывает колхозные авторитеты!
      Свернул газету и ушел в правление.
      Это новое происшествие окончательно убедило Петю, что ребят надо искать где-то поблизости, среди этих болот, в районе Волчьего острова. Об этом говорит и таинственное появление стенгазеты, которую явно оттуда притащил на ошейнике пес.
      Непонятно только, зачем же ребята убежали из колхоза, вместо того чтобы бороться за свои права?
      Ну, на то они и ребята. А вожатый должен быть там, где пионерский отряд. В болоте так в болоте.
      И Петя принял решение: вперед, на Волчий остров!
      Он не знал местности, но у него была старая карта, компас, выдержка и смелость. А малярийных комаров он не боялся - напичкал себя до желтизны акрихином.
      Повесив на плечо мелкокалиберку, вожатый решительно отправился в путь.
      Вначале он вышел на гору - с горы виднее, долго смотрел в болота, и ему показалось, что в одном месте ольховые и ивовые кусты несколько гуще. Подосадовав, что карта неверно показывает речку, он все же решил отправиться прямо по течению безыменной речушки, впадающей в болота, может быть, она протекает мимо таинственного острова.
      Попытался найти лодку, но ничего не отыскал, кроме большущего корыта, выставленного бабкой за сараем. Петя снес его в ручей. При некотором искусстве в корыте вполне можно было плавать. Но не в корыте было дело; вначале оно пошло ходко, подгоняемое шестом, а затем речка стала мелеть, растекаться по тростникам мелкими струями и, наконец, затерялась, растворилась в болоте, и только еле заметное шевеление тонкой вьющейся травки, которую называют "русалкины косы", указывало на ее неприметное течение. Корыто село на мель, Петя решил идти по руслу ручейка пешком, а если встретятся глубокие воды, снова плыть.
      Он поднял корыто на голову, хотя оно противно пахло мылом, и так пошел, удивляя чибисов и чаек. Больше всех надоедала сорока, она преследовала его, перелетая с камыша на камыш, и о чем-то упорно спрашивала на своем сорочьем языке, заглядывая прямо под корыто.
      Она так надоела, что Петя решил удовлетворить ее любопытство и сказал:
      - Ну, что орешь? Ну, смотри, обыкновенное корыто!
      Подумаешь, Петр Первый со своими героями однажды целый флот через леса и горы перетащил! Вот такой поход посмотреть - было бы любопытно. А то ишь невидаль - человек с корытом.
      Непросвещенная сорока затрещала сильней и позвала еще двух подруг. А ручей чем дальше, тем становился коварней. То под ногами шел твердый грунт, то начиналась липкая трясина. Она была вся покрыта желтоватой, нагретой солнцем водой, пузырилась и цвела. В ней кишели противные личинки, червяки, шевелились жирные пиявки и всякая гадость, разводившаяся в застойной воде. Преодолевая отвращение, Петя шагал вперед. Но вот тина пошла гуще. Он стал проваливаться по колено. Солнце быстро сушило на нем синеватую клейкую тину, и скоро ноги его покрылись глинистой коркой.
      "Нет, невозможно идти дальше. Никакие ребята не могли сюда забраться", - остановился он, вытирая пот.
      Сороки отстали. Теперь неугомонные кулички забегали вперед и, как бы предупреждая, кричали свое вечное: "Поверни, поверни, поверни!"
      - А вот не поверну! - стискивал зубы Петя, перепрыгивая через воду.
      Стали попадаться болотца, покрытые лягушиными тенетами и ряской. Тревожно закрякала дикая утка. На Петю выплыл выводок крошечных утят, как пух гонимых ветром, и остановился. Петя свистнул, и утята с писком нырнули в болото, спасаясь от него, как от ястреба. Утка долго, обидчиво крякала, провожая непрошеного гостя из своих владений.
