Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Великий час океанов (№5) - Тихий океан

ModernLib.Net / История / Блон Жорж / Тихий океан - Чтение (стр. 2)
Автор: Блон Жорж
Жанр: История
Серия: Великий час океанов

 

 


Погода все дни стояла прекрасная, но на борту корабля уже появился невидимый враг, который истреблял в те времена множество людей в море: цинга.

Совершенно лишенные свежей пищи, то есть необходимого минимума витаминов, девятнадцать моряков из экспедиции Магеллана были обречены на смерть, у них выпали зубы, гноились десны, распухло небо и отекли ноги. Болезнь подобралась и к самому Магеллану, но он сумел выстоять.

Вот на пути им встретилось несколько скалистых, совершенно голых островков, Магеллан назвал их Несчастными островами. Наконец, 14 января 1520 года они увидели еще один остров, на этот раз покрытый зеленью, но из-за сплошного кольца рифов к нему невозможно было подойти. 25 января появился новый остров, новая надежда. Но увы, море вокруг него кишело акулами. Моряки только и смогли, что дать ему название Tiburones, как именуются по-испански эти хищницы.

Утром 6 марта, через сто десять дней после Огненной Земли, на горизонте показалось еще три острова, покрытых растительностью. На одном из них они разглядели золотистый пляж. Почти все историки морских открытий сходятся на том, что это был остров Гуам, самый южный из Маркизских островов.

Корабли еще были на довольно большом расстоянии от него, когда море вдруг покрылось множеством пирог с балансирами. Сидевшие в них туземцы со светло-коричневой кожей необычайно виртуозно орудовали одним гребком. Это были прекрасно сложенные обнаженные люди с длинными волосами, собранными на макушке в узел. Через минуту они уже карабкались на суда со смехом, с оживленной болтовней и сразу начинали хватать все, что попадалось им под руку. Изнуренные матросы не оказывали никакого противодействия. Туземцы схватили даже пушку и переволокли ее на берег.

Магеллан вывел корабли в открытое море и всю ночь курсировал неподалеку от острова. Он был явно в нерешительности, так как дал себе слово никогда не обижать туземцев. Однако моряки старались убедить его, что дело идет теперь о жизни и смерти и что им необходимо любой ценой раздобыть продовольствие. На берег был высажен отряд с наказом отобрать у туземцев унесенные с кораблей вещи и привезти рыбы, свинины, кокосовых орехов, бананов. За все это время было убито семь островитян. Когда корабли тронулись в путь, их тучей окружили лодки, откуда сыпался град камней. Магеллан назвал этот остров Воровским.

Такова была первая стычка между людьми, приплывшими из Европы, и туземцами Океании. Но обобщений делать не следует. В отличие от некоторых других островитян жители Гуама были и в самом деле «добрые дикари», миролюбивые, не желавшие никому причинять зла. Им просто было неведомо понятие собственности, какое существует на Западе: любой предмет, не защищенный табу, принадлежит тем, кто сможет его взять.

Через несколько дней люди, страдавшие от цинги, начали возвращаться к жизни. Чтобы дать себе небольшую передышку, они пристали к зеленому безлюдному острову. И сейчас же там появилась пирога с туземцами. Магеллан велел команде укрыться под деревьями, а сам в сопровождении своего раба Энрике и летописца Пигафетты вышел на песчаный берег. Энрике был малаец с Суматры и попал в Европу на португальском корабле, следовавшем привычной для португальцев дорогой пряностей: Индия, мыс Доброй Надежды, африканское побережье. Магеллан относился к Энрике с большой добротой, он даже написал в своем завещании, что после его, Магеллана, смерти Энрике отпускается на волю, и назначал ему пенсию.

Туземцы тоже вышли на берег. Обе стороны обменялись приветствиями. Эти люди как будто не были похожи на «воров» Гуама. В обмен на гребенки и бубенчики они предлагали полные корзины рыбы.

