Современная электронная библиотека ModernLib.Net

За нами Москва

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Белов Павел / За нами Москва - Чтение (стр. 13)
Автор: Белов Павел
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      Вторая ошибка состояла в том, что гвардейская кавалерийская дивизия генерала Осликовского не взяла с собой 107-миллиметровых минометов. А могла бы взять, несмотря на все трудности. Ведь сумела же 1-я гвардейская кавалерийская дивизия генерала Баранова захватить свои минометы, и в тылу противника они принесли ей очень большую пользу.
      Когда выяснилось, что участок прорыва накрепко закрыт немцами и отставшие подразделения корпуса переправиться через Варшавское шоссе не смогут, наша артиллерия, а также кавалерийские и другие подразделения, не ушедшие в рейд, были отведены в тыл. На их базе начал постепенно формироваться второй состав нашего корпуса.
      Картина Ржевско-Вяземской операции будет неполной, если не сказать о крупном воздушном десанте, которому, по замыслу Ставки и по плану командования Западного фронта, отводилась немаловажная роль.
      В тридцати пяти километрах западнее Вязьмы, в районе села Озеречня, намечалось высадить целиком весь 4-й воздушнодесантный корпус, состоявший из трех бригад. Перед воздушным десантом стояла задача оседлать железную дорогу и автомагистраль, связывающие противника с тылом, и удерживать занятый район до подхода наступавших навстречу друг другу 11-го и 1-го гвардейского кавалерийских корпусов. Ставка рассчитывала, что три корпуса, соединившись, завершат окружение главных сил гитлеровской группы армий «Центр», после чего Калининский и Западный фронты общими усилиями ликвидируют окруженного противника.
      К сожалению, осуществить крупную воздушнодесантную операцию не удалось. С 27 января по 1 февраля была высажена только 8-я воздушнодесантная бригада. Высадка прошла неудачно. Производилась она по ночам, при плохой погоде. Штурманы транспортной авиации не смогли точно проложить курсы своих кораблей. Парашютисты были разбросаны между Вязьмой и Дорогобужей на большом пространстве, иногда в пятидесяти - шестидесяти километрах от заданной точки.
      Некоторые группы парашютистов попали в районы, занятые противником, и были сразу же уничтожены гитлеровцами. Фашисты относились к десантникам с особой ненавистью, мучили и пытали их.
      Всего было выброшено около двух тысяч трехсот парашютистов. Но командир бригады сумел собрать в назначенном месте только восемьсот бойцов и командиров - треть своего личного состава. Около двухсот человек удалось собрать нашим кавалеристам и партизанам. Через две недели эти люди были переданы в свою бригаду. Позже было собрано еще триста человек.
      Немецкая разведка установила, на каких аэродромах производится погрузка десанта в самолеты. Гитлеровская авиация нанесла по аэродромам бомбовые удары. Из-за этого, а также из-за неудачной выброски 8-й воздушно-десантной бригады операция была приостановлена, десантирование двух других бригад временно отменено.
      Высаженные парашютисты попытались своими слабыми силами выполнить задачу всего 4-го воздушнодесантного корпуса. Они направились к железной дороге, но продвинулись только до села Карманово, где оказались в тактическом окружении. Нашим гвардейцам пришлось выручать их.
      Для координации действий Западного и Калининского фронтов, участвовавших в Ржевско-Вяземской операции, 1 февраля было создано главное командование Западного направления. Военным советом направления стал по совместительству Военный совет Западного фронта. Ставка дала директиву, в которой, в частности, говорилось: «Задачей ближайших дней Западного направления наряду с занятием г. Вязьмы считать окружение и пленение ржевско-сычевской группы противника...»
      Овладеть Вязьмой, перерезать коммуникации нескольких фашистских армий должны были наши соединения, прорвавшиеся во вражеский тыл: четыре очень слабые дивизии генерал-лейтенанта Ефремова, 11-й кавалерийский корпус полковника Соколова, вверенная мне группа и часть сил воздушнодесантной бригады. Надо сказать, что все эти войска не имели танков и артиллерии, кроме полковой, почти не имели минометов. Мы испытывали острый недостаток всех видов снабжения. Но были полны решимости выполнить поставленные перед нами задачи.
