Обольщение по-королевски - Стрела в сердце

— Рован! — отчаянно закричала Кэтрин.

— Пошли, скорее, — тяжело дыша, отозвался Рован.

Она побежала вниз, больно ударяя ноги о каменные ступени. Рован остановил ее, обняв руками за талию.

— Не так быстро, — хрипло засмеялся он, — а то мы сломаем шеи.

Она так испугалась, что не знала, что делать: то ли поцеловать его, то ли дать ему пощечину. Он взял ее за руку и осторожно повел за собой. Около двери они какое-то время стояли, прислонившись к стене, и вслушивались. Но никого не было, только оранжевое пламя, разрастаясь, уже поднялось над куполом. Только лес, окружавший башню, стоял темный и молчаливый. В тени деревьев никого не было.

— Пойдем, — сказал Рован и ступил в темноту. Он осторожно двигался вдоль стены, огибая выступы башни и вглядываясь в темноту. Но не пройдя и дюжины шагов, он обо что-то споткнулся. Встав на одно колено, чтобы посмотреть, что же лежит в сухой траве, он тихо выругался. Кэтрин тоже нагнулась, пытаясь из-за спины Ро-вана разглядеть лежащего человека.

Лицо его было серым, из страшной раны на голове сочилась кровь. Пока нельзя было определить, дышит ли он. Это был Жиль. Веки на восковом лице дрогнули, и он с трудом открыл глаза. Взгляд его блуждал, затем как-то задержался на Кэтрин. Она увидела в них дикий ужас. Он поднял трясущуюся руку, рот его открылся и закрылся.

— Беги, — слабым голосом произнес Жиль. — Они идут, чтобы убить тебя. Беги.

— Кто? — Рован наклонился над ним.

Жиль открыл было рот, но уже не смог ничего произнести. Лицо его затряслось, рука безжизненно упала на грудь.

К башне кто-то бежал. Тяжелые быстрые шаги могли принадлежать только убийцам, о которых пытался предупредить Жиль. Рован вскочил на ноги и подхватил Жиля под плечи.

— Что ты хочешь делать? — спросила Кэтрин, а сама подбежала к Жилю с другой стороны и взяла его за ноги.

— Оттащить его от стены, вдруг она упадет. И от двери тоже.

Он хотел, чтобы его не заметили убийцы, подумала Кэтрин. Будет чудо, если им удастся это сделать. Но они все-таки оттащили Жиля и прислонили спиной к дереву. Рован колебался, оставлять ли его там, но выбора не было. Рыскающие вокруг люди были явно не из Аркадии. В оранжево-красном пожаре, осветившем округу, он видел, что эти белые люди одеты в грубые пончо из одеял и бесформенные твидовые панталоны, поддерживаемые самодельными помочами. Судя по их космам и свирепым лицам, это были представители прибрежных бандитов.

— Рован, — прошептала Кэтрин.

— Не сейчас, — как можно спокойнее ответил он и повел ее в лес.

Она оглянулась. Пираты думали, что они еще в башне. Они толкали, отпихивали друг друга, ругались, стараясь попасть вовнутрь. В руках у них были курковые пистолеты, ножи с толстыми лезвиями, без ножен, а глаза кровожадно горели.

Кэтрин резко отступила в тень. Вдруг до них донесся звон колокола, и тут же — крики людей. По-видимому, рабы обнаружили пожар и скоро прибегут сюда. Может быть, тревога и боязнь, что их обнаружат, отпугнет пиратов?

Рован, не надеясь на случай, схватил ее за руку и подтолкнул в глубину леса. Опустив голову, Кэтрин сосредоточилась на дороге, осторожно ступая в темноте, которая накрыла их обоих. Она натыкалась на сучья, и ветки стегали ее по лицу. Шиповник протыкал и царапал ей ноги, а вереск опутывал ее, мешая идти. Они карабкались по высохшим руслам ручьев и пересекали неглубокие речушки, питавшие фонтан в башне, так много раз, что лохмотья, оставшиеся от сорочки Кэтрин, промокли до талии.

