Девушка из Бурже

      – Это неправда! – возмущенно воскликнул Поль Рено. – Что ты городишь?
      – Час спустя после того, как ты ушел, вниз спустилась женщина с ребенком, которая жила этажом выше. Она открыла дверь в квартиру девушки и обнаружила, что та полна газа. Женщина бросилась к себе наверх, оставила там ребенка, потом снова спустилась этажом ниже, и, обмотав лицо полотенцем, распахнула окно. Спасти девушку не удалось: она была мертва. Но женщина вспомнила, что окно этой квартиры целый день было открыто, ведь это был теплый июньский день. Она свидетельствует: «Я очень хорошо помню, что окно было распахнуто, когда я уходила». Девушка не могла сама закрыть окно, она была парализована и лежала в кровати, находившейся в нескольких метрах от окна.
      – Но ведь женщина, обслуживающая больную, могла прийти и закрыть окно…
      – Соседка уверяла: окно было широко открыто, когда она выходила.
      – Может быть, ей кажется, что когда она выходила в первый раз, окно было открыто, но ведь после этого кто-нибудь мог войти в комнату и закрыть окно. Да, да, как можно утверждать с уверенностью, что никто за это время не входил в квартиру?
      – Консьержка никого не впускала, а девушка сама не могла спуститься вниз, чтобы открыть дверь.
      – А может быть, дверь в вестибюле была открыта?
      – Ты же сам сказал, что консьержка тебя впустила, так как дверь была заперта.
      – Однако дверь потом могла остаться открытой…
      – Исключено! Ее не надо закрывать, она захлопывается сама. Только ты один был там! И когда ты ушел, окно оказалось закрытым. Час спустя комната наполнилась газом, и девушку нашли мертвой в постели. Ты даже позаботился о мелочах: газовый кран был лишь немного приоткрыт. В таких случаях газ смешивается с воздухом постепенно, и поэтому запах вначале не чувствуется, просто начинает болеть голова, появляется вялость и желание уснуть. Почему бы и не забыться спокойным сном, если до этого тебе улыбались, посылали воздушный поцелуй и говорили, что все будет хорошо?
      Поль Рено встал. Он был бледен.
      – Я ничего этого не признаю, – сказал он. – Слышишь? Я не признаю!
      – Зачем ты это сделал, Поль? – тихо спросил Маркус.
      – Я не делал ничего подобного! Это чьи-то козни!
      – Ты говорил: многие из мужчин попадают в постель к женщинам, но это вовсе не значит, что все они их убивают. Почему же ты сделал это?
      – Ты не смеешь меня обвинять в этом, Марк! Ты представил все так, будто это дело уже закончено и доказана моя вина. Но это же не так! Почему все они вдруг стали свидетельствовать против меня? Почему это всплыло только сейчас, а не раньше?
      – Свидетели знали все! – сказал Маркус.
      – Ах, так?
      – Они знали, что Марию-Терезу убил ты. Я хочу сказать, что это сделал Пьер Леруа, любовник Марии-Терезы и отец ее ребенка. Но они не могли найти Пьера Леруа, этот тип оказался достаточно сообразительным, чтобы больше не показываться в Бурже. Здесь его знали в лицо и могли арестовать. Но ни его имя, ни адрес не были известны. Просто несколько человек видели его и могли узнать. Именно поэтому ты после смерти девушки отказался от должности юриста на местной фабрике. И даже продал акции этого предприятия. Ты сделал это, чтобы никогда больше не показываться в Бурже.
      – Кто сказал, что я вручил прошение об отставке Совету директоров? Я имею в виду: кто докажет, что я подал в отставку именно в эти дни и именно по этой причине?
      – Мы звонили в Бурже, – сказал Маркус, – завтра они сообщат нам точную дату твоего увольнения. Но мы уже знаем, что это было приблизительно в те дни.
      Поль Рено повернулся к Пьеру Саксу.
