Дура

Кардиналь. Да замолчите вы наконец! (Извиняясь.) Простите, господин следователь!

Севинье (не обращая внимания на инцидент). Жозефа Лантене, вы слышали, как умирающий произносил эту фразу?

Жозефа. Нет. Я повторяю то, что вы мне сказали.

Севинье. А я повторяю то, что сказал мсье Боревер.

Жозефа. А!

Севинье (Бореверу). Потому что в конечном счете вы – единственный, кто слышал это обвинение.

Боревер (стараясь выиграть время). Простите, я вас, кажется, не совсем понял.

Севинье. Ваша жена вошла, когда Мигель уже замолчал?

Боревер. Не знаю. Кажется, да.

Севинье. Что я и говорил: только вы один и слышали эти слова.

Боревер. Возможно.

Севинье. Следовательно, вы могли бы и не ставить нас об этом в известность.

Короткая пауза.

Боревер. Действительно.

Жозефа (стремясь помочь Бореверу). Но это же правда, он ведь правду говорил.

Севинье. Не понимаю вашей позиции. Вы – единственный, кто слышал слова, которые могут погубить вашу любовницу…

Жозефа. Ничто меня не может погубить, я невиновна.

Севинье… и вы спешите сообщить о них инспектору Кола?

Боревер. Я не «спешил». Вы упрекаете меня в том, что я оказываю содействие следствию?

Севинье. Я удивляюсь, что вы обвиняете девушку, которую вы любите…

Жозефа (перебивая). Мсье правильно делает. Он знает, что мне нечего бояться.

Севинье…причем обвиняете совершенно произвольно, на основе не поддающихся проверке слов умирающего.

Боревер. Мне не нравится ваша формулировка «не поддающихся проверке».

Севинье. Глубоко сожалею, но я не знаю, как иначе можно было бы квалифицировать заявление, которое нельзя проверить.

Боревер. Скажите уж сразу, что я их выдумал!

Севинье. Боюсь, что не смогу взять на себя подобного утверждения.

Боревер (передразнивая Севинье). А что вы на себя взять не боитесь?

Севинье. Что вы могли их выдумать.

Жозефа. Ну нет!.. Что он говорит?! Что он говорит?!

Боревер (угрожая). Знаете ли вы, с кем вы разговариваете?

Севинье. И еще я не боюсь взять на себя утверждение, что обморок обвиняемой и отсутствие вашей жены позволяют вам приписать Остосу именно те слова, которые вам могут быть выгодны.

Боревер (резко обрывая). Выгодны? Мне нужно было приписать Остосу слова, которые мне – выгодны?

Жозефа (следователю). Ну, я вам это припомню!

Севинье. Именно, и очень выгодны! Потому что уже за несколько дней до развязки Мигель Остос стал вас подозревать.

Боревер. Нет!

Жозефа. Да! Но мсье не знал!

Боревер. Я не знал.

Севинье. Вы меня удивляете. На этот счет я имею показания Марты Эрбо. (Свойственным ему жестом фокусника вытаскивает бумагу из досье.)

Жозефа. Опять кухня!

Севинье. За несколько дней до преступления она советовала вам порвать с Жозефой Лантене.

Жозефа. Ох! Ну куда она лезла!

Севинье. Вы ответили ей словами, в принципе несколько несвойственными вашей манере выражения. (Читает). «Моя добрая Марта, о чем вы говорите? Она во мне сидит».

Жозефа (Бореверу). Почему вы этих слов мне никогда не говорили?

Боревер (пожимая плечами). С какой стати я должен был делиться с кухаркой такими сокровенными мыслями?

Севинье. Она застала вас вместе…

Жозефа. О! Мерзавка!

Севинье…и вы ей платили за молчание пятьдесят тысяч франков в месяц.

Жозефа. На мне она зарабатывала пятьдесят тысяч франков?! На мне! Мне сейчас плохо будет!

Севинье. Впрочем, она не зря их получала. Она посоветовала вам не просто так, а привела причину. (Читает.) «Мсье должен остерегаться Мигеля».

