Плотина

– Надеюсь, вам не слишком дорого обошлись эти сведения? Их большую часть можно извлечь из «Кто есть кто в мире инженерии».

Клампетт слегка улыбнулся, потом спросил:

– У вас есть личный банковский счет на сумму более тысячи долларов в какой-нибудь зарубежной стране?

– Хотелось бы иметь такой.

– Вы когда-нибудь получали заем от лица или компании, связанных с организованной преступностью, или одалживали им?

– Разумеется, нет! К чему вы клоните?

Клампетт стряхнул пепел с сигареты и зафиксировал пристальный взгляд на сидящем напротив мужчине.

– Президент изучает целесообразность создания министерства технологии. Это потребует принципиальной реорганизации. Бюро рекламации, гражданские функции служб инженерного дела, транспорта, окружающей среды, энергетических мощностей и так далее. Дюжина самых разных научных и промышленных исследовательских и изыскательских программ. Все это будет помещено, так сказать, под один зонтик. Та система, по которой сейчас распределяются федеральные ассигнования между этими конкурирующими пользователями, хаотична, и не мне объяснять вам это. В основе концепции такого нового подхода установление приоритетов, основывающееся больше на разуме, чем на политике. Эта концепция, как верит президент, должна понравиться избирателям. А ее жизнеспособность будет в значительной мере зависеть от человека, на которого мы хотим возложить ответственность за все это. Вы, мистер Рошек, один из немногих инженеров и ученых, кандидатуры которых рассматриваются. А титул будет таким: министр по вопросам техники.

Рошек выслушал с возрастающим удивлением. Пост в кабинете! Он никогда всерьез не думал об этом. Главный инженер в бюро рекламации – вот что, как он думал, ему собирались предложить. Голос слегка дрогнул, когда он попытался ответить:

– Я... Я польщен, конечно... Это полная неожиданность для меня. Мне делает честь, что сам президент...

– Пока что это предложение на стадии пробного шара. Надо будет побеседовать и с другими кандидатами.

Мысли Рошека неслись стремительно. Будучи ответственным за федеральные субсидии и ассигнования науке и технике, за техническую политику и приоритеты, он получил бы огромную власть. И страна впредь на долгие годы стала бы полигоном для идей и суждений...

– Вашу корпорацию, – продолжил между тем Клампетт, – придется передать на определенный срок партнерам, сохранив пай на будущее, чтобы избежать явного столкновения интересов.

– Прошу прощения? О да, конечно.

Временами Болен шокировал Рошека как человек, всегда финиширующий вторым. А Бенедитц – любитель денег, с кругозором бухгалтера, этакий умелец тасовать бумаги. Но обоим, разом, вероятно, можно на некоторое время поручить руководство, не нанеся фирме невосполнимого ущерба.

– Ваши инженерные качества превосходны, – ровным голосом продолжил Клампетт. – Вы пользуетесь репутацией человека с воображением на стадии замысла и консервативного на стадии исполнения. Ваши проекты, по нашим источникам, отличаются равно как мощью, так и эстетикой. Такое можно продать.

– Продать?

– Избирателям, Конгрессу. Средства массовой информации создадут ваш общественный имидж этакого опытного решительного мужчины с твердым характером и цельной натурой. А теперь, раз уж я встретился с вами, должен сказать, что вы можете служить неким образцом высокой нравственности, в чем, возможно, – в этом месте он позволил себе еще раз слегка улыбнуться, – даже газета «Вашингтон пост» вряд ли осмелится усомниться. Видите ли, мистер Рошек, в делах, подобных этим, имидж важен как воздух, если удастся пройти сенатские слушания по вашему утверждению. Многие котируются так же, как и вы. Мы выберем того, кого сможем наиболее легко запродать как идеальную кандидатуру.

Слушая Клампетта, Рошек обдумывал финансовые дела. Перевести свой пай в фирме на временную доверительную собственность, космическая операция, которая ему ничего не будет стоить. Иностранные правительства с готовностью пожелают иметь дело с фирмой, фактический глава которой один из ключевых членов правительства. А когда срок его полномочий истечет, влияние, которого он достигнет, обеспечит доступ к бесчисленным военным заказам. И примерно за пять лет фирма «Рошек, Болен и Бенедитц» встанет вровень с крупнейшими консультационными фирмами мира, такими как «Бечтел», «Флуор», «Парсонс»...