28 марта флотилия подошла к третьему острову. Появилась пирога, в ней сидело восемь человек.

– Спроси у них, как называется остров, – обратился Магеллан к своему верному Энрике.

И тот заговорил с приехавшими по-малайски, на их родном языке. Люди сперва онемели от изумления, потом стали отвечать наперебой, объясняя, что им все понятно. Первый человек, совершивший кругосветное плавание, был не европеец, а малаец, раб, который отправился с острова Суматры, миновал Индию, мыс Доброй Надежды, Лиссабон, пересек Атлантический океан, миновал Патагонию и переплыл Тихий океан во всю его ширь.

Остров назывался Массауа, правил им царек по имени Каламбу.

Ни малаец Энрике, ни Магеллан, ни его моряки не придавали, кажется, особого значения своему необыкновенному подвигу. Воодушевляла их лишь одна мысль: уже недалеко Молуккские острова, где можно добыть сколько угодно пряностей.

Туземцы приняли предложенные им подарки и уплыли. Спустя несколько часов появились две большие лодки. В одной из них под балдахином из плетеного тростника восседал вождь. На борт адмиральского корабля поднялась лишь небольшая делегация.

На другой день Энрике сошел на берег, принял подарки и уговорил вождя встретиться с Магелланом. И вот в следующий свой приезд Каламбу, в вышитом саронге, с длинными, распущенными по плечам волосами, поднялся в сопровождении шести знатных особ на борт «Тринидада».

– Вам необходимо, – сказал он Магеллану, – нанести визит главному правителю всех наших островов, радже Хумабону. Он живет в Себу.

Себу – портовый город на острове того же названия в Филиппинском архипелаге. 4 апреля флотилия, возглавляемая королем Каламбу, покинула Массауа и 7 апреля подошла к Себу.

С первого же взгляда Магеллан понял, что это крупный порт. На рейде теснились джонки, прибывшие из других стран. Чтобы сделать свой приезд более торжественным, корабли дали салют из пушек, отчего все туземцы бросились в разные стороны. Но Магеллан тут же отправил на берег Энрике уведомить короля, что у них нет никаких враждебных намерений. Малаец объяснил Хумабону, что Магеллан, его хозяин, состоит на службе у самого великого правителя на земле. Это по его приказанию переплыл он океан, стремясь достичь островов пряностей, и теперь по пути заехал выразить свое почтение королю Себу. Ни на что, кроме деловых отношений, он не претендует.

Хумабон отнюдь не был наивным дикарем. У себя на островах он взимал со всех кораблей плату за вход в гавань и теперь холодно объявил Энрике, что его хозяину прежде всего следует подчиниться общим правилам.

– Но такой могущественный адмирал, как мой хозяин, не может платить никаких пошлин.

– Все их платят.

И в качестве свидетеля король велел позвать мавританского купца, который только что прибыл на джонке из Сиама и беспрекословно заплатил пошлину.

Взглянув на корабли Магеллана, этот мавр сразу понял: христиане прибыли сюда для того, чтобы проникнуть на единственные не известные им до сих пор острова пряностей. Что же делать? «Не будем торопить событий, – подумал он, – а там посмотрим». И вот какой совет дал наедине Хумабону: не вступать ни в какие конфликты с иностранцами. Хумабон внял совету и, отменив пошлину, пригласил посланцев Магеллана на пиршество. Кушанья подавались на фарфоровой посуде, привезенной прямо из Китая. Значит, Китай где-то совсем близко. Мечту Христофора Колумба, стремившегося достичь Индии западным путем, осуществил теперь Магеллан.

Начался обмен товарами. Больше всего туземцев привлекало железо, твердый металл, который в их глазах был намного полезнее золота. За четырнадцать фунтов железа они отдавали пятнадцать фунтов золота, и Магеллан всеми силами старался помешать матросам обменивать на золото все, что у них было.

