Сплетение песен и чувств

Тишину комнаты и коридора с давно не крашеными стенами разрывал гром и шум воды, бьющей по подоконникам. Этот шум проникал сквозь закрытые двери, будто дождь стремился пробраться внутрь и залить все: потертый пол, старую мебель, вещи, разложенные в комнатах на стульях. Артём с полотенцем и флаконом шампуня, шаркая резиновыми тапками на босу ногу, шагал в конец коридора в душ.

Душ действовал усыпляюще.

«Как хочется спать» – думал Артём, растирая пену по нывшим от усталости ногам.

Как назло, пена никак не хотела смываться. Пришлось сделать воду погорячее – и Артём почувствовал, что сон овладевает им прямо здесь, в душе.

«Спать» – скомандовал он сам себе, быстро вытерся и почти бегом направился в комнату. Гроза за окном утихала. Едва закрыв глаза, Артём увидел перед собой Алину. Она держала в руках тот самый букет роз, что он подарил ей на день рождения, и улыбалась. Потом было что-то совсем невнятное, Артём не запомнил толком, что это было. А после – ничего. Совсем ничего. Утренний свет бил в лицо, не оставляя шансов вздремнуть.

Артём протянул руку и медленно пододвинул к себе телефон.

– Только восемь, так и знал, – почти простонал он.

Экран замигал: пришло сообщение. «Доброе утро! Хватит спать! Иди работай!». Алина определенно была какой-то странной. Они были знакомы два года, встречались гораздо меньше, но это ничего не меняло – постепенно она становилась совершенно другим человеком. Хотя Артём не замечал или не хотел замечать, что все изменилось. Он просто ждал.

«И тебе доброе. Я поспать хочу, мне в ночь сегодня». Артём набросал сообщение, отправил и снова задремал, держа телефон в руке. Проснулся он через полтора часа от того, что рука скатилась с кровати, и телефон с грохотом упал на пол. Сев, Артём нагнулся за ним.

Ответа от Алины не было. Артём решил, что она просто экономит деньги.

За завтраком – кефиром и чаем с печеньем, он продолжал думать о ней, как будто думать больше было совершенно не о чем и не о ком. Конечно, Артём где-то в глубине душе жалел и ругал себя за то, что остался на лето работать в городе и не поехал к родителям, в маленький тихий поселок под Вологдой, вдыхать аромат цветущих трав и пить по утрам парное молоко.

Но перспективы будущего счастья настолько отчетливо маячили перед взором, что Артём решил пожертвовать тем, что есть. Алина была с ним – и нужны были деньги, чтобы как-то устроиться, прикупить одежды, вещей, чтобы эти проблемы не отвлекали от самого главного. Да, он был влюблен – и искренне рад был этому обстоятельству. Алина тоже говорила ему, что любит его. Чего еще желать? К чему стремиться?

В комнате, расположенной на середине длинного коридора напротив кухни, снова бурлила страсть: смех, повизгивания, поскрипывания. На вахте дежурила не баба Даша, а неразговорчивая рябая женщина по имени Екатерина. В ее взгляде читалось полное безразличие ко всему происходящему.

В кармане у Артёма было двести рублей; за несколько месяцев это был первый день, когда никуда не надо было бежать, спешить. Он прикинул, что вернуться в общежитие нужно было около десяти вечера, чтобы успеть перекусить и переодеться.

Артём долго ждал автобуса. Свернув по Кантемировской в промзону, автобус довез его до Черной речки, дальше Артём отправился пешком. Нет места для мечтателей в Петербурге лучше, чем острова: с одной стороны это город, никуда не надо ехать, заранее планируя свой маршрут. С другой – тишина, покой прудов, реки, Финского залива, залитые солнцем дорожки, аккуратные газоны создают полную иллюзию того, что асфальт, бетон, транспортный гул остались где-то далеко, за много километров.

Вполне во вкусе Артёма было направиться сюда, если выдавались свободные несколько часов.

– Огоньку не найдется, дружище? – спросил Артёма стоявший на перекрестке потный, уставший рабочий в синем, запачканном чем-то темным комбинезоне.

