Под золотым водопадом

– А ты мне советуешь просто родить от него ребенка?

– Черт, два – ноль! Ладно, не мое дело. Ну давай хоть о нем справки наведем, позвоним в Краков, узнаем, женат он или нет. Тут ты не будешь возражать?

– Да звони, звони. Я уверена, он не женат. Он предложил мне венчаться. Оказывается, мы оба католики.

– Мэг, ты католичка? Какой сюрприз! Я всегда думала, что ты еврейка! А почему ты никогда не ходила к мессе?

– Мой папа действительно еврей. Но моя мама чистокровная ирландка. Они с отцом были вообще неверующие, хиппи, и познакомились в коммуне.

Но после моего рождения взялись за ум, а крестила меня бабушка с маминой стороны. Теперь я буду ходить в церковь вместе с мужем. Никогда не поздно начать.

– Я тоже католичка, – робко заметила Джованна.

– А я протестантка. Сердечно благодарю вас за прекрасную Варфоломеевскую ночь! Так звонить мне в Краков или нет?

– Там сейчас все спят...

Линда назначила Биллу свидание в его кабинете.

В величественном кабинете сэра Уильяма Линда всегда робела. Здесь он был для нее не Билл, внимательный и заискивающий возлюбленный, а грозный ректор, невозмутимый и требовательный властелин маленького царства под названием Фелтон-колледж.

– Линда, ты очень кстати. Мы собираемся отчислять четырех студентов за хулиганство во время Хэллоуина и употребление наркотиков. Один из них, кажется, твой студент. Он мне сказал, что ты за него придешь похлопотать. Он что, такой гений и это будет невосполнимой потерей для науки?

– Не знаю, 6 ком ты говоришь. У меня много студентов. Но, если хочешь знать, я против отчисления. Ты же им ломаешь жизнь. Выписываешь волчий билет. Хотя бы подожди до конца семестра и отчисли за неуспеваемость.

– Я не собираюсь подписывать липовые бумаги.

Все эти наглецы отлично учились.

– Ну так тем более, дай им еще шанс...

– Это наркотики, Линда. Я не могу позволить, чтобы о нашем коллеже шла дурная слава.

– Какие наркотики? ЛСД, героин? Ну забили пару косячков. В Амстердаме марихуана продается на каждом углу.

– Линда! Что ты говоришь? У тебя же растет ребенок! Забили, пара косячков... Откуда тебе известен этот жаргон? Ты рассуждаешь, как мой сын...

– Мне он все больше становится симпатичен. Я социолог, и знание жаргона моя профессиональная обязанность. Послушай, нагони на них страху, оштрафуй, отправь на галеры – пускай три месяца бесплатно убирают территорию. Я считаю, это твоя вина – ты обязан присутствовать на подобных мероприятиях. На хэллоуинской вечеринке я одна была из всех преподавателей. А остальные сидели по домам. Надо больше интересоваться жизнью студентов, а не разыгрывать небожителя.

Билл задумчиво посмотрел на свои руки, лежащие на проекте приказа об отчислении. Потом встал и медленно разорвал его.

– Ты права, это моя вина. В последнее время я больше думаю о себе, чем о колледже. Надо пригласить интенданта и спросить, какие работы можно поручить нарушителям. А что у тебя было ко мне?

После такого разговора у Линды не поднялась рука вернуть ему кольцо. Судьба несчастных заблудших студентов могла бы решиться совсем иначе.

– Я пришла по поводу нашего польского профессора. Мне нужно его досье. Он сделал Мэгги предложение, и они собираются пожениться прямо сейчас. Короче, я хочу узнать, можно ли ему доверять?

– Это так... неожиданно. Я не имею права показывать его досье посторонним людям, даже тебе, – Ладно, ладно, ты очень честный, я знаю. Но сам-то прочитать его ты можешь? И мне кратко пересказать. Хотя бы скажи, он женат или нет? Я уверена, служба безопасности проверяет людей из Восточной Европы на предмет коммунистического прошлого.

