Странники в ночи

      - А что будет, - спросила Аня с невольным любопытством, - если я приму больше одной капли... Или все, что тут есть?
      - Я не советовал бы вам так поступать.
      - Но, допустим...
      - Девушка, - надменно проговорил Кассинский. - Великий Шианли - это не такси, он создавался не для того, чтобы возить вас по мирам. Вы спрашиваете, что будет? Что угодно. Для Великого Шианли нет преград и пределов. Он открывает врата неизмеримого могущества, он всесилен в пространствах и временах. Даже мне, его создателю, неведомы границы его возможностей. Направленная к исполнению любого намерения, сила Великого Шианли концентрирует энергию осуществления. Выиграть у приятеля в кости или облететь Вселенную, написать гениальную симфонию или ощутить в себе призвание к милосердию - для Великого Шианли все равно, все он может, все смеет. Но вы, маленькое наивное существо, вы одна не справитесь с этой силой. Представьте себе ребенка, садящегося за руль сверхмощного гоночного автомобиля. Представьте результаты его попытки...
      Притихшая Аня слушала с предельным вниманием. Только когда ей стало ясно, что короткий монолог Кассинского окончен, она осмелилась заговорить.
      - Я вижу, как ценен Великий Шианли... Вероятно, ничто в человеческой истории не обладало такой ценностью. Зачем же вы отдаете его мне? Дайте одну каплю...
      Кассинский негромко, хрипловато засмеялся и тут же оборвал смех.
      - Эту тему я обсуждать не намерен. По причинам, которых вы либо не поймете, либо не одобрите, я не раздаю Шианли по каплям. Берите или отказывайтесь. Но если возьмете - тогда он ваш, и только ваш, со всеми последствиями. Кроме постоянного искушения испытать силу Великого Шианли...
      - У меня нет этого искушения, - быстро сказала Аня.
      Не удостоив её и взглядом, Кассинский повторил тверже.
      - Кроме постоянного искушения испытать силу Великого Шианли, даже просто владеть им очень опасно.
      - О, конечно, - прошептала Аня с широко раскрытыми глазами. - Из-за такого могут и убить...
      Марк Абрамович покосился на неё со снисходительным сожалением.
      - Вы казались мне умнее, - пренебрежительно обронил он. - А сейчас вы мыслите на уровне гангстерских фильмов. Я не могу предупредить вас обо всех вероятных опасностях - отчасти потому, что и сам не полностью их представляю - но об одном я вас обязан предупредить.
      Он шагнул к компьютеру и нажал клавишу с паукообразным иероглифом. Стереометрические графики исчезли, и некоторое время экран оставался пустым. Потом он словно раздвинулся вглубь и вширь, и его пересекла необъятная, недоступная охвату человеческого взора
      /и все-таки Аня видела её всю/
      линия горизонта за бескрайними в самом прямом смысле зелеными полями, под таким же бескрайним синим небом. Небывалая громадность панорамы потрясала. Если бы Аня находилась где-то среди таких полей в привычном ей мире, она бы восприняла пятидесятую, сотую часть того, что воспринимала теперь. Но расстояния здесь не были постоянными, они пожирали себя в агонизирующей пульсации и вновь раскидывались до ужасающей беспредельности. Над полями скручивались и изгибались отчетливо ощущаемые, но не видимые энергетические жгуты.
      - Что это? - Аня в страхе отступила от монитора.
      Точно отвечая на её вопрос, экран ограничил панораму квадратной рамкой размером с конверт виниловой пластинки, и наверху заблестели выпуклые серебристые буквы.
      DIMENTION RX
      Изображение утратило стереоскопичность, цвет, жизнь - оно превратилось в плоскую, черно-белую фотографию в рамке, обыкновенный пейзаж - поле и небо.
      - Остерегайтесь Измерения Эр-Экс, - сказал Кассинский.
      - О... Но что это ТАКОЕ?!