Артём пожал плечами – курить его никогда не тянуло. А вот Алина время от времени покуривала в компании.

– Не ругайся, Тёма – говорила она. – Только одну сигаретку. А ну-ка улыбайся!

Артём не мог ей отказать, да и зачем было выставлять какие-то претензии?

Выйдя на набережную Невки, Артём остановился. Солнце палило нещадно. Все шедшие навстречу ели мороженое. От одного вида мороженого Артёму становилось дурно. Каких-то полгода назад он вполне серьезно полагал, что может съесть мороженого не менее десятка трубочек или стаканчиков зараз. Поработав пару месяцев на комбинате, он с удивлением понял, что заблуждался. Действительно, пару первых смен он ел мороженое не переставая. Потом пришли капризы: взять с соседней линии шоколадную крошку, насыпать в пустой вафельный стаканчик, сверху набрать мягкого мороженого и залить джемом, абрикосовым или клубничным.

Артём поморщился. Магазин был на противоположной стороне. Перебежав через дорогу, он зашел в него. Пакет чипсов, слойка, бутылка дешевого пива – Артём все это аккуратно сложил в плотный пакет, который носил с собой. Артём был уставшим, а оттого выглядел старше своих семнадцати, и проблем с покупкой пива не возникло.

Со стороны могло показаться, что Артём слишком легкомыслен, праздно шатается в разгар дня. Он же мысленно готовился к ночной смене, пытаясь отойти от шума цеха и тамошнего балагана, совершенно для него чуждого. Хотя да, наверное, со стороны Артём выглядел легкомысленно: в шлепанцах-вьетнамках, широких цветастых шортах и майке он походил бы на курортника, если бы при этом был бы хоть чуточку загорелым.

Он долго стоял на мосту через Невку, который ведет на Елагин остров – сколько раз они собирались поехать сюда с Алиной! Кормить уток, смотреть на воду, просто быть друг с другом. Мимо проносились отдыхающие на велосипедах и роликах, они громко переговаривались между собой. А Артём не слышал ничего. Держась за перила и поглядывая в сторону залива, он медленно шел по мосту.

– Алинка, как же я скучаю по тебе! – произнес он шепотом и ускорил шаг. Ему вдруг захотелось побыстрее пройти по дорожке направо, где гранитную набережную залива зорко стерегли львы. Они были не такими, как все остальные львы на набережных. Из-за их светлых спин казалось, будто бы они заядлые курортники и, как и все, пришли сюда немного отдохнуть и погреться на солнце.

Сквозь листву с вековых дубов падали на землю желуди. Артём попытался поймать один из них – он долго с шумом летел вниз откуда-то сверху, задевая листья и постукивая о ветки. Вот он уже почти у земли. Артём сложил руки и сосредоточился – желудь просвистел мимо и с глухим стуком шлепнулся в траву.

Артём поднял его – это был большой, еще совсем зеленый желудь, треснувший сбоку. Он хотел было с размаху забросить его прямо с дорожки в воду и посмотреть, как желудь поплывет по течению, но в последний момент передумал и сунул его в карман шорт. На берегу Невки сидели несколько рыбаков. Они сосредоточенно смотрели на покачивающиеся от ветра поплавки и пытались спрятаться в тени деревьев от зноя.

– Клюет? – осторожно спросил Артём у одного из рыбаков, одетого в выцветшую растянутую майку старичка, сидевшего на маленьком складном стуле. Остальные, как показалось Артёму, дремали.

– Неа, – протянул дед. – Сижу вот, видом наслаждаюсь. Дома-то духота, сидеть невозможно. А здесь благодать. Всегда сюда с моей женой приходил, царство ей небесное. Вот и теперь все равно сюда тянет. А клевать будет к вечеру, обязательно будет, куда без этого. Погода хорошая, рыба аппетит нагуляет.

«Надо же, – мелькнула мысль у Артёма. – Не мне одному, оказывается, это место кажется подходящим для свиданий. Если бы Алина была сейчас здесь. Не знаю, бросила бы все и приехала».

