Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Прыжок в ничто

ModernLib.Net / Научная фантастика / Беляев Александр Романович / Прыжок в ничто - Чтение (стр. 2)
Автор: Беляев Александр Романович
Жанр: Научная фантастика

 

 


Авто затряслось, словно промчалось по бревенчатому мосту. Шофер оглянулся.

Это смеялся мистер Стормер.

— Положение действительно крайне серьезное, — продолжал он тише и спокойнее. — Что мы переживаем, вам известно. В трех странах уже властвуют коммунисты. Каждый день приносит известия о новых самоубийствах. Давно ли Смит, Мильтон.., за ними Скарфас, теперь Сиддонс, Аббингтон... Настоящая эпидемия. Ужаснейшие кризисы бывали и раньше, но кончали с собой немногие. Почему? Люди верили: за кризисом снова наступит эпоха процветания. Теперь этой веры нет. Кто разорился — разорился навсегда. Разве я не прав?

— Ффф...

— Таково положение и таково настроение. Революции и разорение, неизбежные, как смерть, сторожат нас всех. Неизбежная гибель. Стормер сделал паузу, чтобы отдышаться.

— Человек отчаялся. Изнервничался. Истомился. Человек уже протягивает руку к револьверу. И в эту минуту к нему приходит наш агент и говорит: «Мы можем спасти вас. Мы обеспечим вам тихое убежище, куда не доберутся ваши враги и где вы сможете в кругу близких вам людей, окруженные привычным комфортом, доживать вашу жизнь. Да, это будет вам стоить миллионы. Но что эти миллионы будут стоить завтра? Завтра вы можете проснуться бедняком, и у вас будут отрезаны все пути к отступлению, бегству, спасению...» Много ли найдется таких, которые откажутся от нашего предложения? К примеру, леди Хинтон. Вполне созревший плод. Еще два-три уже близких политических краха, и из этого денежного мешка посыпаются в наши руки фунты стерлингов без счета. Мы будем строить «Ноев ковчег». Мы будем строить звездолет, десятки звездолетов, нимало не заботясь о том, полетят они или нет. Мы будем стоять во главе дела и ворочать огромными средствами. Конспирация упрощает отчетность. Ведь надо же совершенно не иметь коммерческого чутья, чтобы не оценить всю выгодность этого предприятия. Надеюсь, теперь вы вполне поняли, что значит открыть золотые россыпи на Темзе?

Маршаль де Терлонж от волнения долго пыхтел, фыркал и, наконец, выдавил из себя:

— Э-э-э.., ффвы ссовершенно правы!

Так в туманный лондонский вечер во тьме лимузина родилось новое акционерное общество, скрепленное коротким крепким рукопожатием.

3. О ПОЛЬЗЕ ЭКВАТОРА

Ганс Фингер стоял у окна кабины. Его вьющиеся русые волосы и лицо пламенели на солнце. Он насвистывал веселый марш, отбивая такт и ногою и рукою. Фингер переживал восторг первого полета на стратоплане.

«Жизнь — чертовски интересный фильм, когда время и события летят, как этот стратоплан...» Ганс все ускорял темп марша. Если бы можно было фильм жизни пустить еще быстрее! Ударить время в загривок так, чтобы все часовые стрелки завертелись быстрее секундных, отрывные листки календарей посыпались, как осенние листья в бурю, и само солнце кометой понеслось бы по небосклону...

Ганс вдруг пошатнулся, ударился головой о стенку и вскрикнул. Или он также, подобно некоему утопическому герою, получил дар творить чудеса?.. Солнце, как футбольный мяч, описало дугу на небе и скрылось за рамой окна.

Ганс потер затылок, уселся в мягкое кресло и засмеялся.

«Ну конечно, это стратоплан сделал крутой вираж. Да, переводя время на третью скорость, надо держаться покрепче».

Ганс задумался.

