Тренторианская империя (№1) - Осколок Вселенной [Песчинка в небе]

– Эй! Как вас там! Шварц!

Шварц на миг приподнял голову и взглянул на него, но ничего не ответил.

– Кто вы? – спрашивал Арвардан. – Как попали в эту историю? И какое имеете к ней отношение?

Его вопросы пробудили в Шварце острое ощущение несправедливости всего, что с ним произошло. Прошлое, в котором он никому не делал зла, и невыразимый ужас настоящего переполнили его, и он яростно выпалил:

– Как я сюда попал, говорите? Слушайте. Я был маленький человек. Я был честный, работящий портной. Я никого не трогал, никому не докучал, я кормил свою семью. А потом, ни с того ни с сего – ни с того ни с сего – попал сюда.

– В Чику? – спросил Арвардан, не совсем понимая его.

– Нет, не в Чику! – с безумной насмешкой вскричал Шварц. – А в этот ваш сумасшедший мир! Мне все равно, верите вы мне или нет. Мой мир остался в прошлом. В моем мире были и земля, и еда на всех, и дна биллиона человек, и это был единственный мир.

– Вы понимаете, что он говорит? – спросил озадаченный Арвардан у Шекта.

– А знаете, – с проблеском интереса ответил тот, – ведь его аппендикс три с половиной дюйма длиной. Помнишь, Пола? И зубы мудрости. И волосы на лице.

– Вот-вот, – вызывающе крикнул Шварц. – Жаль, у меня хвоста нет, я бы вам показал. Я человек из прошлого, я совершил путешествие во времени. Сам не знаю как и почему. А теперь оставьте меня в покое. Скоро за нами придут – они дали нам это время, чтобы мы вернее сломались.

– Откуда вы знаете? – спросил Арвардан. – Кто вам сказал? – Шварц молчал. – Секретарь? Такой курносый коротышка?

Шварц не мог сказать, как выглядит тот, кого он знал только по Образу. Секретарь? Образ промелькнул у него в мозгу и тут же пропал – мощный Образ властителя, но да, кажется, он был секретарем.

– Балкис?

– Что? – не понял Арвардан.

Но Шект вмешался:

– Так зовут секретаря.

– А-а. И что же он сказал?

– Ничего, – ответил Шварц, – Я и так знаю, Всех нас ждет смерть, и от нее не уйти.

– Вам не кажется, что он сумасшедший? – понизил голос Арвардан.

– Не знаю… У него такие черепные швы… прямо первобытные.

– Вы думаете… – удивился Арвардан. – Да бросьте, это невозможно.

– Я тоже всегда так думал. – Голос Шекта обрел подобие нормального звучания, как будто наличие научной проблемы переключило его на другой канал, где личные дела не имеют значения. – Согласно расчетам, количество энергии, необходимое для перемещения материала вдоль временной оси, превышает бесконечность, поэтому путешествия во времени всегда считались невозможными. Но некоторые ученые признают возможность «временных аномалий», аналогичных геологическим. Ведь были случаи, когда космические корабли исчезали на глазах у наблюдателей. Был в древности известный случай с Хором Деваллоу, который однажды вошел в свой дом и больше не вышел оттуда, и внутри его тоже не оказалось. В галактографических атласах прошлого века можно найти планету, которую посетили три экспедиции, составив полное ее описание, а потом она исчезла неизвестно куда. Некоторые достижения ядерной химии ставят под сомнение закон сохранения массы и энергии, и это пытаются объяснить утечкой массы вдоль оси времени. Например, ядро урана в сочетании с микроскопическим, но точным количеством меди и бария, подвергнутое легкому гамма-облучению, создает резонирующую систему…

– Перестань, отец! – прервала его Пола. – Что теперь толку…

– Погодите-ка, – вмешался Арвардан. – Дайте подумать. Если кто и может решить эту задачу, то только я. Всего несколько вопросов… Слушайте, Шварц. Ваш мир был единственным в Галактике?

– Да, – угрюмо ответил тот.

