Женские истории - Из ворон в страусы и обратно

Чужие мокасины слетали с пятки, приходилось подволакивать ноги, чтобы их не потерять.

Бабу Катю бы сюда, мелькнуло на периферии сознания.

Она бы не узнала внучку – стараниями Тамары от бледной спирохеты и поганки не осталось и следа. Нилкино лицо светилось, словно лик. Неужели пережитое потрясение ее так изменило? Или дело в румянах и нескольких штрихах, оттенивших брови? Не может быть. Тогда в чем? Или во всем сразу?

Уже на середине сцены Нилке показалось, что какое-то движение произошло среди жюри, кто-то из небожителей повернулся к сцене спиной.

Нилка моментально впала в панику оттого, что ее платье кому-то не понравилось, рысью проскочила остаток сцены, чуть не кубарем скатилась по ступенькам, как записная соблазнительница – Золушка, – потеряв мокасину, проскочила проход, вывалилась в дверь и попала в объятия Тамары.

– Молодец, молодец, – Тамара ободряюще похлопала Нилку по плечу, – с почином.

В голове у Нилки было гулко от пустоты, срывающимся голосом она бормотала как заведенная:

– Ужас! Какой ужас!

В двери показалась Настя с потерянной мокасиной:

– Держи. Как тебе дефиле?

– Ужасно.

– Все пучком, – не согласилась Тома, – для первого раза просто отлично.

– Правда?

– Говорю же: молодец.

– А кто-то из жюри отвернулся.

– Никто не отвернулся. Наоборот. Приехал еще один член, – с выражением произнесла Тамара.

– Кто это?

– Наш скаут и букер. Селекционер по моделям и агент Вадим Валежанин.

* * *

…Жюри удалилось на совещание, а бомондовское, нездешнее «скаут» и «букер» гуляло в сознании, отвлекало и не давало сосредоточься.

Скаут… Кто это? Богочеловек? Вот бы посмотреть одним глазком…

Наверняка в его власти вершить судьбы таких, как Неонила Кива. Вдруг ему понравится ее работа? Вдруг он пристроит ее модельером-закройщиком к какому-нибудь российскому дизайнеру?

К моменту, когда жюри вернулось после совещания, Нилка, казалось, впала в прострацию.

На сцену снова выгребся Сашка Шепелявых, в руке у него был конверт. Над залом повисла нервная тишина.

Неторопливо, как в замедленной съемке, Сашка распечатал конверт, испытывая терпение зала, эффектно извлек листок с текстом, пробежал глазами, одарил зрителей ослепительной улыбкой и, растягивая слова, начал:

– По единодушной оценке жюри… лучшей работой признана работа… работа ученицы третьей группы третьего курса… Неонилы Кива! – в полной тишине завершил маневр ведущий.

Секунду, ровно секунду зал осмысливал известие и только через секунду взорвался ревом.

– Кива! Так держать! Поздравляем! – неслось с галерки.

Оглушенная и ошеломленная Нилка затравленно озиралась по сторонам и не узнавала актовый зал, сокурсников – все стало чужим.

Наконец взгляд вырвал из хаоса знакомое лицо.

– Не тупи, Кива, улыбайся. – Настя встала на носки и чмокнула Нилку в щеку.

– Ага, – кивнула Нилка и улыбнулась жалкой улыбкой.

Почему-то отчаянно хотелось плакать.

Она победила. Ее платье в стиле кантри покорило жюри. Ей одной выставили две «десятки» по двум номинациям – за стиль и качество исполнения. Не бог весть какая, но победа! Сколько их еще будет, таких и более престижных побед…

Двое технарей-третьекурсников внесли в зал швейную машинку, как призового жеребца, с красным бантом на шее.

– Победительнице вручается…

Благодарная публика заглушила конец фразы свистом и аплодисментами.

В этот кульминационный момент Нилка испытала всепоглощающую любовь к окружающему миру и даже пожалела, что облила клеем черное платье для коктейлей, которое смастырила Бабич.

