Боксер Билли (№2) - Закоренелый преступник

– Вот это жизнь! – закричал он и спустил курок. Индеец, бежавший внизу, как вспугнутый заяц, упал лицом вниз, сделал попытку встать, и рухнул недвижно наземь.

Мигуэль и Бридж спешились и подбежали к Байрну. На лице мексиканца играла широкая усмешка.

– Капитан – великий вояка, – восторженно сказал он. – Как оценил бы мой генерал такого человека, как сеньор капитан! Он, без сомнения, сразу сделал бы его полковником. Идемте со мной, сеньор капитан, и ваша карьера сделана!

– Куда? – спросил Билли Байрн.

– В лагерь освободителя несчастной истекающей кровью Мексики, генерала Франциско Виллы.

– Не пройдет! – коротко ответил Билли. – Я уже связался с Пезитой и не хочу ему изменять. Он мне за одни сутки дал столько удовольствия, сколько я не имел с тех пор, как распростился с моим другом, правителем Иоко.

– Но, дражайший капитан, – закричал Мигуэль, – вы не думаете же вернуться обратно к Пезите? Он вас пристрелит своей собственной рукой, когда узнает, что здесь случилось!

– Я не думаю, чтобы он застрелил меня, – сказал Билли.

– Правда, ступайте с Мигуэлем, Билли, – посоветовал Бридж. – Пезита вам этой истории не простит. Из-за вас он потерял сегодня восемь солдат, а у него их не так много, чтобы он мог ими швыряться. Кроме того, вы его явно одурачили, и, как мне думается, вам придется за это ответить.

– Нет, – беззаботно тряхнув головой, сказал Билли. – Мне этот Пезита нравится. Не верю я всем россказням про него. Если даже он и хотел разделаться с вами, так ведь он же делал это из принципа: он поклялся очистить от врагов свободы свою страну, – а вы, Бридж, как американец, конечно враг свободы. Ну, это ему не удалось, – и я не вижу, почему мне его теперь избегать. Удирайте одни, без меня. Счастливого пути, я еду обратно в лагерь.

Он подошел к месту, где были спрятаны обе лошади убитых, отпустил первую на свободу и вскочил на другую.

– До свидания, друзья! – крикнул он и, махнув на прощанье рукой, поскакал обратно по той же дороге, по которой они приехали.

Мигуэль и Бридж молча следили за ним, а затем тоже сели верхом и помчались в противоположном направлении. В продолжение всего остального дня Бридж не продекламировал ни одного стиха.

На сердце у него было тревожно: он скучал без Билли и страшился судьбы, которая ожидала его друга в лагере бандита Пезиты.

Глава XV

Удачный рапорт

Билли Байрн весело ехал обратно в лагерь. Он заранее предвкушал удовольствие от предстоящей встречи с Пезитой и от полудикой жизни, которая ожидала его в стане бандитов.

С самого детства Билли любил приключения. Жизнь члена уличной шайки в угрюмых кварталах Чикаго доставляла немало пищи для удовлетворения этого вкуса. Затем судьба забросила его на дикий берег острова Иоко. Тут его ждали другие приключения. Все, что было лучшего в этом сильном человеке, смогло выявиться в упорной борьбе, которую ему пришлось вести против свирепых островитян и дикой природы.

Уличная жизнь в Чикаго развила в Билли только самые элементарные инстинкты, и теперь он к ней вернуться не мог. Между прежним и теперешним Билли стояло воспоминание о ней и о том восхищении, которое он когда-то прочел в ее милых глазах.

Байрну до сих пор не верилось, что такая прекрасная девушка могла питать нежные чувства к нему – к нему, которого она сама некогда с презрением называла хулиганом и трусом; но тем не менее светлый момент, когда он понял, что она его любит, навсегда врезался в его память. С этих пор Билли старался жить так, чтобы не оказаться недостойным ее веры в него.

Недавнее поступление в банду разбойников и грабителей не вызвало в наивной душе Билли никаких сомнений относительно такого шага. Билли ничего не знал о политической ситуации в Мексиканской республике. Если бы Пезита заявил ему, что он президент Мексики, то Билли поверил бы и этому.

