Роджер Шерингэм - Убийство на верхнем этаже

– Племянница мисс Барнетт. Кажется, вчера въехала.

– Я имею в виду этот шорох.

– Она зажгла спичку.

– Господи, да вы слышите даже, как она там спички зажигает?

– Этот потолок не толще бумаги.

– Значит, вы могли слышать практически все, что делала мисс Барнетт?

– Без всякого сомнения, если б это было нам интересно.

– Я имею в виду, вы бы непременно услышали, если б кто-то ходил по ее гостиной, даже на цыпочках?

– Вероятно, мы услышали бы, как скрипят половицы.

– И все-таки в этот вечер не слышали ничего?

– Да. Но в этом нет ничего необыкновенного. Мы редко слышали что-либо по вечерам. Видимо, мисс Барнетт рано ложилась спать.

– Да, конечно.

Роджер был в растерянности. Мошенник наверняка был в квартире от десяти до половины одиннадцатого. Его приготовления, вся эта установка декораций не могли происходить бесшумно. Снизу обязательно должны были слышать хотя бы его шаги. И все-таки не слышали. Или они просто забыли?

– Вы сказали, мисс Барнетт рано ложилась спать. Сочли бы вы в таком случае необычным, если б услышали, что она ходит по квартире после половины одиннадцатого?

Миссис Эннисмор-Смит оторвалась от своего шитья, чтобы обдумать этот вопрос.

– Если эти шаги не сопровождались бы голосами, что указывало бы на то, что с ней миссис Палтус, – да, думаю, что да.

– Достаточно необычным, чтобы это запомнить?

– На такое долгое время, может быть, и нет, но на следующий день я бы это наверняка вспомнила.

– И тем не менее ничего подобного вам не вспомнилось?

– Нет, это я могу сказать определенно.

– Понятно.

Но на самом деле все было непонятно. Настоящий тупик.

– Вы уверены, что сами в это время – десять тридцать – еще бодрствовали? Вы не легли в этот вечер раньше обычного?

– Совершенно уверена. Я уточнила этот вопрос для вашего сержанта, справившись в отчетности. В приходно-расходной книге магазина, в котором я работаю, записано, что я брала домой платье для переделки, – мужественно призналась миссис Эннисмор-Смит, – и я очень хорошо помню, как я это делала. Мне пришлось засидеться гораздо позже половины одиннадцатого.

– Насколько я понял, вы весь вечер пробыли в этой комнате, не покидая ее?

– В этом я бы не поклялась.

– Так утверждает ваш муж.

Миссис Эннисмор-Смит едва заметно улыбнулась:

– Мой муж часто склонен к более уверенным высказываниям, чем я.

– Значит, вы все же выходили из комнаты в течение вечера?

– Мне кажется, это более чем вероятно. По меньшей мере один раз выходила – я это твердо помню. Я пошла на кухню, когда вернулся с работы муж, поставить чайник.

– Да, это было еще рано, – слегка кивнул Роджер. – А потом? Вы ужинали в гостиной?

– Да. Но сказать вам с полной ответственностью, была ли я весь вечер прикована к креслу, я не могу. Наверняка это не так уж важно?

– Конечно нет. – Роджер потер подбородок. – Значит, насколько вы можете припомнить, в течение всего вечера вы не слышали решительно ничего из квартиры сверху – даже того, как мисс Барнетт укладывалась спать?

– Да, даже этого. – Миссис Эннисмор-Смит снова оторвалась от работы. Пожалуй, вот этот момент был все-таки не совсем обычным. Нам всегда было слышно, когда мисс Барнетт собирается ложиться. У нее, похоже, была привычка в эти минуты ронять вещи на пол.

– Одежду?

– Возможно. Но скорее похоже было, она сбрасывает на пол туфлю, потом другую. Обычно мы хорошо это слышали даже из этой комнаты, хотя она не прямо под спальней мисс Барнетт.

– И все-таки той ночью вы ничего похожего не слышали?