– Это вы так думаете. У вас ведь не было космических путешествий, чтобы это проверить? В Галактике могло существовать множество обитаемых миров.

– Чего не знаю, того не знаю.

– Да, конечно. А жаль. Скажите, а ядерной энергией вы пользовались?

– У нас была атомная бомба. Уран, плутон – вот что, наверное, сделало ваш мир радиоактивным. Наверное, после моего ухода все-таки была еще одна война. Атомная. – Шварц снова перенесся в свой старый мир, в Чикаго, еще не знавший бомб, и ему стало жаль. Не себя, а того прекрасного мира.

– Ладно, – пробормотав что-то себе под нос, продолжил Арвардан. – У вас ведь был какой-то язык?

– На Земле? У нас было много языков.

– На каком говорили вы?

На английском, с тех пор как стал взрослым.

– Ну-ка, скажите что-нибудь.

Шварц больше двух месяцев не говорил по-английски и теперь медленно, любовно произнес:

– Я хочу вернуться домой, к своим родным.

– Он говорил на этом языке, когда вы его синапсировали? – спросил Арвардан у Шекта.

– Не могу ручаться, – ответил озадаченный Шект. – Он произносил такие же бессвязные слова, но я не могу связать их с этими.

– Ну, ничего… Как по-вашему будет «мать», Шварц? А-га… Теперь «отец», «брат», «один» – числительное, да? – «два», «три», «дом», «человек», «жена»… – Арвардан называл все новые и новые слова, и его лицо приобретало благоговейное выражение, – Шект, – сказал он наконец, – или этот человек настоящий, или мне снится самый фантастический на свете кошмар. Он говорит на языке, идентичном языку древних надписей, найденных на Сириусе, Арктуре, альфе Центавра и еще в двадцати мирах. Этим надписям пятьдесят тысяч лет, а он говорит на том языке. Надписи расшифровали только в прошлом поколении, и в Галактике, кроме меня, не найдется и десятка человек, способных понять их.

– Вы уверены?

– Надо полагать. Я же археолог. Это моя профессия.

Шварц почувствовал, как трещит броня безразличия. Впервые он снова обрел свою потерянную индивидуальность. Его тайна раскрылась: он был человек из прошлого, и что самое главное – другие согласились с этим. Выходит, он в здравом уме, и можно больше не терзать себя сомнениями. Шварц был благодарен за это, но остался безучастным.

– Да он мне просто необходим. – Арвардан уже загорелся священным пламенем науки, – Шект, вы даже понятия не имеете, что он значит для археологии. Человек из прошлого! О, великий Боже! А может, мы заключим сделку с землянами? Они ищут доказательств – вот им и доказательство.

– Знаю, о чем вы думаете, – язвительно прервал его Шварц. – Вы думаете, что если я выступлю с подтверждением того, что Земля – источник цивилизации, то нас за это отблагодарят. Так я вам скажу – нет! Я бы и сам не прочь выкупить у них свою жизнь. Но они не поверят ни мне, ни вам.

– Вы представляете собой неоспоримое доказательство.

– Они и слушать не станут. Знаете почему? Потому что у них свои устойчивые представления о прошлом. Тот, кто посягнет изменить эти представления, будет в их глазах святотатцем, хотя бы и говорил чистую правду. Им нужна не правда, а традиции.

– Бел, по-моему, он прав, – сказала Пола.

– Но попытаться все же стоит, – стиснул зубы Арвардан.

– Все равно ничего не выйдет.

– Откуда вы знаете?

– Знаю, и все! – Это прозвучало так пророчески, что Арвардан умолк.

Теперь уже Шект смотрел на Шварца со странным огнем в глазах.

– Вы испытывали какие-нибудь неприятные ощущения после синапсатора? – мягко спросил он.

Шварц не знал этого слова, но понял его значение. Значит, ему все-таки сделали мозговую операцию. Подумать только, сколько он всего узнал!

– Нет, не испытывал.