Поэтому для него Пезита был настоящим революционным вождем, защитником обездоленных. Он думал, что поступил на службу в народную армию, которая воевала против аристократической армии Виллы. Кроме высокой цели освобождения угнетенных его привлекала перспектива сражений и драк: это было как раз то, что он любил.

Этика Пезиты в деле ведения войны его тоже не смущала. Он слыхал когда-то, что некий "гуманный" американский генерал заявил: "Война – ад", и искренно думал поэтому, что на войне все дозволено.

Время близилось к полудню, когда Билли прибыл в лагерь. В лагере оставалось только с полдюжины людей. Все они с явным изумлением взглянули на Билли, когда увидели, что он вернулся один, но не спрашивали ни о чем, и Билли не дал никаких объяснений. Его донесение предназначалось только для Пезиты.

Остаток дня Билли провел, изучая испанский язык, болтая с бандитами и предлагая им бесчисленные вопросы. Перед самым закатом вернулся в лагерь Пезита. В арьергарде его маленького отряда солдаты вели двух лошадей без всадников, а трое разбойников с трудом держались в седлах, и одежда их была залита кровью.

По-видимому, Пезита наткнулся на сопротивление. Те, которые оставались в лагере, окружили вернувшихся товарищей.

Из сбивчивых вопросов и восклицаний Билли понял, что Пезита поехал куда-то далеко, чтобы потребовать дань с одного богатого фермера. Но оказалось, что фермер был каким-то образом предупрежден о предполагавшемся набеге и вызвал большой отряд регулярных войск Виллы, который залег вокруг дома и дал Пезите и его людям подъехать на расстояние выстрела.

– Мы рады, что еще так отделались! – прибавил один офицер.

Билли внутренне усмехнулся при мысли о том, в каком приятном настроении духа должен был теперь находиться Пезита и как он примет известие, что восемь его лучших солдат убиты, а оба его "гостя" ускользнули от его "гостеприимства".

Как раз в ту минуту, когда он предавался этим забавным мыслям, подошел истрепанный ординарец с серебряными шпорами на босых ногах и поклонился ему.

– Генерал Пезита просит сеньора капитана Байрна явиться к нему с рапортом, – сказал он.

– С удовольствием! – ответил Билли и направился через шумный лагерь к главной палатке.

По дороге он сунул руку в карман и нащупал в нем револьвер.

Пезита стремительно шагал взад и вперед перед своей палаткой. Этот человек был сплошным комком нервов. Ни долгая езда, ни сражение не могли сломить его или привести в уныние. При приближении Билли Пезита бросил на него быстрый взгляд, желая прочесть на его лице, какие чувства – гнев или подозрение – были вызваны в его новом офицере убийством его американского друга. Что Бридж убит ранним утром, Пезита не сомневался.

– Ну-с, – сказал он, улыбаясь, – вы благополучно доставили сеньора Бриджа и Мигуэля до места их назначения?

– Я не мог их сопровождать до самого конца, – ответил Билли, – потому что у меня не оказалось людей для охраны. Но все-таки я прошел с ними опасное место, а дальше ничего случиться не могло.

– Как у вас не было людей? – недоумевающе воскликнул Пезита. – Да ведь вам же было дано шесть солдат!

– Ах, эти?.. Они уже все были убиты... Это целая история: мы благополучно доехали до сухого русла, где дорога спускается в долину. Тут на нас вдруг набросилась куча этих самых – как их там?.. вилластанцев, что ли, – и принялась нас обстреливать.

– Зная, что вы меня послали специально для того, чтобы охранять Мигуэля и Бриджа, я им приказал сойти с лошадей и укрыться в кустах, а сам с солдатами встретил эту шайку. Их было немного, но они перебили весь мой конвой.

– Да, жаркое было дельце! Как бы там ни было, я спас ваших гостей от опасности, а ведь вы меня за этим и послали! Очень жалко, что мы потеряли шесть солдат; но дайте мне только волю, и я с этими вилластанцами расквитаюсь. Только подпустите меня к ним!