      На коряге, торчавшей из трясины, он увидел двух ужей с золотыми коронками на головах. Наевшись головастиков и лягушек, они блаженствовали, греясь на солнце. "Значит, здесь есть сухие места и острова". Петя ускорил шаги. Но вдруг ноги его ушли в мягкую кашу, и он скользнул в расступившуюся трясину. Она всосала его так стремительно, что тут бы он и пропал, если бы не корыто.
      Оно шлепнулось о поверхность и не пустило вожатого дальше. Держась локтями за края, Петя сидел под ним, как под водолазным колоколом. "Когда-то здесь горел торф и образовалась эта яма, потом наполнилась тиной, - определил он. - Однако дело мое плохо, я посижу так, посижу, да и пойду на дно, когда устанут руки. Никто и не увидит моей гибели, кроме двух ужей да куликов".
      Так Петя просидел довольно долго, не видя никаких возможностей спастись.
      Вдруг по корыту слегка постучали. "Сороки, - подумал вожатый, - до чего ж любопытные". Потом он почувствовал, как под корыто лезет какая-то палка. "Что такое, откуда?" К его удивлению, палка прошла дальше, образовав под его подбородком перекладину. Он попробовал ее локтями: пружинит довольно крепко. Тогда Петя отпустил края корыта и лег грудью на шест, держит! Оттолкнул корыто, и оно опрокинулось. Тогда, пользуясь шестом, он добрался до края ямы и насилу отдышался. Огляделся.
      "Кто же меня спас? Что за чудо? Откуда взялся шест?"
      Вокруг никого не было, только пузырилась грязь да на кусте ольховника сидели три сороки. Они трещали изо всех сил, вертя головами, кивая то на Петю, то друг на друга: "Тра-та-та, та-ра-ра!" Как будто говорили: "Вот ты какой, ты на нас ругался, а ведь мы тебя спасли! То-то вот, так-то вот!"
      Петя поразмышлял над своим удивительным спасением, осмотрел таинственный шест и, вздохнув, стал вылезать из трясины, оставив на память бабушкино корыто.
      Ко многим загадкам прибавилась еще одна - кто же его спас, подсунув длинный шест?
      Непонятно. Но ясно одно - до Волчьего острова не так просто добраться!
      БИТВА БЕЛОЛИЦЫХ С ТЕМНОЛИЦЫМИ
      Но не таков был Петя, чтобы остановиться на полпути. Он еще раз изучил карту. Отдохнув, выбрался на сухое место и отправился вдоль песчаного вала, по которому тянулась лесная грива в обход болот. Он решил дойти до реки Мокши. Должна же где-то впадать в большую реку блуждающая в болотах речушка.
      Пройдя километров восемь берегом Мокши, он нашел галечный мыс, далеко вдававшийся в реку. Значит, карта не врала, именно здесь впадала когда-то речонка. Что-то изменило ее течение. Где же она впадает теперь?
      Петя остановился на берегу и залюбовался Мокшей.
      Чудесная река. Быстрая, чистая, с глубокими омутами.
      Чувствуя себя и Робинзоном и Колумбом одновременно, он связал плот из сухого камыша, вынесенного на берег половодьем, и отправился вниз по течению, упираясь в дно длинным ореховым шестом, таинственное происхождение которого не смог разгадать.
      Река то бежала по песчаным перекатам, сверкая ясной водой, то бросала свои струи под крутой берег, образуя темные омуты. Низкий левый берег расстилался пестрым ковром заливных лугов. А правый берег поднимался над рекой стеной темно-синей глины. Корявые корни торчали из нее, как чьи-то костлявые руки с цепкими пальцами.
      Множество ручейков выбивалось из сыроватой толщи, местами они били в реку фонтанчиками. Как видно, болото лежало значительно выше реки. Петя невольно держался светлого песчаного берега, не желая плыть вдоль мрачных обрывов. Даже ласточки-бережанки не высверлили в них своих норок. Только громадные щуки ухали под кручами шумно, как обвалившаяся земля.
      Так плыл вожатый, надеясь отыскать новое устье загадочной речки, поглядывая, нет ли где тропинки или звериного лаза к Волчьему острову. И вдруг на крутом обрыве он увидел плетень, увешанный лошадиными черепами.