– Нет. Может быть, я была слишком поглощена работой, чтобы прислушиваться, но, по-моему, когда мы уже легли спать, мисс Барнетт еще не ложилась.

– Фу! – выдохнул Роджер в замешательстве небывалом. Факты не сходились так, как им следовало. Он решил быть чуть более откровенным, чтобы хоть немного расшевелить память хозяйки.

– Я понимаю, миссис Эннисмор-Смит, вам трудно понять, почему я задаю столько вопросов о том вечере. Если позволите, я объясню. Есть подозрение, что мисс Барнетт рассталась с жизнью значительно раньше, чем мы сначала предполагали, не в час ночи, а приблизительно между десятью и половиной одиннадцатого вечера. Вот почему так важно выяснить, слышали ли вы что-нибудь необычное в это время.

В искренности удивления миссис Эннисмор-Смит сомнения быть не могло.

– Но я сама слышала, как кто-то двигался наверху после часу, мы оба это слышали!

– Да, но у нас этому есть другое объяснение. Во всяком случае, вы теперь понимаете, куда направлены мои мысли. Я прошу вас еще немного порыться в памяти: не было ли в тот вечер еще чего-нибудь необычного, каким бы пустяком это ни выглядело. Пожалуйста!

Но миссис Эннисмор-Смит, на минуту сдвинув брови, лишь покачала головой:

– К сожалению, ничего, кроме того, что не было обычных звуков, с которыми мисс Барнетт обычно отходила ко сну.

– Может быть, вы слышали какие-то звуки на лестнице?

– Не припоминаю.

Роджер взглянул на нее с отчаянием. Наверняка у нее в руках ключ к головоломке, но все, что она сделала, это запутала его еще больше.

– Может быть, я смогу как-то расшевелить вашу память? Назову какой-то момент, который вызовет воспоминание? Например, когда ваш супруг задремал в кресле? Или когда вы только что кончили рукава и принялись за талию? Или сразу после того, как укололи палец?

Миссис Эннисмор-Смит улыбнулась слабой улыбкой:

– Ничего… Честно говоря, единственный несколько странный пустячок, который мне сейчас припомнился, это бечевка, которая на секунду залетела в окно кухни, а потом снова вылетела.

Роджер так и подпрыгнул:

– Что?! Пожалуйста, повторите еще раз!

Миссис Эннисмор-Смит, не без удивления, повторила.

– Когда это случилось?!

– Когда я открыла фрамугу кухонного окна на минуту после того, как поставила на огонь чайник. Сделался такой сквозняк, что я тут же ее закрыла, но в этот промежуток в окно успела влететь и тут же вылететь эта бечевка.

– Это был конец бечевки?

– Нет, скорее середина.

Роджер расплылся в улыбке, но тут же на его просиявшее было лицо наползло выражение недоверия:

– Но… но вы же сказали, что поставили чайник на плиту вскоре после того, как пришел ваш муж?

– Да. Около семи, насколько я помню.

– И эта бечевка влетела к вам раньше, чем в семь вечера?!

– Ну конечно. Послушайте, а разве есть какие-то причины, по которым этого быть не могло?

Этому, разумеется, было сколько угодно причин, но Роджер не стал ей этого говорить. Вместо того он сидел, уставившись на нее, как совиное чучело, пока миссис Эннисмор-Смит всерьез не встревожилась. Она ведь не знала, что в голове ее гостя совершается чрезвычайно напряженный мыслительный процесс.

– Вы больше ничего не припоминаете? – спросил наконец Роджер слегка сдавленным голосом. – Ну что ж, тогда я пойду. Примите мою нижайшую благодарность, миссис Эннисмор-Смит. – Он поднялся, словно во сне, и как лунатик направился к выходу.

Миссис Эннисмор-Смит попыталась его проводить, но он просто забыл о ее существовании. Он лихорадочно старался реконструировать все события рокового для мисс Барнетт дня, мобилизовав все свои мысли по этому поводу, а такое усилие требовало очень большой сосредоточенности.