– Во избежание недоразумений, – сказал Клампетт, – скажу, что мы ставим на вас как на убеленную сединами знаменитость, обладающую дальновидностью и силой воли, что позволяет возглавить новое крупное подразделение правительства. А затем, года через два-три, вы по личным причинам уйдете в отставку, мы пригласим значительно более молодого, представив его как умеющего смотреть вперед, динамичного и полного свежих идей. На выборах тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года этот новый будет застрахован от критики, поскольку еще не даст подходящего повода. Понимаете? Чтобы упредить возможные атаки, требуется режиссура. Вы играете в карты, мистер Рошек? В Лас-Вегасе, а?

– Как-то раз по случаю играл в покер с приятелями. С небольшими ставками.

– Вы когда-нибудь бывали пьяным?

– Со времени победы над Японией – нет.

– Проституток не навещаете?

– Да Господь с вами...

– Существуют области, в которых наша великая пресса начнет копаться, как только обнародуем ваше имя. Хочу внести ясность еще в одно. У нас нет никакого морального права интересоваться вашими тайными пороками, но только пока они остаются тайными.

Рошек сжал губы, удивленный, что ему задают подобные вопросы. Он даже ощутил внезапное желание сказать этому человеку, этому Клампетту, чтобы он все это дело, а заодно и президента, засунул себе в задницу.

– Как-то раз на втором или третьем курсе колледжа, единожды за всю жизнь, я имел дело со шлюхой, – сказал он после некоторого раздумья. – Это была самая неудачная трата баксов.

– А ваш брак прочен?

– Прочен ли мой брак! Не смешите! Сколько я женат на Стелле? Сто пятьдесят лет, а?

– Тридцать пять.

– Стелла – прекрасная жена для члена кабинета. Она с радостью проведет несколько лет в качестве вашингтонской домохозяйки.

Они не были близки уже года четыре, но Рошек не считал, что это могло бы хоть сколько-нибудь обеспокоить Клампетта.

– Вы когда-либо ударили кого-нибудь в гневе?

– Нет, хотя многие заслуживали этого.

Клампетт закрыл папку и оттолкнул ее в сторону.

– Есть ли еще что-нибудь, о чем нам следовало бы знать? Такое, что может быть использовано против нас... и против вас? Подумайте хорошенько. В нашей стране немало любителей покопаться в грязном белье, и они никогда не дремлют.

– Да так ли это? У меня всегда было такое ощущение, что они слишком уж много дремлют. Давайте-ка подумаем... Нет, полагаю, мы охватили все.

Об Элеоноре так и не было упомянуто. Несомненно, эти любопытные дикари уже что-то пронюхали, но он не собирается добровольно называть ее имя, если сами они этого не сделают. А Клампетт побарабанил пальцами по столу, как бы ожидая признания. Он усилил свой недрогнувший взгляд, и Рошек ответил таким же пристальным взглядом.

– В последние годы, – сказал Клампетт, – вы встречаетесь, ну совсем немного, с мисс Элеонорой Джеймс из Сан-Франциско.

– Это вас не касается.

– Касается, если хотите, чтобы ваше имя осталось в списке кандидатов на один из наиболее важных постов в федеральном правительстве.

– Господи, что такое с вами, Клампетт? Вы что, просто дурака валяете?

Клампетт еще раз слегка улыбнулся.

– Мне нравится ваш настрой. Ваша воинственность. Один из ваших коллег по бизнесу, – Клампетт жестом показал на папку, – описывает вас как «старого упрямого ястреба». Президент считает, что это как раз тот человеческий тип, который нам нужен.

– Это скорее всего отзыв Стива Бечтела. Он и в лицо говорил мне это. Хорошо, расскажу об Элеоноре Джеймс. В последние пять или десять лет у меня, возможно потому, что сам не могу подняться с места, не шмякнувшись лицом об пол, появился некоторый интерес к балету. Я пожертвовал некоторую сумму сан-францисскому балету, знаю их танцовщиков и труппу. По-моему, это одна из лучших трупп такого рода в мире. А Элеонора Джеймс, балерина, хочет открыть собственную студию в округе Марин, но нуждается в спонсоре. Я встретился с ней несколько раз, чтобы обсудить возможность предоставить ей кредит. Вот и вся история.