      В старые времена пчеляки так огораживали свои владения, отпугивая непрошеных гостей и привлекая пчел.
      Пчелиные рои любили прививаться на черепах.
      На Петю повеяло седой древностью. Преодолевая какой-то смутный страх, он поднялся на обрыв, зашел на старый пчельник. От избушки пчеляка осталась одна русская печка. Она сказочно нелепо торчала среди поляны, словно ее бросил куда-то удравший Иванушка-дурачок.
      Пахло гнилью, запустением. Вокруг валялись старые липовые колоды. И вместо пчел вились только стрекозы.
      Расцвет и Гибель пчельника, вероятно, зависели от наступления болот на цветущие луга.
      Ни души. Никакого следа ребят... Но что это - кто потоптал заросли малины и ежевики? Кто ободрал ягоды дикой черной смородины, обильно выросшей на пчельнике?
      Не успел Петя подумать об этом, как до него донеслись со стороны реки какие-то враждебные крики.
      Он выбежал к обрыву и увидел на противоположном берегу целую ораву мальчишек. Они бежали с каким-то воинственным задором, подпрыгивая, размахивая палками и кнутами. Многие тащили охапки камыша.
      При виде мальчишек сердце вожатого радостно забилось.
      - Сюда? - закричал он. - Я здесь!
      Завидев его, ребята начали связывать из камыша плоты. Не дожидаясь, Петя прыгнул на свой немудрящий плотик и отправился навстречу.
      - Давай, давай, - закричали ему мальчишки, - вот мы тебе покажем!
      Эти странные угрозы не остановили Петю, он греб изо всех сил, боясь, что ребята так же внезапно исчезнут, как появились.
      Не успел он приблизиться, как тут же был окружен дочерна загорелыми деревенскими ребятишками. Его ухватило множество рук. На него замахнулись палками, кольями, кнутами, веревками.
      - Мы тебе покажем, как рыбу с подпусков снимать!
      - Мы тебя отучим наши лески рвать!
      Ни одного красного галстука не развевалось на их загорелых шеях.
      "Это не те ребята", - подумал Петя и, заглушая шум, крикнул:
      - Тише! В чем дело, говорите ясней? Да постойте, подраться успеете!
      - А ты за кого? Ты чей будешь?
      - Московский.
      - Ну, а мы бьем нахаловских.
      - За что?
      - Не лазь на нашу сторону, этот берег наш!
      Петя подумал, что ребята воюют с убежавшими из колхоза пионерами.
      - А где они, эти нахалы?
      - Вон, смотри, гляди. Ишь на старом пчельнике замелькали!
      На том берегу появилась толпа ребятишек, вызывающая на бой своих врагов свистом, улюлюканьем, обидными дразнилками:
      - Эй вы, полевики - соломенные волосы, черные лбы, облупленные носы!
      - А вы лесовики - белые поганки. Вдоволь солнышка не видали, досыта хлебушка не едали!
      Оставив Петю, мальчишки начали быстрей доделывать из камышей плоты и грузиться для переправы. Им не терпелось сразиться.
      Вожатый оттолкнул свой плотик и помчался обратно к старому пчельнику. Сердце его тревожно и радостно забилось. Но увы, навстречу ему полетели палки и камни.
      И на этих мальчишках - ни одного красного галстука. От буйных загорелых ребят они отличались тем, что были белолицы. Наверное, оттого, что в лесу жили?
      Петя решил сыграть в парламентера.
      - Плыву на переговоры! - прокричал он, подняв над головой носовой платок.
      - Плыви, плыви, вот мы тебе покажем, как обрывать нашу смородину.
      - Да не нужна мне ваша смородина. Тише, ребята!
      Я вожатый, ищу своих пионеров из колхоза "Красный май".
      - Ну, своих и имай, а нас не замай!
      - К своим поспешай - нашей драке не мешай!
      Попытки примирить враждующие стороны не имели
      успеха. Как только приблизились плоты смуглолицых, белолицые мальчишки принялись отталкивать их длинными шестами, обстреливать комьями земли, палками и камнями.