Какое-то время мысли Роджера метались в полном хаосе. Только одна как бы светилась во тьме: содержимое желудка мисс Барнетт представляло собой не вечернюю булочку с изюмом, а булочку, съеденную в пять часов пополудни.

Иначе говоря, мисс Барнетт была убита не в десять тридцать, а в шесть часов вечера.

Все до единого алиби разлетелись, будто их ветром сдуло.

Глава 17

Сбегая по лестнице, Роджер быстро прокручивал в голове имена и обстоятельства. Прежде чем он покинет здание, необходимо переговорить с миссис Бойд. В шесть часов вечера она была на посту. Он позвонил в ее дверь.

На звонок вышла не миссис Бойд. Дверь открыл невысокий, плотного сложения мужчина в сорочке без воротничка, с утра еще не брившийся. Он вопросительно смотрел на Роджера.

– Простите, могу я поговорить с миссис Бойд?

– Эм! – через плечо выкрикнул небритый. – Жентльмен тебя спрашивает. – И ушел, шлепая ковровыми шлепанцами.

Миссис Бойд появилась, блистая огромной брошью с карбункулом на мощной груди, обтянутой черным платьем; общий эффект снижался грязным фартуком, завязанным под грудью.

– А, это вы, – сказала она, неблагосклонно оглядев Роджера. Видимо, небритый ввел ее в заблуждение относительно характера визита.

– Ваш супруг? – любезно осведомился Роджер.

– Мой собственный, законный, венчанный, – свирепо отозвалась миссис Бойд. – Что-нибудь имеете против, молодой человек?

– Помилуйте, – торопливо проговорил Роджер, тщась развеять недоброжелательство, исходящее от консьержки. – Я всего лишь хотел задать вам два-три вопроса, миссис Бойд. Будьте добры, не могли бы вы сказать…

– Нет, не могу! – чуть не взвизгнула миссис Бойд – И не скажу! Повадились изводить людей своими вопросами, да еще в такое время! Осточертели… Будто людям тут делать нечего, кроме как отвечать на ваши идиотские вопросы круглые сутки! Я вам в лицо скажу: не буду отвечать, что хотите тут делайте! – И миссис Бойд поставила точку, хлопнув дверью перед самым носом незадачливого интервьюера и обдав его запахом спиртного. Роджер безропотно выслушал эту речь и несолоно хлебавши отправился домой в Олбани. Сегодня тут делать было нечего.

Теперь, когда время убийства отодвинулось назад, дело стало выглядеть гораздо более стройным. Торчащие концы ладно улеглись на место. Устроившись перед камином, Роджер заново выстроил всю последовательность событий.

Убийца (он все еще настаивал, что это была женщина) вошла в квартиру мисс Барнетт между половиной шестого и шестью часами. Заново сочинять способы, которыми она воздействовала на негостеприимную мисс Барнетт, не было надобности. Как с большим на то основанием заявила миссис Бойд, мисс Барнетт была очень разборчива в своих посетителях. Оставалась сильная вероятность того, что перед мисс Барнетт предстала некая личность, известная ей и уважаемая ею (а если неизвестная, то уже с первого взгляда эта личность требовала уважения к себе, но это, на взгляд Роджера, было маловероятно). Убийство, несомненно, было предумышленное, сценарий действий подручного подготовлен наперед – и так, чтобы не терять времени.

* * *

Все это относило время появления убийцы в квартире ближе к шести часам.

Когда с хозяйкой было покончено, главной задачей преступника стало создать впечатление, что убийство произошло гораздо позже. С этой целью покойницу переодели в ночную рубашку. В двух вещах преступники просчитались (Роджер с удовлетворением отметил для себя эти две подробности перед последним своим визитом в «Монмут-мэншинс»): во-первых, они оставили жертве вставные зубы и, во-вторых, не надели на нее халат. То, что на покойной не было нижнего белья (это отметил Морсби), тоже отлично с этим согласовывалось.