      До Великой Отечественной войны я прослужил в коннице двадцать пять лет и не раз изучал историю кавалерийских рейдов, или набегов, как называли их в русской армии в прошлом веке. Собираясь двигаться на Вязьму по тылам врага, я припомнил наиболее поучительные рейды последних десятилетий, чтобы найти в них опыт, который можно использовать и в новых условиях. К сожалению, такого опыта было совсем немного.
      Вот, например, рейд генерала Мищенко, совершенный во время русско-японской войны. Кавалерийский корпус, которым он командовал, должен был напасть на маньчжурский город Инкоу, находившийся в глубоком тылу неприятеля. Однако корпус слишком перегрузился запасами, имел громоздкий обоз, двигался медленно, теряя время и давая возможность японцам приготовиться к обороне. Кроме того, сам Мищенко действовал нерешительно, а конница его не была приучена самостоятельно вести бой против пехоты. Через неделю корпус возвратился к главным силам русских войск, не добившись никакого успеха. А ведь этот рейд проходил в благоприятных условиях маневренной войны, когда не было сплошного фронта и коннице не приходилось прорывать вражескую оборону. Не было в ту пору и авиации, которая могла причинить кавалерии очень большой вред.
      Не менее благоприятной была обстановка и для действий 3-го английского кавалерийского корпуса в 1917 году под Камбре. Он вошел в готовый прорыв шириной двенадцать километров и глубиной до пятнадцати километров, сделанный пехотой. Корпус, насчитывавший около тридцати тысяч человек, был усилен танками - новейшим по тому времени видом боевой техники.
      Спеша закрыть прорыв, немцы подбросили свои резервы, кстати сказать, довольно слабые. Но их оказалось достаточно для того, чтобы остановить крупные силы британской кавалерии. Встретив сопротивление и попав под огонь всего нескольких батарей противника, англичане укрылись в складках местности. Удачно начавшийся рейд не получил развития из-за неумения кавалеристов бороться против пехоты.
      Почти то же самое повторилось и под Амьеном в августе 1918 года. И здесь английский кавалерийский корпус, усиленный танками, был введен в готовый прорыв. На этот раз британские кавалеристы обогнали свою пехоту, и это, пожалуй, можно считать для них достижением. Однако стоило кавалеристам войти в боевое соприкосновение с отступающей немецкой пехотой и со слабыми резервами, прибывшими из глубины, как они спасовали. Англичане и здесь не решились прорвать тонкий, только создававшийся фронт обороны. Конники предпочли спешиться и ждать подхода своей пехоты.
      Неудачи британской конницы в Европе стали своего рода традицией. Нарушить ее англичанам удалось только в Палестине, где кавалерийский корпус решительно вошел в прорыв, сделанный пехотой в обороне турецких войск. Конница развила наметившийся успех и вырвалась на оперативный простор. По существу, эта операция предрешила исход боевых действий в пользу англичан, и война в Палестине закончилась.
      Моя память хранила и другие, более обнадеживающие примеры действий конницы во время первой мировой войны. Так, в конце августа 1915 года 6-й немецкий кавалерийский корпус удачно использовал пятидесятикилометровый разрыв, образовавшийся в русском фронте, и углубился на сто - сто пятьдесят километров в тыл русских войск, совершив так называемый Свенцянский рейд. Но армейское командование немцев не сумело быстро воспользоваться успехом конницы. Русские войска вытеснили кавалерию противника, разгромив при этом одну из неприятельских дивизий. Линия фронта была восстановлена.
      В гражданскую войну у нас были созданы кавалерийские объединения, способные самостоятельно решать оперативные задачи.
      Летом 1920 года 1-я Конная армия под командованием С. М. Буденного собственными силами прорвала оборону белополяков, хорошо оборудованную в инженерном отношении, насыщенную огневыми средствами. Действия 1-й Конной армии, получившие полный тактический и оперативный успех, доказали, что при определенных условиях хорошая конница способна сама произвести прорыв линии фронта. Однако подобная операция явилась, пожалуй, единственной. И наши военные теоретики были совершенно правы, разделяя функции различных родов войск: одни должны прорывать вражескую оборону, расширять и закреплять прорыв, а другие - подвижные соединения - развивать наметившийся успех.
      В годы гражданской войны хорошо действовала дивизия червонных казаков, которой командовал В. М. Примаков. Она не раз совершала дерзкие рейды по вражеским тылам. Но опыт червонных казаков был у нас мало обобщен и изучен. Сам Примаков трагически погиб в период культа личности Сталина, а печатные труды о рейдах его дивизии были изъяты из библиотек.
