Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста

Как отмечалось выше, это явное преувеличение того, что сказал Унден.

Тугаринов также сообщает, что правительство Швеции думает издать Белую книгу. Его вывод таков: даже частично незакрытое дело Рауля Валленберга будет использоваться различными кругами в Швеции для раздувания антисоветских кампаний. Необходимо дать ответ во избежание серьезного ущерба двусторонним отношениям.

Далее констатируется:

— эти отношения также заметно ухудшились в результате событий в Венгрии, т.е. венгерского восстания (видимо, важная причина, чтобы не давать ответ в октябре);

— антисоветская кампания, вероятно, ослабеет в течение двух-трех месяцев, когда положение в Венгрии «нормализуется»;

— ведущие представители шведского правительства сказали, что добрососедские отношения могут безусловно быть восстановлены к концу 1957 г. (неясно, на чем основаны эти сведения).

Если ответ задержится еще на несколько месяцев, то, по мнению Тугаринова, существует риск его использования «реакционными кругами», для того чтобы помешать начинающемуся улучшению отношений. Если же ответ дать в ближайшее время, то возникнет некоторый краткосрочный шум, но он вряд ли приведет к каким-либо дополнительным последствиям, и, кроме того, будет устранено серьезное препятствие для улучшения отношений.

Последний аргумент состоит в том, что, если поспешить с ответом, может быть облегчена деятельность нового советского посла в Стокгольме.

К совету Тугаринова прислушались. 7 января 1957 г. заместитель министра иностранных дел Захаров посылает своему начальнику Шепилову (новому министру иностранных дел, назначенному на этот пост примерно за полгода до этого) переработанный проект, подготовленный с участием сотрудников аппарата КГБ. Однако он указывает, что председатель КГБ проект еще не видел.

Через неделю в Центральный Комитет посылается новый проект ответа, подписанный Шепиловым и Серовым. После небольшой корректировки он стал походить на окончательный ответ, так называемый «меморандум Громыко». Единственное отличие состоит в том, что сочли уместным исключить упоминание, какие архивы были просмотрены: «в частности, архивы Лефортовской и Лубянской тюрем, а также Владимирской тюрьмы».

Проект одобряется на заседании Президиума 2 февраля, после чего Булганин, Молотов, Шепилов и Серов получают задание окончательно отредактировать текст. Окончательный текст одобряется на новом заседании Президиума ЦК 5 февраля. Это и есть так называемый «меморандум Громыко», который передается послу Сульману 6 февраля.

Итак, теперь, когда мы уже имеем доступ к российским архивным материалам, прежде всего привлекают к себе внимание следующие пункты в «меморандуме Громыко».

Констатируется, что, несмотря на тщательный просмотр разных архивов и опросы многих людей, которые могли знать об обстоятельствах, упоминаемых в переданных свидетельствах, не обнаружено никаких фактов о пребывании Рауля Валленберга в Советском Союзе. Выяснилось также, что никто из опрошенных не знал человека по фамилии Валленберг.

Только при просмотре документов во вспомогательных службах некоторых тюрем в больничном отделении Лубянской тюрьмы был найден документ, «который есть основание рассматривать как имеющий отношение к Раулю Валленбергу». Это так называемый «рапорт Смольцова». В архиве нигде не видно, когда этот документ был найден и был ли он действительно найден в больничном отделении Лубянской тюрьмы. Он не упоминается ни в одном проекте до января 1957 г.

Следует также помнить о предложении Молотова Центральному Комитету в апреле 1956 г.: ведь там говорилось о двухнедельном поиске, если он вообще предпринимался, результатом которого стал проект другого содержания. Кроме того, первый проект был составлен лично Молотовым и Серовым. Вопрос в том, привела ли отставка Молотова осенью 1956 г. к повторным поискам. Об этом нет однозначных данных.

В меморандуме сказано, что новых доказательств не найдено, а Смольцов умер 7 мая 1953 г. «На основании вышеизложенного следует сделать заключение, что Рауль Валленберг умер в июле 1947 года».

Заключение Валленберга в тюрьму и неверная информация, которая направлялась в МИД в течение ряда лет, явились результатом преступной деятельности Абакумова.