В отличие от этих двух фактов, другие сыграли на руку преступникам. Из них самым заметным был тот, что дважды в течение пяти часов мисс Барнетт имела обыкновение пить чай с булочками с изюмом; но можно допустить, что это была не слепая удача, а искусно использованный результат добротной подготовки преступления. Следующий факт – рядом с кроватью стояла немытая чашка, а в постели валялись крошки, по распоряжению Морсби подвергнутые лабораторному анализу. Может, и эти детали были подстроены, но Роджер склонялся к мысли, что просто так уж сошлось. Он пришел к этому выводу, вспомнив, как выглядела кровать. Это довольно трудно – придать заправленной постели такой вид, будто в ней спали, но в подлинности постели мисс Барнетт сомнений быть не могло. Попросту говоря, мисс Барнетт спала в своей постели никогда ее не заправляя, и крошки могли копиться в ней неделями, так же как немытые чашки – рядом с ней. Особенности характера мисс Барнетт вполне позволяли сделать такое предположение.

Затем преступнице потребовалось энергично инсценировать следы поисков и установить приспособление для шумового эффекта так, чтобы уйти до того, как вернется с работы миссис Эннисмор-Смит. Выйти следовало не позже 6.30. Ну, предположим, четверти часа вполне достаточно на все, так что пребывание преступницы в квартире мисс Барнетт длилось, скажем, от 5.55 до 6.10. Алиби следовательно, следует проверять за этот временной интервал, и беседа с миссис Бойд (когда та протрезвеет) прояснит для нас, кто в том или ином направлении пересекал порог «Монмут-мэншинс».

А между прочим, следует ли посвящать Морсби в этот существеннейший поворот дела?

Размышляя об этом, Роджер направился в спальню, где, увы, провел бессонную ночь.

Мистер Бэррингтон-Брейбрук не покидал своего офиса во вторник двадцать пятого октября почти до семи вечера. Утомительные расспросы в универмаге Хэрриджа продолжались почти целый день, и пришлось даже пригласить на обед клерка винного отдела, благодаря чему наконец Роджер и получил эту ценную информацию, подтвержденную неопровержимым свидетельством бухгалтерских книг.

День был потрачен впустую. Злой, даже чаю не успевший выпить, в шестом часу он вернулся к себе в Олбани, где в кабинете, за машинкой, обнаружил Стеллу, всем своим видом выражавшую терпеливое смирение. Роджер дернул за шнур звонка.

– Мидоуза нет, – сказала Стелла.

– Значит, как только он вернется, я его уволю.

– Он сказал, что на полдня он сегодня выходной.

– Наплевать. Я его уволю. Какие могут быть выходные! Я всех увольняю. Вас тоже, Стелла.

– Вы уже пили чай?

– Нет.

– Я так и подумала. Я вам сейчас его приготовлю. – И она решительным шагом вышла из кабинета.

Роджер рухнул в кресло и вытянул ноги к огню. Пожалуй, неплохо все-таки иметь в доме женщину. Во всяком случае, иногда.

Женщина вернулась с горячим чаем и сдобными булочками, налила ему чашку. Он проглотил три булочки подряд, и их сливочная мягкость его умиротворила. Он почувствовал себя лучше.

– Послушайте, Стелла, – сказал он, – ну почему такое чудовищное время уходит на то, чтобы выяснить, что некая особа делала в некий час некоего дня?

– Разве, мистер Шерингэм? Я никогда об этом не думала. Не представляю.

– Я тоже. И все-таки этого никто, кажется, вспомнить не в состоянии. Так что если я спрошу мужчину, что Он делал в шесть часов вечера в прошлый вторник, чем и собираюсь вскоре заняться, он просто никакого понятия не будет об этом иметь.

– Тогда спросите женщину!

– Это я тоже предполагаю сделать, но от женщин толку будет еще меньше.

– Не может быть.

– Это факт, дорогая моя. Это один из тех вопросов, на которые никто никогда ответить не может. Да что там, даже вы, со всей вашей бесконечной деловитостью, даже вы с этим не справитесь.

– Вы слишком предубеждены. Что, опять пари? Я надеялась, вы поумнели.