Боревер (бесстрастно). Не припоминаю.

Севинье. Не припоминаете?

Жозефа (как будто ее прорвало). Что значит память! Меня, например, она так подводит! Правда, последнее время лучше. Теперь я вспоминаю, когда что-то забываю. Если только могу вспомнить, что именно забыла! (Останавливается под осуждающими взглядами Кардиналя, Морестана и Севинье.)

Севинье (Бореверу, после короткой паузы). Как вы относитесь к тому, что обвиняемая сама вас защищает? Вам это нравится?

Боревер (с силой). Да. Я ее обвиняю, а она меня защищает. Я нахожу это возвышенно-прекрасным. Благодарю вас, Жозефа.

Жозефа. Не за что, мсье, не за что.

Севинье. Значит, вы не припоминаете, что Марта Эрбо вас предостерегала?

Боревер. Совсем не припоминаю.

Севинье. И, следовательно, вы не можете вспомнить слова, которыми вы ей ответили. (Читает показания.) «Побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто попадает первым». Боревер. Следовательно – нет!

Севинье. Ни то, что вы прибавили? «Наваха, конечно, оружие страшное, но револьвер – вернее».

Боревер. Это шутовство какое-то!

Жозефа (начинает волноваться). Вы знаете… всем известно, что кухарка целый день у плиты… и от жара ей кровь приливает к голове. Марте вполне могло все это показаться. Ведь свидетелей-то тоже не было!

Севинье (грубо, Жозефе). Еще слово, и я вас удалю!

Боревер. Тем не менее свидетелей таки не было!

Севинье. Но не всегда вам так везло. Ваш разговор с господином Гильомом Ансенисом, например, слышали многие.

Боревер. Ах, мерзавец!

Севинье. В добрый час! Вот вы и заговорили как все люди.

Боревер. Вы вызывали Ансениса?

Севинье. Он пришел к нам по собственной инициативе. (Вынимает бумагу из досье.)

Жозефа. Ансенис, это тот, у которого такие холодные руки?

Севинье. Накануне ссоры с ним, вечером в клубе Вольнэ вы признались ему, что обожаете некую Жожо.

Жозефа. О! Жожо!..

Севинье. Вы не сочли нужным информировать его, что Жожо – ваша горничная. Но вы уверяли его, что чтобыее сохранить… (Читает.) «Вы пойдете на любую глупость, пойдете на все…». Даже на развод. Даже на преступление.

Жозефа (вне себя от радости). Господин следователь, дайте я его расцелую!

Севинье (наклоняется к Бореверу, отталкивая Жозефу). Вы говорили очень громко. Поэтому и бармен и господин Тюрмер, которых пригласил господин Ансенис, подтвердили его показания. (Жестом фокусника извлекает два листа из досье.) На этот раз вам память не изменяет?

Боревер. Что-то припоминаю.

Севинье. А теперь – вы знаете, почему вы первый оказались на месте преступления?

Боревер. Признаюсь, нет.

Севинье. Потому что вы приняли все меры. Потому что, в соответствии с вашей излюбленной тактикой, вы отослали Марту Эрбо на другой конец Парижа.

Боревер. Это был ее выходной день.

Севинье. Вы заплатили ей за то, чтобы она в этот день ушла из дома.

Жозефа (с отвращением). Ей платили даже за то, чтобы она не работала!

Севинье. Вы ей заплатили за то, чтобы она осталась ночевать у своей подруги в Аньере. Заплатили за то, чтобы она не вернулась в дом до девяти утра. Заплатили за все, чтобы быть первым на месте преступления.

Боревер. Марта Эрбо и это мне инкриминирует?

Севинье…и еще многое другое, что вы, естественно, будете отрицать. Например, то, что накануне преступления… (Читает.) «Мсье мне сказал странным голосом: „Не могу вынести, что Мигель и она…“

Боревер. Но это ложь! Ложь!

Жозефа. Мсье это очень хорошо выносил!