В окончательной версии ответа уже нет никаких обвинений в шпионаже. Несомненно, это связано как с тем, что советской стороне было трудно это доказать, так и с риском продолжительных дискуссий со Швецией, что препятствовало желанию урегулировать дело.

Поразительна осторожность, с какой советская сторона делает выводы о судьбе Рауля Валленберга. Подробнее об этом ниже.

19 февраля поступает реакция шведской стороны. Она выражается в сильном удивлении и недоверии по поводу того, что рапорт Смольцова является единственным вновь найденным документальным доказательством. Кроме того, шведская сторона требует, чтобы вновь найденный материал был передан в Министерство иностранных дел Швеции.

Реакция советской стороны на это, как и на последующие обращения, такова: все обнаруженные данные переданы, какого-либо дополнительного материала не существует. Ответ дан по решению Президиума ЦК.

1 мая 1957 г. из советского посольства в Венгрии поступил рапорт Министерства внутренних дел Венгрии относительно места пребывания Лангфельдера. В венгерском рапорте приводятся ссылки на данные шведской и международной прессы о Лангфельдере и говорится, что родственники Лангфельдера с понятным напряжением ожидают новостей о его судьбе. Десять дней спустя заместитель председателя КГБ Лунев предлагает МИД, как следует отвечать на обращение венгерской стороны. Лунев считает уместным, чтобы в ответе были учтены те данные относительно Рауля Валленберга, которые переданы шведам. В предложении, как и в инструкции, которую МИД затем отправляет в советское посольство в Будапеште, констатируется, что архивные материалы о Лангфельдере, как и о Рауле Валленберге, были, вероятно, уничтожены бывшим руководством КГБ и что Лангфельдер, как установлено, умер 2 марта 1948 г. Проект Лунева датирован 12 июня, но инструкция МИД послу Андропову в Будапешт посылается лишь 17 сентября. В отличие от проекта КГБ, в инструкции говорится, что запись о смерти Лангфельдера была найдена в одном из списков заключенных Лубянки (запись не сохранилась). Это единственный архивный документ, который что-то говорит о судьбе Лангфельдера. Российская сторона считает, что ответ о якобы найденной записи, содержащей сведения о смерти Лангфельдера, является чистой ложью, подразумевая, что его судьба должна была определиться еще летом — осенью 1947 г.

8 февраля 1959 г. шведская сторона передает новые свидетельства того, что Рауль Валленберг находился во Владимирской тюрьме после 1947 г., и просит провести новые поиски в СССР.

Министр иностранных дел Громыко и председатель КГБ Шелепин в докладной записке в Центральный Комитет отмечают, что все данные о Рауле Валленберге приведены в меморандуме от 6 февраля 1957 г. и повторные поиски не подтвердили новых свидетельств, которые упомянуты в шведской ноте. В ответе, который был дан после утверждения на президиуме ЦК, также указывается, что каких-либо новых фактов не обнаружено. Не удалось выявить ничего о том, как происходили эти поиски. В июне 1959 г. советская сторона отмечает, что на основе новых свидетельств в Швеции начинается очередная кампания, но считает, что она инспирируется определенными антисоветскими кругами с целью создания неблагоприятной атмосферы перед запланированным визитом Хрущева в скандинавские страны. В докладной записке заместителя министра иностранных дел Кузнецова в Центральный Комитет от 18 июня 1959 г. предлагается напомнить шведскому послу в Москве, что «факт смерти Рауля Валленберга в 1947 г. полностью подтвержден, что следует из меморандума от 6 февраля 1957 г.». Следовательно, Кузнецов предпочитает полностью проигнорировать ту расплывчатость, которая была характерна для текста «меморандума Громыко». Он также предлагает указать, что новые свидетельства являются полным «вымыслом», и считает, что подобное заявление в значительной степени лишит шведов повода направлять новые обращения.

