Сколийская империя (№2) - Укротить молнию

Кэтрин Азаро

Укротить молнию

Часть I

Калифорния

Глава 1

НОЧНОЙ ГРОМ

В последний раз я видела Землю в 1987 году, когда мне было семнадцать лет. С тех прошло немало времени: многое изменилось, и я уже не та лос-анджелесская девчонка, какой была прежде. Но память о тех днях – благодаря биоусилению – до сих пор яркая, словно все случилось только вчера.

В ту ночь я ощущала пульс города. И хотя Лос-Анджелес практически никогда не ложился спать, то была тихая ночь, словно город погрузился в собственные мысли. В какую-то дремоту. Чтобы затем проснуться, вздрогнув, словно от толчка.

Джошуа встретил меня, когда я закончила смену в ресторане, и мы вместе дошли до автобусной остановки. Незадолго до этого прошел небольшой дождь, и на асфальте образовалась мокрая пленка; в ней, в радужных разводах бензина, отражался размытый свет уличных фонарей. Над головами у нас сквозь смог и огни ночного города сумели пробиться несколько звезд – видимо, они поставили себе целью победить тусклое янтарное свечение, застилавшее ночное небо. Мимо проносились запоздалые машины – этакие гепарды на колесах, мчащиеся по каким-то своим делам.

Я сразу заметила, что Джошуа пребывает в приподнятом настроении. От него исходила некая аура, некое розоватое облако, то и дело менявшее свои очертания, облако, не нуждавшееся ни в каких словах. Его звучание чем-то напоминало шум прибоя на пляже; пахло оно как морские водоросли и было соленым на вкус. Я уже давно привыкла к тому, что слышу и вижу эмоции других людей, а подчас даже ощущаю их кожей. Но чтобы чувствовать запах и вкус – такое случается со мной гораздо реже.

В ту пору я и не подозревала о силах Кайла. Собственно говоря, не в этом дело. Я по опыту знала, что с расстоянием эффект ослабевает. И пока Джошуа рядом со мной, я буду ощущать его эмоции. По крайней мере до тех пор, пока у него не пропадет хорошее настроение. Конечно, я ничего ему не сказала. Еще подумает, что у меня с головой не все в порядке.

Мы сели на скамейку на автобусной остановке. Джошуа положил мне на плечо руку – нет, не как парень, с которым у меня любовь – этого между нами отродясь не было, – а просто как хороший друг, которого я знала целых шесть лет, с 1981 года, когда Ямайка стала пятьдесят пятым штатом, а у нас в Беверли-Хиллз сгорели гигантские буквы ГОЛЛИВУД. Джошуа на лоб спадала кудрявая челка, нависая на металлическую оправу его очков. Джошуа – моя противоположность почти во всем. Например, волосы у него светлые и вьющиеся, у меня – до пояса, прямые и черные. Его глаза, синие и ясные, всегда казались мне кусочками безоблачного неба, мои же собственные – черны.

Неожиданно радужный пузырь хорошего настроения словно наткнулся на что-то острое. Я поначалу не поняла, откуда возникло это острие. Откуда-то из темноты, похожее на кинжал.

– Тина, взгляни.

Джошуа указывал на другую сторону улицы. Я посмотрела. С бульвара Сан-Карлос на боковую улицу сворачивал красный спортивный автомобиль.

– И что?

– Так это же Наг за рулем.

Услышать это имя сродни тому, как если бы на вас вылили ушат холодной воды.

– А что в этом странного? Он что, не имеет права садиться за руль?

– Он наблюдал за нами. – Джошуа обернулся через плечо. Напряжение на его лице заметно спало. – А вот и наш автобус.

Автобус остановился прямо напротив нас. Я поднялась со скамейки, вошла в салон и обернулась к Джошуа. Он махал мне на прощание рукой. Но в следующее мгновение водитель закрыл дверь, и Джошуа скрылся из виду.