Билл вздохнул и пошел доставать из сейфа папку с бумагами. Он пролистал бумаги, стоя возле сейфа.

– Нет, он не был коммунистом, в прошлом даже вел репортаж о «Солидарности» на «Немецкой волне», у него потом были из-за этого проблемы на родине. Разведен семь лет назад, один ребенок. Девочка, пятнадцать лет. Кстати, он регулярно отсылает бывшей жене на ребенка часть своего жалованья. Это его хорошо характеризует. Докторская степень, два года работал в Берлине... Думаю, для Мэгги достаточно информации. – Билл захлопнул папку и запер сейф. – Только не проси, пожалуйста, продлить ему контракт. На его место уже приглашен другой специалист. Я и так все время иду у тебя на поводу...

– Спасибо, Билл. Дальше пусть сами разбираются. Ну я пойду?

– Линда, мой сын приезжает десятого декабря.

У него какие-то планы на Рождество, и он решил поздравить меня раньше. Вполне в его стиле. Я собираюсь вас познакомить. Приходи с Оливером пораньше. А потом мы вместе пообедаем.

– Но ведь мы еще увидимся до этого?

– Конечно, но я тебя приглашаю заранее. Ничего не назначай на этот день. Может быть, ты тогда и сообщишь нам обоим свое решение?

Линда набрала воздуха и досчитала до пяти, готовясь все-таки сказать правду...

Но в это время в дверь постучали и просунулись несколько голов. Это были несчастные нарушители.

Не желая присутствовать при их разговоре, Линда покинула кабинет сэра Уильяма.

Вечером у Линды ужинали Кароль и Мэгги и обсуждали свои дальнейшие планы. В понедельник они регистрируются в здешнем Сити-холле в Шервуде, потом Мэгги едет в Нью-Йорк, а Кароль заканчивает семестр и переезжает к ней. Он будет искать работу, а когда найдет, они обвенчаются и в свадебное путешествие поедут в Польшу. У Мэгги на пальце уже было надето скромное обручальное кольцо. Кароль сказал, что в Кракове у него хранится бабушкино кольцо старинной работы, это будет его свадебный подарок.

Линда только удивлялась. Мэгги вела себя очень спокойно и рассудительно, без своей обычной язвительности. С Каролем они разговаривали так, словно знали друг друга много лет и между ними было все давно уж решено.

А может быть, это и есть любовь? – подумала Линда Они оба хотели одного и того же – устроить свою жизнь. И вдруг все чудесным образом совпало. По всем пунктам. Такое счастливое стечение обстоятельств.

В это время Мэг что-то рассказывала про Линду.

Линда прислушалась.

– Это ведь она нас познакомила. Кароль, Линда – это сущий ангел. Она и нашу другую подругу Кору познакомила с мужем, ну не специально, а так совпало. Линда, ты столько сделала добрых дел!

Скоро это все материализуется, и ты получишь что-то очень большое и хорошее для себя – Хотелось бы в это верить...

Мэгги уже отбыла в Нью-Йорк, а Кароль еще бродил по кампусу с тихой блаженной улыбкой.

Их неожиданная свадебная церемония закончилась скромным банкетом в маленьком итальянском ресторанчике «Феличита».

Мэгги специально поехала с Линдой накануне в магазин за платьем себе и костюмом Каролю. Обругав неширокий выбор и провинциальные вкусы, Мэгги остановилась на брючном костюме от Диора, а Каролю она выбрала и оплатила дорогой черный клубный пиджак и темно-серые брюки.

– Это мой подарок на свадьбу. Будешь в этом костюме ходить устраиваться на работу.

– Надеюсь, это последняя вещь, которую ты покупаешь мне на свои деньги, – серьезно заметил Кароль.

– Почему на свои? – воскликнула Мэгги. – Теперь у нас общие деньги. Не будь таким гордецом.

Я просто вкладываю деньги в удачный проект.

И, надеюсь, со временем все окупится.

– Так я для тебя всего лишь проект? – обиделся Кароль.