Заслуживает также внимания беседа Хрущева с Сульманом 25 февраля 1961 г. Сульман был принят, чтобы передать письмо премьер-министра Эрландера о Рауле Валленберге советскому руководителю. Хрущев немедленно переходит в контратаку, задав ответный вопрос: «Можете ли вы, господин посол, объяснить мне, при каких обстоятельствах Карл XII напал на Петра Великого?» После этого он сразу заявляет, что правительству Швеции неоднократно были даны ответы по так называемому «делу Валленберга», и спрашивает, чем, в сущности, руководствуется это правительство, постоянно к нему возвращаясь. Хрущев отказывается читать письмо, ссылаясь на то, что этим будет заниматься Министерство иностранных дел. Он раздраженно указывает, что не возникло никаких новых обстоятельств и что шведское правительство проводит недружественную линию. Сульман все же требует зарезервировать за собой право вновь просить о поиске новых фактов. Однако Хрущев после длинного потока слов заявляет, что дал исчерпывающий и окончательный ответ.

Письмо Эрландера содержало данные профессора Нанны Сварц, сообщавшей, что в беседе с советским профессором Мясниковым она получила подтверждение, что Рауль Валленберг находится в больнице для душевнобольных в Москве. Эрланадер просит Хрущева, чтобы Сварц могла немедленно приехать в советскую столицу и с местными коллегами решить вопрос о возвращении Рауля Валленберга (см. также сборник документов 1965 г.)

Как советские власти поступают с этим свидетельством? Согласно внутренней докладной записке МИД от 23 марта 1961 г., адресованной заместителю министра иностранных дел Кузнецову, КГБ проверил данные по запросу и пришел к выводу, что заявления Нанны Сварц «не соответствуют действительности». В докладной записке для полной уверенности приводится очень решительный, жесткий ответ Хрущева на обращение Эрландера. Поэтому в МИДе также считают вопрос исчерпанным. Не следует давать никакого дополнительного ответа и, если шведы обратятся вновь, предлагается отослать их к заявлению Хрущева. Письмо Сварц напрямую заместителю министра иностранных дел Семенову также остается без ответа.

Несмотря на несколько обращений в связи со свидетельством Нанны Сварц в последующие три года происходит лишь одно событие: Мясников в письме к Сварц утверждает, что она неправильно его поняла. Перед визитом Хрущева в Швецию в июне 1964 г. посол Ярринг обсуждает этот вопрос с заведующим скандинавским отделом МИДа Ковалевым. Свидетельство Сварц еще не было широко оглашено, и Ярринг предлагает два альтернативных способа действий в связи с визитом:

Хрущев высказывается таким образом, чтобы создалось впечатление, что в этом деле остается надежда на будущее, он может посулить еще раз рассмотреть вопрос.

До визита, заранее, объявляется, что два министра иностранных дел обсудили вопрос и с советской стороны было обещано вновь его изучить.

Ярринг отмечает, что предложение следует воспринимать как продиктованное желанием способствовать успеху визита. Ковалев же отвечает, что дело Рауля Валленберга следует считать закрытым. С советской стороны предпочли бы, чтобы и Швеция перед визитом объявила вопрос закрытым. Ярринг заявил, что это исключено, особенно в связи со свидетельством Сварц. Ярринг сказал также, что предложение шведской стороны имело целью снять вопрос с повестки дня встречи, и добавил, что поиски в СССР могут привести к тому же результату, что и в 1957 г.

Визит Ярринга дает повод Громыко предложить Центральному Комитету, чтобы МИД дал послу Швеции устный ответ об отклонении шведской попытки вновь поднять вопрос о Рауле Валленберге.

В этом ответе дается ссылка на «меморандум Громыко» 1957 г. и указывается, что заявление о том, что Рауль Валленберг был жив после 1947 г., либо основано на недопонимании, либо отражает стремление определенных кругов осложнить отношения между Советским Союзом и Швецией. Подчеркивается также, что Рауль Валленберг после 1947 г. не был и не мог быть ни в медицинских учреждениях, ни в тюрьмах, и советская сторона не сомневается в том, что он умер в Лубянской тюрьме 17 июля 1947 г. Новое муссирование этого вопроса может лишь нанести ущерб отношениям, говорится в заключение.

Со шведской стороны все же не прекращаются попытки внести ясность в свидетельство Нанны Сварц. Делаются попытки организовать встречу как между Яррингом и Мясниковым, так и между Сварц и советским врачом, и в феврале 1965 г. Эрландер просит провести новое расследование.