– Если туземцы поймут, как драгоценно золото, они сразу же повысят на него цену.

Отношения становились все дружественнее, и под конец король Себу и его свита выказали даже желание принять христианство. Вот запись в дневнике Пигафетты, относящаяся к этому якобы стихийному обращению: «Магеллан объявил, что они не должны принимать христианство из страха или из желания сделать нам приятное. Если они действительно хотят стать христианами, нужно, чтобы это происходило по их собственной воле и из любви к Богу. Если же они этого не желают, никто не причинит им зла, но тех, кто станет христианами, будут больше любить и лучше к ним относиться. Тогда все они в один голос воскликнули, что хотят стать христианами не из страха и не из желания сделать Магеллану приятное, а по собственной воле. Они целиком на него полагаются, он может считать их своими подданными. После этих слов Магеллан обнял их со слезами на глазах, стиснул руки принца и руки короля Массауа и объявил обоим вождям, что он с такой же искренностью, как верит в Бога и как предан своему повелителю, обещает им, что отныне они будут жить в вечном мире с Испанией. И они тоже дали ему такое же обещание».

Репортаж Пигафетты, изобилующий точными и правдоподобными деталями, производит нередко впечатление истинности. Но историограф, несомненно, писал по заведенной схеме. Эпизоды стихийного обращения «дикарей» в христианство встречаются во множестве записей той поры. На самом же деле принимать христианство туземцев принуждали, когда по-доброму, а когда и нет. Путешественникам полагалось по возвращении давать отчет о количестве обращенных душ. Молчаливый сговор позволял прикрывать алчность распространением слова Божьего. Но обращения не всегда добивались страхом. Очень часто туземцы соглашались принять христианство, усматривая в том явную для себя выгоду или же из хитрости, из любопытства, в надежде, что новый Бог сделает их такими же сильными, как люди, о нем говорящие. Ясно, что Магеллан не мог действовать угрозой на короля и придворную знать Себу. А хитрая лиса Хумабон старался, конечно, извлечь из ситуации, созданной прибытием европейцев, побольше для себя выгоды.


Себу, 14 апреля 1521 года. Магеллан пока еще не покидал своего корабля, все переговоры он неизменно ведет через посредство Энрике и Пигафетты. И теперь он хочет придать своему первому выходу на берег побольше торжественности.

Впереди Магеллана выступают сорок вооруженных солдат, за ним следуют офицеры и знаменосец. В тот самый момент, когда его нога касается земли, гремит артиллерийский залп. Напуганные зрители бросаются врассыпную, но, заметив, что король спокойно остается на своем месте (его обо всем предупредили заранее), они быстро возвращаются, чтобы присутствовать при возведении на берегу большого креста, перед которым их властелин, его сыновья и многие знатные люди будут принимать крещение. Вместо языческого имени Хумабон король получает имя Карлос, королеву нарекают Жанной, а двух принцесс – Екатериной и Изабеллой. Высшая знать острова и соседних островов тоже не хочет от них отставать, и вот до самой поздней ночи священник флагманского корабля крестит теснящихся вокруг него людей. Прослышав об удивительных церемониях заморского чародея, на следующий день к нему стали стекаться жители других поселений. Через несколько дней почти все вожди ближних мест получили крещение и присоединились (каким образом, не сказано) к договору о союзе и дружбе, подписанному Магелланом и королем Себу. Договор давал испанцам исключительное право на торговлю с островом Себу и соседними островами. Взамен Магеллан предоставлял всем, принявшим новую веру, покровительство и защиту испанской державы.

Не прошло и недели, как адмирал получил от своего «протеже» Хумабона такую весть:

– Силапулапу поднял восстание. Он не выполняет моих приказов и даже хочет запретить всем вождям островов поставлять мне товары, предназначенные для испанцев.

Силапулапу – царек небольшого острова, название которого вскоре получит печальную известность: Мактан.

