Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо (№3) - Роботы зари [Роботы утренней зари]

– В таком случае, – сказал Бейли, – если вы и только вы – тот единственный человек на всех мирах, кто мог бы это сделать, Джендер был убит вами?

– Не верю, чтобы Дэниел не поставил вас в известность, что я это отрицаю.

– Он мне сказал, но я хотел услышать, что скажете вы.

Фастольф скрестил руки на груди и нахмурился. Потом процедил сквозь стиснутые зубы:

– Хорошо, я скажу вам: я этого не делал.

Бейли покачал головой:

– Я верю, что вы верите своим словам.

– Верю. И совершенно искренне. Я говорю правду. Я не убивал Джендера.

– Но если вы этого не делали, а никто другой сделать этого не мог, значит… Погодите. Не исключено, что я сделал необоснованный вывод. Джендер действительно мертв или меня вызвали сюда под ложным предлогом?

– Робот действительно уничтожен. Вы сможете без помех увидеть его – если, конечно, Законодательное собрание до истечения дня не запретит мне доступ к нему. Но, полагаю, они этого не запретят.

– В таком случае, если вы этого не делали и никто другой сделать этого не мог, а робот действительно мертв, то кто же совершил это преступление?

Фастольф вздохнул:

– Полагаю, Дэниел сообщил вам, что я утверждал при расследовании, но вы желаете услышать это из моих уст.

– Совершенно верно, доктор Фастольф.

– Ну так никто этого преступления не совершал. Умственная заморозка Джендера была вызвана какой-то внутренней неполадкой в позитронных связях.

– Велика ли вероятность такой неполадки?

– Крайне мала. Но раз я тут ни при чем, произойти могло только это.

– Но не логично ли предположить, что вероятность того, что вы лжете, заметно больше вероятности неполадки?

– Многие предполагают именно это. Но мне известно, что я этого не делал, следовательно, неполадка остается единственным возможным объяснением.

– И вы затребовали меня сюда для того, чтобы я доказал, что причиной действительно была неполадка?

– Да.

Но как можно это доказать? А ведь очевидно, что и вас, Землю и себя я могу, только отыскав доказательства.

– По нарастающей важности, мистер Бейли?

Бейли поморщился:

– Ну, пусть вас, меня и Землю.

– Боюсь, – сказал Фастольф, – что по зрелом размышлении я пришел к выводу, что доказать это невозможно.

17

Бейли в ужасе уставился на Фастольфа:

– Невозможно?!

– Никак невозможно. – И тут словно в припадке внезапной рассеянности Фастольф взял комбисудок. – Знаете, мне хочется проверить, сумею ли я и теперь сделать тройной переброс.

Резким, точно рассчитанным рывком кисти Фастольф подбросил судок так, что он перевернулся в воздухе, и подставил под узкий конец ребро правой ладони, прижав к ней большой палец. Судок снова взлетел, покачиваясь, и был подкинут ребром левой ладони, перелетел по дуге в обратную сторону, ударился о ребро правой ладони, затем о ребро левой. После этого – третьего – переброса он был подкинут так резко, что снова перевернулся, Фастольф поймал его правой рукой, подставляя левую ладонь. Зажав судок в кулаке, он показал Бейли левую ладонь с поблескивающей кучкой соли на ней.

– С научной точки зрения, – сказал Фастольф, – просто мальчишеское хвастовство, и затраченные усилия предельно непропорциональны цели – получению щепотки соли. Однако хороший хозяин дома на Авроре гордится таким умением жонглировать. Есть специалисты, способные перекидывать судок полторы минуты, двигая руки с такой быстротой, что за ними трудно уследить.

– Бесспорно, – задумчиво прибавил он, – Дэниел способен перекидывать судок гораздо изящнее и быстрее любого человека. Я давал ему такое задание, когда проверял действенность его мозговых связей, но позволить ему продемонстрировать такую способность зрителям было бы величайшей ошибкой. Это без всякого толку унизило бы судочников – разговорное их название которого ни в одном словаре вы не найдете.

Бейли буркнул что-то невнятное.

– Но нам следует вернуться к делу, – вздохнул Фастольф.

– Ради которого по вашему настоянию я пролетел несколько парсеков.

– Совершенно верно. Ну так продолжим.

– Вы ведь не просто из тщеславия показали мне свое искусство, доктор Фастольф, – сказал Бейли.

