Палитра Титана

      Пока я пялился на видеоменю, образ Лайзы сменился в моей памяти более свежим - Дженны, а потом Кристи, вернее, ее глазами, полными мольбы.
 

* * *

 
      На следующий день я поехал на Рабочую станцию № 17 - буровую позади гряды Аэрхерст, разместившуюся на длинном склоне. Открывающаяся оттуда перспектива не имеет равных ни на Земле, ни в других местах, где я успел побывать: равнина, тонущая в тумане, в неописуемой дали. Тут спасовал бы самый роскошный горнолыжный курорт.
      Когда я впервые попал на Титан со всеми его фантастическими видами, то невольно стал сравнивать его с планетами, где бывал раньше: с красными каньонами Марса, обрывистыми оранжевыми горами Венеры, черными лавовыми полями Луны… Вспомнил и то, как впервые увидел из космоса Землю. Невероятное зрелище: синий шар, окутанный белой морозной пеленой…
      Любуясь невообразимыми просторами Воскового моря, я подумывал, не стоит ли уведомить Лайзу, что я никогда не вернусь, что буду прилежно снабжать ее средствами, что переведу ей все деньги, а она пусть подыщет себе человека, который помог бы ей истратить всю эту прорву долларов и родить детей, о которых она мечтала.
      Ведь уже тогда заходила речь о спутниках Урана! А я мечтал, как вскарабкаюсь на пик высотой в десять тысяч километров. Мои мысли уже занимали гейзеры Тритона, над которыми висит в черном небе бледно-голубой Нептун.
      От подобных грез у меня голова шла кругом. Но теперь все это в прошлом.
      На Рабочей станции № 17 работали две русские женщины, прибывшие к нам с Троянцев года два назад: высокие, стройные, рыжеволосые. Эти инженеры-нефтяники из Тюмени были похожи одна на другую, как сестры-близнецы. Им было лет по сорок, а может, и больше того; по Солнечной системе они кочевали уже не менее пятнадцати лет.
      Обе постоянно сыпали шутками, умели поднять настроение, непрерывно друг над другом подтрунивали, употребляя то английские, то какие-то непонятные словечки. Сейчас главной темой их шуток был я: речь то и дело заходила о том, которая из них отхватит меня первой, а кому я достанусь уже обессиленным.
      В их жилом пузыре, вдыхая экзотические запахи и наблюдая, как одна из них стягивает скафандр, демонстрируя разошедшийся шов на нижнем комбинезоне, я сорвался и отпустил непристойное замечание.
      Катерина - кажется, это была она - удивленно вытаращила глаза, бросила на Ларису не понятный мне взгляд, потом вымученно улыбнулась.
      – Простите, - сказал я, спохватившись.
      Катерина выпрямилась, так и не сняв до конца скафандр, и сказала чересчур мягко:
      – Можешь не извиняться. Мы рады. Раньше мы за тебя беспокоились.
 

* * *

 
      Я достиг одного из мест, где любил останавливаться, - вершины Аэрхерста. Чуть в стороне от колеи там лежит нетронутый белый снег. Я выключил фары, заглушил двигатель и замер.
      Вдали, над равниной, я увидел ливень. В темном небе висела огромная плоская туча черно-серого оттенка. Изливавшийся из нее дождь казался туманом, состоящим из точек; самих точечек было не разглядеть, они сливались в серебристо-синюю колонну, заслонявшую пейзаж.
      Где-то в вышине, за облаками, парил почерневший Сатурн, затмевающий Солнце. Я хотел разглядеть края тени, но не сумел этого сделать. Как-нибудь в следующий раз.
      Мне было приятно, что они за меня беспокоятся. Выходит, есть еще люди, которым я не безразличен.
      На пульте замигал индикатор: с перерывом в четверть секунды цвет индикатора поменялся с красного на голубой, с голубого на желтый, с желтого на зеленый: цвета сливались в один. Я дотронулся кончиком пальца до кнопки, назвал свой позывной и прислушался. Среди помех я различил голос Кристи:
      – Можешь внести мою станцию в план ремонтных работ?
      Ее голос звучал необычно: в нем слышалось волнение и странное сочетание неуверенности и порыва. Хотя все это могло быть и плодом моего воображения. Много ли можно прочесть в голосе, искаженном помехами почти до неузнаваемости?
      – Что у тебя стряслось?
      – Точно не скажу, - ответила она после долгой паузы. - Наверное, то же самое, что в прошлый раз, только хуже.
      В прошлый раз ничего особенного как будто не произошло. Несколько испорченных микросхем - сущая безделица. Я пробежал глазами свой график, вспомнил Кристи с ее цветастой живностью и в расстегнутом комбинезоне.
      – Я провожу плановую проверку автоматизированного трубопровода с этой стороны гряды, - ответил я ей. - Могу свернуть к тебе между подстанциями три и четыре.
      – Когда? - Намекает на срочность? Забыла, что со всякой срочностью теперь покончено?
      – Через тридцать один час.
      Новая пауза, бесконечная и невыносимая. Даже помехи не могли скрыть ее разочарования.
      – Что ж, пусть будет так, - сказала наконец она.
      – До встречи.
      Я нажал кнопку и откинулся в кресле, любуясь ливневыми тучами. Небо над ними медленно темнело, наливаясь сочными красками.
      Что у нее произошло? Неужели опять все те же разноцветные мазки? Одно ясно: лично я тут ни при чем. В очередной раз вспомнив ее расстегнутый комбинезон, я снисходительно улыбнулся. Правда, снисхождение требовалось мне самому. Никогда еще я так не зацикливался на одной мысли. Или прежнее существование ныне нельзя брать в расчет?
      Когда жизнь наполнена предсмертным напряжением, в ней могут происходить забавные неожиданности.
 

* * *

 
      Она ждала снаружи, в скафандре, рядом с зарядным пунктом. Стоило мне подкатить, как она пролезла в шлюз вездехода и очутилась со мной рядом. Мне нечасто приходилось путешествовать в компании, поэтому меня покоробил шорох, предвещавший ее появление. Потом внутренний люк распахнулся, и кабину наполнил запах спирта и аммиака. Кристи откинула шлем, и в кабине запахло женщиной.
      Некогда я читал рассказ, автор которого напустил на Титане запах метана и болотного газа. Автор, конечно, ошибался: в природный газ специально добавляют бутил-меркаптан, чтобы можно было унюхать утечку. То есть добавляли…
      У нее было мокрое лицо, она задыхалась, словно испытывала в скафандре прилив клаустрофобии.
      – Поехали, - распорядилась она.
      Я разблокировал гусеницы и тронулся с места. От вибрации Кристи то и дело стукалась плечом о мое плечо, хотя и пыталась от меня отстраниться: в кабине было слишком тесно. Напрасно я обзывал про себя свои чувства ископаемыми эмоциями, докучливым мусором церемоний, оставшихся в подсознании. Не знаю, чего хочу, потому что боюсь, - так, кажется?
      – Ты когда-нибудь мне объяснишь, что здесь происходит? - начал я свой новый приступ.
      Ответ задерживался. Я повернул голову. Ее лицо оказалось совсем рядом, но взгляд оставался прикован к до боли знакомому ландшафту. Нас накрывало небо цвета свежего кровоподтека - синевато-серое, местами багровое, с пурпурными прожилками.
      Наконец она удостоила меня взглядом. Теперь наши лица почти соприкасались, я чувствовал ее дыхание, она - мое. Известное дело: проникновение в индивидуальное пространство другого человека рождает напряжение, ибо стоит потянуться друг к другу еще немного - и…
      Она опять отвернулась, но теперь смотрела не на планету по имени Титан, а на переборку прямо перед собой.
      – Ты кому-нибудь рассказал?
      – Было бы о чем рассказывать! - буркнул я, пожав плечами.
      Она вновь замолчала. Я чувствовал, как напряжена ее шея. Мне хотелось коснуться ее, наговорить каких-нибудь успокоительных глупостей. Все-таки страх чреват непредсказуемыми последствиями.
      – Остановись, - попросила она. - Вот здесь.
      Мы вышли - вернее, выкатились по очереди из шлюза - у скал неподалеку от берега, но в стороне от места, где обычно спускались, и пошли по моей старой колее туда, откуда я в прошлый раз за ней шпионил. С тех пор она успела порядком наследить.
      Над приборами поднимался узкий столбик черного дыма, который уже начинали рассеивать конвекционные потоки. Весь пляж был усеян знакомыми цветными мазками, медленно перемещавшимися во всех направлениях.
      У меня на глазах одна темно-синяя тварь приблизилась к помосту и вытянула длинное узкое щупальце. Поколебавшись в нескольких сантиметрах от опоры, щупальце прикоснулось к ней и тут же сократилось, втянулось в тело. Синее пятно закружилось, посветлело и ушло в песок. Мгновение - и оно исчезло. В воздух поднялся еще один столбик черного дыма. Я вспомнил образец, взятый раньше из поврежденного прибора и хранившийся в холодильнике вездехода.
      Невинная живность исследует инопланетные механизмы и гибнет в процессе познания…
      Неужели любопытство - банальный тропизм, как у мотыльков, летящих на огонь свечи?
      – Вот, значит, что тебя так заботит! - осенило меня. Не знаю, какой реакции я от нее ожидал, - во всяком случае, не той, которая последовала.
      – Выключи радио! - приказала она.
      Я хотел возразить, но она дотронулась до моей руки. Прикосновения я не почувствовал - слишком груб материал скафандра, но мольбе в ее огромных глазах нельзя было не подчиниться. Я выключил радио и приготовился ждать. Она отвернулась, быстро подошла к краю скалы - слишком близко, учитывая хрупкость этого химического льда - и трижды включила и выключила свой передатчик.
      Как все это напоминало кино!
      Внизу, на прибрежной полосе, живые мазки застыли. То было сознательное оцепенение: точно так же застывает паук, почувствовав, что на него смотрят. Застывает, припадает к земле, следит за вами, перебирая свои непостижимые мысли…
      Я вспомнил, как в прошлый раз одна из тварей пошла оранжевыми пятнами, и в памяти возникли жуткие кадры из научно-популярного фильма с ускоренной съемкой жизненного цикла плесени.
      Картина, представшая моим глазам сейчас, тоже состояла из кадров. В одном из них пляж был полон разноцветных штрихов, в следующем опустел. Старые фильмы в подобных эпизодах пытались вызвать ощущение тревоги. Так было и сейчас. Я хотел включить рацию, но Кристи, уловив краем глаза движение моей руки, сделала предостерегающий жест.
      Снова ждать?
      Внизу, у моря, появилась синяя плоскость с неровными краями. Еще два-три удара моего сердца - и по синеве поползла в нашу сторону остроконечная розовая лента. С другой стороны синей скатерти в воздухе появилась коническая фигура, заметно опадающая в направлении розовой змейки. Но соприкосновения конуса и розовой змеи не произошло: под конусом возник оранжевый вихрь. Конус выбросил тонкие опоры, из-под него вырвался и тут же исчез язык пламени.
      На розовом фоне проявились и поползли к неподвижному конусу синие и зеленые пятна. Вблизи конуса они по очереди чернели и исчезали. Вскоре стало ясно, что они научились соблюдать дистанцию и сгрудились у края картинки, как выведенные из игры шахматные фигуры рядом с доской.
      У меня пересохло во рту, и я все-таки включил рацию.
      – Откуда у них представление о нашем чувстве перспективы? - спросил я шепотом, словно нас подслушивают. В наушниках прозвучал взволнованный шепот Кристи:
      – Это не двумерные существа.
      Конечно! Мир этих существ - не безликая плоская равнина, а сами они - не воскообразные штрихи на поверхности…
      Тем временем конус опять изрыгнул огонь и стал подниматься, пока не пропал из «кадра». Остававшиеся синие точки почернели и исчезли.
      Через некоторое время в «кадр» полезли новые точки, устремляясь к месту, где прежде находился конус. Первопроходцы чернели и умирали, но так происходило недолго. Закончив исследование, точки продолжили путь.
      Мгновение - и синяя скатерть с пустой розовой полосой исчезла, а берег снова опустел.
      – Зачем ты мне это показала? - спросил я, повернувшись к
      Кристи.
      Сквозь щиток шлема были видны только ее глаза - огромные, голубые, серьезные и испуганные.
      – Я не могу принять решение одна. - Поколебавшись, она закончила: - Сам понимаешь.
      Я понял: она не Бог.
 
      За весь обратный путь мы не произнесли ни слова. Потом мы сидели в комбинезонах, заменяющих нижнее белье, заваривали и пили чай, беседовали ни о чем, описывая круги, словно боялись сказать самое главное
      Все мы - живые мертвецы. Эта мысль не покидала меня весь обратный путь. Она цеплялась ко мне, как прилепился к вездеходу снежный буран: он то заворачивался воронкой, то затихал, то снова оживал, словно птичья стая, выпархивающая из-под гусениц.
      Меньше двух тысяч выживших! В старых романах этого оказалось бы вполне достаточно: целых две тысячи окрыленных «перволюдей», работающих не покладая рук, с надеждой взирающих на безжизненные пространства, достигающих берегов бескрайнего моря, размножающихся и снова заселяющих Землю.
      Увы, Солнечная система лишилась своей обитаемой планеты.
      Я вспомнил репортажи с лунной базы. «Орбет» доставит с венерианской орбитальной станции не только тех, кто не покончил с собой, но и особо прочные буры, предназначавшиеся для изучения поверхности Венеры. Вместе с бурами прибудет и один из пилотируемых спускаемых аппаратов.
      Тогда мы все поймем. Тогда будем знать точно…
      Я не мог не представить себя в той первой экспедиции, на борту спускаемого аппарата, пронзающего бурые сумерки и опускающегося на поверхность планеты…
      А ведь я бывал на Венере, работал в тамошней атмосфере… А в детстве читал статьи о том, как легко уничтожить хрупкую экосистему.
      Я представлял себе фантазию и реальность: уничтоженные ядерной войной города, Землю, испепеленную лавой. Горький дым - вот и все, что осталось от нашей цивилизации.
      Кристи наслаждалась паром из своей чашки и как-то странно посматривала на меня. Чем стала гибель Земли для Кристи Мейтнер? Погиб ли близкий человек, или она восприняла Катастрофу как массовую смерть чужих людей? Миллиардов чужаков?
      – Наверное, нам лучше обсудить все прямо сейчас, - произнесла она. Видимо, мое нежелание разговаривать не бралось в расчет.
      Я кивнул, не зная, чего мне больше хочется. Ее лицо нельзя было назвать выразительным. Та же проблема, что и у меня. Я попытался вспомнить свое отражение в зеркале, но увидел только туман. На что же она так таращится?
      – Все просто, Ходжа, - начала она. - Они ЖИВЫЕ, это ИХ мир. Если мы здесь останемся, то даже при том, что нас всего жалкая горстка, среда на Титане будет медленно, но неуклонно изменяться и в результате превратится в мир, где они больше не смогут жить.
      – По-моему, сейчас важнее другое: мы нашли разум. Чуждый, но разум!
      Она покачала головой.
      – Если мы с тобой постараемся сохранить это в тайне, если попытаемся уберечь их, то потом, вернувшись на лунную базу…
      – Земля не возродится, - сказал я жестко. - А мы не проживем на Луне долго. Спутники Сатурна - самое подходящее место. По крайней мере - шанс…
      – Нет. Наша партия в любом случае проиграна, - сказала она. В принципе, она права.
      – Ты предлагаешь, - продолжала Кристи, - чтобы мы набились все сюда, уничтожили жителей Титана, а потом все равно вымерли, перечеркнув не только собственное, но и чужое будущее?
      Какой должна быть моя следующая реплика? Все, догадался: «Пойми, Кристи, ты получила неопровержимые доказательства, что жизнь свойственна Вселенной как таковой!» Идиот! Ведь я помнил, как она выглядела, какими огромными были ее глаза, когда она стояла у меня за спиной с ледорубом и собиралась с духом, чтобы совершить убийство.
      – Не пойму, о чем мы тут толкуем, зачем произносим старомодные заклинания экологов? - В точности как болваны, протестовавшие черт знает когда против запуска «Кассини», но не желавшие пошевелить даже пальцем, чтобы избавить мир от чудовищного запаса водородных бомб!
      Главное - выбрать цель. Выбрать среди целей ту, что проще.
      – Не в том дело, - возразила она утомленно. - Если бы все исчерпывалось тем, что они живые, что они разумные, ты бы здесь сейчас не сидел.
      – Шарахнула бы ледорубом? - спросил я с улыбкой. - Интересно, и как бы ты потом объяснила мою гибель?
      – Тогда я об этом не думала.
      – Ясно. Ну и почему же я до сих пор цел? Долгий недоуменный взгляд, попытка постичь, прячется ли во мне душа, такой ли я человек, как она. Но ответа нет. Вместо этого:
      – Позавчера я получила доказательства, что их жизнедеятельность связана с прямым ядерным синтезом.
      Она облегченно перевела дух: видимо, произнесла самые главные слова. Мне же казалось, что мы все еще не видим за деревьями леса.
      В старых романах подробности всегда затмевали целое, персонажи увлекались наукообразными беседами, кичась своей компетентностью, пока не появлялся Господь и не ставил жирную точку. В нашем положении такие подробности теряют смысл. И все же я подхватил:
      – Это могло бы склонить чашу весов в нашу пользу. Мы селимся здесь, учимся взаимодействовать с ними и выживаем как вид…
      Я сильно ее разочаровал. Вряд ли ей хотелось, чтобы я выносил свои вердикты. Наверное, ей представлялся сценарий, в котором она, педантичный наставник, объясняла простаку, разинувшему от восхищения рот, всю сложность ситуации, прибегая к простейшей терминологии.
      Она откинулась и вздохнула.
      – Выходит, ты уже все продумал?
      Людям нравится воображать, что они принимают разумные решения. Это называется поведением, направленным на поиск оправданий. Мы с Кристи долго смотрели друг на друга. Напряжение становилось все сильнее, мы по очереди порывались нарушить молчание, но умолкали на полуслове. Кому хочется оправдываться первым? Во всяком случае, не мне. Серьезная проблема, где подходящим аргументом может оказаться даже ледоруб…
      Мне не хватало ясности мышления. Мы заговорили об обнаруженном ею явлении, которое она действительно растолковала мне в простейших терминах. В конце концов я сумел ухватить нить и намотать ее на катушку собственных знаний, понять в рамках собственных представлений. Важный этап при поиске оправданий для своего поведения… Или для бездействия.
      Подумай об открывающихся возможностях, Кристи! Подумай о технологических прорывах. Об исчерпанности наших ресурсов. Что значат по сравнению с этим твои титанианцы? Так ли важна их судьба?
      В конце концов мы уснули. Я устроился на полу, Кристи - на своей койке, спиной ко мне, спрятав голову в тени, сгустившейся у стены. Сначала я не засыпал, пытался анализировать ситуацию, убедить себя, что во всем этом есть смысл.
      Проснувшись, я обнаружил Кристи на полу рядом со мной. Правда, она спала, не прикасаясь ко мне, только положив голову на край свернутого одеяла, которое я использовал как подушку.
      Лайза никогда так не делала. Когда мы спали вместе, она всегда должна была ко мне прикасаться: то прижималась к моей спине, то требовала, чтобы я ее обнимал и защищал, как раковина моллюска. Помнится, когда мы еще были очень молоды и в новинку друг другу, я, просыпаясь, ловил на своем лице ее дыхание. Трудно представить себе что-либо более интимное, чем это.
      Проснувшись, мы позавтракали, сели в вездеход и опять поехали к берегу Воскового моря, где нас дожидались разноцветные чудеса, не ведающие о наших бедах.
 

* * *

 
      Не знаю, что меня заставило остановить вездеход на эскарпе. Наверное, предчувствие надвигающихся событий или острое желание увидеть великолепную панораму. Я велел Кристи покинуть вездеход. Прежде чем согласиться, она долго смотрела на меня, потом кивнула, опустила шлем скафандра и включила наддув. Внешняя оболочка, только что состоявшая из одних морщин, расправилась, напряглась, и женщина превратилась в манекен.
      Дождавшись шипения воздушного клапана, я посмотрел в окно и обнаружил «манекен» среди безжизненной пустыни. Почему-то вспомнилась телевизионная реклама, которую я часто видел в детстве: герой в плоском шлеме, с примкнутым штыком, идущий в атаку сквозь шквал огня. Что именно рекламировал этот персонаж, я не помнил - или не хотел вспоминать из чувства самосохранения.
      По-моему, Кристи испытала облегчение, когда я присоединился к ней. Конечно, лицевой щиток, как всегда, не позволял разобраться в ее настроении: я видел только огромные глаза с уже знакомым непонятным выражением, то ли изумление, то ли страх, то ли негодование. Тем не менее она дошла со мной до края скалы. Там мы остановились. Я даже позволил ей встать за спиной. Я хорошо помнил, как выглядел ледоруб в ее руках, но теперь это почему-то утратило значение.
      Здесь, на уступе, она при желании могла бы обойтись без ледоруба. Один хороший толчок - и я полетел бы вниз. При здешнем слабом тяготении человек, пожалуй, пережил бы падение, но вот скафандр…
      Я представил себя в роли разрывающейся гранаты.
      Небо, протянувшееся у нас над головами к невидимому горизонту, походило сейчас на застегнутое красное одеяло с лохматыми тучами из грубой шерсти, усеянными дырами, сквозь которые сквозила бесконечность.
      Я посмотрел вниз, на серебристый берег. Помост с приборами был окружен кольцами, сложенными из неподвижных шариков. У каждого кольца был свой цвет. Внутреннее, наименьшее кольцо было синим, а дальше - зеленое, красное, фиолетовое.
      – Никогда такого не видела, - пробормотала Кристи. Ее голос вполз мне в уши; мне показалось, что она залезла в мой в скафандр, прижалась, положила подбородок мне на плечо и говорит в самое ухо…
      Приглядевшись, я заметил, что шарики связаны между собой тонкими, перекрученными, бесцветными нитями. У меня на глазах один из них протянул к помосту свою «конечность». Я уже знал, что сейчас произойдет. Так и вышло: перемычка почернела и сократилась, выпустивший ее шарик перевернулся и пропал из виду. Сомкнется ли кольцо, сделает ли каждый солдат маленький шажок, как греческие воины в фалангах?
      – Не понимаю, зачем они это творят, - проговорила Кристи.
      Смерть ради истины? Любопытно!
      К помосту потянулась еще одна конечность; чем больше сокращалось расстояние, тем медленнее становилось движение. Конечность расплющивалась, расширялась. Наконец на ней появилась плоская присоска, которая задвигалась влево-вправо, не прикасаясь к помосту. Потом в центре присоски образовались желтые бусины, которые, отделившись, устремились к родительскому шарику. Там они умножились в числе и разбежались по кольцу.
      – Думаешь, они знают о нашем присутствии? - спросил я.
      Первый шарик втянул свою ложноножку, и через секунду следующий в шеренге обзавелся таким же… инструментом? Не уверен, что правильно подобрал слово. Исследование теплого помоста продолжилось.
      – Не знаю, - ответила Кристи. - Их радиочувствительность не настолько велика. Мне обычно приходится включать передатчик на полную мощность, чтобы обратить на себя их внимание.
      Я сделал шаг в сторону.
      – Давай спустимся и…
      Кристи еще не знала, что я собираюсь предложить, но на всякий случай ахнула и крепко схватила меня за запястье. Я вспомнил о ледорубе и слегка поежился.
      Когда я снова перевел взгляд на береговую полосу, кольца уже распались, бусины обрели идеальную сферическую форму. Они появлялись и исчезали в растрескавшемся льду, как разноцветные шарики для пинг-понга, прыгающие в наполненной раковине. При этом в их прыжках наблюдалась синхронность.
      Потом шарики разом взорвались, превратившись в завесу из мелких серебристых капелек. Капли льнули одна к другой, сливались, образовывали сплошную волну. Очень быстро весь пляж превратился в серебряное зеркало, простершееся между морем, скалами и помостом. В нем отражалось красное небо вместе с золотыми лучами, проникающими в прорехи облаков, и снежными завихрениями, похожими на заряды пыли, поднимаемые летним ветром. Мне показалось даже, что я вижу кусочек радуги.
      Потом отражение в зеркале стало темнеть, потеряло отчетливость, словно начали сгущаться сумерки, хотя настоящее небо, то, что сверху, осталось прежним. Золотые лучи в зеркале померкли, красный цвет сменился оранжевым, потом побурел, посинел, стал отливать фиолетовым, превратился в смоляную черноту.
      Правда, на черном фоне остались серебряные блестки. Что-то в их расположении заставило меня еще больше насторожиться. Блестки перемещались по черному зеркалу, образовывая смутно знакомые фигуры. Часть свилась в густую диагональную полосу…
      Кристи ахнула, и мне показалось, что она согрела мне своим дыханием ухо. Она догадалась, что происходит, на несколько секунд раньше, чем я.
      Звезды потускнели, Млечный путь почти совсем скрылся из виду.
      – Но как? - услышал я голос Кристи. - Как они могут видеть?
      В центре звездного неба вспыхнул яркий свет. Вокруг источника света начали вращаться «прожекторы» помельче - одни более яркие, другие менее, некоторые почти белые, другие - синие, красные, зеленые…
      От синего потянулись тонкие лучи света. Одни задержались у оранжевого Юпитера, другие достигли желтого Сатурна; одни довольствовались этим, другие продолжили путь и пропали из виду.
      В нижней части картинки - если считать низом ее ближний к нам край - возникли плоские схематичные изображения космических кораблей, быстро совместившиеся с летящими от Земли светящимися точками. Маленький «Пионер», «Вояджеры», «Кассини» и другие.
      – Насколько же обширны их знания? - хрипло прошептала Кристи. - Почему они так долго ждали?
      Если им знаком «Пионер», значит, они следили за нами уже тогда, когда мой отец был мальчишкой, а дед - молодым человеком, увлеченным космосом, мечтающим о будущих полетах и открытиях, - сильным, полным жизни и счастливым.
      Солнечная система в черном зеркале на краткое время погасла, но быстро сменилась нарастающим свечением. Появилась голубая Земля с океанами, затянутыми грозными тучами и бледно-желтыми расплывчатыми континентами, с маленьким серым спутником - Луной.
      Кристи схватила меня за плечо, догадавшись, что последует дальше.
      К Земле помчался астероид. А затем… Фиолетовые вспышки водородных бомб. Разлетающиеся в стороны осколки, удары, алая изливающаяся магма, пелена бурых облаков.
      Разумеется, я тут же заподозрил обитателей Титана в некоей связи с астероидом, истребившим земную жизнь. Но по зрелом размышлении подозрение было отвергнуто. А мое воображение принялось рисовать варианты дальнейшего развития событий, Наверное, мы сейчас увидим инопланетянина: человеческого в нем будет мало, но все же достаточно, чтобы признать в нем разумное существо. Инопланетянин поманит нас щупальцем…
      «Отведите нас к вашему вождю». Комикс, да и только…
      Тем временем картина конца света померкла, сменилась белым диском, испещренным концентрическими кольцами. Постепенно мы сумели разглядеть сложные механизмы с множеством деталей, системы управления…
      – Многослойная оптика! - догадался я.
      – Если они действительно способны построить такую установку, то могут наблюдать космос через облака. Солнце, крупные планеты, яркие звезды - все как источники тепла, влияющие на их атмосферу.
      Инфракрасный телескоп уступил место изображению Титана. Его было нетрудно узнать по топографии Терра Нурсе. Впервые передо мной предстал Титан, лишенный облаков. Изображение вращалось. Мы увидели полушарие, занятое Восковым морем. В море вырисовывалась сложная система концентрических кругов - гигантская версия системы, которую мы обнаружили сегодня, приехав сюда.
      – Интерферометр с большой базой, - определила Кристи. - Обладая солидной вычислительной основой, можно…
      – Как провести различие между жизнедеятельностью и технологией? - я перебил ее.
      – Что ты имеешь в виду? - спросила Кристи.
      Для созидания мало одного воображения. Знания, как созидать, тоже мало. Главное - суметь претворить задуманное в реальность.
      А нас уже ждало новое изображение - космодром, выполненный с поразительными подробностями. Обе наши ракеты, готовые к старту. У края картинки, на безопасном расстоянии, скопились маленькие синенькие титанианцы. От их выжидательной неподвижности веяло угрозой. Я мысленно сравнил их с притаившимися в засаде индейцами.
      К ракетам, готовым к пуску, приблизилась синяя сфера. Я ждал, что ракеты повалятся, как кегли, сметаемые шаром, но сфера зависла неподалеку от земных кораблей. Человечки в скафандрах соединили сферу и корабли синей нитью. Сфера стремительно съежилась и исчезла. Корабли стартовали, яркие языки пламени подбросили их к оранжевым небесам, и они пропали из виду.
      База и космодром стали исчезать по кусочкам, пока пейзажу не была возвращена девственная простота.
      В моих наушниках раздался обреченный вздох Кристи.
      Но серебряный экран опять расчистился, замерцал звездами в бархатной темноте, ожил работающей моделью Солнечной системы. Яркие точки устремились от Сатурна к голубой Земле. «Земля теперь бурая, - мысленно поправил я мультипликаторов. - Вы что, забыли?»
      Космос опустел.
      – По-моему… - начала Кристи.
      – Они посылают нас обратно домой, на верную смерть, - закончил я за нее.
      И вдруг появилась новая яркая точка. Она проделала путь от Земли до Сатурна и вернулась обратно. Потом еще и еще. Множество ярких точек устремилось от Сатурна в противоположном направлении, к Нептуну. Трасса приобрела следующий вид: Земля-Сатурн-Нептун - и обратно.
      Что привлекательного на Нептуне? Ничего, не считая его спутника Тритона!
      Я вспомнил, что всегда мечтал там оказаться, даже готов был бросить Лайзу ради прозрачных гейзеров на фоне темно-синего мира где-то на самом краю межпланетной пустоты… Кристи заговорила, и голос ее прозвучал гулко, словно она погрузилась в глубокий сон:
      – Они отсылают нас. Они обещают помочь нам выжить… - Она запнулась.
      О чем тебе подумалось, Кристи? Пригрезилась атмосфера планет-гигантов?
      – Из атмосферы Юпитера нам трития не добыть, хотя его там полно. - сказала она. - Слишком сильна радиация. Может, когда-нибудь в будущем, но только не сейчас.
      Надо же, ты еще веришь в будущее! Потом, думая про тритий, я вспомнил давно забытый проект «Дедал».
      – Даже здесь, на Сатурне, пришлось бы как-то преодолевать силу тяготения. А опасность столкновения с обломками в экваториальных кольцах? Зато Нептун…
      Газовый гигант с атмосферой низкой плотности, насыщенной необходимым нам тритием. А вокруг него вращается естественный обледенелый спутник - наверное, титанианцы облюбовали его для себя?