Cпиноза

Насколько справедливо я бы мог их наказать для примера, чтобы они больше не дерзали столь бесстыдно обращаться с людьми, уважающими истину, ненавидящими обман, друзьями всего человеческого рода без различий. Итак, благороднейший Прада! Я мог бы по праву, если бы у меня были силы, отомстить им за величайшее несчастье и жесточайшие несправедливости, которые они на меня обрушили и из-за которых я возненавидел свою жизнь. Ибо кто из преданных чести людей добровольно согласится жить, запятнанный позором? Или как кто-то сказал: человеку благородному приличествует жить достойно или с честью умереть. Мое дело настолько правее их, насколько истина выше лжи. Они стоят за обман, чтобы пленить людей и обратить их в рабов; я же борюсь за истину и естественную свободу людей, которым прежде всего надлежит, избавившись от суеверий и пустейших обрядов, вести жизнь поистине человеческую. Я признаю, что было бы лучше для меня, если бы с самого начала я молчал и, примирившись со всем, что происходит в мире, не возражал ни единым звуком. Однако после того как я, обманутый пустой религией, неосторожно выступил на арену борьбы с ними, лучше со славой пасть, по крайней мере умереть без скорби, которая у честных людей является спутницей постыдного бегства или глупого терпения".
      - Вот пример поистине человеческой жизни! - воскликнул Спиноза, когда Прада кончил читать письмо Акосты. - Глупо, вступив в столкновение со львами, рядиться в овечью кротость.
      В этот вечер Спиноза понял, как важно критически разобраться в догматах Библии. И еще понял Барух: ему необходимо учиться. То, что студент изучает с ним латынь, - это, конечно, хорошо, но недостаточно. Поступить бы в школу Франциска ван ден Эндена! Но отец возражает. Дядя Даниэль может повлиять на отца. К его советам отец прислушивается.
      Прада обещал все уладить. Спиноза будет учиться у Эндена! Наступит резкий перелом в его жизни. Старые учителя, шлифуя и изощряя ум, уводят его от жизни, приковывают к старине, к обряду. Новый педагог увлечет богатой литературой гуманизма, полной протеста против сил и традиций старого мира, полной порыва к новой жизни, к новой культуре.
      ДРЕВО ПОЗНАНИЯ
      Прада настойчиво уговаривал Михоэла определить Баруха в школу Эндена. Но безуспешно! Отец Спинозы сознавал важность и латыни, и голландского, и математики, и механики, и прочих наук. В Вест-Индской компании ценят людей со знаниями. Но, во-первых, Барух уже имеет репетитора-студента. А во-вторых, пока Барух не окончит "Эц-хаим" и не получит сана пастыря иудейского, он ничем другим заниматься не будет. Долг велит не губить илуя! Мальчику всего-навсего пятнадцать лет, успехи его блестящи. Еще каких-нибудь пять-шесть лет, и рабби Саул провозгласит его крупнейшим ученым в Израиле. Крупнейшим!.. Шутка ли! Окончив училище, пожалуйста, если в этом имеется необходимость, пусть берет уроки у этого доктора Эндена. Михоэлу денег не жалко.
      Баруху ничего не оставалось, как подчиниться воле отца. До 1652 года он все еще числится учеником религиозного училища. Однако последние годы своего пребывания в "Древе жизни" он провел не без пользы для себя. "Древо жизни" стало для него древом познания. Барух твердо знал, что рабби не являются счастливейшими обладателями истины, что истина не дается свыше в готовом виде, что ее надо упорно и долго искать.
      Барух перестал прислушиваться к проповедям руководителей училища. Ему открылась средневековая еврейская философия, и ей он несколько лет подряд отдает все свои силы. Спиноза жадно читает сочинения Саадия из Файюмы, Иегуды Галеви, Ибн-Дауда, Маймонида и Хасдая Крескаса. В этих занятиях он находит огромное наслаждение, они помогают ему осознать собственную силу.
      В средневековой еврейской философии, восходящей к IX веку и развивающейся в продолжение последующих пяти столетий, четко прослеживаются две тенденции: прогрессивная и консервативная. Первая стремилась ограничить традицию, предоставив право критическому уму свободно толковать "священные книги" и заняться изучением объективных законов природы. Вторая стремилась ограничить права разума во имя спасения религиозных догм.
