— Да Бог с ним! — крикнул Инди. — Надо выбираться отсюда.
Но Марион, не слушая его, бросилась к тому месту, где Тохт выронил медальон. Кашляя и утирая слезящиеся от дыма глаза, он наклонилась и шарфом, который по-прежнему был намотан вокруг шеи, взяла раскаленный диск. Затем заглянула в деревянный ящичек, где хранились деньги.
Невероятно! Одна зола! Все 5 тысяч вылетели в трубу.
Инди схватил ее за руку и потянул к двери.
— Пошли! Пошли! — вопил он.
Они выскочили на улицу и побежали прочь от полыхающего дома. Пламя с дикой яростью пожирало остов строения. Вверх столбом подымался дым, а огненные языки, оставляя за собой мерцающие угли и жирную копоть, пробив крышу, уже лизали ночное небо.
С другой стороны улицы Марион и Инди смотрели, как догорает пивная. Он все еще держал девушку за руку, и его прикосновение вновь напоминало ей прошлое, которое она так стремилась забыть. Она высвободила руку и отодвинулась от него.
Здание уже догорало, но бревна еще потрескивали. Девушка молча смотрела на пожар, потом сказала:
— Мне кажется, ты у меня в долгу.
— Неплохо для начала.
— Для начала у меня есть вот это. — Она протянула ему медальон. — Теперь мы с тобой партнеры, мистер. Эта штучка — моя собственность.
— Партнеры? — он обалдел.
— Да, черт побери.
Они снова уставились на пожар, ни один из них не заметил, как в темный проулок, отходящий от главной улицы, проскользнул Арнольд Тохт.
Уже сидя в машине Марион спросила:
— И что же теперь?
Инди помолчал, потом ответил:
— Египет.
— Египет? — Марион подняла на него глаза. — Ты возишь меня по самым экзотическим странам.
Облака несколько рассеялись, и на ночном небе всплыла бледная луна, оттенив мрачные силуэты гор. Сердце Инди сжалось от недобрых предчувствий.
Марион неожиданно рассмеялась.
— Что случилось?
— Вспомнила. Тебя и твой хлыст.
— Между прочим, он спас тебе жизнь.
— Я глазам не поверила, когда увидела тебя в дверях, а о твоем хлысте я давно забыла. — Она снова засмеялась. — Сейчас вспомнила, как раньше ты упражнялся с ним, поставив к стене целую батарею из бутылок.
Он увлекся кнутом после того, как однажды в цирке, — ему тогда было 7 лет, не больше, — увидел, как мастерски владеет им один из артистов. Он вытворял с хлыстом такие чудеса, что все были поражены. Инди тоже начал тренироваться, час за часом, день за днем, и эти упражнения увлекли его не на шутку.
— Ты хоть когда-нибудь с ним расстаешься? — спросила девушка.
— Когда читаю лекции.
— Но спишь точно с ним.
— Бывает.
Она замолчала, бросив взгляд в окно, затем спросила:
— Бывает — что?
— Сама догадайся.
— Уже догадалась.
Он взглянул на нее, но тут же опять уставился на дорогу.
Глава 6
Тунис, раскопки. Египет
Раскаленное солнце не щадило пустыню — от одного горизонта до другого расстилался только выжженный песок. Славное местечко, решил Беллок, такое впечатление, что находишься на погибшей планете — ни деревца, ни кустика, ни зданий, ни людей. Ни людей. Вот это, пожалуйста. Без людей он вполне мог обойтись. Он уже давно понял, что предательство среди людей — самое обычное дело, и платил им той же монетой. А если не предательство, то грубая сила. Он прикрыл глаза рукой и двинулся вперед, наблюдая как проводятся раскопки. Не плохо они здесь все оборудовали, но немцы это любят — побольше шума, побольше помпы. Он засунул руки в карманы и начал разглядывать грузовики и бульдозеры, арабских землекопов и немецких специалистов. И этого дурака Дитриха, который мнил себя здесь царем и господином, носился вокруг так, будто за ним гонится смерч, и тявкал на всех не переставая.