– Мы зашли в тупик. Я вызвал вас сюда сделать, то, чего сделать нельзя. Выражение вашего лица было достаточно красноречивым, и, честно говоря, у меня на душе тоже кошки скребли. И потому я счел, что нам не помешает немного передохнуть. А теперь продолжим.

– Разговор о невыполнимой задаче?

– Но не для вас, мистер Бейли. Вы же слывете специалистом по невозможному.

– Гиперволновка? Вы поверили этому дурацкому перетолкованию того, что произошло на Солярии?

Фастольф развел руками:

– У меня нет выбора.

– Как и у меня, – сказал Бейли. – Я должен попытаться. Вернуться на Землю с неудачей я не могу. Это мне дали понять со всей ясностью. Так объясните мне, доктор Фастольф, как могли убить Джендера? Что требовалось проделать с его сознанием?

– Мистер Бейли, не представляю, как бы я мог объяснить это даже другому робопсихологу, – а вы ведь не робопсихолог! – даже если бы намеревался обнародовать свою теорию, чего совсем делать не намерен. Однако кое-что растолковать вам я, пожалуй, смогу… Вам, конечно, известно, что роботы были изобретены на Земле.

– Робопсихология и роботехника на Земле не в чести…

– Космомиры полностью осведомлены о земном предубеждении против роботов.

– Однако земное происхождение роботов очевидно для всякого землянина, который потрудится хоть немного подумать. Всем известно, что гиперпространственные полеты были осуществлены с помощью роботов, а поскольку космомиры не могли быть заселены до начала гиперпространственных полетов, значит, роботы существовали до их заселения, когда Земля еще оставалась единственной планетой, где обитали люди. Следовательно, роботы были изобретены на Земле и землянами.

– Однако Земля этим не гордится, так?

– Мы этого не обсуждаем, – буркнул Бейли.

– И земляне ничего не знают о Сьюзен Кэлвин?

– Я встречал ее фамилию в старинных книгах. Она была в числе пионеров робопсихологии.

– И это все, что вы о ней знаете?

Бейли пожал плечами:

– Наверное, я мог бы узнать больше, порывшись в архивных документах, но у меня не было в этом надобности.

– Как странно! – сказал Фастольф. – Для всех космонитов она – богиня, и думаю даже, что, кроме узких специалистов, никто из них не представляет ее себе уроженкой Земли. Такая мысль показалась бы кощунством. И они не поверили бы, если бы им сообщили, что она умерла, не прожив и ста метрических лет. А для вас она всего лишь одна из числа пионеров робопсихологии!

– Она имеет какое-то отношение к нашей проблеме, доктор Фастольф?

– Косвенное. Учтите, что вокруг ее имени родилось множество легенд. По большей части это чистые измышления, но они неразрывно с ней связаны. Одна из самых знаменитых легенд (и наименее правдоподобная) касается робота, сконструированного в ту раннюю эпоху. Благодаря какой-то случайности при сборке он оказался наделенным телепатическими способностями…

– Что-о!

– Это же легенда, как я вам объяснил, и, несомненно, лживая. Хотя, учтите, существуют теоретические предпосылки, допускающие подобную возможность, но пока еще никто не предложил практической схемы, которая позволила бы создать такого робота. А о том, что подобная способность оказалась присуща примитивному позитронному мозгу в догиперпространственную эру, и речи быть не может. Вот почему мы абсолютно уверены, что данное сказание – чистая выдумка. Но тем не менее разрешите мне продолжать, потому что у этой истории есть мораль.

– Продолжайте, прошу вас.

– Этот робот, как гласит сказание, умел читать мысли. И когда ему задавали вопросы, он читал мысли спрашивающего и говорил именно то, что спрашивающему хотелось услышать. Первый Закон ясно и недвусмысленно запрещает роботу причинять вред человеку или бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. Обычный робот понимает этот вред как физический. Робот же, способный читать мысли, несомненно решил бы, что разочарование, гнев или любое другое тягостное чувство делают человека, их испытывающего, несчастным, и вызвать их – значит причинить ему вред. А потому, предполагая, что правда может огорчить или рассердить спрашивающего, пробудить в нем зависть, сделать его несчастным, робот-телепат подменил бы истину приятной ложью. Понимаете?

– Конечно.