…Гордая до соплей Нилка следовала за машинкой «Зингер» и сопевшим от натуги Ваней Земцовым, который тащил машинку в общагу, когда их догнала Настя Плашко.

– Кива! – издалека заорала Настя. – Тебя Старуха призывает! Сказала – срочно!

Восхитительное чувство эйфории мгновенно слетело с Нилки, в лице медленно проступила зелень. Чертово платье, и зачем только она поддалась желанию отомстить Бабич?

– Вань, – удрученно обратилась Нилка к носильщику, – ты на вахте оставь машинку, я потом заберу.

– Пупок развяжется, – измерил красноречивым взглядом Нилкину фигуру Ваня.

– Кто-нибудь из девчонок поможет, – уныло отмахнулась Нилка, – спасибо за помощь, Вань. А не знаешь зачем? – Это уже относилось к подбежавшей Насте.

– Не, не знаю, – запыхавшись, ответила та.

Теряясь в догадках, Нилка поднялась на второй этаж техникума и остановилась перед дверью кабинета Варенцовой в нерешительности.

Что с нею сделает Старуха? Лишит стипендии? Черт, зачем она только…

Дверь в этот момент ожила и поползла Нилке навстречу, за дверью обнаружилась Н.Н. Загайнова – автор учебника, директор, заслуженный работник.

– Кива? – притормозила автор и директор.

В открывшуюся дверь были видны два стола, составленные буквой «Т», и ряд стульев, плотно придвинутых к столу совещаний. Через спинку одного из стульев была переброшена черная тряпка, в которой Нилка шестым чувством угадала платье Бабич.

Взмокшая от предчувствия, Нилка коротко кивнула:

– Да. – Простым выговором не отделаться. Кажется, ее сейчас повесят на этом недоделанном платье.

– Это я тебя искала. – Загайнова отступила назад, в кабинет, увлекая за собой Нилку. – У меня есть к тебе предложение.

Стараясь дышать через раз, Нилка глухо спросила:

– Какое? – Неужели ей предложат выбрать способ казни?

– Мне нужны способные люди, – явно любуясь собой, заявила заслуженный работник, и Нилка порозовела – не от предложения Загайновой, хотя оно ласкало душу, а от счастья, что вешать ее никто не собирается.

На радостях Нилка тут же представила головокружительную карьеру конструктора одежды в конструкторском бюро автора и директора Н.Н. Загайновой, призы и награды за лучшие разработки лекал.

– Так что давай доучивайся, – чирикала Загайнова, – я тебя с удовольствием возьму в коллектив. Только диплом вытяни на «отлично».

Перспектива заниматься конструированием лекал сделала ручкой: на «отлично» у Неонилы Кива шли только специальность и все, что связано с шитьем. А всякую лабуду, вроде основ философии и права, Нилка считала мусором и старалась не забивать себе голову.

– Постараюсь, – промямлила она.

– Да, ты уж постарайся. Вообще-то к нам серьезный конкурс, но тебя я готова взять без конкурса, только с испытательным сроком. Я думаю, это редкая удача – оказаться в такой фирме, как наша.

– Я тоже так думаю, – соврала Нилка.

– Возьми мою визитку, – засобиралась директриса, – на всякий случай. Ответит секретарь, назовешься, и тебя соединят.

– Спасибо, большое спасибо, – расшаркалась Неонила и, тут же забыв о всесильной Загайновой, припустила на первый этаж, в аудиторию, приспособленную под раздевалку с гримеркой.

…В аудитории, куда перенесли трельяж из холла и где переодевались девушки, стояла деловитая суета, приправленная плотным духом парфюма и пота.

– А зачем он приехал? – Наконец-то у Нилки появилась возможность расспросить Тамару об этом богочеловеке, скауте.

– Кто?

– Вадим Валежанин.

– Этот селекционер-трупоед? Зачем он может приехать? На лица и тела посмотреть. Он числится скаутом одного международного агентства, вот и шустрит. Иногда мне кажется, он не прекращает оценивать девчонок даже в морге.