Линда ткнула Мэгги локтем в бок: мол, сначала думай, а потом говори, поляки очень обидчивые.

Мэг вдохнула.

– Кароль, мы, американцы, люди простые. Что думаем, то и говорим. Вернее, не думаем, а говорим. То есть... говорим не думая... Тьфу, черт, запуталась. Короче, я тебя люблю, не обижайся!

Джованна каждую субботу брала выходной, но Линда была только рада, что кому-то в этом мире стало легче жить.

Десятое декабря приближалось со скоростью звука. И Линда готовила свое выступление перед Биллом, которое она шутливо окрестила «речью на отречение от престола».

В конце концов она решила написать Биллу письмо. И отдать перед ужином. Линда села перед экраном компьютера и задумалась.

«Дорогой Билл! Пишу тебе в надежде не потерять твое уважение и человеческую расположенность ко мне. Начну без лишних слов – я хочу вернуть тебе кольцо. Мне было трудно решиться на этот поступок, хотя я давно уже поняла всю свою несостоятельность для столь важного шага, как замужество.

Моя любовь к тебе – это любовь ученицы к учителю, если хочешь – дочери к отцу. Но для брака нужно нечто большее. Возможно, я еще продолжаю любить отца моего Оливера, а может, я вообще рождена для одиночества и свободы. Но наша дружба ведь продолжится и без брачного контракта ?

Я очень дорожу своей работой, но, если ты скажешь мне, что видеть меня каждый день тебе невыносимо, я готова на эту жертву ради тебя. Но готов ли ты на жертву? И сможешь ли достойно принять мой отказ, не запятнав себя местью уязвленного мужского самолюбия.

Уважающая тебя, Линда Хоппер».

Линда решила, что десятого декабря сразу отдаст письмо Биллу, подождет, пока он его прочитает, а потом тихо «уйдет, чтобы не мешать встрече отца и сына.

Десятого декабря Линда проснулась в веселом настроении. Она отпустила Джованну, не спрашивая, куда та направляется. Она уже знала, что они с Мелиссой едут в Бостон. Потом пошла с Оливером в парикмахерскую. По логике мне бы нужно идти в гости нечесаной и немытой, чтобы Биллу было не так обидно меня терять. Но именно сегодня Линде захотелось быть очень красивой. Она приняла свое желание за рецидив женской стервозности. Вернувшись домой, она тщательно нанесла макияж на лицо и надела узкие джинсы и черный тонкий джемпер, красиво облегающий грудь и подчеркивающий тонкую талию.

Немного подумав, она вылила себе за воротник остатки «Шанели № 5». Вот и все, долго же я их хранила. Пора начинать новую жизнь. И новые духи.

Линда подъехала к дому Билла. На месте, где она обычно парковалась, стоял серебристый красавец «порше». А его сыночек – любитель повыпендриваться. О мой Бог! Да еще «каррера дейта».

Явно не в папу. Хорошо, что мы теперь не породнимся, Взяв на руки Оливера вместе с карситом, Линда поднялась по ступенькам.

Дверь ей открыл сэр Уильям. Он подхватил Оливера, поставил его кресло на столик под зеркалом.

Помог Линде снять куртку.

– Подожди... – Линда достала из кармана конверт. – Прочти сейчас.

– Проходи, сначала я тебя познакомлю с сыном. – Они вошли в гостиную, но там никого не было. – Он же был тут. Смотрел твою книгу. Садись, я принесу тебе выпить.

– Прочти письмо, пожалуйста... И принеси мне минеральной воды.

– Зачем так скучно? Мы будем пить шампанское. – Билл вышел за бокалами, но письмо взял с собой.

Линда распаковала Оливера. Сняла с него шапочку. Потом встала и пошла обратно в прихожую.

У нее в кармане куртки лежала коробочка с кольцом. Она достала коробочку и уже собиралась поставить ее на каминную полку.

– Какой приятный сюрприз! Прекрасная француженка, сбежав от сына, собирается осчастливить отца! Новая версия фильма «Любовь под вязами». В главной роли Бланш... ах нет, простите, Линда Хоппер.