21 апреля 1521 года. Отряд из шестидесяти человек под предводительством самого Магеллана отправился в баркасах через пролив, отделявший Себу от Мактана. На угрозу адмирала применить силу Силапулапу ответил, что «у его людей тоже есть копья». Хумабон предложил Магеллану взять под свое командование тысячу его воинов. Адмирал отказался. Он хотел, чтобы демонстрация мощи была проведена только его войсками. Силы Силапулапу исчислялись в тысячу человек, но против испанских бомбард и мушкетов у них были лишь луки и стрелы. Когда лодки испанцев приблизились к Мактану, было совсем светло. Туземное войско стояло на берегу. Вдруг одна из лодок наскочила на мель, а за нею и все остальные. Испанцы были пока на расстоянии, вдвое превышавшем полет стрелы. Препятствием для лодок оказалось кольцо коралловых рифов вокруг острова. Глубины там не превышали метра.

– Сорок человек следуют за мной, – приказал Магеллан. – Мушкеты и бомбарды остаются в лодках, они будут прикрывать наше продвижение.

Испанцы были уверены, что при первом же выстреле дикари бросятся врассыпную. Они вышли из лодок и пробирались по воде, доходившей им до пояса. Все были в кирасах, с пиками, шпагами и алебардами. Туземцы отошли к краю пляжа и выпустили несколько стрел. Когда отряд достиг берега, с лодок открыли огонь из бомбард и мушкетов. Но тут испанцы заметили, что снаряды не долетают до берега, а мушкетные пули теряют на таком расстоянии силу и не могут пробить туземных щитов.

– Прекратить огонь! – крикнул Магеллан людям в лодках.

Но его не услышали. В течение получаса бомбарды и мушкеты вели бесплодный огонь под крики и смех туземцев. Вот как описывает дальнейшие события Пигафетта:

«Когда туземцы поняли, что наши пули им вреда не причиняют, они перестали отступать и кричали все громче и громче, прыгая из стороны в сторону, чтобы уклониться от наших снарядов. Потом под прикрытием щитов они стали понемногу продвигаться вперед и обрушили на нас целый град стрел, так что мы едва могли защищаться».

Чтобы отвлечь их внимание, Магеллан посылает несколько человек поджечь ближайшие хижины. В это время туземцы сделали бросок вперед, выпуская потоки стрел.

«Когда они заметили, что грудь у нас защищена, а ноги – нет, они стали целиться ниже. Одна отравленная стрела попала в ногу капитана, тогда он дал приказ осторожно отступать».

Все испанцы, за исключением семи-восьми человек, стали поспешно и беспорядочно отходить. Туземцы преследовали их на мелководье. По одежде они узнали вождя белых и подступили к нему вплотную. Магеллан всадил алебарду в грудь туземца, но не смог ее выдернуть. В это время в правый локоть ему попал камень из пращи. Стоявший рядом с ним Пигафетта был ранен. Тщетно пытался Магеллан достать свою шпагу. Пораженный в левую ногу, он упал вперед. Десяток стрел пронзили его тело.

«Вот таким образом, – заключает Пигафетта, – был убит наш светоч, наша отрада, наше утешение, наш истинный вождь».


После смерти своего командира испанцы повели себя недостойно. Вместо того, чтобы идти в контратаку и отбить по крайней мере тело Магеллана и тем самым вернуть, может быть, свой престиж, они предложили правителю острова Мактан обменять труп прославленного капитана на стеклянные бусы.

– Труп нашего врага не продается! – воскликнул Силапулапу.

Он считал его своим трофеем. И люди на всем архипелаге уже знали, что Силапулапу убил повелителя грома и молнии с такой же легкостью, как птицу.

Что стало с телом Магеллана, для нас навсегда останется тайной.

Отношение туземцев теперь резко изменилось, и не только потому, что испанцы потерпели поражение, а торговля шла совсем вяло. Пока был жив Магеллан, даже он, несмотря на все свои старания, не мог помешать матросам, столько месяцев пробывшим в море, бешено набрасываться на всех туземных женщин. Теперь же, после его смерти, для них уже не было никакого сдерживающего начала.