Поэтому МИД и КГБ предлагают Центральному Комитету дать согласие на проведение первой из названных встреч. Она происходит 11 мая

1965 г., до передачи в Стокгольм подготовленного 29 апреля ответа на письмо Эрландера. В ответе говорится, что все документы по делу тщательно просмотрены, но это не меняет того факта, что Рауль Валленберг скончался в июле 1947 г. Данные о заявлении Мясникова основаны на недопонимании, и сам Мясников решительно отвергает утверждение о том, что он якобы сказал. Вновь выражается сожаление, что Швеция еще раз подняла этот вопрос.

Беседа Ярринга с Мясниковым приводит к тому, что последний неохотно соглашается встретиться с Наиной Сварц. Эта встреча состоялась 10 июля 1965 г. В результате обе стороны остались при своих версиях (подробнее об этом см. в разделе XII).

* * *

В шифрованной телеграмме из посольства в Стокгольме от 7 июля 1964 г. приводится отчет о беседе с лидером коммунистической партии К. Х. Херманссоном, который, как сообщается, говорит, что советским властям необходимо предпринять дополнительные меры по делу Валленберга, с тем чтобы «выбить оружие из рук антисоветских кругов», и считает, что Советскому Союзу следует подробно рассказать о своих поисках, как в случае с исчезнувшим экипажем судна «Бенгт Стуре».

Одним из наиболее мистических моментов в длительной истории о судьбе Рауля Валленберга являются сведения, полученные от проживавшего в Западном Берлине шведского представителя «Лютеранской помощи» Карла Густава Свингеля, о советском предложении об обмене, которое надо было понимать так, что советская сторона могла проявить готовность обменять Рауля Валленберга на шпиона Веннерстрема. По словам Свингеля, речь якобы шла о многократных беседах в течение двух лет с одним или двумя представителями в Восточном Берлине, которые на рубеже 1965-1966 гг. проявили интерес к обмену Веннерстрема. Свингель, охотно рассказывавший о том, что он был личным другом Рауля Валленберга в Стокгольме, упомянул о нем в разговоре. Представитель Востока (по некоторым данным, резидент КГБ в Восточном Берлине) ответил, что Валленберга нет, но уговорил Свингеля узнать, заинтересована ли шведская сторона произвести обмен. Во время посещения Швеции Свингелю представилась возможность доложить об этом деле министру иностранных дел Торстену Нильссону; то, что он рассказал, обсуждалось 15 марта 1966 г. в обстановке полной секретности на совещании у премьер-министра Эрландера с соответствующими министрами и представителями МИД и Государственного управления полиции. На совещании было решено полностью отказаться от дальнейших контактов при посредничестве Свингеля, о чем Свингель и передал своему собеседнику. Свингель сообщил, что в течение последующих двух-трех лет он еще несколько раз разговаривал со своим собеседником, который вновь разузнавал о возможностях добиться обмена Веннерстрема. Следует отметить, что и по собственным заявлениям Свингеля лишь он сам упоминал фамилию Рауля Валленберга и никто из его собеседников не давал открыто понять, что тот жив. Однако Свингель толковал некоторые их высказывания как косвенное подтверждение того, что дело обстоит именно так. Неясность вокруг содержания контактов Свингеля не рассеялась и в результате бесед, которые были проведены с ним 25 лет спустя представителями как МИД Швеции, так и рабочей группы. Он так и не раскрыл личностей своих собеседников. То, что еще могло иметь какие-то причины в 60-х годах, трудно понять в ситуации, когда ни СССР, ни ГДР уже не существуют. Кроме того, теперь Свингель открыто приводил неверные сведения о том, что советская сторона просила его содействия в вопросе об обмене Берглинга (см. ниже). С российской стороны не удалось найти ничего, что могло бы подтвердить сведения Свингеля. Возможно, диалог действительно имел место, речь могла идти об «игре» с советской стороны, но Свингель неверно истолковал сказанное, или у него могло создаться впечатление, что речь шла о зондировании шведской стороны.