Во время своей речи Билли засунул руку в карман. Неизвестно, заметил ли генерал Пезита этот, по-видимому, невинный жест. Целую минуту стоял он, глядя на Байрна в упор. Его лицо не выражало ни скрытой ярости, ни затаенной жажды мести. Вдруг ясная улыбка подняла его густые усы и обнажила крепкие белые зубы.

– Вы прекрасно поступили, капитан Байрн! – сказал он ласково. – Вы мне пришлись по сердцу!

И он протянул руку.

Полчаса спустя Билли медленно шел обратно к месту своего ночлега. Сказать, что он был поражен поведением Пезиты, было бы слишком мало для того, чтобы верно определить его состояние.

– Вот это молодчага! – заключил он восторженно. – Я в нем очень ошибся. Он действительно думает только о борьбе за свободу!

А Пезита, призвав к себе капитана Розалеса, тем временем говорил ему:

– Я бы его тут же пристрелил, капитан, если бы мог сейчас обойтись без этого человека! Но редко можно найти такое мужество и нахальство, как у него. Подумайте только, Розалес, он убил восьмерых моих солдат, дал убежать моим пленникам, а затем преспокойно явился, чтобы наплести мне явно нелепую сказку, когда мог так легко удрать к Вилле. Ведь Вилла за это дело произвел бы его в офицеры! Он как-то пронюхал про ваш план и побил нас нашим оружием. Да, фрукт недурен... Он нам может быть очень полезен, Розалес; но мы, конечно, должны следить за ним в оба. Советую вам еще одно, мой дорогой капитан: особо следить за его правой рукой; когда он засунет ее в карман, в такие минуты будьте особо осторожны и не нападайте на него.

Розалес не разделял взгляда своего начальника и не был склонен усматривать в Байрне ценное приобретение. Он думал, что Байрн оказался предателем, а потому являлся постоянной угрозой для их банды. Но Розалес не любил высказывать всего того, что думал... Вся эта история бесила его. Мысль, что этот неотесанный увалень его перехитрил, не давала ему покоя. Кроме того, он завидовал той легкости, с которой Байрн завоевал расположение сурового Пезиты. Но он скрыл свои чувства, уверенный, что настанет момент, когда он сможет отделаться от неприятного соперника.

– А завтра, – продолжал Пезита, – я пошлю его в Куиваку. У Виллы в местном банке лежат значительные капиталы. Этот чужестранец сможет легче всех нас узнать, много ли войск в городе и каковы их намерения. Без этих денег нам просто крышка!

Глава XVI

Эль-Оробо-Ранчо

Управляющий крупной мызой Эль-Оробо-Ранчо был американец по имени Грэйсон. Это был высокий, кряжистый мужчина, который прошел суровую школу на пастбищах Техаса и там научился держать в струнке туземных ковбоев и не выжимать из них последних соков.

Поэтому Грэйсон был в некоторых отношениях особенно неподходящим для поста управляющего американской мызой в Мексике в это время, полное смутных надежд и растущего недовольства рабочих. Это был человек себе на уме, властный и не терпящий никаких возражений. Отдаленное положение мызы и постоянное отсутствие хозяина, жившего в Нью-Йорке, научили его считать себя полным господином имения. Он, правда, работал как вол, но немалая толика всех доходов шла прямо в его карман.

В этот день Грэйсон был особенно неприятен и хмур, тем более что он не мог открыто излить своего гнева: виновником его плохого расположения духа был сам хозяин, приехавший накануне на ферму со своей дочерью. Чего еще ему не хватало в Нью-Йорке? Чего ради полез он в кипящую, как котел, Мексику, да еще притащил с собой молодую мисс, свою дочь? Теперь начнутся вечные кляузы рабочих, открытое сопротивление его власти – ведь он будет уже вторым лицом на мызе! А тут еще эта проклятая отчетность! Да им и нечего тут делать... Движение против американцев растет с каждым днем. Вначале случались простые оскорбления; теперь перешли уже к вооруженным нападениям и даже убийствам. И конца этому не предвидится.