– Понимаю. Эти встречи происходили в таких ресторанах Сан-Франциско, как «Голубая лиса», «Сан-Тропез» и «Ля Бурбон». За ними следовали дальнейшие, несомненно технического характера, обсуждения в ее квартире, и они порой затягивались до рассвета.

– Ваш французский не мешало бы улучшить. Послушайте, эта девушка – самое удивительное, что когда-либо случилось со мной. И я от нее не откажусь.

– Мы и не предполагаем полного воздержания, нужна всего лишь осторожность. Вам шестьдесят два года, ей тридцать два. Общедоступные рестораны вряд ли можно считать подобающим местом деловых встреч женатого мужчины, кандидата на высокую правительственную должность, с привлекательной незамужней женщиной, которая на тридцать лет моложе. Вы не согласны? Ну хорошо, этого достаточно. – Клампетт встал и протянул Рошеку руку. – Я могу сообщить президенту, что вы примете назначение, если оно будет предложено, да? Отлично. Вы вскоре получите от нас сообщение.

Глава 5

Изогнутая, длиной километров тридцать долина, которую река Сьерра-Кэньен пробила через предгорья к северо-востоку от Сакраменто, почти на всем протяжении слишком узка, чтобы стать чем-то большим, чем местной дорогой с неплотной вереницей домиков и коттеджей.

В двадцати километрах от устья ущелья долина расширяется настолько, что смогла вместить обсаженные деревьями улицы Саттертона. Этот городок, названный в честь Джона Саттера, владельца лесопилки, до постройки плотины был довольно старой деревенькой с менее чем тысячью жителей. В тысяча восемьсот сорок восьмом году она была средоточием «золотой лихорадки». Процветанию и развитию Саттертона способствовал прилив удачливых золотоискателей, шахтеров, лесорубов, строителей железных дорог и искателей наживы. Однако к тридцатым годам текущего столетия городок деградировал настолько, что стал не больше чем отправным пунктом рыболовов и охотников.

В архитектурном отношении городок мало чем интересен. Водосточная труба католической церкви украшена эффектным рыльцем в виде фантастической фигуры, здание ратуши завершает фантастическая башенка, курьезный образец плотницкой готики, а повешенный в ней треснувший колокол был доставлен морем, обогнув мыс Горн, из какой-то бельгийской литейни, но теперь он бездействует. Три здания, построенные до тысяча восемьсот семидесятого года. Историческое общество штата Калифорния признало ценными историческими памятниками, а это означает, что владельцев, попытавшихся их надстроить, могут буквально изничтожить. То, что теперь именуется баром «Каменный фургончик», начиналось как бордель, где, согласно широко распространенной местной легенде, почти наверняка фальшивой, Марк Твен и Брет Гарт как-то раз выбили друг другу зубы.

В шестидесятых годах на городок нахлынула новая волна оккупантов – геологов, топографов, почвоведов, гидрографов и гражданских инженеров, подыскивающих наилучшее место для строительства плотины рекордных размеров. А вслед за ними, как только вступило в действие соответствующее законодательство и были отбиты иски в судах, явились и представители различных министерств и государственных служб, от инженерных до спортивных, а также тридцати семи местных, окружных, региональных, федеральных и прочих агентств, которые претендовали на заинтересованность в каких-либо частях проекта или требовали их юридического обоснования.

Разработку технических условий и проектирование, а также надзор за строительством владельцы проекта, объединение округов водопользования, поручили своему техническому консультанту, фирме «Рошек, Болен и Бенедитц». За год до того, как проект плотины был завершен и воплощение его окончательно разрешено, фирма «Рошек, Болен и Бенедитц» заключила два предварительных контракта, которые следовало бы реализовать раньше, если бы проекты завершили вовремя: пробивка отводного туннеля, чтобы отвести реку от строительной площадки, а также рытье подземной пещеры, где предстояло разместить электростанцию.

Обводной туннель диаметром четыре с половиной метра углублялся в горы на уровне реки и выходил на поверхность на расстоянии 1200 метров ниже по течению. Высококвалифицированные рабочие, специалисты бурения, взрывных работ и выемки породы, начали встречную пробивку туннеля с обоих концов. На время работ реку отвели временной земляной перемычкой. Пуск воды в законченный туннель стал широко разрекламированным событием, которое наблюдали сотни людей с возвышенных мест и тысячи по телеэкрану Сакраменто. Трудовой подвиг был завершен в сентябре, когда расход воды в реке достиг двухсот кубических метров в секунду, или десятой доли обычного для ежегодных весенних разливов. По сигналу людей с флажками караван из тридцати грузовиков и бульдозеров сваливал раз за разом скальный грунт в реку, сближая берега, пока вход в туннель не был перекрыт. Вода в реке стремительно поднималась. Когда она, размыв до основания перемычку, хлынула через проран в туннель, ущелье огласилось восторженными криками. Они повторились, как только вода полилась из выходного отверстия ниже по течению.