Выборы, забастовки, уличные демонстрации. Ганс поспевал всюду: разбрасывал нелегальные листки с крыши, начинял ими абонентные книжки в будках телефонов-автоматов, умудрялся под носом «могикан» делать, как и сотни его товарищей, антиправительственные надписи на стенах домов и на проезжающих фургонах, собирал хронику для подпольных газет, пускал детские шары с прокламациями, водружал ночью красные знамена на шпилях церквей, продавал театральные программы, вкладывая в них листовки, изобретал десятки способов агитации, убегал от преследования, скрывался, переодевался; даже загримировывался и снова выкидывал такие штуки, от которых зеленели враги, смеялись рабочие и бесились политические калифы...

Вызов Винклера. Организация побега Цандера. Шикарный костюм «под англичанина». Мягкое купе. До швейцарской границы — на авто. Пограничная полоса. Ночь, буря... Розыски товарищей, к которым у Винклера было письмо. Блуждание... Переправа через реку. Тревога. Перестрелка...

Швейцария. Горы в окрестностях Альп. Небольшой дом — шале — среди елей, лиственниц, альпийских кедров. Снег. Вкусный горный морозный воздух, напоенный запахом хвои. Работа в мастерской. Изготовление модели звездолета по чертежам. Учеба. Война с интегралами и дифференциалами. В свободные часы — лыжи, экскурсии по горам... Приезд Блоттона с большими новостями. Заказ большого пассажирского звездолета. Отъезд Блоттона, Цандера и Винклера в какой-то неведомый Стормер-сити...

На Ганса возлагаются новые обязанности: закупка и прием высококачественных сталей в разных городах Европы и Америки. Беспрерывные поездки. Это интересно. Но... «агент по закупкам» — такая работа не во вкусе Ганса. Он шлет отчаянные письма Винклеру. Наконец Винклер «сжалился» над ним. Прилетел в Европу, чтобы лично сделать кое-какие закупки и захватить с собой Ганса. И вот теперь они летят в этот таинственный Стормер-сити. Летит и Блоттон. Он совершит первый подъем в стратосферу на одноместной ракете. Этой чести он не хотел уступить никому.

Ганс смотрит в окно. Небо на этой высоте серо-аспидного цвета. Солнце ослепительно бело.

А что делается внизу? Вогнутый темно-синий щит океана. На нем ослепительно яркий кружок — отражение солнечного диска.

Великолепный, чудесный полет! Чудовищный прыжок! От западных берегов Европы на юго-запад, через Атлантический океан, к Южной Америке. Стратоплан пересек весь ее континент от края до края над бассейном реки Амазонки, перевалил через Анды, сделал широкий полукруг над побережьем Тихого океана и теперь идет к тем же Андам с юго-запада. Вот они виднеются едва заметной зазубринкой на горизонте...

— Уф! — Ганс снова засвистал марш.

— Чего ты там рассвистелся? — говорит Винклер из соседней кабины.

— Уж очень хорошо летим! — отвечает Ганс, направляясь к Винклеру.

— На аэроплане так не посвистел бы! — говорит Винклер. Он сидит у столика и рассматривает что-то в своей записной книжке, пыхтя неразлучной трубкой.

— Я только в воде не умею свистеть, — ответил Ганс. — А в аэроплане — сколько угодно.

— Эффект тот же, что в воде: мотор глушит.

— Это верно, — согласился Ганс. — Здесь совсем тихо. Словно летишь на аэростате. Даже взрывов не слышно.

— Быстрее звука летим, оттого и не слышно. Четыреста. Мы замедляем ход и снижаемся. Высота всего пятнадцать километров.

— Но ведь здесь температура должна быть значительно ниже, чем на поверхности земли, скорость же звука уменьшается с понижением температуры...

Винклер кивнул утвердительно.

— ..доходя при нуле до трехсот тридцати двух метров в секунду. Сейчас, вероятно, мотор уже выключен.

— А каков потолок?

— Двадцать — двадцать два километра. Это самая выгодная высота, если не гоняться за рекордной скоростью.

— Комариный взлет. Двести — триста километров — куда ни шло! Пятьсот — шестьсот — это настоящая высота! — послышался голос третьего пассажира.