      – И все это подстроил ты? Ты же сказал, что уничтожишь меня…
      – Я не хотел этого, – сказал Пьер Сакс, – но, как я уже говорил, готовя статью, я вдруг стал обнаруживать факты, о которых не мог молчать, не подвергая себя опасности попасть в жуткую историю. Я собирался написать репортаж в нескольких частях с продолжением о неземной любви известного политика. Читатели любят такие сентиментальные сказочки. Однако совершенно неожиданно для самого себя я фактически стал писать историю убийства.
      – Но почему вы так уверены, что это сделал я? Кто вам сказал, что девушка не могла сама открыть кран и пустить газ? Человек в состоянии отчаяния способен на многое. Она могла сползти с кровати.
      – Да, могла, – подтвердил Маркус, – и возможно, могла даже доползти до плиты. Доктор утверждает, что она не в силах была это сделать, но допустим, что это не так… Тогда какой смысл был снова, ценой невероятных, нечеловеческих усилий добираться опять до кровати? Ведь ее нашли лежащей в кровати! Предположим, она смогла доползти до газовой плиты, зачем же она добиралась обратно, к кровати?
      Лицо Поля Рено блестело от пота.
      – В комнате мог побывать еще кто-то, кто пришел после меня. Консьержка говорит, что она никого не впускала, что у двери автоматический замок, но он мог не сработать на этот раз, ведь так бывает! Дверь закрывается, но в последний момент что-то заедает. Это же возможно! Даже очень возможно!
      – Даже если бы дверь была открыта, все равно вряд ли можно было пройти незамеченным мимо консьержки. Это очень старательная и строгая женщина. Почти все жильцы на нее жалуются, так неукоснительно она выполняет свои обязанности. Ее даже прозвали Робеспьером за непримиримость.
      Говоря это, Маркус не спускал глаз с Поля Рено.
      – Зачем ты это сделал? – спросил он.
      – Мы должны поговорить наедине, Марк, – сказал Рено.
      – Вот ты и погиб, Поль Рено! – воскликнул Пьер Сакс.
      Рено хотел было что-то возразить, но Маркус не дал ему раскрыть рта.
      – Побереги свои силы, Поль! Говорю тебе, мы точно знаем, когда умерла девушка. Это случилось в половине восьмого. В половине седьмого консьержка видела, как ты бежишь через вестибюль.
      – Уверяю тебя, это было между пятью и шестью вечера, даже ближе к пяти…
      – Да, но консьержка видела тебя именно в половине седьмого, и у нас нет причин ей не доверять. Она целый день сидит у смотрового окошечка, и часы – прямо перед ней на стене.
      – Они висят там и сейчас, и смотрит на них та же самая консьержка, – добавил Пьер Сакс. – И по-прежнему она рявкает, как собака, на каждого, кто с ней заговорит. Настоящий сторожевой пес у входа в дом!
      – Почему?… – снова спросил Маркус. – Почему ты ее убил?
      – Я этого не делал, – твердо ответил Поль Рено. – И ты не сможешь ничего доказать. Тебе известно только то, что я тогда был в ее квартире. Но кто-то другой тоже мог проникнуть туда.
      – Думаю, что знаю, почему ты это сделал, – сказал Маркус.
      – Вот как?
      – Девушке стало известно твое подлинное имя! Когда она в снятой тобой квартирке ожидала рождения ребенка, несмотря на предпринятые тобой меры предосторожности, она узнала, что ты – Поль Рено. И она написала тебе письмо! Она грозила скандалом! Вот почему ты после длительного отсутствия вдруг возвратился в Бурже. Ты почуял опасность, которая грозила твоей драгоценной карьере, и сказал себе: все, что угодно, только не это! Возможно, вначале ты колебался, думал как-то уладить это дело, однако все сомнения отпали, когда ты увидел, что девушка парализована. Это значило: она никогда больше не сможет ходить, не сможет работать, ухаживать за ребенком…
      – Я не знал, что ее парализовало. Она мне об этом не сказала!
