Космический Гольфстрим

      Его понемногу охватывало чувство успокоения, покладистости, и он становился иным, и окружающий мир обретал для него теплую тональность. Он начал оживать, как этот космический цветок; негативные эмоции таяли, открывая душу солнцу.
      Вспомнил Эолу. На ее чутком лице появилось болезненное выражение, когда Нескуба потерпел поражение. Любит. Это, наверно, очень приятно, когда тебя любят. Это счастье... А кто же здесь, на космическом корабле, осчастливит его, Алка? Да никто и никогда. Счастье уже поделено между другими, а время отмерено. Сколько там еще осталось, чтобы это небольшое пространство, которым они себя ограничили, превратилось в металлический гроб? Время и пространство - вот в чем суть...
      Алк долго сидел, задумчиво глядя на лепестки своего необыкновенного цветка, словно хотел найти в них ответ на вопрос, которого не мог сформулировать.
      Нескуба изнемогал, распластанный на постели, сон, тяжелый, словно урановая плита, душил, как бы придавливая тело, и капитан не мог даже пальцем пошевелить. Снилось, что застрял он в тесном туннеле, невозможно даже плечи расправить, каменные стены сжимаются, серый мрак застилает глаза, и душу охватывают страх и бессилие. Промелькнули чьи-то перекошенные злобою лица, проплыло несколько формул, среди них четко выделялось гравитационное уравнение общей теории относительности, которым материя увязывалась с геометрией пространства-времени; затем все потемнело, и стало Нескубе так жутко, что он застонал. Легла на плечо чья-то рука.
      - Что с тобой?
      Он проснулся, но еще не окончательно, ориентироваться еще не мог, и тусклый свет ночного плафона вызвал у него одно лишь недоумение. А рука, соскользнув с плеча, погладила его щеку. И вдруг - женский голос, громкий, пронзительный:
      - Кто это?
      В голосе испуг и возмущение. Голос Эолы - Гордей сразу узнал и раскрыл глаза. Эола отшатнулась от него, нервно и торопливо пряча руки за спину. Смотрела на него, не отрывая глаз, словно видела впервые в жизни.
      - Я спрашиваю: кто это? - повторила она уже тише и включила свет.
      - Ты что, не видишь? - отозвался Нескуба. - Эола...
      - Голос как будто бы твой, но это ведь не ты... - колеблясь и пересиливая сомнение, говорила Эола, - ты совсем другой... ты - не ты... Послушай, что это за глупые шутки?..
      - Этого еще не хватало: собственная жена не узнает!
      Нескубе хотелось вскочить одним прыжком, но это ему не удалось. Тогда, опираясь на руки, он с трудом сел, словно после тяжелой болезни. Усилилось тяготение? Но ведь Эола передвигается свободно... И почему она все время смотрит на его грудь? Что она там увидела?
      Нескуба невольно коснулся рукой груди и обомлел: борода! Откуда борода?! Ухватил обеими руками жесткие волосы, провел сверху вниз - борода до самого пояса! Все еще не веря, дернул ее и сморщился от боли. Нет, не приклеена, настоящая. За одну ночь вырос эдакий веник?!
      - Эола... Это какое-то наваждение... Лег спать молодым, а проснулся.... Сколько же я проспал? - Гордей посмотрел на пружинный хронометр, вмонтированный в стену рядом с видеофоном. Стрелки показывали 11 часов 13 минут бортового времени. - Хм... Одиннадцать... А может быть, двадцать три?
      - Часы стоят, - сказала Эола и села на кровать, запахивая халат.
      - Стоят?
      Гордей наклонил бородатую голову к часам:
      - Да, время остановилось...
      - Наоборот, - сказала Эола, - оно мчится с космической скоростью. Если мы так постарели за одну ночь... А седины у тебя сколько! Борода серебрится. Ты похож на святого со старинной иконы.
      - А ты на святую ничуть не похожа, - Нескубе хотелось пошутить, но не получилось: в голосе его отчетливо слышалась старческая шепелявость. - Да неужели же мы так постарели?!