Он остановился и уставился перед собой невидящим взглядом. Ему вспомнилась встреча с фюрером и обильные комплименты, которые тот расточал. Вы всемирно известный специалист в данном вопросе, насколько я знаю, а мне как раз нужны только лучшие из лучших. Льстивый неуч. За неумеренными похвалами последовал какой-то исторический бред о тысячелетнем рейхе, о грандиозных планах, которые могли зародиться только в голове у помешанного. Беллок перестал его слушать, он просто в удивлении смотрел на фюрера, пораженный, что судьба целой страны может стать игрушкой в руках такого идиота. И, разумеется, мне нужен Ковчег. Ковчег принадлежит рейху. Такая священная реликвия, естественно должна принадлежать Германии.
Беллок прикрыл глаза, утомленные ярким светом. Посторонний шум, выкрики немцев и арабов перестали существовать для него. Ковчег, думал он, нет, никому он и ничему не принадлежит, ни каком-то человеку, ни месту, ни времени. А вот его секреты, если они существуют, будут принадлежать мне. Он открыл глаз и вновь уставился на раскопки, на выкопанные в песке огромные кратеры, и неожиданно понял, что Ковчег близко, рядом, уже ощущал его силу, слышал тихий шепот, который вскоре перерастет в оглушительный рев. Он вытащил руки из карманов и ставился на лежащий на ладони медальон. И чем дольше смотрел, тем яснее понимал, что идея Ковчега затягивает, порабощает его, он испугался, что в конце концов может поддаться, уступить этому безумию. Если долго стремиться к чему-то, как он всю жизнь стремился к обладанию Ковчегом, то наступает момент, когда трудно провести грань между безумным и…
Божественным.
Возможно, именно таким было безумие религиозных фанатиков и святых, когда видения так поглощали их, что реальность — исчезала. Наступает состояние, когда человек, охваченный грандиозным космическим чувством, разрывает тонкую ткань реального мира и, растворяется в пространстве, начиная, наравне с Богом, понимать скрытую, таинственную суть вещей.
Возможно, все так и будет. Беллок улыбнулся.
Он двинулся в обход территории раскопок, огибая грузовики и бульдозеры. В его руке, по-прежнему был зажат медальон. Он подумал о том, как эти головорезы Дитриха, которых тот направил в Непал, загубили все дело, и скривился от отвращения.
Хорошо еще, что благодаря этому болвану Тохту, поездка не оказалась совсем бессмысленной: Тохт, жалобно скуля, показал Беллоку обоженную ладонь, рассчитывая на сочувствие. Дурак даже не понял, что на его руке осталась точная копия предмета. Который он так и не смог достать.
Он веселился от всей души, наблюдая, как беспокойно ерзает на месте Тохт, пока он, Беллок, час за часом и день за днем старательно срисовывал у него с ладони узор. Он работал очень тщательно, пытаясь как можно точнее воспроизвести оригинал. И все же это было не то. Конечно, для расчетов сгодиться и копия, но кто знает, что скрывает реальный медальон, какие тайны.
Беллок засунул диск обратно в карман и. Заметив Дитриха. Подошел к нему. Довольно долго он простоял рядом, не делая попытки заговорить и откровенно радуясь тому, что его присутствие выводит немца из себя. Наконец Дитрих сказал:
— Все идет хорошо, как ты думаешь?
Беллок кивнул и вновь прикрыл глаза рукой. Сейчас он уже размышлял о другом, о том, что его взволновало: один из подхалимов Дитриха, вернувшись из Непала, рассказывал, что видел там Индиану Джонса.
Конечно, было ясно, что рано или поздно Джонс снова объявится и как всегда принесет собой массу неприятностей. Правда, Индиана так никогда и не смог одержать верх над ним, ему для этого не хватает хитрости. И интуиции. И решимости идти до конца.
Однако недавно его заметили в Каире с дочкой Равенвуда.
Дитрих повернулся к нему и спросил:
— Ты уже обдумал то, о чем мы говорили?