      – Ты убил ее потому, что перед тобой вырисовывалось ужасное будущее: ты теперь всю жизнь должен будешь заботиться о ней и о ребенке! Ведь она заявила, что сообщит в полицию и передаст дело в суд! Ты ведь не собирался жениться на парализованной женщине и тем более – женщине скромного происхождения. Тебе вовсе не улыбалось всю жизнь оплачивать уход за больной любовницей и ее ребенком. Ты не хотел оказаться в зависимости от нее, чтобы она могла делать с тобой все, что заблагорассудится. Твоя карьера оказалась в ее руках, и она могла в любую минуту погубить тебя, стоило ей лишь позвонить в любую газету.
      – Господи, Марк, у тебя просто необузданная фантазия!
      – У этого странного визита нет иного объяснения. Когда ты поселил девушку в эту квартирку, ты решил никогда больше туда не возвращаться. Несколько месяцев ты действительно не появлялся. И вдруг сразу после рождения ребенка – о чем ты, если верить твоим словам, ничего не знал – ты там все же появляешься. Странно! Но если принять во внимание письма девушки, все становится на свои места. У тебя была причина для возвращения. И была причина избавиться от бывшей любовницы. Отвратительная причина, но причина! Она знала, кто ты на самом деле! Она узнала твое настоящее имя и адрес! Она тебя схватила за горло и могла делать с тобой что угодно! Ей стало известно, что ты значительное лицо в политических кругах. Возможно, именно благодаря этому ей удалось узнать твое имя. Возможно, она увидела твою фотографию в газете. И тогда она решила вырвать у тебя то, что добровольно ты бы ей не отдал. Она угрожала скандалом, зная, что ты, как начинающий политик, кандидат на пост министра от консервативной партии, постараешься защитить себя от скандала. Вот тогда-то ты и решил отправиться в Бурже. И убить ее. Другого выхода у тебя не было…
      – Ты все выдумал, – сказал Поль Рено. – Ты ведь выдаешь свои гипотезы за факты.
      – Ты хотел стать знаменитым, – продолжал Маркус, – и достиг цели. Твои фотографии красовались во всех газетах. И в Бурже тоже. В частности, и в газете, которую раскрыла консьержка по прозвищу Робеспьер. Она сразу узнала тебя. Если бы эта женщина была честной, она немедленно заявила бы в полицию, но она пошла в газету, которая втоптала в грязь Дювивье. Она спросила, сколько ей заплатят, если она предоставит необходимые доказательства для того, чтобы втоптать в грязь господина Поля Рено. Если бы эта женщина обратилась в полицию Бурже, они обязательно поставили бы нас в известность, а тут нам позвонил вот этот самый репортер… Итак, что нам сейчас предстоит сделать? – сказал Маркус. – Вытащить из архива твое досье, стряхнуть с него пыль, развязать тесемочки и добавить туда единственное, чего там не хватает: твою фотографию и твое имя.
      – Ты ничего не сможешь доказать, – произнес Поль Рено, все еще очень бледный, но уже вполне спокойный. – Ты знаешь, что я был у девушки и что этот ребенок – мой. Но у тебя нет никаких доказательств, что ее убил я. Слышишь? Никаких!
      – Однако… – произнес Пьер Сакс, выступив вперед. – У нас есть доказательство!
      Поль Рено прищурил глаза.
      – Какое?
      – Кран газовой плиты. Когда соседка с верхнего этажа обнаружила, что квартира полна газа, она отключила газ в трубе, но кран на плите не тронула. Следственная группа сфотографировала кран в том положении, в каком он находился в тот момент.
      – И что же?
      – Я показал фотографию химику. Он отправился вместе со мной в квартиру девушки, потом рассчитал, сколько газа могло выйти из открытого крана за десять секунд. Для этого он использовал специальный баллончик. Нетрудно было определить, за какое время квартира могла наполниться газом, – задачка для учеников начальной школы. Таким образом он установил, что квартира наполнилась газом за шестьдесят пять минут – почти за час.
      – Какой же ты отсюда делаешь вывод, хотел бы я знать?
