Этрусский браслет

Раскопки этрусских гробниц ведутся еще с XVII века, и поверь мне, самая меньшая часть археологических раскопок в Этрурии носит исследовательский характер. В основном на захоронения случайно натыкались, и тогда их просто вскрывали для того, чтобы забрать бесценные вазы, золотые украшения, изделия из бронзы, а потом гробницы просто закапывали. Конечно, проводились и систематизированные раскопки, делались зарисовки подземных камер, тщательно копировались росписи, и, кстати сказать, благодаря этому мы можем понять, как когда-то выглядела та или иная гробница. И только в единичных случаях фрески снимались со стены и перевозились в музей или частную коллекцию, и тогда их удавалось спасти. Прибавь к этому, что захоронениям этрусков без малого два с половиной тысячелетия, а это срок не маленький, и за такой промежуток времени происходило множество событий, начиная от постоянного осыпания земляных пород, вплоть до полного заболачивания огромных территорий. Именно это и случилось с большим и богатым портом этрусков – Спиной.

На самом деле, до сих пор открываются все новые и новые гробницы, например, после Второй мировой войны только в Тарквинии удалось открыть 2600 гробниц, из них 22 с росписями. Кстати, пропорции налицо, уцелевшие росписи в гробницах этрусков – это огромная редкость. А что касается посещения, то некоторые этрусские захоронения ты можешь увидеть, например, в Тарквинии. Теперь тебе понятно, что камера, которую ты сейчас видела, это исключение из правил?

– Нет, Саша, я все понимаю. Но почему именно эту великолепную гробницу не огородили, почему здесь сейчас не работают археологи, искусствоведы, почему нельзя сюда попасть как туристу?

Сашка молчал. Марина внимательно посмотрела на него и поняла, что он не знает, что ответить. Через несколько секунд Саша нашелся:

– Конечно, в нее пока нельзя попасть. Понимаешь, сейчас зимний сезон, затишье, когда будет потеплее, сюда приедет куча народу, будут срисовывать росписи со стен, все фотографировать, вот после всего этого ее и откроют для широкой публики.

Марину этот ответ очень удивил. Она была знакома с Сашей несколько лет и знала, что врать он не умеет. Сейчас она поняла, что Сашка все придумал тут же, на ходу. «Странно все это», – подумала Марина про себя, но ничего не сказала. Вместо этого она опять стала вспоминать прекрасные фрески из сегодняшней гробницы.

Они опять шли по огромному холму, Саша постоянно осматривался, как будто что-то выискивая. Пройдя около 15 минут, он остановился и достал из сумки какой-то прибор.

– Что это такое? – спросила Марина.

Сашка обрадовано стал объяснять:

– Это незаменимая в нашей работе вещь. Не можем же мы с тобой перекопать весь огромный холм лопатой, ведь так? И поэтому нам на выручку пришла техника. Ты сегодня была в гробнице и видела, где хоронили этруски?

– Ну, в камерах, – ответила Марина.

– Правильно, старушка. А наша задача найти эти самые камеры. Земля проводит электрический ток, но проводимость земли и пустой камеры разная. Вот для этого-то и служит этот приборчик. Сейчас мы его настроим и проверим, где в ближайшем месте есть гробницы.

– Да везде, – удивилась Марина, – мы на них стоим.

– Вот именно. С одной стороны – это хорошо, много гробниц, значит, есть вероятность отыскать что-то ценное. А с другой стороны – плохо, потому что захоронения повсюду.

Саша установил прибор, что-то долго настраивал, а потом стал смотреть на монитор, поворачивая прибор то в одну, то в другую сторону. После долгих раздумий, он произнес:

– Ну, давай попробуем вот туда, метров 20 на север.

– А мы теперь будем копать?

– Нет, копать мы не будем. Вернее, мы выкопаем небольшую яму, диаметром сантиметров 8 и опустим в гробницу видеокамеру, которая нам все покажет… Давай-ка ты, Марина, иди вон в ту сторону шагов тридцать, а я точно замерю расстояние. Я тебе помашу рукой, когда надо будет остановиться.