Через год после подписания контракта на строительство плотины стоимостью 200 миллионов долларов население Саттертона удвоилось, а на второй год удвоилось снова. Новоселами стали специалисты по управлению мощной техникой, текущему ремонту, получению и укладке бетона, монтажу стальных конструкций и землеройным работам. Эти люди были частью общегосударственного мужского братства, высокая квалификация и характер бросали их с одной крупной стройки на другую, а их дети привыкли быть новичками во внезапно переполняющихся школах маленьких городков.

Когда реку отвели, скреперы, экскаваторы, большегрузные автомобили и бульдозеры срезали верхний слой грунта вдоль всей оси будущей плотины от одного края ущелья до другого. Чтобы обнажить скальную породу, потребовалось вырыть котлован длиной в шесть километров и шириной в сто пятьдесят метров, глубиной сорок пять метров. Трещины в основании скалы заделали, закачав под давлением жидкий раствор через просверленные в ней скважины глубиной до тридцати метров. Вдоль дна траншеи соорудили бетонный защитный блок высотой двадцать пять и шириной сорок пять метров, внутри которого были размещены дренажный и смотровой туннели, куда спускались по лестницам из подземного турбинного зала.

Когда базовые работы были завершены, плотина начала быстро расти. Пятьдесят скреперов и грузовиков двадцать часов в сутки совершали челночные ездки между строительной площадкой и близлежащими каменоломнями и карьерами. Посреди плотины засыпали водонепроницаемую глину, а по бокам ее, в строго намеченные зоны, – скально-земляной грунт. Бульдозеры и грейдеры разравнивали его слоями толщиной тридцать сантиметров, а затем катки послойно утрамбовывали.

В течение почти четырех лет жителей Саттертона сотрясали взрывы и трясла вибрация почвы из-за проходящих грузовиков, окутывала пыль. Но мало кто жаловался. Плотина позволила обозначить городок на карте, и в него все прибывали и прибывали люди с деньгами, разве что не сыпавшимися из карманов. Новые бензоколонки, автостоянки, конторы по продаже недвижимости, магазинчики сувениров и автопарки для трейлеров вырастали словно сорняки. Шоссе к югу от городка постепенно обрастало столовыми и закусочными всех. известных видов, а еще одно, «Гамбургеры Дороти», было местный изобретением.

Популярным занятием стало наблюдать за строительными работами с возвышающихся склонов гор, на одном из них даже соорудили трибуны под открытым небом и туалеты на химикатах, развесили громкоговорители. Ежечасно по местному радио сообщали, независимо от наличия слушателей, что в тело плотины требуется засыпать около семидесяти миллионов кубических метров различного материала, этого достало бы на тридцать с лишним пирамид Хеопса или на две полные миски овсянки для каждого обитателя земного шара.

– Хотя плотина в ущелье Сьерра и не цельнобетонная, – выразительно вещал дикторский голос, – потребовалось немало бетона для сооружения защитного блока, фундамента турбинного зала, водослива, засыпных и насыпных работ, а также для прокладки шоссе по гребню плотины. Всего 765 тысяч кубических метров. Этого хватило бы, чтобы проложить тротуар от Сан-Франциско до Нью-Йорка и обратно, причем еще осталось бы достаточно бетона, чтобы продолжить его до окрестностей Милпитаса. Зеркало водохранилища, которое образуется позади плотины, при максимальном заполнении займет площадь, на которой разместились бы 18 775 футбольных полей.

Похожее на дымоход сооружение, которое строится у вас на глазах, расположенное выше по течению, поднимется до верхнего бьефа, достигнет 257,5 метра и будет на шесть метров возвышаться над поверхностью водохранилища. Это заборно-вентиляционный канал, который помимо основных функций будет служить для экстренного входа и выхода персонала электростанции. Внутрь будет помещен массивный вертикальный трубопровод к турбинам электростанции. Трубопровод оснащен дистанционно управляемыми затворами водозабора на десяти уровнях, по которому вода поступит к турбинам электростанции.