– И робот лгал даже самой Сьюзен Кэлвин. Долго так продолжаться не могло, поскольку разным людям говорились разные вещи, не только не согласующиеся друг с другом, но и не подкрепляемые объективной реальностью. Сьюзен Кэлвин обнаружила, что робот ей лгал и что из-за его лжи она попала в крайне тягостное положение. То, что вначале причинило бы ей лишь некоторое разочарование, теперь из-за ложных надежд обернулось нестерпимой болью… Вы действительно не знаете эту историю?

– Даю вам слово.

Поразительно! Однако родилась она не на Авроре, поскольку бытует на всех космомирах… Как бы то ни было, Кэлвин отомстила. Она указала роботу, что скажет ли он правду или солжет, человеку, с которым он разговаривает, неизбежно будет причинен вред. И любое его действие окажется нарушением Первого Закона. Осознав это, робот укрылся от неразрешимой дилеммы в полном бездействии. Его позитронные связи, если вам нравится цветистость, мгновенно испепелились. В его мозгу произошло необратимое разрушение. Согласно легенде, последним словом Сьюзен Кэлвин, обращенным к роботу, было «Лжец!»

– Если я понял правильно, – сказал Бейли, – что-то подобное произошло и с Джендером Пэнеллом. Он столкнулся с неразрешимым противоречием, и его мозг испепелился?

– Да, впечатление создается именно такое. Однако теперь поставить робота в подобное положение далеко не так просто, как в дни Сьюзен Кэлвин. Робопсихологи (возможно, из-за этой легенды) всегда принимали самые тщательные меры, чтобы подобное противоречие не могло возникнуть. Теория позитронного мозга развивается, модели его все более усложняются, а параллельно создаются все более надежные системы защиты, рассчитанные на то, чтобы в любой ситуации противодействующие факторы не уравновешивались, оставляя, возможность для какого-то действия, которое можно было бы истолковать как выполнение Первого Закона.

– Следовательно, испепелить мозг робота невозможно. Вы это хотите сказать? Но тогда что произошло с Джендером?

– Нет, этого я сказать не хочу! Все более надежные системы, о которых я говорю, абсолютной надежности не гарантируют и не могут гарантировать. Каким бы сложным и тонко мыслящим ни стал мозг, всегда найдется способ создать неразрешимое противоречие. Это математическая истина. Никогда не удастся создать настолько тонко мыслящий и защищенный мозг, чтобы свести возможность противоречия к нулю. К очень малой степени – да, но не к полному нулю. Однако системы настолько приближаются к нулю, что создание условий для умственной заморозки требует глубочайшего понимания конкретного позитронного мозга. А для этого необходим очень умный теоретик.

– Вроде вас, доктор Фастольф?

– Вроде меня. А если речь идет о человекоподобном роботе, так есть только я один.

– Или вообще нет никого, – заметил Бейли с тяжеловесной иронией.

– Или вообще никого. Вот именно, – ответил Фастольф, словно не заметив иронии. – Человекоподобные роботы обладают мозгом, да и телом, могу я прибавить, сформированными сознательно по образцу человеческих. Позитронный мозг – чрезвычайно тонкий механизм и, естественно, в определенной мере обладает хрупкостью человеческого мозга. Как у человека может произойти инсульт в результате какого-то внутреннего процесса и без всякого внешнего воздействия, так и человекоподобный мозг может по чистой случайности – непроизвольного дрейфа позитронов – впасть в умственную заморозку.

– Вы можете доказать это, доктор Фастольф?

– Могу продемонстрировать это математически, но отнюдь не все из тех, кто способен разобраться в формулах, согласятся с ходом моих рассуждений. В них включены некоторые мои предположения, которые не согласуются с общепринятыми положениями робопсихологии.

– Насколько вероятна самопроизвольная умственная заморозка?

– Если взять большое количество человекоподобных роботов, например сто тысяч, то почти наверное у одного из них на протяжении среднего срока жизни аврорианца произойдет самопроизвольная заморозка. Но произойти это может и много раньше, вот как с Джендером, хотя вероятность будет несравненно меньше.

– Послушайте, доктор Фастольф! Даже если вы сумеете неопровержимо доказать, что робот в принципе может пострадать от самопроизвольной заморозки, отсюда еще не следует, что именно это произошло конкретно с Джендером конкретно в этот момент.

– Да, – признал Фастольф. – Вы совершенно правы.