– Но, как я вижу, вы быстро усвоили наш язык и очень хорошо говорите на нем, будто всю жизнь говорили, Это вас не удивляет?

– Память у меня всегда была хорошая, – холодно ответил Шварц.

– Значит, вы совсем не изменились после эксперимента?

– Нет.

– Зачем вы притворяетесь? – пристально глядя на Шварца, спросил физик. – Я уверен, что вы знаете, о чем я думаю.

– Стало быть, я умею читать мысли? – хмыкнул Шварц, – Ну и что из этого?

Но бледный потрясенный Шект уже повернулся к Арвардану.

– Он чувствует чужие мысли. Чего бы я с ним только не добился!.. А я вот здесь – совершенно беспомощный…

– Что-что? – опешил Арвардан.

Даже Пола заинтересовалась.

– Вы правда это умеете? – спросила девушка у Шварца.

Шварц подтвердил: она ухаживала за ним, а теперь ее убьют. Но она предательница и заслужила это.

– Арвардан, – говорил Шект, – помните, я рассказывал вам о бактериологе, который умер после синапсатора? Первым признаком его умственного расстройства было заявление, что он умеет читать мысли, И это было правдой. Я понял это перед самой его смертью и держал в тайне. Но это возможно, Арвардан, возможно. Видите ли, с понижением сопротивления между клетками мозга они обретают способность воспринимать магнитные волны, индуцированные микротоками чужих мыслей, и превращать их в понятные им колебания. Этот принцип лежит в основе любого записывающего устройства. Телепатия в полном смысле слова.

Шварц по-прежнему хранил упорное, враждебное молчание.

– Если так, Шект, то мы сможем его использовать. – В голове у Арвардана бешено прокручивались самые невероятные варианты, – У нас появился выход. И для нас, и для Галактики.

Но Шварц остался холоден к его взбудораженному Образу.

– И все это с помощью чтения мыслей? Чем же оно может помочь? Впрочем, я умею не только читать мысли. Что вы скажете, к примеру, на это? – Легкий толчок, и Арвардан взвизгнул от боли. – Это сделал я. Хотите еще?

– Вы и охранников можете так? – ахнул Арвардан. – И секретаря?.. Как же вы позволили им затащить вас сюда? Ей-Богу, Шект, теперь все будет в порядке. Слушайте, Шварц…

– Нет, это вы слушайте. Какой мне смысл бежать отсюда? Где я окажусь? Все в том же мертвом мире… Я хочу домой – и не могу туда попасть. Хочу вернуться к своим родным, в свой мир – и не могу… Лучше уж умереть.

– Речь идет обо всей Галактике, Шварц! Нельзя думать только о себе!

– Почему это нельзя? На что мне ваша Галактика? Пусть себе гниет… и погибает. Мне известно, что замышляет Земля, и я этому рад. Девушка сказала недавно, что выбрала, на чьей стороне быть. Вот и я тоже выбрал – я за Землю.

– Что?

– А что тут такого? Я землянин или кто?

Глава семнадцатая

Смена стана

Час назад Арвардан, с трудом придя в себя, обнаружил, что лежит, точно туша говядины в ожидании мясника. С тех пор он ничем не занимался, кроме лихорадочной, бессодержательной болтовни, неумолимо отнимавшей бесценное время.

Но и в ней была своя польза – Арвардан это сознавал. Лежать просто так беспомощной колодой, которая не стоит даже того, чтобы ее охранять, значило поддаться слабости. Ни один, самый упрямый, дух не смог бы этого вынести, и если инквизитор все-таки явился бы, то не встретил бы никакого сопротивления. И Арвардан сказал, чтобы прервать затянувшееся молчание:

– Здесь, должно быть, полно подслушивающих устройств. Слишком уж мы разговорились.

– Нет, – равнодушно ответил Шварц, – нас никто не подслушивает.

Арвардан чуть было не спросил машинально: «Откуда вы знаете?», но удержался.

Какая сила! К сожалению, она принадлежит не ему, а человеку из прошлого, который говорит, что он землянин и хочет умереть!