Дымя египетской сигареткой, к креслу Винклера подошел Генри Блоттон. Лорд был одет в теплый светло-коричневый спортивный комбинезон, хотя в такой «прозодежде» не было никакой необходимости: кабина стратоплана хорошо отапливалась электричеством и снабжалась чистым воздухом. В ней было тепло, уютно, комфортабельно, как в купе пульмановского вагона.

— Аэропланные рекордсмены высоты, разумеется, копошились в пыли по сравнению с нами. Для всех этих «саундерс-валькирий», «фарман-су-перголиафов», «юнкерсов» двенадцать — пятнадцать тысяч метров были уже почти предельной высотой. Исследователи стратосферы поднимались повыше. Но они поднимались на аэростатах. А вот недавно в «Таймсе» я читал...

Блоттон оседлал своего любимого конька и начал нескончаемый разговор о рекордах высоты, о соперниках, которые могут оспорить его лавры, о шансах на победу таких же рекордсменов, как он.

— Вы отправитесь в межпланетное путешествие и сразу побьете всех своих соперников, — сказал Винклер. Блоттон не понял насмешки.

— Да, но.., опасаюсь, что об этом не будет напечатано в «Таймсе» и мои соперники просто не узнают о новом рекорде, — меланхолически ответил он.

Стратоплан снижался и замедлял ход. Горы на горизонте росли, темный цвет неба бледнел, голубел, одна за другой гасли звезды, как на рассвете.

Далеко внизу, у подножья гор, как ярко-зеленый океан, разлилась буйная тропическая растительность.

— Анды — южноамериканское продолжение Кордильер, — сказал Винклер. — За ними пустынная низменность, а дальше — скалистые горы республики Эквадор.

— Удивительно! К этому трудно привыкнуть. Какая скорость, какая победа над пространством! — воскликнул Фингер и еще раз Пережил весь полет.

Европа — словно большая карта. Справа — Азорские острова, слева — острова Зеленого Мыса, едва различимые даже в сильнейший морской бинокль, Южная Америка... Бассейн Амазонки с ее притоками, похожими на ветви дерева... Полукруг «атмосферного торможения» над Великим океаном и вновь берега Южной Америки, уже западные.

— Да, неплохой способ изучения географии. Это получше наших школьных книг и карт, — сказал Генри. — Но скорость черепашья. Иное дело — космический полет!

— Космический полет! Черепашья скорость! — в тоне Блоттона продолжал Винклер. — Что значат какие-то двенадцать — восемнадцать километров в секунду космического полета по сравнению хотя бы с тридцатью километрами полета Земли? А звездные туманности! Некоторые из них летят с огромной скоростью.

— Именно? — спросил Блоттон.

— Около тысячи километров в секунду — обычная средняя скорость. Но есть и исключения. По новейшим данным, туманность Большая Медведица номер двадцать четыре летит со скоростью одиннадцать тысяч семьсот километров в секунду, Лев номер один — почти двадцать тысяч километров.

— Да, такая скорость мне нравится. Но не смейтесь, любезный Винклер. Я мало понимаю в таких вещах, но наш друг Лео Цандер говорил мне, что когда мы в совершенстве овладеем радиоактивной энергией, то можно будет достигнуть и скорости света.

— Увы, даже со скоростью света вам придется лететь до ближайшей звезды четыре года и четыре месяца. До других же солнц-звезд, которых мы считаем нашими «соседями» в мировом пространстве, — десять — пятнадцать лет. Лишь несколько десятков звезд находятся от нас на таком близком расстоянии. До остальных пришлось бы лететь сотни и тысячи лет. Вас окружала бы необъятная пустыня в течение месяцев, годов, десятков лет. Всякое понятие о времени исчезнет.

— Какая ближайшая к Солнцу звезда? — спросил Блоттон.

— Альфа Центавра. Всего около сорока триллионов километров.