Всю дорогу я сидела одна, прислонившись к стеклу. В салоне находились еще несколько пассажиров, и все как один были погружены в собственные мысли. Интересно, подумала я, куда едут эти люди? Домой, к семье, или куда-то еще, в привычный и понятный им мир.

Я же, как ни старалась, никак не могла привыкнуть к Лос-Анджелесу. Он оставался для меня чужим. Сама я выросла в мексиканской деревушке Набенчаук на плато Чиапас, что на юге страны. Я скучала вдали от пышной зелени наших лесов, мне недоставало сухой зимы и дождливого лета. Мое самое раннее воспоминание – еще не рассвело, а мать, босая, стоит на коленях и мелет маис. Во многих отношениях моя мать – типичная женщина майя. И как ее только угораздило забеременеть в четырнадцать лет, когда в нашу деревушку, аж из самого Мехико, приехал один художник.

Когда мне исполнилось восемь лет, мои дядя и тетка погибли во время землетрясения – кстати, такое у нас случается часто. После них остался одиннадцатилетний сын, Мануэль. Мать после долгих лет наконец решилась отправиться на поиски моего отца. Взяв с собой меня и Мануэля, она пустилась в путь по Панамериканскому шоссе в Мехико, для меня это было все равно что на край света. Разумеется, никого мы не нашли. Но так и остались в Мехико, городе падших ангелов, что не спят ночами.

Автобус остановился на бульваре Сан-Карлос в нескольких кварталах от моего дома. Магазинчик на углу был пуст и закрыт. Я надеялась, что встречу кого-нибудь из Альконес и попрошу проводить меня домой, чтобы не идти одной. Мой двоюродный брат Мануэль умер год назад, незадолго до того, как мне исполнилось семнадцать, и с тех пор Альконес присматривали за мной. Я легко могла представить себе, как Марио препирается с Мануэлем:

– Оуе, vato, пойдем, что ли, к нашим?

– Chalehomes, я хочу пойти прошвырнуться. Может, снимем каких-нибудь смазливых девчонок.

В ту ночь никого из них поблизости не оказалось. Забегаловка чуть дальше по улице была открыта. Оттуда я могла позвонить Марио. Конечно, мне придется его разбудить, сегодня утром он встал спозаранку и весь день провел в поисках работы. Наверняка он давно уже спит и вряд ли обрадуется тому, что его вытаскивают из постели в час ночи.

До моего дома оставалось лишь пара кварталов. Район наш я знала хорошо. Да и меня здесь знал едва ли не каждый. Вот почему я приняла решение, изменившее мою жизнь до неузнаваемости. Возможно, я уже и тогда знала или догадывалась каким-то внутренним чутьем, что этой ночью должно произойти что-то особенное, из ряда вон выходящее. Возможно, какой-нибудь специалист-нейролог мог бы проследить процессы в моем мозгу, предшествовавшие принятию этого решения, или же физик смог бы рассчитать изменения его магнитного поля. Но как бы там ни было, я решила, что дойду до дома одна.

Я свернула в переулок. Вдоль дороги выстроились старые, видавшие лучшие времена домишки. Почти все фонари разбиты, и лишь местами тротуар освещен тусклой лампой. Асфальт весь в трещинах, кое-где из них уже проросла трава. Повсюду мусор: какие-то камни, куски штукатурки, газеты, обертки от конфет, пустые сигаретные пачки, картонные тарелки и стаканы. И все это либо разносится ветром по всей улице, либо валяется беспорядочными грудами у стен домов. Кое-где ветром в окнах раздувает занавески. В нос мне ударил неприятный запах мокрой бумаги.

Когда мать только-только привезла нас в Эл-Эй, мы поселились в районе еще более убогом, чем этот. И хотя с точки зрения материального комфорта похвастаться нам было нечем, мама сделала все для того, чтобы мы имели крышу над головой, а главное, щедро одаривала нас своей любовью и заботой. Когда она умерла, мы с Мануэлем переселились сюда, тем более что квартплата оказалась нам по карману.