Нелепость этой мысли Артём осознал сразу – у Алины была возможность лететь домой в Архангельск самолетом, но она всегда выбирала поезд. И не потому, что боялась летать, нет. Просто, как она сама говорила, нужно привести мысли в порядок и заставить всех подождать.

– Удачи Вам – бросил Артём. Ему не терпелось поскорее обогнуть остров и оказаться на своем любимом месте. Старик кивнул ему головой и хотел было о чем-то сказать, но Артём был уже далеко и все равно не услышал бы: музыка в наушниках заглушала все, что могло испортить настроение, смутить или настроить на что-то похожее на негатив.

А вот и львы. Артём забрался на парапет набережной, прошелся по нему, соскочил, снова залез, погладил львов по спинам и запрокинул голову наверх – небо было кристально чистым, чайки резвились в нем, пикируя прямо к берегу.

«Как хорошо» – вздохнул Артём и почувствовал, что вот сейчас обязательно он услышит ее. Что-то подсказывало, что она снова должна прозвучать. А, может быть, Артём впервые захотел, чтобы она прозвучала. Что-то напоминало в ней ему об Алине, при мысли о которой Артём иногда зажмуривал глаза и пытался представить ее рядом с собой – в облегающих бриджах, белой просторной майке и кроссовках. Красивая, хрупкая, нежная, неповторимая, такая простая и, до недавних пор, понятная. И эти карие глаза с шоколадными точечками – в солнечном свете они были прекрасны, они сводили Артёма с ума и об этом он не стеснялся говорить Алине. Она смеялась и просила его прекратить болтать всякую ерунду. Ерунду? Это была совсем не ерунда, Артём был совершенно честен с ней, как не был честен ни с кем и никогда. Нет, вот-вот, еще песня и она прозвучит. Опять реклама? Нет, сейчас ее поставят. Хорошо, тогда через пять минут обязательно.

«Ее всегда ставят, когда я думаю об Алине» – и в этот момент действительно все случилось. Артём сделал погромче. Он сидел на траве на самом солнцепеке, подстелив на землю пакет.

«Такая старая песня; никогда бы не поверил, что она мне может нравиться» – Артём подцепил ключом крышку пивной бутылки. Пиво было еще слегка прохладным. Сделав пару глотков, Артём быстро съел слойку и взялся за чипсы – полуторачасовая прогулка разогнала его аппетит как следует. Минут за пять, не более, пусть и небольшой, но все же запас продовольствия был ликвидирован.

«Почему мне кажется, что я тоже ее пою, хотя поет-то Валерий Меладзе, а я просто слушаю? – спрашивал себя Артём. – Чем она меня так зацепила? Ведь со мной ничего подобного не было и, наверное, не будет. А может, будет, а я только начинаю это понимать?».

Я не знаю, как начать письмо к тебе,

А дальше он поет что-то про душу,

И про время, которое бежит,

И про нее, про любовь,

Он ее о чем-то просит.

Вот, теперь понятно, интрижка,

Курортный роман, море,

Он вспоминает то время,

Как уехал от нее,

Потому что нужно было возвращаться.

Где-то, где-то посредине лета

Они расстались насовсем.

Они думали, это навсегда,

Смешно, как можно быть такими наивными.

Вот, обычные сопли и сомнения,

И без романтической грусти никуда.

Написать ей?

Конечно, я бы тоже написал,

Если бы знал адрес.

Где-то, где-то посредине лета,

Такая приставучая строчка.

Может, у него и не сбудется,

А у меня все еще впереди.

Снова романтическая грусть,

Воспоминания, припоминания.

Так и знал, что про письмо

Это только для рифмы.

Народу в парке и на берегу было немного, летом на островах особое оживление начинается к вечеру. Артём разделся и остался в одних трусах. Проведя пальцем по ребрам, он пообещал себе лучше питаться: Артём действительно был довольно худ.

У берега в воде плескалась ребятня. Загорелый мужчина с огромным брюхом, очевидно, здешний завсегдатай, оставил на берегу велосипед и залез в воду прямо в шортах. Проплыв метров пять, он повернул обратно, выбрался на траву и долго прыгал то на одной, то на другой ноге, выбивая воду из ушей.