– Ни в коем случае. Я не меняю своих привычек. Итак, чем бы вам хотелось пополнить свой гардероб?

– Это не важно. Я ставлю полкроны.

– Дорогая моя, я люблю, чтобы мои ставки стоили того, чтобы за них волноваться. Как насчет трех пар…

– Я вам сказала: полкроны.

– Ну что ж. Пусть будут несчастные полкроны. Итак, вперед, к победе! Он подавил зевок и съел последнюю булочку.

Стелла принялась отсчитывать дни на пальцах:

– Да. Именно в этот день и именно в этот час я сидела в «Колизеуме». Полагаю, как раз в это время работали клоуны на велосипедах.

– Стелла Барнетт, речь идет о крупной денежной сумме. Вы не можете рассчитывать, что я поверю вам на слово.

– Боюсь, вам придется это сделать, – холодно сказала Стелла. – Будьте любезны отдать мне мои полкроны.

– Сначала докажите.

– Да как же я могу это доказать? Впрочем… не остались ли у меня корешки билетов? – Она поднялась, взяла сумочку и порылась в ней. Пожалуйста! – воскликнула она победно, извлекая оттуда два желтоватых клочка. – Второе представление, двадцать пятое октября. Я вовсе не так рассеянна, как вы думаете!

Роджер протянул ей монету.

– Я вижу, здесь два корешка, – вкрадчиво произнес он. – Значит, вы были там не одна?

– Даже я не дошла еще до того, чтобы одной ходить в «Колизеум»!отрубила Стелла.

– В какое время начинается второе представление? В четверть шестого? Если бы я, – Роджер выделил местоимение, – если бы я был обручен с прелестной девушкой, – он говорил тихо, задумчиво, словно сам с собой, – я бы никогда не повел ее развлекаться в такое нелепое время. Я бы повел ее в такое время, когда развлекаются люди, наделенные здравым смыслом, и сначала бы мы поужинали.

– Мистер Паттерсон, то есть Ральф, не в Лондоне живет, – слегка покраснев, сказала Стелла. – Ему не очень удобно поздно возвращаться домой.

– Если бы я был обручен с прелестной девушкой, – продолжал Роджер, – я бы служил ее прихотям, забыв о своем удобстве.

Стелла покраснела еще больше:

– Мистер Шерингэм, вам не кажется, что вы ведете себя вызывающе?

– Кажется, – улыбнулся Роджер. – Но, по правде сказать, Стелла, у меня был такой бездарный и утомительный день, что мне хочется подерзить. Ну не дуйтесь. Я не собираюсь обольщать вас. Не потому, конечно, что обольщение не в моих правилах, обольщение – занятие очень почтенное, а потому, что вы как-то не вызываете вдохновения.

– Насколько я понимаю, – ледяным тоном отозвалась Стелла, – даже если вы наняли меня для изучения, в мои обязанности не входит выслушивать обсуждение моих скромных достоинств в столь оскорбительном тоне.

– Несомненно, – кивнул Роджер. – И, кстати, об оскорбительных обсуждениях, я хотел бы еще раз встретиться с этим вашим молодым человеком.

– Зачем?

– Я хочу спросить у него: какого дьявола он в вас нашел?

Стелла вскочила, чуть не опрокинув чайный столик.

– Пожалуй, мне стоит нанести ему визит, – лениво продолжал Роджер. Что, будет он дома сегодня вечером?

– Не могу вам сказать, – разъяренная Стелла уже напяливала шляпку. – Он живет в Танбридж-веллсе.

– Это я помню. Далековато, но, я думаю, того стоит. Потому что, мне кажется, он сумеет меня просветить. Какой у него адрес?

Стелла не отвечала.

– Норов, норов, Стелла. Держите себя в руках!

Молчание.

– У него есть машина?

Молчание.

– Ладно, я ему позвоню.

– Вы не знаете номера!

– Ага, значит, телефон у него есть? Благодарю вас. Я сумею узнать номер, – Роджер поднялся с кресла.

