Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Два сердца

ModernLib.Net / Бигл Питер Сойер / Два сердца - Чтение (стр. 3)
Автор: Бигл Питер Сойер
Жанр:

 

 


      - Что ж, как вам будет угодно, только потом не вините меня… - и все же добавил: - Не надевайте хотя бы шлем!
      Он повернулся, чтобы покинуть нас, но дверь комнаты отворилась, и вошла Молли. Увидев Лира, она воскликнула:
      - О, Ваше Величество, вы великолепны!
      Она произнесла это таким тоном, каким моя тетя Зерельда обычно говорит о моем брате Уилфриде. Он может порвать штаны, может залезть в свинарник и изгваздаться с ног до головы, и все равно тетя Зе-рельда будет твердить, что он самый умный и самый красивый мальчик на свете. Но Молли была не такая. Нетерпеливым жестом она отослала оруженосцев и, привстав на цыпочки, пригладила седые волосы короля. Я услышала, как Молли прошептала:
      - Как бы мне хотелось, чтобы Она видела тебя сейчас!
      Король Лир долго смотрел на нее и молчал. Шмендрик, стоя в стороне, тоже не произнес ни слова, но они были вместе. Все трое. Они были - одно. И глядя на них, я захотела, чтобы и мы с Фелиситой тоже могли стать столь же близки, когда состаримся.
      Потом король Лир посмотрел на меня и сказал:
      - Девочка ждет.
      И мы отправились в путь: король, Шмендрик, Молли и я.
      Бедняжка Лисон до последней минуты пыталась уговорить короля взять с собой хотя бы нескольких рыцарей. Мы уже отъехали, а она все шла за нами и причитала:
      - Коли не хотите брать рыцарей, возьмите хотя бы меня! Возьмите, Ваше Величество! Пожалуйста!
      В конце концов король остановился и, развернув коня, подъехал к ней. Спешившись, он обнял Лисон и что-то сказал ей, а она что-то произнесла в ответ.
      О чем они говорили, я не слышала, но после этого Лисон вернулась в замок.
      Больше всего я ехала с королем, сидя перед ним на спине его нервной вороной кобылы. Я все боялась, что кобыла укусит меня за коленку или попытается лягнуть, как только я отвернусь, но король меня успокоил:
      - Она волнуется, только когда вокруг мирно и безопасно, - сказал он. - Но ты увидишь, на что она способна, если на нас ринется изрыгающий смерть дракон - в буквальном смысле, изрыгающий; отрыжка дракона, как известно, опаснее пламени - или когда на нас нападет этот твой грифон…
      И все равно вороная кобыла не внушала мне доверия, а вот сам король с каждым часом нравился мне все больше и больше. Он не пел веселых песенок, как Шмендрик, зато он знал множество удивительнейших историй. И это не были какие-нибудь легенды или сказки для малышей! Это были самые настоящие, взаправдашние истории, потому что все, о чем Лир рассказывал, случилось с ним самим. Ничего подобного я не слышала и уже не услышу. Никогда, я знаю…
      Сначала король перечислил все, о чем необходимо помнить, когда сражаешься с драконом. Потом он рассказал, что огры вовсе не так глупы, как кажется; объяснил, почему нельзя плавать в горных озерах, когда тает снег, и растолковал, как иногда - очень редко! - человек может подружиться с троллем. Еще он поведал о замке своего отца, в котором вырос; о том, как он встретил Шмендрика и Молли, и даже о Моллином котенке - маленьком, смешном котенке с поврежденным ушком. Но когда я спросила, почему этот замок разрушился, король - совсем как Шмендрик - не захотел или просто не смог ответить. Глядя куда-то вдаль, он проговорил тихо и задумчиво:
      - Я многое забыл, малышка. Я очень, очень старался не забывать, но все равно забываю…
      Ну, это я знала… Король, к примеру, то и дело называл Молли «Суз», а меня величал только «малышкой»; кроме того, Шмендрику частенько приходилось напоминать ему, куда и зачем мы едем. Впрочем, это случалось с Лиром только по вечерам; днем он чувствовал себя нормально и все помнил. К счастью, каждый раз когда король уходил мыслями вдаль (и не только мыслями: однажды ночью он ушел в лес и стоял там, разговаривая с каким-то деревом, как будто это его отец, пока я его не нашла), достаточно было только упомянуть имя Единорога - Амальтея, и Лир тотчас возвращался к нам. Обычно имя называл Шмендрик, но в тот раз я тоже воспользовалась его способом, и помогло: король сам привел меня назад к костру, при этом он держал меня за руку и рассказывал, по каким признакам можно своевременно распознать пикси и почему это так важно.