      Нескуба с жалостью посмотрел на жену. Охо-хо! Морщины под глазами и в углах бескровных губ, лицо - как засохшее яблоко. Спросил:
      - Как ты себя чувствуешь?
      - Скверно, - Эола провела ладонью по лицу, словно снимая паутину. - Как может чувствовать себя старушка? Помню, у нас...
      Нескуба раздраженно махнул рукой:
      - Сантименты, реминисценции... Не ко времени это, пойми.
      Эола промолчала. Смотрела, как этот совсем чужой старикан без толку возится у видеофона. Мучается, нажимает на кнопки, а экран все не включается и только смотрит в каюту мертвым бельмом.
      - Что же это такое? - бормочет Нескуба себе под нос. Быть того не может, чтобы атомные батарейки сели. Они ведь на двадцать пять лет...
      Торопливо надев капитанскую форму, которая теперь мешковато сидела на нем, Нескуба отправился в командный отсек. Раздражение и тревожное чувство постепенно ослабевали, рассеивались.
      За пультом сидел, сгорбившись, глубокий старик, в котором Нескуба с трудом узнал Павзевея. Куда только девались его стройность, молодцеватость... Запали щеки, усталый взгляд когда-то таких живых глаз, и большая белая лысина вместо буйной шевелюры.
      "Волосы словно метеоритом сдуло, - подумал Нескуба, - а лицо успел побрить".
      Увидев капитана, Павзевей взял форменную фуражку, лежавшую на пульте, и натянул ее по самые уши.
      - Не надо, - капитан взмахнул рукой, давая понять, что формальности сейчас излишни. - Что происходит, как ты думаешь?
      Павзевей встал, оглянулся, нет ли кого-то еще, и заговорил своим и не своим голосом:
      - Что происходит? А бес его знает... Если ты хочешь проверить мои взаимосвязи с реальностью, тогда... - Павзевей приподнял фуражку и провел ладонью по лысине. - Скажу откровенно: со мною что-то не то... У меня, видишь ли, провалы памяти. Вроде бы еще вчера, заступив на вахту, был еще молодым, а сейчас... И ничегошеньки не помню. Сколько времени прошло? Словно пролетело оно со скоростью света... И я уже лысый... - И он погладил темя, голое, как экран. - Был момент, когда я подумал, что схожу с ума.
      - Успокойся, друг, - Нескуба тронул его плечо. - Я просто хочу разобраться в ситуации. Со всеми нами что-то не в порядке. Что показывает локационный график?
      - Вот, смотри, "горловина" укоротилась и расширилась. Или мне так только кажется?
      - Нет, на самом деле так, - задумчиво произнес Нескуба. Скоро мы ее пройдем.
      - Скоро? - горькая улыбка заиграла на обросшем лице Павзевея. - Доживем ли? Сколько нам осталось? Ты тоже, капитан, взял курс на старость - не чувствуешь?
      - Ты прав: все мы... как-то сразу постарели. - Нескуба склонился над панелью внутренней связи, но, как ни воевал с кнопками, экран и здесь оставался мертвым. - Что случилось?
      Павзевей пожал плечами:
      - Не успел проверить.
      Нескуба невольно бросил взгляд на обзорный экран. Ни единой точки, ни одной искорки - извечная тьма, которая, наверно, никогда не знала, что такое луч.
      "И в этой черноте завяз "Викинг"... - подумал он, ощутив холодное дыхание ужаса. - В какое же пространство мы угодили? Неужели все еще кружимся вокруг коллапсирующей звезды? Или, может быть, что-то совершенно иное? Возможно, все это всего-навсего бредовые гипотезы..."
      Черное пространство гипнотизировало, притягивало, как пропасть, пугало Нескубу своей необъятностью, как бы придавливало сознание тяжелой плитой. Он явственно ощутил свою ничтожность, свою бесконечную малость в этой всемогущей Вселенной. Но это был миг, один миг. "К черту все эти комплексы! Этого еще не хватало! Нужно делом заниматься, а я..."
      Тряхнув головой и расправив плечи, он взбодрил себя, как только мог.