– Ох, хо-ро-шо! – прокряхтел он и плюхнулся недалеко, буквально в паре метров.

Артём даже почувствовал, как вздрогнула земля.

– Как водичка? – смущаясь, спросил он.

– А, водичка просто ска-зоч-на-я – слегка заикаясь, весело ответил толстяк. – Беги, окунись, я при-смо-трю за па-ке-том. Такая жа-ра в этом году, та-кая, что и в Аф-ри-ку ехать не надо, все ззз-десь, у нас.

– Это точно! – заметил Артём. Поддерживать беседу ему не хотелось совершенно. Здесь не было тех, кто бы знал его или следил за ним. Артёму казалось, что здесь он в одиночестве, расслаблен и предоставлен сам себе. В его понимании это был отдых, самый настоящий отдых. Артём спрятал часы и плеер с наушниками под свернутые шорты и майку и, потягиваясь и поправляя трусы, направился к воде.

Вода и впрямь была сказочной: прохладной и совсем чистой. Артём неуверенно ступил, ощутил под пяткой что-то колющее и инстинктивно одернул ногу. В песке лежал большой осколок бутылки.

– Вот дрянь – выругался Артём. – Везет же мне! Решил искупаться! Ага!

Он сделал шаг влево и снова зашел в воду. Плавать он почти не умел, а потому ступал осторожно. Зайдя чуть выше пояса, он остановился, окунулся пару раз и обрызгал себя водой. Прохлада заструилась по телу, выходить из воды совершенно не хотелось.

– Смо-три – крикнул с берега толстяк. – В та-кую жару надо по чуть-чуть. Выходил из до-ма – бы-ло трид-цать два градуса, бе-речь се-бя на-до. Окуну-лся и доста-точ-но.

На последнем слове толстяк не только споткнулся три раза, но и произнес его настолько гнусаво и противно, что Артём поморщился. Действительно, нужно было выходить из воды, иначе сразу разморит, тем более после выпитого практически на голодный желудок пива.

Артём с разбегу взобрался на берег, попрыгал на траве. После купания на берегу казалось уже не так жарко, но тело обсохло за считанные минуты: ветер с залива, несмотря на зной, дул в полную силу.

Артём расстелил на траве пакет, подложил под голову свернутую одежду и растянулся на спине.

– Как хорошо! – сказал он сам себе, распутывая провода наушников и включая плеер.

Артёму казалось, что лежит он где-то на берегу южного моря, на пляже, и наслаждается солнцем, предоставленный сам себе. Конечно, на море он никогда не был, но легко мог представить себе, каково это, наслушавшись многочисленных рассказов в общежитии. Его соседи по комнате как раз уехали на отдых с родителями – один в Турцию, другой в Крым. Где-то в глубине души он им немного завидовал, хотя понимал, что поехать куда-то один, без Алины, просто не сможет.

Он снова думал о ней: напишет или нет, отдыхает или нет, загорает или нет, вспоминает о нем или нет? На все эти вопросы он мысленно отвечал положительно, представляя, как то же самое, смеясь в полный голос и широко улыбаясь, делает Алина.

Чувство второе. Зависть

Идти вечером по промзоне было непривычно: люди шли к троллейбусной остановке или к железнодорожной станции на электричку, а Артём шел мимо серых бетонных стен по направлению к проходной. Он нисколько не опаздывал и не волновался по этому поводу. Его мысли занимало другое: от Алины не было ни строчки, и на последнее сообщение она вообще не ответила.

«Ладно, утром вернусь, она уже точно напишет, – успокаивал себя Артём. – Приду, а на столе телефон и сообщение от нее. Прочту и лягу спать, и она будет мне сниться».