Боревер. Почему это ничтожество, которое я озолотил, из кожи вон лезет, чтобы погубить меня?

Жозефа (обращаясь к нему на «ты» первый раз в жизни). Кто-то ей заплатил. И больше, чем ты.

Севинье (смотрит на Жозефу, резко поворачиваясь к ней). Жозефа Лантене, вы ответили на много вопросов, но больше всего на те, которые вам не задавали.

Жозефа. Это невольно. Как бы я хотела, чтобы мне нечего было сказать! Потому что только тогда можно быть полностью уверенной, что не скажешь ничего во вред.

Севинье. Но один из моих вопросов вы оставили без ответа.

Жозефа. Что вы говорите?!

Севинье. Вы даже нагнулись, чтобы я не разглядел вашего лица.

Жозефа. Что? Что?

Севинье. Этот вопрос я задаю вам снова. В этот вечер к вам никто, кроме Мигеля Остоса, не приходил?

Жозефа (с глубокой усталостью). Я вас не понимаю. В моей голове не умещается все то, что вы хотите в нее вложить.

Севинье. Кроме Мигеля Остоса кто-нибудь у вас был в тот вечер?

Жозефа (встает). Отведите меня в тюрьму.

Боревер. Отвечайте, Жозефа.

Жозефа (инстинктивно). Мсье с ума сошел! (Извиняясь.) Ох! Простите!

Боревер. Я был с Жозефой с восьми до десяти часов.

Жозефа (честно). Это было чудесно!

Боревер. Удовлетворены?

Севинье (небрежно). Очень интересно.

Боревер. Я предоставляю вам еще одну улику против меня.

Севинье (преувеличенно галантно). Прошу вас.

Боревер. Первоначально Жозефа и я договорились встретиться в одиннадцать часов.

Севинье…то есть, в тот час, когда был убит Остос.

Боревер. Да.

Севинье. Ах, та-а-ак!

Морестан (на которого за последнее время никто не обращал внимания). Будьте спокойны, господин следователь, я все записываю.

Боревер. Но моя жена позвонила около восьми и сказала, что остается ужинать у подруги. Тогда мы подумали: «Чего ждать одиннадцати?»

Жозефа. Поставьте себя на наше место!

Боревер. Тем более что в этот вечер Жозефа была особенно соблазнительна.

Жозефа (погруженная в воспоминания). Это была сказка! (Садится.)

Севинье. Пойдем дальше! (Бореверу, с ноткой недоверия.) И в десять часов вы спустились к себе?

Боревер. Я догадываюсь, о чем вы думаете. Никто не сможет подтвердить, что Жозефа была раздета не мною и что Остос не застал нас вдвоем.

Севинье. Никто. Куда вы послали Остоса?

Боревер. В Лион, отвезти мою сестру.

Севинье (достает бумагу своим жестом фокусника). Инспектор Кола это подтверждает. (Кладет листок назад в досье.)

Боревер. По моим расчетам, даже очень опытный шофер не мог вернуться раньше полуночи.

Севинье. Значит, Остос летел к своей смерти со средней скоростью свыше ста километров в час.

Боревер (сардонически). Прекрасно представляю себе, какую версию вы мне сейчас предложите: мы с Жозефой забываем о времени. Остос застает нас. Он решает меня убить. Я стреляю. Законная самооборона.

Севинье. Ничего я вам не буду предлагать. Я вас слушаю. Вы и без подсказок хорошо говорите.

Боревер (с силой). Так вот! Он нас не застал! И я его не убил.

Севинье (мягко). Я вас и не обвиняю.

Боревер (в высшей степени возбуждения). Я его не убил! Это правда. И правда то, что она во мне сидит. Я не выдержал и рассказал об этом своему старому другу. И, может быть, даже и кухарке.

Морестан (повторяет, записывая). «Может быть, даже…».

Боревер (подойдя вплотную к Жозефе и глядя ей прямо в глаза). Я ее безумно желал, я был с ней и по-прежнему хочу ее.

Жозефа (удивленно). Как? Здесь?