      - Ну, вот что, Павзевей, ты все-таки оставайся у пульта, а я пойду посмотрю, как там остальные. И нужно наладить внутреннюю связь.
      - Хорошо.
      Павзевей сел на свое место, снова сбросив свою красивую фуражку и обнажив сияющую лысину.
      Капитан, стараясь ступать как можно тверже, покинул командный отсек.
      Как и предполагал, ничего утешительного не увидел. Никому из экипажа не удалось уйти от неминучей старости - ни мужчинам, ни женщинам. Заросшие, сморщенные лица; кое у кого в глазах испуг, растерянность, безнадежность. И почти всех охватила глубокая депрессия. Когда-то веселый, духовно здоровый коллектив космического корабля превратился в некий заброшенный пансионат для пенсионеров. Особенно пострадали женщины. Хотя Нескуба на себе испытал "феномен старости" (так мысленно назвал он то, что с ним и со всеми случилось), ему было очень обидно видеть, как время глубоко перепахало их лица, еще недавно такие милые и пригожие.
      Кое-кто еще завтракал в каютах, а некоторые, потребив надлежащие калории, сидели в лабораториях, но Нескуба не был уверен, что они там что-то делают: слишком уж стали старыми и немощными.
      Несколько кают пустовало, и они напоминали Нескубе покинутые гнезда. Где их жители? Ему все стало ясно, когда зашел он в госпиталь. Небольшое овальное помещение в центре корабля было переполнено больными. Вокруг них хлопотали все три врача, в том числе и Эола.
      - Что за эпидемия? - спросил Нескуба.
      - В основном анемия, - ответила Эола. - Даем витаминные препараты, но, сам понимаешь, этого недостаточно, необходимо усиленное питание.
      - Хорошо.
      Нескуба шагнул к экрану, чтобы тут же передать приказ, но, вспомнив, что связи нет, только махнул рукой.
      - Ну, а Ротнаку, пожалуй, уже ничто не поможет, - шепнула Эола капитану на ухо и глазами показала на кровать, где, скрючившись, лежал физик. Бледная с синеватым оттенком рука больного сжимала клок рыжевато-белой бороды. Нескуба сразу почувствовал, что дело плохо.
      - Что с ним?
      - Тяжелый случай. - Эола отошла с Нескубой в дальний угол. - Последнее время он только и делал, что подрывал свое здоровье...
      - Конкретно, - нетерпеливо перебил Нескуба.
      - Глубоко поврежденная эндокринная система. Сердечно-сосудистая тоже. Применяем все возможные методы...
      Нескуба подошел к Ротнаку, склонился над ним и осторожно коснулся его плеча.
      - Ротнак... Ты слышишь меня, Ротнак?
      Физик не пошевелился, только вздрогнули веки и едва шевельнулись губы - возможно, хотел что-то сказать, но не смог.
      - Что же ты, дружище?..
      Спазм перехватил горло Нескубы, и он не смог вымолвить больше ни слова. Молча, даже с каким-то странным любопытством смотрел он, как постепенно сползают с бороды Ротнака посиневшие пальцы, как западают, становясь серыми, щеки и на глаза набегает зловещая тень. Эола бросилась за шприцем, но это было уже не нужно. Нескуба снял берет, минуту постоял, склонив голову, затем, ни на кого не глядя, вышел из палаты.
      "Так... Первая смерть в космосе... - запульсировала мысль. - Переступил черту Ротнак... Ну что ж, эту черту рано или поздно переступит каждый... В свой час..."
      Хотелось как можно скорее дойти до каюты, упасть на постель и лежать, ни о чем не думая, забыться... Но какие же тяжелые ноги, будто бы чугунные...
      "Кажется, начинаю сдавать, - упрекнул он себя. - Этого еще не хватало!.."
      Заставил себя обойти весь корабль, чтобы своими глазами увидеть каждый отсек, мастерские, лаборатории, склады. Съел свою порцию хлореллы и тут же отдал приказ об усиленном питании - старший повар сразу взялся за составление нового меню.
