Псевдоним Венеры

– На, держи! – сказал он и бросил что-то вниз. Галя поймала нечто холодное, металлическое, это оказался завернутый в фольгу пирожок. Девочка впилась в него зубами. Быстро прожевав кусок, она произнесла:

– Спасибо! Ты ведь поможешь мне бежать отсюда?

– Увы, на этот раз не получится! – ответил Тимур. – Потому что сейчас они привезли тебя в дом моего дяди, которого сейчас судят в Москве. И охраняют тебя на этот раз гораздо лучше. Почему ты ушла из пещеры?

– Там были кости! – заявила Галя, и Тимур присвистнул:

– А, в углу, что ли? И ты их испугалась? Так ведь это кости древних людей! Им уже много тысяч лет!

Галя почувствовала себя круглой дурой – и как она могла вообразить, что это жертвы Тимура или его отца! Сидела бы себе сейчас в пещере, все было бы в порядке. А так…

– Тебе бежать не надо, – продолжил подросток, – потому что твой отец уже приехал в Сочи…

– Приехал, чтобы забрать меня? – встрепенулась Галя, и Тимур быстро ответил:

– Ни о чем не беспокойся, все будет в полном порядке! Только не делай глупостей и не зли Анжелу! Если сделаешь так, как надо, то скоро вернешься в Москву!

Она скоро вернется в Москву? Галя отдала бы за это все на свете. Нет, никогда больше она не будет донимать родителей просьбой поехать на море. И вдруг она подумала – а если она больше не поедете на море, то не увидит больше Тимура?

Она подняла голову, понимая, что все равно не разглядит лицо подростка, но ей было приятно осознавать, что он находится рядом – и в то же время так далеко!

– Ну что, поняла, как пытаться сбежать? – услышала она насмешливый голос Тимура. – Так тебе и надо!

Галя не поняла, отчего он вдруг так резко переменился, но затем услышала голос охранника – наверняка Тимур делал вид, что приблизился к яме с пленницей, чтобы позлить ее.

– Извини, но так надо! – услышала она его шепот, после чего силуэт исчез. Охранник заступил на свой пост, а Галя быстро дожевала пирожок.

Через некоторое время она забылась сном, а когда открыла глаза, то поняла, что уже наступило утро. Наконец-то ей спустили на веревке ведро, в котором находился глиняный кувшин с водой и засохшая булочка. В туалет ей было приказано сходить в это же самое ведро.

День тянулся бесконечно долго, и Галя все ждала появления Тимура. Но подросток так и не объявился. Наверное, для этого были свои причины, поняла Галя. И вдруг она испугалась – не хватало еще, чтобы всплыло, что именно он помог ей убежать. Нет, Тимура она никогда не выдаст! Но, как ни крути, выходило, что он был пособником преступников, одним из которых был его родной отец.

Наконец наступил вечер, а затем новая ночь. Боль в ухе усилилась, и Гале казалось, что она не может им как следует слышать. Она пыталась сообщить об этом охраннику, но он никак не отреагировал на ее слова.

Вдруг в колодец ударил яркий луч света, Галя зажмурилась. Решетчатая крышка со скрипом отошла в сторону, и на дно упала веревочная лестница. По ней быстро спустился один из подчиненных Алишера Казбековича и, схватив девочку в охапку, поднялся с ней наверх.

Там ее уже ждали – она заметила ухмыляющуюся Анжелу, а также Алишера Казбековича собственной персоной. Он посветил ей в лицо фонариком и сказал:

– Очень скоро ты окажешься дома, но только в том случае, если будешь вести себя так, как я тебе прикажу. Если нет – пеняй на себя!

Галя убедилась, что Тимура рядом не было. Один из типов завел ее руки за спину, а на лицо натянули некое подобие непроницаемого колпака из черной материи. Затем ее повели куда-то и запихнули в автомобиль. Девочке пришлось усесться на холодный пол. Одним ухом она уже ничего не слышала, а внутри его пульсировала боль, нараставшая с каждой секундой.