      Обдумывая причины успехов или неудач кавалеристов во время рейдов, я снова и снова убеждался в том, что главное в таких операциях - решительность и маневренность соединений, оказавшихся в тылу противника. Гитлеровцы значительно превосходили нас и по количеству войск, и по всем видам вооружения. Чтобы не дать им возможности использовать многочисленные преимущества, нашей группе нужно было прочно удерживать инициативу действий в своих руках.

Под Вязьмой

      Кавалерийские дивизии форсированным маршем шли к Вязьме. Двигались главным образом по ночам, а днем скрывались от вражеской авиации в дремучих лесах. По пути гвардейцы уничтожали в селах и деревнях немецкие гарнизоны.
      А. В. Щелаковский и я ехали верхом вместе с 41-й кавалерийской дивизией, составлявшей резерв группы. С нами ехал в санях полковник А. И. Сидоренко, командир 66-го истребительного авиаполка. Полк базировался на аэродром близ Мосальска и имел лишь три исправных самолета. Полковник Сидоренко хотел наиболее целесообразно использовать их для помощи кавалеристам и поэтому настоял, чтобы его вместе с радистом взяли в рейд. К сожалению, несмотря на его старания, полк из-за малочисленности не мог оказать нам нужной поддержки.
      Опередив колонну, я с небольшим отрядом всадников пересек севернее станции Угра железную дорогу. Мы миновали несколько деревень, где нам часто встречались группы вооруженных людей в гражданской и полувоенной одежде. Это были отряды самообороны, охранявшие деревни и села.
      Представьте себе такую картину. Морозная лунная ночь. По дороге, на краю деревни, расхаживает девушка в тулупе, в валенках и с винтовкой в руках. Конечно, наши конники не упускали случая пошутить. Но девушкам было не до шуток. Они с удивлением и восторгом разглядывали всадников. Еще бы! Здесь тыл немцев, оккупированная территория, и вдруг - советские войска, кавалеристы с красными звездочками на шапках.
      Ехали мы, не соблюдая особых предосторожностей: знали, что впереди идет головной 168-й полк полковника Панкратова, а сзади движутся главные силы 41-й кавалерийской дивизии. Но очень скоро нам пришлось убедиться, что война в тылу противника имеет свои особенности, которых нельзя не учитывать. Одна из этих особенностей состоит в том, что враг может появиться совершенно неожиданно, в любом месте и в любое время.
      Мне нужно было скорее добраться до деревни Бабенки, чтобы оттуда повернуть на Хватов Завод, в 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию. Мы нагнали 168-й полк. От полковника Панкратова я узнал, что головной эскадрон его полка уже достиг Бабенок и что немцев в деревне нет. Я обогнал полк и поехал вслед за головным эскадроном.
      К Бабенкам мы приблизились, когда занялся рассвет. Не доехав до крайних домов, я остановил коня. У дороги лежали в снегу три убитых кавалериста и их лошади. Видно было, что бойцы погибли совсем недавно. Это насторожило меня. Подозрительной показалась и тишина в деревне. Обычно в это время крестьянки топят печи, а сейчас над крышами не видно было ни одного дымка.
      - Товарищ генерал, дальше ехать нельзя! - сказал адъютант.
      - Да, - согласился я. - Подождем полк.
      - Лучше вернуться назад, - настаивал Михайлов.
      Только мы повернули коней, как напряженную тишину нарушили выстрелы. Из деревни вслед нам и откуда-то справа ударили из винтовок и пулеметов. Мы поскакали галопом.
      Стрельба усилилась, когда из-за поворота дороги появилась колонна следовавшего за нами 168-го кавалерийского полка. Оказавшись под огнем противника, полк свернул с дороги. Всадники, увязая в снегу, устремились к ближайшей роще. Туда же поехали и мы.
      В роще снег был настолько глубок, что конь проваливался по брюхо. Пришлось спешиться. Мы с Михайловым были одеты в белые халаты. Маскируясь среди кустов, вдвоем пробрались на опушку рощи, выходившую к Бабенкам. Я смотрел на деревню в бинокль, но немцев не видел, хотя расстояние не превышало километра. Они хорошо укрылись. По звукам выстрелов определил, что противник ведет огонь из четырех пулеметов и нескольких десятков винтовок.