      - Одна из самых коварных и опасных ипостасей Империи Эго, - Марк Абрамович коснулся клавиши, и в воздухе снова заплясали разноцветные фигуры. - Расшифруйте R как Rate, скорость изменения, или как Rapid, стремительный, или как Regentis, властвующий... А иксом везде обозначается неизвестная величина. Забираться в дебри физики мы не будем, но коротко говоря, кроме знакомой нам Вселенной, где скорость света является наибольшей, существует и другая, где она, напротив, наименьшая. Время в этих двух Вселенных - пока нас интересуют только две - течет в противоположных направлениях. Гигантская масса Империи Эго, непрерывно преобразуясь в энергию, вызывает столкновения и завихрения потоков времени. RX - движение движения... Вообще-то оно присутствует всегда и везде, но, как бы это сказать доступнее... Иногда значительно больше в конкретных пространственных координатах, нежели в других.
      - Ох! - воскликнула Аня. - Я почти ничего не поняла.
      - Вам и не нужно понимать. Довольно знать об RX и опасаться его.
      - Но как?.. Как я смогу отличить его, заметить его приближение, противостоять ему?
      Кассинский опустился в кресло, прикрыл глаза.
      - Переменчивых ликов RX бесконечно много, - мягким тоном он скрадывал разочаровывающий смысл ответа. - Иллюстрированного каталога у меня нет... Но в каждом отдельном случае, наверное, можно догадаться, коль скоро вы предупреждены. А противостоять... Гм... Это в русских сказках добрые силы дают герою точные инструкции, и следуя им, он побеждает Змея Горыныча. Реальность - не сказка. Неизвестно, что выкинет RX, нет волшебных талисманов. Лучше держитесь от него подальше, это самое надежное.
      - А если я не сумею? Тогда мне конец?
      - Ну, почему же непременно конец... Когда вы выходите на улицу, тоже есть риск попасть под машину, правда? Но это не обязательно происходит. Нет ничего фатального... Многое зависит от случайностей, но кое-что и от нас.
      Стены, своды и колонны подземелья сотрясла долгая вибрация. Пламя факелов заколебалось, кофейные чашечки задребезжали на столе. Аня вздрогнула, вопросительно взглянула на Кассинского. Тот махнул рукой.
      - Военная техника, - пояснил он. - Супертанки "Тиранозавр". Любопытно, сколько они весят... И здесь трясет, а наверху порой стекла в домах вылетают.
      - В Айсвельте идет война? Когда я шла по городу, я видела... Самолеты... И ещё другое... И по телевизору...
      - Оставим местную политику, - сказал Марк Абрамович. - Что вам до нее? Вы уходите... Или нет? Вы берете Великий Шианли?
      Рокот супертанков "Тиранозавр" подтолкнул Аню к принятию решения впрочем, она бы и без того согласилась, разве что не так поспешно.
      - Я беру его, - уверенно заявила она.
      - Что ж... Отныне Великий Шианли принадлежит вам.
      - Надо что-нибудь подписывать кровью? - осведомилась Аня с восхитительным сарказмом.
      Марк Абрамович усмехнулся.
      - Обойдемся без драматических эффектов.
      - Могу я взять с собой книгу?
      - Боюсь, что нет. Вне Айсвельта её можно сохранить лишь при помощи магии, да и то ненадолго. Но зачем она вам? Вы ведь её вспомнили?
      - Да, вспомнила.
      - Тогда... Не вижу причин задерживать вас дольше. Я рассказал вам все, что мог...
      - Меньше, чем ничего.
      - Вам придется довольствоваться этим.
      - Еще один, глупый женский вопрос. Вы - друг или враг?
      Кассинский удивленно изогнул правую бровь. В стеклах его очков отражались горящие факелы - там они миниатюрными цепочками убегали в зазеркалье.
      - Я же объяснил вам.
      - Тот, кто ищет ответы?
      - Именно.
      - А что, если вы - обыкновенный шарлатан, факир, гипнотизер? Что, если ни в одном вашем слове нет ни грана правды, и Айсвельта тоже нет, а есть только вы и ваша злая воля?