      Вот мудрейший Моше бен-Маймон, или Маймонид, автор "Море небухим" ("Учителя заблудших"), энциклопедический ум своего века, самый крупный философ среди евреев. Он любил напоминать людям, что глаза даны им для того, чтобы они смотрели вперед, а не назад. Умный и глубокий, он действительно стремился вперед, ставя требование: "Главное основание всякой мудрости - познание того, что есть первосущество, причина всех существ".
      Маймонид был одним из учеников Аристотеля, но изучал он его произведения в интерпретации арабских ученых. Аристотель в глазах Маймонида был светлым умом, высоким и вдохновенным философом. Осмыслить мир - значит понять его в соответствии с учением великого и неповторимого древнего грека.
      Спиноза жадно вчитывался в мудрые строки "Учителя заблудших".
      ...Нет ничего, кроме бога и мира. Бог может быть доказан только посредством этого мира.
      Как?
      И Спиноза отмечает: если мир сотворен, то бог существует, но если мир вечен, бога нет.
      Необходимо поэтому рассматривать реальный мир в таком виде, в каком он существует, а предпосылки для доказательств брать из видимой природы.
      Баруха радовали слова Маймонида о том, что тот, кто воодушевлен стремлением к истине, будет продолжать свои занятия до тех пор, пока не убедится в положении: мир вечен.
      Вселенная явилась Спинозе не в тумане догматов рабби Саула, а в свете философии Маймонида. Природа манила своими тайнами. Существование бога было поставлено под сомнение. Разум не может согласиться с актом творения, о котором так наивно и примитивно рассказывается в "священном писании".
      Маймонид учит, что рассказы Библии следует понимать умом. А излагать Ветхий завет в согласии с разумом означало для автора "Учителя заблудших" дать толкование библейским текстам в соответствии с аристотелевскими философскими принципами.
      Создав не без виртуозности систему, в которой по правилам формальной логики воедино сочеталось библейское откровение с метафизикой Аристотеля, Маймонид взял на себя задачу рационализировать ортодоксальный иудаизм. В нелепых рассказах Библии о божественном откровении, явлении ангелов и тому подобном он усматривал аллегорию, притчу, символический образ или художественную метафору.
      Рационализм Моше бен-Маймона вызвал ненависть раввинов. Они объявили его еретиком, произнесли над его сочинениями анафему и предали их огню. От этих преследований слава Маймонида возрастала. К нему тянулось все молодое и прогрессивное. Он стал властителем умов многих поколений еврейского юношества. Имя его стало символом свободы идей и глубокой мудрости.
      Барух знал, что Моше бен-Маймон - гордость народа, духовный богатырь, которому подчиняются самые выдающиеся представители общины. Однако Барух посмел не согласиться с "величайшим авторитетом". Из сорок седьмой главы второй части "Море небухим" Барух выписал себе в тетрадь следующие слова: "Различай и отделяй вещи своим умом, и ты поймешь, что было сказано аллегорией, что метафорой, что притчей. Тогда все пророчества станут для тебя ясными и очевидными". К ним он добавил: "Маймонид полагает, что нам позволительно изъяснять, извращать слова Писания, отрицать буквальный смысл, хотя бы и весьма ясный или весьма отчетливый, и заменять его каким угодно другим на основании наших предвзятых мнений. Посему этот метод совершенно бесполезен. К тому же он совершенно отнимает всякую уверенность в смысле Писания, которой обладал простой народ при бесхитростном чтении. По этой причине я отвергаю эту мысль Маймонида, как вредную, бесполезную и нелепую".
      Маймонид и другие представители средневековой философии только на время заняли ум Спинозы. Никто из них не повлек Баруха за собой. Наоборот, молодой мыслитель пришел к выводу, что средневековая философия в основном изучает слова священных письмен. Бесплодное занятие! Изучать надо не слова, не фразы, а реальные вещи и их реальную связь. Для юноши очевидно, что объектом познания должна быть не старозаветная книга откровения, а вечно юная книга природы, которая действительно раскрывается перед пытливым исследователем. Появилось убеждение в познавательной силе человеческого разума, который превращает человека из раба во владыку.