      Вскоре в рощу приехал командир 41-й дивизии полковник Глинский. Я приказал ему овладеть деревней, а сам направился в штаб корпуса, который следовал с 41-й дивизией.
      В ожидании, пока кончится бой, штаб корпуса остановился на небольшой поляне с несколькими сараями. Бойцы укрыли лошадей под деревьями, а сами тесно набились в сараи.
      Над лесом появилась пара советских У-2, или «уточек», как называли их красноармейцы. За ними гнались несколько фашистских бомбардировщиков. Легкие фанерные У-2 не могли бороться с самолетами противника, вооруженными пушками и пулеметами. Казалось, судьба «уточек» предрешена. Несколько наших бойцов выбежали на открытое место, начали махать руками, делая знаки. Летчики заметили их. Зная, что где-то в этом районе находятся советские кавалеристы, летчики стали приземляться. Посадив машины между рощей и железной дорогой, они бегом бросились в лес. И вовремя: немецкие бомбардировщики сейчас же начали обстреливать «уточек» из пулеметов, сбрасывать на них мелкие бомбы. Один из бомбардировщиков двенадцать раз заходил на У-2. Действовали фашисты спокойно и нагло, уверенные в своей безнаказанности. А я следил за ними, не имея возможности предпринять что-либо для спасения наших самолетов.
      К счастью, все закончилось благополучно. Когда бомбардировщики улетели, выяснилось, что У-2 получили только легкие повреждения. Они смогли снова подняться в воздух.
      Между тем 41-я кавалерийская дивизия уже освободила Бабенки. Я отправился туда. На улице валялись трупы убитых немцев, стояло много саней, нагруженных оружием и боеприпасами. Все это фашисты бросили при поспешном бегстве.
      В штаб корпуса доставили пленных. Оказалось, что в Бабенках мы разгромили карательный батальон гитлеровцев, посланный для борьбы с партизанами. Немцы, обнаружив колонну наших войск, устроили в деревне засаду. Без единого выстрела они пропустили головной эскадрон. Следом, ничего не подозревая, двигался разъезд 168-го кавполка. Фашисты уничтожили его. Такая же участь ожидала и мой небольшой отряд.
      Из этого случая штаб корпуса сделал необходимые выводы.
      Карательный батальон гитлеровцев не случайно был направлен в эти места. На территории, где мы теперь находились, еще с осени начали действовать партизаны. Чаще всего они объединялись в небольшие группы и нападали на мелкие подразделения противника. Но были уже и крупные отряды.
      В ночь на 1 февраля, проезжая через Хватов Завод, мы со Щелаковским обратили внимание, что на улицах много людей в гражданской одежде, но с оружием. Алексей Варфоломеевич приказал одному из наших командиров узнать, кто они. Это были бойцы партизанского отряда, базировавшегося на Хватов Завод и окрестные деревни. Вскоре я познакомился с командиром отряда А. А. Петрухиным. Он произвел на меня приятное впечатление. Впоследствии я узнал, что Петрухин хорошо разбирается в военном деле, умело руководит своими подразделениями в бою и держит тесную связь с Семлевским райкомом партии.
      Через несколько дней, когда штаб корпуса стоял в деревне Бели, ко мне пришел начальник штаба партизанского отряда «Северный медведь» Крылов. Он сказал, что имеет звание подполковника, ранее был начальником штаба артиллерии 1-й Московской мотострелковой дивизии, в бою на Западном фронте попал в окружение, потом пробрался под Вязьму, в свои родные места, и вступил в партизаны.
      По словам Крылова, отряд «Северный медведь» насчитывал около трехсот человек. Точную цифру он назвать не смог, так как партизаны жили по деревням, некоторые уходили в другие отряды, приходили новые бойцы. Судя по всему, крепкого порядка в отряде не было.
      У нас в корпусе образовался большой некомплект личного состава, части требовалось пополнить людьми, прежде чем наступать на Вязьму. Мы хотели сделать это за счет партизан, но решились не сразу. Надо было еще хорошо узнать, что представляют собой эти отряды, какова их боеспособность.
      В то же время нас очень беспокоило положение в тылу и на флангах корпуса. Торопясь к Вязьме, мы обошли группировку противника у станции Угра и оставили ее у себя в тылу. Другая вражеская группировка находилась на нашем левом фланге в районном центре Семлево и окружающих деревнях. Справа действовали где-то поблизости 250-й воздушнодесантный полк и ударная группа 33-й армии, но территорию между ними и корпусом контролировал противник.