Автомобиль рванул с места, и Галя перестала задаваться вопросом, куда ее везут. Она чувствовала, что в фургоне она не одна. Так оно и было – она услышала голос Алишера Казбековича.

– Итак, Галя, ты ничего не помнишь – ни наших имен, ни наших лиц. Если тебя будут спрашивать о том, что с тобой произошло, то ты тоже ничего не помнишь. Где тебя держали, ты тоже не знаешь. Ты ни с кем не общалась и никого не видела. Это ясно?

Галя кивнула, а потом на всякий случай добавила:

– Да, ясно!

До ее подбородка дотронулись чьи-то пальцы – это были пальцы Алишера Казбековича.

– То, что ты умеешь держать язык за зубами, я уже давно понял. Ты ведь так и не выдала того, кто тебе помог улизнуть. Думаю, я знаю, кто это…

Галя похолодела, но имени Алишер Казбекович так и не назвал.

– Если ты назовешь хотя бы одно имя, то тебе придется очень плохо. Но не только тебе, но и всем тем, кого ты любишь. То есть твоим родителям. Вам всем придется умереть. Это тоже ясно?

Галя снова кивнула и ответила согласием.

– И, наконец, скажи своему отцу, что ничего предпринимать не следует. Потому что я ему уже сказал это, но, боюсь, что он решит по-иному, когда заполучит тебя. Одно дело, когда ему напоминают об этом преступники, а другое – его собственная, горячо любимая дочка. Надеюсь, что ты и это поняла, Галя?

Не оставалось ничего другого, как снова кивнуть. Вскоре автомобиль как следует тряхнуло, и он замер на месте. Раздались приглушенные голоса и звук раздвигающейся двери, в лицо Гале ударил холодный воздух. Потянуло запахом моря. Они находились в непосредственной близости от воды.

Кто-то вытолкал Галю из фургона, и если бы девочку не поддержали, она бы непременно упала на мокрую гальку. В шею ей уперлось что-то холодное и острое – это было лезвие ножа или кинжала.

Ее повели куда-то вперед, там, где слышался шум моря. Зубы у Гали стучали от холода, а боль в ухе превратилась в адскую. Кто-то убрал лезвие от ее шеи, а затем чьи-то руки толкнули Галю в спину, и она услышала столь долгожданное слово:

– Беги!

И она побежала, повторять дважды не пришлось. Неуклюже, спотыкаясь, с колпаком на голове и завязанными за спиной руками. Под ногами скрипела галька, а в лицо ударяли брызги холодной соленой воды.

Зацепившись за что-то ногой, Галя упала, почувствовав, что сильно ударилась щекой о большой камень. Девочка никак не могла встать, все силясь и силясь подняться, но будучи не в состоянии сделать это. И она заплакала – от бессилия, от страха, от безысходности.

Вдруг ее подхватили чьи-то руки. Галя закричала, потому что была уверена, что ее нагнали люди Алишера Казбековича. Но она услышала бесконечно родной, столь любимый голос – это был голос ее отца.

– Галечка, доченька моя, это ведь ты? Скажи мне, с тобой все в порядке?

Руки отца сорвали с нее черный колпак, и Галя увидела его испуганное лицо. Да, это был он – ее отец. Он прижал Галю к себе, причем так сильно, что она не могла дышать. Но девочка не сопротивлялась, ибо хотела, чтобы отец не разжимал объятий как можно дольше.

Дрожащими руками он снял путы с дочери, а затем подхватил девочку, которая прижалась к его небритой щеке. Да, это был не сон, а явь. Это был он, ее любимый папка. И он спас ее. Теперь она была в безопасности!

Галя подняла голову и увидела темные фигуры, стоявшие чуть поодаль. Около них находился небольшой фургон, наверняка тот самый, в котором ее привезли на побережье.

Отец, покрывая лоб дочери поцелуями, бормотал ласковые слова. Галя чувствовала его горячие слезы и, не выдержав, сама расплакалась. Она попыталась объяснить, что ей очень жаль, что она не хотела, чтобы так произошло, но отец гладил ее по голове и повторял:

– Все хорошо, Галечка, все хорошо, моя любимая доченька!