      УТРО СПИНОЗЫ
      Редко кто помнил Баруха таким радостно-светлым, как в то утро 1652 года, когда он в беседе с учениками "Эц-хаим" откровенно высказался против божественного происхождения Библии и Талмуда, отверг догматы о сотворении мира и бессмертии души, высмеял веру в загробную жизнь и каббалистические бредни. Двое из однокашников, желая приобрести расположение "мудрецов" и старейшин, донесли о его "ереси". Спинозу потребовали в судилище, куда он явился с веселой беспечностью. Ведь он прав! Разве можно найти в Ветхом завете даже намек на доктрину о бессмертии? Саул Мортейро, его наставник и руководитель, надеясь на свое влияние на любимого ученика, решил тронуть Баруха: "Какие надежды мы возлагали на тебя, ты илуй!"
      Однако надежды превратились в опасение. Оказалось, что этот проницательный ум упорно защищает свое право на свободное исследование и создает для них такие трудности, которые его наставники и руководители не способны преодолеть.
      Напуганные судьи пригрозили Баруху отлучением, синагогальной опалой, если он немедленно не отречется от своей "ереси". Барух ответил сарказмом. Боясь ума и силы его примера, они предложили ему ежегодную пенсию в тысячу флоринов, если он согласится молчать и время от времени посещать синагогу. Возмущенный такой попыткой купить его совесть, он отверг предложение с презрением. Тогда Баруха предали малому отлучению, то есть в течение месяца никто не имел права с ним общаться. Рабби Саул призывал его одуматься, прийти с повинной и поклялся снова вернуться к делу Спинозы не иначе, "как с громами в руках".
      Угрозы и преследования не подействовали на Спинозу. Глубоко убежденный в правоте своих мыслей, он решил непреклонно искать истину в объективной действительности, в живой жизни.
      Оставаясь наедине с самим собой, Спиноза в это утро ощутил какой-то особый прилив жизненных и творческих сил.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      С веком наравне
      В ШКОЛЕ ЭНДЕНА
      Осенью 1652 года заветная мечта Спинозы осуществилась: он стал учеником амстердамского доктора филологии Франциска ван ден Эндена.
      Школа Эндена выгодно отличалась от "Древа жизни". В училище Саула зубрили Библию и Талмуд, не вдаваясь в их подлинный смысл. На диспутах, которые иногда устраивали наставники, оттачивалось искусство школяров защищать богословский парадокс, а иногда и заведомую ложь. В правилах училища подчеркивалось: безусловно запрещается учителям при проведении уроков, на диспутах и в беседах утверждать что-либо противное религиозным догматам.
      Под угрозой лишения места учителям запрещалось высказывать, а тем более доказывать справедливость мыслей, которые расходились бы со взглядами почтенных раввинов. Никто из наставников не смел излагать что-либо, помимо вопросов веры и религиозной морали.
      В школе же Эндена глава ее, неутомимый и дерзновенный проповедник положительных знаний, требовал от своих учеников пытливого изучения математики и всех достижений естественных наук XVI и XVII столетий.
      По свидетельству пастора Колеруса, современника и первого биографа Спинозы, Франциск ван ден Энден "обучал своему предмету с большим успехом и пользовался прекрасной репутацией... пока, наконец, не обнаружилось, что ученики его учились у него не одной только латыни, но и некоторым другим вещам, не имеющим с последней ничего общего. Ибо оказывалось, что он забрасывал в умы молодых людей первые семена атеизма".
      Пастор негодует и осуждает руководителя школы за посеянные семена вольнодумия. Для "святого отца" единственным авторитетом во всех вопросах науки является, конечно, Библия, которую он принимает без какой-либо исторической или рационалистической критики. Библия для него божественное откровение, содержащее всю полноту истины. Но лучшие ученики Эндена были о Библии другого мнения. Они были благодарны учителю за то, что он их наставлял на путь свободомыслия и ставил перед ними важнейшие вопросы науки и философии.
      * * *
      В начале XVII столетия механика, астрономия и математика сделали громадный шаг вперед. Важнейшие научные открытия в этих областях знания следуют одно за другим с поразительной быстротой. "Революционным актом, писал Энгельс, - которым исследование природы заявило о своей независимости... было издание бессмертного творения, в котором Коперник бросил... вызов церковному авторитету в вопросах природы 1. Отсюда начинает свое летосчисление освобождение естествознания от теологии, хотя выяснение между ними отдельных взаимных претензий затянулось до наших дней и в иных головах далеко еще не завершилось даже и теперь. Но с этого времени пошло гигантскими шагами также и развитие наук, которое усиливалось, если можно так выразиться, пропорционально квадрату расстояния (во времени) от своего исходного пункта. Словно нужно было доказать миру, что отныне для высшего продукта органической материи, для человеческого духа, имеет силу закон движения, обратный закону движения неорганической материи" 2. Теория Коперника, опрокинувшая нелепые утверждения Библии о мире, якобы сотворенном богом из ничего в течение шести дней, о Земле как центре вселенной, торжествует свою победу. В 1609 году Галилей построил телескоп, при помощи которого открыты были возвышенности на Луне, спутники Юпитера и Сатурна, доказано было существование фаз у Венеры.