      В командный отсек вернулся Нескуба вконец обессиленным, тяжко опустился в свое командирское кресло и несколько минут сидел без движения.
      - Внутренняя связь налажена, - доложил Павзевей, подчеркивая, что считает капитаном Нескубу.
      - Так... Хорошо... - Нескуба поднял голову. - А что там было?
      - Энергоблок. Батарея села.
      - Атомная батарея? - вскинул брови Нескуба.
      - Да.
      - Выяснить причину. Атомная батарея... Невероятно!
      - Причина одна - время. - Павзевей снова коснулся лысины и отдернул руку, словно ее обожгло.
      Нескуба некоторое время молчал, затем включил микрофон и, глядя на свое изображение на экране (настоящий старикан!), заговорил, снова ощутив себя капитаном.
      - Товарищей Хоупмана, Идерского, Илвалу, Лойо Майо прошу ко мне.
      Когда психолог и физики явились, старчески медлительные и неповоротливые, Нескуба долго не мог их узнать.
      "Ну и постарели! - щемящая жалость шевельнулась в груди. - Вероятно, ощущают свое тело как чужой поношенный костюм. Так же, впрочем, как я. Мы ведь не успели привыкнуть к старости".
      - Не знаю, как назвать нашу встречу, - развел руками Нескуба. - Симпозиум? Коллоквиум? Или небольшая научная конференция? Необходимо проанализировать ситуацию. При этом, мне кажется, не грех дать волю фантазии. Чем больше будет предложено идей, тем лучше. Таким образом, надеюсь, нам удастся хоть немного продвинуться в решении задачи, где почти все параметры неизвестны. Свободная дискуссия позволит найти рациональное зерно и сделать правильные выводы. Начните, пожалуйста, Хоупман, вам слово.
      Астрофизик сделал движение, чтобы встать, но Нескуба жестом остановил его.
      Хоупман заговорил вполголоса, время от времени оглядываясь на черный овал обзорного экрана, словно остерегаясь кого-то постороннего:
      - В последнее время на "Викинге" происходит нечто невообразимое. Некоторые моменты можно истолковать разве только как нарушение закона причинности. А что, если мы попали в такую систему координат коллапсирующей звезды, которая характеризуется щелями во времени? Иначе трудно объяснить прерывистость в наших действиях. Я, например, не могу припомнить, каким образом оказался у гравитационного трансформатора...
      - А мы с Эолой опомнились во "Всякой всячине", - сказал Нескуба. - Помните, как раз перед матчем? До сих пор не могу понять, как и зачем мы туда попали.
      - Может быть, это провалы памяти? - вставил Илвала.
      - Возможно, - согласился Нескуба. - Но опять-таки что за причина? Ведь эти странные провалы испытали все или почти все. Но вот если принять предположение о щелях во времени, тогда все прояснится.
      - А это наше постарение? - обернулся из-за пульта Павзевей. - Перед сном экипаж был молод. Не могли же мы в конце концов проспать пятьдесят земных лет и остаться в живых!
      - Позвольте, а почему именно пятьдесят? - спросил Лойо Майо.
      - Аккумуляторы питания внутренней связи, рассчитанные на пятьдесят лет, исчерпаны. Пришлось менять пластины.
      - Так, это уже что-то другое, - задумчиво произнес Идерский. - Щелями это объяснить невозможно. Наоборот, здесь, очевидно, произошло уплотнение времени, значительное его ускорение.
      - Получается, за десять часов - пятьдесят лет? - пробормотал Нескуба. - Ничего себе!
      - Теоретически в пространстве, которое интенсивно сжимается, время может лететь с бесконечно большой скоростью, сказал Хоупман. - Тысячелетия могут промчаться за одно короткое мгновенье, целые тысячелетия. Так что нам... в этом смысле повезло.
      - Действительно, - вздохнул Павзевей, - если бы с такой скоростью...
      - Тогда мы бы здесь сейчас не сидели и не обсуждали бы парадоксы времени и пространства, - иронически усмехнулся Илвала.
      - Все это так, - покачал головой Идерский. - На тысячу лет нас никак уж не хватило бы.
