— Понимаю, — ответила Юджиния. — Если исключить Марлену, то твои планы стали бы поистине макиавеллевскими.
— Юджиния, ты вывела меня на чистую воду.
— Твои хитрости шиты белыми нитками. А почему бы тебе просто не запереть Марлену, а потом не отправить ее с первой ракетой на Ротор?
— Для этого, наверно, придется связать ее по рукам и ногам. Видишь ли, во-первых, я не думаю, что мы способны на подобное; во-вторых, я понимаю мечту девочки и тоже начинаю всерьез думать об освоении Эритро, о колонизации всей планеты.
— Значит, ты хочешь вдыхать вредные бактерии, поглощать их вместе с пищей и водой, — Юджиния брезгливо поморщилась.
— Ну и что? В какой-то мере бактерии попадают в наш организм и здесь — с воздухом, пищей или водой. Мы не можем сохранять станцию в совершенно стерильном состоянии. Кстати, на Роторе тоже есть бактерии, и они тоже попадают в организм человека с воздухом, пищей и водой.
— Да, но к роторианским бактериям человек привык. А здесь совсем чуждые человеку бактерии.
— Тем лучше. Если человек не адаптирован к этим бактериям, значит, и они не адаптированы к человеку. Значит, они не могут паразитировать в наших организмах, и, следовательно, они не более вредны, чем частицы пыли.
— Еще здесь есть чума.
— Вот это серьезное препятствие, даже если речь идет о такой простой вещи, как прогулка Марлены по планете. Конечно, мы примем все меры предосторожности.
— Какие же?
— Во-первых, на ней будет защитный костюм. Во-вторых, с ней пойду я. Я буду ее «канарейкой».
— Как это канарейкой?
— Столетия назад шахтеры, отправляясь в забой, брали с собой канареек — маленьких желтых птичек. Если воздух в забое опасно загрязнялся, сначала умирала канарейка: шахтеры таким путем узнавали о грозящей опасности и успевали выбраться из шахты. Другими словами, если в моем поведении появятся какие-либо странности, нас тотчас же доставят на станцию.
— А если сначала чума подействует на Марлену?
— Не думаю. Марлена уверена в своей невосприимчивости. Она повторяла это столько раз, что я начинаю верить ей.
Глава 55
Никогда Юджиния Инсигна не ждала наступления Нового года с такой тревогой, никогда не смотрела так часто на календарь. Раньше для этого не было причин. В сущности календарь был всего лишь пережитком, доставшимся роторианам в наследство еще от землян. На Земле календарь был связан со сменой сезонов. Там каждому сезону был посвящен свой праздник: день зимнего солнцестояния, день летнего солнцестояния и еще какие-то дни, названий которых Юджиния не запомнила.
Зато в памяти Юджинии сохранились воспоминания о том, как Крайл пытался объяснить ей все тонкости земного календаря. Он рассказывал об этом с удовольствием, очень подробно и немного высокопарно, как и обо всем, что напоминало ему о Земле. Юджиния слушала его с интересом, потому что искренне хотела разделять его взгляды и вкусы, ведь это должно было еще больше сблизить их, и с опасением, потому что боялась, что его привязанность к родной планете перевесит любовь к семье. В конце концов так и случилось.
Странно, что такие воспоминания до сих пор причиняли ей боль. Впрочем, не притупилась ли она? Юджинии показалось, что она уже не может вспомнить лицо Крайла, что для нее теперь реальны лишь воспоминания. Получалось, что между нею и Зивером Генарром сейчас стояла только память о памяти?
Но ведь и календарь на Роторе сохранился только как память о памяти. На Роторе никогда не было смены сезонов, но все же там был принят земной год, потому что Ротор сопровождал Землю в ее движении по околосолнечной орбите. Так же было и на других поселениях в системе Земля — Луна; исключение составляли лишь поселения на околомарсовых орбитах и в поясе астероидов. Конечно, без смены сезонов год лишен смысла; и тем не менее, как и на Земле, роторианский год тоже делился на месяцы и недели.