У Арвардана перед глазами был только потолок. Поворачивая голову, он мог видеть или угловатый профиль Шекта, или голую стену. Приподняв голову, мог увидеть на миг бледную, изнуренную Полу.

Ему не давало покоя то, что его – гражданина Империи, гражданина Галактики, звезды ясные! – смеют держать в тюрьме не кто-нибудь, а земляне. Это было особенно унизительно.

Могли бы тогда положить его рядом с Полой. Нет, лучше уж так. Не очень-то вдохновляющее зрелище он собой представляет.

Потом и эта мысль ушла.

– Бел?

Этот дрожащий звук был странно сладок Арвардану в водовороте близкой смерти.

– Что, Пола?

– Как ты думаешь, скоро они придут?

– Наверное, скоро, милая. Вот жалость какая. Мы потеряли целых два месяца.

– Это я виновата. Я. И мы могли бы оставить себе хотя бы несколько минут напоследок. Все равно все было впустую.

Арвардан не смог ей ответить. Его ум работал вхолостую, крутя все то же «подмазанное колесо». Казалось это ему или он действительно начинал чувствовать спиной жесткий пластик, на котором лежал? Сколько времени продолжается паралич?

Шварца нужно заставить помочь. Арвардан попытался скрыть свои мысли, но знал, что это бесполезно.

– Шварц, – позвал он.

Шварц лежал такой же беспомощный, как и все, но ему невольно устроили более жесткую и утонченную пытку, чем остальным: у него в голове было четыре разума вместо одного.

Будь он один, он сумел бы сохранить свое стремление к бесконечному покою смерти и преодолеть: татки любви к жизни, которая всего два дня назад – или три? – толкнула его уйти с фермы. Но как он это сделать теперь, если над Шектом пеленой сел леденящий душу ужас, если сильный, полный жизни разум Арвардана исходил мятежной тоской, если девушка переживала трагическое крушение своих надежд?

Закрыть бы от них свой разум. Зачем ему знать о страданиях других? У него своя жизнь и своя смерть.

Но они продолжали напирать, просачиваясь во все щели его сознания.

«Шварц», сказал Арвардан, и Шварц знал: Арвардан хочет, чтобы он их спас. Но зачем ему это? Зачем?

– Шварц, – настойчиво повторил Арвардан, – вы могли бы жить, и жить героем, Зачем вам умирать за этих людей?

Шварц вспомнил свою юность. Ему стоило отчаянных усилий удержать воспоминания в своем колеблющемся уме, и странный сплав прошлого с настоящим вызвал у него взрыв негодования. Но ответил он спокойно и сдержанно:

– Да, я мог бы стать героем… и предателем заодно. Да, эти люди хотят убить меня. Вы назвали их людьми, но это слово у вас было на языке, а в уме вы назвали их по-другому – не знаю как, но это дурное слово. И не потому, что они дурные люди, а просто потому, что они земляне.

– Ложь, – горячо возразил Арвардан.

– Нет, не ложь, и все здесь это знают. Да, они хотят убить меня, но только потому, что считают меня одним из ваших, которые огульно осуждают всю планету, обливают ее презрением, душат своим несносным высокомерием. Вот и спасайтесь сами от этих жалких червей, которые вздумали угрожать своим богоравным властителям. Не просите о помощи одного из них.

– Вы говорите как фанатик, – удивился Арвардан. – Но почему? Вы-то чем пострадали? Вы говорите, что были жителем большой независимой планеты. Были землянином в то время, когда Земля была единственным оплотом человечества. Вы принадлежите к нам – к правящей расе. Зачем же причислять себя к жалким отбросам? Это не та планета, которую вы помните. Моя планета больше похожа на старую Землю, чем этот умирающий мир.