Из кустарника то и дело вылетали испуганные птицы, запах опавших листьев перекрывал запах дыма, а холодная роса с паутины и вечнозеленых деревьев, которые они задевали, охлаждала их разгоряченные лица.

До них еще доносился треск огня и оглушительный звон колокола. И им вдруг показалось, что шум становится все громче и громче, словно это была игра ветра. Кэтрин заметила это, когда остановилась, хватая ртом воздух, и задержала рукой Рована.

— Остановитесь. Давайте минутку отдохнем.

— Мы уже почти на месте, — ответил Рован. Он тоже глубоко дышал, но без видимых усилий.

— Куда? Куда мы идем?

Он попробовал улыбнуться.

— В одном месте мы будем в безопасности.

— А именно?

— Там, — он махнул рукой.

Перед ними показался темный силуэт огромного двухэтажного дома, украшенного готическими арками, балконами и фантастическими резными деревянными украшениями. Перед парадным входом простирался широкий двор, выложенный ракушечником, этим же материалом была вымощена уходящая от дома дорога. Крыша блестела оранжевым отсветом огня.

— Аркадия, — прошептала Кэтрин.

— А что же еще? — спросил он и направился к дому.

— Нет, подожди. — Она схватила его за руку. Он резко обернулся, они так близко оказались друг от друга, что его бедра прижались к ее ногам. Он проговорил:

— Неужели, дорогая Кэтрин, ты хочешь идти куда-нибудь еще?

В его словах было что-то, от чего ее глаза заблестели от навернувшихся слез. Дрожащим голосом она ответила:

— Да, куда угодно.

— Я думал, что неразбериха поможет нам попасть в дом незамеченными. Найдем, во что переодеться и сделаем вид, будто только что проснулись. В отдельных кроватях, конечно.

— Остальные, наверное, вернулись с Жилем. Мы можем наткнуться на них в холлах.

— Мы увидим все, когда подойдем поближе, по свету в окнах и шуму в доме.

Подумав, она нехотя кивнула.

— А вдруг нас увидят люди, которых послали за нами?

— Постараюсь, чтобы этого не случилось.

Она покачала головой.

— Не знаю.

Он долго смотрел на нее. Потом ровным голосом произнес:

— Если вы не возражаете, что нас увидят вместе в дезабилье , то я тем более не против.

Она сразу же поняла его.

— Спасибо вам за то, что вы заботитесь о моем добром имени, но оно, право же, не стоит наших жизней.

— Да, еще. Вы не уверены, хотите ли вернуться в другую тюрьму, обретя своеобразную свободу в вынужденной идиллии?

— Свободу? — переспросила она.

— Говорить, что хочется, поступать по своему усмотрению без осуждения с чьей-либо стороны, ходить обнаженной, если нравится, соблазнять мужчину, если осмелишься. И знать, что есть кто-то, кто не только поймет и примет тебя такой, какая ты есть, но также и вдохновит на нужные поступки.

Она слушала его, и слезы сдавили горло. Борясь с ними, она прошептала: «Да».

Он молчал, а над ними полыхало пламя и звонил колокол. Наконец он сказал:

— Итак?

Прошло какое-то время, пока она обрела способность говорить. Но даже сейчас ее голос звучал с трудом, это было какое-то подобие звука.

— Это невозможно, не правда ли? Кому-то ведь надо позаботиться о Жиле, перенести его в дом, послать за доктором. И башня. Мы не можем оставить ее горящей. — Поколебавшись, она с трудом закончила, — наш долг сделать все возможное.

— Да, — вздохнув, сказал он как бы про себя. — Это всегда было… невозможно.

Они осторожно пробирались к дому, стараясь двигаться в глубокой тени. Никто не окликнул, никто не попытался остановить их. Парадный вход был открыт, огромные комнаты пусты. Домашние слуги убежали смотреть пожар, но и Мюзетты, и остальных тоже не было.

Кэтрин и Рован расстались у двери в ее спальню. Сделать это их заставил страх быть увиденными вместе.

— Как только я оденусь, то выйду и притворюсь, что обнаружил Жиля, — пообещал Рован.