А затем он быстро двинулся прочь от моря. Галя видела темные силуэты людей, стоявших вдалеке. Весь этот кошмар остался в прошлом, и спас ее именно любимый папка.

На ум отчего-то пришла мысль о Тимуре, но Галя отогнала ее. Нет, Тимур был пособником бандитов. О нем ей надо забыть!

С дикого пляжа они вернулись к дороге, на которой стоял автомобиль. Отец осторожно положил Галю на заднее сиденье и сказал, что они тотчас поедут в больницу.

– Папа, со мной все в порядке! – уверила она, чувствуя, что боль в ухе становится невыносимой. – Но не надо в больницу. Я хочу к маме! Прямо сейчас!

Усевшись за руль, отец сказал:

– Конечно, конечно! Она ждет нас в гостинице! Мы только заберем ее и поедем в больницу. А оттуда прямиком в прокуратуру! Они у меня попляшут!

Галя вспомнила наставления Алишера Казбековича и сказала:

– Папа, прошу тебя, не надо. Они сказали… Они сказали, что нам всем несдобровать, если ты обратишься в органы…

Мотор с урчанием завелся, отец произнес:

– Я выполнил их требования, Галенька! Сделал так, чтобы их подельники получили длительные сроки, но никого к высшей мере не приговорил. Хотя они это, безусловно, заслужили. Но теперь настало время заняться этими мерзавцами. Приговоры отменят, я об этом позабочусь. А на скамье подсудимых окажутся и все те, кто замешан в твоем похищении. Ты ведь запомнила их лица? Они называли какие-нибудь имена? Ты помнишь, где тебя держали?

Они катили в сторону города. Отцу, как поняла Галя, требовалось выговориться. Она отделывалась односложными фразами, помня о том, что приказал Алишер Казбекович. Она верила этому человеку – он приведет в исполнение свои угрозы, если играть будут не по его правилам.

– Папа, может быть, не надо, – начала она, – может быть, стоит обо всем забыть? Ведь они сдержали свое слово…

– Как ты можешь такое говорить! – отец буквально взвился. – И это я слышу от тебя, Галина! Они же похитили тебя, эти изверги! Скажи, они над тобой издевались? Или подвергали насилию…. Сексуальному…

Девочка заверила его, что с ней обращались исключительно корректно, не упомянув ни про сумасшедшую Анжелу, ни про ножницы, которыми она хотела отрезать ей ухо.

– И все равно это не причина для того, чтобы забыть обо всем! – заявил упрямо отец. – Потому что мы имеем дело с мафией. Эти люди – дружки и родственники тех, кого я судил. А все они заслуживают одного – высшей меры наказания. И я позабочусь, чтобы именно это они и получили!

Переубедить отца было невозможно. И вот они подъехали к гостинице. Галя заверила, что отец может оставить ее одну в автомобиле, но он и не подумал этого сделать. Бережно взяв дочку на руки, как будто она была крошкой, он двинулся с ней в холл.

Там, в глубоком кожаном кресле, сидела мама, но в каком она была состоянии! Она больше походила на привидение, чем на живого человека. Заметив мужа с Галей на руках, она охнула и кинулась к ним. А затем обняла дочку и заплакала.

Со стороны они наверняка выглядели более чем странно, но Галю это заботило меньше всего. Она настояла на том, чтобы отец поставил ее на землю. Девочка была слаба, ухо ужасно болело, но в общем и целом она была невредима.

Чтобы не привлекать к себе внимание постояльцев и работников гостиницы, они вышли на улицу. Когда мама успокоилась, отец обнял жену и дочку и сказал:

– Я знаю, что проявил малодушие и не обратился в милицию или КГБ, когда мне стало известно, что Галю похитили. Но мне дали понять, что у них там везде свои люди, и я знаю, что это соответствует действительности. И что если я не буду держать язык за зубами, то Галю убьют…

Он поцеловал двух своих любимых женщин, а потом добавил:

– Но я выполнил все их требования. И понесу за это наказание, если потребуется. Но и эти мерзавцы тоже. Мы немедленно подключим правоохранительные органы! Едем в прокуратуру!