— Четыре года с небольшим — не так уж много. Помолчав, лорд Генри вернулся к земным делам:

— А почему, собственно, для старта выбрано это дикое, пустынное место?

— Именно потому, что оно дикое, пустынное, нелюдимое. Таково желание акционеров вашего дикого общества «Ноев ковчег». Конспирация.

— Но ведь пустынных мест немало на земном шаре, взять хотя бы Южный полюс. Там нам никто не помешал бы, даже вездесущие репортеры. Почему именно здесь? Я хотел бы знать, чем определялся выбор.

— На это были свои, и немаловажные, основания, — серьезно ответил Винклер. — Именно здесь существуют наиболее благоприятные условия для взлета. Вам, вероятно, известно, что ракете при взлете с Земли необходимо пробиться через двойной панцирь: атмосферы и земного тяготения. Наибольшее тяготение существует на полюсах, наименьшее — на экваторе, так как Земля несколько сплющена к полюсам. К тому же на полюсах наименьший, а на экваторе наибольший центробежный эффект. Поэтому панцирь тяготения на экваторе минимальный.

— И какова разница в весе?

— На экваторе тело весит на одну двухсотую долю меньше, чем на полюсе.

— Только-то? — разочарованно сказал Блоттон.

— Да, только-то. Благодаря центробежному эффекту и «вздутию» земного шара у экватора тела здесь весят на полпроцента меньше, чем у полюсов. Как будто в самом деле немного. Но для ракеты важно даже и такое уменьшение веса: оно дает заметную экономию в запасе горючего. Так что и полпроцента веса — совсем не маленькая величина в нашем предприятии.

— Хорошо, экватор. Согласен. Но почему именно это место на экваторе?

— Чтобы ответить и на этот вопрос, нам придется поговорить уже о другом панцире — атмосферном. Воздух, которого мы на глаз не замечаем, представляет почти непреодолимое препятствие для быстро движущегося тела. Чем быстрее движение, тем больше сопротивление. При очень больших скоростях сопротивление воздуха почти так же велико, как и сопротивление твердого тела, — настоящий стальной панцирь. Это не только образное выражение. Метеоры — падающие с неба камни — движутся с космической быстротой; врезаясь в атмосферу, метеоры помельче, раскаляясь из-за сопротивления воздуха, испаряются, осаждаясь тончайшею пылью. Вот с каким препятствием придется иметь дело в нашем полете. Жюльверновские герои, вылетавшие из пушки в снаряде, должны были бы в первое же мгновение выстрела разбиться в лепешку о дно снаряда. Чтобы избегнуть этой печальной участи, мы будем увеличивать скорость нашей ракеты постепенно. Мы должны выбрать такое место на земном шаре, где атмосферный панцирь обладает наименьшей толщиной. Относительная плотность воздуха зависит от давления, температуры, влажности, а все это, в свою очередь, от высоты над уровнем моря. Чем выше над уровнем моря, тем панцирь атмосферы тоньше, тем легче, следовательно, пробить его и тем меньше надо затратить на это горючего. На высоте шести километров плотность воздуха примерно уже вдвое меньше, чем на уровне моря. Теперь, надеюсь, вам понятно, что межпланетному кораблю выгоднее всего стартовать с возможно более высокого места, с какой-нибудь горной поверхности? Итак, что же нам нужно? Экватор и наибольшая высота на нем. Возьмите глобус, и, поворачивая его, вы увидите, какие горные местности пересекает экватор. Острова Суматра и Борнео и Южноамериканские Кордильеры — Анды. Острова гористы. Там имеются высоты более четырех тысяч метров. Возможно, что Суматра и Борнео станут ракетодромами будущих регулярных межпланетных путешествий, как и Анды. Но на этих островах.., слишком людно: нефть, каменный уголь, тропические пряности и фрукты и прочие заманчивые вещи привлекли туда капитал и людей, и острова стали колониями целого ряда держав. Притом Суматра и Борнео находятся сравнительно далеко от тех фабрик и заводов, на которых изготовляются части ракеты. Переброска обошлась бы дорого. Следовательно, остаются Анды. Здесь все, что нам, вернее вам, нужно: экватор, высокие горы, безлюдье, бездорожье, пустыня, глушь. Вполне подходит и топография местности. Полет будет направлен по наклонной в двенадцать градусов на восток, то есть в том же направлении, в каком вращается и земной шар. Это для того, чтобы воспользоваться «бесплатной» добавочной скоростью вращения Земли, прибавить эту скорость к скорости ракеты. Как видите, если умело взяться, то и вращение Земли можно сделать союзником. Между Андами и Скалистыми горами лежит долина. Там, где Анды обрываются к этой долине, удобно устроить площадку для разбега ракеты. Набрав скорость, ракета «сорвется» с обрыва, чтобы покинуть Землю. Ну, теперь все «почему» разрешены? Блоттон кивнул головой:

— Благодарю вас, все понятно. Не сетуйте на меня за мою тупость: мне не приходилось заниматься этими высокими материями.

— Однако мы так заболтались, что едва не прозевали посадку, — сказал Винклер. — Уже виднеется Стормер-сити — цель нашего путешествия. На всякий случай пристегнитесь к креслу ремнями. Стартодром здесь не вполне оборудован.

Фингер молча выполнил этот совет, но Блоттон, пристегиваясь, небрежно сказал с видом бывалого человека.

— Излишняя предосторожность!

4. КАК МОЖНО МНОГОЕ ВМЕСТИТЬ В МАЛОМ

Сегодня последний день...

Эллен роняет на землю несколько сорванных роз и не замечает этого.

Тетка приказала собираться в дорогу. «Ты можешь отобрать вещей весом на центнер, и ни грамма более, — сказала она. — Можешь брать все, что тебе нравится и что ты считаешь нужным».

Эллен вошла в загородный замок леди Хинтон со стороны сада по широкой белой каменной лестнице. Фамильные гербы над дверьми с высеченными из серого камня львами были изъедены ветрами и дождями четырех веков. Четыреста лет клыкастые, оскаленные пасти зверей охраняли покой замка. И теперь приходится бросать все на произвол судьбы, лишь бы спасти себя...

Зимний сад. Журчат фонтаны в мраморных водоемах, щебечут птицы. Искусственные гроты, маленькие водопады среди зелени. Пальмы, кактусы всевозможнейших видов. Ценнейшая коллекция орхидей, собранная ее дедом в то время, когда орхидеи вошли в Англии в моду и за редкие экземпляры платили груды золота. Некоторые причудливые экземпляры этих экзотических цветов имели свою историю. Для того чтобы получить их, смелые охотники за орхидеями отправлялись в дикие леса Центральной Африки и Южной Америки, сражались с дикарями, зверями, умирали от лихорадки, укусов змей. Некоторые из них были сожжены на кострах, съедены людоедами, умерли от отравленных стрел. Когда эти политые кровью необычайные, словно привезенные с другой планеты, растения появились в столице Великобритании, на них началась новая охота — охота столичных аристократов-снобов, старавшихся какой угодно ценой заполучить в свою коллекцию наиболее оригинальные и красивые цветы. Ее дед тогда скупил лучшие экземпляры, на его коллекцию приезжали любоваться из разных стран. Скольких трудов и денег стоил этот зимний сад!

За садом начиналась картинная галерея. Входы и выходы охраняют грозные рыцари, от которых осталась лишь блестящая оболочка. Они не поднимут тяжелых мечей в защиту замка, не будут скрещивать копий за честь дам своего сердца...

Зал станковой живописи. Рейсдаль, Росетти, фламандцы, голландцы, испанцы, итальянцы. Не взять ли чего из этой комнаты? Какой-нибудь мирный голландский пейзаж?.. Нет!

В столовой — горки старинного фарфора, хрусталя, венецианского цветного стекла. Разве можно брать эти хрупкие вещи в ракету?

Библиотека. Книги ненавистны ей. Мимо!..