— Обдумал.
— Я надеюсь, решение — положительное?
— Случается, надежды не сбываются.
Дитрих молча смотрел на француза.
Беллок улыбнулся.
— Однако на этот раз ты прав.
— Ты хочешь, чтоб этим занялся я?
Беллок кивнул.
— Уверен, что ты справишься.
— Не сомневаюсь, — ответил Дитрих.
Глава 7
Каир
Стояла теплая душная ночь. Воздух, почти лишенный кислорода, был настолько сухим, что казалось, дневной зной выпил из него всю влагу. Инди сидел с Марион в кофейне, лишь по временам отрывая взгляд от входной двери. Вот уже много часов они скитались по каким-то закоулкам, избегая людных мест, и все же чувство, что за ними следят, не оставляло его. Марион выглядела усталой и разбитой, ее длинные волосы стали влажными от пота. Инди чувствовал, что терпение девушки на исходе: она подносила к губам чашечку с кофе и поверх нее бросала на Инди взгляды, полные укоризны. Он не отрывал глаз от входа, внимательно разглядывая всех входящих и выходящих посетителей, и время от времени подставлял лицо под слабое дуновение скрипящего над головой вентилятора.
— Ты мог бы, по крайней мере, сообщить мне, как долго нам еще прятаться по углам, — сказала Марион.
— А мы еще прячемся по углам?
— Слепому ясно, что мы от кого-то скрываемся, Джонс. Я начинаю сожалеть, что уехала из Непала. Не забудь, у меня там было прибыльное дело, то самое, которое ты спалил.
Он с улыбкой посмотрел на нее и подумал, что рассерженный вид ей очень к лицу, потом перегнулся через столик и накрыл ладонью ее руку.
— Мы скрываемся от типов вроде тех, с которыми пришлось иметь дело в Непале.
— Хорошо, поверим. И до каких пор?
— Пока я не почувствую, что мы в безопасности и можем идти дальше.
— Можем идти — куда? Что ты задумал?
— Видишь ли, я не один на свете, у меня полно друзей.
Она вздохнула и, сделав последний глоток, откинулась с закрытыми глазами на спинку стула.
— Разбудишь меня, когда соберешься в путь.
Инди поднялся и потянул ее за руку.
— Пора, — сказал он. — Уходим.
— Вот так всегда, — пробормотала она. — Как только решишь немного соснуть…
Они вышли из кофейни и очутились в темном безлюдном переулке. Инди остановился и поглядел по сторонам, затем взял ее за руку и двинулся вперед.
— Хоть бы намекнул, куда мы направляемся.
— В гости к Салле.
— И кто такой этот Салла?
— Лучший землекоп в Египте.
Он очень рассчитывал на то, что Салла живет там же, где и раньше, и кроме того в глубине души надеялся, что он, возможно, принимает участие в раскопках в Тунисе.
На углу, где две узенькие улочки расходились в разные стороны, Инди остановился.
— Сюда, — произнес он наконец и потянул Марион за собой. Она вздохнула, потом зевнула и двинулась за ним.
В темноте мелькнул чей-то неясный силуэт, кто-то или что-то метнулось за ними следом, бесшумно скользя по земле и не отставая ни на шаг.
Салла так встретил своего друга, словно со дня их последнего свидания прошло не больше двух недель. А ведь прошли годы. Впрочем, Салла почти не изменился — те же умные глаза на загорелом лице, тот же бьющий через край оптимизм и то же радушное гостеприимство. Как только Файя, жена Саллы, провела гостей в дом, хозяин бросился им навстречу и горячо обнял.
Этот теплый прием тронул Инди до глубины души — здесь он чувствовал себя как дома. Когда они уселись за стол и принялись за еду, которую Файя умудрилась приготовить с непостижимой быстротой, Инди бросил взгляд напротив, где за отдельным столиком сидело многочисленное потомство Саллы.
— Кое-что все же изменилось, — сказал Инди и, положив в рот кусочек баранины, кивнул в сторону ребятишек.