Опять-таки, как и на Земле, роторианские сутки состояли из двадцати четырех часов, из которых первые двенадцать поселение освещалось солнечным светом, а в течение вторых двенадцати часов свет Солнца искусственно экранировали. Конечно, это было совершенно произвольное деление; с тем же успехом можно было установить и любую другую продолжительность суток и часа. Тем не менее на Роторе каждые сутки включали двадцать четыре часа, каждый час — шестьдесят минут, а каждая минута — шестьдесят секунд. (Единственное различие между Ротором и Землей заключалось в том, что продолжительность дня и ночи на поселении была постоянной — всегда по двенадцать часов.) Несколько раз на поселениях предлагали ввести календарь, основанный на десятичной системе счисления. Тогда основной единицей времени был бы день. Более продолжительные отрезки времени рекомендовали называть декадном, гектоднем и килоднем, а более мелкие — дециднем, сантиднем, миллиднем и так далее. Но этот календарь не прижился.
Понятно, что каждое поселение не могло иметь собственный календарь; это немыслимо затруднило бы связь и торговые отношения. Невозможно было ввести и единый для всех поселений календарь, отличающийся от земного. На Земле все еще жило девяносто девять процентов человечества, и жители поселений вынуждены были считаться с земными традициями. На Роторе, как и на всех других поселениях, время отсчитывали по земному календарю, не имевшему для поселенцев никакой физической основы.
Но теперь Ротор не имел связи ни с Землей, ни с другими поселениями, ни с Солнечной системой. Строго говоря, на Роторе не существовало года, месяцев и дней в том смысле, в каком эти понятия употреблялись на Земле. В системе Немезиды не было даже солнечного света, которым и должен отличаться день от ночи. И все же на Роторе на двенадцать часов включали яркое искусственное освещение, а следующие двенадцать часов на поселении царил полумрак. Здесь отказались от постепенного увеличения и ослабления яркости освещения на границах дня и ночи, что могло бы заменить рассвет и сумерки. В этом не было необходимости. Конечно, в каждом доме включали и выключали свет в зависимости от привычек или потребностей хозяев, но все жители считали дни по роторианскому, то есть по земному, календарю. На Эритро день и ночь сменяли друг друга естественным путем, чем иногда пользовались жители станции для выполнения тех или других работ. Тем не менее и на станции официально время отсчитывали по роторианскому, то есть по земному, календарю, не совсем совпадавшему с календарем Эритро.
Теперь все громче раздавались голоса сторонников десятичной системы счета времени. Юджиния точно знала, что Питт тоже склонялся к такой системе, но даже он не решался предложить ее, опасаясь очень сильного сопротивления.
Наверно, это не навсегда. Архаичному делению года на месяцы и недели уделяли все меньше и меньше внимания, а о традиционных праздничных днях все чаще и чаще забывали. Для Юджинии, например, как астронома были важны только дни. Когда-нибудь старый календарь отомрет, а в совсем далеком будущем должны появиться новые согласованные системы счета времени, какой-нибудь Галактический стандартный календарь.
И вот теперь Юджиния считала дни, оставшиеся до Нового года — совершенно произвольно выбранной даты. На Земле была хоть какая-то причина; там Новый год начинался в период солнцестояния — зимнего в Северном полушарии, летнего в Южном. Земной год определялся скоростью движения Земли по орбите вокруг Солнца, о чем сейчас на Роторе помнили одни астрономы.