      Но ни разу мне не удалось заставить короля рассказать что-то о Единороге.
      Там, где я живу, осень наступает рано. Дни, однако, стояли довольно жаркие, и все же король не снимал своих доспехов - разве только на ночь, когда ложился спать. Даже шлем - блестящий железный шлем с красивым голубым плюмажем - он носил постоянно. Зато по ночам бывало холодно, и чтобы не замерзнуть, я ложилась между Шмендриком и Молли. Была пора оленьих свадеб, и я часто слышала, как в чаще трубят самцы, вызывая друг друга на поединок. Один из них даже напал на нас с королем (вернее, пожелал его вороную кобылу), и Шмендрик уже готов был применить против него какую-нибудь магию - совсем как в тот раз, когда он вызвал ястреба, чтобы прогнать ворону, - но король только рассмеялся и направил лошадь прямо на оленя, на его огромные, ветвистые рога. Я даже взвизгнула, но вороная не дрогнула, и олень струсил. В последний момент он отпрянул в сторону, в самые заросли, и сразу пропал из вида, однако я успела заметить: он быстро крутил своим коротеньким хвостиком, как делают козы, а вид у него был такой же удивленный и растерянный, как прежде у самого Лира.
      Едва справившись с испугом, я ужасно возгордилась, что мы с королем такие храбрые, но Шмендрик и Молли довольно сурово отчитали Лира за его мальчишество, и король до самого вечера извинялся передо мной: мол, подверг мою жизнь опасности. (Это Молли сказала, что ему не мешало бы извиниться, и он послушался!) «Понимаешь, малышка, - говорил он, - я совершенно забыл, что в мое попечительство вверена девочка, и уже за одно это я готов просить у тебя прощения до конца своих дней». Потом он улыбнулся мне своей геройской улыбкой, которую я уже видела в замке, и добавил: «Но, малышка, зато я вспомнил кое-что другое!». И в тот вечер он никуда не ушел и не заблудился, а напротив - сидел с довольным видом у лагерного костра и пел нам длинную-предлинную песню о приключениях какого-то разбойника, которого звали капитан Калли. Я о таком никогда не слышала, но песня мне понравилась.
      К моей деревне мы подъехали вечером четвертого дня пути. Прежде чем мы прибыли, Шмендрик велел нам остановиться и обратился ко мне с такими словами:
      - Ты не должна никому говорить, что перед ними король, потому что из этого ничего хорошего не выйдет. Будет шум и суета, и все станут праздновать, и никто из нас не отдохнет как следует. Будет гораздо лучше, если ты скажешь своим односельчанам, что с нами приехал самый знаменитый королевский рыцарь. И ему нужно провести ночь в бдении и молитве, чтобы очистить сердце и душу перед схваткой с грифоном… Ты поняла?
      Тут Шмендрик взял меня за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. И пока я смотрела в эти странные зеленые глаза, он добавил раздельно и твердо:
      - Ты должна верить мне, девочка. Я знаю, что делаю - всегдазнаю, и в этом моя беда. Ты должна сказать всем жителям деревни то, что я сейчас сказал тебе.
      А Молли погладила меня по руке, и хотя она ничего не добавила, я поняла, что все в порядке и Шмендрик прав.
      Потом они расположились лагерем на окраине деревни, а я отправилась к своему дому пешком.
      Первой встретила меня Малка. Она почуяла меня еще до того, как я миновала таверну Саймона и Элси, и бросилась мне навстречу. Малка налетела на меня с разбега, сбила с ног и, прижав лапами к земле, принялась так неистово лизать мое лицо, что в конце концов мне пришлось ущипнуть ее за нос. Потом я побежала к дому, а Малка - за мной.