Появился этот головорез Пезита и открыто поклялся очистить Мексику от янки. Он убивал каждого американца, который попадался ему в руки. Теперь ему, Грэйсону, придется еще думать об их безопасности! Правда, у него была сотня людей – работников и ковбоев, но из них американцев едва ли набралась бы дюжина. Кроме того, они почти все имели полное основание ненавидеть его и без исключения перешли бы, в случае какого-нибудь конфликта, на сторону возмущенных.

В довершение всего Грэйсон только что лишился своего бухгалтера, а Грейсон больше всего на свете ненавидел перо и чернила. Бывший бухгалтер, очень милый молодой человек, работал в полном согласии с управляющим и так затушевывал его грешки, что чудо... Но малый был не из храбрых. Преследования американцев в Мексике повлияли на него страшно: за последние три месяца он совсем не мог работать, привел отчетность в полный беспорядок и только и думал о том, как бы уехать. Вот уже неделя, как он собрал свои пожитки и отправился в телеге к центральной мексиканской железнодорожной линии, по которой иногда еще ходили поезда между Чигуагуа и Хуарецом. Грэйсон был без него как без рук...

Занятый этими неприятными мыслями, Грэйсон сидел за столом в конторе фермы, тщетно стараясь свести баланс, который все не сходился.

В это время мимо его окна прошла девушка. Рядом с ней шел седой представительный мужчина.

– Какая это глупость с моей стороны, Барбара! – продолжал он разговор. – Я не понимаю, как я мог это сделать.

– Не вини себя, дорогой, – возразила девушка – Виновата я одна. Ведь я чуть не насильно заставила тебя взять меня с собой и нисколько не жалею об этом. Уверяю тебя, я не могла больше оставаться в Нью-Йорке! Там было так уныло после нашего разорения. Жить у тетки в качестве бедной родственницы мне не хотелось. Я думаю, что мне тут будет отлично. Я буду работать, обязательно буду, папа. Вспомни, как отхлынули тогда от нас все наши друзья и знакомые. Ведь, кроме Уилли, никто даже глаз к нам не показал.

– Должен тебе признаться, Барбара, я до сих пор не могу понять, с чего ты вдруг разошлась с Уилли Мэллори. Он один из самых интересных молодых людей в Нью-Йорке и как нельзя больше подходит к тому идеалу мужа, которого я желал бы для своей дочери. И он-то уж вполне бескорыстен и предан!

– Я очень старалась его полюбить, папа, – тихо проговорила девушка, – но, право, я не могла, никак не могла!

– Неужели из-за... – он резко оборвал начатую фразу и продолжал мягко и ласково. – Все равно, дорогая, я не буду любопытен. А теперь иди и постарайся развлечься на ферме. Мне нужно зайти в контору и переговорить с Грэйсоном.

Перед одной из конюшен трое парней седлали необъезженную кобылу. Барбара уселась на стоявшую в углу повозку, откуда открывался отличный вид на предстоящее зрелище.

В то время как она сидела, восхищаясь ловкостью и мужеством парней и жалея молодую лошадь, до ее слуха донесся приятный мужской голос:

Где-то там, вдали (сказал себе я это,

И ей-богу это – лишь мечта поэта!)

Пенелопа где-то грезит о свиданье,

И дрожат у милой на устах лобзанья.

Барбара обернулась и увидела стройного молодого человека верхом на выбившемся из сил мексиканском пони. Обтрепанная куртка и столь же обтрепанные брюки составляли одежду незнакомца. На ногах болтались индейские мокасины, а красивую голову защищала бесформенная фетровая шляпа. С первого взгляда было видно, что он американец, а по костюму можно было бы предположить, что это типичный бродяга, если бы он не ехал верхом на пони. Притом он сидел прямо, с посадкой настоящего кавалерийского офицера.

При виде девушки он снял свою потрепанную шляпу и низко опустил ее до самой шеи лошади.