В лучах заходящего солнца комбинат выглядел впечатляюще. Что-то сюрреалистическое было в красно-желтых бликах, разбросанных по оборудованию компрессорного цеха. Его трубы, по которым текли вода, соленый рассол для охлаждения и что-то еще, были не грязно-зеленого, а какого-то непонятного красноватого цвета, а само здание цеха, построенного из красного кирпича, казалось заметно выше и новее. На закате оно словно преображалось, молодилось: не были заметны трещины, сколы и проросший тут и там между кирпичей темный мох.

Еще поднимаясь по лестнице, Артём почувствовал непривычную тишину.

Не работал упаковочный автомат центральной линии, не постукивали насосы и компрессоры.

– А, пришел, молодец, – Василич стоял в дверях слесарной мастерской и, несмотря на запрет, курил.

По тому, насколько нервно он это делал, Артём понял, что что-то случилось.

– Ну, что смотришь как баран на новые ворота? – Василич выпустил большой столб дыма изо рта и поперхнулся. – Линия сломалась, не поднимается дозатор и никак не пустить конвейер в морозильном тоннеле. Да ты иди, переодевайся, сейчас в мешки и контейнеры мороженое делать будем, а дальше посмотрим.

В ночную смену работали не больше двадцати пяти человек – всего две линии. Мужская раздевалка была совершенно пуста. Шкафчик Артёма был рядом с окном. Переодеваясь, Артём смотрел на небо, чистое, слегка красноватое. Ему хотелось в ту минуту, чтобы Алина тоже стояла у окна и так же любовалась закатом у себя в Архангельске – только как узнать, так ли это или нет?

«Если спросить, то наверняка не ответит, только засмеется и придется сменить тему разговора, – Артём нервно закрывал шкафчик на ключ. – А что делать, если не напишет? Нет, не хочу об этом думать. Алиночка, Алинка моя».

Все работники с центральной линии столпились в дальнем углу цеха.

Рядом стояла целая гора пластмассовых контейнеров, белых, продолговатых, с закругленными боками. Тут же на поддоне были и крышки.

– Смотри сюда, Тёма, и ничего не перепутай, – бригадирша Жанна была в своем репертуаре. – Ставишь на весы, поворачиваешь трубу. Два с половиной килограмма набираешь, ставишь следующий. Тот контейнер закрываешь, лепишь этикетку, кладешь в коробку.

– Ясно – пробурчал Артём.

– Ты не спеши, я тебе так поспешу, все зубы пересчитаю, – Жанна славилась склонностью к насилию в извращенной форме, но к счастью, все было только на словах, до дела же никогда не доходило. – Набираешь второй контейнер и точно так же закрываешь. А потом этот второй контейнер кладешь в коробку, ее завязываешь и клеишь еще одну этикетку. Запомнил, горе ты мое?

Артём кивнул головой.

– Но смотри, сделаешь что не так, руки суну в насос, на вал намотаю, с вала соскоблю и котлет налеплю. Ты понял меня?

Вокруг смеялись от души, смех не мог скрыть даже шум работающего рядом насоса и фризера. Не над Артёмом, конечно. Но он почему-то воспринял все на свой счет.

– Все я понял – кричал он. – Вот вечно все нужно опошлить, извратить, довести до абсурда. А я не дурак, и все понимаю с первого раза. Зачем разводить всю эту демагогию и делать из меня идиота?

Жанна задумалась и притихла, но это было лишь секундное замешательство перед очередной психологической атакой.

– Не чеши языком, умный больно. Язык я у тебя тоже оторву и собакам скормлю. Иди, работай, я, что ли, буду тут с контейнерами стоять? Вперед, Тёма, к светлому будущему, твою мать!

– А Вы мою маму не трогайте – прокричал Артём вслед Жанне, когда та, выполнив, как ей казалось, важную и ответственную миссию, направилась к выходу из цеха.

«Курить» – догадался Артём.

Контейнеры были скользкими и неудобными. Они наполнялись мороженым как-то странно: сначала из раструба вылезала огромная сосиска и с грохотом падала на дно контейнера. Электронные весы показывали четыреста-пятьсот граммов, не более. Затем наступало затишье – на конце раструба накапливалась огромная масса мороженого и лениво стекала вниз. Цифры на весах бешено прыгали: килограмм, кило двести, полтора килограмма. Мороженое прибывало: еще немного, еще. Два килограмма двести граммов. Еще немного – в контейнер падало немного и снова где-то там, в раструбе готовилось что-то огромное и устрашающее. Хлюп – ровно два с половиной килограмма.