      У Нескубы немного отлегло от сердца: шутят, улыбаются значит, не все еще потеряно.
      Заговорил рассудительно, взвешивая слова:
      - Коллапсирующая звезда, пространство, замкнутое на самое себя... Все мы сходимся на том, что "Викинг" попал в гравитационную ловушку черной дыры. Но вот прошло достаточно времени...
      - Может быть, пятьдесят лет, - вставил Павзевей.
      - Да, пятьдесят лет, а мы все падаем и падаем... Но получены ли новые характеристики... этого объекта?
      - Самое звезду как таковую нащупать не удалось, - ответил Лойо Майо. - А вот конфигурация неба очень изменилась. Галактики стягиваются воедино. Все видимые галактики.
      - Стягиваются воедино? - переспросил Нескуба, и поредевшие брови его взлетели вверх. - Следствие скорости "Викинга"?
      Лойо Майо потер пальцами лоб, словно хотел разгладить морщины:
      - Нет, наша скорость здесь ни при чем... То есть она в какой-то мере... Но не это главное. Очевидно, меняется геометрия пространства. Мы углубились в такую область Вселенной, где возможны парадоксальные явления. Впрочем, выводы делать еще рано, наблюдения продолжаются...
      Идерский придерживался примерно такого же мнения:
      - Необходимо проводить наблюдения пространства всеми имеющимися способами, чтобы охватить не только Метагалактику, но и элементарные участки. Максимально широкий спектр наблюдений - вот что даст нам возможность разобраться в новой картине Вселенной.
      Прислушиваясь к рассуждениям ученых, Нескуба пытался воплотить их абстракции в некие конкретные реалии, представить себе эти "щели во времени", искривление пространства, его замыкание на себе, мерцательное влияние времени... И ничего не получалось. Воображение оперировало обычными образами эвклидова пространства и не могло создать никаких других конструкций. Конечно, Нескуба понимал, что здесь может помочь только математическое мышление, что абстракции нужно ловить сетью формул, и все равно ощущение этого невидимого препятствия, ограничивавшего воображение, подавляло мысль и угнетало душу.
      В дверном проеме появилась женская фигура, и, присмотревшись, Нескуба узнал Эолу. Подойдя, она шепнула ему на ухо:
      - Пора проводить Ротнака.
      - Что? - не понял капитан.
      Она повторила.
      - А-а... да... - Мрачная действительность напоминала о себе, требовала своего, и нужно было оторваться от романтической сферы гипотез. Нескуба встал. - Вот что, друзья, настало время попрощаться с Ротнаком.
      На глазах Идерского появились слезы.
      - Неужели Ротнак... - прошептал он, глядя на Эолу. - Неужели он...
      Эола молча кивнула и ушла.
      - Да, - Нескуба обвел взглядом своих товарищей. - Первые похороны в космосе.
      Один за другим вышли они из командного отсека. Только Павзевей сутулился у пульта.
      Лойо Майо молча положил перед Нескубой черную фотографию. Мол, смотри и постарайся понять, что это такое. Глаза его поблескивали. Нескуба склонился над фотографией, но, как ни напрягал зрение, ничего не мог различить, кроме равномерной черноты. Протер глаза пальцами, но эффект был все тот же.
      - Его бесконечность Космос?
      Астроном кивнул.
      - Я такого языка не понимаю, - поднял голову Нескуба. Не можете ли вы дополнить этот негатив словами?
      - Это... видите ли... потрясающее открытие...
      - Я ничего здесь не вижу.
      - Ах да, прошу прощения! Извините, пожалуйста! - Лойо Майо засуетился, роясь в карманах комбинезона. В конце концов вытащил откуда-то что искал. - Вот, будьте добры. - И, протянув Нескубе лупу, указал пальцем на правую сторону фотографии. - Взгляните сюда.
      Нескуба принялся пристраивать лупу, то приближая, то отдаляя ее от фотографии, и снова ничего не обнаружил.
      - Вот она где! - Астроном дрожащим пальцем ткнул куда-то. - Одна-единственная точечка во всем пространстве.