Я шла по направлению к дому, ощущая какое-то странное чувство. Нечто вроде струйки. Словно по моим рукам стекал какой-то теплый ветерок, остаток мощного, вырвавшегося из ближайшего каньона порыва. Только вот каньон этот был у меня в голове, а уж никак не в городе.

Через два квартала я увидела его.

Он стоял в сотне метров от меня, лицом к дороге, высокий мужчина с курчавыми волосами. Он был мне незнаком. Единственный исправный фонарь на этом отрезке улицы горел как раз в том месте, где находилась я. Стоит мужчине повернуться в мою сторону, как он тотчас заметит меня. Я отлично понимала, что мне следует уйти, но было в незнакомце нечто необычное, и я остановилась, чтобы присмотреться внимательнее.

В руках он держал коробку. Она испускала приглушенное жужжание и неяркое свечение, переливаясь то красным, то золотым, то зеленым, то голубым, то пурпурным и серебристым. Держа чудесную коробку перед собой и не сводя с нее глаз, мужчина сделал поворот вокруг своей оси. Судя по тому, как он был одет, я бы скорее заподозрила его в причастности к магазинным кражам. Он же был занят исключительно каким-то прибором. Но ведь и Мануэль, когда шел гулять со своими приятелями, одевался точно так же – майка и заправленные в ботинки джинсы. Правда, незнакомец этот был во всем черном. Мануэль же предпочитал футболки и линялые джинсы.

Вспомнив о Мануэле, я быстро опомнилась. И попятилась, надеясь скрыться из виду, прежде чем этот тип заметит меня. Но, увы, слишком поздно. Незнакомец повернулся и поднял глаза. Сначала он просто стоял на месте, глядя в мою сторону. А затем направился ко мне. Шагал он быстро и уверенно, и расстояние между нами сокращалось с каждым мгновением. «Попалась!» – подумала я и бросилась наутек.

– Esperate, – крикнул он. – Hablaconmigo!

Сама не понимаю, что заставило меня обернуться на его кошмарный испанский. Ведь я с трудом понимала, что он хочет сказать. Голос его тоже звучал как-то странно. Слово habla незнакомец пророкотал на басовой ноте, словно кто-то задел толстую струну. Но от него исходило какое-то тепло, заслонявшее собой все остальное. Это тепло волной обдавало мою кожу, уже не струйкой, а полноводной рекой.

Незнакомец замер, глядя на меня. Я тоже таращилась на него, готовая в любую минуту броситься наутек, если он подойдет ближе.

– Preguntar те tedecir, – снова попробовал он вступить со мной в контакт.

Грамматика в его словах отсутствовала напрочь.

– Que?

– Despierto mi, – произнес он. – Yo espanol mal.

Он плохо говорит по-испански? Это еще мягко сказано!

– А по-английски?

– Говорю! – На его лице читалось облегчение. – Гораздо лучше.

По-английски мужчина говорил с сильным акцентом, но понять его было легче. И примерно в каждом предложении голос его срывался на рокот, будто кто-то задевал басовую клавишу на пианино. Иногда она звучала октавой ниже, иногда октавой выше, но всякий раз в басовом ключе.

– Что вам надо?

Он протянул руки ладонями вверх, словно показывая, что безоружен. Уверенности мне это не прибавило. Вдруг у него где-то спрятан нож или пистолет. Правда, в одной руке незнакомец до сих пор держал загадочную коробку.

– Заблудил, – произнес он. – Найдите меня помочь?

– Что-что?

Незнакомец на минуту умолк. Лицо его утратило всякое выражение, словно экран выключенного компьютера.

– Вы не могли бы мне помочь? Я заблудился, – наконец произнес он.

– А куда вам надо?

– Первоначально в Вашингтон.

Я все напряглась. Наг и его компания вечно ошивались возле винного магазина «Вашингтон». Они всё носили черное, как и этот тип. И как у него, у них были напульсники. Я потихоньку попятилась.