      Папа ушел со стадом, но мама и Уилфрид были дома. Они схватили меня и едва не задушили в объятиях; при этом они плакали (глупый, противный Уилфрид тоже плакал!), потому что были уверены, что меня утащил и съел грифон. Наплакавшись, мама как следует отшлепала меня за то, что я без спроса убежала из дома. И папа тоже меня отшлепал, когда вернулся, но я не особенно возражала.
      Потом я рассказала, что видела самого короля Лира, побывала в его замке и - как велел Шмендрик - добавила: король прислал со мной своего самого лучшего рыцаря, которому под силу убить грифона. Но никого это известие почему-то не обрадовало. Папа, во всяком случае, сел на лавку и насмешливо фыркнул:
      - Еще один великий воин - нам на утешение, грифону на десерт! - сказал он. - Этот дурацкий король только и знает, что посылать к нам бесполезных рыцарей: сам он ни за что сюда не приедет, можешь не сомневаться!
      Мама, конечно, сказала, что он не должен говорить так о короле при мне и Уилфриде, но папа только отмахнулся от нее и продолжал:
      - Быть может, когда-то наш король действительно заботился о простых людях, живущих в маленьких деревушках вроде нашей, но теперь он уже стар, а старые короли способны думать только об одном: кто займет их место. Я знаю, что говорю, и никто меня не переубедит!
      Мне ужасно хотелось сказать ему, что он не прав, что король Лир здесь, меньше чем в полумиле от нашего дома, но я промолчала, и не только потому, что Шмендрик велел мне ничего не говорить. Я боялась, что Лир - седой, нетвердо стоящий на ногах и временами теряющий память - может не понравиться моему папе, да и другим тоже. Честно говоря, я и сама не знала, что думать… Конечно, Лир был очень славным, и он рассказывал такие замечательные истории, но я с трудом представляла себе, как этот по-настоящему пожилой человек отправится один в наш Черный лес, чтобы сражаться с грифоном, который уже съел несколько молодых и сильных рыцарей. Нет, что хотите делайте, но я не могла представить себе такого! Хуже того: теперь, когда я все сделала и привезла короля в деревню, мне вдруг стало страшно, что из-за меня он может погибнуть. А я знала, что если это случится, я никогда себе не прощу. Никогда!
      И мне сразу захотелось снова увидеться со Шмендриком, Молли и королем - лежать рядом с ними на холодной, твердой земле и слушать, как они разговаривают. Быть может, тогда, подумалось мне, я не буду так сильно беспокоиться о том, что случится завтра. Но об этом, конечно же, нечего было и думать. Мои родители ни за что бы не разрешили мне пойти к ним - они и так старались ни на секунду не выпускать меня из вида, словно боялись, что я снова могу исчезнуть. Уилфрид - тот и вовсе ходил за мной по пятам и выпытывал всякие подробности про короля и замок.
      Ближе к вечеру папа отвел меня к Катании, и там мне пришлось рассказать всю историю снова.
      Выслушав меня, Катания покачала головой. В общем-то она была согласна с отцом, сказав, что кого бы король ни прислал, результат будет тот же. Потом мы вернулись домой, и до самой ночи мама то пичкала меня лакомствами, то награждала шлепками, то бранила, то обнимала - и все это более или менее одновременно. Когда же стало совсем поздно, мы снова услышали, как кричит в ночи грифон. Этот негромкий, протяжный звук так сильно на меня подействовал, что я почти не спала, хотя устала ужасно.
      Но утром, когда я помогла Уилфриду доить коз, мне наконец-то разрешили сбегать в лагерь, но только если я возьму с собой Малку. В лагере Молли помогала королю облачиться в доспехи, и Шмендрик тоже, причем все трое вели себя так, словно сегодня был просто еще один день нашего путешествия. Увидев меня, они как ни в чем не бывало поздоровались, а Шмендрик поблагодарил меня: мол, я поступила правильно, и король получил возможность отдохнуть и выспаться перед…
      Я не дослушала. Даже не знаю, что на меня нашло. Клянусь, я не подозревала, что способна на что-то подобное. Бросившись к королю, я обняла его обеими руками и воскликнула:
      - Не ходи! Не ходи никуда, я передумала! Пожалуйста, не надо сражаться!