– Андрей, сегодня же тридцать первое декабря! Все Новый год отмечают! – сказала мама, и, словно в подтверждение ее слов, небо расцветили яркие всполохи фейерверка.

«Тридцать первое декабря! Канун Нового года! И мой день рождения», – поняла Галя. Но родители забыли об этом. Еще бы, неудивительно, ведь они думали о том, как бы спасти любимую дочь и вызволить ее из рук бандитов.

– Мне все равно, что сегодня за праздник! – закричал отец. – Я всех подниму из-за праздничного стола. Ведь похитители Гали где-то здесь, неподалеку!

Он решительно направился к автомобилю и распахнул дверцу. Мама последовала за ним, и в этот момент мелькнули фары невесть откуда взявшегося автомобиля. Он вынырнул с ближайшей улицы, но вместо того, чтобы сбросить скорость, наоборот, ехал вперед все быстрее и быстрее.

Стоявшая на обочине Галя вскрикнула и бросилась к маме, но было поздно. Автомобиль на полном ходу налетел на женщину и сбил ее. Галя увидела, как маму подбросило вверх, как ее тело упало на капот автомобиля, как тот дал задний ход, и мама полетела на асфальт, походя при этом на тряпичную куклу.

А автомобиль, отъехав назад, вдруг снова устремился вперед и переехал женщину прямо на глазах у ее мужа и дочери. Галя закричала, а автомобиль, развернувшись на сто восемьдесят градусов, рванул прочь. И только в самый последний момент Галя успела заметить того, кто сидел за рулем. Это была Анжела.

Все произошло так быстро, что у Гали не было возможности что-то сообразить. Еще три секунды назад мама была жива, а теперь она, раскинув руки, лежала на асфальте в луже темной крови. Шея мамы была неестественно вывернута, а правая рука находилась под физиологически недопустимым углом.

Галя оказалась около мамы первой. Она была уверена, что та сейчас откроет глаза, пошевелится, вздохнет. Но глаза мамы и так были открыты и смотрели в небо, исчерченное зарницами фейерверка. Ни пошевелиться, ни вздохнуть она не могла, потому что была мертва. И Галя поняла это сразу – окончательно и бесповоротно.

Девочка сжала руку мамы – она была теплая, правда, испачканная кровью, и попыталась приподнять ее голову, но вдруг поняла, что голова болтается, как у игрушки, как будто в теле мамы совсем не было костей.

Отец, замерев неподалеку, кашлял. Галя неловко повернулась – и выпустила голову мамы из рук. Она с глухим стуком упала на асфальт. Из глаз у Гали брызнули слезы. Да, ее мама умерла.

– Господи, женщину сбили! Да прямо здесь, смотрите! И водитель, вот ведь падла, умчался восвояси!

Возбужденные прохожие обступили Галю со всех сторон. Девочка поднялась и отошла в сторону. Маме помочь уже было нельзя.

А отец, странно схватившись за бок, стоял около автомобиля. Галя кинулась к нему и увидела, что лицо отца белее мрамора.

– Галюша, все в порядке, все в порядке, – уверял он ее, – ты только не волнуйся. Я сейчас вызову «Скорую». Для мамы. И с ней все будет хорошо!

Сказав это, он как-то странно дернулся и стал оседать на землю. Галя попыталась его удержать, но не смогла – тело отца было слишком грузным. Он опустился на траву газона и не двигался.

Галя схватила за руку какую-то женщину, но она отпихнула ее и побежала туда, где толпились зеваки, – к телу мамы. Тогда Галя влетела в холл гостиницы и потребовала, чтобы немедленно вызвали «Скорую».

Она прибыла меньше чем через десять минут. Отца пытались реанимировать прямо на улице, но попытки успехом не увенчались. Его положили в брюхо «Скорой» и повезли в больницу. Галя сидела рядом и держала отца за руку. Рука была прохладная.