– До «Вашингтона» вам не близко.

– Да, – произнес незнакомец. – Я специально не стал приземляться в столице.

Он что, имеет в виду Вашингтон, округ Колумбия? А у него с мозгами все в порядку? Хотя нет, разговаривал он как вполне нормальный человек. Нельзя сказать, чтобы незнакомец нес какую-то околесицу, да и язык у него не заплетался. Просто плохо говорил по-английски.

– А что у вас в Вашингтоне? – поинтересовалась я.

– Прием.

Я едва не расхохоталась.

– То есть вы собрались туда на прием в таком виде?

– Это моя повседневная форма. Парадная форма осталась на корабле.

Интересно, он сам понимает, что говорит? Нет, в нашем районе таких, как он, отродясь не бывало.

– А как вас зовут?

– Эльтор.

Эль Тор? Похоже на кличку. У Нага в банде почти у всех клички, хотя и не такие экзотические.

– Вы имеете в виду Тора? Ну, этого, у которого молот?

– Извините, но я не представляю, кого вы имеете в виду. Кого? Вообще-то я сомневалась, что есть люди, которым знакомо это слово. Несмотря на усталость, надо мной с каждой минутой брало верх любопытство.

– А это что у вас? – показала я на коробку.

– Транском, – ответил он.

– И для чего он?

– Передает и получает волны. В настоящий момент я пытаюсь обнаружить радиосигналы.

Он подошел ближе, демонстрируя мне коробку. Я попятилась. Как только попала в круг светового пятна, отбрасываемого уличным фонарем, незнакомец замер на месте, изумленно глядя на меня, словно только что увидел. В некотором роде так оно и было, потому что до этого я стояла в темноте.

– О Боги! – пошептал он. – Ты прекрасна!

Я же продолжала пятиться в сторону аптеки на углу.

– Не двигайся! – приказал Эльтор и шагнул ко мне.

Но не успел он сделать и шага, как я бросилась со всех ног.

– Подожди! – крикнул он мне вслед.

Я остановилась, обернулась и посмотрела на него. Почему? Что-то в нем показалось мне знакомым, но, как ни старалась, я не могла с уверенностью сказать что. Более того, я ощущала это кожей, словно струйки тумана, поднимающиеся утром над рекой. Или что-то теплое. Что это? Душевное тепло? Я замерла на месте, готовая в любую секунду броситься прочь и одновременно снедаемая любопытством. Что же он предпримет дальше?

Эльтор отошел к уличному фонарю, чтобы я могла его разглядеть. Он был высок, почти шесть футов ростом. Глаза темные, почти черные, хотя в тусклом свете уличного фонаря разглядеть их настоящий цвет было трудно. У него была светлая кожа и, насколько я могла рассмотреть, курчавые волосы точно такого же цвета, что и бронзовый браслет у меня на руке – мама подарила мне его незадолго до смерти. Я должна была признать, что парень он симпатичный. Странный, конечно, но симпатичный. Однако если он хорош собой, это еще не означает, что я собираюсь с ним тут долго разговаривать.

– Ты из компании Нага? – спросила я.

– Кого?

– Нага. Можно подумать, ты его не знаешь.

– Нет, не знаю.

– Ну, значит, видел. Такой высокий. Англо. Голубые глаза. Прическа «двести двадцать».

– Нет, этот человек мне неизвестен, – ответил Эльтор и пристально посмотрел на меня. – Так ты не узнаешь мою форму?

– Не знаю я никакой формы, – поморщилась я. – Я вообще не представляю, какая она. – Даже сейчас, когда я говорю на семи языках, я все равно, вопреки всем правилам, употребляю в английском двойное отрицание. Странно, однако, что язык не позволяет вам таким простым способом подчеркнуть свою мысль.

– Я ***, – произнес он.

– Что-что?