– Мистер Шерингэм, – произнесла взбешенная Стелла. – Я запрещаю вам звонить ему!

– Ну и ну! – уставился на нее Роджер. – Да почему же?

– Его дома не будет. Он… он живет с родителями. Они разволнуются.

– Вот уж действительно! Это почему же? Я просто оставлю ему записку.

– Какую записку?

– Ну, – улыбнулся Роджер, – ну, например, попрошу его написать мне и объяснить, почему он приглашает невесту в такие немыслимые заведения, как мюзик-холл, в пять вечера, к примеру.

Стелла даже топнула ножкой:

– Мистер Шерингэм, вы невыносимы! Вы не станете звонить Ральфу!

– Да почему же?

– Потому… потому что это абсурдно! Ну, так случилось, что я не с ним была в «Колизеуме».

– О!

Они поедали друг друга глазами. Ситуация, минуту назад фарсовая, стала почти драматической. Когда напряжение достигло предела, Роджер снова опустился в кресло.

– Да пожалуйста. Я бы и не подумал вас выдавать. Я просто хотел предложить вам поужинать всем вместе, может, он сел бы на свой мотоциклет и примчался сюда. Я полагаю, он катает вас на заднем сиденье?

– Нет, не катает, потому что у него не мотоциклет, а машина, – резко сказала Стелла и хмуро уставилась на него. – А почему вы решили, что у него мотоцикл?

– Я не решил, – пояснил Роджер. – Я просто веду беседу. Между прочим, Стелла, у меня к вам маленькая просьба. На будущей неделе я приглашен на бал-маскарад. Где бы мне взять напрокат костюм?

– Не имею ни малейшего представления.

– Ну, а где вы берете свои?

– Если нужно, я шью их сама.

– Ну, мне ваш пример недоступен, – с некоторой долей патетики произнес Роджер. – Я так неловок с толком и ниткой! Не могли бы вы не стучать на машинке, а соорудить мне костюм?

– Какой именно? – осведомилась Стелла, все еще ни остыв.

– Я подумываю вырядиться монахом. Неплохая идея, а?

– Почему монахом?

– Ну как же, ведь мы с вами оба так отвратительно целомудренны, не так ли? Как, Стелла, вы уже уходите?

– А у вас есть для меня какое-нибудь задание? – более чем холодно осведомилась мисс Барнетт.

– Нет, пожалуй, вы все уже сделали. До свиданья.

– До свиданья, – еще холоднее отозвалась Стелла.

– Завтра в обычное время? – крикнул Роджер в закрывающуюся дверь.

– Разумеется, – донеслось из коридора.

Еще долго после того, как ушла Стелла, Роджер, насупившись, сидел в кабинете. Обычно, когда у Мидоуза было, как сегодня, полдня свободных, Роджер ужинал где-нибудь в ресторане. Нынче он не двинулся с места, даже когда час ужина давно миновал. Это в последний раз, дал он себе клятву, в последний раз дело «Монмут-мэншинс» заставляет его забыть о еде.

Наконец он поднялся и, поднимаясь, чувствовал, что его переполняет омерзение. Ему претило это дело, просто претило, именно так. Он сожалел, что ввязался в него, он чувствовал себя глубоко несчастным оттого, что натура не позволяла его бросить, не доведя до конца, ему, наконец, было жалко, что он уже его разрешил. Ибо теперь он не знал, что же с ним делать.

Именно этот вопрос приковал его к креслу в последние два часа. Промашки тут быть не могло – он верно решил головоломку. Решение явилось ему готовенькое, как вспышка вдохновенного озарения. Внезапно он увидел всю картинку, с каждой деталью, аккуратно вошедшей в предназначенный для нее паз, вплоть до лепешки глины. Ключевой деталью, конечно, были четки, и ведь он с самою начала знал, что так и должно быть. Как все теперь казалось очевидным, – теперь, когда раскрылись глаза!