      – Что Мария-Тереза Сенье умерла в половине восьмого, а консьержка видела тебя выбегающим из дома в половине седьмого. Иначе говоря, прошло шестьдесят минут между твоим уходом и смертью девушки – чуть более часа, после того, как ты попрощался с ней и спустился вниз. Химик сказал: если человек покинул здание в половине седьмого, то мы можем заключить, что момент его ухода и время когда был открыт газовый кран, совпадают.
      Поль Рено внимательно посмотрел на Пьера Сакса.
      – Ловко, – сказал он. – Очень ловко!
      – И очень просто.
      – Да, но все это не срабатывает…
      – Уже сработало.
      Поль Рено покачал головой.
      – Ни один человек не может сделать таких расчетов, ибо всюду есть щели. Ты говоришь: комната наполнилась газом. Но в каком количестве?
      – Вполне достаточном для смертельной дозы.
      – И сколько же нужно газа, чтобы человек умер? Не для всех людей эта доза одинакова. Насколько мне известно, все зависит от роста человека, от его сопротивляемости, объема его легких. Вы же не исследовали сопротивляемость организма или объем легких Марии-Терезы. Не могу ли я ознакомиться с показаниями, содержащимися в этом досье?
      – Мы не обязаны их показывать.
      – Вы показали бы их мне, если б у вас имелись все нужные данные. И вот еще что: ты говоришь, что девушка умерла между семью и восемью часами? Это очень туманно. Почему же ты не называешь точного времени? Кроме того, если предположить, что сейчас, десять лет спустя, на плите остался тот же самый газовый кран, можно ли утверждать, что его техническое состояние такое же, как и прежде? После того как им пользовались лет десять, он не может быть в прежнем состоянии. Ржавчина, закупорки! По этой старой плите невозможно определить, сколько газа вытекло из нее десять лет назад. А качество газа! Оно ведь меняется… И давление тоже. Одна и та же горелка подает в разные дни разное количество газа. Как быть со всем этим?
      Рено презрительно улыбнулся.
      – Я не признаю себя виновным, слышите вы это? – произнес он холодно и жестко: – Встретив Марию-Терезу Сенье в Бурже, я сказал ей, что не женюсь на ней, даже после того как она родила ребенка. Я ушел, и она покончила жизнь самоубийством. От отчаяния. Впрочем, не исключаю, что ей помог кто-то другой. Вот это я признаю. Но ничего другого. Потому что все, что вы нагородили тут – чистейшая выдумка. Хотите отдать меня под суд – действуйте. Ни один суд не осудит меня. Может быть, вам удастся заморочить голову судьям, но осудить меня могут только тогда, когда вина моя будет доказана, как это принято в цивилизованном мире. А моя вина не доказана!
      – Но она существует! – с горечью произнес Маркус.
      – Если ты ничего не имеешь против, я поговорю со следователем. А теперь могу я отправиться домой?
      – Нет, не можешь, – сказал Маркус. Вплотную приблизившись к Рено, он сказал с еле сдерживаемой яростью:
      – Ты арестован! С этой минуты! Поль Рено испуганно замолчал.
      – Возможно, – сказал Маркус, – ты снова попытаешься вывернуться, ты ведь это умеешь. Но я употреблю все свои силы на то, чтобы ты больше не вышел на свободу. Я не сомневаюсь, что это ты убил молодую женщину! Это знает каждый, это знал все эти годы и шеф полиции в Бурже. Ты думаешь, что сумеешь избежать кары, потому что, как ты говоришь, мы цивилизованные люди, потому что в цивилизованной стране недостаточно «знать», что кто-то является убийцей, необходимо доказать это на бумаге. Закон, без сомнения, не раз спасал невинных, теперь же, если ты выиграешь процесс, он спасет виновного! Действуй, Поль! Действуй! Перед тобой человек, очень неохотно посылающий в тюрьму какого-нибудь бедолагу, которого жизненные обстоятельства загнали в угол, и он в состоянии полувменяемости совершил преступление, однако я не дрогну, когда мне придется покарать преступника, который ради собственной славы и богатства хладнокровно убивает женщину, не причинившую ему никакого зла, но которой он сам причинил зло и не мог ей этого простить, ибо она оказалась препятствием на его пути. Для таких людей у меня нет сочувствия, Рено!