      1 Энгельс имел в виду сочинение Коперника "Об обращении небесных кругов", опубликованное в 1543 году.
      2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20, стр. 347.
      Галилей откровенно высказался против церковных догматов, стеснявших развитие науки. Мы, говорил он, сообщаем о новых открытиях не для того, чтобы посеять смуту в умах, а чтобы просветить их, не для того, чтобы разрушать науку, а чтобы поистине обосновать ее. Возьмем, например, библейскую сказку о том, что, по слову Иисуса Навина, остановились Солнце над Гаваоном и Луна над долиною Аиалонской.
      Для атеистов XVII века характерна попытка дать рационалистическое толкование библейским чудесам. Поэтому Галилей говорит: Библия в данном случае выражается в соответствии с религиозным пониманием естественных явлений природы. Если бы она приписала Земле движение, а Солнцу - покой, то это было бы недоступно разумению толпы.
      Не только для людей седой старины библейское вероучение было святым и абсолютным, но и для мужей официальной науки XVI и XVII веков Библия все еще считалась единственным источником знания и правды. "Когда я, рассказывает Галилей, - хотел показать профессорам флорентийской гимназии спутников Юпитера, то они отказались посмотреть и на спутников и на трубу. Эти люди думают, что истину следует искать не в природе, а в сличении текстов".
      Верный последователь Коперника, Галилео Галилей стал отцом опытной науки и призывал изучать не слова и стихи "священных письмен", а реальные вещи и их связи. Образцом истинной научности Галилей считал механику. Все, по его убеждению, сводилось к ее законам.
      Стремление к познанию вещей по законам механики охватило немногих подлинных ученых. Один из них - знаменитый Иоганн Кеплер (1571-1630). Несмотря на тяжелые условия жизни, он благодаря исключительному трудолюбию и непрестанным поискам правды сумел открыть пути движения планет. Кеплер после долгих расчетов в 1609 году доказал, что "планеты обращаются вокруг Солнца не по окружности, а по эллипсам, в одном из фокусов которых находится Солнце". Через десять лет великий астроном доказал, что "планеты движутся вокруг Солнца неравномерно - с приближением к Солнцу скорость движения планеты возрастает, с удалением - уменьшается!"
      В письме к Кеплеру Галилей писал: "Я считаю себя счастливым, что в поисках истины нашел столь великого союзника. Действительно, больно видеть, что есть так мало людей, стремящихся к истине и готовых отказаться от превратного способа философствования... Я хочу пожелать тебе удачи в твоих замечательных исследованиях. Я это делаю тем охотнее, что уже много лет являюсь приверженцем Коперника".
      Последователь Галилея и друг Спинозы, крупный физик и астроном Христиан Гюйгенс на протяжении 1655-1659 годов открыл кольца Сатурна, пятна на Марсе, а в последующие годы разрешил основные задачи динамики маятника и твердого тела, обосновал волновую теорию света и пришел к выводу, что для "истинной философии" все причины явлений природы сводятся к механическим причинам.
      После того как Галилеем и Кеплером были исследованы пути движения небесных тел и открыты законы их движения, науке необходимо было выяснить, какие же силы управляют этим движением.
      Еще в 1666 году, будучи студентом Кембриджского университета, Исаак Ньютон (1643-1727) пришел к выводу, что "сила, заставляющая Луну обращаться вокруг Земли по почти круглой орбите, и сила тяжести, увлекающая брошенный предмет на землю, тождественны по своей природе". Через двадцать один год были опубликованы его знаменитые "Математические начала натуральной философии", в которых справедливо утверждалось, "что между всеми телами вселенной существует взаимное тяготение и что сила притяжения одного тела к другому прямо пропорциональна произведению масс этих тел и обратно пропорциональна квадрату их взаимного расстояния".