– Почему?

– Потому что для него главное – найти очередную старлетку. Смотрит на нас через прицел объектива. Мы для него вообще не люди, а фактура. Инструменты для достижений, живые вешалки.

Нилка смотрела с недоверием:

– Правда, что ли?

– Голимая.

Хорошо это или плохо, Нилка понять не успела – дверь распахнулась, и в проеме показался мужской силуэт.

Девушки-модели ни единым вздохом не отреагировали на вошедшего, продолжали стаскивать с себя наряды, обнажая худосочные тела. В душном воздухе раздался одиночный мышиный писк – Нилка прикрылась только что снятым платьем.

– Спокойно, девочки, – попросил пленяющий баритон, – это всего лишь я.

Модели бросали на Нилку возмущенные взгляды, и лишь Тамара снизошла до объяснения:

– В нашей среде не принято стесняться.

Покрутив головой, вошедший осмотрел помещение:

– А-а, вот, значит, как? Кто тут у нас такой пугливый?

Скукожившись и прижимая к груди платье, Нила следила широко распахнутыми глазами за приближающимся очаровательным шалопаем, которому на вид можно было дать тридцатник.

В том болоте, где росла и училась Неонила, такие красавцы не водились в принципе. Такие красавцы на болотах не водятся – такие водятся в оранжереях. Им нужны особые условия для произрастания: роскошь, комфорт, любовь и восхищение толпы. И модные тряпки.

Грива вьющихся каштановых волос, карие с поволокой глаза и темные, почти сливового оттенка губы – словом, колени у Нилки подогнулись, она плавно опустилась на скамью. Сердце остановилось, время остановилась, в довершение всего Нилка с ужасом поняла, что позорно вспотела. Деревня. Дура. А если это шанс устроиться модель ером?

Собрав все душевные силы, Нилка посмотрела в глаза очаровательному шалопаю.

Лучше бы она этого не делала.

Карие глаза утянули на дно, на котором все отчетливее просматривались предыдущие жертвы: яркие, смуглые, раскованные – не чета Нилке.

Утопленницы манили новенькую и лукаво улыбались.

Кожа у Нилки покрылась мурашками, она встряхнула головой – химеры исчезли.

– Здравствуй, солнце мое. – Мачо обнажил в улыбке ослепительной белизны зубы. Ну, еще бы… Театр начинается с вешалки, а мачо – с зубов.

Кончиком языка облизнув пересохшие губы, Нилка кивнула – звуки застряли в горле.

– А-а, вот, значит, как. А говорить-то мы умеем?

Нилка снова кивнула.

– Валежанин, большими дозами ты убиваешь. – Тамара успела надеть джинсы и джемпер. Под тонким трикотажем прорисовывались бугорки сосков.

В эту самую минуту Нилка ничего так не желала, как быть похожей на спокойную и равнодушную ко всему Наоми-Тамару. Равнодушную настолько, что в присутствии неотразимого самца у нее не отнялась речь.

– Я? – радостно удивился мачо.

– Ты. Это Вадим Валежанин, скаут международного агентства, – представила богочеловека Тамара.

У богочеловека оказалась бульдожья хватка.

– Значит, так, – обратился он к Нилке, судорожно комкающей платье, – приходи в себя, одевайся и выходи в холл. Кивни, если ты меня слышишь.

С красивого лица сбежала улыбка, оно стало пугающе жестким, очаровательный шалопай бесследно испарился.

Нилка приниженно кивнула.

– Ого, – хмыкнула Тамара, когда мачо, уходя, поднял в прощальном жесте руку и скрылся за дверью.

Пребывающая в полной прострации Нилка сглотнула.

– Как думаешь, зачем я ему понадобилась?

– Наверное, у него есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

– Какое?

– Найди его – узнаешь.

– Может, не надо? – Колени все еще противно дрожали, Нилка чувствовала себя только что сдувшимся аэростатом.