Она кивнула.

— Поищи Като. Он сможет о нем позаботиться и пошлет за доктором.

Рован кивнул.

— Если увижу Дельфию, пошлю ее к тебе.

Жиль лежит раненый, а Брэнтли и остальные еще на пароходе, а ведь кому-то необходимо организовать тушение пожара, чтобы он не распространился на дом. К тому же где-то поблизости рыщут пираты. А вдруг они нападут на Рована и всех ее людей?

— Подождите, я пойду с вами, — коротко сказала Кэтрин.

Он покачал головой.

— Нет. Нельзя терять времени, ведь там Жиль. Вам нужно одеться. Мне очень нравится, как вы выглядите, но другие могут не понять.

— Хорошо, — ответила она, с тревогой глядя на Рована. — Будь осторожен.

Он взял ее руку и прижался губами к ладони.

— Я постараюсь. — Еще раз оглянулся на нее, повернулся и вышел.

Кэтрин вошла в спальню, закрыла за собой дверь и сразу же поймала взглядом движение тени. Это оказалось… ее же собственное отражение в зеркале. Пламя пожара освещало комнаты в доме. В розово-оранжевом свете она подошла к зеркалу. «Мне очень нравится, как вы выглядите. « Этот комплимент она сохранит, как сокровище, и будет вспоминать через многие годы, когда станет уже не молодой и совсем седой. А что же Рован видел в ней? Она должна это знать. Она сразу же увидела, что женщина в зеркале была совершенно другой. Не потому, что ее распущенные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. И не потому, что ее почти прозрачное одеяние, разорванное и до неприличия открывшее тело, и не цвет ее лица и губ, не легкость, с какой она двигалась. Нет. Все дело было в глазах. В них было тепло, мягкость и достоинство, которых не было раньше, но в то же время какая-то уязвимость и даже опустошенность. Да, это был взгляд любви и отречения от нее.

Она закрыла лицо руками. Нет, не надо ничего вспоминать. Сейчас не время для тщетных сожалений, не надо оплакивать потерю близости души и тела, и отказ от любви и возможности иметь ребенка.

Она была хозяйкой Аркадии. Не имеет никакого значения, где она была эти последние несколько дней и что делала в это время, она должна вернуться в свое прежнее состояние, ведь столько всего предстоит выполнить.

Гордость и долг — вот девиз ее жизни, всегда был и всегда им будет. Больше у нее ничего нет и не будет.

Кэтрин опустила руки, выпрямила плечи и головой откинула волосы назад. Все будет хорошо. Когда-нибудь, когда она уже будет при смерти, настанет время все забыть. Все хорошо.

Она подошла к умывальнику, налила из кувшина в таз воды. Царапины на руках и шее болели, когда она умывалась. Ноги также были порезаны, в ступни впились колючки. Потом она стала искать в гардеробе, что бы ей такое одеть, что могло бы прикрыть шею и руки и требовало бы минимум усилий. Наверное, подойдет платье из розового поплина с высоким воротником, отделанным кружевом и застегивающимся перламутровыми пуговицами.

Она повернулась, чтобы положить его на кровать, но тут послышались шаги за дверью. Кэтрин ожидала увидеть Дельфию.

— Ну и ну, — вошедший говорил, растягивая слова. — Посмотри-ка, что мы здесь имеем. А я и то говорю себе, Изом, старик, сука, которая тебе нужна, покрутится да и вернется в свою берлогу, это верно, как то, что ты есть на белом свете. И глянь-ка, как я прав.

На нем была бесформенная шляпа с дырой, словно от нее откусили кусок, енотовая выношенная куртка поверх выцветшей рубахи, сальные штаны, заправленные в допотопные грязные ботинки. Засаленная борода и грязная кожа — все в нем выдавало человека с реки, бандита. Кэтрин уронила платье и медленно попятилась назад.

— Что вы здесь делаете? Кто вас послал?

— Эй ты, послушай, — ухмыльнулся он, показывая остатки черных зубов.

Он двигался к ней, рыская глазами по ее фигуре, потом уставился на маленький темный треугольник, просвечивающий сквозь тонкую ткань.