– Так значит, я принадлежу к правящей расе? – засмеялся Шварц. – Не будем на этом останавливаться – не стоит. Возьмем лучше вас. Вы прекрасный экземпляр того, что посылает нам Галактика. Вы терпимы, восхитительно великодушны и восхищаетесь собой потому, что обращаетесь с доктором Шектом, как с равным. Но в глубине души – и не так уж глубоко, чтобы мне не было видно, – вы себя чувствуете с ним неловко. Вам не нравится, как он говорит и как он выглядит. Вы вообще не любите его, хоть он и предал Землю. А недавно вы целовались с земной девушкой и сейчас смотрите на это как на слабость. Вам стыдно…

– Клянусь Всевышним, нет… Пола, не верь ему, не слушай его.

– Не надо отрицать, Бел, – спокойно сказала Пола, – и не надо из-за этого расстраиваться. Он видит то, что осело в тебе с детских лет. Если бы он заглянул в мой разум, то увидел бы то же самое. А если бы он заглянул в себя так же беззастенчиво, как в нас, результат был бы тот же. – Шварц почувствовал, что краснеет. Пола ровно, не повышая голоса, продолжала: – Шварц, если вы умеете читать мысли, прочтите мои. И скажите, похожа ли я на предательницу. Посмотрите на моего отца. Разве неправда, что он мог бы спокойно избежать Шестидесяти, если бы сотрудничал с безумцами, которые хотят погубить Галактику? Что же он выиграл своим предательством? Скажите также: хочет ли кто-нибудь из нас причинить зло Земле или землянам? Вы говорили, что мельком заглянули в мысли Балкиса. Не знаю, насколько глубоко вы сумели проникнуть в эту грязь, но когда он вернется и будет уже поздно, займитесь им поближе. Вы поймете, что он сумасшедший, и умрете с этим.

Шварц молчал.

– Можете и во мне читать, Шварц, – вмешался Арвардан. – Копайте поглубже, если хотите. Я родился на Баронне в секторе Сириуса и воспитывался в атмосфере антитеррализма – я не отвечаю за те комплексы и отклонения, что засели в моем подсознании. Но проверьте верхний слой и скажите: разве я, став взрослым, не старался искоренить в себе эти предрассудки? Не в других – это легко, но в самом себе – сколько мог. Шварц, вы не знаете нашей истории! Не знаете о тысячелетиях и десятках тысячелетий, за которые человек расселился по всей Галактике, о войнах и бедствиях, которые он испытал. Не знаете о первых веках Империи, когда деспотизм сменялся хаосом. Только в последние два века галактическое правительство обрело реальную силу. При этом всем мирам позволено сохранять культурную автономию, самоуправление, и все они могут участвовать в органах управления Галактикой. Еще ни разу за всю историю человечество не было настолько свободно от войн и бедности, как сейчас; никогда еще так мудро не ретушировалась экономика Галактики; никогда еще у нас не было таких светлых видов на будущее. Хотите уничтожить все это и начать сначала? Но на какой основе? С помощью деспотической теократии, взращенной на ненависти и подозрительности? Жалобы Земли удовлетворят когда-нибудь законным путем, если будет жить Галактика. То, что делают сторонники Балкиса, это не выход. Вы ведь знаете, что они задумали?

Если бы у Арвардана был тот же дар, что и у Шварца, он увидел бы, какая борьба происходит у того в голове. Но и не видя, он инстинктивно почувствовал, что теперь лучше помолчать.

Шварца тронула его речь. Все эти миры, обреченные умереть, сгнить от страшной болезни… Да землянин ли он? Только землянин – и больше никто? В юности он уехал из Европы в Америку, но разве от этого он перестал быть собой? И если потом люди стали покидать разоренную, израненную Землю ради поднебесных миров, разве они перестали от этого быть землянами? Разве ему не принадлежит вся Галактика? Разве все ее жители – все до одного – не произошли от него и от его собратьев?

– Ладно, я с вами, – тяжело произнес он. – Чем я могу помочь?

– На каком расстоянии вы воспринимаете мысли? – торопливо, словно боясь, что Шварц передумает, спросил Арвардан.