Теперь же для Юджинии, хоть она и была астрономом, Новый год означал только одно — готовящуюся авантюрную прогулку Марлены по Эритро. Эту дату Зивер Генарр использовал лишь как удобный предлог, позволивший ненадолго отложить рискованную затею. Юджиния согласилась; считалось, что она уступила романтическим мечтаниям дочери. Погруженная в такие размышления, Юджиния не сразу заметила, что Марлена внимательно смотрит на нее. (То ли она вошла совсем бесшумно, то ли Юджиния настолько задумалась, что не слышала ее шагов? И давно ли она здесь?) — Привет, Марлена, — чуть слышно сказала Юджиния.
— Ты чем-то расстроена, — серьезно заметила Марлена.
— Это можно заметить, не обладая особой проницательностью. Ты по-прежнему хочешь выйти со станции?
— Да. Это решено. Окончательно.
— Но почему, Марлена, почему? Ты можешь объяснить так, чтобы, я могла понять?
— Нет. Ты не хочешь понять. Он зовет меня.
— Кто зовет тебя?
— Эритро. Он хочет, чтобы я вышла со станции, — обычно хмурое лицо девочки улыбалось. Терпение Юджинии лопнуло.
— Марлена, когда ты так говоришь, у меня создается впечатление, что ты уже заразилась этой… этой…
— Чумой? Нет, не заразилась. Дядя Зивер только что заставил меня сделать еще одну сканограмму. Я ему говорила, что в этом нет необходимости, но он сказал, что сканограмма, сделанная перед нашим выходом, нужна для сравнения. У меня все абсолютно нормально.
— Сканирование мозга не может ответить на все вопросы, — нахмурилась Юджиния.
— Тем более этого не могут страхи матери, — резко ответила Марлена, потом более мягким тоном продолжила:
— Мама, я знаю, ты против того, чтобы мы вышли на планету, но еще одной отсрочки не будет. Дядя Зивер обещал. Даже если будет дождь или плохая погода, я все равно пойду. В это время года ни ураганов, ни резких температурных перепадов не бывает. Да и в любое другое время года здесь их почти нет. Это чудесная планета.
— Но она безжизненна, мертва. Здесь живут только бактерии, — брезгливо сказала Юджиния.
— Когда-нибудь здесь будем жить мы. — Марлена мечтательно смотрела вдаль. — Я в этом уверена.
Глава 56
— Наш защитный костюм очень прост, — объяснял Зивер Генарр. — Он не рассчитан на сопротивление давлению, это не водолазный костюм и не скафандр астронавта. Вот шлем, к нему из баллона подается воздух, а тот воздух, который ты выдыхаешь, потом регенерируется. Здесь есть еще небольшое теплообменное устройство, поддерживающее нужную температуру. Костюм герметичен, конечно.
— Он мне подойдет? — спросила Марлена, неприязненно поглядывая на довольно толстый псевдотекстильный материал.
— Модным назвать его, конечно, нельзя, — признал Генарр; его глаза весело поблескивали. — Он сделан не для красоты, а для дела.
— Дядя Зивер, мне все равно, как я буду выглядеть, — не без раздражения парировала Марлена, — но я не хочу еле-еле тащиться по планете. Если этот костюм будет мешать ходьбе, то грош ему цена. Немного побледневшая Юджиния наблюдала за этой сценой, плотно сжав губы. В конце концов она не выдержала:
— Марлена, костюм нужен для твоей же безопасности. И мне все равно, будешь ты в нем еле тащиться или бегать.
— Мама, но костюм должен быть удобным, как же иначе? Удобный костюм будет защищать нисколько не хуже.
— Этот костюм тебе подойдет, — сказал Генарр. — Во всяком случае более подходящего мы не нашли. Дело в том, что все они рассчитаны на взрослых. — Он повернулся к Юджинии. — Сейчас мы редко ими пользуемся. Одно время, вскоре после того, как чума утихомирилась, мы довольно часто выходили со станции. Теперь же окрестности станции уже хорошо изучены, а для редких более дальних путешествий удобнее герметичные Э-мобили.
— Я хотела бы, чтобы вы и сейчас воспользовались Э-мобилем.