– Я ищу управляющего, сеньорита, – сказал он.

– Мистер Грэйсон в конторе, в том маленьком здании налево от главного дома, – ответила девушка, указывая рукой.

Незнакомец обратился к ней по-испански, и когда услышал ее ответ на чистом английском языке, его глаза раскрылись от изумления. Он простился с ней таким же низким, но более сдержанным поклоном.

Где-то там меня вы ждете,

Из цветов венок плетете,

Поцелуй мне нежный шлете,

Пенелопа, верный друг!

Грейсон и хозяин фермы в изумлении подняли головы, когда эти слова донеслись к ним через открытое окно.

– Это еще что за птица? – сказал Грэйсон и выглянул в окно.

Он увидел оборванца верхом на взмыленном пони. Оборванец смотрел в окно, и вежливая улыбка осветила его лицо, когда он поймал на себе взгляд управляющего.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал он.

– Добрый вечер, – буркнул Грэйсон. – Ступайте на кухню, там вас накормят. Пони отведите на нижний выгон. Смит покажет вам, где переночевать. Утром получите завтрак. Идите!

Управляющий снова обратил внимание на бумагу, которую он обсуждал с хозяином в ту минуту, когда их прервали. Свои распоряжения он отдал с быстротой пулемета и теперь считал инцидент исчерпанным.

Гостеприимство в этой части Мексики не позволяет отпустить незнакомца без еды и ночлега. Грэйсон считал, что сделал все, что можно было от него ожидать, в особенности, если незваный гость был бродягой и вдобавок еще конокрадом, потому что где же это видано, чтобы у бродяги была собственная лошадь?

Бридж не тронулся с места. Он смотрел на Грэйсона с выражением, в котором более проницательный хозяин мызы усмотрел бы вежливо скрытую усмешку.

– Возможно, – прошептал владелец своему управляющему, – что у этого человека к вам какое-нибудь дело, он ведь не просил вас ни о еде, ни о ночлеге.

– Что? – проворчал Грэйсон и затем напустился на Бриджа. – Чего же вы, черт возьми, от меня желаете?

– Работы, – ответил Бридж спокойно, – или, чтобы выразиться точнее, мне нужна работа, потому что я совсем не желаю ее.

Владелец улыбнулся. Грэйсон был удивлен и раздражен.

– Нет у меня для вас работы! – проворчал он. – Нам в настоящее время никого не нужно, разве только такого, который мог бы хорошо ездить верхом.

– Верхом я ездить могу, – ответил Бридж, – это доказывается тем фактом, что вы меня видите верхом на лошади.

– Я сказал "ездить", – запальчиво повторил Грэйсон. – "Сидеть" на лошади может каждый дурак. Нет, у меня работы нет, и, кроме того, я сейчас очень занят. Постойте! – воскликнул он, как будто ему пришла какая-то мысль. Он испытующе взглянул на Бриджа, а потом печально помотал головой. – Нет, куда уж! Конечно, вы не годитесь для той работы, о которой я думаю. Нужно быть образованным.

– Мыть посуду? – спросил Бридж насмешливо. Грэйсон не обратил внимания на неуместную шутку.

– Книги вести, – объяснил он решительным тоном. – А так как вы, конечно, не можете вести книги, то наш разговор кончен. Проваливайте!

– Отчего же... Я мог бы попробовать, – сказал Бридж. – Читать и писать я умею. Дайте мне попробовать.

Бриджу до зарезу нужны были деньги для путешествия в Рио, а кроме того, он хотел остаться в Мексике, пока Билли не освободится.

– По-испански знаете? – спросил его Грэйсон.

– Я читаю и пишу лучше, чем говорю, – сказал Бридж, – хотя говорю достаточно хорошо, чтобы объясняться.

Никогда еще Грэйсон не нуждался в чем-нибудь в такой степени, как в бухгалтере. Разум подсказывал ему, что брать обтрепанного бродягу в бухгалтеры – верх идиотства, но, с другой стороны, с таким столковаться будет не трудно, и Грэйсон ухватился за него, как утопающий за соломинку.