      Он позвонил и, указав полицейскому на Поля Рено, приказал:
      – Увести!
      – У нас есть шансы, шеф? – спросил Крик, после того как репортер ушел.
      – Намного меньше, чем у Рено, – проворчал Маркус.

8

      Через полчаса в комнату инспектора вбежала взволнованная Жаклин Шадрон. Она была очень бледна.
      – Марк, что это значит?! Еще тогда, когда ты был у нас, ты показался мне странным. Потом вы все куда-то исчезли, а теперь Поль звонит и говорит…
      – Я просил его с тобой переговорить, – сказал Маркус. – Неужели он, уходя, этого не сделал?
      – Сказал только, что вы должны выйти и что-то обсудить.
      – Ты что-нибудь слышала о Бурже, Жаклин?
      – Бурже? – задумчиво переспросила она. – Ты имеешь в виду сиротский дом?
      – Да.
      – Недели две назад Поль сказал, что журналисты из «Хет Споор» пытаются проделать с ним то же самое, что они проделали с Дювивье. Несколько раз к нам в дом приходил репортер этой газеты. Поль говорил, будто они готовят серию репортажей о судьбе мальчика-сироты. Они нашли в сиротском доме мальчика, немного похожего на Поля, и распространили слух, будто это его сын, незаконнорожденный сын, будто бы Поль бросил мать ребенка на произвол судьбы, а потом отдал мальчика в сиротский дом. Я считала, что Поль должен подать в суд на эту газету, но он не захотел. «Я знаю, как приструнить этих типов, – сказал он. – Предоставь это мне». Однако я видела, что он нервничает. Я заметила это по некоторым мелочам. Когда я однажды снова затронула эту тему и сказала, что Полю следует поговорить с моим отцом, он закричал: «Ни в коем случае!» Его горячность напугала меня, и тогда он рассказал мне историю своего отца и мальчика-сироты из Бурже.
      – Его отца? – удивился Маркус. – Что за история?
      – Он сказал, что в их семье была давняя традиция – заботиться о мальчиках-сиротах. Это началось с прадеда. Поль считает, что это связано с тем, что прадед потерял пятерых детей. После этого брать попечительство над сиротами стало семейной традицией. И брат Поля также поддерживает этот обычай. Муж рассказал мне также, что однажды его отец, вернувшись из отпуска, сообщил, что в сиротском доме в Бурже живет мальчик, очень похожий на детей их семьи и что он не смог удержаться – взял этого мальчика под свою опеку. Поль рассказал, как они всей семьей поехали повидать этого мальчика, и оказалось, что он действительно похож на выходцев из семьи Рено. Семья приняла мальчика на свое попечительство. Существуют документы, свидетельствующие о том, что воспитание ребенка оплачивалось семьей Рено. Газетчики не замедлили это использовать, желая заставить людей поверить, будто мальчик не был сиротой, а являлся незаконнорожденным сыном Поля, и этот факт, считавшийся позором семьи, Рено тщательно скрывали.
      – Ловко придумано, ничего не скажешь! – заметил Маркус.
      – Что именно?
      – Абсолютно все.
      – Мне вся эта коллизия тоже казалась несколько странной, – встревоженно сказала Жаклин.
      – А тебе не показалось странным, что раньше Поль ничего об этом не рассказывал? И что ни один человек в этом семействе никогда прежде даже намеком не упоминал об этом мальчике?
      – Честно говоря, да…
      – И что же, мальчик в самом деле похож на Поля?
      – О, я не знаю, я его ни разу не видела. Сейчас я упрекаю себя за то, что попросту отмахнулась от всего этого, посчитала всю историю чистейшим вздором и постаралась выбросить ее из головы. Марк, что произошло на самом деле?
      – Мальчик из Бурже – сын Поля.
      – Я это предполагала.
      Жаклин была бледна, она явно нервничала.