      Началось настоящее сражение между полевиками и лесовиками. Много загорелых оказалось в воде.
      Желая хоть как-нибудь усмирить драку, Петя принялся палить вверх из мелкокалиберки. Но ее негромкие хлопки не произвели никакого впечатления.
      Побоище утихло само собой, когда десант темнолицых был отбит. Белолицые победили. Но какою ценой! Не было мальчишки без синяка или шишки. Однако они не унывали и задорно покрикивали на ту сторону:
      - Что, получили? Не будете лезть на нашу сторону.
      Полезете - еще получите!
      В ответ звучали не менее задорные обещания: - Попробуйте вы полезть на нашу сторону! Назад не вернетесь!
      Вскоре побежденные ушли в свою деревню, обсуждая планы мести. Победители тоже отправились восвояси, и Петя остался один. С горечью думал он о том, сколько сил тратят деревенские мальчишки на глупые междоусобные драки. Если бы столько азарта да на полезные дела!
      И зачем темнолицым на этой стороне ягоды рвать, когда и на той стороне дикая смородина и ежевика тоже растут?
      И почему белолицым на той стороне рыбу ловить, когда и с этого берега можно отлично удить?
      Эти мысли навели Петю на догадку, не замешана ли здесь третья сила? И он внимательно, как следопыт, стал обходить пчельник, иш.а, нет ли отсюда тропинки, ведущей к Волчьему острову.
      Болото, болото, со всех сторон болото подступало к лесу и к плетням старого пчельника. За кустами ежевики и черной смородины сразу начинались камыши, вязкая трясина. И никаких следов.
      И вдруг... эге, это что за штука? Несколько жердинок будто случайно брошено через тину! А ну-ка, шагнем по ним! Гнутся, но держат. Шагнем дальше. Вот камыш примят... Кто-то ходил здесь. Смелее вперед. Ход найден!
      Петя пошел по жердочкам. А когда они кончились, заметил следок и дальше, проверяя шестом неглубокую лужу. Здесь вода была холодней и совсем не попадалось тины. Крепко переплетенные корни тростников образовали плотный, упругий ковер, по которому приятно было идти.
      Однако под этим покровом чувствовалась большая глубина. Петин шест, протыкая покров, уходил глубоко, и под ковром обнаруживалась вода.
      Здесь можно было попасть в бездонное оконце. Соблюдая осторожность, Петя долго пробирался по примятому тростнику.
      Вдруг над ним снова застрекотала сорока, нога почуяла твердую почву, и Петя увидел гущу ольховника. Не таинственный ли остров перед ним? Вожатый раздвинул кусты и вышел на бугристую полянку.
      - Здравствуй, Волчий остров! - он воткнул шест, как открыватель новых земель, и тут же отшатнулся. Перед ним появилось некое существо и с любопытством уставилось на Петю, пошевеливая ушами.
      Петя ущипнул себя, топнул ногой - он поверить не мог своим глазам! перед ним сидела крольчиха Маша.
      - Маша! Маша! - позвал Петя. - Как ты здесь очутилась? Он бросился к крольчихе, чтобы поймать ее и убедиться, что это не приснилось. Но Маша не далась в руки. Он за ней - она в сторону. Он шаг - она прыжок. Так скок да скок - и оказалась на какой-то дощечке.
      И по этой дощечке, как по мостику, топ-топ и спрыгнула в заросли ивняка.
      "Ага, - догадался Петя, - за этим островом есть другой. Я попал на малую землю, а там, наверное, большая земля!"
      Недолго думая он шагнул на дощечку, положенную кем-то на подпорки. Еще несколько шагов - и вот уже большая земля. Но только Петя занес ногу, как дощечка пошла вниз, задний конец ее приподнялся, и вожатый кубарем полетел в кустарник.
      Хотел тут же вскочить на ноги, но не мог: он попал в ловчие сети. И чем больше брыкался, тем больше запутывался в них. Навешенные на сетях бубенчики неистово звенели, предупреждая неизвестных охотников, что попался крупный звеоь.