Линда вздрогнула и обернулась.

Перед ней стоял Эдвард.

В этот миг Линда потеряла сознание. Очнулась она в объятиях Эдварда. Он дул ей в лицо, хлопал по щекам. Линда разжала руку.

– Я принесла это... вернуть. Билл знает. Почему ты ушел из поезда? – И Линда заплакала.

Эдвард молча смотрел на нее. Потом тихо сказал:

– Я проспал. Элементарно проспал. Когда я проснулся, поезд уже был черт знает где. Меня весь день продержали в полицейской части при вокзале и выясняли, что я собирался там сделать. Но как ты здесь оказалась?

– Меня взяли на работу после защиты... Это случайность...

– А мой папа тоже случайность? Покажи, что это? Обручальное кольцо! Это тебе он подарил? У вас уже так далеко зашло? А этот ребенок – уж не мой ли единокровный братец?

– Это твой ребенок! Ты что, не умеешь считать?

Эдвард изменился в лице. Он поднялся с колен и побежал разыскивать отца.

Сэр Уильям сидел у себя в кабинете и перечитывал письмо. У нее хороший стиль, машинально отметил он. Я бы даже сказал, блестящий.

– Отец, это я. Послушай, мы никогда не говорили с тобой на такие темы. Но сегодня я просто обязан тебя спросить. Ты спал с ней?

– О чем ты, Эдвард? С кем?

– Не прикидывайся Братцем Кроликом! С Бланш... с Линдой? Я тебя умоляю, скажи все как есть...

– Ты сошел с ума. Как я могу оскорбить женщину склонением ее к близости до свадьбы?! Если бы она сама захотела, то возможно... но...

– Слава Богу! Папа, первый раз в жизни я в восторге от твоих допотопных взглядов! Ты меня просто осчастливил!

– В чем дело, сын? Я не понимай, что происходит?

– А то происходит, что она моя жена, а ее сын мой ребенок! Вот что происходит! Ладно, сиди тут и переваривай это известие, а я пошел устраивать, свою личную жизнь.

...Линда сидела не шевелясь на том же месте, на каком ее оставил Эдвард. Она перестала плакать. Но смеяться еще не могла. Какое счастье, что я отдала письмо именно сейчас! Отдала бы раньше – не увидела бы Эдварда, отдала бы позже, Эдвард бы мне не поверил!

Эдвард подошел к ней. Потом взглянул на Оливера.

– Как его зовут?

– Оливер Эдвард Хоппер.

– Имя мне нравится, а вот фамилию мы ему поменяем. Слушай, давай уедем куда-нибудь и поговорим. Отец здесь явно третий лишний.

– Поедем ко мне.

– Отлично. Я буду следовать за твоей машиной.

– Я боюсь за твоего отца. С ним ничего не случится?

– Пошлем к нему кого-нибудь.

Когда Линда садилась в машину, пошел снег.

Господи, спасибо! – говорила про себя Линда. Я чувствовала это, но просто не могла поверить. Спасибо, Господи!

Они вошли в дом Линды. Оливер удивленно смотрел на Эдварда и морщил лоб, словно старался припомнить, где он его видел.

– Это твой папа, – сказала сыну Линда, – повтори.

– Папа, – неожиданно четко сказал Оливер и засмеялся.

Эдвард осторожно взял его на руки.

– Вот это чудеса! Готовый живой мальчик! Как будто я его в магазине купил. Или лучше; выиграл по лотерее!

Он посмотрел на Линду.

– Слушай, а он будет спать сейчас? Или надо его все время держать?

– Можно посадить его в манеж.

– Ну так посади ненадолго. Нам надо поговорить наедине.

– Тогда подожди минут десять. Я его покормлю и отнесу поспать, он спит днем по три часа.

Пока Линда кормила Оливера, Эдвард рассматривал ее гостиную.

– Вот так и живешь – одна, с ребенком?

– Так и живу. А ты как живешь?