Чтобы заменить Магеллана, офицеры выбрали ему двух преемников. Один из них был его шурин Дуарти Барбоза, разжалованный несколько дней назад за безобразную оргию (теперь он был объявлен адмиралом), другой – Карвальо, капитан «Консепсьона», назначенный помощником. С первых же шагов своего командования Барбоза совершит глупый и позорный поступок, который повлечет за собой катастрофу.

Энрике, до последней минуты сражавшийся рядом со своим хозяином, лежал теперь раненый на своей койке на борту «Тринидада». С грубой руганью Барбоза набросился на него и заставил подняться.

– Ты теперь мой раб и должен работать! Вставай, если не хочешь испробовать плетки!

При неловком молчании присутствующих малаец с трудом поднялся и, ни слова не говоря, отправился в кубрик.

Через несколько дней, перед самым отплытием, Барбоза решил произвести еще кое-какой обмен товарами с правителем Себу. А кого же можно было послать к нему в качестве переводчика, если не Энрике? Малаец сошел на берег и вернулся с устным посланием. Король приглашал нового адмирала и всех офицеров, каких он пожелает с собой привести, на большой пир.

– Это может оказаться ловушкой, – заявил Карвальо.

Барбоза пожал плечами. На берег вышли почти все офицеры флота и направились к пиршественным столам. Среди оставшихся на кораблях был раненый Пигафетта.

Под вечер он увидел, что от берега на веслах идет лодка, а в ней альгвасил Эспиноса и Карвальо.

– Видимо, готовится предательство. Быстрее людей и оружие!

Но с берега уже доносились крики: это началось избиение испанцев.

Карвальо отдает приказ открыть огонь по городу. От первых пушечных ядер загорелось несколько построек. Одному офицеру удалось ускользнуть от побоища, он добежал уже до берега, но туземцы догнали его и связали. Видно было, что они с ним о чем-то спорят. Переводчиком был оказавшийся поблизости Энрике. Один из кораблей подошел к берегу на расстояние слышимости. Карвальо велел прекратить огонь. Окруженный туземцами офицер (его звали Серрано) крикнул, что его согласны отпустить за выкуп.

– Они требуют две бомбарды и два медных мушкета.

– Пусть сначала отпустят вас!

– Они не согласны. Сначала надо послать лодку с выкупом.

Серрано выкрикивал все это отрывистыми фразами, в то время как туземцы размахивали вокруг него копьями. Карвальо раздумывал. Послать лодку? А что если туземцы оставят у себя и лодку, и выкуп, и пленника?

Прошла нескончаемая минута, и Карвальо отвернулся от берега.

– Поднять грот!

«Тринидад», «Консепсьон» и «Виктория» повернули свои форштевни к открытому морю. А там, на берегу, в тело Серрано вонзились копья. И в то же самое время был повален большой крест, который туземцы возвели во славу бога белых людей.


Итак, помимо Магеллана испанцы потеряли двух капитанов, хорошо знавших берега Ост-Индии: Барбозу и Серрано. Переводчик Энрике остался в Себу. Из 265 человек команды уцелело лишь 150, как раз столько, чтобы двум кораблям можно было выйти в море. Решили пожертвовать «Консепсьоном», который уже давно протекал.

Пять кораблей вышли из порта Севильи в экспедицию. Первой жертвой стал «Сантьяго», разбившийся у берегов Патагонии. Посланный на разведку в Магелланов пролив «Сан-Антонио» вернулся в Испанию. Теперь потерян «Консепсьон». Остаются «Тринидад», бывший флагман Магеллана, и самый маленький корабль экспедиции «Виктория».