Артём с силой выдернул из-под трубы контейнер и подставил новый. Потом следующий, дальше, дальше. Он почему-то представил, как Алина пытается съесть целый контейнер пломбира. Сидит с ложкой и, улыбаясь, просит Артёма помочь.

Почувствовав, что не может без музыки, Артём ощупал карманы. «Забыл в раздевалке, – понял он, не найдя ничего, кроме ключа от шкафчика и часов, которые носил в кармане. – Жалко, в перерыв обязательно сбегаю за плеером».

– Ну, работается как? – противный голос Василича разбил все фантазии вдребезги. Артёму хотелось запустить в него мороженым или клеем, которым клеились этикетки к коробкам. – У вас еще пятьсот килограммов смеси, это на пару часов. Потом отдохнешь, а под утро машина придет. Слышишь меня?

– Слышу – отозвался Артём, пристально следя за наполнением очередного контейнера. – А сколько отдыхать-то?

– Не знаю, где-то час, может, чуть больше.

– Ясно.

– Ты привыкай, у нас ночью вообще очень спокойно, – не унимался Василия, ему явно хотелось с кем-то поговорить.

Разговоры отвлекают от нестерпимого желания прилечь где-нибудь в уголке на сложенные стопками картонные коробки, и как следует выспаться, не обращая никакого внимания на гул оборудования и крики на линии.

– Ну, ну, я заметил, как тихо – возразил Артём и кивнул на Жанну, неторопливо крутившую ручки на оборудовании и вытиравшую руки большой белой тряпкой.

– Эй, Жанка, ты, что ли, нашего парня напугала? – Василия стал серьезнее. – Смотри у меня! У нас один парень во всей смене. А то сама будешь телеги катать и коробки грузить. Парню семнадцать лет, а ты уже пристаешь. Как не стыдно тебе, а?

Жанна повесила тряпку на батарею, поправила свою панаму и показала Василичу средний палец левой руки.

– Так и знал, что твоего интеллекта хватит только на это, – вздохнул Василия. – Да пойми же, парню семнадцать, мы не то, что работать в ночь – трудиться полную смену заставить его не можем. Малолетка он, понимаешь?

– Я попрошу не обижать… – Артём обиделся.

– А я и не обижаю, – загоготал Василия. – Я просто констатирую факты. Тебе семнадцать, ты просился работать, тебе нужны деньги, мы пошли тебе навстречу, все равно народу у нас не хватает. Так что, Артём, тут давай уже без обид.

– Ладно, убедили – еле слышно ответил Артём, теребя в руках кусок картона.

Он соглашался на что угодно, лишь бы заработать денег. За первый месяц работы он получил довольно солидную сумму. Новые шорты, джинсы, футболка, наушники к плееру взамен окончательно сломавшихся – все это было заработано в буквальном смысле потом и кровью: поначалу Артём больно резал руки о кромки картонных коробок. Основную часть заработанного он, конечно, отложил. Осенью нужно было купить куртку.

Да и Алина – хотелось сходить в кино. К тому же идею о том, чтобы жить вместе, Артём не отметал. Ему лишь казалось, что нельзя торопить события, как бы этого не хотелось. Все должно идти своим чередом.

– Детский сад, – Жанна, как бригадир, часто повторяла это. – Только такие матерые и прожженные жизнью анаконды, как я, могут навести здесь какой-то порядок.

Василич, несмотря на статус начальника, побаивался Жанны. Она всегда была спокойна, но могла сказать такое, что не укладывалось ни в какие рамки. Спорить с ней было совершенно бесполезно, как и возражать или призывать к порядку.

– Ты помолчала бы – решился произнести Василич. Приходилось кричать: оборудование шумело нестерпимо, Артём довольно долго привыкал к полному отсутствию тишины в цеху.