Да, но что же с этим делать? Вот в чем задача. Слова Стеллиного лягушонка пришли ему на ум, и Роджер, пожав плечами, не мог с ними не согласиться: от живой мисс Барнетт решительно никому никакого проку не было, от мертвой – был. Но погибла она вследствие хладнокровного преднамеренного убийства. На такое злодеяние невозможно ответить лишь мягким укором. И все-таки…

В конце концов Роджер понял, что ему надо делать. Он сообщит Морсби те данные, которые ему самому помогли добраться до сути. Если Морсби не внемлет им, это будет вина Морсби. И вне зависимости от того, как поступит старший инспектор, Роджер тактично сообщит тем, кто владеет секретом, что последний таковым больше не является. Он подошел к телефонному аппарату и попросил Скотленд-Ярд. Старшего инспектора на службе уже не оказалось, и Роджера соединили с его квартирой в Баттерси.

– Алло? – донесся голос Морсби. – О, мистер Шерингэм? Слушаю, сэр, чем могу быть полезен?

– Я по поводу «Монмут-мэншинс», Морсби. Вы уже взяли того парня?

– Не вполне. Тут еще несколько осложнений, мистер Шерингэм, ничего не поделаешь. Но все нити у нас в руках. Вы можете ожидать ареста практически в любой момент.

– Понятно, – с сомнением в голосе произнес Роджер: Морсби всегда отличался оптимизмом. – На основании тех улик, о которых мы с вами говорили?

– Тех самых, сэр.

– Значит, ничего нового не появилось?

– Нет, мистер Шерингэм, боюсь, что нет.

– Что ж, Морсби. Я тут все обдумал и звоню вам, чтобы подкинуть три соображения, которые пришли мне в голову, и еще одну улику, которую я сам обнаружил.

– В самом деле, сэр? – Если в голосе Роджера читалось сомнение, то в голосе Морсби – в тройной мере. Нельзя было не понять, что старший инспектор исполнен скепсиса относительно важности улики, откопанной мистером Шерингэмом.

– Да, Морсби, и на этом я выхожу из игры. Отныне дело вполне разрешимо и больше меня не занимает. Завтра я начинаю новую книгу, а вы понимаете, что это значит. Вот вам улика, а точнее, ее следствие: мисс Барнетт была убита не в десять тридцать, а в шесть вечера.

Ответом ему было молчание.

– Вы что-то сказали об уликах, мистер Шерингэм? – очень осторожно осведомился наконец Морсби.

– Сказал. – И Роджер выложил ему те два факта, которые доказывали это утверждение.

– Понятно, – задумчиво произнес Морсби.

– А вот еще три соображения, которые мне хотелось предложить вашему вниманию. – И Роджер сформулировал первое.

– А, ну как же, мы это знаем, конечно.

– Знаете? Прекрасно. А это вы знаете? Что мисс Барнетт курила сигареты «Плейерз»?

– Да, сэр. Я видел пачку в квартире. Но я не…

– И третий тезис: монахини ходят парами.

– Что?!

– Подумайте хорошенько, – посоветовал Роджер и повесил трубку. Потом посмотрел на часы. Было уже четверть девятого.

Он снова поднял трубку и набрал другой номер, номер своего доверенного сыскного агента. Как он ни убежден в своей правоте, удостовериться лишний раз не помешает.

Глава 18

Роджер прекратил разговор о «Колизеуме».

– Я подиктую. – И он сел у камина в привычной позе.

Стелла подняла глаза:

– Мне стенографировать или печатать?

– Печатать. Название: «Синопсис».

– Это для романа, который вы начали позавчера, или что-то новое?

– Совершенно новое, – слегка улыбнулся Роджер. – Не удивляйтесь, если кто-то из героев покажется вам знакомым. Я уже говорил, что изучаю характеры для новой книги, и теперь хочу записать то, что собрал, пока оно еще свежо в памяти.

Стелла кивнула.