– Неужели тебе не интересно, чего он хочет?

Еще как интересно. Даже слишком интересно. От этого-то нездорового интереса Нилку и бил озноб.

Неожиданно Нилка поймала себя на остром желании дезертировать. Тихо смыться. Как это сделать незаметно с ее ростом?

Ничего не попишешь, придется выяснить, зачем она понадобилась этому господину.

От волнения не попадая в рукава и штанины, Нилка с грехом пополам переоделась, расчесалась, перехватила волосы резинкой и соорудила гулю на затылке.

– Ни пуха, – напутствовала Тамара.

– К черту, – рассеянно отозвалась Нила.

…В холле скаута не оказалось.

Испытав невероятное облегчение, Нилка протрусила к выходу, выскочила на улицу и буквально врезалась в отару ребят, дымивших под колоннами.

Увидев Нилку, парни засвистели и захлопали в ладоши так яростно, будто увидели Киру Найтли.

– У-у-у! С победой, Кива! Знай наших!

– Большому кораблю большое плавание!

Не избалованная мужским вниманием, Нилка смутилась:

– Спасибо.

– Ты что, на бал не останешься? – Вопрос вогнал Нилку в краску.

Веня ошибся в прогнозах: за три года даже поматросить альбиноса Нилку и бросить желающих не оказалось.

– Немного подышу и вернусь, – стараясь скрыть ликование, ответила Нилка и неуклюже спряталась за колонну.

За колонной открывался вид на блестящее надменное авто. Нилка в машинах ничего не понимала, но автокар от шестой модели «жигулей» даже она умела отличить.

На территорию техникума допускались только ВИП-персоны, и Нилка заинтересованно вытянула шею.

В этот момент дверца авто со стороны водителя распахнулась, над ней показалась породистая кудрявая голова, и Нилка со всей беспощадностью поняла, что не в состоянии сопротивляться исходящей от этого человека силе, что ее влечет к нему как магнитом. Нилке стало страшно.

– Кива! – раздался пленяющий баритон.

В груди разрасталось сердце, еще немного, и ее оторвет от земли.

Впрочем, она и так уже не чувствовала землю под ногами.

– Прыгай ко мне, поболтаем, – командирским тоном велел Валежанин и спрятался в машине.

– Почему в машину? Вы же сказали в холле? – Жалкая, обреченная на провал попытка ускользнуть, перехитрить судьбу.

– Там же народу до черта, поговорить не дадут. Так что давай не трусь. Садись.

Тон, которым это было сказано, пристыдил Нилку. На самом деле что это она себе нафантазировала? Разве подобный мужчина может заинтересоваться такой спирохетой, альбиносом и тлей, как она?

Сила этого аргумента сдвинула Нилку с места. Ступая осторожно, как слепая, не помня себя, Нилка двинулась на зов.

– Хорошо, – пролепетала она и оказалась в машине по правую руку от скаута.

…Что-что, а обольщать Валежанин умел.

В ход шли документальные свидетельства: статьи в газетах и журналах, буклеты с презентаций, выставок, промоакций и, конечно, дефиле.

Но это все был вспомогательный материал.

Взгляд, голос, речь, движения рук – неторопливо-уверенные – это были главные инструменты обольщения, против которого не устояла еще ни одна жертва.

– У тебя есть мечта в жизни? – За редким исключением, так незатейливо начинал Валежанин окучивать простушек. Даже самый поверхностный взгляд сказал Валежанину, что с этой селянкой он разделается в два счета. Или даже на счет «раз». Поэтому он не стал ничего изобретать, пошел проторенным путем. – Неонила Кива, у тебя есть мечта? – спросил скаут, наклоняясь через Нилкины колени к бардачку.

В полуобморочном состоянии Нилка вжалась в кресло.

Одним движением Валежанин взял два яблока и вернул крышку бардачка на место – Нилка, как завороженная, следила за большой аристократичной рукой скаута, покрытой тонкими черными волосками. Ничего общего с Веней и вообще с кем бы то ни было – несравненная рука.