Узкими темными коридорами Эллен прошла в гардеробные комнаты. Здесь пахло нафталином. В шкафах содержалась целая история костюма. Эллен отодвигала дверцы и заглядывала внутрь. Шелк, бархат, тяжелая парча, золотое шитье, жемчуга... И какие размеры! Словно эти платья носила вымершая порода великанов. Эллен добралась до собственного гардероба, где хранились платья, сшитые для нее лучшими портными. Взять, быть может, вот это серое шелковое платье? Или вот это черное, выходное? Бальное — стального цвета? К чему? Вечерние приемы, театры... Все это «там» не нужно...

Много часов бродила она по дому. Брала в руки одну вещь и, забывая о ней, машинально клала на место, шла дальше.

Оказалось в итоге, что она ничего не любит и ни к чему не привязана. У Эллен нет милых, дорогих вещей. Но почему же тогда она так мечтала о наследстве? В чем же дело? Она сама не могла разобраться в этом.

С горечью вошла она в комнату леди Хинтон. Тетка сидела за конторкой красного дерева и, как ростовщик, принимающий золото в заклад, взвешивала на аптекарских весах бриллианты.

Для Эллен это был день откровений. Застав тетку за этим занятием, Эллен вдруг почувствовала, что ненавидит ее и презирает. Эти чувства давно таились в ее душе и теперь всплыли на поверхность.

— Отобрала? — спросила леди Хинтон.

— Ничего не отобрала, — ответила девушка и уселась позади тетки у камина.

— Почему?

— Потому что не знаю, что отобрать.

— Не знаешь?

— Не знаю! — с необычайной резкостью ответила Эллен. — Ни одна вещь не интересует меня, не останавливает моего внимания.

— Выбирай так, как я выбираю. На Землю мы еще вернемся, когда пройдет всеобщее безумие, я твердо верю в это. Но то, что мы оставляем здесь, надо считать потерянным. Правда, я распорядилась спрятать кое-какие драгоценности. В подвалах замка есть тайники, о которых никто не подозревает. Есть кладовые, в которых можно кое-что замуровать. Кое-что будет закопано в саду, кое-что опустят в колодец. Но разве на слуг полагаться можно? Значит, надо рассчитывать только на то, что мы можем взять с собой. Центнер — это все-таки немало, если выбрать с толком. Надо брать самые небольшие по размеру и весу вещи и самые дорогие. Смотри, как поступаю я. — И леди Хинтон показала пухлой рукой на груду ценностей, лежащих перед нею на столе.

— У меня нет ваших способностей, — заметила Эллен.

— Учись. Из платьев, белья по крайней мере отобрала что-нибудь?

— Генри говорит, что это только лишний груз. В Стормер-сити изготовляются специальные костюмы для ракеты. Там будет настолько тепло, что надевать лишнее платье было бы просто негигиенично.

— Гигиенисты! Скажи Генри, что я откажусь от полета, если они будут ходить там в неприличных костюмах. Возьми несколько платьев, побольше белья, шляпу, галоши, зонтик.

— А галоши, зонтик зачем?

— Они собираются высадить нас на какой-то комете...

— Планете, тетя.

— Не перебивай. А если там дождь будет или слякоть?

— Зимние костюмы Генри советует брать. Возможно, что нам придется высадиться на планету с холодным климатом.

— Пусть не высаживаются на такую. Могут выбрать потеплей. Не выношу холода.

— Сегодня еще будет обсуждаться этот вопрос.

— Ты напомнила мне. Приготовлены ли комнаты для гостей? Сколько человек ожидается?

— Человек двадцать. Я уже распорядилась.

— А обед?

— Все готово, тетя.

Сейчас было не такое время, чтобы принимать гостей. Но это и не было обычным приемом. В загородном замке леди Хинтон должны были собраться некоторые участники предстоящего полета, чтобы обсудить очень важные вопросы. До настоящего времени не было еще точно решено, на какую планету высадится экипаж «ковчега». На этот съезд ожидали прибытия нескольких виднейших астрономов. Им хорошо заплатили за консультацию и за молчание. Кроме ближайших участников полета, никто не должен знать о «ковчеге».