Боревер (волнение его все растет). Во мне говорит животный инстинкт. У этой девочки такое тело!.. (С гордостью.) Вы не можете себе представить!

Севинье. Можем! Можем!

Боревер (сухо). Нет. Очень жаль, но нет.

Севинье. Неужели?

Боревер. Она колдунья. Вы не знаете, что значит сгорать от желания.

Жозефа (весело). А может быть, и знает.

Боревер. Задыхаться. Зависеть от взгляда и улыбки. Вы не знаете, что значит, когда постоянно мучительно ноет в затылке. До нее я тоже не знал.

Жозефа (смиренно). Простите меня.

Боревер. Но убить ради нее? Чтобы я убил? Я не люблю ее, вы понимаете. Она для меня ничего не значит, кроме того, что она мне необходима!

Жозефа (смертельно бледная, подтверждает). Мсье меня совсем не любит.

Боревер. Я даже и на развод бы никогда не пошел, что бы там ни думал Гильом Ансенис. И не из-за миллионов моей жены! Но жить с Жозефой! Между сценами ревности и гнетущим молчанием!

Жозефа. Мсье прав. Это Мигель меня любил.

Боревер. И если бы я кого-нибудь убил, то в первую очередь ее. Чтобы освободиться от нее! Чтобы стать тем, кем был прежде!

Жозефа (внезапно с глубоким горем, Бореверу). Но как бы ты горевал! Ты еще не понимаешь, как ты будешь горевать без меня. Как ты будешь без меня страдать… у вас ничего нет от головной боли?

Кардиналь. У меня есть. (Дает ей таблетку.)

Морестан суетится и подает ей стакан и графин, которые стояли на столике позади него.

Я вам сочувствую! Какое ужасное испытание!

Жозефа. Судьба иногда такое делает с людьми! (Пристально смотрит на Боревера, который почти лежит на письменном столе следователя, не смея поднять глаз. Держа стакан в руке.) У меня голова раскалывается! (Иронизируя над собой.) Вот ведь как: вам разбивают сердце, а раскалывается – голова! (Медленно пьет.)

Кардиналь и Морестан сочувственно смотрят не нее. Боревер недвижим.

Звонит телефон.

Севинье. Алло! (Внезапно подтягиваясь.) Да, господин прокурор. Но, господин прокурор… Да, я действительно предполагаю выдвинуть новое обвинение по делу Остоса. (Подчеркивая свою просьбу.) Да, я действительно просил у Ардуэна машину на четыре часа. Думаю произвести обыск. (С силой.) Но тем не менее мне кажется, что… (Покорно, смиряясь.) Простите, господин прокурор, больше не буду вас перебивать! (Покорно слушает.)

Жозефа (медленно запивает таблетку водой, не сводя глаз с Боревера. Затем спокойно ставит на стол пустой стакан и наклоняется к любовнику, все это время сидевшему без движения, почти шепотом). Страх – это некрасиво! А как вам было страшно! (Голос ее постепенно повышается, доходя до крика.) Я чувствовала, что вы дрожите всем телом. Вы правы: все, что между нами было, – чисто физическое. Поэтому я физически чувствовала, как вы дрожите, мсье! Но не от страсти!

Севинье. Я вас слушаю, господин прокурор!

Кардиналь. Не поддавайтесь!

Жозефа. И это неправда, что вам было стыдно за меня. (Яростно.) Вы боялись, боялись, боялись… Вы страдали, когда втаптывали меня в грязь, но вы не могли иначе.

Боревер (не поднимая головы). Да, страдал.

Жозефа (передразнивая Боревера). «Я ее не люблю». «Если бы я кого-нибудь и убил, то только ее, чтобы освободиться». (С сарказмом.) В ту осень вы другое говорили. (Яростно.) Лжец!

Севинье. Вот именно, господин прокурор!

Жозефа (как бы жалея себя). Подумать только, когда вы мне говорили о вашей великой любви, вы мне казались смешным и даже глуповатым!