— Кажешься такой грешной, дьявол меня подери, если это не так. Такой лакомый кусочек, но деньги есть деньги.

— Сколько бы вам ни предлагали, мой муж даст вам больше.

Там, за ее спиной, на умывальнике, лежал меч Рована, который он оставил здесь несколько дней назад. Она не знала, сможет ли им защитить себя, но в конце концов это был шанс.

— А, все они так говорят. А где же этот старый индюк, хотел бы я услышать? Ладно, мне ничего не говорили, что делать с тобой и чего не делать, пташка, но я страшно хочу…

Кэтрин словно оглохла, чтобы не слышать остальное и старалась не замечать противный запах дыма, запаха вонючих шкур и застарелого пота, которыми разило от него. Легче было сконцентрироваться на том, как важно он ходит и ведет себя, и что он совсем не ждет сопротивления с ее стороны. В другое время она была бы удивлена. А сейчас нужно как-то хотя бы на минуту отвлечь его внимание.

— Положим, я позволю вам. И что тогда? — с большим трудом спросила она.

Он похотливо засмеялся.

— Говори, говори, крошка. Позволь. Дьявол, теперь ты ничем не остановишь меня.

В этот момент она бы его точно убила, со всей злостью, накопившейся в ней. Она так ненавидела его грубость, уверенность в превосходстве своей силы, радость от ее испуга. Ей был до тошноты отвратителен его вид, то, как его забавляло, что он намеревался с ней сделать.

Ничего. Нужно только не думать. Правда, какая-то мысль донимала ее, она еще полностью не созрела в голове, но определенно имела отношение к тому, о чем этот бандит говорит.

Кэтрин сделала еще один шаг назад и ядовито произнесла:

— Вам будет намного труднее убить Рована де Блана.

— А, этого, которого с тобой оставили? — Он махнул рукой в сторону горевшей башни. — Я сделаю из него приманку для рыбы, попадись он мне только.

Теперь стало ясно, что охотились за ней, а Рован, кажется, был важен настолько, насколько мог быть препятствием для выполнения основного. Здесь могла быть только одна причина, хотя даже сейчас в это трудно было поверить.

Она подумала о Жиле, лежащем на траве, с волосами, испачканными кровью. Она подумала о Теренсе, нежном, добром и таком юном, и о Роване, серьезном и преданном, вспомнила, как он приподнялся над ней в отблесках пламени… Образы этих людей калейдоскопом прошли в ее сознании, напомнив, что она давно сделала неправильный выбор.

— Ха, крошка, я знаю, что ты задумала, — ухмыляясь, произнес тот, который называл себя Изомом. — Ты захотела проткнуть меня этим длинным шипом. Знаешь, это не для леди, но попробуй, если ты в своем уме.

Он выхватил из-за пояса нож с грубо сделанной рукояткой и остроконечным лезвием. Размахивая им, он пригнулся и встал в боевую стойку.

И именно в эту секунду в дверях возникла Дельфия. Вытаращив от ужаса глаза, она издала душераздирающий вопль. Голова пирата дернулась на этот крик, а Кэтрин отскочила назад, схватив меч за рукоятку.

Когда она выхватывала его, кувшин, стоявший на умывальнике, упал и разбился вдребезги. Меч оказался намного тяжелее, чем она думала. Она не смогла его удержать, и он острием уткнулся в пол. Тогда, собрав последние силы, она схватила его обеими руками и подняла вверх.

Бандит зарычал, увидев меч, и сделал стремительный выпад. Кэтрин в это время взмахнула мечом снизу вверх, чтобы нанести удар, но от тяжести у нее онемели кисти рук, и удар получился косой, не очень сильный и даже не разрубил его толстую фуфайку. Это дало ему возможность прийти в себя. Он отступил, злобно прищурил глаза и бросился к ней в надежде просто преодолеть ее своей силой.

Кэтрин, в свою очередь, встала поустойчивее, сжала зубы и вцепилась в меч. За спиной послышался какой-то звук и движение.