В течение нескольких месяцев оставшиеся в живых участники экспедиции занимались морским разбоем среди островов Малайского архипелага. Они нападали на джонки, высаживались для грабежа на берег, стремясь захватить вождей, за которых требовали потом выкуп. К берегу они приставали и в погоне за женщинами. Сам Карвальо подавал пример: он держал у себя на корабле трех малаек. Даже его спутникам вдруг показалось, что это уж сверх всякой меры, и они сместили его. После новых выборов образовался триумвират: альгвасил Гомес де Эспиноса и два штурмана, Бонсеро и Элькано. Хуан Себастьян Элькано, баск по происхождению, принимал участие в мятеже на Атлантическом побережье. Помилованный Магелланом, оставленный на своем посту, он научился молчать, но теперь Элькано сказал себе, что настал его час. Он решил идти к Молуккским островам, взять там хороший груз пряностей и возвратиться в Испанию.

По пути испанцам встретился большой барк, они разграбили его и оставили у себя одного пленника, туземца с острова Тернате.

– Ты хорошо знаешь эти места и, если тебе дорога жизнь, веди нас к Молуккским островам.

8 ноября 1521 года «Тринидад» и «Виктория» бросили якорь перед островом Тидоре. «Лоцман, – рассказывает Пигафетта, – объявил нам, что это один из Молуккских островов. Мы все благодарили Бога и на радостях произвели несколько орудийных залпов».

Вид острова Тидоре был очарователен, жители его необычайно радушны. Туземный король принял испанцев по-братски и без дальних проволочек признал суверенитет испанского короля. Испанцы с избытком получили драгоценные пряности, съестные припасы и золотой песок.

– Остаться бы навсегда в этом раю, – вздыхали матросы.

Однако 18 декабря триумвират Эспиноса – Бонсеро – Элькано объявил приказ об отплытии. И почти сразу после этого «Тринидад» дает течь и садится на мель. Все поставлено под угрозу.

– Нет, – заявил триумвират, посовещавшись. – Здесь останется альгвасил Гомес де Эспиноса с полусотней людей, чтобы снять с мели и починить «Тринидад», который вернется затем в Америку, но только через северную часть Тихого моря. А «Виктория» пойдет в Испанию вокруг мыса Бурь.

Итак, «Виктория» одна покинула остров Тидоре. По пути капитан Элькано старался пополнить груз пряностей на других Молуккских островах. Плавание среди островов было долгим, так как Элькано хотелось купить все подешевле и, кроме того, давали себя знать пиратские повадки моряков. Наконец 13 февраля 1522 года «Виктория» совсем распрощалась с Тидоре и отплыла в Севилью. Расстояние – 30000 километров.

Морской путь из Ост-Индии в Испанию нельзя сравнить с теми пустынными просторами Тихого океана, какие одолел Магеллан. На всем протяжении этого пути встречались порты и плавало множество кораблей. Но только и корабли эти, и порты были португальские, иными словами, всякая стоянка исключалась. Кроме того, как узнал недавно Элькано, экспедицию Магеллана разыскивали португальские корабли, желая ее уничтожить, потому что испанцы осмелились плавать в португальских водах, и вдобавок уже распространился слух, что после смерти адмирала его моряки занялись морским разбоем.

При отплытии с острова Тидоре Элькано предупредил команду:

– Никаких стоянок. Главное, не попасть в руки португальцев.

Тогда он еще не знал, какая участь постигнет моряков «Тринидада», который покинет остров Тидоре в апреле 1522 года.

Корабль попал в бурю и вынужден был снова вернуться к Молуккским островам, где его задержала португальская эскадра. Судно вскоре затонуло, а его команда из сорока пяти человек целых пять лет томилась в тюрьме в ужасных условиях. Только четверо из этих людей снова увидели потом свою родину.

Стремясь обойти Африку как можно дальше от мыса Бурь (Доброй Надежды), Элькано взял курс на юго-запад. На корабле все шло своим чередом, матросы отлично выполняли команды, маневрируя парусами, порядок царил полный. Как и многие баски, Элькано был прирожденным мореходом.