Кардиналь. Успокойтесь!

Жозефа. А дура-то – я! Я верила вашим предательским поцелуям!

Кардиналь. Вы напрасно себя мучите!

Севинье. Да, я так считаю, господин прокурор.

Жозефа (яростно). И еще туда же со своим нытьем в затылке! У него от меня в затылке ныло! А?! Дальше уж ехать некуда!

Кардиналь (Бореверу). Мсье, неужели в вас ничто не дрогнет?

Боре вер неподвижен.

Жозефа. Тогда, мсье, прошу прощения. За все, и за затылок особенно. Простите мне мои грехи. И мои заслуги. (Кричит). И особенно то, что я вам так нравилась!

Севинье. Потише, пожалуйста. Ничего не слышно. Простите, господин прокурор! Я прекрасно отдаю себе отчет в том, кто такие Бореверы. Я знаю, что его положение не позволяет мне предъявлять ему обвинение только на основании подозрения, однако… Мне тем не менее кажется… Хорошо, господин прокурор. Приложу все усилия, господин прокурор. (Кладет трубку.)

Жозефа. Он не может быть убийцей. Поверьте мне.

Севинье. Да разве я этого хочу?

Жозефа. Когда он сказал мсье Гильому, что ради меня пошел бы на преступление, он, наверное, уже допивал бутылку виски…

Севинье. In vino Veritas. Истина в вине.

Жозефа. Возможно. Потому что он меня не любит. И никогда не любил.

Боревер. Раз вы сами так считаете…

Жозефа. Клянусь! Тюрьмой, в которую меня посадят!

Севинье. Меня очень бы устроило, если бы я смог вам поверить.

Жозефа. В Эсполетте говорят: «они – как те кобылы, что мирно живут только в разных стойлах». Это про нас с ним.

Боревер (шокирован). Что за сравнение!

Жозефа (с силой). Вот свою жену – да, ее он любил.

Севинье (недоверчиво). Это что-то новое.

Боревер (с достоинством). Я обожаю свою жену.

Жозефа. Мсье очень долго убеждал меня, что он и мадам живут как брат и сестра. Это такая же ложь, как и все остальное.

Боревер. Что?

Жозефа. Я очень старалась в это верить. Но он для нее был таким же братцем, как Мигель для меня…

Боревер. Что? что?

Жозефа. Да вот, например, хотя бы за день до убийства, часа в два ночи я стояла у окна. Мсье и мадам вышли из такси. И прямо на тротуаре, как будто нельзя к себе подняться, они целовались, да так, что оторваться не могли. Женатые люди!

Боревер. Во вторник?

Жозефа. Да, во вторник!

Боревер. Но это был не я!

Всеобщее оцепенение.

Жозефа. Я вас прекрасно узнала. На мадам было ее серое вечернее платье.

Боревер. Но мужчина? Он вошел в дом?

Жозефа. Какой мужчина?

Боревер. Ну, я. Словом, тот, кого вы приняли за меня.

Жозефа. Не знаю. Мне стало противно смотреть на ваши поцелуи, и я захлопнула окно.

Боревер. Во вторник? За день до убийства? Вы точно помните?

Жозефа. Еще бы! Особенно потому, что на следующее утро вас не могли добудиться, так вы устали за ночь.

Боревер. Я играл всю ночь в покер.

Жозефа. Так кто же это был?

Боревер. Мари Доминик? Не может быть!

Жозефа (с еще большей убежденностью, чем он). Не может быть!

Боревер. Однако я кое-что начинаю понимать… А! Шлюха! О, но тогда я вам все скажу…

Севинье. А вы разве не все сказали?

Боревер. И предупреждаю, что преподнесу вам немало сюрпризов.

Севинье (строго). Пишите, Морестан!

Морестан. Простите, господин следователь, я так увлекся! (Лихорадочно пишет.)

Жозефа (искренне возмущенная). И такому мужчине изменила жена! Она смогла изменить такому мужчине! Она посмела изменить такому мужчине! Ох! (Прыскает от смеха, потом заливается громким хохотом.)