      О ЧЕМ УМОЛЧАЛ СТАРЫЙ ЕГЕРЬ
      Пока Петя придет в себя и выпутается из ловчих сетей, мы расскажем то, о чем умолчал в разговоре с вожатым старый егерь Афанасий Жнивин.
      Немало насказав охотничьих баек про барские прихоти, он не объяснил, зачем отправился на болото. Фрикадельки - это так, для виду, охотник просто разыграл Петю. У него были к тому две причины. Во-первых, его послал председатель разыскать ребят и уговорить их пойти на мировую. А во-вторых, он хотел угодить своему единственному сыну Феде, недавно вернувшемуся из Красной Армии.
      Они с ним давно не ладили. Насколько егерь хвастался своей дружбой с помещиками, настолько Федя стыдился этого.
      Пока Федя служил на границе, умерла мать, и отец остался один-одинешенек. Он просил, умолял Федю поскорей жениться, чтобы появилась в доме хозяйка. Но Федя только посмеивался, будто подходящей невесты не найдет. И вдруг накануне, заехав вместе с товарищами, весело сказал:
      - Ну, батя, если хочешь, чтобы вместе жили, давай действуй. Собираем мы на старом пчельнике пикник, ну, вот как раньше твои господа собирались попить-поесть-погулять на лоне природы. И на этом пикнике будет у нас разговор с невестами. Возможно, все обговорим и заживем по-хорошему. Приготовь ты нам угощение. Какое-нибудь поинтересней.
      Обрадовался Афанасий:
      - Вот хорошо, сынок! Вот ладно. Уж так мне одному скучно. Уж так мне хочется поскорей внучат иметь. А то ведь некому охотничьи байки порассказывать. А у меня их за жизнь-то столько накопилось. Терпения нет. Ну, в пору собаке рассказывать!
      - Ладно, ладно, - усмехнулся Федя, - до внучат еще далеко, а на пикнике твои байки послушаем под какую-нибудь дичь или рыбу.
      - Какая теперь дичь, кто ее летом стреляет. Вот насчет рыбки что-нибудь соображу, - пообещал Афанасий. - Я вам в заповедных озерах такую щуку поймаю, чудо!
      И быстро снарядился в поход. Рогульки для жерлиц и волосяные лески с крючками уложил в ягдташ. Удилища он с собой никогда не таскал, вырезая их из прибрежных кустов. А вот ружье всегда брал, чтобы ястреба хищного стрельнуть, нечаянного волка угостить. Ружей у него было припрятано несколько штук - из бывших господских, а ходил он с самым старым, чтобы люди не завидовали.
      Случайно встретив Петю, он умолчал обо всем этом по старой охотничьей привычке, стараясь больше врать, чем говорить правду.
      А фрикадельки? О них речь впереди.
      ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ЗАГАДОК
      Заповедные озера Белая заповедь и Черная заповедь славились своей глубиной, корягами и громадными щуками. Афанасий Жнивин решил поудить в Белой заповеди, где коряг было поменьше.
      Быстро поймал на муху пяток красноперок, поставил жерлицы, насадив каждую рыбешку на крючок за спинку, и прилег на травку, поглядывая, как схватит щука. Шука - рыба жадная, прямо речной тигр, так и прячется в тростниках да речных подводных зарослях, высматривая добычу. Утенка увидит - хап утенка, хохулю заметит - хап зверька, не побрезгует и лягушкой. Увидит рыбку - и, не заметив, что она на крючке, цап ее, да и попалась.
      Тут и начнет она со зла возиться. Хвостом бьет, пасть разевает, головой в куст лезет. Ну, Жнивин все эти повадки знал, сидел себе, покуривал и спокойно на рогульки жерлиц поглядывал. И его пес Жулик, знавший все охотничьи и рыболовные правила, лежал спокойно и прищуренным глазом тоже поглядывал на удочки.