Долгие недели, пока «Виктория» плыла через Индийский океан, люди видели перед собой лишь море да небо. И опять невидимый враг появился вдруг на корабле.

Запасы продовольствия были рассчитаны на пять месяцев. Особенно много взяли с собой мяса, но просолить его как следует не смогли, и вот теперь под жарким солнцем оно начало портиться. Пришлось выбросить его в море и довольствоваться лишь рисом. А если в течение многих недель есть один только рис – это значит авитаминоз, потом цинга. На борту «Виктории» цинга свирепствовала беспощадно, трупы выбрасывали в море, как прежде выбрасывали тухлое мясо.

Сдавшись наконец на уговоры, Элькано сделал небольшую стоянку к востоку от мыса, в устье Рио-дель-Инфанте. Место это, увы, оказалось бесплодным и пустынным. Тогда больные моряки стали умолять капитана повернуть к португальским портам Мозамбика.

– Корабль будет захвачен, но мы останемся живы.

– Ни за что!

И Элькано коснулся рукой эфеса своей шпаги. Прежний бунтовщик говорил и действовал в точности, как Магеллан.

Против мыса Доброй Надежды буря сорвала с «Виктории» фок-мачту и расколола грот-мачту. Изнуренные, едва стоявшие на ногах матросы кое-как исправили поломку. Дули сильные встречные ветры. Чтобы обогнуть страшный мыс, Элькано пришлось сделать двадцать попыток. Наконец ему это удалось, и он вышел в Атлантику. Цинга продолжала косить людей на корабле, почти каждый день в море опускали тела умерших. Всего погиб двадцать один человек. 9 июля на горизонте показались острова Зеленого Мыса. Съестных припасов оставалось только на два дня.

– На этот раз сделаем остановку, – сказал Элькано. – Только осторожно, острова португальские. «Виктория» станет на якорь вдали от берега. Люди, которые отправятся в лодках за провизией, не должны говорить, что мы из экспедиции Магеллана, пусть скажут, что нас занесло сюда бурей на обратном пути из Америки. Клянитесь не нарушать приказа, от этого будет зависеть жизнь всех нас.

Матросы поклялилсь, и лодка отправилась к берегу. Португальцы согласились продать им мяса, овощей, фруктов – сыграла свою роль морская солидарность. Три раза совершала лодка рейсы без особых происшествий. Однако, вернувшись на корабль, матросы говорили с недоумением:

– Португальцы утверждают, что сегодня четверг.

– Четверг? – спросил Пигафетта. – Если я не ошибаюсь, сегодня среда.

Он заглянул в свой дневник, потом в судовой журнал.

– Правильно, сегодня только среда.

Эти люди, а вместе с ними и весь мир еще не знали истины, открытие которой вскоре взволнует ученых всех стран. Совершая путешествие вокруг земли, мы теряем или выигрываем один день в зависимости от того, в какую направимся сторону.

Выкладки астрономов по возвращении экспедиции разрешат эту загадку календаря. Земля не только имеет форму шара, но она к тому же и вращается вокруг своей оси, так что, если плыть все время на запад, мы, описав полную окружность Земли, выигрываем один видимый оборот Солнца.

Четвертый раз отошла лодка к островам Зеленого Мыса. И в это время Элькано заметил, что в порту началось какое-то движение. Большой баркас с вооруженными людьми отчалил от берега и направился к «Виктории». Уж не обронил ли какой-нибудь матрос неосторожное слово, пытаясь обменять пряности на спиртное? Все могло быть, но Элькано унаследовал от Магеллана способность принимать быстрые решения: живо топор, рубить якорный трос, поднять паруса! Весь день «Виктория», за которой гнались четыре португальских судна, шла на предельной скорости.