Это был Рован. Он, должно быть, прошел через открытую дверь туалетной. Но времени ни поворачиваться, ни реагировать иначе не было. Он подошел сзади, как бы обнимая ее, схватил руками ее руки, державшие меч.

Бандит, состроив гримасу, направил свой нож прямо в сердце Кэтрин. А она подняла меч, вдруг ставший легким, как перо, и выбила нож из рук бандита, а потом с помощью рук Рована и его веса подогнула колено и сделала выпад, пронзив сердце пирата.

— Боже! — выдохнул Рован. Он вытащил меч, и пират упал. Приложив усилия, он отобрал меч у Кэтрин, так как она вцепилась в него мертвой хваткой, и отбросил его к стене, потом повернул ее к себе и крепко прижал. Она уткнулась лицом ему в плечо. Он заговорил каким-то низким и резким голосом;

— Я видел этого подонка, когда был с Жилем, а он пробирался к дому. Думал, не успею.

В комнату вошла Дельфин. Лицо ее было серым, а руки вцепились в оборки накрахмаленного фартука. Взгляд ее выражал любопытство, какое-то презрение и ревность.

— Еще немного и вы бы не успели.

Кэтрин пошевелилась в объятиях Рована. Чуть оттолкнувшись от него руками, она еле слышно сказала:

— Не имеет значения. Он пришел.

— Да, — сказала Дельфия, — и сейчас же должен идти. Я хотела вам сказать, мадам, что повозки подъезжают. Их ведут верхом мистер Брэнтли и мистер Льюис.

Кэтрин только сейчас посмотрела на Дельфию.

— Если так, то недалеко и экипажи. Интересно, что привело их так быстро?

— Мне кажется, мистер Жиль, — бесстрастно ответила Дельфия. — Конечно, он ведь беспокоился.

— Полагаю, да, — согласилась Кэтрин.

— В любом случае мы должны радоваться, — сказала служанка, уголки ее рта напряглись.

— Да, — эхом отозвалась Кэтрин, подняв глаза на Рована. — Думаю, должны.

Глава 17

— Кэтрин, дорогая, чем же ты занималась, когда мы уехали? Твои бедные ручки так поцарапаны, что я буквально дрожу при мысли о том, как тебе больно.

Мюзетта тайком разглядывала ее во время обеда. Было уже поздно, когда они сели за стол. Утром не завтракали, а ленч был подан на скорую руку из-за суматохи и волнений в доме.

Стол был украшен свечами и цветами. И конечно, заставлен всевозможными блюдами и вином. Все было сделано, чтобы нормализовать обстановку, поскольку все снова собрались вместе, впервые после путешествия, но настроение у всех было подавленное. Они слишком устали, были обеспокоены и чувствовали себя неуютно из-за того, что во главе стола сегодня не было хозяина, его место пустовало. Естественно, разговор не клеился.

Кэтрин едва взглянула на отметины на руках и сказала первое, что пришло в голову.

— Я собирала в саду розы для моей тети, когда навещала ее. К несчастью, за время ее болезни сад зарос.

— Без перчаток? Сумасшедшая. — Мюзетта поежилась. — И Рован там был? Он, кажется, тоже поранен.

Рован и Кэтрин посмотрели друг на друга. Он сидел справа от нее. Выдержав взгляд, она ответила:

— Он был настолько добр, что предлагал свою помощь, когда мне было трудно.

— Дело не в доброте, — наклонив голову, ответил Рован. — Мне была оказана честь принять мою помощь.

Кэтрин ничего не могла с собой поделать — она покраснела. Кому знать, как не ей, как опасно завуалированное общение с Рованом: он был слишком дерзок и смел там, где подразумевался двойной смысл.

Единственный, кто, казалось, заметил ее смущение, был незнакомец, джентльмен, внимательно смотревший на царапины на руках и краску на ее лице. Это был доктор, привезенный осмотреть Жиля. Прибыв рано утром, он почти не покидал его. Сердечный приступ, вызванный раной на голове, и шок от пожара — таков был его диагноз.

Теперь Мюзетта переключила свое внимание на этого джентльмена.