В советско-шведских отношениях по этому делу не происходит практически ничего до 1979 г., когда со шведской стороны поступает новое обращение, теперь на основе свидетельства Калинского. Абрахам Калинский был польским евреем, который сидел несколько лет в советских тюрьмах и лагерях, в частности во Владимире, но потом ему удалось эмигрировать.

По данным Калинского, Рауль Валленберг находился в тюрьме в Советском Союзе по крайней мере до 1975 г. Заместитель министра иностранных дел Мальцев в докладной записке в Центральный Комитет от 22 января 1979 г. пишет, что было бы уместным подтвердить шведской стороне содержание ранее высказанной точки зрения. Кроме того, можно сообщить, что дополнительное расследование показало, что новые свидетельства не соответствуют действительности. Председатель КГБ Андропов согласился с этим предложением. В проекте ответа дается также ссылка на изучение документов, проведенное в 1965 г. В августе того же года премьер-министр Ульстен посылает новое обращение, основанное на свидетельстве советского гражданина Яна Каплана (посредником которого был Калинский). В докладной записке в Центральный Комитет от 7 сентября Громыко с раздражением замечает, что новое обращение поступило, несмотря на ответ советской стороны в январе. Отмечается, что Каштан отбывает наказание в тюрьме и что, хотя демарш Ульстена носит «личный» характер, его содержание уже опубликовано в шведской прессе и «используется с враждебными целями в предвыборной кампании». По мнению Громыко, в ответе следует сказать, что дело Рауля Валленберга исчерпано. Тем не менее в ответе, который передает советский посол в Стокгольме, говорится, что все свидетельства тщательно проверены. Одновременно выражается сожаление, что, вместо того чтобы отвергнуть выдумки и спекуляции, шведское правительство предпочитает подвергать сомнению искренность советской стороны.

Более примечательным было зондирование, которое Швеция в предварительном порядке провела в Москве, об отношении советской стороны к возможному обмену Рауля Валленберга на Стига Берглинга (предложение, которое поступило от самого Берглинга). Однако советская сторона не проявила интереса к этому предложению. В связи с ним представитель КГБ заявил представителю шведской миссии в Москве, что смерть Рауля Валленберга остается фактом, но, к сожалению, дополнительных документов нет, вероятно, из-за уничтожения архивов.

Еще одно обращение в связи с визитом премьер-министра Карлссона в Москву в 1986 г. после надлежащего обсуждения на Политбюро привело лишь к ответу, что новое изучение вопроса показало, что, как уже сообщалось в 1957-м, 1965-м и 1979 гг., Рауль Валленберг умер в июле 1947 г., «судя по всему, от инфаркта миокарда».

Во время визита премьер-министра Рыжкова в Швецию в 1988 г. ему также был задан вопрос о Рауле Валленберге, и, согласно протоколу заседания Политбюро, на котором он докладывал о поездке, он ответил, что «не видел никаких документов, а лишь использует информацию, которую некоторые органы предоставили ему; поэтому он не может дать никакой информации, но готов изучить это пожелание».

К этому можно добавить, что, по данным российской стороны, полные стенограммы заседаний Политбюро ведутся лишь с 1965 г.

Отчет почти добрался до современного периода, т.е. до 1989-1990 гг., когда стало возможным получить новые материалы от советской стороны. Прежде всего это проявилось во время визита представителей Общества Рауля Валленберга в октябре 1989 г., когда были переданы личные вещи Рауля Валленберга.

Первоначально было лишь намерение показать оригинал рапорта Смольцова. За несколько недель до визита представителей Общества Рауля Валленберга, когда приглашение уже было отправлено, в подвале штабквартиры КГБ на Лубянке, согласно сообщению советской стороны от 22 сентября, были найдены дипломатический паспорт, табакерка, свидетельство о регистрации автомобиля, тюремная карточка, иностранная валюта и карманный календарь Рауля Валленберга.