      Огромное значение для развития науки в XVII столетии имело создание и применение различных механизмов, мельниц, часов, станков и других машин. "Очень важную роль, - говорит Маркс, - сыграло спорадическое применение машин в XVII столетии, так как оно дало великим математикам того времени практические опорные пункты и стимулы для создания современной механики" 1.
      1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 23, стр. 361.
      Не только механика небесных и земных тел, но и биология одержала в XVII веке крупные победы, В 1622 году Азелли описал лимфатическую систему, в 1628 году английский врач Гарвей издал свое "Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных". О значении труда Гарвея великий русский ученый И. П. Павлов писал: "Триста лет тому назад среди глубокого мрака и трудно вообразимой сейчас путаницы, царивших в представлениях о деятельности животного и человеческого организмов... врач Вильям Гарвей подсмотрел одну из важнейших функций организма - кровообращение - я тем заложил фундамент новому отделу точного человеческого знания - физиологии животных".
      Научный подвиг английского физиолога воодушевил биологов других стран. Голландские естествоиспытатели Сваммердам и Левенгук в 60-х годах XVII века при помощи самодельных микроскопов изучили и точно изложили анатомию мух, бабочек, пчел и муравьев, а Левенгук, наблюдая кровообращение в капиллярах, дал точное описание красных кровяных шариков.
      В середине XVII века химия начала складываться как подлинная наука; к этому времени относятся химические опыты Роберта Бойля, на которые обратил особое внимание Спиноза.
      В XVII столетии особый интерес приобрели общественные явления, и они стали предметом пристального внимания ученых.
      Крупные достижения науки были непосредственно связаны с экономическими и политическими успехами буржуазии Англии, Италии и Нидерландов, "Буржуазии для развития ее промышленности, - указывал Энгельс, - нужна была наука, которая исследовала бы свойства физических тел и фермы проявления сил природы. До того же времени наука была смиренной служанкой церкви и ей не позволено было выходить за рамки, установленные верой; по этой причине она была чем угодно, только не наукой. Теперь наука восстала против церкви; буржуазия нуждалась в науке и приняла участие в этом восстании" 1.
      1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 22, стр. 307.
      Наряду с великими завоеваниями опытных наук усиленно стала развиваться философия, в задачу которой входило дать стройную систему взглядов на природу и общество, на законы развития мира в целом. Но нарисовать обобщенную картину мира можно по-разному. Мир, который нас окружает, - это мир материальных и духовных вещей и явлений. Что же взять за основу? Вещественное, материю" или, наоборот, духовное, психическое, идею? Ответ на поставленный вопрос определяет позицию того, кто ставит себе задачу философски воссоздать мир. В зависимости от ответа на вопрос, что чему предшествует - материя духу или дух материи, философы разделились на два больших лагеря: на материалистов и идеалистов. К первым относятся те, которые считают, что мир вечен, никем и никогда не создан, а дух, собственно, человеческое сознание, является продуктом развития самой природы. Ко вторым принадлежат те, которые допускают существование сверхъестественного существа, бога, и приписывают ему творческую волю, создавшую природу и человека.
      К серьезным и глубоким попыткам нарисовать философскую картину мира на основе накопленных знаний XVI и первой четверти XVII столетий следует отнести учение французского мыслителя Декарта, оказавшее сильное влияние на идейное развитие Спинозы.
      Декарт был великий мыслитель. В колледже, где учился будущий философ, его воспитывали в духе строгой религиозности. Однако там он внимательно изучал математику, физику, логику и древние языки. По окончании школы Декарт объявил, что из своей учебы он не вынес ничего, кроме убеждения в своем невежестве и глубокого презрения к господствующим философским системам. Молодой и оригинальный ученый писал: "Вот почему, как только возраст позволил мне выйти из подчинения моим наставникам, я совершенно забросил книжную науку и, решив не искать иной науки, кроме той, какую можно найти в самом себе, или в великой книге природы, я использовал остаток юности на путешествия, на общение с людьми различных нравов и положений, на накопление разнообразного опыта, на неустанные размышления обо всем виденном для извлечения из него какой-либо пользы".
      После долгих поисков и размышлений Декарт пришел к выводу, что философия должна быть столь же достоверной, как математика, и должна поэтому позаимствовать у нее ясность и отчетливость ее доказательств. При этом условии, говорил Декарт, философия освободится от слепцов, то есть людей, которых ложные рассуждения заводят в темный погреб невежества. Для зрячих же тогда не будет "ничего ни столь далекого, чего нельзя было бы достичь, ни столь сокровенного, чего нельзя было бы открыть".