— Да, — ответил Салла, а его жена с гордым видом улыбнулась. — Прошлый раз их было значительно меньше.
— Я помню троих, — вставил Инди.
— А сейчас-9.
— 9! — Инди в изумлении потряс головой.
Марион встала из-за стола и подошла к детям. Она поговорила с каждым, погладила и приласкала их, поиграла немного и затем снова вернулась к столу. Инди показалось, что он заметил, как она и Файя обменялись понимающими улыбками, еле заметными, но безусловно имеющими отношение к детям. Сам Инди воспринимал детей лишь как обузу, у него никогда не хватало времени на них.
— Мы решили остановиться на девяти, — сообщил Салла.
— Мудрое решение.
Хозяин положил в рот финик и какое-то время молча жевал его, потом произнес:
— Я рад снова видеть тебя, Индиана. Я очень часто о тебе вспоминал и даже подумывал написать, но письма мне плохо удаются. И мне кажется, тебе тоже было не до писем.
— Тебе правильно кажется. — Инди также взял финик — сочный и аппетитный — и засунул его в рот.
Салла улыбнулся.
— Я не хочу быть назойливым, но у меня такое впечатление, что ты приехал в Каир не только для того, чтобы повидаться со мной. Правильно?
— Правильно.
— И я могу поспорить, что знаю, зачем ты здесь.
Инди уставился на своего друга, потом улыбнулся, но ничего не ответил.
— За столом о делах не говорят, — важно заметила Файя.
— Поговорим позже, — сказал Инди, взглянув на Марион, у которой слипались глаза.
— Да, позже, когда все угомоняться, — добавил Салла.
С минуту в комнате стояла тишина, и вдруг будто что-то взорвалось за столиком, где сидели дети.
Файя обернулась и попыталась утихомирить развеселившуюся ребятню. Но дети ее не слушали, что-то полностью захватило их внимание. Мать поднялась и строго заметила:
— Как вы ведете себя, ведь у нас гости.
Однако это их не успокоило. Тогда она подошла к столику и только тут поняла причину неожиданного веселья — среди тарелок сидела на корточках маленькая обезьянка и жевала кусочек хлеба.
— Кто принес сюда эту малышку? Кто это сделал?
Все молчали. Обезьянка взяла в передние лапки корку и начала важно расхаживать с ней по столу. Дети с восторгом наблюдали за ее проделками. Неожиданно обезьянка сделала кувырок и продемонстрировала стойку на руках. Потом она соскользнула со стола и прямиком бросилась к Марион, прыгнула ей на руки и нежно поцеловала в щеку. Девушка рассмеялась.
— Так ты умеешь целоваться? — спросила она.
Файя удивилась.
— Как же она сюда попала?
Дети молчали, затем один из них — Инди вспомнил, что он был старшим — произнес:
— Мы не знаем. Она сама пришла.
Файя недоверчиво посмотрела на свой выводок.
— Если вы не хотите иметь дома животное, — начала Марион, но Файя перебила:
— Раз она тебе нравится, то все в порядке.
Марион еще с минуту подержала обезьянку, прежде чем спустить ее на пол, однако та, сверкнув глазами, тут же снова забралась к ней на руки.
— Любовь с первого взгляда, — констатировал Инди.
Животные интересовали его не больше детей, к тому же он находил их еще менее забавными.
Марион обняла малышку и нежно прижала к себе. Инди с удивлением смотрел на эту картину. Лобызаться с какой-то мартышкой? Он взглянул на Саллу, который как раз вставал из-за стола.
— Пошли, выйдем во двор, — предложил хозяин и направился к двери. Инди двинулся следом.
На улице стояла невыносимая духота, стена, ограждающая дворик, не допускала внутрь и дуновения свежего воздуха. Инди почувствовал, что засыпает, однако время для отдыха еще не наступило.
Салла указал ему на плетеное кресло, и Инди сел.
— Ты хочешь поговорить со мной о Тунисе, — сказал Салла.
— Точно.
— Я так и думал.
— Значит, ты там работаешь?
Салла ответил не сразу, устремив взгляд в черное небо.