Там его сразу же увезли в операционную, а Галя осталась в коридоре. О ней позаботилась пожилая медсестра и угостила ее сладким чаем с куском наполеона. Из ординаторской доносились веселые голоса и знакомые песни – по телевизору шел «Голубой огонек».

Ну конечно, вспомнила Галя, Новый год настает. А ей исполнилось четырнадцать лет. Как только Галя подумала об этом, она заметила приближавшегося к ней милиционера. Он не успел еще представиться, как Галя стала рассказывать ему о том, чему стала свидетельницей.

Он слушал ее, не перебивая, и вдруг, к своему ужасу, Галя заметила знакомое лицо: в больничном коридоре появилась расфуфыренная красотка Анжела. Та самая Анжела, которая только что сбила ее маму, а затем намеренно проехалась по ней, чтобы наверняка отправить несчастную на тот свет.

– Вот она! – закричала Галя, указывая на Анжелу. – Именно она переехала мою маму! Арестуйте ее! Она – убийца!

Она бросилась к Анжеле, но милиционер перехватил Галю и зажал ей шершавой рукой рот. Анжела открыла дверь одной из комнат, и милиционер запихнул туда Галю.

В больничной палате было темно и жарко. Галя почувствовала запах терпких, явно иностранных духов – это был запах Анжелы. Она приблизилась к девочке и промурлыкала:

– Что сказал тебе Алишер Казбекович? Никому ничего не говорить! Иначе будет очень и очень плохо! А ты почему поступила иначе?

Галя попыталась что-то возразить, но Анжела ударила ее по лицу.

– И вот видишь, к чему это привело? Твоя мамаша сдохла. И виновата в этом исключительно ты. Именно ты убила ее – запомни это! Вовсе не я, а ты! Так ведь?

Не дожидаясь ответа Гали, Анжела снова ударила ее. Она явно вошла в раж, потому что милиционеру даже пришлось остановить ее, указав на то, что девчонку не стоит отправлять на тот свет.

– А почему не стоит? – спросила зло Анжела. – Очень даже стоит!

Эстафету перенял милиционер, который заявил, удерживая горло Гали стальной хваткой:

– Ты никому ничего не скажешь. Никто не узнает, кто тебя похитил. Если будут разбирательство и суды, будешь утверждать, что ничего не помнишь. И учти: еще одна попытка разболтать то, что не стоит, и ты умрешь!

Анжела же, все же исхитрившись лягнуть Галю, прошипела:

– Будешь хорошо себя вести, твой папаша выживет. А если нет… Я позабочусь о том, чтобы он тоже сдох!

Они покинули темную палату, оставив Галю одну. Отдышавшись, она вышла в коридор и увидела двух молодых людей, беседовавших с пожилой медицинской сестрой, той самой, что угостила ее чаем с наполеоном.

– Да вот же она! – сказала медсестра, указывая на Галю. – И куда ты только запропастилась?!

Молодые люди показали Гале служебные корочки, оказавшись работниками Сочинского уголовного розыска. Но Галя не слушала то, что они ей говорили, а все смотрела в конец коридора – там стояла Анжела, подкрашивавшая губы, любуясь на свое отражение в карманном зеркальце. Сложив губы бантиком, Анжела послала Гале воздушный поцелуй и ретировалась.

– Я ничего не знаю! – закричала Галя. – Я ничего не видела! Оставьте меня в покое! Оставьте, оставьте, оставьте!

Ошарашенные сыщики уставились на зашедшуюся в истерике девочку. Но еще до того, как они успели продолжить свой импровизированный опрос, к Гале приблизился врач в хирургическом облачении.

Он поинтересовался, имеются ли у нее здесь родственники, а Галя в ужасе смотрела на его заляпанный кровью халат. Еще до того, как он успел что-то сказать, она все поняла.

– Мой отец умер? – перебила она хирурга, но он замялся. А потом стал снова спрашивать ее о ближайших родственниках.