– Отведите вашу лошадь на выгон и возвращайтесь, – приказал он. – Я вас проэкзаменую.

– Благодарю, – ответил Бридж.

– Боюсь, что не подойдет нам этот субъект, – грустно сказал Грэйсон, когда Бридж отъехал от окна.

– А я скорее думаю, что он подойдет, – сказал хозяин. – Он, несомненно, образованный человек, Грэйсон, это видно и по разговору. Вероятно, он один из демобилизованных великой армии, не нашедших себе места. Ими теперь запружен весь мир. Возьмите его, Грэйсон, во всяком случае, к нашим небольшим силам прибавится лишний американец, а это кое-что значит.

– Да, конечно. Но я надеюсь, что они нам не понадобятся до вашего отъезда отсюда с мисс Барбарой, – ответил Грэйсон.

– Грэйсон, я еще не говорил вам. В моем положении произошла большая перемена: я совсем разорен. Кроме этой мызы у меня почти ничего не осталось. Я приехал сюда, чтобы жить тут постоянно. Я думаю заняться скотоводством в широком масштабе. Может быть, мне удастся снова составить себе состояние. Вот только дочь меня беспокоит. Не время ей сейчас жить в Мексике. Я надеюсь, что мне удастся уговорить ее уехать отсюда. Сумеете вы выхлопотать для нее пропуск от генерала Виллы?

– О, Вилла-то нам бумажку выдаст! – сказал Грэйсон. – Но она нам поможет только в том случае, если мы встретим на нашем пути солдат самого Виллы. Я особенно опасаюсь шайки Пезиты. Он ненавидит всех американцев, а в особенности не жалует обитателей Эль-Оробо-Ранчо. Несколько месяцев тому назад он совершил набег на нашу ферму. Мы их отбили и убили шестерых членов банды. Он нам этого не простит. Вилла, к сожалению, совершенно бессилен. Он не сможет дать достаточно сильного отряда, чтобы проводить мисс Барбару до границы, а также не может обеспечить безопасность железнодорожного сообщения. Тут сейчас очень тревожно, сэр, и не время сейчас начинать какое-либо дело. Мне думается, благоразумнее всего было бы вам уехать и продать мызу.

– Нет, Грэйсон. Кто купит ее сейчас? Раз уж я здесь, нужно постараться как-нибудь вывернуться. Все это может сойти вполне благополучно, и мы через некоторое время будем сами смеяться над нашими теперешними страхами.

– То, что теперь происходит, не кончится, пока над Чигуагуа не будет развеваться американский флаг, – решительно сказал Грэйсон, исповедовавший самые непримиримые империалистические воззрения.

Спустя несколько минут в контору вернулся Бридж. Он расседлал своего пони и пустил на пастбище.

– Как ваше имя? – спросил его Грэйсон, собираясь занести его в книгу.

– Бридж, – ответил новый бухгалтер.

– Инициалы? – буркнул Грэйсон. Бридж замялся.

– Запишите меня "Л. Бридж", – сказал он наконец.

– Откуда вы? – спросил управляющий.

– Эль-Оробо-Ранчо, – ответил Бридж.

Грэйсон бросил быстрый взгляд на незнакомца. Ответ подтверждал его подозрения: этот тип, вероятно, конокрад, что, по мнению Грэйсона, было самое худшее, чем мог быть человек.

– Откуда вы достали пони, на котором приехали? – резко спросил он. – Я, конечно, ничего не говорю, но хочу только вам объявить, что конокрадов нам здесь не требуется.

Хозяин, прислушивавшийся к разговору, был неприятно поражен грубостью Грэйсона, но Бридж только засмеялся.

– Ах, вы хотите знать, откуда мой пони? Так я вам прямо скажу, что не покупал этой лошади и что человек, которому она принадлежала, мне ее не давал. Я ее попросту взял.

– Вы очень смелы, – проворчал Грэйсон. – Я полагаю, что вам лучше убираться отсюда, покуда не поздно. Нам не нужны конокрады.