Он повторил какое-то странное слово еще раз, но я все равно не смогла понять, что оно значит.

– Не понимаю.

– Дословно это переводится как Второй Джагернаут.

– Джагернаут?

Незнакомец кивнул.

– Это что-то вроде вашего капитана дальнего плавания, – пояснил он и на минуту задумался. – А может, даже ближе по смыслу к вашему майору военно-воздушных сил.

– Так вы военный?

– Пилот. Тактическое боевое авиакрыло ИКК.

Пилот! Как интересно! Но осторожность тотчас взяла над любопытством верх. Уж что-то не слишком он был похож на летчика.

– А что такое ИКК?

– Импер... – Он запнулся. – Космическое командование. К этому моменту я была уже на все сто процентов уверена, что парень либо ненормальный, либо накурился марихуаны, или же, на худой конец, принимает меня за круглую дуру, готовую поверить любым россказням.

– А, понятно.

– Ты считаешь, что я все это выдумал?

– Ну, знаешь ли, не каждый день по пути домой нарываешься в темноте на военных летчиков.

Эльтор улыбнулся.

– Ты права.

Его улыбка застала меня врасплох. В ней не было ни жестокости, ни притворства, ни легкомысленной веселости того, кому ни разу в жизни не приходилось плакать. Но за этой улыбкой что-то крылось, что точно – я не могла понять, но что-то сложное, запутанное.

Я слегка расслабилась.

– А как ты попал в Эл-Эй?

Он оценивающе окинул меня с головы до ног, словно решал для себя, стоит меня опасаться или нет. Вот уж смех, да и только. Ну кто по сравнению с ним я, девчонка «метр с кепкой» и в мини-юбке? Когда незнакомец наконец снова заговорил, мне показалось, что ему в голову пришла та же мысль. Тогда я еще не представляла ни истинную причину того, почему Эльтор решил довериться мне, ни тех сомнений в его душе, что этому предшествовали.

– Я не туда попал, – произнес он. – Вернее даже, это не то место и не то время. Согласно положению звезд, дата сходится с расчетной. Но все остальное не так. – Он указал на уличный фонарь. – Прежде всего я и понятия не имел, что в Лос-Анджелесе будут вот такие фонари.

Я недоуменно заморгала. Уличный фонарь был точно такой, что и остальные во всем городе, – высокий, едва ли не столетней давности столб, а на его конце нечто вроде крючка, с которого свисает фонарь наподобие колокола на старой испанской миссии. Ни один путеводитель по Калифорнии не обходился без упоминания о них.

– Это колокола ангелов, – пояснила я.

– Колокола ангелов? Вот уж ничего подобного раньше не слышал.

– Сразу видно, что ты не здешний. Эти фонари такие же знаменитые, как и мост Золотые Ворота в Сан-Франциско.

Эльтор нахмурился.

– Я изучал американскую историю. И будь эти фонари действительно так знамениты, как ты о них говоришь, я бы наверняка их узнал.

– Может, твой учитель плохо знал историю Лос-Анджелеса?

– Моим учителем был компьютерный чип. И он не содержал сведений о ваших уличных фонарях, или, как вы их называете, колоколах ангела.

Сказав это, незнакомец обвел взглядом грязную улицу, посмотрел на разбитое стекло в ближайшем от нас доме, на полуразвалившееся крыльцо.

– Ты здесь живешь?

Вопрос о том, где я живу, мне не понравился, и я не стала на него отвечать. И тогда незнакомец спросил:

– А почему ты так живешь?

– Потому что, – процедила я сквозь зубы.

Эльтор как-то передернулся, будто моя злость задела его за живое.

– Мне извини, – произнес он. – Я не хотел обижать. Наступило молчание. Наконец я не выдержала и заговорила первой:

– А ты откуда?

– Первоначально из Партонии.

– Откуда?

– Партонии. Там Штаб-квартира сколийского правительства.

– Первый раз слышу.