Казалось бы, какая может быть срочность в астрономии, где время исчисляется миллиардами лет, где все с земной точки зрения незыблемо? Неизменно движутся по своим орбитам планеты, неуклонно следуют своими путями периодически появляющиеся кометы... Или астрономы ждали одного из таких редких гостей, вроде кометы Галлея, или подстерегали полное солнечное затмение?.. Нет, не кометы и солнечные затмения поглощали их время. Они действительно были чрезвычайно заняты. Астрономия — наука о далеком небе — оказалась очень близкой кое-каким земным делам. Прекрасные математики, знатоки небесной механики, они были мобилизованы для работы по суперартиллерии и суперавиации. «Последние могикане» капитализма лихорадочно готовились к войне, готовя противнику «сюрпризы» в виде ракетных снарядов, военных стратопланов, сверхдальнобойных пушек и прочего. И ученые ревниво выполняли порученное им сугубо научное дело...

Но, работая на тех, кто был исполнен звериной злобой и жаждой борьбы и истребления, ученые не могли отказать в последней услуге и тем, кто хотел бежать от борьбы. И, поторговавшись, они приняли выгодное предложение.



В ту самую минуту, когда леди Хинтон занималась взвешиванием своих фамильных ценностей, философ Шнирер также сидел в своем кабинете за весами, но весы его были большие, и взвешивал он не на караты, а на десятки кило. На столе перед ним лежали груды философских книг. Его библиотека весила не один центнер. Эти книги так тяжелы! Он решил взять лучшие из них. Из древних философов Платон — безусловно, Аристотель — под сомнением. Из новых — безусловно Кант, Шопенгауэр, Шпенглер, Бергсон. Но как много весит этот старичок Кант! Может быть, не брать их? Нет, они «там» будут нужны.

Шнирер работал методично, как всегда. Сначала произвел разметку «удельного философского веса» каждого философа, затем отмечал «физический» вес книги и аккуратно записывал на листке бумаги.

Дверь кабинета приоткрылась, кто-то заглянул через щель.

— Ты не работаешь, папа? — спросила Амели, входя в комнату. Амели никогда не входила к отцу, когда тот бывал занят. Это были часы священнодействия. Дочь философа была возбуждена, щеки ее горели румянцем. Шнирер посмотрел на дочь поверх очков и спросил кратко:

— Спорт?

— На этот раз нет. Я виделась с Отто. Лейтенант Отто Эрнст был женихом Амели.

— Ну и что же? — спросил Шнирер, взвешивая Декарта.

— У нас с ним был разговор...

— Как вижу, очень горячий.

— Да. Я предлагала ему принять участие в полете. Он ответил, что с его стороны это было бы дезертирством. Он сказал: «Я должен остаться здесь, чтобы победить или умереть!» Отто убеждал меня остаться с ним.

Томик Декарта дрогнул в руке Шнирера.

— Ну, и что же ответила ты? — спросил он, стараясь скрыть тревогу.

— Я ответила ему, что последую за тобой, папа. Шнирер нахмурился, чтобы скрыть радость:

— Так. А Отто?

— Отто говорит, что и тебе незачем лететь... И все эти книги ты хочешь взять с собой? Не собираешься ли ты, папа, читать лекции по философии марсианам или жителям Венеры?