      С показным недоумением дернув плечом, Кассинский небрежно произнес:
      - Если так, что вы теряете? Спящий проснется, обманутый прозреет, загипнотизированный вернется в действительность. Но я не рекомендую вам исходить из этой гипотезы. Заманчиво, конечно, игнорировать деревья в лесу, считая их иллюзорными... Только шишек и синяков вы тогда набьете не иллюзорных, а самых настоящих, и это очень больно.
      Комментариев со стороны Ани не последовало. Она бережно уложила в сумочку, на самое дно, пирамидальный флакон... Вдруг она всплеснула руками и буквально рухнула в кресло. Неожиданная мысль, полыхнувшая как ночная молния, испугала её сильнее, чем все чудеса и кошмары Айсвельта, вместе взятые.
      - Марк Абрамович, - Аня впервые обратилась к Кассинскому по имени-отчеству. - Меня узнал на улице незнакомый человек... А это значит, что в Айсвельте есть какая-то вторая я, Аня Данилова-два... И когда я вернусь в квартиру... Я могу столкнуться с ней... Сама с собой?!
      Кассинский нахмурил брови, подумал с полминуты.
      - Я не занимался специально подобными вопросами, - признался он, и в его голосе прозвучало сомнение, - Но едва ли... Законы природы не допускают одновременного, двойного существования одного и того же объекта в одном и том же пространстве. Если вы правы насчет Ани Даниловой-два, то проникнув в Айсвельт, вы должны были не просто слиться с ней, а СТАТЬ ей - на тот период, пока вы здесь. Так что, полагаю, опасаться такой встречи нет оснований.
      - А если, - возразила Аня, - здесь живет не Данилова-два, а другая женщина, очень похожая на меня? С тем же именем, в том же доме, той же квартире... В нее-то я не превратилась, не СТАЛА ей - и могу на неё наткнуться!
      - Ну, знаете, - возмутился Кассинский, - это уж воистину не моя проблема. Разбирайтесь с ней как-нибудь сами...
      - Вот спасибо. Кстати, о благодарностях... Не знаю, благодарить или проклинать вас за Великий Шианли, но...
      - Ни в коем случае! - живо перебил Марк Абрамович. - За все, что с вами происходит, вам следует благодарить или проклинать не меня или кого-то другого, а исключительно саму себя. То, что в вас есть.
      - Но ЧТО во мне есть? ЧТО?!
      - Вы сами знаете, - сказал Кассинский. - Но для вас ещё не пришло время называть имена.
      39
      Порошки в секциях открытой шкатулки мерцали в полутьме, как дотлевающие угли в камине. Ардатов зацепил щепотку одного порошка, потом другого и третьего, тщательно смешал их, набил получившейся смесью курительную трубку. Он раскурил её от зажигалки в форме головы грифона огонь вырывался из пасти мифического чудовища. По комнате пополз светящийся зеленоватый дым.
      Айсман сидел в низком кресле, возле окна, где было совсем темно. Он тоже курил, правда, обыкновенную сигарету, и без воодушевления слушал тихо льющуюся из динамиков хоральную прелюдию Баха.
      - Я допустил ошибку, - пробормотал Ардатов, плохо видимый в паутине ночных теней. - Александр Константинович допустил ошибку... Но кто такой этот Александр Константинович? Имя фантома, легчайшее дуновение ветерка, рябь на воде. Его больше нет.
      - Да, дон Альваро, - почтительно произнес Айсман.
      - Я был у цели, - продолжал Агирре страстно, со злостью. - У самой цели. Еще немного, и она вручила бы мне с любовью Великий Шианли...
      Айсман пошевелился, затушил сигарету в пепельнице.
      - Но к чему все эти игры с любовью, дон Альваро? Ведь Великий Шианли у нее?
      - У неё или скоро будет у нее, не все ли равно...
      - Его можно отобрать.
      - Нельзя! - громыхнул Агирре. - Таково условие проклятого Кассиуса! Великий Шианли сохранит силу, только если она сама отдаст его мне, и не просто отдаст, а с настоящей, искренней, подлинной любовью! И я почти добился своего... Мои расчеты были безошибочны. Беда в том, что они были СЛИШКОМ безошибочны.