— Нет, — возразила Марлена, которую это предложение, очевидно, сильно задело. — На самолете я уже летала. Я хочу ходить, я хочу чувствовать под ногами почву Эритро.
— Ты с ума сошла, — недовольно сказала Юджиния.
— Перестань, пожалуйста, намекать… — не выдержала Марлена.
— Где твоя проницательность? Я не имею в виду чуму, я хочу сказать, ты просто сошла с ума в самом обычном смысле слова. Я хочу… Марлена, с тобой я тоже сойду с ума… Зивер, ты уверен, что эти старые защитные костюмы не утратили герметичности?
— Юджиния, мы их проверили. Уверяю тебя, они в хорошем состоянии и вполне пригодны. Запомни, я иду вместе с Марленой в таком же костюме. Юджиния, очевидно, только искала, к чему бы еще придраться.
— Ну а если вам понадобится… — она сделала неопределенный жест рукой.
— Помочиться? Ты это хотела сказать? Наши костюмы рассчитаны и на такую ситуацию, хотя это и не очень удобно. Впрочем, в течение ближайших нескольких часов такая опасность не должна нам грозить. К тому же мы не будем уходить слишком далеко от станции и при необходимости сможем быстро вернуться. Юджиния, теперь нам надо идти. Стоит очень хорошая погода, и этим надо воспользоваться. Марлена, разреши, я помогу тебе с костюмом.
— Ты, кажется, тоже рад этой авантюре? — резко спросила Юджиния.
— Почему бы и нет? Признаться, я и сам не прочь пройтись по планете. Ты знаешь, станция быстро начинает напоминать тюрьму. Если бы все мы почаще выходили прогуляться, возможно, люди задерживались бы здесь и на более долгое время. Ну вот, Марлена, теперь осталось только закрепить шлем.
Марлена замешкалась.
— Дядя Зивер, подождите минутку, — сказала она и подошла к Юджинии, протянув руку, уже спрятанную в толстом рукаве костюма. Юджиния скорбно смотрела на дочь.
— Мама, — сказала Марлена. — Еще раз прошу тебя, пожалуйста, успокойся. Я люблю тебя и никогда не стала бы причинять тебе столько неприятностей только ради собственного удовольствия. Я выхожу, потому что знаю — со мной будет все в порядке и тебе не о чем беспокоиться. Могу спорить, тебе тоже хочется одеть защитный костюм, пойти вместе с нами и не спускать с меня глаз. Только это невозможно.
— Почему невозможно, Марлена? Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится, а меня не будет рядом, чтобы тебе помочь.
— Но со мной ничего не случится. И даже если вдруг что-то произойдет, что ты сможешь сделать? К тому же ты так боишься Эритро, что от тебя можно ожидать чего угодно. А если чумой заразишься ты? Ты думаешь, я себе это прощу?
— Юджиния, она права, — вмешался Генарр. — Я буду рядом с Марленой, а тебе лучше оставаться здесь и спокойно ждать нашего возвращения. На всех защитных костюмах есть радио. Мы с Марленой сможем переговариваться и будем постоянно поддерживать связь со станцией. Обещаю, если в поведении Марлены появятся малейшие странности или у меня только возникнет такое подозрение, я тотчас же доставлю ее на станцию. Я сразу же вернусь вместе с Марленой и в том случае, если почувствую какие-то аномалии у себя. Юджиния недоверчиво покачала головой. Она с неодобрением наблюдала, как закрепляли шлем сначала у Марлены, потом у Генарра. Все трое находились вблизи главного воздушного шлюза станции.