Жанна притихла и принялась перекладывать контейнеры и крышки к ним поближе к Артёму. А Артём снова замечтался и даже не заметил, как Василич ушел, Жанна засуетилась у оборудования, а через какое-то время мороженое из раструба перестало идти в контейнер.

– Все, Тёма, приехали, смесь закончилась, – как ни в чем не бывало орала Жанна. – Сейчас помоем линию, и отдыхать пойдешь.

Артём отнесся к этой новости спокойно. У соседней линии работа продолжала кипеть: там мороженое упаковывали в огромные пластиковые мешки по десять килограммов и перевязывали веревкой. Некоторые пакеты попадались бракованные: стоило набрать в них мороженое и завязать, собираясь положить в ящик, как мешок лопался по шву. Масса мороженого почти мгновенно стекала на ноги упаковщицы, повизгивающей от негодования.

Часто случалось и другое. Пакет в ящике отправляли в морозильную камеру, а спустя несколько минут из-за деревянной дверцы, прикрывавшей приемное окно, слышалась ругань: пакет разрывало прямо в руках у грузчика. Мороженое падало на пол камеры и мгновенно к ней примерзало, образуя небольшой холмик, который приходилось отколачивать с помощью железного лома.

Для Артёма все здесь было по-новому: сама атмосфера, работа, люди, суета и одновременно спокойствие, способное навести тоску. Но наряду с этим Артём понимал и самое главное – это была свобода. Он ни от кого не зависел, действовал на свое усмотрение, думал о своем личном заработке и мало заботился о том, что делают остальные. А еще он отдыхал от учебы, монотонных дней, проводимых за занятиями и книгами.

Из трубы вместо мороженого текла вода. Артём спешно отодвинул стол, на котором лежали коробки.

– Не зевай – крикнула Жанна. – А то оболью как надо. Лучше эти коробки унеси обратно на склад, все равно не будем сегодня ничего делать на этой линии, а они только под контейнеры.

– Уже несу – ответил Артём.

Впервые за ночь ему захотелось спать.

«Прилечь бы – подумал он. – Представить, что все это уже закончилось, что рядом Алина и вокруг тихо-тихо».

Словно противясь этим мыслям, на другом конце склада загрохотало что-то металлическое – Аня, укладчица со второй линии, пыталась ручным погрузчиком сдвинуть с места поддон с коробками.

– Ну, кто так делает? – спросил Артём. Аня от неожиданности вздрогнула. Это была невысокая девчушка лет восемнадцати. На ее тонких руках виднелись темные следы и длинные царапины.

«Кошка» – догадался Артём.

– Я так делаю, ясно? – невозмутимо пропищала Аня. – Коробки-то все равно нужны, надо как-то вытащить. Может, поможешь, а? Или только языком чесать?

Артём задумался, подошел ближе, оттолкнул Аню и, кряхтя, налег на ручку подъемника. Поддон заскрипел. Артём оставил погрузчик и с трудом, но подвинул соседний поддон. Аня отошла к выходу и сложив руки на груди, молча наблюдала за происходящим. Наконец, Артём сдвинул с помощью погрузчика нужный поддон с места и откатил к выходу. Аня зааплодировала.

– Лучше толкать помоги – заметил Артём. – Я же не железный, а тут явно килограмм двести.

Коробки то и дело норовили сползти с поддона и рассыпаться по проходу, хоть и были связаны вместе липкой лентой, заменявшей веревку. Пол коридора был неровным. У входа на склад начинался скат вниз. Артём и Аня толкали погрузчик с поддоном вперед как на горку. Колеса погрузчика поскрипывали.

– Слушай, сейчас рухнет все – испугалась Аня. – Давай позовем кого-то?

– Кого? – удивился Артём. – Василия вряд ли согласится прийти и подтолкнуть.

За сложенными у стены коридора коробками что-то зашуршало.

– Чего там с вами? Надеюсь, добрым словом меня поминаете? – голос Василича звучал как будто из ведра. Наконец из-за огромной горы коробок показался и он сам, отряхивая с себя обрывки бумаги и пыль, – Вот, пересчитываю тут, пока есть время и возможность. А как затеют переучет, так совсем некогда будет. Ну что, моя сладкая парочка, помочь вам?