      Твердое основание было найдено. Осталось решить вопрос, что является критерием математических рассуждений и выводов. Материалисты до Декарта убедительно доказали, что любая идея порождается воздействием внешнего мира на органы чувств человека. Декарт подверг это верное положение сомнению. Не доверяя свидетельству своих чувств, он заявил, что достоверно лишь одно: его разум, его мысль. "Cogito ergo sum", то есть "Я мыслю - стало быть, я существую", - эта формула послужила основным принципом его философской системы.
      Провозгласив всесилие разума, Декарт неверно утверждал, что разум обладает врожденными идеями. Этот крупный просчет привел его к защите идеи бога. Если жизнь человека, рассуждал мыслитель, зависит от врожденных идей, то и жизнь вселенной зависит от бога, и если человек состоит из двух различных начал, из тела и души, то и в мире господствуют две различные субстанции: материя и мышление. Таков идеалистический вывод философских размышлений Декарта.
      Однако заслуги этого философа перед наукой огромны, ибо, сохраняя бога в метафизике, из своей физики он, по словам Маркса, изгнал бога и "наделил материю самостоятельной творческой силой" 1.
      1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 2, стр. 140.
      Декарт учил, что вместо умозрительной философии нужно создать практическую, с помощью которой, зная силу и действие огня, воды, воздуха, звезд и других окружающих нас тел так же отчетливо, как мы знаем различные занятия мастеровых, мы могли бы применять их таким же образом ко всякому делу, к которому они пригодны, и стать как бы хозяевами и господами природы.
      "Практическую" философию Декарт противопоставлял не только "умозрительной", но и всякой церковной идеологии. Он отказался заниматься богословием и трактовкой догматов, посвятив себя познанию природы, поиску критерия истины и правил "естественного света разума". Декарту принадлежит гениальное создание аналитической геометрии, основанной на понятии переменной величины. Он первый провозгласил законы сохранения движения и преломления света и предвосхитил понятие рефлекса. Под последним он понимал "движение духов" мозга, представляющих "душе определенные предметы", которые "естественно связаны с теми движениями". Они же вызывают определенные страсти. Однако движения эти могут быть отделены от тех страстей и соединены с другими, совершенно отличными от них страстями; и эта привычка может быть приобретена одним-единственным действием и не требует продолжительного навыка. Так, например, если в пище, которую едят с аппетитом, неожиданно встречается какой-нибудь очень грязный предмет, то впечатление, вызванное этим случаем, может так изменить состояние мозга, что после него нельзя будет смотреть на эту пищу иначе, как с отвращением, тогда как перед тем ее ели с удовольствием.
      В школе Эндена Спиноза познал все тонкости философии Декарта и был захвачен ясностью и величием его ума. Наконец Спиноза мог воскликнуть: "Нашел!" Отныне Декарт долгое время будет его путеводной звездой.
      Однако уже на школьной скамье Спиноза проявил самобытность ума и самостоятельность мысли. Он оказался непокорным учеником: не смог он слепо подчиняться авторитету. Учение французского философа было им усвоено критически. Если гений Декарта раздваивал мир, то Спиноза искал гармонию, единство мира.
      * * *
      Школа Эндена пользовалась большой популярностью в среде зажиточных и образованных бюргеров Амстердама. Старому Франциску трудно было одному читать лекции всем ученикам - их было слишком много, В помощники себе он взял свою дочь Клару-Марию. Эта хрупкая девушка лет семнадцати, приветливая, вдумчивая и спокойная, обладала талантом педагога.
      Клара-Мария хорошо знала латынь и греческий. Она по памяти могла цитировать стихи Гомера и Гесиода, Овидия и Горация и других поэтов древности.
      Клара-Мария была первым педагогом Спинозы в школе Эндена. По поручению отца она должна была совершенствовать латынь Баруха.
      При первой же встрече со Спинозой Клара-Мария ему сказала:
      - Самое главное - это знание латыни.
      - Согласен, - ответил Спиноза, - но не как самоцель.
      Она слабо улыбнулась и со смущенным видом добавила:
      - Без хорошего знания латинского языка и литературы вы ничего не добьетесь. Способности и рвение не все, есть кое-что поважнее.