      – Последние недели Поль стал таким рассеянным, часто раздражался без особых на то причин, стал груб с прислугой, чего раньше за ним не водилось. И только в последние дни он стал таким, как раньше. Казалось, у него какой-то камень с души свалился, он повеселел. Каждый день я покупала и просматривала «Хет Споор», втайне от всех, конечно, но в газете ничего нового не появлялось. Я успокоилась. Было ясно, что это обычная газетная утка», и продолжения не будет. Марк, скажи мне, пожалуйста, что теперь будет. Незаконнорожденный сын – факт малосимпатичный, но ведь за это не арестовывают!
      – Мать ребенка не знала настоящего имени Поля, но, судя по всему, она узнала его вскоре после рождения мальчика.
      – И что же?
      – Она пригрозила Полю. А вскоре эта молодая женщина погибла.
      Лицо Жаклин стало мертвенно-белым.
      – Ты хочешь сказать…
      – Даже не представляешь, как мне все это тяжело, – с трудом выдавил из себя Маркус. – Да, у нас есть все основания подозревать, что ее убил Поль.
      – Каким образом? – почти неслышно прошептала Жаклин, уставившись на него неподвижным взглядом.
      – Газ. Ее нашли лежащей в кровати. Окно было закрыто, комната полна газа… Есть свидетель, утверждающий, что окно было с утра открыто. Сама она закрыть его не могла, так же, как и не могла открыть газовый кран – эта женщина была парализована и не вставала с постели, а ее кровать находилась в нескольких метрах от окна и газовой плиты.
      – И ты считаешь, что Поль это сделал, чтобы избавиться от обязанности заботиться о ней, как велит закон?
      – Не знаю, – сказал Маркус. – Я бы не хотел высказывать подобных предположений.
      – Но ты так думаешь?
      – Да, – сказал он тихо, – я так думаю. Если бы эта женщина была здорова и могла работать – она была манекенщицей и неплохо зарабатывала, – он нашел бы способ ее утешить: иногда откладывал бы свои дела… встреча здесь… встреча там… немного денег на ребенка… Но из-за ее паралича все рухнуло. Она была прикована к постели и осталась без всяких средств к существованию. Эта женщина, без сомнения, подала бы на Поля в суд. И это было ее право… и для нее единственный выход.
      – О Боже! – Жаклин разрыдалась.
      – Хочешь, я позвоню твоему отцу? – спросил Маркус.
      – Да, пожалуйста. Марк, ты точно знаешь, что это сделал Поль? Впрочем ты бы не сказал мне об этом, если бы не был уверен…
      – Вот именно! – кивнул Маркус. – Нам нелегко будет это доказать, но я не сомневаюсь в виновности Поля.
      – Нелегко доказать? – задумчиво переспросила Жаклин. – Значит, Поль знает?..
      – Да. А почему ты спрашиваешь об этом?
      – Он сказал мне по телефону, что эта клеветническая история выдумана только для того, чтобы убрать его с политической арены. Но из этого, якобы, ничего не вышло.
      – Может, так оно и есть, – проворчал Маркус. – Как мне позвонить твоему отцу?
      Жаклин назвала ему номер телефона, и через двадцать минут в комнату вошел багровый от возбуждения Пьер Шадрон. Он молча, не дрогнув ни одним мускулом, выслушал сообщение Маркуса.
      – Если вы хотите видеть Поля, я его сюда приглашу, – предложил инспектор.
      – Нет! – бросил Пьер Шадрон.
      – А может, Жаклин это сделает?
      – Тоже нет. Едем домой! – Пьер Шадрон повернулся к дочери. – Завтра подумаем, что предпринять.
      Маркус вместе с ними спустился вниз. В вестибюле Пьер Шадрон остановился.
      – В конце концов все это смешно. Никогда никого не следует возносить на пьедестал, а мы именно это сделали с Рено. Мы считали, что это поможет заставить всех забыть дело Дювивье и, что удивительно, мы находили это совершенно естественным, более того, мы сами поверили в непогрешимость Поля. Признаюсь, было приятно говорить искренне, говорить то, что думаешь… У меня появилось такое чувство расслабленности, будто я в отпуске. И все же, признаюсь, я не мог поверить в Поля безоговорочно, что-то порой настораживало меня. Человек без недостатков вызывает невольное подозрение.