Пройдя сколько было положено, Марина повернулась к Саше. Он стал знаками указывать ей направление, куда перемещаться и Марина шагала по холму: пять шагов вправо, четыре прямо, остановиться. Потом она увидела, как Саша долго что-то изучал, склонившись над прибором, затем он собрал его и направился к ней.

– От тебя надо взять еще метр влево, – сообщил он, когда подошел.

Саша достал из сумки какой-то инструмент и стал с помощью него выкапывать глубокую яму небольшого диаметра.

– Это бур, – пояснил он.

Через некоторое время по звуку Марина поняла, что бур наткнулся на что-то твердое.

– О, камни пошли, значит, скоро попадем в гробницу, – сказал Саша.

Он поработал еще какое-то время и остановился, затем достал из сумки стеклянный цилиндр, положил в него небольшую камеру и опустил все вместе в проделанное отверстие. Потом стал настраивать уже другой прибор.

– Смотри, сейчас мы установим освещение и яркость, и видеокамера нам покажет наши сокровища, конечно, если они там есть.

Они вместе заворожено уставились в монитор. Сначала Марина увидела голую стену, потом Саша начал поворачивать камеру, и перед ними предстало довольно большое помещение, дальний конец которого был завален землей. Видеокамера, управляемая опытной Сашиной рукой, делала полный круг и опускалась ниже, демонстрируя отсыревшие от времени стены. Прошло немало времени, прежде чем Марина поняла, что гробница абсолютно пуста. Только на одной стене остался совсем небольшой фрагмент потускневших, блеклых фресок. А Саша продолжал работать. Он опускал камеру с каждым разом все ниже и очень внимательно вглядывался в монитор.

– Зачем ты смотришь дальше, ведь видно, что росписей в гробнице нет? – не выдержав, спросила Марина.

– Ты что, при чем тут росписи? – сначала даже не понял Саша. – Эх, Маринка, росписями сыт не будешь. В гробнице может не остаться фресок, но на полу могут стоять дорогущие вазы, а еще лучше, если лежит чей-то труп, вернее уже прах, и куча золотых украшений, тогда, считай, тебе действительно повезло. Не отвлекай, Марина.

И Саша опять стал изучать изображение в мониторе. Марина недоуменно посмотрела на него. Она ничего не понимала: странно, оказывается, росписи не самое главное?! И она, чуть обидевшись, начала разглядывать холм, на котором стояла. А Саша все не отрывал взгляда от прибора. Только спустя пятнадцать минут он произнес:

– Да, Марина, ты права. Там действительно ничего нет. Вернее, в дальнем углу, где завалено землей, стоит ваза, но только одна. Из-за одной вазы, поверь мне, заморачиваться не имеет смысла. Да, очень жаль.

Саша аккуратно вынул из ямы стеклянный цилиндр, достал оттуда видеокамеру, все очистил и убрал в сумку.

– Жаль, конечно, – повторил он. – Считай, день прошел впустую, ничего не нашли. Сегодня нам пора. Уже поздно искать другое место – не успеем проверить, потому что скоро начнет темнеть. А завтра, Марина, давай-ка в 9 утра уже выезжать, договорились?

– Хорошо, как скажешь. А ты завтра покажешь мне еще гробницы с росписями?

– Нет, не покажу. Потому что на этом холме я знаю пока одну гробницу с росписями, и именно ее ты сегодня видела. А вот если мы найдем с тобой что-то подобное, то это будет просто супер. Так что завтра выезжаем пораньше, и надо искать.

Они уже шли по направлению к дороге, туда, где стояла машина, когда Марина решилась задать мучивший ее вопрос:

– Саша, а почему ты сказал, что росписи не главное? Я не спорю, золотыми украшениями можно любоваться в музее, и это прекрасно, и вазы тоже очень красивы, но именно росписи передают характер этрусков. Только увидев такие прекрасные фрески, какие я видела сегодня, современный человек сможет более полно понять этот древний народ, почувствовать их мир.