– Мисс Барнстэпл – пожилая женщина, живущая в одиночестве на верхнем этаже доходного дома, – размеренно начал Роджер. – Затворница, друзей не имеет, кроме пожилой женщины из соседней квартиры на том же этаже, миссис Анчоус. Мисс Барнстэпл имеет значительный личный доход. Скупа и держит большую сумму денег в коробке под кроватью, о чем ходит множество слухов среди соседей и жителей этой округи.

Стелла, не переставая мелькать пальцами по клавишам машинки, приподняла брови. Такой зачин явно не соответствовал ее представлениям о хорошем вкусе.

– Мисс Барнстэпл – мы будем называть ее мисс Б для краткости, продолжал Роджер, – в быту неряшлива, нечистоплотна, небрежна. Ее приятельница миссис Анчоус во многих отношениях ее бледная копия, но гораздо более располагающая к себе. У нее тоже есть приличный доход, однако в последнее время вследствие неразумных спекуляций она потеряла большую сумму. В настоящий момент ее финансовое положение небезопасно. Между прочим, это все художественный вымысел, Стелла, я надеюсь, вы понимаете.

– Конечно, – последовал краткий ответ.

– Также в тяжелом положении находятся Превенси-Доунзы, средних лет семейная пара, которая занимает квартиру непосредственно под мисс Б. Он как-то связан с театром, она – управляющая маленьким магазином шляп на Уордер-стрит, принадлежащим одной европейской фирме. Характеры: мистер П.Д. – слабый, добродушный, очаровательный приживальщик; будь потверже, стал бы мошенником; миссис П. – Д.– гордая, отважная, скрупулезно честная. Записали?

– Да.

– Присматривает за этим домом миссис Флойд, создание грубое, низкое и скандальное, но работник надежный. Если есть деньги, не прочь выпить. Ее муж примерно того же сорта, по профессии, я думаю, водопроводчик. Остальными обитателями дома мы пока что, в целях экономии времени, заниматься не будем.

Однажды, примерно… О, я забыл. Вычеркните это. С новой строки. У мисс Барнстэпл есть племянница, Элла Барнстэпл, хорошенькая девушка со спортивной фигурой. (Это, разумеется, героиня. Художественный вымысел.) В результате семейных хитросплетений, на которых мы сейчас останавливаться не будем, мисс Б, никогда свою племянницу в глаза не видала, но это, по всей видимости, не беспокоит ни ту ни другую. Эта племянница, должен вам сказать, обручена с неглупым молодым человеком, в прошлом спортсменом, по имени Рэндольф Пикеринг (это герой), он живет в Севеноксе (это городок, расположенный неподалеку от другого местечка в Кенте под названием Танбридж-веллс, – вы, наверно, помните). Записали?

Стелла кивнула.

Диктовка продолжалась, и брови ее опять поднялись.

– Однажды – время было после обеда – мисс Барнстэпл обнаружили убитой. В ночной рубашке она лежала в спальне на полу. Постель была измята так, словно она в ней лежала, когда раздался звонок, и поднялась, чтобы открыть дверь убийце. Врачи смогли определить время смерти лишь в интервале: не менее двенадцати – не более двадцати четырех часов назад. В квартире все было вверх дном, что указывало на энергичные поиски. Коробка под кроватью, в которой мисс Б, хранила свои деньги, оказалась пуста. Все преступление носило на себе печать известного преступника, чей почерк хорошо известен полиции, и в адрес этой преступной личности немедленно последовал официальный вопль: «Ату его!» Именно такой реакции и добивался убийца, хотя я не думаю, что он мог предвидеть этот феномен немедленной атрибуции преступления определенному преступнику: тут уж ему просто повезло. Записали?

– Да, но… – Стелла запнулась. – Вы ведь не всерьез собираетесь писать роман с таким сюжетом, мистер Шерингэм?

– А почему бы и нет? Я придумал роскошную развязку. Вам поначалу она может показаться фантастической, но я готов ее защищать. Продолжим?

Итак, преступление было осуществлено самым остроумным образом. Перед убийцей стояла задача войти в здание и выйти из него, не подвергаясь опасности быть узнанным на месте или опознанным впоследствии.