– А я, как идиот, все это время тебя искал. У меня была маленькая зацепка – Принстон. Ты сказала, что училась там год. Я перерыл все списки студентов и аспирантов. Искал иностранную студентку по имени Бланш. Какого черта ты так назвалась?

– Я хотела открыться тебе на другой день. Но мне сказали, что вагон пустой. А я потом дала объявление в «Нью-Йорк таймс».

– Я никогда не читаю объявлений. Да, кстати.

Сейчас принесу.

Эдвард выскочил на улицу, побежал к машине.

Сдернул что-то с зеркала. Потом вернулся.

– Узнаешь?

– Мое колье! Я уже с ним простилась навеки!

– Как и со мной?

– Но мы должны были встретиться. Не случайно я здесь оказалась. У меня было три предложения.

А я выбрала именно этот колледж.

– Ну и чем ты руководствовалась, если честно?

– Зарплатой, конечно.

– Значит, зря я ругаю отца за его непомерные расходы на колледж. Да, кстати. Где у тебя телефон? – Эдвард позвонил отцу, долго слушал его голос в телефонной трубке. Потом сказал:

– Отец, ты как всегда прав, я легкомысленная свинья. Но я тебе все объясню. А ты тоже хорош: почему сразу нас не познакомил? У тебя даже моей фотографии нет! Ладно, я не обижаюсь... Потом поговорим. Я у Линды... Пока. – Вроде старик не собирается травиться от несчастной любви. Он даже передает тебе привет.

– Пойдем уложим спать Оливера.

Они поднялись наверх. Оливер уже зевал и тер глаза руками. Линда опустила его в кроватку и накрыла одеялом. Они на цыпочках вышли из детской и стали спускаться на второй этаж.

На площадке Линде подвернулась под ноги клеенчатая книжка-игрушка. Последнее время Оливер приноровился бросать свои игрушки на лестницу.

Линда поскользнулась. Эдвард подхватил ее под руку, но через секунду они уже лежали на лестничном ковре, упираясь ногами в ступени. Нет, они не упали. Просто плавно опустились, обнимая и целуя друг друга.

Все произошло невероятно быстро. Черный джемпер Линды и синяя безрукавка Эдварда отлетели к двери спальни. Следом последовали его рубашка, брюки, ее джинсы и более мелкие детали их туалета. Эдвард без всяких прелюдий тотчас вошел в мгновенно подавшееся к нему женское лоно, и еще через секунду они, продолжая целовать и ласкать друг друга, медленно начали сползать по лестнице, передвигаясь то резкими, то плавными толчками. Они ничего не говорили друг другу, но их тела вели между собой свой доверительный и горячий разговор, и в этом разговоре было все раскрыто и объяснено.

Они очнулись на полу в гостиной. На улице уже темнело, за окном шел снег. Совершенно голые и мокрые от пота молодые люди сразу же почувствовали озноб. Эдвард встал и протянул руку Линде.

Огляделся и, сдернув с ближайшего кресла плед, накинул его на них обоих. Они подошли к окну и восхищенно ахнули.

За окном наступила настоящая зима. Весь двор и окаймляющий его парк были занесены свежим снегом. Их машины стояли, засыпанные сверху, утопая в снегу до подфарников. Высокая ель напротив центрального окна осела под тяжелым белым покрывалом. Неосыпавшиеся листья на деревьях выглядывали из-под снега, как кончики платьев из-под белых шуб. Это нашествие снегопада было стремительно и неожиданно, но именно так в Массачусетс обычно приходила зима.

– Теперь мне отсюда не выбраться, – мечтательно сказал Эдвард, – Я застрял до самого Рождества.

– На Рождество тебя где-то ждут? – спросила Линда, прижимаясь к нему всем телом.

– Мало ли где меня ждут... Подождут и перестанут. У тебя есть Интернет?

– Обижаешь. Спроси еще, есть ли у нас электричество.

В это время холодильник на кухне замолчал, а двор погрузился в темноту.

– Ну и есть ли у вас электричество? – засмеялся Эдвард. – Теперь меня волнует другое. Есть ли у нас свечи?