      Король Лир посмотрел на меня сверху вниз. В эти секунды он казался очень высоким - как самое старое и могучее дерево в лесу или даже выше. Осторожно погладив меня по голове своей латной рукавицей, он сказал:
      - Но я долженсражаться, малышка. Это моя работа.
      То же самое я всегда говорила себе, но теперь мне казалось - это было ужасно давно, и от того, что король повторил мои же слова, мне сделалось нехорошо.
      - Не ходи туда! - попросила я. - Я передумала. Пусть этого дурацкого грифона убьет кто-нибудь другой. Ты вовсе не обязан рисковать собой. Возвращайся к себе в замок и живи, как прежде: будь нашим королем, управляй нами… ну и все такое. - Так я лепетала и шмыгала носом - словом, вела себя как самая глупая девчонка на свете. Хорошо еще, что Уилфрид меня не видел.
      Король Лир продолжал одной рукой гладить меня по голове, а другой пытался отодвинуть, но я только еще крепче вцепилась в него. Кажется, я даже пыталась вытащить из ножен его меч, чтобы удрать с ним. Не будет же король сражаться без меча, думала я в отчаянии.
      - Нет, малышка, ты не понимаешь… - мягко сказал Лир. - Есть чудовища, убить которых под силу только королю. Я знал это… и все-таки послал других людей умирать вместо меня. Я не должен был этого делать и теперь сожалею. Нет, никто, кроме меня, не сможет тебе помочь и избавить твою деревню от грифона. Это моя работа и мой… долг. - Тут он наклонился и поцеловал мою руку, как, наверное, целовал руки придворным дамам. Он поцеловал мне руку - совсем как им!
      Потом подошла Молли и увела меня от короля. Прижимая меня к себе, она гладила меня по голове и говорила:
      - Суз, детка, поверь: ни он, ни ты уже не можете обратить историю назад. Это судьба: ты должна была явиться к нему с этой последней трудной задачей, а он должен был попытаться решить ее, и ни один из вас, будучи тем, кто он есть, не мог поступить иначе. Теперь тебе остается одно: быть такой же смелой и мужественной, как Лир, и вместе с нами ждать, пока… - Тут Молли спохватилась, что сказала что-то не то. - И ждать, - добавила она. - Потому что ты, конечно, не пойдешь с нами в этот ужасный лес.
      - Пойду! - сказала я. - И вы меня не остановите. Никто меня не остановит!
      Я уже не клянчила и не хлюпала. Я сказала это совершенно нормальным тоном, и это, похоже, напугало Молли больше всего. Держа меня на расстоянии вытянутой руки, она несколько раз тряхнула меня и очень серьезно посмотрела мне в глаза. Наконец Молли сказала:
      - Хорошо, Суз, ты пойдешь в лес, но только при одном условии: сейчас ты честно и откровенно скажешь мне, что родители разрешили тебе идти с нами. Ну?..
      Я не ответила, и Молли еще раз встряхнула меня, но гораздо слабее. Вздохнув, она сказала:
      - О, как это гадко с моей стороны! Прости меня, Суз, прости, дружок. Еще в тот день, когда мы познакомились, я поняла, что ты никогда, никогда не научишься лгать! - Она сжала мои руки в своих и добавила: - Проводи нас до Черного леса, Суз, если, конечно, хочешь. Там мы расстанемся. Сделай это для нас, Суз. Для меня… Сделаешь?
      Я кивнула в ответ. Говорить я не могла - у меня перехватило горло, да так, что я едва могла дышать.
      - Спасибо, - сказала Молли и еще раз пожала мне руки. Потом к нам подошел Шмендрик. Он сделал Молли какой-то знак,
      потому что она сказала: «Да, я знаю», хотя маг не произнес ни слова, и они вместе отошли к королю Лиру, а я осталась одна. Меня трясло. Прошло довольно много времени, прежде чем я сумела взять себя в руки.