      - Кажется, я не совсем понимаю, - сказал Айсман.
      - Я чересчур полагался на них. Безупречно выстроив целое, я пренебрег деталями, а в них-то и содержалось самое важное. Может быть, не следовало показывать ей портрет Арбетнота, играть с ней как кошка с мышкой... Но это в общем пустяки. Непоправимое произошло, когда я увидел своего врага... Нашего врага, Виктор. Я смотрел на него, а она смотрела на меня. С портретом или без портрета, она бы в любом случае все поняла, вернее, почувствовала. Не потому, что я утратил контроль над эмоциями, о нет! Такое мне не угрожает. Но я уже считал свою позицию несокрушимой, и... Да, Виктор, я ПРЕНЕБРЕГ ДЕТАЛЯМИ! Я недооценил эту женщину и переоценил себя. Опыт столетий сыграл со мной дурную шутку. А ведь я был обязан постоянно помнить хотя бы о лисьем коварстве Кассиуса!
      Неподвижно сидя на месте, Айсман смотрел на Агирре снизу вверх со смешанным чувством восхищения, преданности и благодарности. Этот великий человек, Альваро Агирре, признается ЕМУ, Айсману, в своих ошибках, почти исповедуется перед ним! А это значит, что роль Айсмана значительнее, чем та, на какую он смел надеяться. Он не мальчик на побегушках, не помощник, не ассистент. Он - Избранный... Он - единственный Избранный.
      - Я не верю, что Великий Шианли утрачен для нас навсегда, - Айсман решился употребить местоимение "нас" вместо "вас" и поразился собственной смелости. - Вы непобедимы, дон Альваро.
      - Навсегда? - с усмешкой повторил Агирре. - О нет, я не могу этого позволить. Есть ещё один путь к Великому Шианли, и мы испробуем его. Затруднение в том, что я потерял Данилову из вида. Хрустальный шар темен и пуст...
      Он указал на бледный шар, парящий над бронзовым треножником.
      - Надеюсь, она не умерла, - с тревогой проговорил Айсман.
      - Нет, шар показал бы это. Думаю, она покинула пределы нашего пространства... И думаю, что она вскоре вернется, живая и невредимая.
      В облаках зеленого дыма Агирре подошел к окну. Он стоял, глядя на улицу, и Айсман не рисковал прерывать его размышления репликами.
      Альваро Агирре сказал Айсману далеко не все, но то, о чем он умолчал, касалось его одного... И пожалуй, не могло быть выражено словами. Любовь, последнее искушение... Агирре знал многое о богатстве и власти, людях и странах, пространствах и временах, наслаждениях и разочарованиях, но что он знал о любви? Множество раз он ощущал себя обманутым, когда призрак истины ускользал из его рук. Он искал... Может быть, не там и не то? И разве в том дело, что он не сумел завоевать любовь обычной женщины двадцатого века? Ерунда, тактический промах. Его любили женщины блестящие, изысканные, выдающиеся... Но он сам, Альваро Агирре, никогда не испытывал любви и даже не осознавал в себе такой потребности. А если бы и осознал, не смог бы реализовать её, он другой, он не способен... Не тут ли кроется лукавая и страшная ловушка Кассиуса? Агирре всегда побеждал и шел дальше, но какой смысл во всех его победах, если внутри - холод и пустота?
      Вот зачем нужен Великий Шианли. Пусть Айсман грезит о битвах и власти, Агирре хорошо знает всему этому цену. Айсман ещё не знает... Получив свою часть Шианли, он устроит планете славные кровавые деньки, и Агирре будет любопытно посмотреть на это. Он не лгал, когда говорил Айсману, что тот интересен ему. В какой-то мере Агирре видел в Айсмане зеркало собственной жажды и собственную невозвратимую неопытность начала пути... Но сам Агирре уже не в начале. Великий Шианли открывает все двери, а значит, и двери Любви. Заполучив его, Агирре сможет полюбить, и сила его любви заставит Аню полюбить в ответ, несмотря ни на что. Круг земных искушений замкнется. Последняя истина, последняя победа перед неудержимым полетом на крыльях всемогущества. О, как тогда посмеется Агирре над хитроумным Кассиусом, обманувшим в итоге самого себя!