– После того, что я здесь увидел, и тем более после того, чего не увидел, я ничуть не удивлен.

С этими словами Эльтор присел на соседнее крыльцо и указал на свой светящийся коробок.

– Все не так. Единственное, что мне удалось обнаружить, – это колебания на радиочастотах.

Я шагнула поближе, чтобы лучше разглядеть коробку. Эльтор водил пальцами по ее граням, и они переливались самыми разными цветами. Затем он обвел коробкой вокруг запястья и прижал к напульснику. Кстати, напульсник этот оказался вовсе не из кожи – или по крайней мере не весь. Кое-какие части были металлическими, кое-где виднелись провода – теперь я знаю, что это керамоплексовые проводники, которые питают миниатюрную компьютерную сеть.

– Первый раз в жизни вижу такие напульсники, – заметила я.

– Они снабжены новой сетевой структурой, – рассеянно произнес мой новый знакомый, не сводя глаз со своей ненаглядной коробки. – По крайней мере я могу добраться до своего Джага.

– До твоей машины? – спросила я, полагая, что он имеет в виду «ягуар».

По его виду никак не скажешь, что это владелец роскошного автомобиля.

– Да, боевой.

– А, понятно.

Уж не актер ли передо мной, подумала я, который разучивает роль? Но скорее всего этот парень где-то по дороге потерял из головы пару-тройку шурупов. Правда, с другой стороны, ничто в его поведении не вызывало у меня особой тревоги, а интуиция еще ни разу меня не подводила.

Эльтор поднял повыше свой транском.

– Я проверил радиоволны, микроволны, видимую часть спектра, ультрафиолетовое и рентгеновское излучение, а также каналы нейтрино. Ничего.

– А зачем тебе, чтобы проверить все это, понадобилось приходить именно сюда?

– В принципе Джаг мог бы провести оптическое сканирование, – пожал плечами Эльтор.

– Я имею в виду эту улицу.

Прежде чем ответить, он несколько секунд смотрел на меня непонимающим взглядом.

– Не знаю. Просто мне показалось, что это подходящее место.

– А что ты ищешь?

Эльтор издал какой-то странный звук.

– Что-то, что могло бы мне все объяснить. У меня такое чувство, будто я попал не в тот век. Но место и время – все соответствует заданным параметрам. С той разницей, что это не та Земля, которую я знаю.

– Наверно, ты из Калтеха, – улыбнулась я. – У меня там приятель, Джош, на первом курсе. Он рассказывал мне о ролевых играх, вы якобы постоянно в них упражняетесь. Я так понимаю, что и ты сейчас играешь в такую игру?

– Калтех? Если, не ошибаюсь, это значит Калифорнийский технологический институт.

– Точно. Но Джош его никогда так не называет.

Допустим, подумала я, Эльтор из Калтеха. Но это еще не объясняет, что он делает здесь ночью и притом один. Нет, он скорее похож на одного из Наговых дружков. Однажды, еще в школе, Наг с дружками напали на Джоша за спортивным залом. Они связали ему за спиной руки и выстроились перед ним, держа в руках ружья, словно собрались его расстрелять. Им казалось, что это ужасно прикольно. Джош тогда так перепугался, что не ходил в школу целую неделю. Он вообще боялся рассказывать о случившемся и поделился только со мной. Я же рассказала об этом своим друзьям Альконес, и те взяли его под свою защиту.

– Я слышал про Калтех, – заметил Эльтор. – Правда, сам я там никогда не был. Много лет назад я окончил ДВА.

– ДВА?

– Военную академию.

Я представила себе одного из подонков, дружков Нага, в форме курсанта военной академии и едва не расхохоталась. А еще лучше – в лагере для новобранцев. Представляю, как чехвостил бы его сержант!

