Открытым текстом

      Зинка выключила приемник, не торопясь убрала в ящик столика журнал и карандаш, спрятала наушники. Лейтенант вытащил из угла пустой вещмешок и протянул ей. Она почти выдернула широкие лямки из его рук, плечом надавила дверь и стала осторожно спускаться - и вот ее голова, последний раз мелькнув на фоне закатного неба, провалилась в сумрак.
      Наташа, сдвинув наушники, смотрела в проем двери и как будто не могла насмотреться на силуэт трибуны, над которой обвис флаг.
      - Что же с конем будет, Натка? - Верочка уронила журнал. - Такой красавец, ну прямо сказочный, - а, Натка?
      - Отставить, - лейтенант обернулся на подножке. - Сюсюкать будем потом, выполняйте приказ.
      Они успели к школе вовремя. Колонна машин уже начала движение, но по двору все еще кто-то бегал, топоча сапогами и матерясь.
      Девчонки прилипли к окошку станции. Колонна казалась бесконечной. Мимо них проплывали темные силуэты, рыча моторами.
      В дверь заколотили.
      Наташа отбросила щеколду и увидела растрепанную Зинку и ошалелого Санушкина с тугим вещмешком, прижатым к груди.
      - Еле нашла этого обалдуя, - Зинка сунула вещмешок в угол.
      Санушкин пристроился на скатанный матрац, вытянул длинные ноги, задремал.
      - Во время движения соблюдать маскировку, - лейтенант заглянул в будку, хлопнул дверью и побежал в кабину. Под окошком блином мелькнула его фуражка.
      - Санушкин, лапочка, подвинься, - Зинка стянула пыльные сапоги. Подвинься, тебе говорят...
      Рядом с очередью продолжал плакать ребенок.
      - Какие нынче дети пошли визгливые, - особа повернулась к Наталье Петровне, сняла очки.
      Наталья Петровна расстегнула еще одну пуговицу блузки.
      Глаза особы напомнили ей экран телевизора, когда вдруг пропадает изображение, и ничего, кроме ряби... В ту субботу зять смотрел футбол из-за границы, и рябь то и дело выскакивала на экран.
      - Теща, вы почему-то снова перешли на оправдания, - зять оттянул майку и стал разглядывать прыщик на груди. - Может, вас испугал мой тезис о бессмысленности вашей жизни? Успокойтесь - любая жизнь оправдана участием, пусть и едва заметным, в той войне... Четыре бесконечных года - это весомо... Но, скажете вы, после была демобилизация, поступление в горный институт, голодные белые ночи, диплом с отличием, работа в геологоуправлении до заслуженной пенсии, а кроме того, рождение дочки, правда, чуть поздновато, а также успешное накопление благ... Вроде бы не к чему придраться... А вот я считаю, что все это было по инерции... Затянувшаяся передышка... Теперь можно вернуться назад... Вам сейчас кажется, что ничего особенного нет в том, что в юности, как опаленный огнем фундамент, лежит война...
      Рябь сменилась заставкой, потом замелькали футболисты, но голоса комментатора не было слышно, а лишь гул трибун.
      - Возможно, я и ошибаюсь, и причины вашей рядовой, практически безрезультатной жизни лежат гораздо ближе, и они гораздо проще для понимания, но убедите меня в этом, и тогда уже я начну бояться, так как чувствую неуклонное сползание в кем-то вырытую яму... Если бы я знал, что вместе с Ольгой получу квартиру, дачу, машину и героическую тещу, то, наверное, раздумал бы жениться... Не было бы всего - и я, как нормальный человек, полжизни бы потратил на стабилизацию, которая большинству кажется счастьем... Радовался бы поэтапно своим достижениям... Выход - уехать от вас... Но, во-первых, Ольга никогда на это не пойдет, во-вторых, где найти силы начать на пустом месте, да и зачем начинать, когда результат будет такой же?..
      Особа вернула очки на нос. Наталья Петровна взяла сумочку в другую руку - занемели пальцы.
      Как выразился зять: рядовая, безрезультатная... Но как подумаешь, что и такой могло не быть...