Вы, величайший эксперт в области робопсихологии, не можете доказать, что Джендер оказался жертвой именно такой случайности.

– Опять-таки вы совершенно правы.

– Так как же вы можете требовать этого от меня, когда я ничего не смыслю в роб о психологии?

– Но ведь доказывать ничего не надо. Разве не достаточно выдвинуть хитроумное предположение, которое убедит широкую публику в возможности самопроизвольной заморозки?

– Например?

– Я не знаю.

– Вы уверены, что не знаете, доктор Фастольф? – резко спросил Бейли.

– Как это? Я же только что сказал вам, что не знаю.

– Разрешите, я укажу вам кое на что. Полагаю, аврорианцам в целом известно, что я прилетел на планету для разрешения загадки. Было бы трудно привезти меня втайне, учитывая, что я землянин, а это Аврора.

– Бесспорно. И я не делал из этого никакой тайны. Я посоветовался с председателем Законодательного собрания и добился от него разрешения привезти вас сюда. Именно таким образом мне удалось настоять на отсрочке разбирательства. Вам дают возможность найти разгадку, прежде чем я предстану перед судом. Сомневаюсь, что они дадут мне много времени.

– Так я повторю: аврорианцы в целом знают, что я здесь, и, полагаю, совершенно точно знают, для чего. Чтобы разгадать загадку смерти Джендера.

– Разумеется. Какая еще могла быть причина?

– И с той минуты, когда я поднялся на корабль, доставивший меня сюда, вы держали меня под постоянным и неусыпным надзором из опасения, что ваши враги попытаются меня убрать, так как считают, будто я чудодей, разгадаю загадку и обеспечу вам победу, несмотря на все стоящие передо мной трудности.

– Боюсь, что такая возможность не исключена.

– Допустим, некто, не желающий, чтобы загадка была разгадана и вы вышли из положения с честью, все-таки сумеет меня убить. Не пойдет ли это вам на пользу, доктор Фастольф? Ведь люди предположат, будто ваши враги предполагали, что вы не виновны, а то почему бы им понадобилось препятствовать расследованию и убивать меня?

– Слишком сложно, мистер Бейли. Не исключаю, что при умении вашу смерть можно было бы использовать для такой цели, но ведь этого не произойдет. Вы надежно защищены, и вас не убьют.

– Но для чего защищать меня, доктор Фастольф? Почему не позволить, чтобы они меня убили, и не использовать мою смерть для своей победы?

– Потому что я предпочитаю, чтобы вы остались живы и сумели неопровержимо доказать мою невиновность.

– Но вы же знаете, что доказать вашу невиновность не в моих силах, – возразил Бейли.

– А вдруг? У вас достаточно побудительных причин. От того сумеете вы или нет, зависит благополучие Земли, а также, по вашим словам, ваша собственная карьера.

– ЧТО толку от побудительных причин? Если вы потребуете, чтобы я замахал руками и полетел, объяснив, что в случае неудачи я умру под пыткой, а Земля будет взорвана и все ее население уничтожено, у меня будут крайне веские причины взмахнуть руками и полететь. Но все равно я не полечу.

– Я знаю, что шансы невелики, – сказал Фастольф неуверенно.

– Вы знаете, что они равны нулю, – яростно воскликнул Бейли. – И что спасти вас может только моя смерть.

– В таком случае для меня нет спасения, потому что я забочусь, чтобы мои враги до вас не добрались.

– Но сами вы можете до меня добраться.

– Что?

– Мне пришла мысль, доктор Фастольф, что вы-то вполне можете меня убить таким образом, чтобы убийство приписали вашим врагам. Тогда вы используете мою смерть против них. Ради этого вы и затребовали меня на Аврору.

Секунду Фастольф смотрел на Бейли с недоумением, потом от внезапного бешеного гнева его лицо покраснело и свирепо исказилось. Схватив со стола комбисудок, он замахнулся, готовясь метнуть его в Бейли.

А Бейли, захваченный врасплох, только в ужасе прижался к спинке стула.

Глава пятая

Дэниел и Жискар

18

Как ни быстры были движения Фастольфа, Дэниел оказался быстрее.

Бейли, который забыл о присутствии роботов, увидел и услышал что-то стремительное, смутное, а затем рядом с Фастольфом Дэниела. Держа в руке судок, робот говорил:

– Надеюсь, доктор Фастольф, я не причинил вам вреда?