Юджиния хорошо знала, как работает шлюз: едва ли можно быть поселенцем и не знать этого. Шлюз включал сложную систему регулирования давления, которая обеспечивала плавную перекачку воздуха со станции наружу и препятствовала проникновению воздуха планеты на станцию. Управляемые компьютерами приборы непрерывно контролировали отсутствие течей. Потом открылась внутренняя дверь шлюза. Генарр вошел в него и знаком пригласил Марлену. Она последовала за ним, затем дверь закрылась. Юджиния больше не видела ни Генарра, ни дочери; она почувствовала, как от страха у нее на секунду остановилось сердце. По контрольным приборам она без труда поняла, когда открылась, а потом снова закрылась внешняя дверь шлюза. Сразу ожил головизионный экран; на нем появилось изображение двух человеческих фигур в защитных костюмах, стоявших на поверхности Эритро.
Один из инженеров передал Юджинии небольшой наушник; она закрепила его у правого уха. Столь же крохотный микрофон был укреплен и у нее над головой.
В наушниках прозвучало «радиосвязь включена», и сразу же Юджиния услышала знакомый голос Марлены:
— Мама, ты слышишь меня?
— Да, дорогая, — ответила Юджиния. Она не сразу узнала собственный голос.
— Мы на планете. Здесь чудесно. Лучше быть не может.
— Да, дорогая, — автоматически повторила Юджиния. Ее мучила одна мысль — не последний ли раз только что она видела свою дочь в здравом уме?
Глава 57
Ступив на поверхность планеты, Зивер Генарр ощутил какую-то странную беззаботность. За его спиной возвышалась наклонная стена станции, но ему не хотелось смотреть на это чуждое планете сооружение. Почему-то казалось, что станция портит аромат планеты. Казалось бы, о каком аромате планеты может идти речь? Бессмысленно говорить об этом, если ты защищен герметичным костюмом и дышишь воздухом станции или по крайней мере воздухом, очищенным на станции. В защитном костюме невозможно уловить ни вкус, ни запах окружающей атмосферы.
И тем не менее Генарра переполняло странное ощущение счастья. Под его ногами похрустывал грунт планеты. Он представлял собой мелкий гравий, между частицами которого располагался материал, очень напоминавший земную почву. Вероятно, когда-то планету покрывали скалы, но за миллиарды лет вода и воздух, недостатка в которых здесь никогда не было, а возможно, и несметные полчища вездесущих прокариотов, сделали свое дело и превратили древние скалы в гравий и песок. Днем раньше здесь прошел дождь, обычный для этого района Эритро мелкий моросящий дождь, поэтому под ногами было мягко и влажно. Генарр почему-то подумал о частицах грунта, этих крохотных песчинках, каждая из которых покрыта водной пленкой, подпитанной и обновленной недавним дождем. В этих пленках беззаботно жили прокариотические клетки; они впитывали энергию Немезиды и строили из более простых веществ сложные белки. Для других прокариотов, равнодушных к лучистой энергии звезды, источником энергии служили останки прокариотов первого типа, несчетные мириады которых рождались и умирали каждую минуту. Стоявшая рядом Марлена подняла голову и поглядела на небо. Генарр мягко предупредил:
— Марлена, не смотри долго на Немезиду. В наушниках голос Марлены звучал совершенно естественно, спокойно и радостно, в нем не чувствовалось ни напряжения, ни страха.
— Я смотрю на облака, дядя Зивер.
Генарр тоже взглянул на небо. Если прищуриться, на темном небе можно было заметить слабое зеленовато-желтое свечение, на фоне которого плыли красивые перистые облака — признак хорошей погоды. В свете Немезиды эти облака казались оранжевыми. На Эритро царила странная, непривычная для человека тишина. Здесь не было ничего, что могло бы звучать, здесь никто не щебетал, не пел, не ревел, не мычал, не стрекотал. Здесь не было листьев, которые могли бы шуршать, не было и жужжащих насекомых. В редкие штормы иногда гремел гром или шумел ветер, наткнувшись на случайный валун (конечно, если ветер был достаточно сильным). В хорошую же погоду на планете стояла полная тишина.