Но Саша почему-то разозлился:

– Опять ты со своими росписями! Слушай, Марина, у нас с тобой чисто деловое соглашение: мы вместе ищем гробницы, и все. Если тебя что-то не устраивает, ты можешь отказаться. Пожалуйста, иди ищи себе другую работу. И не задавай мне больше глупых вопросов!

У Марины на глазах от обиды выступили слезы, и она тут же отвернула голову, чтобы Сашка не заметил их.

«Они, наверное, сговорились, – думала про себя Марина. – Сначала Лучано меня обижает ни за что ни про что, а потом еще и Сашка. Конечно, он знает, что мне нужна работа, и делает мне больно, говоря такие вещи».

Марина засопела от негодования и еще больше отвернула голову. Так, молча, они дошли до машины. Когда Саша выехал на трассу, он все-таки сказал:

– Ладно, старушка, не дуйся. Мы же работаем вместе, просто я не люблю лишних вопросов.

Марина ничего не ответила. Молча они доехали до Рима и уже в Риме, паркуя свою машину, Саша предложил Марине:

– Давай вместе поужинаем, я плачу. Ты как насчет пиццы?

Но Марина еще не отошла:

– Нет, я пока не хочу есть. Во сколько мы завтра встречаемся?

– В 9 на вокзале.

– Хорошо, я буду к 9-ти. Пока.

Марина вышла из машины, накинула на одно плечо свой рюкзак и свернула в ближайшую маленькую улочку.

Время было 8 часов вечера. В хостел ей не хотелось возвращаться так рано – ее соседкой по комнате оказалась болтливая афроамериканка, постоянно ей что-то рассказывающая и расспрашивающая обо всем. Сейчас Марине не хотелось ни слушать ее болтовню, ни, тем более, отвечать на ее вопросы. Поэтому Марина сначала перекусила куском пиццы и кофе, а потом направилась в небольшое интернет – кафе, попутно отругав себя за то, что не взяла от Лучано свой ноутбук. Правда, ругала она себя не очень долго, так как теперь все ее мысли занимали этруски.

Из кафе Марина вышла уже в двенадцатом часу, после того, как прочитала несколько статей об истории тирренцев (в древности именно так называли этрусков), их жизни, обычаях, и посмотрела фотографии этрусских гробниц. Приехав в хостел, она приняла душ и сразу же легла спать.

И вот ночью с ней произошло что-то удивительное – Марине приснился сон. Но не обычный сон, какие снятся часто каждому из нас, а сон – реальность: во сне она жила, чувствовала, разговаривала. Она помнила каждую деталь своего сна, каждое сказанное слово, каждое свое ощущение и точно знала, что все это было с ней, было примерно… 2600 лет назад.

* * *

Она проснулась с первыми, еще робкими лучами солнца. Лежа в постели с открытыми глазами, она прислушивалась к звукам дома. Тишина – все еще спят. Спят родители в соседней комнате, спят братья и даже рабы. На потолке, сквозь рассеивающийся мрак, начинают проступать разноцветные квадраты: уже видны темнозеленые, можно различить красные, но ее самые любимые солнечно-желтые, пока скрывает темнота. Прекрасные лошади, страшные медузы, диковинные драконы, расположенные на карнизе под потолком, отбрасывают причудливые тени на стены, на которые сейчас падают нежные блики колесницы богини утренней зари – Тезан.

Она тихонько, чтобы никого не разбудить, встает и берет зеркало. Сначала проводит рукой по шершавой поверхности бронзового диска и, как всегда, любуется тончайшими линиями рисунка: широкой гирляндой из цветов и веток, окаймляющей диск по кругу, и изображением прекрасной богини Уни, склонившей голову к правому плечу. Затем она переворачивает зеркало и разглядывает свое отражение. Ее зовут Акрисия Вибенна, ей 11 лет, у нее золотистые густые волосы, светлая кожа, светло-карие глаза и она…. другая.