Тогда Галя подскочила к нему и закричала прямо в лицо:

– Скажите – мой отец умер?

Хирург, удивленный ее поведением, развел руками и, опустив глаза, проговорил:

– Поверьте, мы сделали все, что смогли, однако, в сущности, он умер еще до того, как его привезли к нам. Ничего поделать уже было нельзя, но мы все равно пытались реанимировать его. Но, увы… Приношу вам свои самые глубокие соболезнования!

Галя развернулась и бросилась бежать по коридору. Хирург кричал что-то вслед, представители уголовного розыска пытались остановить ее, но Галя укусила и одного, и другого и выбежала прочь из больницы.

Она мчалась по пустынным улицам, ведь все встречали Новый год. Время от времени попадались нетрезвые компании, но Галя не обращала ни на кого внимания. Слез у нее не было, никаких эмоций – тоже.

Мама умерла. Ее убили. Отец умер. От того, что убили маму. И это была не выдумка и не кошмарной сон, а самая что ни на есть жестокая реальность.

Сама не зная, как это получилось, Галя выбежала к морю. Там, на пляже, около вздувающегося бурунами моря, люди праздновали Новый год. Слышались веселые тосты, гомон, смех. А затем все стали дружно отсчитывать секунды – и наступил Новый год.

Галя упала на гальку и подняла лицо к небу. И оттуда вдруг стал капать мелкий дождь, который быстро перешел в неистовый ливень. Праздных гуляк с пляжа как ветром сдуло. А сам ветер перешел в некое подобие шторма.

Галя не двинулась с места. Холодные струи хлестали по ее лицу и телу, она промокла с ног до головы. Но самое ужасное, что ни мамы, ни отца уже не было в живых. И Галя вдруг отчетливо поняла – Анжела права, в их смерти виноват только один человек: она сама.

Тут она заплакала, и слезы ее смешались с ливнем. С черного неба обрушились крупные градины, а Галя, упав на гальку, плакала и плакала, понимая, что повернуть время вспять уже нельзя. Она осталась совершенно одна.

Часть 2

Годы 1984–1986-й

Галя сдержала данное Алишеру Казбековичу слово – она никому не сказала о том, что произошло в действительности, ведь о том, что ее похитили, все же стало известно. Приговор, вынесенный ее отцом по «бриллиантовому» делу, вызвал много вопросов. К тому же после того, как Андрею Семеновичу сообщили о том, что его дочь похищена, он позвонил своему старому другу, работавшему в Генеральной прокуратуре.

Поэтому процесс был, и на нем даже имелись подсудимые. Только это был не Алишер Казбекович, не Анжела и не прочие, входившие в банду похитителей. Но Галя не вникала в суть процесса, ведь медики подтвердили, что девочка страдает посттравматической амнезией и ничего не помнит. Поэтому, после того как ее несколько раз пытались допросить работники уголовного розыска, а затем и прокуратуры, было решено отказаться от затеи с вызовом ее в качестве свидетельницы.

Та новогодняя ночь не прошла для Гали даром: она заработала воспаление легких и провела в больнице весь январь. На похоронах родителей она не была, однако девочка и не стремилась к этому.

Потому что как она могла провожать в последний путь тех, в чьей смерти она виновата?! Больше всего тогда ей хотелось умереть. Но она выжила.

Ее опекунами стали сестра мамы, тетя Надя, и ее муж, дядя Витя. Они приехали в Сочи из Ленинграда, где тетка профессорствовала в консерватории, а дядя занимал высокий пост в Смольном. Они были потрясены разыгравшейся трагедией, а еще больше тем, что их племянница осталась круглой сиротой. Самое ужасное, как они считали, что оба родителя умерли на глазах Гали и случилось это в ее день рождения.

Галя переехала в Ленинград. Дядя и тетя говорили с ней, интересовались ее мнением, но Гале было все равно. Она никуда не хотела ехать, она желала лежать на больничной койке и смотреть в потолок.