— Марлена, у тебя все в порядке? — спросил Генарр больше для того, чтобы самому убедиться, что во всем виновата тишина планеты, а не внезапно поразившая его глухота. (Конечно, оглохнуть он не мог: слышал же он собственное дыхание.) — Все отлично. А здесь ручеек. — И Марлена ускорила шаг, даже неуклюже побежала, насколько ей позволял защитный костюм.
— Марлена, будь внимательной. Не поскользнись, — предупредил Генарр.
— Я буду осторожной, — отозвалась девочка. Увеличившееся расстояние не отразилось на громкости ее голоса, переносимого радиоволнами.
Неожиданно в наушниках Генарра зазвучал голос Юджинии:
— Зивер, почему Марлена бежит? — и почти без паузы:
— Марлена, почему ты бежишь?
Марлена не потрудилась ответить, а Генарр сказал:
— Юджиния, она просто хочет посмотреть на ручеек где-то впереди.
— С ней все в порядке?
— Конечно. Здесь фантастически красиво. Когда немного привыкнешь, планета уже не кажется мертвой, скорее она напоминает полотно абстракциониста.
— Зивер, оставь живопись в покое. Не разрешай Марлене уходить от тебя.
— Не беспокойся. Я постоянно поддерживаю с ней связь. Она и сейчас слышит наш разговор. Если она не отвечает, значит, не хочет, чтобы ее отвлекали по пустякам. Юджиния, успокойся. Марлена счастлива. Не отравляй ей радость.
Генарр и в самом деле был уверен, что Марлена счастлива. В какой-то мере и он разделял ее радость.
Девочка бежала рядом с ручейком вверх по течению. Следовать по пятам за ней казалось Генарру лишним. Пусть порадуется, подумал он. Станция была построена на выходе скалистого пласта, но здесь местность пересекало множество спокойно бегущих ручейков, которые примерно в тридцати километрах от станции сливались в довольно широкую реку, а еще дальше эта река впадала в море. Обилие ручейков было удобно для жителей станции. Они давали станции воду. Конечно, ее предварительно очищали от прокариотов. (Точнее, в ней убивали всех прокариотов.) Когда станция еще только строилась, некоторые биологи возражали против уничтожения прокариотов, но это было, конечно, просто смешно. На планете этих крохотных живых существ было такое множество и они размножались так быстро, что очистка воды для станции не могла нанести никакого вреда всей популяции. Численность прокариотов очень быстро восстанавливалась. А после эпидемии чумы, породившей смутно-враждебное отношение человека к планете, судьба прокариотов уже больше никого не беспокоила. Конечно, теперь, когда чума уже не казалось такой страшной, защитники прокариотов снова могли поднять голос. Генарр понимал их, но откуда же еще брать воду для станции?
Задумавшись, он потерял из виду Марлену. Его привел в себя оглушительно громкий крик в наушниках:
— Марлена! Марлена! Зивер, что она делает? Генарр огляделся и уже хотел было привычно заверить Юджинию, что ничего страшного не произошло, что все в полном порядке, как наконец увидел Марлену. Сначала он не мог понять, что же она делает. Он просто смотрел на нее в розовых лучах Немезиды. А потом сообразил: она же снимает шлем! Теперь она собралась снять весь защитный костюм! Он должен ее остановить!
Генарр хотел было крикнуть, но, скованный страхом, не мог вымолвить ни слова. Он побежал к Марлене, но ноги будто налились свинцом и отказывались повиноваться.
Все происходило как в кошмарном сне, в котором ты хочешь и не можешь предотвратить ужасные события. Или он испытал настолько сильное нервное потрясение, что потерял способность контролировать свои действия?
Уж не чума ли поразила меня, в панике подумал Генарр. А если так, то что же будет с девочкой, не защищенной ни от света Немезиды, ни от воздуха Эритро?