      Черный лес находится совсем недалеко, и добраться до него они могли и без моей помощи. Его прекрасно видно с крыши бакалейной лавки Эллиса - самого высокого дома на окраине деревни. Любопытно, что и вблизи, и издалека Черный лес кажется одинаково темным и мрачным. Почему - я не знаю. Быть может, дело в том, что там растут одни дубы (а о дубовых лесах и обитающих в них тварях в нашей деревне рассказывают много сказок и легенд, и все они страшные); быть может, на лес наложено какое-то заклятие, но, может, во всем виноват грифон, а до того, как он появился, Черный лес был другим. Правда, дядя Амброуз говорит, что это всегда было плохое место, но мой папа с ним не согласен: когда-то он и его друзья там охотились, а раз или два он даже устраивал в этом лесу пикник с моей мамой, которая тогда не была его женой.
      Король Лир, как всегда, ехал впереди нашего маленького отряда. Выглядел он величественно и казался совсем молодым; голову держал прямо, и голубой плюмаж из перьев покачивался и трепетал над его шлемом, как знамя. Я-то решила ехать с Молли, но когда проходила мимо вороной кобылы, король наклонился в седле и, легко подхватив меня своими могучими руками, усадил перед собой.
      - Сегодня ты будешь сопровождать и направлять меня, малышка, пока мы не доберемся до лесной опушки, - сказал он, и я почувствовала, как расту до небес. Но я все равно боялась, потому что король казался каким-то уж чересчур веселым, а ведь он пытался довести до конца дело, которое не смогли исполнить все его рыцари, и шел навстречу гибели. Я знала это почти наверняка, но уже не сказала ни слова. Лир все равно бы меня не послушал - это я тоже знала. Бедная я, бедная Лисон…
      Пока мы ехали, король рассказывал мне о грифонах.
      - Если тебе когда-нибудь придется иметь дело с этими тварями, малышка, - говорил он, - ты должна иметь в виду, что они совсем не похожи на драконов. Дракон - он и есть дракон; когда эта тварь пикирует на тебя, постарайся сжаться в комок, но стой на месте, а когда он налетит - бей в подбрюшье. Если твой удар будет точен, считай, дело сделано. Но грифон… Грифон - это и лев, и орел: два в высшей степени несхожих существа, которых соединил в одно какой-то забытый бог, наделенный довольно-таки странным чувством юмора. Как бы там ни было, в теле чудовища бьются два сердца, поэтому, чтобы победить его, нужно пронзить оба, понимаешь? - Держа меня перед собой на седле, король легко и непринужденно говорил о страшных вещах, часто повторяясь, как делают старые люди: - У грифона два сердца - никогда не забывай об этом, малышка… Многие забывают. Орлиное и львиное, львиное и орлиное… Только не забывай, и все будет хорошо!
      По пути мы встречали многих людей из моей деревни, которые гнали своих овец на пастбища. Я их хорошо знала, и они махали мне руками, окликали по имени или шутили со мной. Лира они тоже приветствовали, но никто не кланялся ему и не снимал перед ним шляпы, потому что я никому не сказала, что это король, а в лицо его никто не знал. Других королей это, наверное, очень бы расстроило, но Лир, напротив, даже развеселился. Я, впрочем, других королей не встречала, поэтому не могу сказать точно.
      Черный лес, казалось, почувствовал нас задолго до того, как мы достигли опушки. Длинные, похожие на пальцы тени тянулись к нам через пустынные поля, а листья на ветвях трепетали и показывали светлую изнанку, хотя никакого ветра не было и в помине. В обычном лесу достаточно шумно: стоит только ненадолго замереть, и можно различить птичьи голоса, жужжание насекомых, журчание невидимого ручья и другие звуки, но Черный лес всегда молчалив и тих. И эта тишина, казалось, тоже тянулась к нам, обволакивая, обступая со всех сторон, отгораживая от остального мира.