Занавес

АКТ ТРЕТИЙ

В тот же вечер, между пятью и шестью часами. Севинье и Лабланш ходят по комнате в разных направлениях, садятся, встают. Морестан сидит за своим письменным столом.

Лабланш (насмешливо, свысока). Итак, мы, кажется, еще раз сменили объект обвинения?

Севинье (ледяным тоном). Не вижу, что вы находите в этом забавного.

Лабланш. По два обвиняемых на дню! Дорогой мой, за вами не угонишься! Теперь ваш выбор падает на мадам Боревер?

Севинье. С вашего разрешения!

Лабланш. Ну бросьте!

Севинье. Мне совсем не до смеха!

Лабланш. А мне так – наоборот! Когда я уходил от вас три часа тому назад, вы были убеждены в виновности ее мужа.

Севинье. Я столкнулся с новым фактом.

Лабланш (поддразнивая). Новые факты – ваше сильное место.

Севинье. Муж открыл, что жена ему изменяет.

Лабланш. Но в этом-то что нового! (Хохочет.)

Севинье. Настолько много нового – все для него перевернулось! Раньше он и не подозревал, а теперь – в бешенстве. И начинает давать обличающие показания.

Лабланш (легко, как бы не придавая этому значения). Ох, и мстительны обманутые мужья!

Севинье. Зачитайте, Морестан!

Морестан (читает бесстрастным тоном). «А, шлюха!» (Ла-бланшу.) Простите, пожалуйста! Это не я, я читаю!

Лабланш (удивленно). Он сказал «шлюха»?

Mорестан (продолжая чтение таким же бесстрастным голосом). Сказал. И далее: «Ну, теперь я вам все расскажу». Вопрос: «Так, значит, вы нам не все рассказали?» Ответ: «И предупреждаю, что преподнесу вам немало сюрпризов».

Лабланш. Может быть, сразу и перейдем к сюрпризам?

Севинье. Не беспокойтесь, они начались без паузы. Морестан, продолжайте! (Подает ему знак продолжать.)

Морестан (читает). «Первым на месте преступления оказался не я, а моя жена».

Лабланш. Что? что?

Севинье (настал его черед насмехаться). Ну, как сюрприз?

Морестан (читая). «На ней, как вы знаете, было красное вечернее платье. Но хочу обратить ваше внимание на тот важный факт, что она была в перчатках».

Лабланш. О! О!

Севинье. Элементарная предосторожность!

Морестан (читая). Вопрос: «Почему вы не говорили о перчатках на первом допросе?» Ответ: «Тогда у меня еще не было рогов!» Вопрос: «Что делала ваша жена, когда вы вошли?» Ответ: «Она склонилась над Жозефой. Раньше я ведь ей верил. И поверил тому, что она сказала, что Жозефа убила своего любовника. Но теперь я вспоминаю свое первое впечатление – мне показалось, что она вкладывает ей в руку револьвер. Револьвер, на котором она, в перчатках, не оставила следов».

Севинье. Ваша правда, обманутые мужья мстительны! (Знак Морестану).

Морестан (читает). Вопрос: «Вы обвиняете вашу жену в убийстве Остоса?» Ответ: «Со всей ответственностью».

Лабланш. Но это безумие!

Морестан (читает, не обращая внимания на Лабланша). Вопрос: «В чем же причина убийства Остоса вашей женой?» Ответ: «Причины не было».

Лабланш. Вот видите, «не было»!

Севинье (уверенный в себе). Морестан! (Дает знак продолжать.)

Морестан. «Причины не было. Она хотела убить не его, а меня».

Севинье. Милейшие люди, ваши Бореверы!

Лабланш (живо). С какой стати они – «мои Бореверы»?

Морестан (продолжая чтение). «В тот день, днем я договорился с Жозефой, что мы встретимся вечером, в одиннадцать часов. Когда мы уславливались, я думал, что моя жена у себя в гостиной, на втором этаже. Я ничего не подозревал, тем более что она спустилась лишь минут через пятнадцать, и в самом радужном настроении. Так вот! Мне уже тогда надо было остерегаться. Она все слышала! Клянусь, слышала!»