Планета
Глава 58
Игорь Коропатский стал директором Бюро и если не формальным, то фактическим главой проекта три года назад. За это время Крайл Фишер видел Коропатского лишь дважды, но сейчас сразу же узнал его на экране входного устройства. Коропатский был все таким же представительным, внешне очень добродушным человеком. Он был хорошо одет; бросался в глаза большой и пышный модный галстук.
Что же до Крайла, то этим утром он отдыхал и вовсе не был готов к приему гостей. Но ведь Коропатскому не откажешь, даже если он пришел без приглашения.
Крайл включил сигнал «Подождите, пожалуйста», изображавший смешную фигурку хозяина (или хозяйки; фигурка годилась на все случаи жизни) с вежливо поднятой рукой. Догадаться, что означает этот жест, было нетрудно; слов уже не требовалось.
Он успел только причесаться и поправить свой костюм. Неплохо было бы побриться, но, если заставить Коропатского ждать еще несколько минут, он может воспринять это как оскорбление. Открылась дверь, и Коропатский вошел. Он вежливо улыбнулся и извинился:
— Доброе утро, Фишер. Прошу прощения за внезапное вторжение.
— Ну что вы, директор, — Крайлу пришлось сделать немалое усилие, чтобы его голос звучал достаточно искренне. — Но если вы хотите видеть доктора Вендель, она, боюсь, уже возле корабля.
— Разумеется, я мог бы догадаться сам, — проворчал Коропатский. — Тогда у меня нет выбора, придется поговорить с вами. Вы разрешите мне присесть?
— Конечно, директор, — спохватился Крайл, смущенный тем, что не догадался первым предложить гостю кресло. — Не хотите ли позавтракать?
— Нет, — Коропатский похлопал себя по животу. — Каждое утро я встаю на весы, и это почти или совсем отбивает аппетит. Фишер, я давно хотел поговорить с вами как мужчина с мужчиной, но все не находилось времени.
— Я буду только рад, директор, — пробормотал Крайл. Он забеспокоился: к чему бы все это?
— Наша планета в долгу перед вами.
— Рад слышать это от вас, директор, — ответил Крайл.
— Раньше вы жили на Роторе.
— С того времени прошло уже четырнадцать лет, директор.
— Я знаю. Вы были женаты, у вас был ребенок.
— Да, директор, — тихо подтвердил Крайл.
— Но вы вернулись на Землю раньше, чем Ротор успел покинуть Солнечную систему.
— Да, директор.
— На Земле Ближнюю звезду открыли после того, как вы вспомнили что-то услышанное на Роторе и высказали какое-то предположение.
— Да, директор.
— И именно вы убедили доктора Тессу Вендель переселиться с Аделии на Землю.
— Да, директор.
— И вы все восемь лет обеспечивали ей счастливую жизнь, так что ей оставалось только спокойно и плодотворно работать, не так ли? Коропатский довольно рассмеялся. Крайлу показалось, что, если бы они сидели рядом, Коропатский по-приятельски толкнул бы его локтем в бок.
— Мы ладим друг с другом, — осторожно ответил Крайл.
— Но официально вы так и не вступили в брак.
— Я уже женат, директор.
— И не видели свою жену четырнадцать лет. Развод можно оформить очень быстро.
— У меня есть дочь.
— Она и останется вашей дочерью, даже если вы вступите в брак вторично.
— В любом случае это лишь формальность.
— Может быть, — согласно кивнул Коропатский. — Может быть, это и к лучшему. Вам известно, что корабль «Суперлайт» готов к полету. Мы надеемся, что этот полет состоится уже в начале 2237 года.
— Я знаю, директор. Мне говорила об этом доктор Вендель.
— Нейронные детекторы установлены и работают надежно.
— Об этом она мне тоже сказала.
Коропатский положил обе руки на колено и медленно покивал своей большой головой. Потом резко поднял голову, бросил взгляд на Крайла и спросил:
— Вы знаете, как работает детектор?