– Это из-за снега, сейчас все зажжется. Подожди.

Действительно, через секунду холодильник снова заработал, а во дворе стало светло.

– Не зажигай свет, пускай будут свечи. Представь, что мы с тобой первые поселенцы. Приехали сюда из тесной маленькой Европы и будем встречать наше первое Рождество на незнакомом континенте. Смотри, какая огромная ель!

Какие яркие звезды! И какой тяжелый чистый снег...

– И какие несчастные засыпанные машинки под ним. И их надо срочно чистить, пока снег не продавил крыши.

– Линда, ты совсем не романтична? Ты не любишь игры, фантазии?

– Если бы я была не романтична, я бы тебя не дождалась.

Но Оливер уже проснулся и не дал им продолжить их романтичное свидание под одним пледом у зимнего окна...

Линда все-таки уговорила Эдварда выйти во двор и почистить машины. Оливер тоже пошел гулять. Эдвард возился с ним, подбрасывал и кидал в высокие сугробы, малыш хохотал и визжал.

А Линда методично снимала и стряхивала снег с машин своими разноцветными веничками и лопаточками.

– Почему ты зимой ездишь на «порше»? – поинтересовалась она, заканчивая работу.

– Потому что... Ну есть одна причина.

Эдвард в это время лепил снежки и был настроен по-деловому.

– А что за причина, можешь мне сказать?

– Даже не знаю, как тебе и объяснить... Это довольно трудно сформулировать.

– Даже так? Это секрет?

– В какой-то мере... Просто я... страшно сказать...

Просто я люблю выпендриваться! – закричал последние слова на весь двор Эдвард и запустил в Линду снежком.

– Ты мне нравишься! – закричала в ответ Линда. – Ты классный парень, Эдди!

– А ты горячая девочка, Бланш! Предлагаю завести наших лошадок в стойла и больше не чистить до весны.

– Ты решил остаться здесь до весны?

– Вот сейчас пойду и залягу в зимнюю спячку.

Мне больше не к чему стремиться. Жена есть, ребенок есть – чего еще надо простому обывателю?

– Ты как будто не доволен?

– Пытаюсь все это осознать. Раньше я был одинокий ковбой, дикий пират – гроза морей. А теперь надо все переделывать и жить по-другому. У меня даже не было времени на подготовку.

– Тебе нужно время? Скажи сколько – и ты его получишь!

– Ты обиделась? Нет, не отворачивайся, я вижу, у тебя губки задрожали. Так, первая супружеская ссора! Официант, запишите на мой счет, пожалуйста! Мама, мы с Оливером замерзли. Пошли домой.

После возни с машинами и гаражом, после просушки и обогрева Линда занялась ужином.

Ее действительно задели слова Эдварда про обывательское счастье и необходимость времени на осознание случившегося.

– Ну и о чем мы так сосредоточенно думаем? У тебя такой озабоченный вид. Ты решила меня выставить вон? Нет, этот номер не пройдет! Я мечтаю сегодня поспать в твоей спаленке и насладиться твоим роскошным телом в нормальных человеческих условиях, а не в вагоне и не на лестнице. Я устал от экстремального секса. А это надо обязательно делать самой? Готовить, я имею в виду. Давай я закажу ужин по телефону!

– Я уже закончила! Мне нравится хозяйничать.

Когда я что-то делаю на кухне, я мысленно проговариваю свои лекции. А ты ешь только в ресторанах?

– В общем да. После маминой смерти я ел дома только на Рождество. Я имею в виду – дома у отца.

Но он стал таким занудой. Ему не нравится все, что я делаю. Я удвоил наш капитал, а он все читает мне нотации, как надо жить. Поэтому я и не часто езжу к нему. Не понимаю, как ты собиралась выходить за него замуж? Неужели тебя не смущал его характер?

– Он! Это запрещенная тема. Я не знала, что ты его сын и вообще что ты есть где-то, а не в моем воображении...