– Ну, так как? – заждался скаут.

– Мечта? – тупо переспросила Нилка, подавленная его близостью и роскошью окружающей обстановки.

– Ну да. Мечта. Какая-нибудь заоблачная.

– Не знаю. – Нилка стушевалась.

Можно считать заоблачной мечтой ее желание работать в лучших европейских домах моды?

– Держи. – Валежанин опустил Нилке на колени зеленое огромное яблоко и нажал на какую-то кнопку, и Нилка во все глаза смотрела, как с тихим шелестом стекло с его стороны медленно поехало вниз.

– Спасибо, – пискнула Нилка, точно зная, что ни за что в жизни не откусит от налитого бока – Нилка даже в мыслях не могла допустить, чтобы она в присутствии неотразимого мачо широко раззявила рот.

Скаут обратил на пассажирку насмешливый взгляд:

– Никогда не встречал девушек без мечты. Может, ты замуж хочешь? Свой дом, там, спиногрызов штук пять?

Нилка растерялась:

– Вы шутите?

– Вот и я думаю: не может же такая красавица оказаться такой тупицей.

Нилке перестало хватить воздуха, она открыла рот и шумно вздохнула. Вовсе не «тупица» ее подкосила – вовсе другое слово, которое страшно повторить даже про себя, даже в самых тайных мыслях.

Будто бы ничего такого и не было сказано, Валежанин вкусно хрустел яблоком и продолжал практику обольщения:

– Не может человек без мечты. Человек без мечты – что?

– Что?

Неужели ей показалось и слово «красавица» произнесено не было?

– Млекопитающее. Согласна?

Нилка готова была подписаться кровью под каждым словом, каждой буквой, произнесенной богочеловеком, но только покраснела в ответ.

– Ты хочешь сказать, что случайно поступила учиться в эту бурсу?

Оскорбившись за альма-матер, Нинка немного пришла в себя.

– Не случайно. Мне здесь нравится.

– А-а, вот, значит, как, – снова блеснул голливудской улыбкой скаут, – тебе здесь нравится, потому что ты мечтала сюда поступить?

– Конечно! – Нилка почувствовала, что обрела почву под ногами. – Я всегда мечтала стать мастером-закройщиком, как бабушка.

– Вот, значит, как. Ну, теперь ты станешь модельером-закройщиком. Сносная мечта. А еще о чем мечтаешь?

Про Париж и Европу Нилка бы не созналась даже под пыткой. Она потупилась и молча вертела в ладони яблоко.

– Хорошо. Тогда я попытаюсь угадать. Можно? – Снова улыбка, только уже прицельно бьющая по неискушенной Нилке.

– Можно, – выдавила она.

– Только чур ты мне помогаешь.

– Как?

– Как в детстве: горячо – холодно. Помнишь?

– Помню. – Нилка недоверчиво улыбнулась.

– Ну что, поехали?

– Куда? – струсила Нилка.

– Эх, да что ж это такое? – возмутился неотразимый селекционер моделей. – Как можно мечтать о чем-то, будучи такой трусихой, а?

Выпад показался Нилке более чем странным: одно с другим в ее сознании не вязалось. Ну, трусиха. Так ведь чужих мужчин нужно бояться. А при чем здесь мечта?

– А при чем здесь мечта? – озвучила она свое сомнение.

– Как при чем? – обрадовался Валежанин, будто только и ждал этого вопроса. – Как при чем? Трус мечтать не может по определению. Трус только и может, что трястись от страха, чтобы не дай бог что-то изменилось в его жизни. А что такое мечта?

– Что?

– Мечта – это перемены. Большие, если мечта большая, и маленькие, если мечта маленькая. Например, – с воодушевлением продолжал Валежанин, – ты мечтаешь о котенке. Это маленькая мечта, и перемены она повлечет за собой небольшие: лоток, мисочки, корм и разодранные обои. А вот большая мечта – выбор профессии, например, – влечет за собой серьезные перемены в жизни. Согласна?