      Мы остановились, не доезжая до леса на расстояние брошенного камня, и король сказал:
      - Здесь мы расстанемся, малышка. - И с этими словами он ссадил меня на землю так бережно, словно возвращал птенца в гнездо.
      Повернувшись к Шмендрику, Лир добавил:
      - Я знаю, бесполезно просить тебя и Суз не ходить за мной, - (он по-прежнему называл Молли моим именем, я уж не знаю почему), - но заклинаю вас памятью великого Никоса и нашей драгоценной дружбой…
      Тут он замолчал и так долго не произносил ни слова, что я подумала - Лир снова позабыл, кто он такой и что он здесь делает, но я ошиблась. Когда он продолжил, его голос звучал внятно и звенел, как рев одного из встреченных нами оленей:
      - …Заклинаю вас Ее именем не помогать мне никаким способом, после того как мы въедем в лес! Вы не должны мешать мне исполнить то, что мое по праву. Это ясно, мои дорогие друзья?..
      Шмендрику все это очень не понравилось. Не нужно было быть волшебником, чтобы понять это. Даже мне было совершенно очевидно, что он с самого начала собирался вступить в бой, как только король нападет на грифона. Но сейчас Лир в упор смотрел на него своими молодымиглазами и слегка улыбался, и Шмендрик растерялся. Он просто не знал, как быть! Впрочем, никакого выхода король ему не оставил, и в конце концов - очень неохотно - маг кивнул и пробормотал:
      - Как будет угодно Вашему Величеству…
      Он сказал это так тихо, что Лир не расслышал и заставил его повторить.
      А потом все они стали прощаться со мной, потому что мне нельзя было идти в лес. Молли сказала, что совершенно уверена: мы обязательно увидимся снова. А Шмендрик добавил, что у меня есть все задатки настоящей королевы-воительницы, но он уверен - я слишком умна, чтобы стать таковой. А король… король сказал - очень тихо, чтобы никто его не услышал:
      - Если бы я был женат и у меня была дочь, я желал бы только одного - чтобы она была такой же мужественной, доброй и верной, как ты, малышка. Помни об этом, как я буду помнить тебя до конца своих дней.
      Все это было очень мило, и я жалела, что мама и папа не слышат, какие замечательные вещи говорят обо мне все эти мудрые люди. Но уже в следующую минуту они повернулись и поскакали в Черный лес. Из них троих только Молли обернулась, чтобы помахать мне рукой, да и то, я думаю, она хотела убедиться, что я не собираюсь последовать за ними. Теперь, как мы и договорились, я должна была отправиться домой и ждать, пока мне скажут, живы мои друзья или погибли, и проклятый грифон снова будет воровать детей. Я понятия не имела, как это у меня получится - ждать, но одно я знала твердо: мое приключение закончилось.
      Может, я в конце концов действительно пошла бы домой, если бы не Малка.
      В общем-то, ей полагалось быть не со мной, а с овцами; это была ее работа, как работа короля Лира - сражаться с грифонами и всякими чудовищами. Но Малка, по-видимому, считает, что я тоже в каком-то смысле овца, несносная и глупая овца, которая так и норовит забрести куда-то, где ей грозит опасность, и которую нужно пасти особенно внимательно. Всю дорогу до Черного леса она спокойно бежала рядом с королевской вороной кобылой, но сейчас, когда мы остались одни, Малка подскочила ко мне и принялась с громким лаем прыгать вокруг меня, с силой толкая лапами в грудь, как она всегда поступает, если я, по ее мнению, нахожусь не там, где мне следует быть. Каждый раз, когда Малка так на меня прыгает, я стараюсь покрепче упереться ногами в землю, но это никогда не помогает. Я обязательно оказываюсь на земле, и тогда Малка хватает меня зубами за подол и начинает тащить в ту сторону, куда, как ей кажется, мне следует идти.
