Поросята - Тараканьи бега

      – Сегодня у них утренняя пробежка. Решили за пивом сбегать.
      – А ты что же не побежал?
      – У меня сегодня утренняя гимнастика, - сказал Витя, помахивая палочками. - Пока Игоря нет, я на ударной установке разминаюсь!
      В подтверждение своих слов он со зловещим выражением лица опять прошелся по всем барабанам. Оба литератора схватились за свои уши.
      – Видал!
      – Старик, может хватит долбить по барабанам, в ушах даже заложило! вяло запротестовал Стрекозов.
      – Это еще что! - снова почему-то обрадовался басист. - Вы еще не слышали наш новый саунд. Мы в Крыму такие классные штучки прикупили! Слыхали про такой украинский народный инструмент - сопилку?
      – Она сопит? - спросил Дамкин.
      – Нет, это типа флейты! Блин, у нас теперь такой драйв! Приходите в субботу в Дом Культуры имени Москалева, у нас концерт будет. Мы там под ВИА косим!
      Слово "ВИА" Витя произнес с непередаваемой брезгливостью, словно наступил босой ногой на отвратительную каракатицу.
      – Хорошо, почему бы не сходить.
      – Да, а вы стихов новых не принесли? Мы на ваши тексты таких крутых песен понаписали! Полный улет! В Гурзуфе все девчонки рыдали и вешались на шею нашему гитаристу.
      – Мы же не знали, что вы уже вернулись, - сказал Стрекозов. - В следующий раз непременно захватим.
      – У нас было классное стихотворение о слоне в зоопарке, мы его отдали на растерзание Шлезинскому, - сообщил Дамкин. - Он вам споет. Крутой хит получился!
      Скрипнула деревянная дверь, и к литераторам вышел одетый в халат художник Бронштейн, весь перепачканный красками.
      – Привет! - засветился он улыбкой при виде друзей.
      – Как новая картина?
      – Шедевр, - скромно оценил Бронштейн.
      – Он мой портрет рисовал, - сказал Витя. - Бронштейн, покажи им!
      Через небольшой пыльный коридорчик соавторы прошли в мастерскую художника. Басист на картине стоял на сцене с бас-гитарой. Его вдохновенно небритое лицо как бы говорило: "Любите меня, каков я есть, потому что я очень хорош!"
      Почти всю свою жизнь Бронштейн проводил за мольбертом, поэтому его мастерская была заставлена свернутыми рулонами картин, И хотя художник часто продавал свои работы и раздаривал своим знакомым, картин все равно было очень много, почти как в Третьяковской галерее.
      Работы художника брали охотно. Даже у редактора Однодневного висели две картины художника, он все хотел их выкинуть, но жена редактора считала, что через двадцать лет эти полотна можно будет продать за баснословную цену.
      (Заметим в скобках, практичная женщина почти не ошиблась. Когда в 1999 году к Однодневным залезли воры, они украли именно картины Бронштейна вместо импортного видеомагнитофона!)
      – А вот еще одна из последних работ, - показал Бронштейн. - Я ее вчера написал. Называется "Расстрел очереди в сберегательную кассу на улице Авиамоторная".
      Соавторы изумленно разглядывали картину.
      – Какой натурализм, - наконец вымолвил Стрекозов.
      – Слушай, Бронштейн! - вспомнил Дамкин. - Мы же пришли к тебе с определенным делом!
      – Действительно! - подхватил Стрекозов. - Очень важное дело! Недавно мы закончили третью часть "Билла Штоффа"!
      – Да ну! Наконец-то! Почитать дадите?
      – Ясное дело, - Дамкин достал из сумки пухлую рукопись. - Только надо не просто прочитать, а нарисовать к роману классные рисунки.
      – Это можно! - Бронштейн бережно принял толстую папку. - Давненько я не рисовал тушью...
      – И главное - побольше рисунков! - потребовал Дамкин. - Тогда можно будет считать "Билла Штоффа" законченным и предложить в какое-нибудь издательство.
      – Лучше всего на Западе, чтобы получить в валюте, - мечтательно произнес Стрекозов.
      – Кстати, ты как на счет того, чтобы съездить в Крым? Видал, какой басист загорелый?
      – Да, он показывал свою разницу.
      – Так поехали?
      – А кто будет за кладбищем присматривать? - спросил обязательный Бронштейн.
      – Да Господи! Попроси своего друга, этого доктора Сачкова. Он для тебя что угодно сделает.
      – Он не только для меня, он для кого угодно что угодно сделает, сказал Бронштейн. - Он - классный парень.
      – Если б он еще не притаскивал к нам домой всякую фигню с улицы, был бы вообще ангелом! - согласился Стрекозов.
      – Я вам еще не говорил, - художник посмотрел по сторонам, как бы высматривая иностранного шпиона, после чего шепотом сообщил:
      – Тут недавно Сачков меня заменял, так потом рассказывал, что в мое отсутствие сюда зашли три бандита, все в кожаных куртках, с цепями, в черных очках, из мафиозного клана "Лысые слоны"... Уругвайская мафия...
      – Да ты что! - радостно вскричал Дамкин, не обращая внимания на шепот Бронштейна. - Опять денег предложили? Кого на этот раз надо убить?