— Вы говорите, доктор Мерсье, что мой брат не разрешает никому навестить себя, кроме жены. Но вы же должны понять, что я, как сестра, очень беспокоюсь. Когда же, господи, мы все будем допущены к нему?

Доктор положил свою вилку и вытер рот квадратной салфеткой из дамасского полотна, которая была заложена за воротник. Затем он свернул салфетку и положил ее рядом с тарелкой. Высокий и худой, щепетильный в движениях, с пенсне на носу и с французским акцентом, он был человеком, вполне осознающим свою важность.

— Ваш брат, мадам, — сказал он, когда со всем справился, — серьезно болен. Люди, намного сильнее его, погибали, перенеся тройной удар — сердечный приступ, сотрясение мозга и такую долгую задержку с лечением. Один Господь знает, почему ваш брат еще жив, будучи еще и хронически больным человеком.

— Хроническая болезнь — вы хотите сказать, что Жиль все это время был болен?

В другое время ее пустое удивление выглядело бы по крайней мере комично.

— Без сомнения. Кое-что, касающееся его случая, меня очень озадачивает. Так как я встречаюсь с этим впервые, то хотел бы поговорить об этом с его предыдущим врачом. Поэтому мы обязаны брать во внимание его ненадежное состояние в настоящий момент, не говоря уже о выраженных им пожеланиях.

Льюис, слушая доктора с явным интересом, резко переспросил;

— Каких пожеланиях?

— Мой пациент не имеет желания в настоящий момент никого, кроме своей супруги, видеть. К этому я могу только добавить, что нахожу его решение мудрым. По собственному опыту знаю, что визиты родственников часто чреваты большим напряжением, особенно в тех случаях, когда затронуты денежные интересы и все зависит от исхода болезни любимого человека.

— Самое настоящее нахальство! — оскорбленно воскликнул Льюис.

Доктор поднялся.

— Приношу свои извинения, — спокойно сказал он, — если я кого-либо оскорбил. Это было, надеюсь, не нужно об этом говорить, непреднамеренно. Я беспокоюсь только о моем пациенте. А теперь, если вы меня извините, я должен вернуться к нему.

За столом воцарилось молчание, слышны были только шаги уходящего доктора. Когда они стихли, Льюис сорвал с себя салфетку, передразнивая: « Непреднамеренно!»

Мюзетта перевела взгляд с Льюиса на своего мужа, потом на Кэтрин.

— Неужели в самом деле Жиль запретил входить к нему?

Брэнтли закусил губу, потом, качнув головой, произнес:

— Не вижу причины, чтобы этот человек лгал.

— О, но почему? Он же знает, что никто из нас ни на что… не претендует.

— Этот человек назойлив сверх меры, — раздраженно сказал Льюис. — Не знаю, насколько он хорош, как доктор, но я предпочитаю старого Грэфтона. Вы говорили, с ним что-то случилось?

Ответил Рован.

— Доктор Грэфтон сломал ногу, прыгая через забор во время охоты на лис около Натчеза. А доктор Мерсье, кажется, знаком с семьей Бэрроу. Он из Нового Орлеана, консультировал перед родами их невестку. — И добавил: — Это Като знал, куда послать за ним.

Алан, сидящий между Жоржеттой и Шарлоттой, произнес:

— Мне кажется удачным, что здесь доктор Мерсье. Я не уверен, что Грэфтон справился бы с подобной проблемой.

— А я думаю, что очень хорошо, что здесь был Рован, — сказала Шарлотта своим тихим голоском. — Страшно подумать, что те ужасные люди могли сделать с мистером Жилем, если бы он не остановил их.

— Вы слишком хвалите меня. — Рован спокойно посмотрел на девушку. — Пираты убежали, как только узнали, что здесь, кроме слуг, кто-то есть.

— Но почему они напали на башню Жиля? Они что, хотели найти там фамильное серебро? Ничего не понимаю. — Мюзетта развела руками.

— Жаль, что они не вернутся, — вступила в дискуссию Жоржетта, глаза ее блестели. — Я бы взяла свой пистолет или хороший кнут. И хотела бы видеть Рована одного против них, с мечом в руке.