— Инди, — произнес он наконец, — сегодня я проник в тот зал в Тунисе, где находится макет города.
Хотя он и ожидал чего-то подобного, эта новость все же потрясла его. На какое-то время он даже растерялся, все мысли, воспоминания, намерения, казалось, скользнули в пустоту. Легендарный зал в Тунисе, содержащий миниатюрный макет города! Затем на ум ему пришел Абнер Равенвуд, человек, который всю жизнь положил на поиски Ковчега и так и умер, сойдя с ума, одержимый все ой же идеей. Неожиданно Инди осознал, что его охватывает необъяснимое чувство ревности, словно это он должен был первым проникнуть в этот зал, как если бы это было его законное право, непостижимым образом переданное ему Равенвудом. Безумие какое-то, сказал он себе и взглянул на Саллу.
— И как у них идут дела?
— Ты знаешь фашистов с их дисциплиной.
— Да, исполнять приказы — это их любимое дело.
— Кроме того, у них работает один француз.
— Француз?
— Беллок.
Инди застыл в кресле. Беллок. Снова этот ублюдок. Шастает по всему свету, будь он неладен.Инди почувствовал, как его охватывает злоба, но затем какое-то новое чувство зашевелилось внутри. А неплохо будет помериться с ним силами и отомстить за прошлое поражение. Он улыбнулся. Ну что ж, Беллок, ты у меня получишь, произнес он мысленно и сам поразился своей решимости.
Он достал из кармана медальон и протянул его Салле.
— Хоть они и нашли зал с макетом города. Без этой штуки им далеко не уехать.
— Я так понимаю, это солнечный диск, венчающий жезл Ра.
— Точно. Но что написано на нем, я понять не могу, а ты?
Салла покачал головой.
— Я тоже. Правда, тут есть один человек, завтра я отведу тебя к нему.
— Это будет неплохо, — заметил Инди. Он взял у Саллы медальон и засунул в карман. Тут он в сохранности, а Беллок без него как без рук, подумал он с удовлетворением. Я обошел тебя, Рене. Если бы можно было так же просто решить проблему с фашистами.
— Сколько немцев занято на раскопках? — спросил он вслух.
— Что-то около сотни. Я так и думал. — Инди закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Он чувствовал, как постепенно его охватывает дремота. Я должен что-то придумать, сказал он себе. И как можно скорее.
— Меня тревожит одна вещь, — донесся до него голос Саллы. Инди встрепенулся.
— Какая вещь?
— Ковчег. Если он действительно в Тунисе…— Салла умолк, его лицо болезненно искривилось. — В общем, лучше бы его не трогать. За ним по пятам всегда следовала смерть. Всегда. Он не принадлежит этому миру, ты понимаешь меня?
— Понимаю.
— И потом этот француз… Он просто помешался на реликвии. Я заглянул ему в глаза и увидел там такое… я даже объяснить тебе не могу. Да и немцы его недолюбливают. Впрочем, ему плевать. Ему вообще на все плевать. Ковчег— это единственное, что его интересует. А видел бы ты, как он все разглядывает, ничего не упустит. Когда он вошел в зал, где хранится макет города, то лицо у него приняло такое странное выражение, словно он вдруг переместился куда-то. Не хотел бы я там оказаться.
Неожиданно из душной темноты до них донесся порыв ветра, поднял в воздух песок и пыль и так же внезапно утих.
— А сейчас тебе пора спать, — заявил Салла. — Мой дом-твой дом.
— Спасибо, Салла, — поблагодарил Инди, и приятели вошли в дом.
Было тихо. Подойдя к дверям комнаты, где спала Марион, Инди остановился и прислушался к ее ровному дыханию. Спит как младенец, подумал он, и в памяти возник образ Марион, какой она была много лет назад, во время их непродолжительного романа. Однако желание, охватившее его, относилось уже к теперешней, взрослой женщине.
Это чувство почему-то его обрадовало.
Он осторожно двинулся дальше по коридору, Салла шел за ним следом.