– Постойте, – вмешался хозяин. – Этот человек поступает не так, как конокрад. Я думаю, что конокрад вряд ли сознался бы в своем преступлении. Послушаем его, прежде чем судить.

– Хорошо, – сказал Грэйсон, – но ведь он сам только что сознался, что украл лошадь!

Бридж повернулся к хозяину.

– Спасибо, – сказал он, – но лошадь я действительно украл.

Грэйсон сделал рукой торжествующий жест, как бы говоря: "Видите! Что я вам говорил?"

– Вот как было дело, – продолжал Бридж. – Джентльмен, которому принадлежала лошадь, вместе со своими товарищами стрелял в меня и моих друзей. Когда все кончилось, не осталось никого, кто бы мог сообщить нам, кто после смерти хозяев являлся наследником оставшихся лошадей, и таким образом, я взял временно одну из них. Закон, без сомнения, сказал бы, что я ее украл; но я охотно готов вернуть ее законному хозяину, если только он найдется.

– У вас была стычка? – спросил заинтересовавшийся Грэйсон. – С кем?

– С бандитами из шайки Пезиты.

– Когда?

– Вчера.

– Видите, они работают по соседству, – взволнованно обратился Грэйсон к хозяину и затем снова повернулся к Бриджу: – Если вы эту клячу взяли у одного из людей Пезиты, то это не называется воровством. Ваша комната вот там, за конторой. Вы найдете там одежду, которую забыл захватить последний бухгалтер. Можете ее взять... По вашему виду можно предположить, что она вам очень пригодится.

– Благодарю, – ответил Бридж. – Мое платье, правда, слегка запылилось. Нужно будет поговорить об этом с Джемсом.

И он прошел в маленькую комнату, притворив за собой дверь.

– Джемс? – проворчал Грэйсон. – Про кого он, черт возьми, говорил? Ведь тут никого не было, кроме него.

Хозяин весело смеялся.

– Какой оригинал! – сказал он. – За это одно следовало его взять. Мне хотелось бы, чтобы вы его оценили, в чем, впрочем, я сомневаюсь, Грэйсон.

– Я его оценю, сэр, если он сумеет вести книги, – ответил Грэйсон. – Больше я от него ничего не требую.

Когда Бридж вышел из комнаты, на нем были белые фланелевые брюки, спортивная рубашка и парусиновые башмаки. Это до того его изменило, что ни Грэйсон, ни хозяин не смогли бы его узнать, если бы он не вышел на их глазах из маленькой комнаты за конторой.

– Чувствуете себя лучше? – спросил, улыбаясь, хозяин.

– Одежда не имеет для меня никакого значения, – ответил надменно Бридж. – Я ношу ее только из-за погоды и полиции. То, что я ношу на теле, нисколько не влияет на то, что у меня в голове. Не могу сказать, чтобы я чувствовал себя сейчас лучше. Эта одежда не так удобна, как моя старая. Но все-таки, если мистер Грэйсон потребует, чтобы я во время службы у него носил кимоно, я с радостью в такое кимоно облекусь. Что мне теперь делать, сэр?

Этот вопрос был обращен к Грэйсон у.

– Садитесь сюда и постарайтесь разобраться в этой путанице, – ответил управляющий, указывая Бриджу на кипу бумаг. – Вечером я с вами еще переговорю.

Грэйсон с хозяином вышли из конторы и отправились к конюшням. Лицо хозяина было задумчиво, словно он желал что-то вспомнить.

– Странно, Грэйсон, – сказал он наконец. – Я уверен, что когда-то встречал этого молодого человека. В ту минуту, когда он вышел из комнаты, одетый по-человечески, я сразу почувствовал, что я его видел раньше, но никак не могу вспомнить, кто он. Готов держать пари на что угодно, что его имя не Бридж.

– Думаю, вы правы, – согласился Грэйсон. – Вероятно, он был банковским служащим, проворовался и приехал сюда, чтобы скрыться. Лучшего места, чтобы спрятаться, и не найти.