Объединение округов водопользования надеется, что визит к нам доставил вам удовольствие. Не бросайте мусор через ограждения. Не оставляйте без надзора детей и домашних животных. Мы повторим передачу через пятьдесят пять минут или после очередного выпуска новостей.

Полицейским внешнего надзора, сидевшим на трибунах, которые вполне добросовестно относились к своим обязанностям, был хорошо знаком некий голубой пикап. В нем ездил главный проектировщик дамбы, постоянно находящийся при стройке инженер проекта Теодор Рошек, который взвалил на себя обязанность проверять точность выполнения подрядчиком всех пунктов технических условий. Строительные бригады знали, что бесполезно пытаться срезать даже самый маленький уголок, потому что Рошек замашет костылями, покраснеет и пригрозит остановкой работы. Какая-то крохотная ошибка уже погребена под быстро растущей насыпью дамбы? Раскопай же это место. Плохой бетон? Раздолбайте его и залейте снова! Рошек постоянно передвигался либо в своем пикапе, либо на ногах, хотя ему было трудно ходить по неровному грунту. Три дня в неделю он проводил в Лос-Анджелесе, занимаясь делами своей проектно-консультационной фирмы, а остальные четыре дня отдавал плотине. Все 1760 человек, занятых реализацией проекта, были единодушны в мнении, что за эти четыре дня Рошек успевал вымотать им душу.

Когда плотина была завершена, перед ратушей установили трибуну, задрапированную материей для флагов, и провели церемонию открытия, гвоздем которой стали ораторские излияния, шесть массовых студенческих оркестров, зажаренные на вертеле цыплята, немецкий картофельный салат и фруктовое мороженое на палочке. Несколько ораторов упомянули Рошека. Управляющий делами подрядчика сказал, что инженер был прямо-таки блохоискателем и мелочным педантом, не давал подрядчику хоть в чем-нибудь усомниться и что из-за отказа обсуждать даже мелочи строительная фирма за время этой работы потеряла четыре миллиона долларов. Аудитория хохотала. Подрядчики всегда уверяют, что потерпели убыток, даже те, которые ездят в своих «кадиллаках» к собственным частным самолетам. Смех сменился аплодисментами, когда оратор добавил, что в результате действий «этого подлого сукина сына» возведена самая надежная плотина за всю историю человечества.

Мэр Саттертона, тучный, чрезмерно вспотевший мужчина с пронзительным голосом, владелец самого крупного магазина скобяных изделий на восемьдесят километров в округе, прочитал речь, написанную его женой, некогда изучавшей журналистику. Прежде чем описать, как Саттертон бодро двинется вперед по стезе экономического процветания, мэр поблагодарил великого инженера за его титанические усилия:

– Теодор Рошек оставил за собой больше, чем плотину, которая по праву знаменита. Он явил собой образец самоотверженности и личной порядочности. Но и это, друзья мои, не все. Те из вас, кому посчастливилось узнать его так, как знаю я, наверняка осведомлены, что он передвигается на том, что мой дедушка обычно называл «хлипкие ноги». Труды прошедших четырех лет не пошли этим ногам на пользу. По сути дела, как он мне сказал сегодня утром за завтраком, они стали, черт их подери, много хуже, чем были, когда он появился среди нас. Прошу извинить мой французский акцент. И теперь, быть может, вы сумеете понять, что же он оставляет за собой. В эту грандиозную плотину, что высится позади меня, олицетворяя собой одно из высших достижении цивилизации, вложены не только лучшие годы жизни Теодора Рошека, не просто сущность его дерзновенного и неиссякаемого гения, но и значительная часть его здоровья.

Глава 6

Судя по тому, как Лоуренс Джефферс за работой насвистывал и разговаривал сам с собой, он был в прекрасном настроении. Глава ремонтной службы плотины в ущелье Сьерра занимал должность, которая его вполне устраивала. Не нужно было сиднем сидеть в каком-нибудь кабинете, где его личные привычки могли бы свести других с ума. Основную часть времени он был совершенно один, посвистывая и разговаривая с электроприборами и безропотными деревьями. Он любил эти мирные холмы сельской местности, любил удить рыбу на водохранилище, позади плотины, прямо из собственноручно сооруженного плавучего домика и, конечно же, любил и саму плотину. Его судно-домик именовалось «Красавица блондинка». Именно так он называл свою единственную дочь Джулию. Недели через две он встретится с ее матерью, которую не видел два года, со дня развода, и полюбуется, как их очаровательная девочка отметит окончание колледжа. Эта церемония наверняка заставит его прослезиться. Ему было неприятно видеть плачущего взрослого мужчину, в особенности себя самого, однако в последнее время глаза начинали слезиться, хотел он этого или нет.