      Но будет ли эта любовь настоящей - рожденная не в сердце Агирре, а в магических играх сложнейших молекул Великого Шианли? Искать ответ на такой вопрос - все равно, что пытаться разрешить проблему "может ли Бог создать такой камень, который не в силах поднять сам". Медь отличается от золота, бриллиант - от страза, но как отличить подлинную любовь от безупречной иллюзии? То, что чувствует человек - и есть истина, хотя бы в следующий момент она обернулась крахом. Нет, Агирре не хотел углубляться в бездны софизмов. Перед ним единственный путь, и он должен быть пройден до конца.
      Душистая смесь в трубке догорела, и Агирре отвернулся от окна.
      - Теперь, Виктор, что касается нашего врага...
      Айсман вскочил.
      - Прикажите, дон Альваро! Я немедленно найду его и...
      - "Опасайся его, не причиняя вреда, - процитировал Агирре, - ибо торжество силы иссушает источник могущества".
      - Вот тебе раз! - воскликнул Айсман. - Получается, что мы не можем его и пальцем тронуть...
      - Не так уж мы бессильны против него, однако придется пройти по узкой грани. Вам предстоит поездка в Толедо, Виктор.
      - Когда?
      - Очень скоро.
      40
      Аня Данилова вернулась.
      Ее возвращение, пользуясь выражением Кассинского, или Марко Кассиуса, обошлось без драматических эффектов. Никаких двойников она в квартире не обнаружила, и когда вытряхнула каплю Великого Шианли на блюдце и слизнула её кончиком языка, не почувствовала ничего, кроме внезапной сильной сонливости. Едва успев добраться до дивана, она упала и тут же уснула.
      Проснулась она поздним утром, когда часы показывали половину одиннадцатого. Провалов в памяти не было: Аня помнила и Айсвельт, и беседу с Кассинским, но как-то неотчетливо и отдаленно. Так люди помнят что-либо случившееся с ними очень давно и не имевшее серьезного значения ни тогда, ни после.
      Первым делом Аня потянулась к телефону и набрала номер нотариальной конторы.
      - Слушаю, - прогудел в трубке басок Поплавского.
      - Здравствуйте, Станислав Эдуардович. Это Аня Данилова.
      - Анечка! Я как раз собирался вам звонить. Почему вы не на работе? Вы здоровы?
      Он не обмолвился о том, что Ани не было на работе и вчера, но она не стала раздумывать над этой загадкой. Мудрец Кассинский, очевидно, разрешил бы её с легкостью, а вот Аня понимала, что ей не стоит и пытаться.
      - Я заболела, - ответила она. - Все у меня наоборот, если простужаюсь, то обязательно летом.
      Для убедительности Аня кашлянула в трубку.
      - О-о, как жаль, - протянул Поплавский. - Ну, лечитесь, поправляйтесь. Когда вас ждать, хоть примерно? Столько работы...
      - Не знаю, - честно сказала Аня и едва не добавила "мне пока не до вас". - Может быть, через неделю... Да, вот ещё что, Станислав Эдуардович. Я врача не вызывала, лечусь домашними средствами, так что официального оправдания у меня нет... Репрессий не будет?
      - У нас же не завод... Сколько заработаете, столько и получите, а преследовать вас за отсутствие бумажки я не собираюсь.
      - Спасибо... До свидания.
      - До свидания, Анечка. Выздоравливайте.
      Водрузив трубку на аппарат, Аня включила телевизор. Она уже знала, что на всех каналах увидит обычные передачи, и все-таки облегченно вздохнула, когда так и произошло. Теперь предстояла решающая проверка.