– Кстати о банках, – продолжал он. – Кого нам послать завтра в Куиваку за деньгами? Послезавтра у нас платежи. Этого новичка мне бы посылать не хотелось, мексиканцам я не доверяю, а из американцев я тоже никого не могу послать: они мне все нужны здесь.

– Пошлите новичка с двумя самыми надежными мексиканцами, – посоветовал хозяин.

– Это, пожалуй, единственное, что мне остается сделать, – ответил Грэйсон. – Я пошлю его с Тони и Бенито; они так ненавидят друг друга, что не сговорятся, и, кроме того, оба ненавидят американцев. Миленькое у них будет путешествие!

– Но вернуться ли они с деньгами? – спросил хозяин.

– Вернутся, если Пезита не заберет их, – ответил Грэйсон.

Глава XVII

Ограбление банка

Капитан Билли Байрн въехал в Куиваку с южной стороны. Ему пришлось для этого сделать большой крюк, но при данных обстоятельствах он счел это более разумным. В его кармане лежал пропуск от одного из генералов Виллы – пропуск, снятый с тела одной из недавних жертв Билли. Этим пропуском он мог оправдать свое присутствие в Куиваке.

Билли нашел, что гарнизон в городе небольшой и плохо дисциплинирован. На улицах бродили солдаты, но правильно организованная охрана имелась только перед банком. Никто не останавливал Билли. Ему даже не пришлось предъявлять своего пропуска.

"Провернуть это дело будет не так трудно", – подумал он.

Прежде всего Билли позаботился о своей лошади и отвел ее в общественные конюшни, а затем отправился к банку, куда вошел совершенно беспрепятственно. Внутри он разменял крупный денежный знак, данный ему Пезитой, для того, чтобы иметь предлог осмотреть внутри расположение банка.

Билли умышленно долго считал полученные им мелкие деньги, внимательно осматривая все вокруг и запоминая подробности, которые могли ему пригодиться. Сосчитав деньги, Билли не спеша скрутил себе папиросу.

Он увидел, что банк был разделен на два отделения перегородкой из дерева и проволоки. По одну сторону находились клиенты, по другую служащие и казначей. Казначей сидел за небольшим окошечком, через которое он принимал вклады и чеки. Позади него, у стены, стоял большой несгораемый шкаф американского производства. Билли имел когда-то дело с подобными шкафами.

В задней стене был проход, который вел во двор и закрывался массивной железной дверью со многими засовами. Окон в задней стене не было. С этой стороны банк казался неприступным.

Все устройство было до того примитивно, что Билли только диву давался, что ограбления не совершаются здесь каждую неделю. Вероятно, это объяснялось все же присутствием вооруженной стражи со стороны улицы и крепкими запорами двери, выходившей на двор.

Удовлетворенный тем, что он узнал, Билли вышел на улицу и прошел в пивную, находившуюся напротив. Несколько солдат и горожан сидели за маленькими столиками и пили пиво. Некоторые играли в карты, а через открытую заднюю дверь Билли увидел небольшую компанию, с азартом наблюдавшую за петушиным боем.

Ни одно из этих развлечений не заинтересовало Билли. Он зашел в пивную просто для того, чтобы иметь возможность, не возбуждая подозрений, хорошенько осмотреть фасад банка, находящегося прямо против него. Он спросил бутылку пива и уселся у переднего окна.

Здание банка было двухэтажное; вход на второй этаж приходился в левом конце первого этажа и выходил прямо на тротуар, по которому расхаживал часовой.

Билли заинтересовался, что находилось на втором этаже. Грязные занавески у окон пробудили в нем надежду и неожиданно натолкнули на смелый план. Над подъездом во втором этаже висела какая-то вывеска, но его познания языка были недостаточны, чтобы понять ее, хотя он и предполагал, что она означает. Чтобы удостовериться в правильности своей догадки, он вернулся к прилавку и заказал себе еще бутылку пива. Распивая ее, он разговорился с хозяином на ломаном испанском языке. От него он узнал, хотя не без значительных трудностей, что на втором этаже банковского дома он может снять меблированную комнату на ночь.