— Если они существуют и достаточно развиты для этого, то почему бы им и не познакомиться с философами Земли? — ответил Шнирер. — А лететь мне необходимо. И это с моей стороны не дезертирство и не трусость. На мне лежит священный долг — сохранить мудрость Земли. Истинную философию, тысячелетнее наследие человеческой культуры. Всему этому, — он указал на книги, — угрожает страшная опасность. Кто знает, какие сокровища мысли погибли в огне при пожаре Александрийской библиотеки? А сейчас близится мировой пожар. Если коммунизм победит, я думаю, эти варвары сожгут все философские книги, кроме книг своих философов, — Шнирер покосился на камин. — Человечество одичает и в конце концов погибнет: машина истребит его. Во всем мире — пойми, во всей солнечной системе, во всем космосе! — сохранятся только в нашем «ковчеге» сокровища человеческого гения. Если нам не суждено вернуться на Землю, мы высадимся на какой-нибудь планете. Мы положим основание новому человечеству, истинной культуре — без машин, без заразы материалистической философии, без политики и без рабочих вопросов. — Шнирер выпрямился и стал похож на библейского пророка. — Там, на новой Земле, — продолжал он, подняв вверх палец, — понадобятся эти книги. Они станут нашими скрижалями завета. И я научу людей истине.

Шнирер, этот кабинетный ученый, не способный к прямым действиям, все же служил своему классу до последних дней. Правда, у этого философа были свои счеты с капитализмом — машины. Но ведь в том и заключалось своеобразие его философии, что он пытался разрешить квадратуру круга о капитализме без техники и машин. Порожденная безысходными противоречиями, его философия была довольно путаной, но она пользовалась успехом потому, что выполняла социальный заказ «могикан» и обещала какой-то «выход» из тупика. Сам же Шнирер смотрел на себя чуть ли не как на мессию, призванного спасти капитализм из петли и вывести его в обетованную страну безоблачного вечного процветания. Он серьезно считал себя хранителем мудрости Земли, то есть той философии, которая нужна была для идеологического оправдания и утверждения его класса. И этой идее он служил самоотверженно. Только ради нее он решил отправиться в это необычайное рискованное путешествие. Только ради нее он — страстный противник машин — решил прибегнуть к помощи машины, отдать себя в ее распоряжение, доверить ей свою «драгоценную для человечества» жизнь. Спасаться от машины на машине. Он глубоко и болезненно чувствовал это противоречие, но другого выхода не видел.

— А если мы вернемся на Землю?

— Ив этом случае необходимо сохранить книги в надежном месте. А что может быть надежнее «ковчега»? «Они» могут уничтожить книги, прежде чем твой Отто и его соратники уничтожат «их». А я верну Земле ее сокровища. Принесу с неба эти скрижали мудрости и вручу их людям, как Моисей. Я просвещу омраченное людское сознание вот этим! — Он торжественно поднял вверх томик собственного философского трактата о пагубности материализма. — Я должен сохранить себя для человечества! — торжественно закончил он и уже обычным тоном спросил:

— Ты уложилась?

— Еще нет. Иду собираться, — сказала Амели. Она поцеловала отца в щеку, прошла в свою комнату, открыла баул и в одну минуту бросила туда волейбольный мяч, несколько теннисных мячей и ракеток, два ружья, патроны, купальный и спортивный костюмы, гавайскую гитару, маленький дорожный несессер, два платья, белье, фотоаппарат с запасом пленок — словом, все, что она брала, отправляясь в свое обычное «путешествие» — на курорт.



Епископ Иов Уэллер тоже собирался в дорогу. Ему предстоит лететь на неведомую планету. С этой мыслью он никак еще не мог примириться, освоиться.

Однажды в субботу он мирно сидел, углубившись в составление воскресной проповеди, в своей уютной квартире, где прожил два десятка лет, когда экономка сообщила, что его хочет видеть какой-то человек. Думая, что его приглашают для исполнения требы, он сказал, чтобы посетителя впустили.

Вошел маленький вертлявый человек:

— Честь имею представиться. Я Генри Пинч. Представитель акционерного общества «Ноев ковчег» и личный секретарь председателя правления мистера Самуэля Стормера.

— Это благотворительное общество? — спросил епископ. Он уже забыл о разговоре в салоне леди Хинтон.

— Не совсем, — ответил Пинч, усаживаясь в кресло и ерзая в нем. — Хотя в некотором роде его можно назвать и благотворительным. Спасение людей от страшной гибели — это ли не благое дело? Вам нужно лететь, сэр епископ, как можно скорее.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17