По сведениям самого КГБ, личные вещи были найдены в ходе ремонта в архиве КГБ, который проводился с начала 1989 г. и заключался в замене деревянных архивных полок на металлические. Этим воспользовались для изучения дел в рамках начавшейся работы по реабилитации. После осмотра основной части архива перешли к архивным запасникам, где хранились конторские материалы и списанные вещи. Вещи в этих помещениях лежали в беспорядке, требовалась уборка. Когда в помещении, где хранились папки и рваные коробки, была очищена верхняя полка, при переносе нескольких папок упал пакет. Если бы из него не вывалилась табакерка, все это могло остаться незамеченным. В свое время пакет был заклеен, на нем были видны следы клея. Когда содержимое пакета было изучено тщательнее, обнаружился также паспорт, в котором архивный работник узнал фамилию Валленберга. Предметы были переложены в новый большой конверт и переданы начальству.

Безусловно, способ хранения [99] противоречит принятым в архиве порядкам. Сотрудники архива КГБ 50-х — 70-х гг. в устных сообщениях утверждают, что личные вещи вместе с некоторыми документами хранились тогда в особой папке, поэтому трудно доверять этой версии. Обычно в деле бывает запись о том, что личные вещи хранятся в другом месте. Если личные вещи действительно оказались в подвале, то это должно было произойти относительно недавно. Когда не хватало места, то обычно прилагались личные вещи и документы следственного дела; при освобождении они возвращались заключенным, а в случае их смерти сохранялись в деле. Если дело не заводилось, то личные документы могли также храниться в папках служебной переписки.

В отчете Политбюро о встрече с представителями семейства и Общества Валленберга в октябре 1989 г. прямо говорится, что целью встречи была попытка убедить гостей в том, что Рауль Валленберг мертв.

С российской стороны была получена копия отчета председателя КГБ Крючкова в Политбюро о встрече с послом Бернером в Москве весной 1990 г. (имеется в собрании документов), а также письмо председателя КГББакатина от 8 октября 1991 г. главе аппарата президента, в котором Бакатин просит предоставить все документы, где упоминается фамилия Рауля Валленберга, из архива общего отдела аппарата президента. Когда Бакатин получил их, он предложил в письме Горбачеву от 1 ноября лично передать документы в посольство Швеции. (Горбачев не ухватился за это предложение; документы были переданы на заседании рабочей группы в Стокгольме в декабре.)

Проведенное до этого расследование показало, что ведение дела Рауля Валленберга во многом имеет уникальный характер и противоречит существующим правилам. Это касается, в частности, обращения с документами и других вопросов, связанных с архивами.

Если документы действительно уничтожены, то когда это произошло и по чьему приказу? Об этом можно только выдвигать гипотезы. Никаких записей в архивах об уничтожении документов, за отдельными исключениями, не было обнаружено (см. раздел XI). Поэтому приведенные ниже рассуждения являются чисто умозрительными.

Первая гипотеза, согласно которой документы были уничтожены в 1947 г. по приказу Абакумова, в известной мере предполагает, что он интриговал против Сталина и пытался сохранить от него в тайне случившееся с Раулем Валленбергом в июле 1947 г. Рабочая группа считает маловероятным, чтобы Абакумов действовал самостоятельно и за спиной Сталина, хотя некоторые старые сотрудники органов госбезопасности не хотят полностью исключить эту возможность (они говорят также о зловещей роли, которую мог сыграть Берия). Если исходить из того, что Сталин был в курсе дела и давал по нему указания, то вряд ли были какие-либо причины избавляться от документов. Чтобы судьба Рауля Валленберга оставалась неизвестной для Швеции, вовсе не нужно было уничтожать советские служебные документы. Возможно, впрочем, что дело Рауля Валленберга даже для Сталина могло считаться настолько деликатным внутри страны, что были отданы указания об уничтожении по меньшей мере некоторых документальных свидетельств.

Помимо этого, нельзя исключать, что в 1951 г. Абакумов в связи со своим арестом или в его предчувствии мог приказать уничтожить эти и другие документы, которые могли использоваться против него. По мнению бывшего начальника Российского архивного управления, возможное объяснение заключается в том, что предварительное расследование против Абакумова велось довольно хаотически и прокуратура искала на него компрометирующие материалы. Такие дела, как дело Рауля Валленберга, нанесшее ущерб отношениям СССР с иностранными государствами, вероятно, могли быть использованы против Абакумова, а также против его ближайших сотрудников даже в том случае, если Сталин сам давал по ним указания. Поэтому некоторые документы могли тогда уничтожаться. Однако трудно считать эти рассуждения убедительными. Кроме того, вряд ли дело Рауля Валленберга имело такое значение, что Абакумову следовало беспокоиться по его поводу.