– Я без всяких обид. Я все понимаю. Но мне вдруг стало интересно. Ну чисто по – дурацки любопытно. Безотносительно к тебе. Вот за что его может полюбить женщина?

– Ну... он очень умный, интересный, сильная личность. Потом он с женщинами ведет себя по-другому. Он джентльмен, никогда не спорит. Его можно убедить в чужой правоте, а это редкое качество. Он и внешне очень импозантен – высокий рост, красивые черты лица, умные глаза...

– Я уже начинаю ревновать. Значит, тебя он не поучал и не воспитывал?

– Иногда он дивился на меня. Именно дивился.

И все время говорил: ты совсем как мой сын, говоришь его словами. Но это его не раздражало, а, по-моему, приятно удивляло.

– А тебе не хотелось узнать, что это за сын такой, который так похож на тебя?

– Как тебе сказать. У меня слово «сын» вызывает только одну ассоциацию – маленький мальчик.

Ну вроде Оливера. И я так и держала в голове: у Билла где-то есть маленький мальчик. Думала, вот придется еще и его воспитывать...

– Но мальчик оказался очень большой. Да? И все у него выросло такое большое – пребольшое... Эдвард прижал Линду к себе и уже засунул ладонь ей под футболку.

– Кому-то надоел экстремальный секс...

– Ладно, продолжим после ужина.

...Как ни странно, телефон все это время молчал. Был звонок от Джованны – они с Мелиссой застряли в снегопаде. Потом Эдвард позвонил отцу, но говорил с ним недолго.

– Старик жив-здоров, но сильно не в духе. Слушай, а у тебя нет старшей сестры? Для моего отца.

Я его понимаю, он уже строил планы на тебя...

Только непонятно, что бы он с тобой делал долгими зимними вечерами во время перебоев с электричеством?

– Билл не производил на меня впечатление дряхлого старца...

– Ведьма! Ты с ним целовалась? Я угадал?

– Один раз... Случайно в машине...

– У меня скоро разовьется эдипов комплекс. Так как насчет сестры?

– Есть тетя. Она еще не старая, но, если серьезно, немного из другого теста. Намного проще, чем он.

– Срочно выписываем тетю. Чем проще, тем лучше. Ничего не придется долго объяснять – Перестань куражиться. Я ему в прощальном письме все написала: что люблю его, как отца, что не могу забыть папу Оливера...

– Ты так и написала?

– Да, и вручила письмо еще до встречи с тобой.

– И это все правда? В твоем письме?

– Мне надо поклясться на Библии, чтобы ты мне поверил?

– Господь сказал: «Не клянитесь, говорите: да или нет». Так скажи: ты меня правда не забывала?

– Да – У тебя были после меня другие мужчины?

– Нет.

– Ты меня любишь?

– Да.

– Ты будешь продолжать флиртовать с другими мужчинами вообще и с моим отцом в частности?

– Нет.

– Ты будешь моей женой?

– Да!

– Бланш Линда Хоппер, вы прошли тест. Можете идти и приступать к своим непосредственным обязанностям.

– Каким?

– Разговоры отставить! А ну в койку! Бе-гом!

– А ужин?

– Ужин нам принесут в постель... После...

...Когда он задремал, Линда продолжала лежать с открытыми глазами, не смея шевельнуться. Она боялась спугнуть это состояние летящего блаженства, которое все еще находилось в ее теле. Эдвард обнимал ее, его рука во сне скользила по ее обнаженному телу. Линда подумала о том, что слова о единой плоти – это не отвлеченная метафора, а действительное определение их собственной близости.

Вдруг Эдвард проснулся и привлек к себе Линду.

– Пошли ужинать, – прошептал он ей в ухо, я проголодался.

– Я собиралась идти под душ.

– Есть предложение: наливай ванну и жди меня.

А я принесу ужин. Будем делать два дела одновременно.

– Я никогда не ела в ванной...