      Они вышли на площадь, где стояли такси.
      – Иногда я испытывала какой-то безотчетный страх, – сказала Жаклин. – Затрудняюсь объяснить почему. Казалось, на то не было никаких причин. Я по-настоящему любила Поля, но иной раз боялась его.
      – Я поеду с тобой, – сказал Пьер Шадрон.
      – Папа, скажи же мне хоть что-нибудь! – взмолилась Жаклин.
      – Сейчас лучше ничего не говорить, – устало ответил старый господин.
      – Партия поможет ему? – спросил Маркус. – Я имею в виду: вы попытаетесь спасти положение?
      – Не знаю. Наш идол лежит в обломках, хотя это случается не в первый раз. Мы сумеем склеить кусочки, у нас для этого есть специалисты, и я – чемпион среди них! Мы снова поднимем наше знамя, немного ниже, чем раньше, и постараемся теперь держать его подальше от народа, чтобы не было видно, что оно сшито из кусочков, но мы будем его возвеличивать и, если повезет, снова постараемся купить на этот символ обывателя. И даже не откажем себе в удовольствии посмеяться при этом.
      Стоя возле такси, он сказал:
      – Когда в детстве Поля Рено спросили, кем он хочет стать, знаете, что он ответил? Что он станет королем! Все посмеялись над ним, но в глубине души каждый счел естественным это желание ребенка. Вы не представляете, каким красивым мальчиком он был! Его родители умирали от гордости. Поль превосходно учился, очень рано, совсем юным, проявил незаурядные ораторские способности, при этом был замечательным спортсменом, исполнял все главные роли в школьных спектаклях, короче, все ему давалось, он был истинный баловень судьбы. Может, в этом все дело? Ему так часто говорили, что он многого достигнет в жизни, И это стало его основной целью. – Пьер Шадрон на секунду замолчал, а потом спросил: – Вы надеялись, что он во всем признается?
      – Не очень. Но все же какая-то доля надежды была.
      – Что вы собираетесь делать?
      – Искать… Искать день и ночь!
      – Разумно. Но ведь вам будет нелегко. Поль – профессиональный адвокат, и теперь, когда он все знает…
      – Да уж… – мрачно кивнул Маркус.
      – Могу я попросить вас о небольшой услуге? – обратился к нему Пьер Шадрон. – Хорошо бы история эта не сразу попала на страницы газет. Не могли бы вы помедлить дня два? А мы за это время подберем другого кандидата, это нужно сделать до того, как вся история Поля выплывет наружу. Потом все будет ясно, почему мы отказались от кандидатуры Рено и выставили другого кандидата. Конечно, это будет удар по нашей партии, но мы смягчим его, если публика позже узнает, что Рено, кандидат на пост министра, сидит в тюрьме. Пока для всех он еще не кандидат, а послезавтра уже им не будет. Я имею в виду – для широкой публики. За эти дни я смогу все уладить. Пресса, радио, все средства массовой информации в наше время действуют очень оперативно. Если журналистам станет известно, что Поль, являвшийся кандидатом на пост министра, арестован, нам легче будет заменить его другим кандидатом. Так я могу рассчитывать на это?
      – Я согласен повременить, однако Сакс уже знает все.
      – Ах, да, конечно…
      – Они сейчас как раз готовят к завтрашнему утру сенсационную статью. Но кроме них никто больше не знает об этом деле. Попросим Сакса подождать денька два. Вы можете сказать ему, что я пока тоже буду помалкивать. Правда, он может не согласиться, ведь если произойдет утечка информации, он потеряет возможность первым опубликовать сенсационное сообщение. Кроме того, по прошествии определенного времени сенсация утрачивает свою силу. Арестованный депутат партии – это совсем не то, что арестованный кандидат на пост министра!