– Трудно сказать. Я вижу, например, что за дверью есть люди – охрана, наверное. Пожалуй, смогу достать даже до улицы, но чем дальше, тем менее четко я вижу.

– Это естественно. Но где секретарь? Вы можете отличить его от других?

– Не знаю, – заколебался Шварц.

Все затихли. Минуты тянулись невыносимо.

– Мне мешают ваши мысли, – сказал Шварц. – Не надо следить за мной так пристально. Думайте о другом.

Все остальные попытались выполнить его просьбу, но это им не удалось.

– Нет, не могу, не могу.

– Я уже оживаю, – вдруг заявил Арвардан. – Ноги начинают слушаться. У-ух! – каждое движение причиняло ему острую боль. – А можете вы ударить человека сильно, Шварц? Сильнее, чем меня?

– Одного я убил.

– Да ну? Как это вы так?

– Не знаю. Это делается само собой. Это… это… Шварц делал почти комические усилия, пытаясь облечь невыразимое в слова.

– А с несколькими сразу сможете управиться?

– Не пробовал, но думаю, что нет, Я не могу держать в уме двух человек одновременно.

– Не нужно убивать секретаря, – вмешалась Пола. – Это бесполезно.

– Почему?

– А как мы отсюда выйдем? Даже если нам удастся захватить секретаря одного и убить, снаружи мы столкнемся с целыми сотнями. Разве ты сам не понимаешь?

– Поймал, – внезапно вскрикнул Шварц.

– Кого? – хором спросили все, и даже Шект впился в него обезумевшим взглядом.

– Секретаря. Кажется, это его Образ.

– Не выпускайте его.

Арвардан так разволновался, что дернулся слишком сильно, скатился со своей плиты и грохнулся па пол, тщетно пытаясь опереться на парализованную наполовину ногу и встать.

– Ты ушибся! – вскрикнула Пола, внезапно приподняв руку в локте, точно подались проржавевшие петли.

– Ничего страшного. Не отвлекайтесь, Шварц! Выжмите его досуха. Добудьте из него все, что важно.

Шварц напрягся до головной боли. Водя вслепую щупальцами своего мозга, он тянулся к цели – так ребенок, растопырив пальцы, которыми еще плохо владеет, тянется к предмету, до которого с трудом может достать. До сих пор он подбирал то, что ему попадалось, теперь вникал в суть, не упуская самых мельчайших подробностей.

– Триумф! Он уверен в результате. Какие-то космические снаряды. Он их запустил. Нет, не то – готовится запустить.

– Автоматические ракеты с вирусом, Арвардан, – простонал Шект. – Они нацелены на планеты в разных точках Галактики.

– А где он их держит, Шварц? Ищите, ищите…

– В здании, которое я вижу неясно… Пять башен… звезда… название похоже на Слу…

– Так и есть, – снова вмешался Шект. – Клянусь всем святым, так и есть. Это собор в Сенлу. Его со всех сторон окружают радиоактивные зоны. Никто там не бывает, кроме блюстителей. Это место находится у слияния двух больших рек, Шварц?

– Сейчас… Да, Да.

– Время, Шварц, время? Когда собираются запустить ракеты?

– Не могу назвать день, но скоро – скоро! Это так и рвется из него – очень скоро. – Голова Шварца тоже разрывалась от напряжения.

Взбудораженному Арвардану удалось наконец подняться на четвереньки, хотя руки и ноги подкашивались.

– Он идет сюда?

– Да, – понизил голос Шварц, – он уже за дверью. – В этот момент дверь открылась, и вошел Балкис, торжествующий Балкис, Балкис-победитель.

– Доктор Арвардан, не лучше ли вам вернуться на свое место? – с холодной насмешкой сказал он.