Все замолчали. Кэтрин взглянула на Рована, но тот изучал вино в стакане. Он не хотел, догадалась она, брать на себя роль героя. Никто, кроме них двоих и Дельфии, не знал, что в их доме был убит человек. И им в голову не пришло бы, что Кэтрин принимала в этом участие, иначе стала бы добычей пирата. Они решили промолчать, хотя это ставило Рована в неудобное положение.

Трудно сказать, почему он был против огласки, ведь до этого он двоих поразил в башне, правда, они смогли вовремя оправиться и убежать с остальными, когда зазвонил колокол.

Эта неуклюжая пауза в разговоре, казалось, была подходящим моментом, чтобы дать знак всем леди оставить джентльменов с их портвейном и орешками. Кэтрин уже хотела предложить это, но Рован обратился ко всем:

— Кто-нибудь знает, почему Жиль вернулся в Аркадию раньше всех?

Все посмотрели друг на друга. Наконец заговорил Брэнтли:

— Мне кажется, он не объяснял этого. Я подумал, что это связано с какими-то приготовлениями для гостей.

— Ему, наверное, хотелось какой-нибудь активности после пребывания на пароходе, вот он и поехал вперед, — добавил Алан.

Рован наблюдал за ними.

— Насколько вы знаете, у Жиля не было причины подозревать, что здесь, в Аркадии, не все в порядке?

— В противном случае, он собрал бы нас и попросил о помощи, — предположил Перри.

Брэнтли, наморщив свой внушительный лоб, спросил:

— Что вы хотите понять, сэр?

— Ничего особенного. — Рован пожал плечами. — Какая-то несчастливая случайность — приехать именно тогда, когда здесь бандиты, и получить удар.

Кэтрин наблюдала за выражением лица Рована и знала, о чем он думал.

Жиль, несомненно, ехал в Аркадию раньше всех с единственной

целью — освободить Рована и ее из башни. Он, возможно, позволил бы им вернуться в дом и привести себя в порядок до приезда гостей. То, что он приехал в одно время с пиратами, было или неудачным расчетом времени с чьей-то стороны, или кто-то знал, что он будет здесь, был в курсе его дел.

Эта последняя мысль требовала дальнейших рассуждений. Если кто-то знал, что он будет в Аркадии, значит, рана Жиля не была случайностью.

Другое. Он не был бы ранен и оставлен умирать, если бы не пытался вмешаться и остановить пиратов. Нет. Он должен был умереть вместе с Рованом и ею. Кто-то пытался использовать пиратов с реки, чтобы избавиться от всех троих. Вопрос был вот в чем: кто их так ненавидел?

— Раз мы уже коснулись этой темы, — Рован говорил стальным голосом, — никому не приходило в голову, что второй год турнир в Аркадии заканчивается большим несчастьем? Никто из вас не думал — почему?

Льюис, откинувшись назад в кресле, сцепив вместе пальцы рук, сказал:

— Мы все очень скорбим о смерти вашего брата, де Блан, но если вы усматриваете здесь связь — между той трагедией и этим нападением пиратов — то думаю, вы ошибаетесь, ведь речные пираты — совсем недавнее зло.

— Мой брат был найден мертвым в окрестностях Аркадии. Нашего хозяина также нашли за домом. Разве здесь нет сходства?

— Мы знаем, кто напал на Жиля, — уверенно сказал Льюис.

— Разве? Может, там оказался еще кто-то, кто тоже уехал, как и Жиль, раньше всех? Не отсутствовал ли кто-нибудь из вашей компании в ночь смерти моего брата?

Льюис медленно обвел глазами стол, поочередно вглядываясь в лица гостей. Он повернулся, улыбаясь, к Ровану.

— Никто.

Шарлотта, у которой, казалось, на ее тонком лице были одни глаза, промолвила:

— Но я думала, Теренс… Я поняла, что он покончил с собой.

— Де Блан иного мнения, — сказал ей Льюис.

— И я так думаю, и всегда так думала, — сказала Жоржетта. — Он не был способен на это, слишком любил жизнь, не говоря уже о себе.