Как во сне Бейли обнаружил, что с другого бока от Фастольфа шагах в двух стоит Жискар, а четыре робота покинули свои ниши и очутились почти у обеденного стола.

Волосы Фастольфа были растрепаны. Он сказал слегка прерывающимся голосом:

– Нет, Дэниел. Ты отлично справился, – Он добавил погромче: – Вы все отлично справились, но помните: никаких промедлений, даже если это касается меня.

Он засмеялся и снова сел, проводя рукой по волосам.

– Извините, мистер Бейли, – сказал он, – но мне показалось, что наглядная демонстрация будет убедительнее любых моих слов.

Бейли, чей мгновенный ужас был чисто рефлекторным, расстегнул воротничок и ответил с легкой хрипотцой в голосе:

– Боюсь, я ожидал слов, но согласен, что демонстрация получилась очень убедительная. Рад, что Дэниел находился достаточно близко, чтобы вас обезоружить.

– Они все были достаточно близко, чтобы обезоружить меня, но Дэниел был ближе и добрался до меня первым – так быстро, что почти не применил силы. Находись он дальше, ему, возможно, пришлось бы вывихнуть мне руку или даже оглушить меня.

– И он бы зашел так далеко?

– Мистер Бейли, – сказал Фастольф, – я отдал распоряжение защищать вас, а отдавать распоряжения я умею. Они без колебаний спасли бы вас, даже если бы это означало причинить вред мне. Разумеется, они постарались бы – как Дэниел, – чтобы вред оказался минимальным. Он причинил вред только моему достоинству и прическе. Ну и пальцы у меня покалывает. – Фастольф огорченно пошевелил ими.

Бейли глубоко вздохнул, стараясь оправиться от секундной растерянности, и спросил:

– Разве Дэниел не стал бы защищать меня даже без вашего специального распоряжения?

– Разумеется. У него не было бы выбора. Однако не думайте, будто реакция робота – это просто да или нет, вверх или вниз, вперед или назад. Это очень распространенное заблуждение. Вопрос в быстроте реакции. Свои распоряжения относительно вас я сформулировал таким образом, что потенциал, заложенный во всех роботах моего дома, включая Дэниела, повысился далеко за нормальный уровень – до максимального в пределах разумного, насколько я мог это обеспечить. Поэтому реакция на четкую угрожающую вам опасность практически мгновенна, Я знал это и потому мог позволить себе напасть на вас со всей доступной мне быстротой – ведь необходимо было как можно наряднее показать вам, что любое мое нападение будет предотвращено.

– Безусловно, но «спасибо» я вам все-таки не скажу.

– А! Я абсолютно уверен в своих роботах, а в Дэниеле – особенно. Хотя, правда, я с некоторым опозданием сообразил, что не выпусти я судок сразу, Дэниел бы против своей воли – или эквивалента воли у роботов – мог сломать мне руку.

– Мне кажется, было глупо подвергаться такому риску, – сказал Бейли.

– Мне тоже так кажется – задним числом. А вот если бы вы приготовились швырнуть в меня судок, Дэниел сразу вам воспрепятствовал бы, но не совсем с той же быстротой, поскольку особых распоряжений о моей безопасности не получал. Надеюсь, он сумел бы меня спасти, но абсолютной уверенности у меня нет, и, пожалуй, я предпочту этого не проверять. – Фастольф весело улыбнулся.

– Ну а если на дом сбросят с той или иной воздушной машины какое-нибудь взрывное устройство? – спросил Бейли.

– Или если бы мы подверглись удару гамма-луча с соседнего холма? Мои роботы не гарантия абсолютной защиты, но здесь, на Авроре, подобные террористские покушения крайне маловероятны. Полагаю, из-за них нам волноваться не стоит.

– Согласен. Сказать правду, я серьезно не думал, доктор Фастольф, что вы опасны для меня, но мне необходимо было полностью исключить такую возможность, прежде чем идти дальше. Теперь мы можем продолжить.

– Да, конечно, – сказал Фастольф. – Этот весьма драматичный эпизод не снял главной проблемы: как доказать, что умственная заморозка Джендера была самопроизвольной и случайной.

Но Бейли теперь полностью сознавал присутствие Дэниела и, обернувшись к нему, спросил с тревогой:

– Дэниел, тебе неприятно, что мы обсуждаем эту проблему?