Арвардан посмотрел на него снизу вверх, остро сознавая всю неприглядность своей позы, но промолчал – ответить было нечего. Он ослабил свои наболевшие мышцы и распластался на полу, тяжело дыша. Если бы он владел телом хоть немного получше, если бы он мог сделать последний рывок, отнять у врага оружие…

На блестящем флексипластовом поясе секретаря висел не привычный нейрокнут, а внушительных размеров бластер, способный в мгновение ока разнести человека на атомы. Балкис со свирепым удовлетворением оглядел всех четверых. Девушка не в счет, и без нее полный набор: предатель-землянин, имперский агент и таинственная личность, за которой они следили целых два месяца. Существует ли еще кто-нибудь, кроме них?

Остается, разумеется, Энниус, а с ним и вся Империя. Этим шпионам и предателям крылья подрезали, но где-то работает мозговой центр, готовясь заслать сюда других.

Секретарь стоял в небрежной презрительной позе, нисколько не заботясь о том, чтобы держать руки поближе к оружию.

– Пора внести ясность, – заговорил он тихо и ласково. – Между Землей и Галактикой идет война – пока необъявленная, но все же война. Вы – наши пленные, и с вами поступят так, как потребуют обстоятельства. Шпионов и предателей на войне принято казнить.

– Если война объявлена и легальна, – гневно возразил Арвардан.

– Легальная война? – с неприкрытой насмешкой повторил секретарь. – Что такое легальная война? Земля всегда воевала с Галактикой, удостаивали мы объявлять об этом или нет.

– Не связывайся с ним, – мягко сказала Пола Арвардану, – Пусть он скажет, что хотел сказать, и закончим перебранку.

Арвардан улыбнулся ей странной судорожной улыбкой и вдруг с огромным усилием, задыхаясь и пошатываясь поднялся с пола. Балкис снисходительно засмеялся и не спеша подошел к нему. Все так же неторопливо он положил ладонь на широкую грудь Арвардана и толкнул его.

Непослушные руки не успели защитить Арвардана, онемевшие ноги, державшие его, лишь пока он двигался со скоростью улитки, подкосились, и он снова рухнул на пол.

Пола ахнула. Преодолев сопротивление собственного тела, она медленно-медленно слезла со своей плиты, Балкис позволил ей подползти к Арвардану.

– Вот он, твой любовник! Твой могучий иномирец. Скорей беги к нему, девушка! Чего ждешь? Обними своего героя покрепче – что из того, если на нем пот и кровь биллиона замученных землян? Вот он лежит, храбрый и благородный рыцарь, поверженный одним толчком землянина.

Пола уже стояла на коленях рядом с Арварданом, ощупывая его голову под волосами – нет ли там крови или грозной мякоти разбитого черепа. Арвардан медленно открыл глаза и шевельнул губами, сказав:

– Ничего.

– Только трус может драться с парализованным и хвастаться победой, Поверь мне, дорогой, среди землян мало таких.

– Я знаю, иначе ты не была бы землянкой.

– Итак, – надменно продолжал секретарь, – ваша жизнь у нас в руках, однако ее можно выкупить. Хотите знать цену?

– Вы бы, на нашем месте, захотели, я знаю, – гордо сказала Пола.

– Шш, Пола… – Арвардан еще не совсем отдышался. – Что вы предлагаете?

– Ага. Желаете продаться? Как на вашем месте сделал бы я, подлый землянин?

– Вам лучше знать, кто вы такой. А что до продажи, то я не продаюсь – я выкупаю ее. Что вы предлагаете? – повторил Арвардан.

– Я предлагаю следующее. Очевидно, кое-какая информация о наших планах все же просочилась наружу. Как она попала к доктору Шекту, догадаться нетрудно, но вот как она стала известна Империи? Нам хотелось бы знать, что именно известно Империи. Не то, что узнали вы, доктор Арвардан, но то, что известно Империи в данный момент.

– Я археолог, а не шпион, – огрызнулся Арвардан – Не имею понятия, что именно известно Империи, но надеюсь, что чертовски много.

– Воображаю себе. Что ж, может быть, еще передумаете, Подумайте – все подумайте.