Рован настойчиво смотрел на нее, на ее широкое розовощекое лицо.

— Что же случилось, как вы думаете?

— Какая-нибудь глупая, внезапная ссора, из-за женщин или лошадей. Такое, думаю, часто случается, — угрюмо объяснила Жоржетта.

— Я тоже так думаю, — сказала Кэтрин в наступившей тишине и поднялась, оглядев всех женщин. — Леди, пойдем?

По дороге в гостиную она обнаружила, что у нее трясутся руки. Конечно же, это нервная реакция и истощение. Сейчас ей необходимо быть радушной хозяйкой, а в голове такое смятение и беспорядок… Как ей хотелось сейчас уйти куда-нибудь и закрыть глаза, она ведь так давно их не закрывала, с тех пор, как спала в объятиях Рована в башне. Невозможно. Ей хоть немного, но нужно побыть одной и прекратить улыбаться — так надоело притворяться.

Когда женщины уселись в гостиной с шитьем, картами и сплетнями, Кэтрин извинилась и пошла к Жилю.

Он лежал тихо и неподвижно, грудь еле приподнималась. На фоне отглаженного белоснежного белья и повязки на голове лицо было мертвенно-бледным, а губы и нос даже казались восковыми.

Доктор Мерсье оторвался от книги и кивнул ей. Он не говорил, да и Кэтрин молчала. Спрашивать о нем не было нужды, можно было легко понять, что перемен пока не было. С тех пор, как Жиля уложили в постель, он был в полубессознательном состоянии. Раз или два он принимался что-то выкрикивать, невнятно бормотать, но тут же снова терял сознание.

Кэтрин тихо позвала его. Он чуть пошевелил рукой, но глаза не открыл. Она дотронулась до его пальцев, лежащих поверх покрывала, и вышла.

В гостиную она сразу не пошла, а направилась на балкон, выходивший на поле, где проводились состязания. Она ступила на маленький парапет, украшенный деревянной резьбой.

Наступала темнота, воздух был свеж. Она глубоко вздохнула. Кэтрин надеялась найти здесь несколько минут покоя, но дверь за спиной скрипнула, и она увидела темную высокую фигуру мужчины.

— Не говорите, — предостерег ее Рован. — Я знаю, что не должен был за вами идти, но видел, как вы шли сюда, и подумал, что смогу сказать вам несколько слов.

— Да, только побыстрее.

Он кивнул, но продолжал стоять молча.

Чтобы заполнить неловкое молчание, она сказала:

— Не было возможности спросить про Омара раньше. Каким вы нашли его после тюрьмы?

— Думаю, ему там очень нравилось. Кажется, он заставлял Дельфию быть у него на побегушках. Она, наверное, больше Омара рада, что его выпустили.

— Она не говорила мне об этом.

— Он сказал, что она пришла и сама выпустила его, когда загорелась башня. Вовремя, а то он собирался уже не оставить там камня на камне, несмотря на то, что ему нравилось быть там.

— Дельфия рассказала, как он боролся с огнем, боясь его распространения. Кажется, он произвел на нее большое впечатление, что не так уж легко и сделать.

Рован не ответил. Он подошел и стал рядом с Кэтрин у перил. Помолчав, сказал:

— Я думаю, что мне уже пора ехать.

Кэтрин вздохнула.

— Я уже думала о том, когда это случится.

— Раньше было нельзя, вдруг головорезы возьмут и вернутся. Теперь уже навряд ли. Сейчас необходимо подумать о другом: вдруг мое присут-ствие будет сродни спусковому курку для атак на тебя и Жиля? Тогда мне лучше не медлить.

Холодная печаль, никогда не испытываемая раньше, овладела Кэтрин.

— Своим отъездом я предотвращу разговоры.

— Да, — неуверенно сказала она. — К тому же, наверное, вас ждут дела.

— Никакие дела не мешают мне остаться. Но мне не хотелось бы причинять вам еще больше боли, чем я это уже сделал.

— А если я скажу — боли нет?

— Был бы очень рад, — тихо сказал он, — если бы мог этому поверить.