      "Кое-что", - подумал Спиноза. - Для разных людей это "кое-что" имеет различное значение. Для нее это латынь, а для меня?"
      С тех пор, как Спиноза познакомился с "Учителем заблудших", он понял, что есть такая наука, которая поглощает все его существо, называется она философией.
      В школе Эндена, полагал Спиноза, он сумеет сразу, с первых же уроков, заняться почитаемой дисциплиной. Поэтому его раздражал терпеливый и ровный голос этой молодой девушки, внушавшей мысль о том, что "есть кое-что поважнее", чем философия.
      В "Эц-хаим" была тирания Библии; здесь, кажется, будет тирания латыни. Но против тирании надо бороться.
      И не успел Спиноза придумать, как ему бороться против тирании Клары-Марии, как вдруг она начала цитировать "Метаморфозы" Овидия.
      Спиноза знал эти стихи и тихо улыбнулся. Почему именно эти стихи пришли ей на ум?
      Взвилось копье, и внизу, где грудь подходит под шею,
      Был ты проколот, Киллар. Задетое маленькой раной,
      Сердце и тело за ним, лишь вынули меч, холодеют.
      Проверив его знания латыни, Клара-Мария сказала: "Они далеки от совершенства. Придется потрудиться. Не правда ли?"
      Спиноза не возражал. Она права. Его домашние познания латыни, приобретенные при помощи студента, не только далека от совершенства, но просто ничтожны.
      Спиноза задумался.
      Клара-Мария, развивая свою мысль по поводу предстоящих занятий, указала, что ее ученику следует изучить и греческий.
      - Непременно. И итальянский, - подхватил Спиноза.
      - Зачем? - спросила она.
      - Бруно писал по-итальянски. Его "Изгнание торжествующего зверя" и "О героическом энтузиазме" написаны на языке его родины.
      - Хорошо, - уверенно произнесла девушка.
      Несколько месяцев подряд Спиноза увлеченно изучал итальянский и греческий языки. Клара-Мария была поражена его энергией, его умением полностью посвятить себя желанному делу.
      "Кажется, Спиноза меня не замечает, - думала она. - Он весь поглощен Демокритом и Эпикуром. Удивительный человек этот Спиноза: собранный, тихий и молчаливый!
      Правда, иногда что-то находит на него. Это бывает редко, очень редко. Но тогда держись! Барух тогда прекрасен. Нет, конечно, не только тогда. Он всегда прекрасен, и в молчании своем".
      Занятия в школе обычно кончались в четыре часа дня. Спиноза по вечерам возвращался домой в приподнятом настроении. Ему решительно все понравилось у Эндена: и классы, и ученики, и молодая девушка. Здесь свет, разум, свобода. Свобода! За нее стоит драться!
      Никогда больше он не вернется в "Эц-хаим". Его место в школе Эндена. Через нее лежит путь в философию, в науку.
      ПОИСКИ АБСОЛЮТА
      Барух давно дружил с Самуилом Казеро. Впервые они познакомились в училище "Эц-хаим". Самуил был славный парень, умный и веселый. К премудрости Талмуда он относился весьма безразлично. Его увлекал театр. Писал он стихи и пьесы.
      Однажды в доме Спинозы в присутствии Баруха, Мириам и Ревекки Самуил читал отдельные сцены задуманной им трагедии. И как он был хорош, когда читал! Все слушали его очень внимательно: лица разгорелись, глаза сияли, а у девушек по щекам текли слезы. Самуил рисовал картины своего детства. Ему было двенадцать лет. Жил он тогда в испанском городе Вальядолиде. На большой городской площади сжигали еретика. Казеро точными словами выразил муки несчастного и свою ненависть к инквизиции.
      Спиноза, взволнованный трагедией Казеро, дал клятву: неустанно бороться против церкви, угодницы рабства и угнетения. Громко он произнес: "Что может быть ужаснее, чем сеять вражду между людьми и вести их на смерть лишь за то, что они не сходятся во мнениях с правителями, не умеют притворяться и свободно мыслят?! Выходит, таким образом, что инквизиция становится образцом добродетели. Но свободолюбивых людей не пугает смерть. Они, и возведенные на плаху, не отказываются от своих убеждений и знают, что умереть за свободу - величайшая честь и самая высокая добродетель. Их смерть должна служить примером, достойным подражания".