«У отца, матери и братьев волосы и глаза черные как ночь, а у меня и кожа намного светлее и глаза другого цвета. Почему я не похожа на них?» – думает Акрисия.

Однажды она спросила об этом у матери, но та, мгновенно рассердившись, сказала:

– Не спрашивай этого никогда, – и вышла.

Акрисия испугалась. Она перестала кому бы то ни было, кроме себя, задавать этот вопрос, но он мучительно терзал ее всякий раз, как только она видела свое отражение.

Сейчас Акрисия расчесала свои густые волосы и быстро заплела их в две толстые косы. Она точно знала, что мама опять будет ругать ее:

«Прежде всего, после того, как ты проснулась, – как будто слышала ее голос Акрисия, – ты должна разбудить рабыню, которая расчешет твои волосы, сделает красивую прическу, затем подаст твою одежду».

«Ой, мама, мне так некогда! Если я буду ждать, когда рабыня проснется, причешет, заплетет, то я никуда не успею. Мне надо быстро», – мысленно возразила она маме, одевая длинную светлую льняную тунику, затем широкий, расшитый красной нитью плащ.

На руку Акрисия надела свой любимый браслет, а на шею золотую буллу, указывающую на то, что она еще ребенок, и в последнюю очередь высокие туфли, из тонкой кожи, с загибающимися вверх носами – калцеи.

Она вышла из своей комнаты и оказалась в вестибюле, в который выходили двери трех соседних комнат. Снова прислушалась – из спальни родителей и из комнаты старших братьев не доносилось ни звука. Еще немного постояв, Акрисия быстро и очень тихо проскользнула в атриум.

Довольно большой атриум имел форму прямоугольника. В центре находился колодец для сбора дождевой воды, а в покрывающей атриум крыше, прямо над колодцем, имелось квадратное отверстие. В этом помещении отец и мать принимали посетителей, и скамьи, обшитые переливающейся огненно-желтой, дорогой тканью, великолепные статуи и бронзовые треножники, расставленные вдоль стен, предназначались для того, чтобы показать гостям богатство и процветание их семьи. Дверь из атриума вела на улицу.

Акрисия вышла, миновала два ряда колонн, украшающих дом наподобие храма, спустилась по лестнице, расположенной в центре и оказалась на широкой улице. Повернув, она быстро зашагала по вымощенной камнем дороге.

«Этот дом принадлежит Ларсии и Авлу Танхвил, – думала Акрисия, проходя мимо ряда домов, – и на крыше их дома нарисованы белые кони. А на крыше моего дома изображена медуза – горгона с высунутым языком, а вот на следующем доме, в котором живет Сетр Велтур, – ужасно страшные змеи. Все эти знаки нужны для того, чтобы отпугивать злые силы, и видны только сверху. Какая у нас все-таки красивая улица! Наверное, самая красивая в Вейи, конечно, не считая той улицы, на которой стоит дворец моего деда – царя города. У него целых 20 комнат, расположенных на двух этажах, и огромный двор, где он принимает посетителей, а еще, у него множество рабов, намного больше, чем у нас… И все-таки хорошо, что на моих калцеях кожаные подошвы», – вдруг пришла ей в голову мысль, – «какой бы сейчас стоял грохот, если бы я одела свои деревянные сандалии! Так, сейчас мне надо свернуть направо и идти на север, по направлению к воротам, ведущим к дороге на город Цере.»

Акрисия вскоре вышла к высоким стенам, окружающим город, миновала ворота и оказалась на холме, покрытым нежно – зеленой травой. Она остановилась лишь на мгновение, с удовольствием всматриваясь в знакомую линию горизонта, туда, где темный лес сливался с розовеющем от встающего солнца небом. Потом Акрисия сняла калцеи, взяла их в одну руку, второй рукой подхватила длинный плащ и быстро, как бегают мальчишки, побежала босиком по направлению к высокому дубу.