      Аня быстро переоделась, наскоро привела себя в порядок. Когда она брала сумочку со стола, взгляд её задержался на стоявшем рядом пирамидальном флаконе. Поколебавшись, она устроила его в сумке. Подсознательно Ане казалось, что будучи при ней, Великий Шианли каким-то чудом защитит её от грядущих опасностей. В этом не было ни капли логики, ведь предупреждения Кассинского скорее следовало истолковать в противоположном смысле... Тем не менее Аня взяла Шианли с собой.
      В книжный магазин она вошла смело, лишь немного замешкалась там, где прежде находилась граница теплового барьера, теперь исчезнувшего. За прилавком Кассинского стояла девушка, ничуть не похожая на серийных фризоидов Айсвельта. Аня не сомневалась, что на расспросы о Марке Абрамовиче ей ответят одно: такой никогда в магазине не служил. Она и спрашивать не стала - повернулась и вышла.
      Домой она не торопилась - ей доставляло физическое наслаждение идти по улице, греясь в солнечных лучах. Деревья, здания, машины, автобусы, собаки, воробьи - все это принадлежало ЕЕ миру, все было исполнено приветливости, все радовало. Так бывает, когда замкнувшийся в своих сложностях человек неожиданно сталкивается с чем-то значительно худшим и по счастливому стечению обстоятельств от этого худшего избавляется. Привычные, как хроническая зубная боль, проблемы при таком повороте судьбы не пропадают и не испаряются, но если вам повезло уцелеть в авиакатастрофе, какое-то время вы будете просто радоваться жизни.
      На детской площадке рядом со своим домом Аня присела на скамейку. В приоткрытой двери подъезда кружились лиловые сумерки. Само по себе это не обеспокоило Аню - когда с яркого солнца смотришь вглубь сравнительно скупо освещенного помещения, оно выглядит темнее, чем есть на самом деле. Но эти сумерки... Они были ЖИВЫЕ. Они именно кружились, и не так бессмысленно, как кружатся сухие листья в воздушных воронках у обочин тротуаров. В их медленном круговом движении (да можно ли говорить о ДВИЖЕНИИ СУМЕРЕК?! Но Аня чувствовала его...) угадывалось напряженное томление затаившегося живого существа. Этот лиловый полумрак словно был нематериальным, размазанным в пространстве спрутом, раскинувшим чернильные щупальца концентрированной тьмы в обманчиво-ленивой готовности к нападению.
      Аня встала, инстинктивно попятилась. "Переменчивых ликов RX бесконечно много", - вспомнилось ей. Но нет, какое-то шестое или седьмое чувство подсказывало, кричало: если этот шевелящийся сумрак и связан с Измерением RX, то отдаленно. Его не нужно бояться, здесь и сейчас он не опасен, как бы ни стремились к тому глубинные побуждения управляющей им злой силы.
      Стоило Ане шагнуть к подъезду, как сумеречный спрут сжался и метнулся мимо неё на улицу, пульсируя и растворяясь бесследно в солнечном потоке. Перед тем, как он окончательно перестал быть виден, Ане почудилась тень человеческой фигуры, и даже знакомой - но так, как знакомы персонажи скверного фильма, просмотренного в кинотеатре лишь до половины.
      Когда Аня отперла дверь, дуновение сквозняка пронеслось по прихожей. Странно, ведь все окна закрыты... Оставив сумку на тумбочке, Аня прошла в комнату.
      Рама одного из окон была распахнута настежь, а журнальный столик придвинут к подоконнику. На столике белел лист бумаги, прижатый пустой чашкой.
      Подобно шпиону, высматривающему следы тайного обыска, Аня огляделась. Все как будто на своих местах, ничего не тронуто... Только окно и журнальный столик, к которому не хотелось подходить. Однажды знакомые Ани рассказали ей об ощущениях, испытанных после того, как они возвратились домой и обнаружили, что их квартиру обчистили воры. Не жалко было вещей и денег, да и украли не так много... Но дом, их дом, стал сиротливым, печальным, оскверненным, полным укоризны, потому что там хозяйничали чужие.