      И вдруг удилище, что стояло под кустом, сильно нагнулось, бечевка выскочила из зажима, и рогулька начала разматываться. Размотавшись до отказа, бечевка натянулась, как струна, а вода так и забурлила.
      Афанасий схватил удилище, да погорячился - думал, как потянет, так щучку сразу и вымахнет. Но ошибся.
      Леска лопнула, рыбак с размаху сел на берег, а из глубины озера до половины высунулась огромная щука, глянула на Афанасия Жнивина злыми глазами, лязгнула пастью и погрузилась обратно в пучину озера.
      Поглядел незадачливый рыбак на Жулика, пес на него.
      - Какую мы с тобой рыбу упустили-и! - протянул Афанасий.
      Жулик даже отвернулся, как бы говоря: "Я тут ни при чем, но разве серьезные люди так щук таскают. Вымахивают рыбешек через себя только мальчишки".
      Афанасий погоревал немного, надвинул на глаза старенький картузик, смотал жерлицы. Уж если первая щука в озере сорвалась, вторая ни за что не попадется. Такова примета.
      Решил егерь попробовать счастья в соседнем озере. Недолюбливал он Черную заповедь. Что-то в этом темном озере было нечисто. Рыбаки в нем почему-то тонули. Было оно какое-то неприветливое. Но щуки в нем еще крупней, чем в Белой заповеди, пудовые.
      Захватил он ведерко с живцами и осторожно подошел к крутым берегам глубокого озера.
      И только настроил жерлицу, только забросил первого живца, веселенькую красноперку, как вода под берегом забурлила, как от пароходного винта, и какое-то чудовище, схватив рыбку, чуть не вырвало у него удилища из рук.
      И началось: Афанасий тянет к себе - щука его тащит к себе. И еще неизвестно, кто сильнее. Крепкая леска напряглась, звенит, как струна. Жулик по берегу прыгает, лает. Чайки целой стаей налетели. Любопытствуют, громко кричат сверху, словно советуют, как лучше тащить.
      Темная тень под водой так и ходит, так и вздымает волны. Несколько раз высовывалась наружу огромная зубастая морда и снова уходила в глубину, лязгнув зубами.
      Наконец понатужился Афанасий - вымахнул добычу на берег. Громадная щука, стараясь снова попасть в озеро, делала прыжки, ходила среди высоких трав колесом.
      Жулик бросился прочь, поджав хвост. Рыбак боялся подступиться - еще хватит зубастой пастью. Наконец утихомирилась. Подошел Жнивин, посмотрел в ее злые глаза и попятился: это была та же самая щука, которую он упустил в Белой заповеди. Из ее пасти торчал обрывок лески и якорек его самодельной работы.
      Афанасий почесал затылок: уже не оборотень ли это?
      Как может обыкновенная рыба попасться подряд два раза в разных озерах? Перекрестил ее - ничего, не исчезла, как привидение. Проколол он ее для верности осиновым колышком и, взвалив на плечо, пошел на Волчий остров.
      "Председатель велел. Зайду, посмотрю, нет ли там ребят, а потом пойду на старый пчельник", - решил он.
      Сзади бежал Жулик, довольно помахивая хвостом.
      НАЧИНАЮТСЯ РАЗГАДКИ
      - Стой, тише! Не брыкайся, сети не порвешь, только больше запутаешься! - услышал Петя. Сквозь звон бубенчиков и колокольчиков до него донеслись собачий лай и чей-то смех.
      Прекратив возню, он огляделся. Из кустов сбегались мальчишки и девчонки с веревками в руках. На голых шеях у них висели красные галстуки. Значит, это были те, кого он искал. Но вместо того чтобы обрадоваться, Петя ужасно рассердился.
      - Стыд! Позор! Безобразие! Поймали вожатого, как перепела, и рады?
      Какое радоваться! Ребята, увидев, кого они поймали, онемели.
      - А мы думали, это Неходихин вслед за Жнивиным крадется, - сказал лобастый паренек, распутывая Петю.
      Тут Петя увидел бывшего барского егеря.