Шел уже одиннадцатый час вечера, когда Джефферс осторожно ввел свой автомобиль в туннель у подножия плотины, ведущий на электростанцию. Фонари, подвешенные к опорам линии связи на каждой из сторон, подчеркивали постоянный изгиб дороги влево по мере спуска в предгорье. Джефферс едва ли не через каждые несколько секунд сигналил на случай, если какая-либо машина движется вверх по склону, но было похоже, что в этот час там остались только дежурный инженер в диспетчерской и, возможно, еще и техник. Он их поприветствует на обратном пути, но вначале нужно разделаться с этой проклятой проверкой галереи D.

В ста метрах от входа туннель выводил прямо на электростанцию ущелья Сьерра, находившуюся в выдолбленной в прочной скале пещере, которая, если верить раздававшейся туристам памятке, была такой огромной, что в ней могло бы поместиться даже здание законодательного конгресса штата. Джефферс не стал подъезжать к силовой установке, предпочел направить машину вниз по крутому скату, который вел к нижнему этажу. Ему предстояло долго идти пешком, вот он и хотел подобраться к дренажным галереям как можно ближе. На самом дне фары осветили шесть массивных турбин, каждая из них выдерживала нагрузку в 85 кубических метров воды в секунду. В центре каждой из турбин находился постоянно вращающийся стальной вал диаметром 90 сантиметров, соединенный с генератором, расположенным этажом ниже. Каждый генератор вырабатывал по 140 тысяч киловатт, и все вместе они были способны удовлетворить максимальные потребности города с населением более миллиона человек. В сознании Джефферса мигом возникли технические параметры, о которых в течение многих лет он вещал приезжим, начиная от сенаторов и кончая выгруженными из автобуса малолетками школьниками.

Пока он медленно переезжал через стальной настил над плотиной, сквозь шум машины пробивался приглушенный гул от потоков воды, вращающей лопасти турбин и устремляющейся через выводной туннель в реку, уже позади плотины. Слышалось и жужжание электротехники, а гигантские роторы были отбалансированы так совершенно, что ни малейшей вибрации не чувствовалось.

Джефферс припарковался в конце турбинного зала позади шестой турбины, напялил забрызганную грязью каску, поднялся по стальным ступеням и оттянул на себя стальную дверь с надписью «Опасно, вход воспрещен». Внутри за дверью находилась полка с фонарями. Он взял один, проверил, работает ли, и двинулся по туннелю диаметром 2,5 метра, который, казалось, вел в бесконечность. Света лампочек мощностью 60 ватт, подвешенных наверху с интервалом шесть метров, возможно, и достало бы юноше, обходящемуся без очков, но отнюдь не Джефферсу. Он не выключал фонаря, и его луч приплясывал впереди него. Слава Богу, что догадался надеть сапоги, подумал Джефферс. Там повсюду была вода. Она сочилась сквозь волосяные трещины в бетонной облицовке туннеля, ниспадала туманной пеленой из строительных швов, свободно бежала из дренажных скважин, прорубленных в бетоне, дабы компенсировать давление, стремящееся опрокинуть сооружение. Сточные желоба вдоль дорожки были полны воды, быстро бежавшей к следующему резервуару-улавливателю, откуда насосы поднимали ее в сеть дренажных труб, по которым она сбрасывалась ниже плотины. Джефферс поплотнее запахнул куртку и застегнул две верхние пуговицы; спертый воздух был холоден и сыр.

Вскоре он так далеко отошел от электростанции, что уже не слышал гудения электрогенераторов. Единственными звуками были мягкие шлепки капель и журчание просачивающейся воды да его собственные шаги. То и дело он останавливался и направлял луч фонаря на циферблат очередного прибора или вниз, в боковой коридор. Эти коридоры превращали дренажные галереи в своеобразный лабиринт, где в случае отключения тока человеку, не запасшемуся фонарем, пришлось бы здорово струхнуть, выбираясь наружу. Как-то раз это произошло с Чаком Дунканом, который целых два кошмарных часа во мраке на ощупь разыскивал дорогу.