Нилка смущенно молчала. Ей было стыдно, как богоотступнице: она не была согласна с вершителем судеб – скаутом Валежаниным. С ее трусливой точки зрения, мечта и цель были разными вещами.

– Что молчим? – не отставал богочеловек.

– Мечта может никогда не стать реальностью, – отважилась возразить Нилка.

– А-а, вот, значит, как! – Валежанин с интересом уставился на собеседницу. – Ты хочешь сказать, что у тебя была не мечта, а цель? Поэтому ты здесь? И это значит, что ты вовсе не трусиха? Я угадал?

Польщенная Нилка застенчиво улыбнулась:

– Примерно.

– Тогда ты оценишь мое предложение, – коварно подошел к интересующей его теме Валежанин и торжественно замолчал.

– Какое? – заерзала Нилка.

– Я предлагаю тебе работу модели. Оплачу учебу на курсах, возьму в штат и все такое. Подробности обговорим потом. Ну как?

Нилка боялась пошевельнуться: для ее неокрепшей психики два предложения за один день и машинка «Зингер» были слишком серьезным испытанием.

Да еще этот неотразимый мачо совсем не следит за речью. Сначала «красавица», теперь «модель» – это же… это… ах, да что там говорить! Она даже мечтать о таком не смела!

Радость омрачалась только одним соображением: техникум-то она не окончила. Ей еще год корпеть над учебниками. Вряд ли бабушка одобрит, если она не доучится.

На Нилкином лице отразилась борьба, скаут, он же Вельзевул, поспешил закрепить результат:

– Что такое модельер-закройщик в сравнении с Клаудией Шиффер, например, или нашей Натальей Водяновой? Отстой! Если, конечно, ты не кутюрье вроде Лагерфельда или Кардена. Ты Лагерфельд?

– Н-нет, не знаю, – промямлила Нилка.

– Вот и я говорю. Не Лагерфельд. Тогда зачем тебе эти выкройки, лекала и рулоны тканей?

– Но ведь неизвестно, смогу я стать звездой подиумов или не смогу.

– А я зачем? – искренне изумился скаут. Чем-то он сейчас напомнил Нилке Карлсона.

– Но ведь не вы же будете дефилировать?

– Верно, – коварно усмехнулся Вельзевул-Валежанин, – но именно я тебя этому научу.

– А как же техникум? – Нилка опасливо покосилась на колонны за спиной.

– Возьмешь отпуск.

– Какой отпуск? Что вы? У нас через неделю сессия начинается.

– Ну, больничный.

– Где же я его возьму?

Нилка не понимала, как реагировать на предложение. Не может же богочеловек быть таким… наивным.

Валежанин хлопнул себя по коленям красиво вылепленными ладонями:

– Дьявол, ну, хочешь, я тебе больничный организую? Нет, не в том смысле, – успокоил он Нилку, увидев ее вытянувшуюся физиономию, – привезу справку, что ты страдаешь анорексией.

– Что?

– Или шизофренией – выбирай.

Нилка снова начала краснеть, и Валежанин вдруг развеселился:

– Даю тебе время на размышление – цени. И держи. – Он протянул визитку.

Все было сказано. Семя, брошенное в благодатную почву, само потянется в рост – никаких сомнений на Нилкин счет у Валежанина не было.

…Ничего удивительного в том, что ее пригласила к себе Варенцова, Нилка не усмотрела – наоборот. Чего-то в этом духе она и ожидала.

Теперь у нее, Неонилы Кива, начнется другая жизнь. Теперь ей воздастся по трудам – это неизбежно. Теперь она просто обречена входить под фанфары в высокие кабинеты и принимать заслуженные почести…

Постучав в двойную деревянную дверь и дождавшись разрешения, Нилка вошла с видом скромницы, встала у края стола и потупилась в ожидании похвал.

Фанфары почему-то молчали.

Старуха окинула Нилку мутным взглядом поверх очков и скрипучим голосом прокаркала:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.