Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Спаситель мира

ModernLib.Net / Детективы / Анисимов Андрей / Спаситель мира - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Анисимов Андрей
Жанр: Детективы

 

 


Стерны уселись в сани, и кобылка побежала мерной, неторопливой рысцой. Тут, в маленьком финском местечке, никто никуда не спешил и все делалось спокойно, обстоятельно.

На берегу залива, где Стерны арендовали дом, тишину нарушали только крики чаек. Мол из валунов, дощатая пристань, мачты рыбацких парусников, в центре магазинчик с малюсеньким баром, почта да маяк на утесе — вот и весь мирок городка Пахти. За символическую для петербургского вельможи цену Стернам сдали в аренду небольшой домик. В нем были гостиная с печью, обложенной кафелем, комнатка-кабинет, спальня, детская для мальчиков и кухонька-столовая. После родового помещичьего дома в Ижорах и огромной барской квартиры на Фонтанке финский домик казался игрушечным, но в его окнах синело море.

— Какое восхитительное место! Здесь ты напишешь книгу, которая затмит Библию. Народы земли нуждаются в современном мессии, и ты им станешь, — глядя горящими глазами на мужа, предрекла Алиса Николасвна.

Стерн поцеловал жене руку, не раздеваясь прошел в гостиную и прислонился к горячим изразцам недавно натопленной печки. Борясь с приступом кашля, он расстегнул жилет и потрогал бархатный мешочек с магическим камнем. Камень покоился на месте, сквозь бархатную ткань футляра пальцы почувствовали жесткие грани горного хрусталя.

К вечеру им принесли утренние петербургские газеты. На первых страницах сообщалось о зверском убийстве придворного пророка Григория Ефимовича Распутина. Его тело нашли в проруби Невы.

* * *

— Пусик, ты спишь? — Вера Сергеевна осторожно заглянула в комнату сына.

Слава лежал на тахте, откинув голову, и сладко посапывал. На полу и на кресле возле него веером рассыпались листки с печатным текстом. Вера Сергеевна осторожно отодвинула их и присела на краешек тахты:

— Пусик, к тебе, пришли.

Синицын открыл глаза и ошалело оглядел комнату.

— Ма, я же просил меня не доставать… — проворчал он, сообразив, что рядом его родительница.

— Пусик, но к тебе пришли, повторила Вера Сергеевна.

— Кто там еще, мам?

— Очень привлекательная девушка, — улыбнулась Вера Сергеевна.

— Ленка, что ли? — предположил Слава и присел.

— Ну, Пусик, Лена бы сейчас тут сама тебя разбудила бы. А эту красавицу я вижу в нашем доме впервые.

— Хорошо, я сейчас выйду, — смилостивился Синицын и, протирая глаза, встал на ноги.

— Ты бы хоть причесался. Девушка красивая, — посоветовала Вера Сергеевна.

Матери явно не хотелось, чтобы гостья увидела ее бравого сына взлохмаченным и заспанным.

— Ладно, мам, ты ее отвлеки, а я схожу морду ополосну, — попросил Слава.

Грубые выражения Вера Сергеевна не любила, поэтому слово «морда» ее покоробило, но она промолчала и отправилась отвлекать гостью. Через несколько минут Слава, умытый и причесанный, вышел в гостиную и увидел Машу Баранову. В первый момент он онемел. Старший лейтенант привык делить служебную и личную жизнь и, увидев вдову убитого в качестве живого человека в собственном доме, растерялся.

— Простите меня, Вячеслав Валерьевич, но мне необходима помощь, а кроме вас, мне обратиться не к кому, — печально глядя на Синицына, проговорила Маша.

Причем голос ее звучал монотонно и никаких человеческих красок в нем Славе услышать не удалось.

— Как же вы меня нашли? До конца следствия я не имею права на личные контакты с лицами, фигурирующими в деле, — отходя от неожиданного визита, предупредил Синицын.

— Вы мне сами дали карточку, на случай если чего вспомню, вот я вас и нашла, — невозмутимо пояснила Баранова.

— Может быть, Пусик, ты мне представишь свою знакомую? — обиделась Вера Сергеевна.

— Конечно, мам. Только не называй меня в присутствии посторонних Пусиком, — покривился сын.

— Извини, Пусик, больше не буду, — пообещала Вера Сергеевна.

Слава махнул рукой и познакомил женщин. Узнав, что перед нею вдова писателя, Вера Сергеевна смахнула слезу:

— Какое у вас страшное горе. Давайте я вас хоть чаем угощу, — и она побежала на кухню.

— Присаживайтесь, Маша. Не обращайте внимания на маму. Она у меня нормальная, но никак ни может понять, что я уже взрослый.

Маша кивнула и спокойно села за стол.

— Я вас слушаю, — ободрил гостью Слава и уселся напротив:

— Вы чего-нибудь вспомнили?

— Нет. Ничего не вспомнила, — невозмутимо сообщила Маша.

— Тогда зачем вы здесь?

— Вы просили сообщать обо всем, возникающем из прежней жизни мужа.

— Да, просил, — подтвердил Слава.

— Мне позвонил человек и потребовал пьесу Олежки. Он говорил, что деньги за пьесу театр уже выплатил и им нужен текст. Я не знаю ни о какой пьесе. — Молодая вдова часто заморгала и поглядела на Славу так, будто пьесу требовал он.