      Нескуба навел лупу на это место и только теперь действительно заметил маленькую белую точку.
      - Разве это не царапина?
      - Технология у нас на высоте. А этот уникальный документ имеет эпохальное значение. Здесь зафиксирована вся наша Метагалактика. Мир, откуда мы вылетели...
      - Вот эта светлая точечка?
      - Именно она! - кивнул головой астроном. - Конечно, при очень большом увеличении.
      - Неужели мы улетели так далеко? - ужаснулся Нескуба. Да на такое расстояние не хватило бы жизни тысячи поколений!
      - Расстояние здесь, может быть, и не такое большое. В космических масштабах - рукой подать. Суть в размерах нашей Метагалактики. Мы ее видим сбоку, размер ее составляет микроскопическую часть сантиметра: десять в минус тридцать третьей степени.
      Брови Нескубы сошлись на переносице, на лбу собрались морщины. Что он такое говорит? В минус тридцать третьей степени? Это ведь ноль целых, за ним еще тридцать два нуля и единица. В своем ли он уме, этот Лойо Майо?
      - Это парадоксально, но...
      - Но факт? - подхватил Нескуба и испытующе взглянул на собеседника. Тот не выдержал взгляда, отвел глаза в сторону, губы его вздрогнули, будто он хотел что-то сказать, но не решился.
      "Все ясно: психическое расстройство, - подумал Нескуба. В условиях бесконечных стрессов нетрудно и свихнуться... Тревожно-маниакальное состояние..."
      Между тем Лойо Майо объяснял дальше:
      - Такому парадоксу содействовала большая концентрация массы, что неминуемо вызвало искривление пространства...
      В глубине обзорного экрана Нескуба заметил гроздь золотых точек - далекие звезды посылали весточку о своем существовании.
      - Наступил момент, когда пространство замкнулось, - продолжал Лойо Майо.
      - И теперь миллиарды звезд спрессовались в одну элементарную частицу. Не так ли?
      - Нет, здесь не то. Наши галактики помещаются в этой элементарной частице.
      - Ай-я-яй! - сокрушенно покачал головой Нескуба. - Бедные галактики! И наша Земля там, человечество, цивилизация... Не тесновато ли им в таком объеме? Да вы не отчаивайтесь... Изображая улыбку, Нескуба встал, обнял астронома за плечи. Выше голову! Мы ведь пока тоже не спрессовались в какой-нибудь электрон, а остаемся людьми.
      - Мы выскочили оттуда... - смущенно проговорил Лойо Майо, высвобождаясь из объятий Нескубы. - Понимаете - выскочили через горловину так называемой черной дыры, так что... непосредственной угрозы... пока нет... Не надо волноваться...
      "Это открытие травмировало психику капитана, - в свою очередь подумал астроном, - вон как отреагировал... Не нужно было так прямо... как лазерным лучом... Вероятно, стоило позвать Илвалу..."
      - Я не волнуюсь, - сказал Нескуба. - Но вы ведь сами говорите: явление парадоксальное... Ну хорошо, хорошо, идите отдыхайте, а звезды... звезды тем временем могут еще высыпаться из этой гравитационной ловушки, и все станет на свои места.
      Лойо Майо попятился к выходу, с подозрением поглядывая на капитана. Догадался, что тот думает о нем, и это только подтвердило его собственное предположение о психике Нескубы: ведь сумасшедшие считают ненормальными всех, кроме себя.
      - Да-да, - бормотал астроном, - вы тоже отдохните... Все крайне переутомлены.
      Нескуба шел за ним до самого выхода, заслоняя собой экран, и все беспокоился: "Только бы он не заметил скопления звезд, только бы не заметил..." Закрыв массивные двери, вздохнул, вернулся на свое место у пульта. Черная фотография, принесенная астрономом, почему-то тревожила, мозолила глаза, и он резко отодвинул ее в сторону. Какая-то бессмыслица - Метагалактика в элементарной частице! Бесконечно большая масса замкнута в бесконечно малом пространстве. А луч? Как он мог вырваться оттуда? Ну и фантастика! Игра больного воображения, и больше ничего...