С ней говорили различные врачи и пришли к выводу, что девочка еще не пережила травму, вызванную смертью отца и матери. И что только время может исцелить раны. И что не надо оказывать на нее давления.

Тетя и дядя были славные люди, любившие свою племянницу и ужасно жалевшие ее. У них имелось два ребенка: младший Никита, который был в восторге от того, что обожаемая им Галя станет жить вместе с ними, и старшая Лера, которая впала от новости о том, что у нее появится сестра, в ступор. Лера была ровесницей Гали, виделись они до этого редко, не чаще двух раз в год, и никогда не могли найти общий язык.

Однако одно дело было погостить или в Ленинграде, или в Москве и уехать обратно домой, вздохнув полной грудью. И совсем другое – жить бок о бок с человеком, который тебя не понимал и, более того, ненавидел.

Лера не понимала Галю. Ненавидела. И даже как-то попыталась убить.

Галя всегда знала, что Лера была себе на уме, девочкой эгоистичной, капризной и подловатой. И со странностями. Одной из этих странностей был дневник, который Лера вела с тех самых пор, как научилась писать, и в котором фиксировала все, что произошло с ней в течение дня. При этом прикасаться к дневнику было запрещено всем, в том числе и родителям, и Лера прятала его в тайнике.

Однажды – еще живы были родители, еще все было в порядке – Галя гостила в Ленинграде у тети с дядей. Она помнила то щемящее чувство в груди, которое постоянно возникало, когда она видела Леру.

Она была одета всегда аккуратно, даже походила на большую куклу: небесно-голубое платьице, большие белые банты, а помимо этого – огромные бездонные голубые глаза и золотистые локоны – настоящая принцесса из сказки!

Но эта принцесса моментально превращалась в ведьму, когда не получала то, что хотела, или когда кто-то пытался поучать ее. Если это были родители, то Лера закатывала им дикую истерику, если же более или менее посторонние, например тетка из Москвы, то Лера молчала, опускала голову, морща лобик, и только в ее голубых глазах вспыхивал огонь ненависти.

Галя помнила, что однажды мама сделала Лере замечание – она, кажется, отобрала у своего младшего брата Никиты импортную шоколадку, которую привезли в качестве подарка московские родственники.

Лера ничего не отвечала, потом вдруг даже признала свою вину и попросила у Никиты прощения, но Галя запомнила полный ненависти взгляд, которым она проводила тетку, посмевшую так унизить ее.

А через два дня в тарелке супа мама обнаружила осколок стекла. Все посчитали тогда это ужасной случайностью. Однако в тот момент, когда мама выудила из тарелки осколок, Галя случайно посмотрела на свою двоюродную сестру. На ее лице было выражение разочарования, которое, впрочем, очень быстро исчезло, уступив место поддельному сожалению и изумлению.

Отчего-то тогда у Гали сложилось стойкое впечатление, что кусок стекла в тарелку супа ее маме подложила именно Лера. Но она побоялась высказывать подобное соображение вслух – еще бы, ведь если бы мама не заметила стекло и проглотила, то могли иметь место самые плачевные последствия.

Да, и кроме того, Галя знала, как умело Лера врет и обводит всех вокруг пальца. Желая тогда проверить свои подозрения, она начала исподтишка следить за кузиной, ибо полагала, что она поделилась с дневником своими ужасными замыслами.

Где располагался тайник, в котором Лера прятала дневник, она так и не смогла выяснить – квартира тети и дяди на канале Грибоедова была огромной, состоявшей из шести комнат. Однако как-то вечером, проходя мимо комнаты Леры, Галя увидела, как она лежит на софе и строчит ручкой в раскрытой толстой тетради в кожаном переплете.

Тут раздался телефонный звонок, оказалось, что это была подруга Леры, и она вышла из своей комнаты в коридор, где располагался телефонный аппарат. И оставила при этом дневник лежать прямо на софе.

Галя решила воспользоваться этим и быстро прошмыгнула в комнату Леры. Почерк у кузины был красивый, ученический. Галя быстро перевернула несколько страниц и нашла нужную дату.