Скорость эта не была такой уж значительной. Потрепанная «Виктория» еле тащилась, все в ней скрипело и стонало. При отплытии с островов пряностей в экипаже насчитывалось шестьдесят человек, теперь же осталось лишь восемнадцать, и те были едва живы. Трюм «Виктории» дал течь, приходилось непрерывно откачивать воду, в то время как четыре португальских парусника продолжали свое преследование.

– Капитан, выбросим груз за борт, это увеличит скорость!

Элькано приказал сбросить в море десять тонн корицы, и это было все. Он очень хотел вернуться в свою страну, но вернуться не как нищий. Его энергия действовала оживляюще на полумертвую команду. Наконец португальцы прекратили погоню. От островов Зеленого Мыса «Виктория» отошла 13 июля, и только 4 сентября на корабле прозвучал радостный крик: вдали показался мыс Сен-Винсент.

6 сентября 1522 года «Виктория» вошла в порт Сан-Лукар, откуда она отправлялась в свое плавание. По Гвадалквивиру ее вели на буксире. Матросы и жители побережья удивлялись, откуда мог появиться этот потрепанный корабль. Название «Виктория» ничего им не говорило. В Испании уже давно считали, что флотилия Магеллана погибла вся целиком. О ней даже стали забывать.

Из 265 человек обратно вернулось только восемнадцать, уцелел лишь один корабль. Но экспедиция выполнила свое назначение и привезла пряности. За 1080 дней она прошла расстояние в 46 280 морских миль, то есть 85700 километров. В своей каюте Элькано писал отчет королю: «Да будет Вашему величеству известно, что мы нашли камфору, корицу и жемчуг. Да соблаговолит Ваше величество оценить по достоинству тот факт, что мы объехали вокруг земли, – отплыв на запад, возвратились с востока».

Карл V, принявший у себя Элькано, пожаловал ему дворянство. Все оставшиеся в живых моряки получили разные награды. Как высоки в то время были цены на пряности, красноречиво свидетельствует одна наглядная деталь. Те, кто финансировал экспедицию Магеллана, уже давно считали свои деньги безвозвратно потерянными, и вот теперь груз одной лишь маленькой «Виктории» возместил им все сполна, и даже с выплатой четырех процентов.

Согласно договору с королем, наследникам Магеллана полагалось получить пятую часть всей прибыли экспедиции и управление вновь открытыми землями. Однако к тому времени уже не осталось никого, кто бы мог требовать наследства. Жена Магеллана умерла, так же как и их старший сын. Умер и второй сын, которого мореплаватель не знал: он родился уже после отплытия экспедиции. Потомство путешественника исчезло вместе с ним. Вот что писал Пигафетта в предисловии к своему репортажу:

«Надеюсь, что слава столь благородного капитана не угаснет в наше время. Среди многих добродетелей, его украшавших, одна была особенно замечательной: он всегда оставался самым стойким из всех даже при крайних трудностях. Голод он переносил терпеливее других. Не было на земле человека, который бы разбирался лучше, чем он, в картах и мореходстве. В моем рассказе заключена правда о его открытиях, о том, что до него никто не мог ни видеть, ни открыть».

Слава Магеллана намного пережила его время. Чтобы превзойти этот великий подвиг, людям пришлось бы покинуть нашу планету.

ПИОНЕРЫ И РОБИНЗОНЫ

Бадахос – испанский город близ португальской границы, на широте Лиссабона. Бывшая столица маленького мусульманского королевства, он после Реконкисты[4] становится важным стратегическим пунктом. В 1524 году в нем насчитывалось тысяч пятнадцать жителей (теперь 100000) – для Испании той поры население значительное. Весь город насквозь пропах конским навозом, и в ту весну этот запах был особенно сильным из-за необычного скопления ослов, лошадей и мулов, которые передвигались по пыльным, грязным улицам или, привязанные за кольцо, теснились около неуютных постоялых дворов. В Бадахосе шло международное совещание. Это был первый результат успеха экспедиции Магеллана.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15