Лабланш (который видит в этом для себя одни неприятности). Какую яму они себе роют!

Севинье. Чувствуете, да?

Морестан. «Моя жена убила Остоса, потому что приняла его за меня. Вот!» Вопрос: «Тем не менее, даже по вашим собственным словам, Остос был на целую голову выше вас. Как ваша жена смогла перепутать?»

Лабланш (к Севинье). Прекрасный вопрос.

Севинье. Спасибо.

Морестан. Ответ: «Его погубили испанские предрассудки. В комнате была полная темнота. Мари Доминик целилась в смутную тень в глубине комнаты. Если бы у Остоса были такие же вкусы, как у меня, он остался бы жив. Потому что я, знаете ли, люблю видеть, что делаю. Я всегда зажигаю свет». (Извиняясь.) Простите, пожалуйста, я ведь только читаю.

Лабланш (озабоченно). Продолжайте, пожалуйста.

Морестан (читая). «Она выстрелила, чтобы стать вдовой. Чтобы выйти замуж за своего любовника. Но только вот выстрелила не по той мишени. Представляю, какое у нее было лицо, когда она узнала Остоса!»

Короткая пауза.

Лабланш (размышляя). Кое-что в этой версии меня не удовлетворяет. Даже удивляет. Почему он раньше показал, что первым вошел в комнату?

Севинье. Минуту терпения! (Знак Морестану.)

Морестан (читая). Вопрос: «Почему раньше вы показали, что первым вошли в комнату?» Ответ: «Я был в полной растерянности. Она уверяла меня, что это единственный выход. Она повторяла мне без остановки: „Решайся! Жозефа сейчас придет в себя!“ Я ведь ей полностью доверял. Повторяю вам, я тогда еще не знал о ее измене».

Короткая пауза.

Севинье. Представляете себе это страшное совещание, этот ужасный военный совет – перед трупом жертвы и Жозефой без чувств.

Лабланш. Ее вы потом допросили?

Севинье. Естественно!

Лабланш. Отдельно? Без Боревера?

Севинье. За кого вы меня принимаете?

Лабланш. Я спрашиваю, потому что вы не всегда придерживаетесь положенных правил! Признает ли она, что изменила мужу?

Севинье. Яростно отрицает.

Лабланш. А он сказал вам, кто ее сообщник?

Севинье. Нет.

Лабланш. Вот и рушится ваше обвинение! Нет движущей причины!

Севинье. Жозефа Лантене утверждает категорически…

Лабланш. О! Ваша Жозефа!.. Вы в нее влюбились – или мне кажется?

Севинье. Если бы вы слышали, что говорила мадам Боревер, вы бы очень усомнились в ее добродетелях.

Лабланш. Не знаю.

Севинье. Это сильный противник. Она в сто раз сильнее мужа…

Лабланш. И прежде всего очень, очень хороша.

Севинье…и знает это. Во время допроса все время подкрашивалась, а мне говорила: «Простите меня, но я бы красилась, даже если бы мой любимый мужчина был слепым от рождения».

Лабланш. Очаровательно!

Севинье. Это был просто шквал обаяния и веселости… до той минуты, пока я ей не задал одного вопроса.

Морестан (читает). Вопрос: «В тот вечер у вас на руках были перчатки?»

Севинье. Воцарилась мертвая тишина.

Морестан. Я пометил: «тишина». Ответ: «Почему вы меня об этом спрашиваете?» Вопрос: «Когда вы вошли в комнату, они еще были у вас на руках?» Ответ: «Не знаю, возможно. Я возвращалась из гостей, когда услышала выстрел. Возможно, я не успела их снять».

Лабланш. Великолепный ответ.

Севинье. Тем более великолепный, что она добавила: «Да нет, я уверена, я была в перчатках и даже об этом говорила инспектору Кола на первом допросе».