      Мы со Щелаковским решили договориться с командирами ближайших партизанских отрядов о том, чтобы они взяли на себя охрану нашего тыла и флангов. Партизаны согласились. Это позволило нам не распылять свои силы, нацелить их на решение главной задачи.
      Так началось наше боевое сотрудничество с партизанами, продолжавшееся потом до самого конца рейда.
      2 февраля 1942 года начальник генерального штаба германских сухопутных сил генерал Гальдер записал в своем служебном дневнике:
      «255-й день войны. На фронте группы армий «Центр» идет подготовка к наступательным действиям с целью ликвидации бреши в районе Медыни. Завтра должна начаться атака. 5-я танковая дивизия будет действовать с целью уничтожения группы русских, прорвавшихся к нам в тыл. Картины этих боев за линией фронта носят уродливый характер и показывают, что война, как таковая, вырождается в какую-то драку, которая все больше отдаляется от принципов настоящей войны».
      Видно, не по вкусу пришлось Гальдеру неожиданное появление наших кавалеристов и воздушных десантников в фашистском тылу. Немцы в тех местах, куда мы прорвались, вынуждены были бросать обозы с оружием и ценными военными грузами, вывозить на самолетах различные штабы, а кое-где обращались в паническое бегство. Ему ли, Гальдеру, одному из тех, кто планировал и осуществлял разбойничье нападение на Советский Союз, кто причастен к уничтожению сотен тысяч мирных советских граждан, морализировать по поводу отхода от «принципов настоящей войны»! Гитлеровцы сами растоптали их, да и не только их, а все общепринятые нормы морали и права. История давно оправдала русских, на которых таким же образом жаловались за сто тридцать лет перед тем французские пришельцы. И снова не могу не напомнить ответ великого писателя на их жалобы:
      «Представим себе двух людей, вышедших со шпагами на поединок по всем правилам фехтовального искусства... вдруг один из противников, почувствовав себя раненым, - поняв, что дело это не шутка... бросил шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею... Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы, его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские? Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил... дубина народной войны поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие».
      Выдержка из дневника Гальдера говорит о том, что высшее немецкое командование было всерьез обеспокоено появлением в фашистском тылу наших войск. Немцы приняли ряд мер, надеясь уничтожить их. Под Вязьму противник перебросил 5-ю и 11-ю танковые дивизии, тут же находились 203-я и часть сил 246-й пехотных дивизий, ряд полков из других соединений, штрафной офицерский батальон и т. д.
      Наше наступление на Вязьму не явилось для гитлеровцев неожиданным. Слишком много было признаков, указывавших им, что советское командование стремится овладеть именно этим городом. 18 января под Вязьмой был сброшен один наш воздушный десант, через десять дней - второй. 26 января с северо-запада начал наступать на город 11-й кавалерийский корпус полковника Соколова. 1-2 февраля к городу подошла с юго-востока ударная группировка 33-й армии генерала Ефремова. 3 февраля атаковали противника с юго-запада мы и тоже включились в бой. Вполне понятно, что фашисты постарались как следует укрепить Вязьму, через которую проходили железная и шоссейная дороги, связывавшие группу армий «Центр» с глубоким тылом.
      Несогласованность сроков наступления на Вязьму не позволила нам использовать элемент внезапности. Больше того, противник получил возможность отражать наступление советских войск по частям, то в одном, то в другом месте, маневрируя своими силами и средствами.
      3 февраля наши кавалерийские дивизии с боем вышли на рубеж Тесниково, Молошино, Капустине. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление. Они использовали инженерные сооружения, возведенные возле города советскими войсками в конце лета и осенью 1941 года. В сохранившихся дзотах были установлены вражеские пулеметы. Деревни и села, расположенные на подступах к Вязьме, немцы превратили в узлы обороны, часть танков зарыли в землю для ведения огня с места. Проникнуть между этими очагами обороны нам, как правило, не удавалось, так как наступавшие подразделения попадали под перекрестный огонь, а потом отбрасывались контратаками пехоты и танков противника.