      Как только рассвело, колонна машин, обтекаемая беженцами, встала на перекрестке полевых дорог. Образовалась пробка. Надрывались клаксоны, плакали дети, мычал скот.
      Наташа с трудом поднялась на затекших ногах, посмотрела в зарешеченное окошко - черные платки, пестрые косынки, мятые шляпы, плоские кепки, а у самой машины - серые одинаковые лица и нагруженные узлами плечи.
      Солнце уже тронуло кромку дальнего леса и трубы ближней деревни.
      Все девчонки, полулежа вдоль бортов, продолжали спать. Санушкин, положив белесую голову на плечо Зинки, даже похрапывал.
      Наташа открыла дверь, и тут же рыжая корова с отломанным рогом потянулась к ней мордой.
      И вдруг среди ровного гула моторов жахнул взрыв.
      Наташу отбросило внутрь, дверь с размаху встала на место и посыпалось стекло.
      Зинка первой, на четвереньках перескочив через Наташу, бросилась к дверям, котоыре сами раскрылись, и босиком, прикрыв голову ладонями, мимо рыжей коровы кинулась в кювет, забитый беженцами.
      Размеренно грохало, по крыше будки стучали комья земли, стекло лениво выкрашивалось.
      Наташа, цепляясь за край столика, поднялась и увидела скорчившуюся на полу Верочку - она прижималась к полосатому матрацу, крепко обхватив его руками. Наташа опустилась на колени рядом. Спина Верочки вздрагивала.
      Дверь в очередной раз хлопнула, и наступила тишина. Лишь где-то далеко, наверное, в горящей деревне, выла собака.
      Верочка продолжала обнимать матрац. Наташа разглядывала свои руки, порезанные осколками.
      - Струхнули? - лейтенант заглянул в проем, отряхнул гимнастерку, скрутил цигарку и долго слюнявил ее, прежде чем чиркнуть спичкой.
      Наташа отыскала свои сапоги и выпрыгнула наружу. Возле самой машины лежала на боку корова. Из-за уха сочилась кровь.
      Беженцы снова шли покорно и размеренно, протискиваясь рядом с замершими машинами.
      По одной возвращались девчонки и, не глядя на лейтенанта, лезли в будку. Отшвырнув цигарку, лейтенант обошел корову. Молчаливые люди обгоняли его.
      Наташа потрогала рыжую корову за крепкий рог и, толкнув локтем мужика в соломенной шляпе, кинулась вслед за лейтенантом к кабине.
      Шофер сидел на подножке и сосал воду из фляжки. Лейтенант вырвал у него фляжку, сделал два судорожных глотка.
      Ближняя машина с пробитым осколками брезентом дернулась и тронулась с места, как будто увлекаемая беженцами к далеким спасительным перевалам...
      Наталью Петровну подтолкнули. Она качнулась и уперлась плечом в чье-то плечо. Очередь продернулась вперед. Наталья Петровна почувствовала, как ее вытесняют в сторону, - но вдруг кто-то истошно закричал, и очередь замерла.
      - Плюхнулась я в канавищу, и носом прямо в сапоги, - Зинка облизнула ложку. - Мужик там здоровенный, скорчился от страху, - так я вот носом в подошву его сапожищ... Подошва новенькая, с подковками, и сеном пахнет, и дегтем... Видать, только на праздники из сундука доставал...
      - Натерпелись страху, - Наташа скребанула ложкой по дну котелка. - Я как на корову глянула...
      - Долго туточки проторчим? - Верочка пересела с бревна под окном на крыльцо разбитого дома.
      Солнце садилось в облака.
      На дороге, за огородами, движение не прекращалось - шли колонны машин и брели намаявшиеся за день люди.
      Облако, в которое просело солнце, напоминало сейчас раскаленный пепел.
      - Лежу, значит, я, сапожища нюхаю и думаю, что вот пришло времечко помирать, и думаю еще, что ничегошеньки от нас с мужиком не останется, окромя дымочка сизого...
      - У нас корову Зорькой кликали... Рыжая такая, бока - не обхватишь. Мы ее перед самой войной купили...
      - Если они с машиной провозятся, то глядишь - и удрапать не успеем. Лучше бы бросили ее на дороге, хотя жалко бросать-то, ведь новая совсем...