— Нет, сэр. — Крайл отрицательно покачал головой. — Я не знаком даже с принципами устройства корабля. Коропатский снова согласно кивнул.
— Я тоже. Мы вынуждены полагаться на объяснения доктора Вендель и наших инженеров. Между прочим, нам недостает одного очень важного элемента.
— Разве? — с тревогой воскликнул Крайл: неужели снова отсрочка? — И чего же недостает, директор?
— Средств связи. Я полагал, что если мы создали двигатель, способный переносить корабль быстрее света, не сложнее будет разработать и какое-то устройство, которое могло бы распространять с такой же скоростью волны или другой носитель информации. Мне всегда казалось, что сверхсветовую скорость легче сообщить посланию, чем кораблю.
— Не могу сказать ни «да», ни «нет», директор.
— Но доктор Вендель уверяет меня в обратном. Она говорит, что пока не существует метода эффективной сверхсветовой связи. По ее мнению, когда-нибудь такой метод будет разработан, но на это могут уйти годы, а она не хочет ждать.
— Я тоже не хотел бы ждать, директор.
— Да, и я сторонник прогресса и быстрого успеха. Мы уже и так долго ждали. Как и вам, мне не терпится стать свидетелем старта и возвращения корабля. Но, отправив корабль в таком состоянии, в каком он находится сейчас, мы сразу же после старта потеряем всякую связь с ним.
Коропатский задумался, а Крайл почтительно молчал, гадая, к чему клонит и что замышляет эта хитрая лиса.
Коропатский снова взглянул на Крайла.
— Вам известно, что Ближняя звезда движется в нашу сторону?
— Да, директор, я слышал об этом. Но все говорят, что она пройдет достаточно далеко и не причинит нам вреда.
— Такие слухи распространяем мы. А на самом деле, Фишер, Ближняя звезда пройдет настолько недалеко, что заметно повлияет на орбитальное движение Земли.
Крайл на мгновение лишился дара речи, потом осмелился уточнить:
— И уничтожит планету?
— Не совсем. Планета останется, но ее климат изменится настолько, что она станет непригодной для жизни.
— Это точно? — Крайл все еще не мог поверить.
— Не помню случая, чтобы ученые были в чем-то уверены на все сто процентов. Но на этот раз они настолько близки к этому, что считают необходимым принять какие-то меры. Кое-что мы уже сделали: можно считать, что мы уже умеем летать быстрее света — конечно, если этот корабль полетит. И в нашем распоряжении еще осталось пять тысяч лет.
— Директор, если доктор Вендель говорит, что корабль полетит, я уверен, что так оно и будет.
— Будем надеяться, что ваша уверенность не лишена оснований. Тем не менее, даже имея в запасе пять тысяч лет и умея летать быстрее света, мы оказываемся не в лучшем положении. Чтобы переселить с Земли восемь миллиардов человек плюс достаточное количество растений и животных, нам нужно построить сто тридцать тысяч поселений. Значит, мы должны строить двадцать шесть поселений в год, если начнем работы сегодня. Это при условии, что в ближайшие пять тысяч лет численность населения планеты не возрастет.
— Возможно, — осторожно заметил Крайл, — что мы сможем строить в среднем двадцать шесть поселений в год. Со временем мы накопим необходимые опыт и знания. А система регулирования численности населения успешно работает уже не первое десятилетие.
— Очень хорошо. Тогда ответьте мне на такой вопрос: если мы, используя все ресурсы Земли, Луны, Марса и астероидов, поднимем в космос сто тридцать тысяч поселений, а с ними и все население Земли и оставим Солнечную систему на милость Немезиды, то куда направятся все эти поселения?
— Не знаю, директор, — признался Крайл.
— Мы будем вынуждены искать похожие на Землю планеты, способные без предварительного глубокого преобразования принять миллиарды землян. Об этом тоже необходимо думать, и сейчас, а не через пять тысяч лет.