      В нашем тылу крупный вражеский гарнизон занимал село Семлево. У нас не было возможности уничтожить его. Чтобы в какой-то степени обезопасить тыл, я вынужден был направить в район Семлево, Хмельники, разъезд Добрянский 41-ю кавалерийскую дивизию. Заодно дивизия должна была заготовить там продовольствие и фураж, так как наши запасы кончились.
      На следующий день, 4 февраля, в штаб группы поступил приказ командующего Западным фронтом. Согласно этому приказу мы должны были нанести удар на Вязьму с юга, взаимодействуя с войсками 33-й армии. Одновременно с нами должен был наступать 11-й кавалерийский корпус, находившийся в это время в двенадцати километрах западнее города у автострады Москва - Минск.
      . Ожесточенный бой длился несколько суток и стоил нам больших жертв. Каждая наша атака встречалась сильным артиллерийским и минометным огнем. На поле боя то и дело появлялись фашистские танки. Немецкая авиация с утра до вечера бомбила и обстреливала нас.
      Несмотря на это, кавалеристам удалось все-таки добиться некоторого успеха. Мы заняли деревню Стогово. А 6 февраля гвардейцы выбили противника из опорного пункта Зубово.
      Первыми проникли в деревню Зубово разведчики 11-го кавалерийского полка во главе с сержантом Араповым. Наши бойцы определили, какими силами располагает противник, где находятся огневые точки, разведали подступы и проходы к деревне. Гитлеровцы обнаружили гвардейцев, но они сумели с боем прорваться к своим. Сержант Арапов доложил командиру полка майору П. И. Зубову о результатах разведки. Данные,, полученные о противнике, позволили командиру полка правильно распределить свои силы и средства.
      Атака началась на исходе ночи, когда гитлеровцы меньше всего ожидали нападения. Спешенные кавалеристы ворвались в деревню и к восходу солнца очистили ее от противника.
      Фашисты многократно пытались вернуть свой опорный пункт. Сначала в воздухе появилась вражеская авиация. Десять раз немецкие бомбардировщики сбрасывали на Зубово свой смертоносный груз. Но наши бойцы выдержали это испытание, хотя многие из них имели уже легкие ранения. Потом начались контратаки пехоты и танков противника. Гвардейцы подпускали танки на близкое расстояние и забрасывали их гранатами. Пулеметчики уничтожали вражеских пехотинцев. Гитлеровцы засыпали наши позиции минами и снарядами, а спешенным кавалеристам нечем было ответить противнику. Один за другим выходили они из строя, но оставшиеся в живых по-прежнему отражали натиск врага. Лишь вечером фашисты прекратили наконец контратаки. Деревня осталась в наших руках.
      Каждый, даже самый небольшой, успех мы завоевывали дорогой ценой. Только героизм и беззаветное мужество бойцов и командиров давали нам возможность хоть и медленно, но все-таки продвигаться вперед, тесня превосходящие силы противника. Однако уже чувствовалось, что наступательный порыв наших войск иссякает. В боях погибли многие командиры подразделений. Эвакуировался по ранению командир 96-го кавалерийского полка подполковник Данилин. Убыл в госпиталь командир 2-й гвардейской кавалерийской дивизии генерал Осликовский.
      За десять суток мы почти полностью израсходовали боеприпасы. Командование Западного фронта обещало снабжать нас снарядами и патронами через 33-ю армию генерала Ефремова, но выполнить это обещание было попросту невозможно. Войска 33-й армии находились в таком же положении, как и мы.
      Мы с генерал-лейтенантом Ефремовым регулярно обменивались информацией по радио и считали, что нам целесообразно создать общий фронт, сомкнув фланги. В этом случае мы смогли бы свободнее маневрировать имевшимися у нас силами. Но и соединиться нам не было разрешено. Штаб фронта дал мне странное указание: «Локтевая связь с пехотой (имелась в виду 33-я армия) вам не нужна». Однако я считаю, что объединиться все-таки стоило. Распыление сил, находившихся в тылу врага, стало потом одной из причин гибели всей ударной группировки 33-й армии и ее командующего.
      Наша разведка отмечала появление перед фронтом корпуса новых вражеских частей. 10 февраля противник нанес удар по 75-й кавалерийской дивизии и окружил ее. Чтобы освободить дивизию из окружения, нам пришлось снять силы с других участков. Немцы воспользовались этим и предприняли атаки там, где наша оборона была ослаблена.