Ее потрясли следующие слова:

«Эта мерзавка тетя Алла смеет прилюдно унижать меня! Да кто она такая, эта идиотка и жирная корова? И было бы из-за чего – я всего лишь забрала у Никиты шоколадку! А у него и так диатез, нечего сладкое тоннами жрать. Я заботилась исключительно о нем, а дура тетя Алла этого не понимает. Теперь понятно, в кого такой тупой и занудной уродилась Галина!»

Галя поразилась, сколько злобы и желчи было в этих записях. Неужели она читала записи в дневнике десятилетней девочки? Или, может быть, очень больной и морально распущенной десятилетней девочки?

На протяжении трех страниц Лера поливала грязью своих московских тетю и дядю, а также саму Галю. Потом она переключилась на своего собственного младшего братика Никиту, который, как оказалось, злил ее тем, что стал центром внимания родителей.

Галя так зачиталась ужасающими записями своей кузины, что потеряла счет времени. Наконец она перевернула еще страницу – и прочитала следующее:

«Эта мерзавка и зануда тетя Алла должна заплатить за причиненное мне оскорбление. Надо придумать что-то такое, что запомнится ей на всю оставшуюся жизнь. Такое, чтобы поганые слова застряли у нее в глотке. Отличная мысль! Пусть в самом деле что-то застрянет у нее в глотке…»

Галя отбросила дневник, понимая, что вот оно, доказательство причастности Леры к появлению в тарелке с супом осколка стекла. Затем она склонилась над тетрадью, собираясь прочитать, что именно сделала Лера, хотя это и так было понятно, но услышала у себя за спиной торопливые шаги и почувствовала, как кто-то впился ей острыми ногтями в шею.

Это была вернувшаяся после закончившегося телефонного разговора Лера. Недолго думая, она набросилась на свою двоюродную сестру. Галя вскрикнула от боли, а Лера прыгнула ей на спину и попыталась попасть пальцами в глаза.

Галя прижалась к стене, раздался болезненный крик – Лере это явно не понравилось. Девочке удалось стряхнуть со спины кузину, и Галя бросилась к дневнику, лежавшему на софе.

Лера тоже не теряла даром времени и бросила в Галю небольшим горшком с геранью. Горшок пролетел всего в нескольких сантиметрах от головы Гали и с глухим стуком ударился о стену.

Галя замерла в ужасе, а Лера, опередив ее, схватила дневник и прижала к груди.

– Ты же могла попасть в меня! – произнесла девочка. И вдруг поняла, что именно этого Лера и добивалась. Она хотела попасть ей в голову цветочным горшком! Но ведь если бы у нее получилось, то…

То Галя получила бы тяжелую травму или, быть может, вообще умерла. Но ведь Леру это отнюдь не смущало – она бросила в тарелку с супом кусок стекла, надеясь, что ненавистная тетка подавится им.

Появились родители, и оторопевшая Галя стала свидетельницей того, как Лера разыграла дешевый фарс. Как по мановению волшебной палочки девочка начала лить слезы, стонать и причитать. И заявила, что это именно Галя швырнула в нее цветочным горшком.

Галя попыталась возразить, но Лера успела занять удобную позицию рядом со стеной, на которой осталось большое пятно от просыпавшейся земли. Все и в самом деле выглядело так, словно Галя метнула в Леру горшок, а не наоборот.

Когда Галя попыталась заикнуться о том, что это неправда и что Лера все подстроила и это именно она виновата в появлении в тарелке супа куска стекла, Лера упала на пол, задрыгала ногами и закатила форменную истерику. При этом она не выпускала из рук дневник.

Родители Леры, люди добрые и хорошие, были сущим воском в руках злобной и искушенной в интригах дочурки. Да и представление Лера закатила отменное, вся труппа Кировского театра обзавидовалась бы.

Мама и папа Гали не знали, что и сказать. Галя попыталась настоять на своем и потребовала, чтобы Лера отдала взрослым свой дневник.