      Ветром качнуло ставню. Что-то внутри дома упало. С той стороны, откуда шли беженцы, донесся похожий на бомбежку звук, только приглушенный и слабо повторенный эхом.
      - Может, в хате пошарим? - Зинка пересела к Верочке на крыльцо. Печка вроде целая, а там ждет-дожидается чугунок с наваристыми щами...
      - У нас отец завсегда, с мельни придет...
      - Девочки, лейтенант!
      Ремезов посмотрел на пустые котелки, облизнул губы.
      - Ночевать буем здесь. Мы с шофером и Санушкиным в машине... Коржина, остаетесь за старшую. Разбейте в огороде палатку, организуйте пост, а с утра начнем догонять наших...
      - Думала, опоздала, - беременная, про которую Наталья Петровна успела забыть, встала в очередь. Особа в черных очках неохотно сдвинулась на шаг в сторону. И тут же подбежал, размахивая авоськой, знакомый паренек, а за ним еле успевал Вовка в пестрой майке - нет, не Вовка, Витька...
      Паренек сдернул жокейку и начал старательно приглаживать мокрые волосы.
      Наталья Петровна положила джемпер на плечо.
      Вчера зять после ванны, напившись чаю со сливками, долго не уходил с кухни.
      - Будем считать, что в заданности вашей жизни виновата война... Всегда становится легче, если можно найти хоть какую-то причину... Война предрешила вашу судьбу, где-то в самом начале, когда вы еще не окрепли. Но самое интересное, что это срикошетило по мне... Вы бы, теща, могли стать для меня ориентиром или укором... Вы бы тревожили меня, заставляли вырываться из очерченного круга... А я должен удивляться человеческой беспомощности и подсчитывать насмешки судьбы. Часто переоценка ценностей происходит, когда уже поздно... Четыре года назад я был глупо, непозволительно глупо счастлив... Сейчас же одно желание - выпить еще один стакан чаю, да покрепче... Вам, теща, легче, можно свалить на войну... Мне же, получается, винить некого, кроме себя самого... Так еще неизвестно, кому из нас хуже...
      Наталья Петровна достала сетку из сумочки, встряхнула.
      - Мне лично кажется, что дня через два, ну, от силы три, за бананами никакой очереди не будет, - беременная повернулась к Наталье Петровне и зажмурила глаза от солнца. - Помните, как хватали грейпфруты, а потом они гнили на прилавках.
      - Милая моя, - особа тоже повернулась к Наталье Петровне и уставилась прямо в ухо беременной. - Когда кажется, тогда крестятся... А будет известно вам, что даже самые паршивые бананы лучше самых отборных грейпфрутов...
      Наташа поправила на плече карабин, обошла замаскированную под деревом машину, постояла возле палатки.
      Вот уже два дня, как они догнали радиороту и двигались ночными бросками к горам, которые теперь можно было разглядеть и без бинокля. Они походили на горы, которые она впервые в жизни увидела на курсах. Только до этих гор хотелось добраться как можно скорее.
      Беженцев заметно убавилось, как будто они разбрелись по известным им тропам.
      Из палатки выглянула Зинка.
      - Пора?
      - Спи. У тебя еще полчаса.
      - Душно... Закрою глаза, и чудится, что землей засыпают...
      - Не прикидывайся, из-за Санушкина не спишь; думаешь, не видела, как вы вчера целовались?..
      - Подумаешь, целовались... С тоски я, Наток... Везут куда-то, черт их разберет... А Санушкин - теленок... Говорю ему - и не стыдно тебе с нами улепетывать, а он, мол, успею навоююсь, и целоваться совсем не умеет, тычется носом...
      - Немец небось уже до наших мест добрался. Маму жалко и братика...
      - Опять ты за свое... Их теперь попробуй останови... Спасибо скажи мне, что сманила, а то бы сейчас сопли на кулак мотала...
      - Спи, - Наташа поправила карабин.
      Ветка над маскировочной сетью подрагивала - видно, только что с нее вспорхнула птица.
      За ближним взгорком опробовали мотор...