Поднимающиеся к солнцу влажные бутоны цветов, утренняя свежесть, чистота, свет, только что проснувшегося светила, и аромат лета, травы, влажной земли. Бежать по росе было немного холодно, но как приятно! Акрисия быстро приближалась к огромному старому дубу, стоявшему на середине холма.

Того, кто ждал ее, сначала не было видно из-за ствола дерева, но она точно знала, что он там есть. Этого пожилого человека звали Лар Расна. Никто не знал, сколько ему было лет, так же, как никто не знал, откуда он родом. Несколько лет назад он пришел в Вейи и стал жить в пустом, заброшенном доме на окраине города. В его взгляде было столько мудрости и величия, что иногда Акрисии казалось, что он принадлежит к другому, более древнему миру. Но при этом Лар Расна всегда одевался в самую скромную, поношенную одежду, а на его плаще отсутствовали даже самые простые украшения. Лар никогда ни у кого ничего не просил, он не состоял ни в одном совете города, хотя его приглашали во все, более-менее значимые. Но каждый в Вейи знал, что если с ним что-то случится, то надо обратиться именно к Лару Расне, и он поможет.

Он никогда не брал серебра, украшений, вина, он соглашался принимать только еду, и жители города шли к нему чередой и оставляли кто молоко, кто яйца, или приносили разнообразные плоды и орехи. Лар давал советы только действительно нуждающимся людям. Если он слышал праздные вопросы, он молча отворачивался в другую сторону и ждал до тех пор, пока любопытный не покидал стен его дома.

Несколько месяцев назад Акрисия вместе с братьями проходила мимо дома Лара. Он стоял возле открытой двери, всматриваясь в небо. Когда Акрисия, поприветствовав его, уже прошла мимо, Расна вдруг окликнул ее:

– Как тебя зовут, девочка?

Она остановились:

– Меня зовут Акрисия Вибенна, – ответила она, украдкой поглядывая на братьев, боясь, что они уйдут без нее.

– Кто твои родители?

– Моя мать Хасти Вибенна, дочь царя Вейи, мой отец Ларис Вибенна.

Лар кивнул головой, о чем-то раздумывая.

– Ты знаешь, как гадать по полету птиц? – спросил он у нее.

Акрисия не знала. Ее братьев обучал жрец Тахо, который был гаруспиком[3]. Но она девочка, а девочкам важнее учиться вышивке и плетению, именно так считала мама, а самой Акрисии очень хотелось научиться этой науке.

Сильно смутившись, она ответила:

– Я очень плохо знаю.

Лар опять немного кивнул головой и сказал:

– Приходи завтра, как только Тезан начнет озарять лучами небо, к большому дубу, что на холме возле дороги на Цере, я научу тебя.

Акрисия очень удивилась, а потом спросила:

– А можно со мной придут мои братья?

Еле заметно улыбнувшись, Лар Расна утвердительно кивнул головой.

И вот уже два месяца, в те дни, когда не было дождя, Акрисия прибегала к дубу, и всегда там ждал ее старец Лар. Первые несколько раз и братья приходили вместе с ней, но потом им это наскучило. «Уж лучше мы будем спать дома», – сказали они Акрисии. Она же с нетерпением ждала следующего утра, боялась проспать, и как только богиня Тезан начинала запрягать свою волшебную колесницу, отбрасывающую чуть розоватые лучи на землю и небо, Акрисия уже вскакивала с постели.

Лар Расна учил ее гадать по полету птиц, они много разговаривали, и для Акрисиии он стал мудрым учителем и другом.

Примечания

1

Перевод с итальянского Александра Махова

2

Стихи Микеланджело. Перевод А.М.Эфроса

3

Гаруспик – жрец-гадатель по печени жертвенного животного. В 1894 году к ученым попала бронзовая модель печени овцы, по которой древние этруски учились гадать (бронзовая модель была найдена под Пьяченцой, до сих пор ее многие называют печень из Пьяченцы). Модель разделена на участка, на каждом из которых написано имя бога, отвечающего за данный участок.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.