      – Тише, тише! - взмолился художник, снова оглядываясь. - На этот раз они снова предложили мне кучу денег, если я буду закапывать на кладбище трупы неугодных им людей... Они их будут убирать, а здесь втихаря закапывать...
      – И ты не согласился?
      – Во-первых, меня при этом не было, был доктор Сачков. Во-вторых, он от моего имени отказался и послал их куда подальше.
      – А они?
      – Как сказал Сачков, в таком случае они меня пристрелят...
      – Тем более тебе пора свалить в Гурзуф, - невозмутимо заметил Дамкин, не поверивший рассказу Сачкова, который так напугал доверчивого художника Бронштейна. - Ты главное, Бронштейн, не переживай за свой трудовой долг. Если тебя пристукнут, мы сами устроимся на это кладбище и тоже никого без справки закапывать не будем. Враг не пройдет! Это тебя устроит?
      – Ладно, - при мысли о том, что его дни сочтены, художник тяжело вздохнул. - Мне бы только успеть вашего "Билла Штоффа" проиллюстрировать...
      Другой на месте Бронштейна постоянно рассказывал бы страшные истории об оживших мертвецах, пугающих прохожих, о шабашах ведьм, вызывающих своего хозяина Сатану, о некрофилах, выкапывающих трупы для любовных утех... Но Бронштейн не только не использовал такую великолепную возможность повеселиться, но еще и верил ужасным рассказам своих приятелей, один из которых - доктор Сачков - пугал доверчивого художника с неизменным удовольствием.
      – Бронштейн, да ладно тебе! - взмолился Дамкин, глядя на печального друга. - Ты же умный человек! Как ты можешь этому Сачкову верить? Он же алкаш!
      – Надо доверять людям, - ответил добрый художник. - Сачков меня никогда не обманывал.
      – Да? И ты нам это говоришь? - подскочил Дамкин. - А помнишь, как он пропил бас-гитару "Левого рейса"? За двадцать рублей отдал ее какому-то барыге из ансамбля "Разноцветы", а всем рассказывал, что это воры украли! А Витя потом эту гитару по телевизору видел!
      – Только по телевизору он ее и видел, - подтвердил Стрекозов.
      – И их же кларнет он обменял на бутылку самогона, - клеймил Дамкин. Вокально-инструментальный ансамбль "Орбита" теперь использует этот кларнет! Большая сволочь этот Сачков!
      – Да, Сачков оступался в своей жизни и не раз, - согласился Бронштейн. - Но он каждый раз признавал, что поступил неправильно, и ему было стыдно.
      – Я тоже могу перестрелять из пулемета полсотни человек, а потом мне будет стыдно, - сказал Дамкин. - По-твоему, это оправдание?
      – У тебя нет пулемета, - заметил Стрекозов.
      – Это только слова, - ответил Бронштейн. - А я говорю о том, что человек испытывает в своей душе на самом деле...
      Стрекозов похлопал художника по плечу.
      – Ладно, Бронштейн, нам пора. Приходи к нам сегодня в гости, мы еще на эту тему поговорим.
      – А когда же я буду рисовать для вас иллюстрации?
      – Ты прав. Тогда не приходи.
      Соавторы попрощались с художником, оставив его читать новый роман, и двинули на выход.
      Витя, закончив свою "утреннюю гимнастику", собирал по комнате пустые бутылки и сносил их в ящики, стоявшие на улице.
      – Мы скоро едем на юг, - сообщил Дамкин музыканту. - Осталось всего ничего: найти деньги на билеты.
      – Мы тоже еще раз поедем. Вот запишем новый альбом, пока есть такая возможность, и сразу двинем. Так что, если окажетесь в Гурзуфе раньше, можете запросто договориться в каком-нибудь санатории о наших гастролях.
      – Мы туда отдыхать едем, а не по санаториям бегать, - ответил Дамкин.
      – А баб где снимать? - фыркнул басист. - Кстати, я тут вспомнил один занимательный случай. Входим мы во Фрунзенское. Мы с Олегом на гитарах поигрываем, Игорек по бонгам постукивает, у Паши сакс на шее болтается... Душевно так идем... Тут около нас начинает бегать стайка ребятишек. Радостные такие пацанята, прыгают, в ладоши хлопают! Мы сначала никак не могли понять, что происходит, чего им надо? И вдруг один из них выбегает вперед и кричит во весь голос: "Смотрите! Бременские музыканты! Они вернулись! Я же говорил, что они обязательно вернутся!"
      Басист добродушно улыбнулся.
      – Блин, до чего приятно, когда тебя любят дети! - сказал он. - И это уже не в первый раз.
      – Дети - они такие, - пожал плечами Стрекозов. - Можно надеть мотоциклетный шлем, написать на нем "СССР", и в тебе сразу признают космонавта. То ли дело мы, литераторы! Нас, мастеров пера, узнать не так просто... И это при нашем-то профиле!
      Дамкин продемонстрировал профиль.
      – Ладно, - сказал Стрекозов. - Нам пора. Передавай привет остальным, когда вернутся.
      – Оставайтесь, - предложил басист. - Сейчас ребята с пивом придут, посидим, пообщаемся...
      – Мы бы с удовольствием, да дел много. Надо деньги искать на Крым, по редакциям бегать, гонорары выбивать.
      – А этому доктору Сачкову, если он появится, дай бас-гитарой по голове! Из-за его дурацких историй Бронштейн весь испереживался!
      – Договорились.
      Соавторы душевно простились с музыкантом и покинули гостеприимное кладбище.