      После упорного боя 75-я кавалерийская дивизия вырвалась из вражеского кольца. Товарищей мы выручили, но группа в целом оказалась отброшенной на 12-15 километров от Вязьмы. О наступлении на город теперь нечего было думать.
      Штаб корпуса размещался в маленькой деревушке Бели, насчитывавшей восемь или девять дворов. Отсюда мы руководили боем за Вязьму, здесь принимали представителей партизанских отрядов.
      В одной избе со мной жил командир 66-го истребительного авиационного полка полковник Сидоренко. Утром 5 февраля мы сели завтракать. Через окно, покрытое причудливыми узорами инея, светило яркое, но не греющее солнце.
      - Плохо, - сказал я. - Самая подходящая погода для немецких летчиков.
      - Да, - вздохнул Сидоренко. - Навалятся, сволочи. А что я сделаю против них тремя истребителями? Обещают, товарищ генерал, в ближайшее время еще семь машин прислать. Будет у нас десять истребителей, тогда поможем.
      - Десять - это тоже не много.
      - Конечно, товарищ генерал, но на большее надеяться трудно.
      Я хорошо понимал Сидоренко. Находясь при штабе корпуса, он часто попадал вместе с нами под обстрел с воздуха и бомбардировку, своими глазами видел, какие потери несут наши войска от вражеской авиации. Немало упреков по адресу летчиков пришлось ему выслушать. Но он почти ничего не мог противопоставить тем десяткам, а может быть, и сотням самолетов, которые посылали против нас гитлеровцы.
      Во время завтрака Сидоренко поделился своими впечатлениями о полетах над вражеской территорией, которые ему неоднократно приходилось совершать. Полковник обратил внимание на то, что все немецкие солдаты ведут, как правило, огонь из личного оружия по снижающимся советским самолетам и порой достигают цели - сбивают машины или ранят летчиков. А гитлеровцы летают над нашей территорией без особой опаски, так как по ним ведут огонь лишь зенитные пушки и пулеметы, которых у нас немного. Пехотинцам же стрелять по снижающимся самолетам зачастую не разрешают, требуя соблюдать «дисциплину огня».
      В нашем корпусе ручное оружие использовалось для борьбы с самолетами. Но из разговора с Сидоренко я сделал вывод: нужно развернуть эту борьбу как можно шире, чтобы не позволять фашистам вести обстрел и прицельное бомбометание с небольших высот.
      Вдалеке послышался гул авиационных моторов.
      - Немцы, - определил полковник. - Легки на помине!
      Схватив автомат и бинокль, он выбежал на улицу, Пока мы завтракали, в избе собралось много народу. Пришли штабные командиры, вызванные по разным делам. У печки, гремя ухватами, возилась хозяйка. На самолеты не обращали внимания. Летало их много, и к ним привыкли. Никто не думал, что они могут подвергнуть массированной бомбежке маленькую деревню, казавшуюся сверху пустынной.
      Дверь с улицы вдруг распахнулась, раздался громкий встревоженный голос Сидоренко:
      - Товарищи! Бомбардировщики пикируют на нас!
      Последние слова полковника потонули в грохоте взрывов. Со звоном вылетели стекла, в комнату хлынул морозный воздух.
      - Ложись! - скомандовал я.
      Люди попадали на пол. Взрывы следовали один за другим. Изба вздрагивала, осела на один бок, грозя рухнуть. Пахло гарью.
      С улицы вбежал адъютант Сидоренко:
      - Товарищ генерал, полковник убит!
      Я бросился за адъютантом. Сидоренко лежал на снегу у самой двери, жадно ловил ртом воздух. Это была агония: крупный осколок попал ему в голову и расколол черепную коробку. Через несколько минут полковник скончался, не приходя в сознание.
      К вечеру умерла хозяйка дома, раненная в бок осколком, влетевшим, вероятно, через окно.
      В деревушке осталась неповрежденной только одна изба. Было ясно, что немцы совершили налет на Бели не случайно. Скорее всего, они охотились за нашим штабом. Наша рация стояла совсем в другом пункте. Значит, следя за ней, немцы не могли обнаружить расположение штаба. Может быть, внимание их привлек самолет У-2, прилетевший на рассвете с «Большой земли» и стоявший около крайнего дома. «Уточка» была выкрашена в белый цвет, но при солнечном свете от нее падала на снег резкая тень, заметная с воздуха.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21