Но было видно, что Эльтор не шутит. К этому моменту я уже процеживала его слова сквозь фильтр собственного жизненного опыта. А опыт этот включал в себя и страстное желание поступить в колледж, и полное отсутствие денег, чтобы платить за учебу. И скажи мне кто тогда, что в один прекрасный день я получу диплом с отличием как в области естественных, так и гуманитарных наук, я бы расхохоталась этому человеку в лицо.

– Мне в принципе не важно, есть ли у вас степень по каким-то там заумным наукам, – тихо проговорила я.

– А у меня есть степень, – ответил он. – По инверсионной инженерии. Или инженерии превращений.

– Чего-чего? Извращений? – усмехнулась я.

Он покраснел, явно неуверенный, то ли это я шучу, то ли он по-английски ляпнул какую-то глупость.

– Превращений.

Мне понравилось, что ему не все равно, как я реагирую на его слова.

– Значит, у тебя сегодня вечером прием, и ты обязан на нем присутствовать.

– Да, в Белом доме, в честь моей матери.

– В Белом доме? Наверняка ваша матушка – особа знаменитая.

– Да, она математик. В честь нее даже названо уравнение. Но это было уже много лет назад. А в течение долгого времени она была ****.

– Кем-кем?

И вновь лицо Эльтора приняло странное выражение, вернее, отсутствие такового. Я уже довольно тонко реагировала на его эмоциональное состояние и почувствовала происшедшую перемену. Мой собеседник словно превратился в металл. Но затем исходившее от него тепло вернулось и окутало нас наподобие облака. С его возвращением я тоже словно оттаяла.

– Ключ, – наконец произнес Эльтор. – Это самый близкий перевод, какой я могу подобрать.

То есть его мать была Ключом? Нет, в тех играх, о которых мне рассказывал Джошуа, никаких ключей не было. Кроме того, мне ни разу не приходилось слышать, чтобы в играх принимали участие родители.

– А что она делает?

– Заседает в Ассамблее. Вернее, отвечает за связь между сетями данных и Ассамблеей.

– А, понятно.

Признаться честно, я ожидала услышать что-нибудь более экзотическое, вроде колдуньи или королевы.

Но с другой стороны, возможно, «связь» это какой-то пароль?

– Так, может, она у тебя королева-воительница? – пошутила я. – А ты принц? И если я тебя поцелую, то превращу в лягушку?

Лицо моего собеседника озарилось сонной улыбкой.

– Попробуй.

Я почувствовала, что заливаюсь краской. Я ведь действительно сказала это шутки ради, без всякой задней мысли. Если мне и хотелось пофлиртовать, то совсем чуть-чуть. Но я вовсе не собиралась вешаться ему на шею, и по моим словам это было нетрудно понять. Но с чего это я вдруг утратила бдительность? Мы с Эльтором поговорили всего несколько минут, но он сумел произвести на меня впечатление большее, чем все мои старые знакомые, вместе взятые.

Эльтор протянул вперед руку с транскомом – таким жестом вакерос, ковбои, предлагают сахар пугливой лошади, когда хотят заманить ее поближе, чтобы набросить на нее лассо.

– Хочешь посмотреть, как он работает?

Я уставилась на светящуюся коробку. Например, мы с Джошуа потому и подружились, что, хотя и выросли в совершенно разной обстановке, оба питали слабость к разного рода технике. Он был большой любитель мастерить всевозможные приборы, мне же нравилось самой разбираться, как они устроены и почему работают.

– Хочу, – сказала я, но на всякий случай не стала подходить слишком близко.

Эльтор провел пальцами по одной из граней коробки, и она засверкала серебром.

– Сейчас он воспринимает акустические колебания. Затем он повернул коробку другой стороной, которая оказалась мембраной.

– Скажи что-нибудь!

– Привет, коробочка! – сказала я.

– Привет, коробочка, – повторила та моим же голосом.

– И как это у нее получается? – поинтересовалась я.

– Твой голос производит в атмосфере продольные колебания. Транском их воспроизводит.

Эльтор прижал коробку к своему напульснику и коснулся другой фани. Тотчас прозвучала нота.