      Но вдруг… Малка внезапно замерла, словно вспомнив о каком-то важном деле, и пристально уставилась в самую гущу Черного леса. Глаза ее выпучились так, что стали видны белки а из пасти вырвалось низкое стенание, какого я еще никогда у нее не слышала. Думаю, и сама Малка не знала, что умеет издавать такие звуки. В следующий миг моей собаки уже не было. Сорвавшись с места, она во всю прыть помчалась в лес, прижимая к голове мохнатые уши и роняя с языка клочья пены. Я несколько раз окликнула ее, но куда там!.. Малка и ухом не повела. На бегу она продолжала не то выть, не то рычать и, наверное, вовсе меня не слышала - в таком она была состоянии.
      Что ж, никакого выбора у меня не осталось. У короля Лира, у Молли и у Шмендрика выбор был: они сами решали, с кем (или с чем) и когда им сражаться. Но Малка была моей собакой и вряд ли имела представление о том, с каким чудовищем ей предстоит столкнуться в Черном лесу, так что я просто не могла допустить, чтобы она сражалась с грифоном одна. Нет, я ее не брошу!..
      И, набрав в грудь побольше воздуха, я огляделась и вошла в чащу следом за Малкой.
      Собственно говоря, я не пошла, а побежала. Я пробежала, сколько смогла, потом некоторое время шагала, а отдышавшись, побежала снова. В Черном лесу нет никаких тропинок, потому что туда никто не ходит, и я хорошо видела, где пробивались через подлесок три лошади, следы которых перекрывались отпечатками собачьих лап. В лесу было совсем тихо. Не дул ветер, не пели птицы, и единственным звуком, нарушавшим зловещее молчание чащи, было мое собственное тяжелое дыхание. Даже лая Малки я больше не слышала. Мне очень хотелось верить, что мои друзья застигли грифона спящим в гнезде, и король Лир уже убил чудовище своим острым мечом, пронзив оба сердца, как он и говорил, но в глубине души я знала, что надеяться на это не стоит. Лир наверняка считал бы бесчестным напасть на спящего грифона, поэтому, прежде чем нанести удар, он наверняка разбудил чудовище. Я, правда, знала короля не особенно давно, но была уверена, что именно так он и поступит.
      И словно в подтверждение моих мыслей лес впереди меня буквально взорвался целой какофонией звуков.
      Шум был таким, что мне никак не удавалось в нем разобраться. Малка уже не выла, а визжала яростно и злобно; из кустов и древесных крон, хлопая крыльями и испуганно вереща, вылетали напуганные птицы; кто-то - Шмендрик или король - громко кричал, но я не могла понять ни слова. И сквозь весь этот дикий шум пробивался еще какой-то совсем негромкий звук - что-то среднее между ворчанием и протяжным всхлипыванием, похожим на плач напуганного ребенка. Потом, как раз когда я выдралась из кустов и выбежала на поляну, послышался металлический лязг и скрежет как будто тысячи ножей: это грифон прыгнул в воздух и взмахнул своими сверкающими крыльями. Его золотистые, холодные глаза на мгновение впились в меня, а клюв открылся так широко, что я различила глубокое, как пещера, жерло глотки.
      Огромная тень чудовища заполнила все небо над поляной.
      А король Лир верхом на вороной кобыле заполнил собой все свободное пространство внизу. Он был почти таким же большим, как грифон, а его вынутый из ножен меч показался мне длинным, как медвежья рогатина. Король с легкостью потрясал им, призывая грифона спуститься вниз и сражаться, но чудовище благоразумно держалось вне его досягаемости и только кружило над поляной, с недоумением разглядывая невесть откуда взявшихся людей. Малка, напротив, неистовствовала. Не переставая визгливо лаять, она подпрыгивала высоко в воздух и свирепо лязгала зубами, целясь в львиные лапы с острыми, как иглы, когтями, но до сих пор ей удалось вырвать у грифона лишь несколько железных перьев.
      Рванувшись вперед, я поймала собаку в воздухе и попыталась оттащить прочь, пока грифон до нее не добрался, но Малка сопротивлялась отчаянно. Она расцарапала мне все лицо своими тупыми когтями, и в конце концов мне пришлось ее отпустить. Малка тотчас прыгнула на грифона снова, но чудовище внезапно снизилось и с такой силой хлестнуло ее по ребрам тяжелым крылом, что бедняжка даже не смогла завизжать (как и я, впрочем). Пролетев через всю поляну, Малка ударилась о ствол дерева, рухнула на землю и больше не двигалась.