      Наталья Петровна отошла к стене магазина. Старушки на ящиках примолкли и, сложив руки на коленях, смотрели на очередь тусклыми глазами.
      Она снова достала вьетнамский бальзам - посередине баночки образовалось отполированное пальцем углубление - тщательно, как и прежде, натерла виски.
      Одна из старушек вдруг соскочила с ящика и почти врезалась в очередь. На нее дружно заорали. Старушка покорно вернулась назад.
      - Ошиблась, господи, - она поправила платок и втянула голову в плечи. - Уж больно похожа оказалась, господи...
      - Говорят, бананы неважнецкие...
      - Представляете номер...
      - Ерунда, были бы дрянь - очередь бы давно разбежалась...
      - Это не страшно, если чуток зеленоватые, дойдут, их, главное, в темное место положить - дойдут...
      В забитое фанерой окошко проник солнечный луч и скользнул по лицам девчонок.
      - Пора бы и передохнуть, а то с вечера трясемся, - и как ты, Зинка, можешь дрыхнуть сутками? - Наташа метко швырнула пилотку в Зинку, которая, сцепив пальцы, вытянула руки и громко зевнула.
      Машина вдруг резко затормозила. У карабина в углу колыхнулся ремень.
      Лучь замер и уперся в одну точку над головой Зинки.
      Наташа подняла пилотку и стала водить ею по носу разомлевшего Санушкина. Аккумуляторщик оглушительно чихнул и съехал с матраца.
      В дверь забарабанили.
      Наташа отбросила щеколду, увидела злое лицо лейтенанта и отпрянула, задев коленкой пустое ведро.
      - Десант! - лейтенант облизнул губы и зачем-то снял фуражку. Немцы высадили десант!
      Санушкин приподнялся, еще раз чихнул и рванул единственный карабин к себе.
      - Приготовиться к бою! - лейтенант шлепнул фуражку на голову и куда-то побежал, придерживая рукой полевую сумку.
      Вернулся он минут через пятнадцать с охапкой новеньких ППШ. Все это время девчонки, не шевелясь, сидели на своих местах, вслушиваясь в далекие беспорядочные выстрелы. Один Санушкин, завладев карабином, то вылезал на дорогу, то карабкался обратно, каждый раз задевая прикладом ведро.
      - Разбирай оружие! - лейтенант уперся сапогом в подножку. - Нашли время для посиделок.
      - Мы же из этого стрелять не умеем, нам это разок показывали, и все! - Верочка приподнялась, одернула сбившуюся юбку и вдруг заголосила, прижав ладони к щекам.
      - Затихни, дура! - аккумуляторщик сунул карабин в угол и, нагнувшись, вырвал у лейтенанта автомат.
      Теперь голосили все. Кто со слезами, кто без слез.
      Санушкин выпрыгнул на дорогу и повесил на плечо еще один автомат.
      - Генерал идет! - гаркнул лейтенант, выпучив глаза. - Смирно!
      В будке стало тихо. Всхлипы затихли, но кто-то продолжал шмыгать носом.
      - Выходи строиться, - лейтенант улыбнулся. - Пока есть время, подучу обращаться с ППШ.
      - А генерал? - Верочка осторожно выглянула наружу.
      - Прошел мимо...
      Но на этот раз им не довелось пострелять из автоматов. Колонна свернула на проселок. Потом машина долго тряслась на ухабах, потом была остановка в обезлюдевшей станице, и снова тряска - крепления приемников скрипели и вибрировали, девчонки судорожно цеплялись за ременные петли, но их все равно бросало друг на друга, и они мягко сшибались и отпадали к бортам.
      Санушкин так ни разу и не выпустил из рук новенький автомат. Прижиал к груди, стискивал пальцами.
      К вечеру, проскочив еще одну станицу, на выезде проломили плетень и застряли в вишневом саду.
      Девчонки, разыскав шаткую лестницу, рвали спеющие вишни, и как будто не было утренней паники, а всегда был лишь отяжелевший сад, и непрекращающееся пение ошалелых птиц, и одуряющий запах ночной фиалки, и сладко-кислый вкус раздавленных вишен.
      А ночью Зинка, прижавшись к Наташе, сбивчиво шептала:
      - Нет сил моих... Сегодня пронесло, завтра - кто знает... Не могу, не хочу... Конца войне поганой не видно... Не могу...
      Зинка, всхлипнув, помолчала и зашептала снова, и близкий рот ее пах вишней, перебродившей вишней, почерневшей и горькой...
      Когда Наталья Петровна вернулась от стены в очередь и вслед за особой шагнула вперед, совсем близко мелькнул высокий колпак продавщицы и отчетливо задребезжали весы под гирями.
      Вчера зять брюзжал, а с утра тихий... Ольга, наверное, дала ему накануне выволочку за внезапный отпуск... Им бы поскорее второго завести, а то с такими настроениями зятя и Костик не удержит... У мужиков всегда так - сначала во всем виновата жизнь, а кончается разводом и новой семьей... Вот и наш, может, почву готовит?.. Еще неизвестно, что Ольге напевает... А все же разбередил душу... Бурцева, и того вспомнила...
      Зять, откровенно морщась, выслушал о старом здании геологоуправления, о высоких узких окнах, бронзовых люстрах и тяжелых дверях... Потом строго воздел палец и сказал, что именно это был шанс изменить течение жизни... Упущенный шанс... Эпизоды войны, застрявшие в памяти, вдруг по-новому осветили дальнейшую жизнь, все переплелось, перепуталось... Только начни разматывать - никогда не кончишь...
      В кабинет заглянул Бурцев. Плечо и рукав вымазаны в известке.
      - Наташенька, выдь на минутку.
      Она закрыла папку, сверху положила толстый карандаш, откинулась на спинку довоенного стула, затем опять взяла карандаш, раскрыла папку.
      - На одну минуточку... Очень важно...
      Кто-то в глубине комнаты приглушенно хихикнул...
      Она захлопнула папку, нарочно уронила карандаш, встала.
      Бурцев, отряхивая плечо, шатнулся в коридор.
      В спину ей зашептали:
      - Он уже обходной подписал...
      - За длинным рублем погнался...
      - Непутевый...
      - Его бы в надежные руки...
      Она, ни разу не оглянувшись, вышла.
      Бурцев сидел на подоконнике и болтал ногами. Каблуки его стоптанных ботинок гулко стукали о радиатор отопления.
      - В последний раз предлагаю сердце, руку и самый Крайний Север!
      - Шут гороховый!
      - Ты же в этом дурацком городе зачахнешь... Болото...
      Она, не слушая Бурцева, долго разглядывала пуговицу на его пиджаке - синяя пуговица, пришитая черными нитками. Затем отвернулась.
      Из-за угла выдвинулся Родионов и, заметив ее, остановился и перехватил из руки в руку новенький, с хромированными замками, портфель.
      - Тебя только не хватало, - Бурцев спрыгнул с подоконника.
      - А я думал, ты уже у нас не работаешь, - Родионов осторожно поставил на освободившееся место портфель. - Совсем умаялся. Завтра комиссия из Москвы нагрянет...
      Она смотрела поверх сияющего портфеля на улицу. Вот остановилась серая "Победа". Из нее, мелькнув светлыми ботиками, вылезла жена главного начальника, поправила шапочку, приподняла муфточку, что-то сказала шоферу.
      - Наташка! - Бурцев заслонил окно. - В последний раз!
      - Я в кино целый месяц не была, на танцы сбегать не в чем... У меня одно выходное платье, понимаешь, одно, и то не фасонистое...
      - Голубушка, не слушайте вы Бурцева, не слушайте... Вам надо человека серьезного, с будущим...
      - Заткнись, подпевала! - Бурцев сбросил портфель с подоконника и, запнувшись об урну, побежал к лестнице.
      - Голубушка, - Родионов обеими руками прижал обиженный портфель к животу. - Подумайте...
      Через полгода она вышла замуж. Не за Бурцева, которого больше никогда в жизни не встречала, не за Родионова, который со временем занял подобающее кресло, а за молчаливого инженера из производственного отдела...
      Наталья Петровна еще на шаг продвинулась вперед.
      - Думаю, нам осталось минут пятнадцать, - особа хлопнула паренька в жокейке по спине. - Чуть ногу не отдавил, паразит!
      У прилавка сыпалась мелочь, ворчала продавщица.
      Наталья Петровна приготовила деньги.
      Интересно, а Зинка вышла замуж или промыкалась так? После войны домой она не вернулась и даже писем не писала... Что выжила, сомневаться не приходится - такие всегда на плаву... Нашла теплое местечко - осела... Торгует сейчас где-нибудь бананами, обсчитывает покупателей... Ее всегда выручала наглость... В том грузинском городе, зажатом горами, не было бананов, но зато был фундук, пресные лепешки и курага, которую ежедневно сыпали в кашу...
      Всю осень они отступали, то застревая в брошенных садах с осыпающимися в лужи яблоками, с грушами на истомленно склоненных ветках, то ползли по узким дорогам, то карабкались на перевалы, надсажая моторы, пока не остались зимовать в разбросанном по скалам, вздыбленном городке, распоротом надвое гудящей речушкой...
      - Сегодня продолжим изучение материальной части, - лейтенант Ремезов выдвинул полевую рацию на середину низкого стола.
      - Надоела эта галиматья до чертиков, - Зинка привстала. - Честное слово.
      - Наряд вне очереди на кухню, - лейтенант подождал, когда девчонки успокоятся. - Итак...
      - Надоело, - прошептала Наташа и спряталсь за Зинку.
      - Есть еще желающие на кухню? - лейтенант снял с рации крышку.
      После занятий Наташа и Зинка спускались, засунув руки в карманы шинелей, по узкой крутой улочке мимо нагромождения домов с плоскими крышами. Небо тоже было плоским и серым, ближние горы упирались гранитом в него, пытаясь отодвинуть подальше разбухшие тучи.
      Навстречу им попалась старуха в черном. Она остановилась, почти прижавшись к стене, что-то прошептала и плюнула Зинке под ноги.
      - Сколько еще будем торчать здесь? - запнувшись о камень, Наташа ухватила Зинку за локоть.
      - А по мне хоть сто лет...
      - Я бы на месте лейтенанта давно на фронт выпросилась. Жмут, гады.
      - Ему с нами уютней, - завидев еще одну старуху в черном, Зинка показала ей язык.
      За каменной оградой проблеяла коза. Пахло сеном и еще чем-то кислым.
      Они свернули к речушке, над которой стоял туман, и возле башни с щелями бойниц увидели повара в замызганном фартуке. Он что-то сунул мальчишке, притащившему связку хвороста, и стал важно прогуливаться вокруг котла.
      - Так-с, так-с, - повар сыпанул прибывшим по горсти кураги. - Задание будет одно - вычистить котел внутрях... Проверю...
      Наташа расстегнула шинель, Зинка сунула ей щетку на длинной ручке и помогла забраться наверх. Нагнувшись над котлом и шоркнув щеткой по жирной стенке, Наташа вдруг отчетливо услышала речушку - вода разбивалась о камни, пенилась, струилась, а потом совсем рядом заворковал повар, и Зинка хохотнула в ответ, как всегда, сочно и заливисто...
      Наталья Петровна пересчитала деньги. Беременная развернула большой полиэтиленовый пакет.
      А ведь в горный кинулась из-за той кавказской зимы...
      В городке наткнулись они случайно на пещеру - как раз напротив башни за речкой. Ходили у подножья черной скалы втроем, и Верочка разглядела меж валунами дыру. Зинка, скорчившись, пролезла внутрь и чиркнула спичкой. Наташа, выпрямляясь, успела заметить косые закопченные стены и бугристые наросты свода. Когда Верочка тоже всунулась в пещеру, спичка погасла. Зинка начала шипеть по-змеиному, Верочка заплакала, пытаясь выбраться назад, и Наташе почудилось, что они останутся здесь навсегда и превратятся в камни.
      Потом они переходили речушку по широким валунам, и Верочка поскользнулась и очутилась по колено в разъяренной воде. Зинка ухватила ее за воротник шинели, выдернула на берег и заставила всю дорогу бежать - шинель заледенелыми полами скребла о белесые сапоги.
      А через два дня Верочка попала в госпиталь...
      Наталья Петровна машинально шагнула на свободное место у самого прилавка, но особа, работая локтями, завоевала свой "пятачок" и ткнула прямо в руки продавщицы червонец.
      Горный обещал самостоятельность и перспективу, но полевая практика добавила ума, и распределение в контору показалось нежданной удачей, и лишь один раз сметы и картограммы были отставлены в сторону... Заболела Анна Ивановна, и пришлось выехать с инспекцией на дальний рудник. А так бы и вспомнить было нечего, кроме бумаг...
      Из компрессорной Наташа следом за сменным мастером вышла на заснеженную тропу. Чужая телогрейка поминутно расстегивалась, шаровары хлопали на ветру, а тяжелые разношенные сапоги скользили.
      Она оглянулась на утепленную войлоком дверь сруба, запахнула телогрейку и догнала мастера уже на рельсах. На отвале одиноко торчала вагонетка. В скале чернела дыра и наружу выползали закуржевелые провода и трубы.
      Мастер протянул ей карбидную лампу, и, поднырнув под брезентовый полог, они вошли в приготовленную для промышленной добычи штольню. Вздрагивающие гулкие доски, колеблющийся свет "карбидок", пестрые изрезанные стены, деревянные обтесанные стойки, вентиляционная труба, прижатая к стене кольями. Поворот, и снова - то стена, то кровля, и всегда рядом - тень мастера, уверенная, молчаливая тень.
      Наташа привыкла к его шагам, к устойчивому кисловатому запаху, наплывающему из глухих забоев, к шипению карбидной лампы и стала вскоре замечать крупные вкрапления слюды, мерцающие по сторонам, а за очередным поворотом остолбенела перед матовым зеркалом, выпирающим из стены.
      - Мощная жила, - мастер погладил пальцами мусковит. - Скоро развернемся здесь по-настоящему...
      Пластина мутно отражала свет шипящих ламп.
      Через час Наташа, переодевшись в закутке, вышла из жарко натопленной компрессорной и, обогнув угол, вскарабкалась к накатанной дороге. Там уже стояла приземистая гривастая лошадь, запряженная в кошевку. На брошенном тулупе сидел начальник рудника и лениво перебирал вожжи.
      - Как вам наш мусковит? По глазам вижу - поражены! Слюда первого размера. Теперь он вам будет до самой смерти сниться... Знаете что я подумал - а если вам с супругом перебраться сюда?.. Мужик он толковый... Кадры нужны позарез... Настоящих специалистов - раз-два и обчелся... Неужели кончали Плехановский, чтобы в бумагах зарыться? К тому же слушок идет, что вашу контору подсократят. А у нас и работа настоящая, и зарплата... Подумайте!
      Она села рядом с начальником, запахнула ноги тулупом. Лошадь, всхрапнув, тронулась, из-под копыт полетели комья снега. Дорога, вильнув, устремилась под гору, и сразу внизу, в узкой долине, стали видны разбросанные бараки поселка и река, белая, ровная, продравшаяся сквозь вал кустарника, а за речкой - сизые крутые сопки, за сопками - гольцы.
      Навстречу из поселка выкатились собаки и запрыгали перед лошадью, а та лишь мотала головой, позвякивая сбруей...
      - Вот не знаю, сколько взять, - Наталья Петровна переложила джемпер, сумочку повесила на запястье, приготовила сетку. - Килограмма два?
      - Берите сколько утащите, - особа стянула с прилавка набитую до отказа бананами сумку. - Такую очередину отстояли...
      - Что их, солить? - беременная встала на место особы.
      - Ох, и нажрусь от пуза! - паренек в жокейке зажмурился.
      Наталья Петровна отвернулась от весов.
      Дома, на серванте, долго стоял кусок мусковита, пока дочь не отнесла его в школу... А вдруг у Зинки тоже родилась дочь? Врочем, какая разница - дочь или сын, пусть даже двойня... Важно, что она про отца наговорила?.. По обыкновению, соврала...
      - Девочки, весной пахнет, - Наташа отодвинула тяжелую дверь теплушки и выглянула в темноту.
      Состав, прозвенев буферами, замер. Впереди посапывал паровоз да чей-то одинокий голос кричал непонятные слова. Крик этот дробился, множился, терялся и снова дробился, метаясь между поездом и черными пятнами зданий.
      - Не весной, а пожарищем, - Зинка нашарила сапоги и тоже выглянула наружу, оттеснив Наташу плечом. - Наверняка недавно бомбили... Кончилась наша тихая жизнь... Так хорошо, так тихо было всю зиму, как у Христа за пазухой... Помнишь, как сперли мешок фундука?
      Заскрипел гравий, и они поняли, что кто-то бежит вдоль состава.
      - Диверсант, подохнуть мне на месте! - Зинка обеими руками вцепилась в узкую холодную скобу - дверь натужно сдвинулась.
      - От-ста-вить, - лейтенант Ремезов остановился, перевел дыхание. - На следующей станции выгружаемся. Разбудите всех, и чтобы в полном порядке, как полагается, а то у меня ваше кудахтанье на погрузке до сих пор в ушах стоит...
      - А что, здесь недавно бомбили? - Зинка, держась за скобу свесилась к лейтенанту.
      - Вы что, Коржина, не выспались? - лейтенант развернулся, впечатав каблуки в гравий, и побежал обратно.
      - Ясно, бомбили, - Зинка рывком продернула дверь и вдруг заорала во всю глотку: - Подъем! В ружье! Противник справа!
      Девчонки разом вскочили, тараща глаза на Зинку. Отсвет пламени буржуйки бился в их зрачках. Они напряженно вслушивались в тишину.
      Вагон дернулся, пламя в буржуйке вздрогнуло, мигнуло, стихло.
      - Дурила, - Наташа раскрыла вещмешок и сунула туда грязное полотенце, кружку, мыло, завернутое в обрывок газеты.
      - За такие шуточки можно и по мордасам схлопотать, - блондинка Настя, которую зачислили к ним в РУК накануне отъезда, натянула телогрейку. Та была ей мала, и красные большие руки торчали из расстегнутых рукавов.
      - Ерепенься-ерепенься, - Зинка выдернула из угла свой мешок. Вот попадешь в переделку - по-другому запоешь.
      - Чья сегодня очередь карабин тащить? - Верочка намотала на ногу портянку.
      - Скоро каждой из нас дадут по медали, - Наташа нечаянно стукнула пустым котелком о печку. - Если, конечно, заслужим.
      - Орден тебе выдадут за пустую башку, - Зинка выдернула карабин из ячейки и сунула опять на место. - Или целых два, посмертно...
      - Медальку бы заиметь неплохо, - Настя причмокнула пухлыми серыми губами. - Война же все равно когда-нибудь кончится... Выйду замуж, обязательно за боевого офицера, рожу маленького, будет медалькой играть...
      - Кому такое фуфло нужно!
      - Сама фуфло!
      - Как тебе, Зинка, не стыдно. И что ты ко всем привязываешься? Угомонись...
      - Что вы там, уснули? - продавщица бухнула на весы связку бананов, заколдовала гирями.
      - Разморило, - Наталья Петровна подставила сетку.
      - Сдачу-то возьмите, - продавщица высыпала на грязную тарелку мелочь.
      Наталья Петровна не считая спрятала сдачу в кошелек.
      Очередь все туже захлестывала прилавок.
      Наташа онемевшими пальцами стянула наушники, расписалась в журнале, поднялась на затекшие ноги и наткнулась на Зинку. Лицо Зинки было в багровых пятнах - наверное, опять тошнило. Зинка пропустила ее к выходу и сама уселась на освободившееся место.
      Наташа, держась за поручни, спустилась и, запрокинув голову, вдохнула на полную силу.
      Сквозь маскировочнцю сеть и листья ближней березы угадывалось светлеющее небо - тусклые звезды подмигивали - то ли вздрагивала маскировочная сеть, то ли Наташу пошатывало.
      - Слышь, тяжелая долбает, - лейтенант остановился рядом с ней, закурил. - Теперь фрицам драпать без остановки до Берлина.
      Наташа опять посмотрела на тусклые звезды, прислушалась. Совсем рядом выводил коленца соловей, и сквозь его трели пробивался назойливый звук морзянки.