– Частота 552 герца.

Эльтор извлек другую ноту.

– Какая частота?

– Наверно, такая же? – предположила я. – Или чуть-чуть выше.

– 564 герца. А у тебя тонкий слух. Обычно люди не улавливают такую малую разницу.

И он извлек еще одну ноту.

– А эта?

– Такая, как предыдущая.

– Нет. 558 герц.

Он пробежал пальцами по граням коробки и снова извлек звук. На этот раз звук вибрировал, словно птичья трель.

– Здорово! – воскликнула я. – Теперь мне все понятно. Ты накладываешь частоты! Мы с Джошем читали об этом в одной книжке в библиотеке. Эта твоя коробка производит две ноты одновременно.

Эльтор улыбнулся – как мне показалось, более заинтригованный моей реакцией в целом, нежели тем, что я сказала.

– А ты знаешь, какова ее частота?

– Двенадцать герц. Сейчас постараюсь угадать высоту, – сказала я и на минуту задумалась. – Это та нота, что ты играл последней. 558 герц.

Эльтор кивнул и прикоснулся к другой грани. Ночной воздух наполнила мелодия флейты, нежная и мягкая, словно пух на крыльях совы.

– Красиво, – заметила я. Эльтор убрал транском от запястья.

– Хочешь сама попробовать?

Ответ на вопрос был очевиден. Хотела, и еще как! Я протянула руку за коробкой. Эльтор немного подвинулся и опустил руку на колени. Так что мне, чтобы взять транском, пришлось шагнуть поближе. Я сделала шаг, споткнулась о его ногу и... едва не свалилась прямо ему в распростертые объятия. Вернее, Эльтор обхватил меня за талию, чтобы я не упала. Ощущая себя круглой идиоткой, я схватила транском и попятилась.

– Если ты подойдешь ко мне, я покажу, как он работает.

Я осталась стоять на месте. Эльтор же продолжал сидеть на крыльце, прислонясь к перилам. Он широко расставил обутые в ботинки ноги и уперся локтями в колени. Рядом валялись куски штукатурки. Мне ужасно хотелось посмотреть, как работает транском, но при этом я опасалась подойти ближе. Мысленно взвесив все «за» и «против», я все-таки решилась и присела на ступеньки, но так, чтобы между нами осталось расстояние в пару футов.

Эльтор наклонился и дотронулся до серебристой фани. Она тотчас засияла золотом.

Я отпрянула.

– Что ты делаешь?

– Переключаю в режим электромагнитных колебаний.

– И что это значит?

– Прямо сейчас он строит антенну.

Эльтор развел руками, словно старался охватить и улицу, и дома, и даже небо.

– Везде.

– Но я ничего не вижу.

– Вместо нее ему служат дома. – Эльтор опустил руку на ступеньку, слегка задев пальцами мое бедро. – При этом он использует изменения в плотности воздуха.

Я отодвинулась.

– Ничего не чувствую.

– Ты и не можешь ничего чувствовать. – Эльтор пододвинулся еще ближе. – К тому же, – проворковал он, – есть вещи, которые чувствовать гораздо приятнее.

Его настроение было сродни реке чувственности, над которой вьется туман. Ощущение это было настолько необычным, что я от испуга выронила транском. Он выскользнул у меня из рук. Я успела заметить, как мои пальцы проскользнули мимо его граней, и они замигали. Транском упал у меня между ног, точнее, возле одного каблука-шпильки, и остался лежать, переливаясь гранями, словно драгоценности на дне реки.

Неожиданно из него донесся женский голос:

– ...четвертый позвонивший выиграл два бесплатных обеда в «Кухне Моны». Так что, приятели, держите свои телефоны наготове...

– Oyga!

Я наклонилась, чтобы достать транском, и мои пальцы коснулись другой грани. Женский голос оборвался на полуслове, зато вместо него заговорил мужской, говоривший на незнакомом мне языке. Я отдернула палец.