– Все когда-нибудь бывает в первый раз. Только сейчас соображу, где взять столик... Продаются такие столики для ванной, у меня дома есть... – Эдвард осекся, но тут же рассмеялся своим удивительным мальчишеским смехом. – Да, я прожил большую и интересную жизнь и с удовольствием поделюсь с тобою своими открытиями... Где у тебя самая большая ванная?

– В этой спальне – круглая.

– Вот это самое то.

Линда включила воду и села на край ванны. Через несколько минут появился Эдвард.

– Что это за хрень? – спросил он, внося гладильную доску.

– Это Джованна купила, моя няня. Представляешь, она гладит белье. Но надо накрыть ее клеенкой, не дай Бог что-то не так, она будет переживать.

– Я попал в девятнадцатый век... Няни, гувернантки, гладильная доска, назад в будущее... – Эдвард приладил доску, потом принес приготовленные Линдой салат и мясные рулеты с ветчиной, фрукты, начатую бутылку кьянти, стоящую в холодильнике еще со Дня благодарения.

– К сожалению, это не «Сент-Амур». Помнишь, мы пили в поезде? Я привез отцу ящик коллекционного вина. Но так растерялся, что не захватил сюда ни одной бутылки. Придется идти к нему справлять Рождество. А ты любишь дешевые итальянские вина?

– Я совершенно не разбираюсь в винах. Кажется, кьянти пили герои Хемингуэя...

– Я не читал Хемингуэя. По-моему, кьянти пьют бедные итальянские крестьяне.

– Тоже мне, Великий Гэтсби!

– Понимаю, ты не разбираешься в вине, поэтому хочешь убить меня своим интеллектом. Я и забыл, что ты профессор. А у меня никогда не было девушки – профессора. Были фотомодели, актрисы, оперная певица, просто шлюхи высшего разряда, ну и так по мелочи – студентки, ВИП-продавщицы, богатые девочки без определенных занятий...

– Сейчас я встану и опрокину гладильную доску на тебя. Объясни, зачем тебе нужна я? Я не фотомодель, не актриса, а если и стала с тобой шлюхой, то уж точно не высшего разряда.

– Опять обиделась. Хорошо, давай я буду врать тебе. До встречи с тобой я был девственником и воспитывался в католическом монастыре, а после нашей встречи все ночи онанировал на твое ожерелье. Знаешь, мне папа всегда говорил: читай книги, повышай свой интеллект, а то ничего не будешь знать. Теперь я понимаю, зачем ты мне нужна.

Если я чего не знаю, у тебя спрошу. Ты все книги прочла за нас обоих.

Линда не знала, плакать ей или смеяться. Эдвард был удивительно красив, заразительно весел, и наверняка у него очень легкий и добрый характер. Но насколько серьезно он относится к ней?

И как долго их отношения продлятся?

– Кстати, с чего ты взяла, что ты плохая шлюха? Ты очень качественно все делаешь, а главное от души! Ну, Бланш, не принимай мои слова так серьезно. Я хороший парень, я буду беречь тебя и Оливера, заботиться о вас, честное слово. Слово потомка индейского вождя. Вот видишь, я все помню, что ты мне говорила тогда. Съешь кусочек... очень вкусно ты готовишь, но мы заведем повара, чтобы ты не отвлекалась от главного... Я придумал, что мы сделаем с этим вином...

Эдвард перевернул бутылку и стал выливать ее содержимое в воду. Потом он вытянул руку и начал поливать Линду. Доска была отставлена, и посуда со звоном скатилась на пол. Эдвард придвинулся к Линде, продолжая орошать ее красным вином.

– Смотри, растекается, как кровь в воде. Это кровь нашей страсти, – нарочито низким голосом произнес Эдвард. – Без крови не бывает крепости.

Встань, дева... Я орошу твои бедра и выпью вино твоих чресл...

– Ты только прикидываешься неучем, а на самом деле не так прост... Может, ты еще и латынь знаешь?

Но Эдвард уже ловил языком струйку вина, стекающую по животу Линды.

– Подожди. Я тоже так хочу. О, прекрасный отрок, обнажи свой горячий жезл и дай мне насладиться его волшебной струей!