Глава следующая,
в которой Дамкина и Стрекозова приглашают на работу

      Думаю, самая пленительная свобода, о которой только может мечтать человек на земле, в том, чтобы жить, если он того пожелает, не имея необходимости работать.
Сальвадор Дали "Дневник гения"

      – Добрый день, Максим Максимович, - поздоровался Стрекозов с папой пионера Максима Иванова, встретив его в подъезде.
      – Добрый день, - печально ответил Иванов-старший.
      – Что-нибудь случилось? - спросил участливо литератор.
      Иванов грустно посмотрел на своего собеседника.
      – Ох, и не говорите! Вчера у нас на заводе такое ЧП случилось, что можно и партбилета лишиться! Несуны совсем уже обнаглели! Уперли через дыру в заборе два револьверных станка, за которые было уплачено валютой!
      – Да, обидно, - согласился Стрекозов. - И куда только сторож смотрел?
      – В сторону другой дыры. Там, кроме этих станков, в другом месте были доски свалены, их в основном и воровали. И кому только понадобились эти чертовы станки! - Максим Максимович горестно поправил очки. - Три года стояли у нас во дворе и никому не были нужны, и тут какой-то негодяй их украл! И ведь самое обидное, что использовать эти станки для своих целей он не сможет, уж очень они специфичные, разве только в металлолом сдать...
      – Воруют у нас, что верно, то верно, - посочувствовал Стрекозов. - Еще классики русской литературы это заметили, когда у Достоевского в трактире кошелек украли.
      – Да ладно, не будем больше об этом, - вздохнул Максим Максимович. Жена моя, кстати, передавала вам большое спасибо за утюг, очень была рада.
      – Да не за что, Максим Максимович.
      – Слушайте, Стрекозов, я краем уха слышал от нашего дворника Сидора, что якобы вас уволили с работы... В общем-то Сидор известный врун, но я не из любопытства интересуюсь.
      – Да, действительно, такой факт имел место в нашей биографии. А что? спросил Стрекозов.
      – Я в общем-то хотел предложить вам с Дамкиным работу. Корреспондентами в заводской малотиражке.
      – Туда трудно устроиться, - сказал Стрекозов. - Мы однажды уже работали в такой газете, там большой блат нужен...
      – Работали? Значит, знакомы со всей нашей спецификой? - не на шутку обрадовался Иванов-старший. - Выговор там через газету объявить, заклеймить несунов, алкоголиков, тезисы очередного съезда перечислить...
      – Нет никаких проблем, - согласился Стрекозов, живо улыбаясь. - Это же наш хлеб. Кого пожурить, а кого похвалить...
      – А ленинский принцип партийности знаете?
      – Ясное дело! Лучше самого Ленина знаем! И не один принцип, а целых четыре!
      – Вот и отлично! Нам на заводе как раз два корреспондента нужны! А на счет блата не волнуйтесь. Я ведь, простите, и есть директор этого машино-строительного завода "Заветы Ильича".
      – Что вы говорите! А мы как раз на этом заводе однажды интервью брали у начальника цеха. Он под машину попал, легко отделался, ни единой царапины не получил. Интересный был материал!
      – Так что вы подумайте...
      – Я посовещаюсь с Дамкиным, и если он не против, мы к вам зайдем.
      – Непременно! Жена вам будет так рада! Если честно, мы всегда думали, что вы пьяницы и хулиганы, а вы оказались симпатичными интеллигентными людьми.
      – Спасибо...
      – И Максим о вас хорошо отзывается!
      – Максим - тоже молодец, - похвалил Стрекозов. - Тимуровец.
      От его похвалы Максим Максимович прямо-таки расцвел.
      Стрекозов простился с обрадованным директором Ивановым и, почесав в затылке, подумал, рад будет Дамкин новой работе, или ему так понравилось ничего не делать, что он откажется? Очень уж не любил этот Дамкин работать. Да и кто любит?..