Дэниел, тем временем поставивший комбисудок на самый дальний из столов, ответил:

– Партнер Элайдж, я предпочел бы, чтобы былой друг Джендер функционировал по-прежнему, но раз это не так и раз его функциональность восстановить невозможно, то важно принять меры, чтобы подобные случаи в будущем не повторялись. Поскольку данное обсуждение имеет именно такую цель, оно мне более приятно, чем неприятно.

– Ну, чтобы покончить с этим окончательно: Дэниел, ты полагаешь, что за гибель твоего бывшего товарища робота Джендера ответственность несет доктор Фастольф? Вы извините мой вопрос, доктор Фастольф?

Тот одобрительно кивнул, и Дэниел сказал:

– Доктор Фастольф заявил, что он тут ни при чем. Значит, это так.

– И у тебя нет никаких сомнении, Дэниел?

– Никаких, партнер Элайдж.

Фастольфа это словно позабавило.

– Вы ведь допрашиваете робота, мистер Бейли!

– Я это знаю, но Дэниела я воспринимаю не совсем как робота, а потому спросил.

– Никакая следственная комиссия не примет его ответы во внимание. Его позитронные потенциалы вынуждают Дэниела верить мне.

– Но я-то не комиссия, доктор Фастольф, и расчищаю завалы. Вернемся к исходной позиции: либо вы испепелили мозг Джендера, либо это была случайность. Вы заверили меня, что такая случайность недоказуема, а потому у меня остается один выход: опровергнуть вашу причастность. Иными словами, если я смогу, продемонстрировать, что у вас не было возможности убить Джендера, единственной альтернативой останется случайность.

– И как же вы это продемонстрируете?

– Вопрос стоит о средствах, удобном случае и мотиве. Средство убить Джендера у вас имелось – теоретическая оснащенность, позволяющая поставить его перед такой дилеммой, что умственная заморозка была бы неизбежной. Но был ли у вас удобный случай? Джендер принадлежал вам в том смысле, что вы рассчитали его мозговые связи и наблюдали за его изготовлением, но находился ли он в вашем владении в момент заморозки?

– Собственно говоря, нет. Он находился во владении другого лица.

– Как долго?

– Около восьми месяцев. То есть несколько больше ваших шести.

– А-а! Интересно. Вы были с ним или где-нибудь поблизости в момент его гибели? Могли как-то добраться до него? То есть не можем ли мы доказать, что вы находились на таком расстоянии от него и настолько были лишены всякой связи с ним, что никак не могли быть причастным к его гибели в тот момент, когда она предположительно произошла?

– Боюсь, что нет, – ответил Фастольф. – Его гибель могла произойти на протяжении порядочного отрезка времени. С роботом после гибели не происходит ничего аналогичного окостенению или разложению – процессам, позволяющим точно установить время смерти человека. И мы можем сказать только: известно, что в такой-то момент Джендер еще функционировал, а в такой-то момент уже не функционировал. Между этими двумя моментами – промежуток около восьми часов. Полного алиби на весь этот отрезок времени у меня нет.

– Никакого? А чем вы занимались в эти часы, доктор Фастольф?

– Я был здесь, у себя.

– Но ваши роботы, конечно, знают, что вы были здесь, и могут засвидетельствовать…

– Знать они безусловно знают, но юридически их свидетельства ничего не стоят, а в тот день Фанья уехала по своим делам.

– Да, кстати. Фанья тоже специалист в робопсихологии?

Фастольф позволил себе ироническую улыбку:

– О робопсихологии она знает меньше вас… К тому же все это ни малейшей важности не имеет.

– Как так?

Терпение Фастольфа явно истощилось.

– Мой дорогой мистер Бейли, речь же идет не о прямом физическом нападении вроде моей недавней атаки на вас. То, что произошло с Джендером, не требовало моего физического присутствия. Вообще-то Джендер находился относительно недалеко отсюда, но с тем же успехом мог бы находиться в другом полушарии. Я ведь мог вызвать его по переговорному устройству и, манипулируя распоряжениями и его реакцией на них, довести его до умственной заморозки. И времени на это потребовалось бы немного.

– Следовательно, – перебил Бейли, – это короткий процесс и кто-то мог бы случайно получить роковой результат, хотя имел в виду что-то совсем другое?