      – Я попробую нажать на Сакса, предложу ему денег. Как бы там ни было, нужно действовать немедленно!

9

      Все сорвалось. На следующее утро мальчишки – продавцы газет по всему городу кричали о новости, напечатанной на первой полосе «Хет Споор»: «Поль Рено, кандидат в министры, посажен в тюрьму по обвинению в убийстве!» Все газеты поместили фотографии Поля Рено и Марии-Терезы Сенье, а рядом – фото мальчика, очень похожего на Поля. С самого утра набережную Орфевр атаковали репортеры.
      Когда Маркус вместе с Криком и Полем Рено собрались ехать в Бурже, они увидели возле тюрьмы толпу репортеров.
      – Хочешь, выскользнем через задние ворота? – предложил инспектор Полю.
      – Нет, не стоит, – отказался тот. – Давай выйдем через главные ворота. Я охотно отвечу на вопросы журналистов.
      Он был бледен, но спокоен и решителен. Тюремный надзиратель рассказал инспектору, что Поль накануне вечером попросил бумаги и писал что-то всю ночь.
      – Надеюсь, что ты ничего не имеешь против того, что я перекинусь несколькими словами с журналистами? – спросил Поль.
      – Нет, конечно. А ты уверен, что это не повредит тебе?
      – Спасибо, об этом я сам позабочусь.
      Когда они приблизились к воротам, Поль Рено разом переменился. Опустив стекло, он выглянул из машины и с улыбкой помахал журналистам. Он заявил, что все уладится через пару дней, что это подстроено бандой политических интриганов, но он выведет их на чистую воду. Он с готовностью отвечал на все вопросы, шутил, позволил репортерам сфотографировать себя и пообещал, что если ему будет позволено – тут он галантно поклонился Маркусу, – он ежедневно будет ставить их в известность о том, как продвигается дело. Однако когда они отъехали на некоторое расстояние от назойливых репортеров, которые безуспешно пытались вытянуть что-нибудь из Маркуса, Рено снова стал серьезен, спокоен и молчалив.
      – Это был настоящий спектакль, – сказал Маркус, когда они покатили по бульвару Сен-Мишель.
      – Марк, – произнес наконец Поль Рено, – мы дружим уже много лет, но ты должен понять, что сейчас мы находимся на диаметрально противоположных позициях и я употреблю все средства, запомни: все средства, чтобы одержать над тобой победу.
      – Это твое право.
      – Меня удивляет, что Жаклин ко мне не пришла, – немного помолчав, сказал Поль.
      – Она приходила.
      – Когда?
      – Вчера вечером.
      – Почему же ты не пропустил ее ко мне? Ты же говорил, что это в твоей власти.
      – Она об этом не просила. Поль Рено был потрясен.
      – Как?! – недоумевал он. – Я же сказал ей, что все это простое недоразумение!
      – Должно быть, она уже не верит тебе, как прежде.
      Поль Рено задумчиво уставился в одну точку, на лбу у него собрались морщины.
      – Почему ты решил взять меня с собой в Бурже? – спросил он, когда они выехали за пределы города.
      – Как называлась фабрика, где ты работал юридическим консультантом? – вместо ответа спросил Маркус.
      – Сожеси.
      – Сначала поедем туда.
      – По-моему, эта фабрика больше не существует. – Поедем на то место, где она стояла!
      – Марк, пожалуйста, не кричи на меня! – Поль Рено был явно уязвлен. – Давай, по возможности, сохранять спокойствие и относиться ко всему по-деловому.
      – По-деловому относиться к убийству? Поль проворчал, отвернувшись от него:
      – Хорошо, поступай, как хочешь… Через два часа они добрались до Бурже.
      – А теперь куда? – спросил Маркус.
      – Направо.
      По посыпанной песком дорожке они подъехали к заброшенной фабрике.
      – Здесь?
      – Да. Ты же видишь, что фабрика уже не работает!
      – Где вы обедали?
      – В частном клубе «Рыцари». Думаю, тебя туда не пустят.