Однако в то время происходило изъятие документов из архивов. Один из бывших руководителей так называемого Особого архива (по делам военнопленных) сообщает, что старые сотрудники архива помнят, как во времена Берии и также сразу после его падения приходили «крепкие парни» и изымали документы. Определенные изъятия документов должны были также происходить по приказу каждого нового председателя КГБ при его вступлении в должность.

Другие знающие российские эксперты не видят больших причин для уничтожения каких-либо важных архивных материалов до 1953 г. (года смерти Сталина) и говорят, что они не слышали, чтобы такое тогда происходило. Больше внимания следует скорее уделить 1954-1956 гг.

Хрущев приказал просмотреть центральные архивы и провести некоторую их чистку в связи с разоблачениями культа личности Сталина. Офицер органов госбезопасности говорит, что тогда он часто обнаруживал исчезновение документов. Вполне вероятно, что в КГБ воспользовались этим, чтобы уничтожить некоторые другие компрометирующие дела. Хорошо известно, что многие (но не все) документы по Катыни уничтожались по приказу Хрущева. Документы по делу Рауля Валленберга могли уничтожаться главным образом в апреле — мае 1956 г. председателем КГБ Серовым, вероятно, по приказу Хрущева и во всяком случае с согласия Молотова: ведь это были решающие недели, когда надо было выработать новую советскую позицию, а Молотов был лично заинтересован в том, чтобы не обнаружились документы, касавшиеся его собственной роли. Многие информированные российские эксперты подчеркивают роль Серова, а один российский журналист утверждает, что незадолго до своей смерти в 1990 г. Серов признался, что позволил уничтожить документы. Однако можно заметить, что отсутствуют почти исключительно документы КГБ, зато все документы Министерства иностранных дел остались, судя по всему, в целости и сохранности, кроме важнейшего письма Абакумова Молотову от 17 июля 1947 г.

Валерий Болдин, заведующий общим отделом Центрального Комитета во времена Горбачева, отвечавший за сейф с самыми охраняемыми тайнами Советского Союза во время путча в августе 1991 г., сообщил во время беседы около года назад, что бывший секретарь ЦК Л. Ф. Ильичев говорил ему, что Сталин хранил протоколы допросов Рауля Валленберга в своем сейфе, который был вскрыт после его смерти. Куда они потом делись, неизвестно.

Несмотря на приведенные выше рассуждения, шведской стороне, конечно, нелегко смириться с мыслью, что никакого решающего документа не сохранилось.

УСТНЫЕ СВЕДЕНИЯ

Устные сведения о том, как советские власти вели дело Рауля Валленберга, появились в результате бесед, которые члены рабочей группы провели, главным образом, с некоторыми бывшими сотрудниками КГБ и других органов. Следовало бы прежде всего осветить дополнительно события важнейшего периода 1956-1957 гг., однако сначала рассмотрим происходившее после 17 июля 1947 г.

Один из двух переводчиков (оперативных уполномоченных), которые уже фигурировали в этом отчете, сообщает, что только в 1947 г. он услышал о Рауле Валленберге (до этого он много занимался подготовкой к Нюрнбергскому процессу). Связано это было с тем, что начальник подотдела Кулешов (которому Карташов был подчинен) составил список и схему, которые показывали, какие заключенные сидели вместе с Раулем Валленбергом. На схеме были указаны все данные о номерах камер, чтобы пути его сокамерников в дальнейшем без необходимости не пересекались с маршрутами других заключенных, которые не знали о Рауле Валленберге.

Именно в те дни возник большой переполох вокруг этого дела. Кулешов поручил упомянутому выше человеку, с которым мы говорили, лично заняться пакетом и передать его начальнику архива МГБ Герцовскому. На пакете было написано: «Пакет с материалами по делу арестованного под номером 7; открывать только с разрешения руководства МГБ». В пакете находились некоторые бумаги и личные документы (но не личное дело) по делу Рауля Валленберга.