– Нет! – отрезал Фастольф. – Авроры ради, землянин дайте же мне говорить. Я уже объяснил вам, что так быть не могло. Процесс доведения Джендера до заморозки был бы долгим, сложным и хитрым, требующим глубочайшего понимания и находчивости. И никто не мог бы получить такой результат случайно. Разве что ему предшествовал бы длинный ряд немыслимых совпадений и случайностей. Самопроизвольная заморозка все-таки гораздо более вероятна по сравнению со случайным следованием по такому сверхсложному пути, и я доказал бы это математически, если бы мои формулы принимались во внимание. Но вот если бы я хотел вызвать заморозку, то мало-помалу на протяжении недель, месяцев, даже лет, тщательно соразмеряя изменения и реакции, довел бы Джендера до критической точки. И ни разу на протяжении этого процесса не появилось бы никаких признаков, что он находится на грани гибели, – вот как вы в темноте можете шаг за шагом приближаться к пропасти, до последнего момента ощущая под ногами твердую почву. Когда же я довел бы его до предела – до края пропасти, – достаточно было бы одного моего слова, чтобы покончить с ним. Этот последний шаг занял бы лишь миг, понимаете?

Бейли сжал губы. Какой смысл скрывать разочарование?

– Короче говоря, удобный случай у вас был.

– Не только у меня, по у любого обитателя (или обитательницы) Авроры при условии, что он (или она) обладает необходимыми качествами.

– Но качества эти есть только у вас.

– Боюсь, что так.

– Таким образом, остается только мотив.

– А!

– И вот тут мы можем преуспеть. Эти человекоподобные роботы – ваши. Они созданы на основании вашей теории и вы участвовали во всех стадиях их конструирования, пусть даже занимался им доктор Сартон. Они существуют благодаря вам – и только благодаря вам. Вы назвали Дэниела своим «первенцем». Они ваши творения, ваши детища, ваш дар человечеству, ваша заявка на бессмертие. (Бейли дал волю своему воображению, на мгновение представив себе, будто выступает перед следственной комиссией.) Так зачем, во имя всего святого, – или, если угодно, во имя Авроры, – вам понадобилось перечеркнуть свой труд? С какой стати вы уничтожили бы жизнь, которую создали ценой неимоверной затраты умственных сил?

Фастольф усмехнулся:

– Но, мистер Бейли! Вы же ничего в этом не понимаете. Так почему вы считаете мою теорию плодом «неимоверной затраты умственных сил?» Ведь это могла быть просто очень скучная экстраполяция какого-то очень нудного уравнения, которую мог бы сделать кто угодно, и просто я первый решил поскучать.

– Не думаю, – ответил Бейли, стараясь вернуться к более спокойному тону. – Если никто кроме вас не способен понять человекоподобный мозг настолько, чтобы его уничтожить, то не сомневаюсь, что только вы понимаете его настолько, чтобы его создать. Вы будете это отрицать?

Фастольф покачал головой:

– Не буду. Однако, мистер Бейли (таким мрачным его лицо стало впервые с момента их встречи), ваш тщательный анализ только ухудшил наше положение. Мы уже установили, что средство для убийства и удобный случай его совершить были только у меня. Но волей судеб у меня есть и мотив – самый веский мотив в мире, И моим врагам это известно. Так как же, во имя всего святого – или, перефразируя вас, во имя Земли, мы сумеем доказать, что я его не совершал?

19

Бейли яростно насупился, Он быстро отошел, направляясь в угол, словно в поисках замыкающих стен, но внезапно обернулся и сказал резко:

– Доктор Фастольф, по-моему, вам нравится ошарашивать меня.

– Вовсе нет. – Фастольф пожал плечами. – Я просто обрисовываю вам проблему такой, какова она в реальности. Бедняга Джендер принял робосмерть из-за каприза позитронного дрейфа. Поскольку я не имел к ней никакого отношения, то могло быть только это, я убежден. Однако больше никто не может безоговорочно признать меня невиновным, а все косвенные улики указывают на меня. И следует смотреть правде в глаза, решая, можем ли мы что-то сделать, а если можем, то что.

– Хорошо. В таком случае рассмотрим ваш мотив. Возможно, он вовсе не такой веский, как представляется вам.

– Вряд ли, мистер Бейли. Я ведь не дурак.

– Но вы и не судья себе и своим побудительным мотивам. Как правило, люди не слишком способны судить о себе и своих поступках. Не исключено, что по какой-то причине вы себя драматизируете.