      Перевел взгляд на обзорный экран и даже улыбнулся. Вот она - Вселенная. А вот и новая Галактика, а он болтает о какой-то элементарной частице! Да, свихнулся, бедный, не иначе.
      Нескуба соединился с каютой Илвалы, но психолога не оказалось на месте. Передал радиовызов по всему кораблю, и минут через десять Илвала явился.
      - Взгляни, - капитан указал на черную фотографию и пододвинул лупу. - Это принес Лойо Майо.
      Илвала улыбнулся:
      - Знаю, я как раз от него.
      - Ну, как он там?
      - Беспокоится, что травмировал твою психику.
      Теперь и Нескуба рассмеялся, его широкая, как опахало, борода задрожала.
      - Какой же ты ставишь диагноз? Не pseudologia phantastika? * Жаль, если такой ученый...
      - Не торопись с выводом, Гордей. - Илвала сел рядом с Нескубой, повертел фотографию в пальцах. - Это ведь документальный снимок, и он содержит информацию.
      - Какую? О чем?
      - О структуре Вселенной.
      Нескубу передернуло:
      - Что здесь происходит? И ты туда же?
      - Видишь ли, капитан, они там в обсерватории ни на минуту не прекращали наблюдений. Можем ли мы им не доверять? Почему?
      - А вот почему! - Гордей резким движением руки указал на обзорный экран, где отчетливо видно было скопление звезд. Однако на Илвалу это не произвело впечатления.
      - Я не астроном и не физик, дискутировать с тобой не собираюсь. Вызови специалистов, а я послушаю. Интересно: что они скажут?
      Нескуба с удивлением посмотрел на психолога, но склонился над микрофоном внутренней связи. Вызвал астрофизика Хоупмана, Идерского и, естественно, астрономов. Лойо Майо явился на этот раз со своим коллегой - Александром Осиповым, который все время хмурил брови. Сам Лойо Майо казался спокойным, едва ли не равнодушным, но по тому, как дрожали у него пальцы, когда брал он в руки "черную фотографию", Нескуба заметил, что он сдерживает свои эмоции. Но что его волнует? Неужели это неожиданное "открытие" или обсуждение, на которое они собрались?
      - Ну что ж, товарищи, хотя перед нами вечность, зря время терять не будем, - капитан сдержанно улыбнулся и продолжал: - Вы, вероятно, уже кое-что слышали об астрономической сенсации, и вот возникла мысль обсудить ее всем вместе. Прошу вас, Лойо Майо, проинформировать товарищей более подробно.
      - Вот здесь, - сказал Лойо Майо, подняв фотографию над головой, - портрет Вселенной, последний портрет... Наружные размеры всей нашей Метагалактики, - здесь Лойо Майо иронически улыбнулся, - бывшей нашей Метагалактики - составляют сейчас 10 J3 сантиметра. - Он положил
      * Фантастическая псевдология - сообщения о событиях, которых не было в действительности, при искренней убежденности в их истинности.
      фото на блестящий пластик пульта управления. - Мы должны это учитывать, прокладывая дальнейший маршрут... Если бы я oдин получил такие результаты, то подумал бы, что сошел с ума. Но ведь мы вели наблюдение вместе с Александром Осиповым.
      Все слушали Лойо Майо как завороженные. Вся Метагалактика - в элементарной частице! Миллиарды миллиардов звезд, планет... Неисчислимая энергия, эмоции, мысли, прошлое и будущее - живая, бурлящая материя... Да как же все это может поместиться в микроскопическом объеме?
      Воображение Нескубы, наконец здравый смысл сопротивлялись, не принимали такого парадоксального допущения.
      Когда Лойо Майо закончил, некоторое время царило молчание. А потом заговорили все сразу, и Нескубе пришлось повысить голос, призывая к порядку.