Лабланш. Вот видите!

Севинье. Но с этой самой минуты она уже стала совершенно другой. Куда исчезла оживленность! Косметическую сумочку она мигом захлопнула. Она поняла, что муж ее раскололся.

Лабланш (с сомнением). О-о-о!

Севинье (улыбаясь). Я со своей стороны приложил все усилия, чтобы утвердить ее в этой мысли. Я был неловок до неприличия. То я говорил слишком много, то слишком мало. Фраз своих не кончал. Останавливался на полуслове. Ее охватил страх.

Морестан. Господин следователь настоящий виртуоз!

Лабланш. Виртуозность в сторону. На чем же она поймалась?

Севинье. На внешне очень безобидном вопросе. Я ее спросил, почему она так протестовала, когда я сказал, что хочу допросить ее мужа без нее. Не потому ли, что боялась, что он собьется с текста, который она с ним разучила?

Лабланш. Детская ловушка!

Севинье…в которую она тем не менее попалась! (Знак Морестану.)

Морестан (читает). Ответ: «Я уверена, что это он сказал вам и про перчатки и про текст».

Севинье. Я как бы с сожалением признался, что она угадала. И прочел ей показания Боревера.

Лабланш. Ах да…

Севинье. Ну и тогда мы удостоились лицезреть водопад слез.

Морестан. Плачет она, наверно, соляной кислотой.

Севинье. И тогда голосом, прерывающимся от рыданий, она стала обвинять его. (Саркастически.) Естественно, сама того не желая, бедное дитя! Прочтите нам этот пассаж, Морестан. Шедевр!

Морестан. Ответ: «Когда я вошла в комнату, я увидела мужа, склонившегося над Жозефой. На какое-то мгновение мне даже показалось, что он и ее убил. Он метался как загнанный зверь. Во мне заговорила жалость, и я вспомнила, что я его когда-то любила. И тогда (вы можете меня осудить за это, господа) я решила стать его сообщницей. Сообщницей человека, который теперь меня обвиняет. Этими перчатками, о которых я и сама говорила и о которых он осмелился вам говорить, я вытерла револьвер и вложила в руку Жозефы. А теперь он обвиняет меня в том, что стреляла я!»

Лабланш (Морестану). Господи, как вы плохо читаете!

Морестан (обиженно). Я читаю как секретарь. Читал бы иначе – снимался бы в кино, как все.

Лабланш (сухо). Ладно, пусть плохо, но продолжайте.

Морестан. «Он меня предупредил». Это мадам Боревер говорит. «Он мне сказал: «Если меня прижмут, я обвиню тебя». Он мстит мне за мои деньги, за свою впустую прожитую жизнь. Он мстит мне за то, что существует только за мой счет».

Лабланш. Я предпочитаю версию жены версии мужа.

Севинье. Вот как?

Лабланш. Вы, разумеется, устроили им очную ставку?

Севинье. Немедленно. Это было отвратительно! Но я сказал, чтобы записывалось каждое слово. (Знак Морестану.)

Морестан (читает). Мсье Боревер: «Мерзкая дрянь!» Мадам Боревер: «А вы… вы…» (Замолкает.) Извините меня, я не разберу, что записал. Они говорили одновременно и очень быстро. Во всяком случае, знаю, что слово непечатное.

Лабланш. Непечатное слово пропустим!

Морестан (читая). Мсье Боревер: «Итак, решили прихлопнуть дорогого муженька?» Мадам Боревер: «Значит, решили свалить убийство на милую женушку?»

Лабланш. Это ужасно!

Севинье (сидя, очень спокойно). Разделяю ваше мнение.

Морестан (читает). Мсье Боревер: «И эта стерва называлась „подруга детства“! Мадам Боревер: „И я соединила свою жизнь с этим… этим… ба… бла…“ Нет, что-то не то…

Севинье. То, то!

Лабланш. Да наплевать!

Морестан. Простите, но я хочу разобраться. Этим… нет, этим… Вот! (Доволен, что понял.) «С этим…».