Джефферс не думал о массе воды над своей головой, о водохранилище, которое постоянно выискивало слабые точки в перегородившей ущелье плотине и пыталось пробиться сквозь нее, вокруг нее и под ней. Оно неустанно билось о плотину, стремясь с чудовищной силой столкнуть ее вниз по течению, сокрушить, расколоть на части. Не тревожила его и вода, проникавшая в туннель со всех сторон. Все плотины протекают, и плотина в ущелье Сьерра была немного более влажной, чем другие сопоставимого размера. Просачивающаяся вода не представляла никакой угрозы... если только ее поток внезапно не увеличивался, она не становилась загрязненной или не текла под давлением. Это была лишь помеха, излишки воды следовало откачать или отвести по дренажной системе. Но это было и экономическим убытком: воду, вытекавшую из водохранилища, уже нельзя было пропустить через турбину для получения электроэнергии.

В те минуты Джефферс думал о статье в сакраментской «Би», которую прочитал за обедом. Она касалась электромобилей. Ох, до чего же читатели обожали эту идею! Или она очаровала только газетчиков? «Мчаться» на электромобиле всего-навсего со скоростью шестьдесят пять километров в час, а потом, проехав только сто шестьдесят километров, подключать его на двенадцать часов для подзарядки. А сам ты тем временем будешь сидеть на обочине и читать книжку! Все так, соглашаются сторонники этой идеи, но ведь электромобиль не загрязняет атмосферы. Черта с два, не загрязняет! Для подзарядки электромобилей должен функционировать генераторный завод, сжигающий эту замечательную арабскую нефть. То, что вы делаете с этими электромобилями, всего-навсего переброска загрязнителей из выхлопных труб в дымовые трубы. И со временем израсходуете целый ночной горшок электроэнергии, волоча повсюду за собой эти проклятые тяжелые батареи. Господи, до чего же глупы бывают люди!

Туннель резко изогнулся вниз. Джефферс стоял на верху длинного лестничного марша, освещая его своим фонарем. Двести ступенек без единой площадки, чтобы прервать эту монотонность, ступенек, заканчивающихся далекой-далекой точкой внизу. Да еще эти огни над головой и серые стены туннеля.

– Ну, давай же, иди, – прошептал он, начиная спуск, – тебе не мешает подразмяться.

"На Калифорнию надвигается страшный энергетический кризис, – сказал Джефферс самому себе, представив себя перед микрофоном, – но с другой стороны, ведь со времени пика не прошло еще и десяти лет. Час пробил! Штату нужны атомные электростанции, другого пути нет. Но наш полоумный губернатор нежно влюблен в солнечную энергию. Солнечная энергия! Господи Иисусе! Она годится, чтобы подогреть воду в нескольких плавательных бассейнах. Но что действительно необходимо Калифорнии – электроэнергия! Много электроэнергии! АЭС – это единственный реальный путь, и к черту эту Джейн Фонду!

Ведь и президент США – сам президент США! – хочет иметь больше АЭС, а вот какая-то сопливая богатенькая сучка-аристократочка не желает иметь вообще ни одной. И что же происходит? Никаких АЭС! Мир становится с ног на голову, а общественность оплачивает это".

Он остановился и внимательно осмотрел стены туннеля, испещренные полосами там, где протечки оставили отложения солей. На коробке с пробками вырос ржавый нарост высотой сантиметров десять. Джефферс повернулся и пошел дальше вниз. Появилась и стала нарастать боль в ногах. Предстоящее карабканье обратно вверх грозило гибелью.

– Гидроэлектрическая энергия самая лучшая из всех, и не надо быть гением, чтобы понять это. – Он произнес это вслух, чтобы рассеять чувство изоляции. В его голове кружилось море лиц из торговой палаты и клуба «Ротари», и все головы согласно кивали. – Она дешевая и чистая, она ничего не истощает и позволяет контролировать ее потребление, равно как и расход воды для ирригации и отстоя плотин. Почему бы со временем не построить в этом месте сотню плотин? А я скажу почему, друзья мои, братья американцы. Потому что этот проклятый клуб Сьерры, и эти проклятые «Друзья земли», и этот проклятый Фонд охраны окружающей среды не хотят, чтобы мы это сделали, вот почему! Не заливайте долину, скажут они, обливаясь слезами, огромными, как конский помет.