Глава из романа
Ленин и литераторы

      Сверху так хорошо была видна голова Ленина - большая, необычная, запоминавшаяся с первого взгляда.
К. Федин "Живой Ленин"

      Владимир Ильич шел по московским улицам и ничего не узнавал. За каких-то семьдесят лет Советской власти все так изменилось! И, надо сказать, не в лучшую сторону. Куда делись Арбатские переулки, в которых так хорошо было уходить от хвоста! На их месте теперь катят машины по Калининскому мимо уродливых домов-книг... Как изменилась Тверская, на которой у большевиков было три конспиративных квартиры! Где Никольская, на которой жила знакомая модисточка... Нет, решительно, ничего Ленин не узнавал!
      И что самое странное, никто не собирался узнавать самого Владимира Ильича. Люди спешили по своим делам, стояли в очередях, а на Ленина не обращали никакого внимания.
      "Ничего не понимаю, - подумал Владимир Ильич. - Ведь на каждом червонце мой портрет, а меня не узнают... За что боролись?"
      Около кинотеатра "Художественный" рядом с большим рюкзаком стоял литератор Дамкин, которого Владимир Ильич сразу узнал. Совсем недавно ему попался в "Юности" рассказ этого литератора, антисоветчинкой, скажем прямо, попахивающий рассказ, но написанный живо. Ленин тогда еще подумал:
      "Талант, глыба, но неужели он ничего не знает о моем принципе партийности..."
      Там же, в "Юности", была и фотография Дамкина.
      – Здгавствуйте, товагищ Дамкин, - поздоровался Ильич, картавя по старой конспиративной привычке.
      – Здравствуйте, товарищ Ленин, - весело откликнулся литератор.
      – Как! Вы меня узнали?
      – Ну, кто же вас не знает! Нам же зарплату червонцами выдают!
      – А вот на улицах меня никто не пгизнает, - пожаловался Владимир Ильич.
      – Мало, наверно, народ червонцев получает, вот и не желает признавать. А кроме того, народец-то у нас недоверчивый, - пояснил Дамкин. - Увидел Ленина и не поверил, что это самый настоящий Ленин. У нас на улицах даже Хазанова бы не узнали. Да что там Хазанов! Меня, и то не всегда узнают!
      – А, ну, тогда дгугое дело! - успокоился вождь пролетариата. - А я-то уж было подумал, забыл народ про духовные ценности, потерял ориентиры...
      – Нет, наш народ не такой! - убежденно молвил Дамкин, оглядываясь по сторонам.
      – Точно не такой! - воскликнул Владимир Ильич. - Слушай, Дамкин, а не попить ли нам по этому поводу пивка?
      – Да у меня денег нет, - Дамкин вывернул карманы, действительно, оказавшиеся пустыми.
      – Это не пгоблема, - хлопнул его по плечу Владимир Ильич. - Деньги есть у меня!
      – Не проблема, - кивнул Дамкин. - Зато проблема - пива найти. В этой Совдепии все не как у людей. Пол-Москвы надо обегать, прежде чем найдешь пивка. А найдешь - так очередь надо часа на два отстоять!
      – Часа на два? - поразился Ленин. - А у нас в Кремле свободно!
      – Дык то в Кремле!
      – Пойдем в Кремль, - предложил Ленин. - Там и выпьем.
      – Не пустят меня в Кремль, - сказал Дамкин, взглянув на свои драные джинсы.
      – Да-а, - протянул Ильич, критически оглядывая прикид Дамкина. Пожалуй, что и не пустят.
      – Ну, и фиг с ними! - беспечно сказал Дамкин.
      – Тебе-то фиг, а мне выпить не с кем!
      – Что ж, в Кремле народу что ли мало?
      – Да народу-то хватает. Но хочется с кем-нибудь интеллигентным пообщаться.
      – Увы, - развел руками литератор. - Знать не судьба.
      – Ну, прощай, Дамкин, - печально молвил Ильич.
      – Счастливо, товарищ Ленин.
      Уныло глядя в землю, товарищ Ленин ушел в Кремль пить пиво в одиночестве.
      А литератор Дамкин наклонился и поправил рюкзак, на что тот отозвался бутылочным звоном.
      "Звенит, - подумал довольный Дамкин, которому пришлось обегать пол-Москвы и плодотворно провести два часа в очереди. - "Жигулевское"! Двадцать штук!"
      Литератор Дамкин ждал литератора Стрекозова, который отправился искать воблу.