      Похожее состояние завладело и Аней, но к нему примешивалось ещё что-то, свербящее раздражение по некоему конкретному поводу. Спустя секунду Аня поняла, в чем дело. Уходя, она не выключила телевизор - ей хотелось, чтобы её встретило привычное, наполнившееся теперь новым смыслом мелькание картинок за стеклом. Но сейчас телевизор молчал, и экран был пустым и серым. Кто бы ни побывал здесь, он заботливо подумал о том, чтобы выключить телевизор... И вот эта непрошеная забота - издевательская, машинальная или невесть какая другая - разозлила Аню совершенно. По причине, непонятной ей самой, она спокойнее перенесла бы полнейший разгром в квартире, чем это молчание выключенного телевизора.
      Аня подошла к журнальному столику. На тетрадном листе в клетку, сложенном вдвое, было что-то написано красным фломастером, но Аня не смогла прочесть текст записки сразу. Сверху на листе валялись высохшие листья, какие-то темные пыльные щепки, тонкие веточки, дохлые мухи и прочий сор. Нетерпеливым движением Аня выдернула лист из-под чашки, и украшавший его натюрморт разлетелся по полированной крышке стола.
      Записка содержала всего две строки - размашистым, уверенным почерком.
      ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ
      У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ 15 ДНЕЙ
      Аня как стояла, так и села - благо, кресло было неподалеку. Она зажмурилась, потом открыла глаза - перед ней по-прежнему расплывались на тетрадном листе нелепые, абсурдные строки.
      "Ты знаешь, что нужно сделать"... Да что же, во имя всего лучшего и худшего?! "Осталось 15 дней"... До чего, до какого события осталось пятнадцать дней? Абсолютный бред. Но тот, кто принес эту записку, очевидно знал, что он имеет в виду, и более того - предполагал, что и Аня знает или способна догадаться.
      Прижав ладони к вискам, Аня с минуту сидела неподвижно. Так... Нужно попробовать применить логику - или тут важнее интуиция? Но интуиция, когда она ещё сработает... Может быть, никогда.
      Эта записка может вообще не иметь постижимого значения, как побочный результат игры стихийных сил того же RX. Но то, что не обладает разумом в традиционном понимании и человеческим обликом, уж наверное не обладает и фломастерами, и тетрадными листами... А впрочем, почему бы и нет, ведь Ане ничего не известно об этих силах. Такая интерпретация записки, однако, ни к чему толковому не приводит, и лучше забыть о ней, раз ей нельзя воспользоваться.
      Другое предположение, придерживаться которого гораздо разумнее практически - автор записки хочет чего-то добиться от Ани. Но почему в таком случае он прямо не написал, что ему нужно? Здесь существуют две возможности. Первая - он ошибочно считал, что записка будет ясной для Ани, переоценивал её осведомленность о каких-то ведомых ему вещах. Вторая - в его намерения входит, чтобы Аня сама разгадала смысл послания. Тогда он должен был оставить подсказку, намек...
      Аня развернула бумажный лист, осмотрела со всех сторон. Ничего, кроме крупных букв, написанных просочившимися сквозь бумагу красными чернилами для фломастеров. Стоп, а вот эта дрянь, насыпанная сверху, нет ли в ней какого-нибудь указания? Она прикрывала записку так, что были видны лишь отдельные буквы. Не составляли ли эти буквы ключевого слова? Если так, поздно. В раздражении Аня разметала сор по крышке журнального столика... Но можно ещё посмотреть, что это за сор.
      Низко склонившись над столом, Аня рассматривала в отдельности каждый хрупкий, мертвый тополиный лист, каждую щепочку и веточку, каждый иссохший мушиный трупик. Она заметила и несколько серых камешков, и мелкие осколки стекла, и разломленную пополам пустую коричневую оболочку куколки, давней колыбели бабочки... Если тут что-то и есть, для ответа необходимо настоящее озарение. А пустые гадания - это вроде попыток произвольно подобрать на клавиатуре компьютера пароль к закрытому файлу. Безнадежно.
      Аня выпрямилась. Записка выпала из её рук, скользнула по воздуху на стол и встала там домиком, буквой "Л". Она была похожа на игрушечную палатку, поставленную ребенком - белая бумажная палатка с мирными, забавными красными украшениями. Налетевший из окна порыв ветра поколебал её, но не опрокинул. Так и осталась стоять на столе белая палатка - знак того, что отныне жизнь Ани будет подчиняться этому непонятному отсчету, знак Дня Первого.