– Вообще-то мы обсуждали как раз именно это – заулыбалась Аня. – Вы ведь подтолкнете поддон? А я буду держать, чтобы не рухнуло все. Идет?

Василия уперся в коробки плечом.

– Как будто у меня есть выбор – прокряхтел он. – А ну, поднажми!

В конце концов, поддон с коробками поддался и вкатился на погрузчике в цех. Аня спешно собрала и втиснула обратно коробки, упавшие с горы стоявших вдоль коридора в то время, как Артём и Василия проталкивали погрузчик по узкому проходу.

– Ну что, Тёма, иди, отдыхай часик или полтора, грузовик еще не пришел, застрял где-то, – Василич покопался в кармане и достал телефон. – Так и есть, не звонили пока. Короче говоря, набирайся сил, нам предстоят великие дела!

Василич потирал руки в нетерпении. Артём ко всему этому относился скептически. Он считал, что раз линия неисправна, значит работает он в минус и в итоге не получит того, что мог бы получить.

Неожиданно в дальнем углу цеха послышалась ругань Жанны. Этому Артём уже не удивлялся, да и Василич почти не обратил внимания. Но вслед за руганью последовал визг – долгий, пронзительный и, несомненно, это был визг отчаяния. Жанна держалась руками за трубу, по которой к оборудованию поступал хладоноситель, стащив с головы неизменную панаму и закрывая ею нос. Почти сразу и Василич, и Артём поморщились от удушливого и неприятного запаха аммиака.

– Вот женщины! – кричал на бегу Василич. – Просишь их вентиль не трогать, а они все равно трогают. Теперь будем нюхать всю смену вонь эту! Чтоб ее, а!

Жанна выглядела жалко, как маленький нашкодивший котенок, которого начинало подташнивать. Она уже не ругалась, не говорила ничего – просто одной рукой, комкая панаму, закрывала нос и лицо, а другой показывала на вентиль на толстой ржавой трубе.

– Чего мычишь? Просил же не трогать вентиль, даже не прикасаться к нему! Ну, Жанка, достала ты меня со своей инициативой, слышишь? – Василич не спеша заворачивал вентиль.

Сделав пару оборотов, он отошел и стал стирать с рук налипшую грязь. Артём стоял за спиной и молча наблюдал.

– Я просто решила его помыть, – Жанна, наконец, решилась сделать глубокий вдох.

Почувствовав, что дышать стало возможно, она нацепила изрядно помятую панаму обратно и снова стала похожа на Жанну – бригадиршу, матершинницу, наводившую ужас на всех новеньких, таких, как Артём.

– Дура ты – заключил Василич, которому так и не удалось очистить руки от чего-то липкого и ржавого. – А еще пытаешься казаться умной. Там же иней намерзает, не дает вентилю раскручиваться. А ты на него, небось, горячей водой. Так?

Он посмотрел на Жанну по-доброму, но строго, от чего ей стало не по себе.

– Да можешь не отвечать, все и так понятно, – Василич взглянул на часы и ткнул в Артёма пальцем. – Ты иди, отдыхай. Можешь пройти на второй ярус, там дверь на крышу открыта. Здесь воняет и будет вонять еще долго, так что можешь побыть там. А как машина придет, я тебя свистну. Идет?

Артём кивнул и быстро побежал к выходу и лестнице наверх, в раздевалку. Находиться в цеху было действительно неприятно. Пробегая мимо двух работавших линий, он слышал, как укладчицы, не имевшие возможность отойти от конвейера, на все лады проклинали Жанну. Артём улыбнулся – вся эта история начинала его забавлять.

В шкафчике на перекладине висели шорты, в кармане которых остался плеер. «Жаль, нет телефона – подумал Артём. – А ведь Алинка наверняка написала что-нибудь». Быстро достав плеер и закрыв шкафчик, Артём снова отправился в цех, по дороге нацепляя на себя наушники.