      Впоследствии Молли рассказала мне, что именно в этот момент король ударил мечом в львиное сердце грифона. Сама я этого не видела. Не думая об опасности, я стремглав метнулась через поляну и, бросившись на Малку сверху, закрыла ее своим телом, боясь, как бы грифон не напал на нее лежачую. Я вообще не видела ничего, кроме широко раскрытых собачьих глаз и окровавленной шерсти на боку Малки, но я слышала, как громко зарычал раненый грифон, а когда наконец обернулась, то увидела, как кровь течет по груди чудовища, как оно поджимает задние лапы к брюху - будто человек, которому по-настоящему больно.
      Король Лир завопил и заулюлюкал, как мальчишка. Подбросив меч высоко в воздух, он ловко его поймал и поскакал к грифону, который, отчаянно хлопая крыльями, опускался все ниже и ниже, потому что мертвая львиная часть тянула его к земле. Приземлился он с тупым стуком - совсем как Малка, - и на мгновение я почти поверила, что грифон мертв. Помнится, я даже подумала с какой-то отстраненностью: «Чудовище сдохло, и я рада. Да, рада…».
      Потом я услышала, как Шмендрик, надрывая горло, изо всех сил кричит королю:
      - Второе сердце! Второе!
      Не успела я подумать, что это может значить, как вдруг почувствовала рядом с собой Молли. Она пыталась оттащить меня подальше, но я не выпускала Малку, которая вдруг стала невероятно тяжелой. Я могла видеть и думать только о своей собаке, поэтому не замечала ничего, что творилось вокруг. Единственное, что я тогда чувствовала - Малкино сердце больше не бьется.
      Она охраняла мою колыбель, когда я родилась. Когда у меня резались зубы, я жевала ее многострадальные уши, а Малка даже ни разу не заворчала. Так говорит моя мама.
      Король Лир не видел и не слышал нас. В эти несколько мгновений для него не существовало ничего, кроме чудовища, которое, хлопая крыльями, барахталось посреди поляны. Конечно, оно убило Малку, убило нескольких моих друзей, съело немало коз, овец, рыцарей, и я даже не знаю, кого еще, и все же я не могла его не пожалеть. Должно быть, король Лир тоже почувствовал что-то подобное, потому что слез со своей вороной лошади и, подойдя к грифону, заговорил с ним, опустив меч так, что клинок почти касался острием земли.
      - Ты бился достойно, - сказал король. - Наверное, мне уже никогда не придется иметь дело с таким сильным и благородным противником. И ты, и я - мы оба исполнили то, для чего появились на свет. Сейчас ты умрешь, так позволь мне поблагодарить тебя за это.
      Но не успел он договорить последнее слово, как грифон бросился в свою последнюю атаку.
      Это орел - орлиная половина чудовища - ринулась на короля, волоча мертвого льва за собой, совсем как я тащила мертвую Малку. Лир сделал шаг назад и взмахнул мечом, пытаясь отсечь грифону голову. Он действовал на удивление проворно, но тварь оказалась быстрее. Ужасный клюв поразил его чуть выше пояса, пробив доспехи с такой легкостью, с какой топор дровосека рассек бы поджаристую корочку на пироге, и король, не издав ни звука (я, во всяком случае, ничего не слышала), сложился пополам, сразу напомнив мне выстиранное белье на веревке. Кровь и все остальное выплеснулись на траву. Я не могла сказать, жив король или умер, но мне показалось, что чудовище пытается перекусить его надвое.
      Рванувшись, я освободилась из рук Молли, но она этого даже не заметила. Она звала Шмендрика, умоляя его сделать хоть что-нибудь, но он был бессилен (и Молли знала это), потому что обещал королю не использовать магию, что бы ни случилось. Но я-то не была волшебницей и к тому же никому ничего не обещала. Наклонившись к Малке, я шепнула ей, что сейчас вернусь, и со всех ног побежала к центру поляны.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4