      41
      На второй день Аня решила пойти на работу - ей претила мысль оставаться одной в оскверненном доме. Она подумала о том, что кто-то может посетить квартиру в её отсутствие... Но этот кто-то вполне мог явиться и если Аня не уйдет, и такая перспектива выглядела намного страшнее.
      Поплавский встретил её с удивленной улыбкой.
      - Так быстро поправились, Анечка?
      - Не то, чтобы поправилась, - смущенно сказала Аня, - но чувствую себя неплохо, стыдно дома сидеть.
      - Ну, что же... Может быть, зря не отлежались, да вам виднее.
      Работа у Ани шла из рук вон плохо. Она делала досадные ошибки в простых документах, не сразу замечала их, а иногда не замечала вовсе, отдавая нотариусам распечатки с ошибками. Поплавский качал головой, Соловьева поджимала губы, и приходилось переделывать.
      К обеденному перерыву у Ани так разболелась голова, что бело-голубоватое рабочее поле экрана (она сама подбирала этот цвет, приятный для глаз) казалось ей чуть ли не темно-красным. Пришел очередной клиент с бумагами какой-то фирмы, долго объяснял, что нужно сделать, а она безучастно смотрела на монитор.
      Черные буквы дрожали на экране, словно намеревались сорваться с мест и осыпаться. Системный блок гудел не тихо и умиротворяюще, как всегда, а угрюмо и даже злобно, зеленые огоньки принтера наливались агрессивной яркостью.
      Буквы не осыпались - напротив, они собрались в центре экрана, их маленькие черные тельца образовали четко очерченную цифру четырнадцать.
      Аня сдавленно вскрикнула.
      - Что с вами? - недоуменно спросил стоявший немного позади клиент и взглянул на монитор. - Э, да у вас вирус в машине... Поглядите-ка, что вытворяет.
      После этих слов Ане стало и легче и тяжелее. Легче потому, что если и другие видят ЭТО, она в здравом рассудке. А тяжелее по той же причине ведь неизвестно, что хуже, сражаться с призраками собственного забарахлившего разума или с загадочной и могущественной внешней силой.
      Порывистым движением Аня выключила компьютер. Станислав Эдуардович поднял взгляд от бумаг и нахмурился. Подойдя к Ане, он положил ей руку на плечо.
      - На вас лица нет... Говорил же, вы напрасно вышли на работу. Вот что, Аня, отправляйтесь-ка домой, а лучше к врачу, и лечитесь хорошенько. Мы тут пока без вас повоюем.
      Слушая Поплавского, Аня механически кивала. Теперь ей было безразлично, оставаться ли здесь или идти домой - ясно, что неведомый враг одинаково достанет её везде, чтобы напомнить, сколько дней у неё в запасе. Но ограничится ли он одними напоминаниями?
      На улице Аня поминутно тревожно озиралась, сама не зная, чего или кого она боится. К остановке причалил четырнадцатый автобус - простое совпадение, но Аня и в нем усмотрела зловещий смысл. Итак, записка на листе была не единичным событием, к нему пристроилось второе, образуя начало цепи... Будет ли эта цепь продолжаться или оборвется? И намерены ли тот или те, кто преследует Аню, в конце концов объяснить, чего они хотят?
      Развязный наглый ветер играл в кронах тополей, шелестел листьями, некоторые срывал и бросал к ногам Ани. На мгновение ей почудилась усмешка Моола, отраженная в витринных стеклах. Не этот ли разгильдяй развлекается, записочки подбрасывает? Нет, не его стиль. У него ни терпения, ни изобретательности не хватит для долгих мрачных розыгрышей, да и желания не возникнет, скучно это ему.
      Ветер стихал. Аня переходила улицу. Тормоза легковой машины завизжали словно внутри Ани, хромированный бампер качнулся в сантиметре от её колена.