Шварц до сих пор не принимал участия в беседе и даже не поднимал глаз. Секретарь подождал и довольно злобно сказал:

– Тогда я назову вам цену вашего отказа. Это будет не просто смерть – ведь я уверен, что к этой неприятной, но неизбежной процедуре вы все приготовились. Доктор Шект с дочерью, которая, к несчастью, серьезно замешана в этом деле, – граждане Земли. Их было бы неплохо синапсировать. Вы поняли меня, доктор Шект? – Глаза физика наполнились безграничным ужасом. – Вижу, что поняли. Синапсатор вполне способен нарушить мозговые ткани так, чтобы превратить человека в безмозглого идиота. Жалкая участь: если его не кормить, он умрет с голоду; если не мыть, он будет гнить в собственных нечистотах; если не держать взаперти, будет внушать ужас всем окружающим. Ну а вы, Арвардан, и ваш друг Шварц – граждане Галактики и потому годитесь для одного интересного эксперимента, Мы еще ни разу не испытывали наш концентрированный вирус на галактических собаках. Любопытно будет проверить, верны ли наши расчеты. Мы введем небольшую дозу, чтобы смерть наступила не слишком скоро. Болезнь может развиваться целую неделю, если соответственно разбавить вирус. Это очень мучительный процесс. – Секретарь помолчал, оглядев всех прищуренными глазами. – Вот что вас ждет, если вы сейчас не произнесете несколько хорошо продуманных слов. Что известно Империи? Действуют ли на Земле другие агенты, кроме вас? Собираются ли они воспрепятствовать нам, и если да, то как?

– Откуда нам знать, – сказал доктор Шект, – что вы нас все равно не убьете, получив то, что нужно?

– Я уже заверил вас, что в случае отказа вы умрете страшной смертью. Придется рискнуть. Что скажете?

– Вы дадите нам время подумать?

– А разве я вам его не даю? Я здесь уже десять минут, и все еще готов выслушать вас. Итак, что скажете?.. Как, ничего? Время не терпит, поймите. А вы все напрягаете мускулы, Арвардан? Думаете добраться до меня раньше, чем я успею вытащить бластер? Допустим, вам это удалось. Ну и что? Здесь сотни людей, а мои планы осуществятся и без меня. Как и те виды казни для каждого из вас, о которых я вам говорил. Шварц! Вы убили нашего агента. Ведь это вы сделали? И думаете, что можете убить и меня?

Шварц впервые взглянул на Балкиса и холодно ответил:

– Могу, но не стану.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Наоборот. Очень жестоко. Вы сами говорили, что есть вещи я похуже смерти.

В душе Арвардана вспыхнула безумная надежда.

Глава восемнадцатая

Поединок

Мозг Шварца работал на полных оборотах. Шварц был возбужден, но и странно спокоен в то же время. Какая-то частица его сознания полностью контролировала ситуацию, а остальное сознание отказывалось в это поверить. Шварца парализовали позже остальных – даже доктор Шект уже сидел, а он едва мог двинуть рукой.

Вглядываясь в изворотливый ум секретаря, полный всяческой мерзости и зла, Шварц начал свой поединок.

– Сначала я был на вашей стороне, – сказал он, – хотя вы и собирались меня убить. Мне казалось, я понимаю ваши чувства и ваши намерения. Но у тех, кто здесь со мной, мысли сравнительно невинные и чистые, а ваши не поддаются описанию. Вы боретесь даже не за Землю, а за свою личную власть. Я вижу – вы мечтаете не о свободной Земле, а о порабощенной, Не о свержении императорской власти, а об установлении собственной диктатуры.

– Видите, значит? Что ж, на здоровье. Не так уж я нуждаюсь в ваших показаниях, чтобы ради них стал терпеть вашу наглость. Похоже, мы сумеем нанести удар раньше, чем планировали. Не ожидали?.. Просто удивительно, на что только способны люди, если на них чуть-чуть нажать. Или ты это тоже видишь, ясновидящий мой?

– Пока нет. Я не искал эту информацию специально, и она от меня ускользала. Но теперь вижу. Два дня – нет, меньше. Вторник, шесть утра по чикскому времени.