Ребенка больше нет, есть женщина.
— Борешься с искушениями, Инди? — спросил Салла.
— А ты не знал о моих пуританских наклонностях?
Салла пожал плечами и загадочно усмехнулся. Войдя в комнату для гостей, Инди прикрыл за собой дверь и улегся на постель. В глубине коридора были еще слышны шаги Саллы, наконец они затихли, и дом погрузился в тишину. Инди закрыл глаза, рассчитывая тут же уснуть, но к его удивлению сон не приходил, оставаясь где-то за гранью его утомленного сознания.
Он беспокойно ворочался в постели. Почему же он не может заснуть? Борешься с искушениями, Инди? Он закрыл глаза руками, снова несколько раз перевернулся с боку на бок, но образ безмятежно спящей в своей комнате Марион не отступал. Он вылез из кровати и открыл дверь. Оправляйся-ка лучше в постель, посоветовал он себе. А то сам не знаешь, что делаешь.
Он выскользнул в коридор и на цыпочках, словно вор, прокрался к комнате девушки. У дверей он остановился, помедлил, повернул, было назад, но потом надавил на дверную ручку и вошел в спальню. Она лежала, не шевелясь, поверх покрывала, вся в лунном свете, словно укутанная прозрачным серебристым крылом ночной бабочки, руки прижаты к груди, лицо нежное и юное… Она казалась такой красивой, беззащитной. Спящая женщина, залитая лунным сиянием — у него захватило дыхание. Он подошел к постели и сел на самый краешек, не сводя с нее глаз. Потом легко коснулся кончиками пальцев щеки девушки. Она тут же открыла глаза — огромные, темные, но ничего не казала. Инди приложил палец к ее губам.
— Хочешь спросить, почему я здесь?
— Теряюсь в догадках, — насмешливо ответила она. — Наверное, решил объяснить мне все тонкости реформ Рузвельта? Или ожидал, что я тут же в обморок грохнусь?
— Ничего я не ожидал.
Она засмеялась.
— Все чего-то ждут, это я за свою жизнь уже успела понять.
Он взял ее за руку и почувствовал, что она дрожит, потом наклонился и поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй, но вяло и бесстрастно. Он выпрямился и пристально посмотрел на нее. Марион села в постели и натянула на себя простыню, прикрывая упругую, совсем не детскую грудь, просвечивающую сквозь тонкую ночную рубашку.
— Можно попросить тебя уйти? — сказала она наконец.
— Почему?
— Мне непременно надо что-то объяснять?
Инди вздохнул.
— Ты меня так сильно ненавидишь?
Она взглянула в окно.
— Какая красивая луна.
— Я задал тебе вопрос.
— Тебе не удастся снова ворваться в мою жизнь, Инди. Не удастся выбить у меня опору из-под ног и заставить собирать осколки прошлого. Понимаешь меня?
— Да.
— А теперь я хочу спать.
Он медленно поднялся на ноги, а когда был уже у двери, услышал ее голос.
— Я тоже хочу тебя, но дай мне какое-то время, хорошо? Посмотрим, что получится.
— Хорошо, — И он вышел в коридор, тщетно пытаясь заглушить в себе чувство острого разочарования. Луна светила сквозь окно в дальнем конце прохода, бросая на пол причудливые тени. Его желание стало ослабевать, и он с горечью подумал, что вел себя как осел. Впрочем, не в первый раз.
После того как Инди ушел, Марион не могла заснуть. Она села у окна и принялась разглядывать ночной город: купола, минареты, плоские крыши домов. Почему он не дал ей возможность прийти в себя? Жизнь так и не научила его терпению, такой же безрассудный в делах любви, как и во всем остальном. Неужели он не понимает, что людям нужно время, которое, конечно, не Бог весть какой целитель, но все же… Не может же она выхватить себя из прошлого и швырнуть в грубые объятия настоящего. Такие вещи надо делать как-то не так — осторожнее, тактичней…
Если вообще стоит их делать.
Быстрая тень мелькнула в гардеробной, где Инди и Марион оставили свои чемоданы. Существо двигалось с поразительной осторожностью, открывало сумки, перебирало одежду, поднимало даже крошечные клочки бумаги, тщательно все разглядывая. Но, видимо, то, что было нужно, не попадалось. Требовалось, чтобы предмет был определенной формы, рисунок или вещь — не имело значения, главное— форма. Ничего не обнаружив, существо поняло, что хозяин рассердиться, а это значит, что вкусной еды не будет. Возможно, даже накажут. Существо вновь постаралось вспомнить, как должен выглядеть нужный предмет— медальон в виде солнца с дыркой посередине, и какие-то знаки вокруг — и снова принялось за поиски.
Опять — ничего.
Обезьянка бесшумно выскользнула в коридор, подобрала остатки еды со стола, где она играла с милой женщиной, и, прыгнув в окно, растворилась в темноте.
Глава 8
Каир
Наступил день, такой солнечный и ясный, что небо казалось ярким до белизны. Все вокруг сверкало и слепило глаза: стены и ткани, одежда и посуда.
— Зачем тебе понадобилась эта обезьяна? — спросил Инди, кивнув в сторону мартышки, когда он и Марион оказались на улице, запруженной галдящими людьми и суетливыми торговцами.
— Она сама увязалась за мной, я ее не брала.
— Ты ей понравилась
— Дело не во мне. Она решила, что ты ее папочка — вы определенно похожи.
— Внешне, возможно, но духовный мир у нее явно твой.
Марион помолчала, потом неожиданно спросила:
— Почему ты не нашел себе какую-нибудь милую женщину и не завел с ней 9 детей?
— А почему ты решила, что не нашел?
Она удивленно посмотрела на него, и он с удовлетворением подумал, что вид у нее ошарашенный. Ему оказалось, что он даже заметил во взгляде что-то похожее на ревность. Наконец она произнесла:
— Ты слишком безответственный для такого дела. Мой папа сразу раскусил тебя, Инди. Он всегда говорил, что ты бездельник.
— Как мило с его стороны.
— Самый талантливый бездельник из всех его учеников. Но лентяй — он лентяй и есть. И все-таки, знаешь, он тебя любил. Тебе надо было сильно постараться. Чтобы он изменил свое отношение к тебе.
Инди вздохнул.
— Мне не хочется возвращаться к этому, Марион.
— Мне тоже. Но время от времени не мешает напоминать тебе кое о чем.
— Чтобы уколоть мое самолюбие?
— Вот именно. Чтобы не забывался.
Инди ускорил шаг. Иногда, несмотря на кажущуюся непроницаемость, ей все же удавалось задеть его за живое. Вроде того неожиданного приступа желания вчера ночью. Мне же это не нужно, вновь решил он. Это может стать только помехой. Любовь всегда предполагает какой-то внутренний порядок, а я привык к хаосу, я в нем, как рыба в оде.
— Ты мне так и не сообщил, куда мы направляемся, — наконец сказала Марион.
— Встретимся с Саллой, он отведет нас к одному специалисту.
— И не надоело тебе таскать меня повсюду. Совсем как мой отец. Тот тоже таскал меня по всему свету, словно старую тряпку.
Они дошли до места, где улица разветвлялась. Неожиданно обезьяна вырвалась из рук Марион и вприпрыжку помчалась прочь сквозь толпу.
— Эй! Вернись! — закричала Марион.
— Да пусть бежит. — Инди облегченно вздохнул.
— Я привязалась к ней.
Инди сверкнул на нее глазами, схватил за руку и поволок за собой.
Обезьянка стремительно неслась вперед, лавируя среди прохожих и ловко увертываясь от людей, старающихся ее поймать. Неожиданно она завернула за угол, влетела в распахнутую дверь и прямиком прыгнула на руки своему хозяину. Человек прижал малышку к себе, засунул ей в рот конфету, затем вышел из дома. Дрессировать мартышку намного выгоднее, чем натаскивать собаку — она во сто раз умнее, подумал он.
Мужчина оглядел узкую улочку, потом, запрокинув голову, помахал кому-то на крыше. Ему помахали в ответ.
Он погладил обезьянку: она хорошо справилась с заданием — выследила двоих, которых надо убить, причем сделала это не менее ловко, чем опытный сыщик, не вызвав и тени подозрения.
Отлично, подумал мужчина, отлично.
Инди и Марион свернули в сторону небольшой площади, уставленной лавками уличных торговцев и битком набитой покупателями. Внезапно Инди остановился. Знакомое покалывание в затылке предупреждало его о надвигающейся опасности. Что-то должно случиться.
Он оглядел толпу. Но что именно?
— Почему мы остановились? — спросила Марион.
Инди не ответил.
Толпа. Тут сам черт не разберется, с какой стороны ждать нападения. Он сунул руку под куртку и нащупал рукоять хлыста, потом вновь обвел глазами море людей вокруг. Наконец его взгляд остановился на группе мужчин, которые двигались в его сторону, причем более целеустремленно, ем кто-то другой.
Несколько арабов и пара европейцев.
Через секунду Инди увидел, как блеснуло на солнце что-то металлическое. Кинжал, мелькнуло у него в голове. В руке приближающегося к ним араба вновь сверкнуло оружие. Инди быстро выхватил хлыст и замахнулся. Угрожающе просвистев в воздухе, хлыст обвился вокруг запястья араба, и кинжал выскользнул из его руки. Но тут Инди увидел, что еще какие-то люди обступают их с Марион со всех сторон.
— Выбирайся отсюда. — сказал он девушке, подтолкнув в спину. — Беги!
Но Марион не тронулась с места. Вместо этого она схватила метлу с ближайшего прилавка и сунула в лицо другому арабу, который тут же упали покатился по земле.
— Уходи, — настаивал Инди. — Уходи же!
— Черта с два.
Их слишком много, подумал Инди, лишком много даже на двоих. Краем глаза он заметил широкое лезвие топорика, нацеленное на него, и снова замахнулся хлыстом, обвил шею нападавшего, потянул на себя. Издав стон, араб рухнул на землю. Но тут на него набросился один из европейцев, пытаясь вырвать хлыст из рук. Инди со всего маху ударил его ногой под дых. Схватившись за живот, противник упал навзничь на лоток с фруктами, раздавив весь товар, так что прилавок стал походить на какой-то авангардистский натюрморт. Повернув голову, Инди заметил в стене открытую дверь. Он схватил Марион за руку, пихнул ее внутрь и задвинул засов. Девушка бурно протестовала, но выбраться наружу не могла.
Инди тем временем оглядел площадь и, работая хлыстом, принялся крушить прилавки: хаос и неразбериха — вот что сейчас его спасет. Прямо рядом с его ухом просвистел нож, он еле успел уклониться, но не растерялся и метким ударом хлыста обвил щиколотку нападавшего араба. Под истошные вопли торговцев противник шлепнулся в груду черепков от разбитых ваз и горшков.
Инди озирал произведенный им разгром. Интересно, сколько их еще на него одного. Его боевой дух разыгрался.
Однако нападавших больше не было, по площади сновали одни торговцы, ругавшие на чем свет стоит полоумного с хлыстом, который уничтожил весь их товар Инди начал пятиться в сторону двери в стене, откуда до него доносились крики Марион, она не переставая барабанила кулаками по дереву. Он уже протянул руку к задвижке, как вдруг перед ним вырос одетый в бурнус араб с огромным ножом. Инди закрылся от удара, потом схватил араба за запястье, пытаясь вырвать нож.
Марион тем временем оставила дверь в покое и огляделась, надеясь обнаружить еще один выход на площадь. Черт бы побрал этого Инди, думала она, тоже мне рыцарь выискался! Дикость средневековая! Я, слава Богу, сама могу за себя постоять. Она повернулась и двинулась вперед по узкому проулку — но тут же остановилась: прямо на нее с угождающим видом надвигался какой-то араб. Она метнулась в ближайший проход, незнакомец побежал следом.