      У компьютера расположился Хоупман, маленький, сморщенный старикашечка, и на экране возникло кружево формул, которью невозможно было опровергнуть. Аналитический ум агрофизика убеждал тонкой логикой мышления. Формула Вселенной разрасталась, как некое волшебное дерево, и ее символические знаки, такие невыразительные сами по себе, будучи собраны в систему, обретали фантастическую силу. Они сжимали и спрессовывали Метагалактику в тот квант пространства) который выражался величиной Ю-33 сантиметра. Макрокосм в микрокосме, бесконечное в конечном! Указывая на испещренный формулами экран компьютера, Хоупман напомнил, что подобные космологические идеи выдвигались еще в двадцатом столетии и что кое-кто считал это игрой ума по схеме: "Что случилось бы, если бы было так..."
      - Теперь мы видим, что это не умозрительные конструкций, а сама реальность, - устало произнес астрофизик.
      - Реальность... - тихо повторил Нескуба, растерянно глядя на коллег. - А это разве не реальность? - и он указал на скопление звезд в левом верхнем углу обзорного экрана. Голос его звучал немного раздраженно. - Что же это, по-вашему?
      И тут все умолкли: взгляды заскользили по большому обзорному экрану, где белели какие-то пятнышки.
      Хоупман пожал плечами:
      - По всей вероятности, иная Вселенная открывается перед нами. Космический Гольфстрим выносит нас на новый простор.
      - А что вы на это скажете, Идерский?
      - Что ж, эти утверждения не противоречат теории и, как видим, подтверждаются действительностью. Нам только нужно преодолеть инерцию привычного мышления. Мироздание неизмеримо сложнее, чем мы себе представляли до сих пор, как в смысле структуры, так и в отношении фундаментальных законов.
      Идерский шевельнулся и... поплыл по воздуху. В той же позе - словно все еще сидя на стуле.
      - Осторожно! - воскликнул Нескуба. - Держитесь за сиденье!
      Но его предостережение запоздало: все, кроме него самого и Осипова, который тоже успел вцепиться в подлокотники, очутились под белым пластиковым куполом. Беспомощно барахтаясь, они то касались друг друга, то разлетались в разные стороны. Один ворчал, другой что-то выкрикивал, третий смеялся - все находились уже в состоянии эйфории, даже Осипов перестал хмуриться. Невесомость! Путы гравитации порвались. Невесомость - это ведь спасение! Невесомость - что может быть прекраснее!
      Посматривая на своих товарищей, которые плавали, как рыбы в аквариуме, капитан ощутил какую-то непонятную истому во всем теле, легкое головокружение. Перед глазами вздрагивала серая дымка. Он попытался сосредоточиться на этом явлении, но безуспешно: в каждую данную минуту забывал то, о чем думал только-только что. Память улетучивалась, и, естественно, самый этот процесс тоже зафиксировать было невозможно. Он не успел даже заметить, как все они молодели, как минута за минутой укорачивались их усы, бороды, а потом и вовсе исчезли, как темнели их волосы, а лысина Павзевея покрылась густой шевелюрой. Каждый ощущал упругость в мускулах, бодрость во всем теле. Весь экипаж помолодел - и женщины, и мужчины физически стали такими, какими были примерно на седьмом году полета, когда попали в Космический Гольфстрим. Еще один зигзаг Времени, и зигзаг счастливый для наших путешественников: к ним вернулись молодость, здоровье, желание жить и работать.
      Помолодевший, полный энергии, Гордей Нескуба в свободные от вахты часы не мог усидеть в своей каюте. То отправлялся к Лойо Майо и Осипову, чтобы припасть к окуляру телескопа, то забредал в клуб посмотреть новый фильм, снятый на "Викинге", но больше всего времени отдавал электронной памяти корабля. Прослушивал то, что надиктовал сам или его помощники. Эолу это удивляло, она даже пробовала выспросить, чего он добивается, но Гордей только отмахивался, виновато улыбался и молчал. Но все это не могло скрыть от чуткой подруги внутреннего его беспокойства или, пожалуй, даже тревожных предчувствий. Что-то мучило Нескубу, не давало спать, он осунулся, под глазами появились синяки. В конце концов Эола не выдержала: