Ордынское иго и становление Руси

Вольдемар Балязин
Неофициальная история России
Ордынское иго и становление Руси

Первые 140 лет ордынского ига

От Юрия Долгорукого до Михаила Ярославича Хороброго

      Само слово «город» или «град» означало в Древней Руси – «прочно огороженное, укрепленное место, военное поселение». В центре города строилась цитадель-детинец, с середины XIV века называемый Кремлем. Такой «детинец», превращавший село в город, и был заложен над Москвой-рекой, на одном из семи холмов – Боровицком, где стоял густой сосновый бор. Московский деревянный детинец-кремль начали строить в 1156 году и закончили (в первом варианте) примерно через два года.
      Если о присутствии Юрия Долгорукого в начале строительства московского Кремля можно говорить с некоторой долей сомнения, то о его участии в окончании работ не может быть и речи, потому что достоверно известно, что он умер в Киеве 15 мая 1157 года, когда строительство было в самом разгаре. И вообще, когда мы говорим о первых десятилетиях в истории Москвы, следует иметь в виду, что о Москве в XII веке известий почти нет, а вот уже в XIII столетии летописи сообщают о ней все чаще.
      В 1207 году здесь собираются войска Владимиро-Суздальских князей, чтобы пойти против князей черниговских. Во главе похода стоял сын Юрия Долгорукого – великий князь Владимирский Всеволод Большое Гнездо. К нему на подмогу должны были прийти новгородцы и рязанские князья, но рязанцы изменили Всеволоду, напали на Москву и разгромили ее. В следующий раз Москва упоминается в летописи через пять лет, в связи с тем, что после смерти в 1212 году Всеволода Большое Гнездо в Москву на княжение приехал его сын – Владимир Всеволодович. Он княжил здесь всего около года, но именно тогда Москва стала центром хотя и маленького, но уже относительно самостоятельного княжества. Владимира сменил на московском княжении его племянник – Владимир Юрьевич, внук Всеволода Большое Гнездо.
      В самом конце 1237 года Москва была взята штурмом и сожжена войском хана Батыя. Московский воевода Филипп Нянька был убит, а малолетний князь Владимир Юрьевич взят в плен. Москва вскоре полностью отстроилась, и уже через десять лет, в 1247 году, ею стал владеть новый князь, брат Александра Невского – Михаил Ярославич Хоробрый.

Даниил Александрович – родоначальник князей Московских

      Четвертый сын Александра Невского – Даниил – родился в 1261 году. Он прожил сорок два года, когда на Руси постоянно шла борьба за первое место среди всех других княжеств между Москвою и Тверью. И московским князьям и тверским хотелось быть первыми.
      Сначала и тех и других удерживал от борьбы друг с другом Александр Невский, но после его смерти 14 ноября 1263 года на Руси не оказалось человека, который смог бы продолжать дело Невского.
      Когда Даниилу было пятнадцать лет, он стал князем Московским и по молодости лет сколько-нибудь заметной роли в политической борьбе на Руси не играл.
      Впервые о Данииле заговорили в 1282 году, когда он вмешался в распрю между старшими братьями – Дмитрием и Андреем, выступив на стороне последнего. Распря эта растянулась на многие годы, пока, наконец, Андрей не оговорил Дмитрия перед могущественным темником Золотой Орды Ногаем, женатым на побочной дочери византийского императора Михаила VIII Палеолога – Евросинье.
      По совету Ногая золотоордынский хан Тохта послал на Русь ордынские войска, которыми командовал его брат – хан Дюдень. Дюдень должен был поставить на Великое княжение во Владимир Андрея Александровича, союзника Даниила.
      «Но сей предлог был только обманом, – пишет в „Истории государства Российского“ Н. М. Карамзин, – Муром, Суздаль, Владимир, Юрьев, Переславль, Углич, Коломна, Москва, Дмитров, Можайск и еще несколько других городов были ими взяты как неприятельские, люди пленены, жены и девицы обруганы. Духовенство, свободное от дани ханской, не спаслося от всеобщего бедствия: обнажая церкви, татары выломали даже медный пол собора Владимирского, называемый чудесным в летописях. В Переславле они не нашли ни одного человека: ибо граждане удалились заблаговременно с женами и детьми. Даниил Александрович Московский, брат и союзник Андреев, дружелюбно впустив татар в свой город, не мог защитить его от грабежа. Ужас царствовал повсюду. Одни леса дремучие, коими сия часть России тогда изобиловала, служили убежищем для земледельцев и граждан».
      После опустошительного похода Дюденевой рати Даниил Александрович стал осваивать Московскую землю как предусмотрительный, дальновидный хозяин. Он построил в Москве церковь Спаса на Бору, основал Данилов и Богоявленский (1296 г.) монастыри. Но главное, за что «имя Даниила было в большом уважении у его потомков», то, что он стал родоначальником дома московских князей.
      В 1301 году Даниил осуществил поход в Переяславль-Рязанский. Он разгромил войско Константина Романовича, пленил рязанского князя и присоединил к своим владениям город Коломну, важнейший стратегический пункт на месте впадения реки Москвы в Оку. В той малоизвестной русской истории битве сражалось немало ордынцев в дружине Константина Романовича, многие из них погибли в кровавой сече. Но повелители Орды спустили с рук столь дерзкое поведение младшему сыну Александра Невского, не придали значения самому факту крупного земельного приобретения московского князя в том походе.
      Да, забот и дел у ханов Сарая и Каракорума в начале XIV века было немало. За всем не уследишь. К тому же чем неспокойней живут русские, тем надежнее и крепче положение Орды. Пусть русские князья дерутся между собой, пусть создают новые и упраздняют старые княжества – пусть так будет вечно! Ханы Сарая и Каракорума все равно землю Даниила Московского считали своей. Никто из них в первый год XIV столетия не догадывался о том, что усиление крохотного и незначительного княжества русских будет необратимо.
      Слишком уверенные в своем благополучии, в своей силе, они не обратили внимания на еще одно знаменательное событие, произошедшее в 1301 году, – воскрешение обычая русских князей съезжаться для решения общих дел на съезд, в частности на Собор русских князей в городе Дмитрове.
      На съезде князей в Дмитрове, правда, события развивались не так гладко, продолжилась все та же борьба за влияние. Здесь произошла размолвка между тверским князем Михаилом и Иваном Переяславским, внуком Александра Невского, еще резче обозначились противоречия между великим князем Андреем Александровичем и князем Михаилом. Все как обычно! Собрались, поговорили, высказали друг другу обиды и несогласия и разъехались врагами, так и не решив основных задач. Зачем же нужно было тратить время, средства, энергию, если всем было ясно, что съезд в Дмитрове не в состоянии примирить князей, не объединит Русь в борьбе против ордынцев? Странные русские люди! И ордынские ханы, узнав подробности событий в Дмитрове, были довольны: русским не дано договориться между собой.
      Но кое-кто все же решил свои, пусть и не великие, задачи. Даниил, например, одержал на том съезде важную дипломатическую победу, установив теплые, родственные отношения с Иваном Переяславским. А тот уже в следующем году, перед своей кончиной, завещал московскому князю переславские земли. Академик В. О. Ключевский писал: «Московский князь – враг всякому великому князю, кто бы он ни был: казалось, самая почва Москвы питала в ее князьях неуважение к прежним понятиям и отношениям старшинства. Даниил долго и упорно боролся с великими князьями, собственными старшими братьями, с Дмитрием Переяславским, потом с Андреем Городецким. Но по смерти Дмитрия он сблизился с добрым и бездетным его сыном Иваном и так подружился, что Иван, умирая в 1302 году, отказал свой удел московскому своему соседу и младшему дяде помимо старших родичей...
      Но враги старшинства, московские князья были гибкие и сообразительные дельцы».
      Младший сын Александра Невского, получив в дар родовое гнездо своего отца, действовал решительно и напористо. Он приехал в Переяславль-Залесский, прогнал оттуда людей Андрея. Московское княжество за неполных два года резко расширилось.
      В 1303 году князь Даниил Александрович умер и был похоронен в основанном им Свято-Даниловом монастыре, которому предстояла многовековая и славная история.

Юрий Данилович

      Через год после кончины московского князя Даниила Александровича преставился и Великий князь Владимирский, его старший брат и союзник, Андрей Александрович, и в борьбу за великокняжеский владимирский престол вступили Михаил, князь Тверской – старейший в роде Рюриковичей, и его племянник, сын Даниила Александровича, князь Московский Юрий Данилович. Эта упорная, не на жизнь, а на смерть, схватка двух упрямых людей положила начало долгой борьбе за первенство среди русских княжеств, двух могучих молодых политических сил – двух юных городов: Твери и Москвы.
      Тверского князя Михаила признали великим князем бояре Волжского Городца, где проживал и откуда долгие годы управлял страной Андрей Александрович. Предав земле усопшего, они явились в Тверь с поздравлениями. Михаила Александровича поддержал Новгород, жители которого надеялись, что великий князь поможет им сдержать натиск Владимиро-Суздальского княжества на север. Мудрый митрополит Максим поддержал тверитянина Михаила. Он клятвенно обещал Юрию «любые города в прибавок к его Московской области», лишь бы тот не затевал крупную ссору. Мощная опора была у Михаила в лице митрополита.
      Но Юрия Даниловича это не смутило. Он смело предъявил противнику свои права на великокняжеский престол. Непонятно, на что он надеялся. Московское княжество, расширенное усилиями Даниила Александровича в первые годы XIV столетия, уступало в экономическом и политическом отношениях многим новым и старым княжествам. Но быть может, именно на это и рассчитывал Юрий Данилович, отправляясь в Орду в надежде вымолить у хана ярлык на великое княжение? Повелители Орды, слегка приподнимая слабого, сохраняли тем самым напряжение во взаимоотношениях русских князей.
      Было это так или было иначе, но дерзость Юрия Московского, поехавшего в Орду за ярлыком, удивляет. Тверскому князю в ставке хана нужно было добиться того же результата, и он приказал своим людям перехватить соперника, задержать его. Юрий Данилович перехитрил ловцов, явился в Орду, но в тот год повезло все же Михаилу. Он получил ярлык на великое княжение и вернулся в Тверь с победой. Для Юрия Даниловича эта поездка в Орду была бесполезна. Он вернулся в Москву, уверенный в своем будущем. Князя Тверского он, естественно, признал великим князем, но покоряться ему и не думал, даже расширил Московское княжество за счет Можайского удела, и теперь вся Москва-река принадлежала Москве.
      Михаил не стал долго терпеть независимый нрав Юрия. И в 1305 году тверской князь с крупным войском подступил к Москве. Но взять город тверитяне не смогли, вернулись домой.
      В следующем году Юрий совершил поступок, который соотечественники его никак не могли одобрить: он повелел задушить рязанского князя Константина, плененного еще Даниилом Александровичем во время удачного похода на Рязань. Казнь пленника не дала никаких преимуществ московскому князю, так как сыну убитого, Ярославу, удалось получить у хана ярлык на Рязанское княжение. Ханы любили поддерживать слабых.
      В 1313 году великий князь Михаил Александрович уехал в Орду и пробыл там долгих два года. Его отсутствием воспользовались шведы. В 1314 году они с боем взяли Ладогу, ограбили ее и предали огню, затем ворвались с помощью карелов в крепость Кексгольм (ныне город Приозерск в Ленинградской области, на берегу Ладожского озера). Новгородцы под руководством наместников Михаила выдворили налетчиков со своей земли, но обиделись на великого князя, который, по их мнению, совсем забыл о делах отечества, не встретил с дружиной шведов на подступах к Ладоге. Михаил конечно же не был виноват в бедах новгородцев, не по доброй воле он два года провел в Орде. Но кто будет слушать доводы подобного рода на пепелище?
      Обострением отношений между великим князем и новгородцами тут же воспользовался Юрий Данилович. Он послал в Новгород князя Федора Ржевского, который арестовал людей Михаила. Горожане выбрали посланца московского князя своим начальником, собрали войско и осенью отправились в поход на Тверь мстить. Сын великого князя Дмитрий встретил новгородцев на берегах Волги, уже покрытой тонким слоем льда. Переправляться через Волгу тверитяне не рискнули и предпочли заключить мир. Юрий Данилович воссел на новгородском престоле.
      Великий князь Михаил пожаловался на московского князя хану, тот потребовал слишком энергичного политика в Орду и оставил его там на целых три года. Великий князь за это время сумел справиться с крупным войском новгородцев в битве близ Торжка 10 февраля 1316 года и заключить с ними выгодный для себя договор. Жители Новгорода не преминули отправить в Орду послов с жалобой на Михаила. Узнав об этом, он приказал послов поймать, а сам собрал войско и двинул его на Новгород.
      Но ему не повезло на этот раз. Новгородцы подготовились к войне основательно: укрепили стены крепости, призвали на помощь многочисленных союзников, собрались на шумное вече и решили стоять насмерть. Михаил испугался, драться с огромным войском защитников города не рискнул, повернул рать назад, в Тверь. Но вот незадача – заблудился, привел войско в болотистые дремучие леса. Коварна русская природа, не раз учила она людей, наказывала за непочтение к ней. Войско Михаила оказалось в родных лесах в ловушке – что может быть нелепей и нравоучительней? Потеряв конницу, обозы, побросав оружие, горстка самых сильных людей вернулась в Тверь.
      Беды великого князя, однако, на этом не закончились. Из Орды приехал Юрий, да не один, а с женой – сестрой юного хана Узбека, Кончакой, получившей в крещении имя Агафия, и с сильным войском ордынцев, и с монгольским князем Кавгадыем.
      Михаил не стал больше испытывать судьбу и отправил послов к Юрию. Те объявили в Москве, что князь Тверской признает Юрия Даниловича великим князем и желает только одного – мирно княжить в Твери.
      Юрий же, понимая, что победа эта зыбкая и все может вновь измениться, решил окончательно обезопасить свое положение – и пошел на Тверь. Он был уверен в победе.
      Михаил действительно не смог быстро восстановить свою дружину после трагического похода на Новгород, но бой надо было принимать. В сорока верстах от Твери, близ селения Бартенево, войско Юрия и Кавгадыя 22 декабря 1318 года вступило в сражение с тверитянами, возглавлял которых Михаил. В том неравном сражении он бился так отчаянно и смело, будто искал смерти, будто жизнь была ему не в радость. Он бросался на самые опасные участки битвы, отражал с горсткой воинов атаки превосходящих сил неприятеля, и в результате постепенно инициатива ведения боя перешла к тверитянам.
      Воины Юрия, пораженные удачливостью вездесущего Михаила, подались назад. Сначала чуть-чуть отступили, на полшага всего. И если бы в тот миг какая-нибудь стрела сразила Михаила, то эти полшага ничего бы не изменили, москвичи победили бы в том бою. Но тверской князь носился по полю боя как заколдованный: стрелы, копья и мечи не достигали его мужественного сердца. И рать Юрия и Кавгадыя не выдержала, побежала от врага сломя голову.
      Тверитяне взяли в плен Кавгадыя, захватили огромный обоз, жену Юрия, Агафию. Так уверен был Юрий перед походом в победе, что даже юную жену взял с собой. Постыдное бегство, поучительная история. Позабыв все на свете, он бежал в Торжок, а оттуда – в Новгород. Жители города встретили бывшего защитника своего хорошо, помощь военную обещали, послали к Михаилу людей с требованием «сделать все угодное Юрию».
      Победитель, побаиваясь гнева хана Узбека и не желая осложнений с новгородцами, пошел на уступки. Он отпустил из плена Кавгадыя, но, на беду, Агафия по неизвестным причинам скончалась в Твери. Ордынский князь и московский князь пожаловались хану на тверского князя, который «не давал царевой дани, бился против царского посла и уморил княгиню жену Юриеву». Серьезные обвинения. Узбек, суровый человек, вызвал в ставку жалобщиков. Те быстро явились в Сарай. Хан призвал к себе и Михаила. Зная крутой нрав Узбека, тот отослал к повелителю Орды своего двенадцатилетнего сына Константина.
      Но Узбек потребовал к себе самого князя. Михаил понял, что дела его плохи, и стал собираться в далекий путь. Получив благословение епископа, простившись с близкими, с родной Тверью, он отбыл в Сарай. До берегов Нерли его сопровождала верная жена Анна. Здесь они простились. Здесь же тверской князь исповедался своему духовнику: «Я всегда любил отечество, но не мог прекратить наших злобных междоусобий; по крайней мере, буду доволен, если хотя бы смерть моя успокоит его». Жене своей он горестных слов не говорил, улыбался ей, обещал привезти из Орды подарки. Анна верила ему. Но от хана она ждала любых козней и потому провожала мужа в большой печали.
      Во Владимире сыновья его, Дмитрий и Александр, пытались убедить отца не ездить к хану, но решение его было твердо: «Если я ослушаюсь хана, то он приведет войско на Тверь, и много наших соотечественников погибнет. Лучше я один умру».
      Он приехал в Орду. Через шесть недель Узбек устроил в огромном шатре суд над ним. Юрий и Кавгадый подготовились к делу основательно, но Михаил до поры до времени отметал все обвинения. Однако тверскому князю не удалось убедить Узбека в своей невиновности. Его заковали в цепи, на шею положили тяжелую колоду, но казнить сразу не стали: то ли поленились, то ли хан хотел потянуть время, помучить пленника, да и Юрия Даниловича подержать в неизвестности.
      Как обычно, по осени Узбек готовился к походу за Терек на ловлю зверей. Любил он эту забаву. На месяц, а то и больше бросал он дела, созывал воинов, вождей, князей, бояр, послов, жен, детей и с большим обозом уходил на юг, в Персию. Там было раздолье для ловких людей!
      Юрий Данилович боялся, как бы охота не изменила настроение хана, как бы тот не отменил приговор, не простил Михаила. Бывало такое в Орде, и нередко. Ко всему прочему, князь московский знал о том, что жена повелителя Орды и многие знатные ордынцы хорошо относятся к пленнику и некоторые из этих покровителей, а жена особенно, имели большое влияние на хана. Нельзя было пускать дело на волю судьбы: Михаил, если бы он остался в живых, не простил бы Юрию судилища.
      Войско Узбека с большим обозом расположилось на перекрестке торговых дорог. В стане ордынцев открылся торг. Веселое дело – большой базар. Но только не для приговоренного к смерти, вынужденного стоять с колодой на шее на самом солнцепеке на виду у снующего туда-сюда люда.
      Юрий и Кавгадый подошли к Михаилу. Ордынский князь облегчил колоду, сказал: «У нашего царя такой обычай: если он рассердится на кого-нибудь, хоть и на племянника, то приказывает надеть на него колоду. А как пройдет гнев, так и почести вернет и наградит. У нас хан добрый. Он и с тобой так поступит. Не волнуйся, жди!»
      Кто его просил говорить эти слова, для кого он сказал их – для Михаила или для Юрия? Зачем он сказал это? Чтобы вселить в душу несчастного надежду? А может быть, для того, чтобы поторопить Юрия? После этого эпизода Кавгадый, хитрая бестия, стал проявлять заботу о Михаиле. Юрию такое отношение союзника к своему врагу не понравилось, и он при каждом удобном случае говорил Узбеку, что пора бы разделаться с пленным губителем невинной Кончаки – Агафий. Хан хитро отмалчивался. Молчание – знак согласия. Но не приказ. Разница большая, потому Юрий нервничал еще больше. Ждал. Двадцать шесть дней ждал. И наконец дождался! Узбек утвердил приговор. И тут же, боясь, как бы хан не передумал, враги князя Тверского послали в шатер пленника убийц. Те быстро исполнили приказ.
      Узнав о гибели Михаила, Юрий и Кавгадый пришли к месту казни. Ордынский князь был спокоен. В этом деле он себя не запятнал, не нажил себе врагов. Русский князь взволнованно смотрел на казненного врага и не чувствовал себя счастливым победителем. Кавгадый пренебрежительно ухмыльнулся: «Это же твой старший родственник, дядя! Разве можно оставлять труп на поругание?!»
      Юрий молча снес обидные слова. Слуга накрыл погибшего одеждой.
      В этот миг русский князь увидел стоявшего в шатре Константина. Хрупкий отрок зло смотрел на него. В лице юноши, в глазах, во всей мальчишеской еще фигуре князь увидел гнев, вызов, нескрываемую жажду мести.
      Тело тверского князя везли на родину люди Юрия Даниловича. Он запретил им ставить гроб в церквях, приказал ставить гроб в хлевах. Похоронили Михаила в Спасском монастыре.
      Получив наконец ярлык на Великое княжение Владимирское, Юрий вернулся в Москву. Анна, вдова князя Тверского, просила у него разрешения на погребение мужа в Твери. Не остывший еще от борьбы со своим сильным противником, Юрий согласился не сразу. Сыновьям Михаила пришлось и с этим стерпеться. Старший, Дмитрий, даже заключил в 1321 году мир со своим врагом.
      В 1322 году в Новгороде умер брат Юрия, Афанасий, и великий князь из Москвы переехал в этот город. А в Москве стал княжить Иван Данилович. Причины смены места жительства великого князя неизвестны. «Юрий любил Новгород, и новгородцы любили Юрия... За всю историю Великого Новгорода не было ни одного великого князя, за исключением Юрия Даниловича, с которым бы новгородцы находились в дружелюбной и искренней связи», – писал историк Н. И. Костомаров. Здесь он был удачлив и как правитель, и как воитель, и как дипломат. Он успешно воевал против шведов, основал город Орешек (Шлиссельбург), укрепив тем самым западные границы княжества, заключил со шведским королем выгодный для новгородцев мир, воевал с литовцами, ходил в поход на Устюг, захватил его, заключил – опять же очень выгодный для новгородцев – мир с его жителями. Напряженными и счастливыми можно назвать эти последние два года жизни князя в Новгороде. В такие счастливые времена люди, даже мудрые и опытные, забывают о плохом, о былом. Может быть, и Юрий Данилович надеялся на то, что все невзгоды и беды, отпущенные на его век, он пережил. Но нет, оказывается, не все. В 1324 году его призвал к себе хан Узбек.
      Это известие никогда не радовало русских князей. Юрия Даниловича оно застало в Устюге. Князь простился с новгородскими воинами навсегда, и ратники отправились в Новгород, а Юрий Данилович доехал до Камы и по ней, а потом по Волге поплыл в Орду, в Сарай.
      Он знал причину вызова – Дмитрий Михайлович (Дмитрий Грозные Очи) обвинял его в утаивании тверских денег от татарского посла. Оправдаться перед Узбеком можно было. Но все время в пути не покидала князя тревога. Юрий Данилович прибыл в Сарай, дождался разрешения хана, явился к нему в шатер, преклонил колена.
      Узбек не успел сказать ни слова, как вдруг Юрий услышал резкий быстрый шаг, напористый, как степной ветер в зимнюю непогодь. Русский князь бросил опасливый взгляд вправо, увидел злобные глаза Дмитрия Грозные Очи, уже радующегося победе, и даже не привстал с колен, не успел.
      Молниеносным выпадом старший сын Михаила Ярославича вонзил тяжелый меч в его грудь. Придавил князя к земле. Но не достиг Дмитрий цели, не возвысилась Тверь после убийства Юрия. Напротив – оказал он невольно большую услугу московским князьям: хан Орды не одобрил самосуд в своем шатре, следствием этого неодобрения стало покровительство хана брату убитого – Ивану Даниловичу. А при нем усилил свое влияние на Москве митрополит всея Руси Петр. Эти два человека имели много общего во взглядах на будущее Русской земли.

Митрополит Петр

      Перейдем вновь к сюжетам, посвященным истории Русской православной церкви. В этой книге вы уже встречались с некоторыми вопросами становления и развития Киевской митрополии, с той ролью, которую играла церковь в развитии культуры и просвещения, приобщая свою паству к общечеловеческим ценностям. Об этом шла речь в разделах, посвященных Киевской Руси. Однако после 1240 года, когда Киев пал и во время штурма рухнула сожженная захватчиками Десятинная церковь, Киевская митрополия пришла в упадок, который продолжался на протяжении всего XIII столетия.
      В 1299 году митрополит всея Руси Максим покинул Киев и со всем клиром прибыл во Владимир, который до середины XIV столетия был административным, культурным и религиозным центром Северо-Восточной Руси. «Матерь городов русских», город Киев надолго потерял свое влияние даже в княжествах Поднепровья.
      В 1305 году митрополит скончался. Похоронили его во Владимире, в Успенском соборе. Митрополит в те века был высшим саном в церковной иерархии и власть имел немалую, да и авторитет православной церкви был уже очень высоким, поэтому на место митрополита было достаточно претендентов. Каждый из них имел свой взгляд на роль церкви в светской жизни и на политику князей, как, впрочем, имели свой взгляд на роль церкви в политике и князья, поддерживающие претендентов. Но вот чего у князей не было, так это стратегического политического мышления, а церковь имела его всегда. Высший сан на Руси назывался «митрополит всея Руси». Это «всея» указывало на стратегическую задачу церкви – объединение всего русского мира.
      Но среди претендентов встречались люди разные, попадались и подверженные чрезмерно светским суетным влияниям.
      В 1305 году игумен Геронтий при поддержке Тверского князя Михаила Ярославича завладел незаконно, по мнению некоторых ученых, митрополичьей кафедрой и отправился в Царьград (Константинополь), чтобы получить там официальное признание патриарха православной церкви Афанасия. В столицу Византийской империи поехал и ратский игумен Петр, посланный галицким князем Юрием Львовичем, который мечтал создать в своих владениях Галицко-Волынскую митрополию и тем самым обособиться от Руси. Князь Галицкий очень надеялся на игумена Петра, прославившегося своим ревностным отношением к пастырским обязанностям. Не знал Юрий Львович, что сама мысль дробить Русскую землю претила натуре ратского игумена, что мысли и идеи у него были совсем другие: Петр мечтал о единении страны.
      На первом этапе пути – до Черного моря – Геронтий заметно опередил своего конкурента. Но вмешалась сама природа, море вдруг всколыхнуло крутую волну на маршруте следования корабля, на палубе которого находился посланник князя Тверского. Судно же с игуменом Петром пролетело на быстрой волне в Константинополь без заминки.
      Император Византии и патриарх Афанасий приняли гостя очень хорошо. После беседы с ним они поняли, что слухи об этом служителе церкви были верны – Петра не зря уважали и ценили церковнослужители. Патриарх Афанасий рукоположил Петра в сан митрополита Киевского и всея Руси, и тот в прекрасном расположении духа отбыл на родину.
      В Киеве, однако, митрополит находился недолго. Он понимал, что важнейшие для страны события будут теперь проходить в другом месте, а значит, и он должен быть там.
      Вскоре Петр приехал во Владимир. Но и здесь он не успокоился, будто чувствовала его душа, что и Владимир, в те времена уже большой стольный град, в скором времени уступит первенство другим городам.
      Хотя духовенство Северо-Восточной Руси «единогласно благословило его высокую добродетель», некоторые игумены и епископы попытались очернить митрополита в глазах византийского начальства. Они сочинили на Петра грязный донос и, видно, переусердствовали. Патриарх Афанасий прочитал донос тверского епископа, приходившегося сыном литовскому князю Герденю, и был потрясен злобным духом письма. Он тут же послал в Восточную Европу известного канониста с заданием самым тщательным образом разобраться во всех пунктах предъявленного обвинения.
      В 1311 году в Переяславле-Залесском состоялся Собор князей. Сюда приехали священнослужители, князья и бояре из Твери, Ростова, Владимира и других городов, а также посол константинопольского патриарха. На соборе присутствовал Иван Данилович Калита, который княжил в это время в Переяславле-Залесском. Он, единственный из собравшихся, безоговорочно поддержал Петра, и эта активная позиция напористого молодого князя сыграла не последнюю роль в судьбе незаслуженно обвиненного митрополита Киевского и всея Руси. Византийский канонист хотя и испытывал на съезде мощное давление со стороны противников Петра, особенно со стороны тверских князей, но благодаря поддержке Петра Иваном Даниловичем сумел разобраться во всем.
      Собор полностью оправдал митрополита всея Руси, снял с него все обвинения. А встреча в Переяславле-Залесском, родном городе Александра Невского, двух выдающихся людей – митрополита Петра и князя Ивана Даниловича – сыграла немалую роль в истории Москвы.
      Новый высший сановник Русской православной церкви был человеколюбив и незлопамятен, а когда затрагивались его личные интересы, отличался поразительной беззащитностью, как то было в случае с оклеветавшим его тверским епископом. Он не обвинил ни в чем клеветника, а лишь сказал ему: «Мир тебе! Отныне остерегайся лжи...» Но когда дело касалось преступлений против церкви, Петр являл собой яркий пример непреклонности и строгости. Он мог снять епископский сан с преступившего законы и предать его анафеме. Но к мирянам был снисходителен, противостоял, как мог, неугасающей распре, тушил пожар вражды между московскими и тверскими князьями.
      В 1313 году Петр ездил вместе с Михаилом, тверским князем, в Орду, привез оттуда для Русской церкви очень важную льготную грамоту, которая подтверждала уже установленные ранее выгоды для церковнослужителей. В этой грамоте, в частности, говорилось: «Узбеково слово ко всем князьям великим, средним и нижним, воеводам, книжникам, баскакам, писцам... во всех улусах и странах, где Бога бессмертного силою наша власть держит и слово наше владеет. Да никто не обидит в Руси церковь соборную, Петра-митрополита и людей его, архимандритов, игуменов и проч. Их грады, волости, села, земли, ловли, борти, луга, леса, винограды, сады, мельницы, хутора свободны от всякой дани и пошлины: ибо все то есть Божие; ибо сии люди молитвою своею блюдут нас и наше воинство укрепляют. Да будут они подсудны единому митрополиту, согласно с древним законом их и грамотами прежних царей ордынских... Кто возьмет чтонибудь у духовных, заплатит втрое. Кто дерзнет порицать веру русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет!..»
      Из этой грамоты видно, как важно было для возвышения власти какого-то отдельного княжества и князя над другими единство и единомыслие светской и религиозной властей.