— Что за человек? — насторожился Синицын.

— Не знаю. Сказал, что режиссер. — По лицу молодой женщины было видно, что она и впрямь огорчена и ничего понять не может.

— Как же вы жили? Муж работал дома на ваших глазах, а вы ничего о нем не знаете, — удивился Синицын.

— Олежке так нравилось. Он не любил отвечать на вопросы. Его устраивало, что я молчала и его дел не касалась. Он часто повторял, что я удивительная женщина, потому что умею молчать… — И следователь увидел на глазах вдовы слезы. «Оказывается, не все так просто в Датском королевстве. Я-то считал Машу просто круглой идиоткой», — подумал он.

— Хорошо, постараюсь выяснить, кто вам звонил, и разобраться с этим вопросом, — пообещал Синицын.

Проводив Баранову до дверей, Слава поглядел на часы и понял, что времени до закрытия банка достаточно. Ведь начальник отправил его домой утром, и сейчас всего половина третьего. Он быстро надел пиджак и крикнул матери, что уходит.

— Пусик, а как же чай? Я же хотела вас с Машей чаем напоить, — огорчилась Вера Сергеевна.

— В другой раз, мам, — отозвался Слава и выбежал на лестницу. В банке Синицына уже знали, и директор распорядился распечатать милиционеру все манипуляции со счетом Каребина.

— Вы будете иметь это у себя и сможете удовлетворить свои потребности на рабочем месте, — усмехнулся банкир. Частые визиты следователя удовольствия ему не доставляли.

Но сегодня Слава на работу возвращаться не собирался, да и разобраться со специфическими записями финансистов самостоятельно не мог.

— Виталий Федорович, — прочитав бирку с именем на лацкане пиджака банкира, обратился к нему старший лейтенант. — Ваш клиент Каребин работал с двумя издательствами. Они и переводили гонорары на его счет. Посмотрите, пожалуйста, нет ли тут суммы, пришедшей из другого источника. Я интересуюсь театром, поскольку имею сведения, что Олег Иванович недавно получил гонорар за пьесу.

— Театр мог выдать ему наличкой, — заметил банкир, но бумаги из рук следователя взял и внимательно их исследовал.

Славе повезло. На валютный счет писателя недавно поступила сумма в полторы тысячи долларов. А поскольку его исторические романы оценивались в четыре раза больше, можно было предположить, что это и есть гонорар за пьесу. Зная счет отправителя, выяснить его координаты было делом техники. Через сорок минут Синицын узнал юридический адрес отправителя валюты. Он хоть и вел крупное дело самостоятельно впервые, но перед этим уже успел два года поработать в команде опытного специалиста, поэтому догадывался, что юридический адрес учреждения может вовсе не совпадать с реальным. Множество фирм, работающих в столице, регистрировалось не в Москве. Иногда это было на другом конце света, аж у Тихого океана. Но сегодня молодому следователю опять повезло. Адрес юридический на Бакунинской улице совпал с реальным и принадлежал именно театру.

И хоть самого режиссера Слава в здании не застал, он выяснил его фамилию и, показав охранникам свое удостоверение, получил мобильный номер его телефона.

Шагая к метро, старший лейтенант почувствовал, что наконец полоса тотального невезения в деле убитого писателя немного поослабла. Он предположил, что текст пьесы, за которую покойный уже получил гонорар, должен быть в его компьютере.

Эта мысль его забеспокоила, поэтому вместо того, чтобы ехать домой, он отправился в Гороховский переулок. Перед знакомым парадным Слава заметил «уазик» Управления. В машине сидел сержант Ваня Турин. Синицын кивнул водителю и быстро вошел в дом. Интуиция подсказывала ему, что приезд коллег связан с квартирой Каребина, и не ошибся. Дверь в нее была открытой, а первый, кого заметил в квартире Слава, был Лебедев.

— Что с Машей? — с порога крикнул он, но тут увидел вдову и успокоился.

Маша сидела как обычно за столом и терпеливо ждала, пока Саша Лебедев и криминалист Антюков возились со столом покойного писателя. Рядом в кресле сидела женщина лет сорока пяти, очень похожая на молодую вдову. С матерью Маши, Тиной Андреевной, Синицын уже встречался и потому подошел к ней поздороваться.

— Я хочу забрать девочку к себе, — сказала она, сухо кивнув следователю.

Слава задумался, как на это реагировать, но его отвлек Лебедев.

— Как хорошо, что ты появился, — обрадовался он. — Тебя искали, но не нашли. Тогда Электрик послал меня, а у меня своих забот полный рот. Дело писателя поручено тебе, вот и принимай новый эпизод.

— Что здесь произошло? — Слава оглядел квартиру, но ничего особенного не обнаружил.

— Иди сюда, следопыт, — позвал его Лебедев и ткнул в компьютер.

Корпус процессора был зверски искорежен. Ящики стола и книжного шкафа раскрыты, и все их содержимое валялось на полу.

— Пока Марии Сергеевны не было дома, кто-то выбил стекло балконной двери и изуродовал компьютер, — пояснил Антюков. — Вот ищу пальчики.

— Ничего из квартиры не пропало? — Слава подошел к вдове и потрогал ее за плечо.

Маша вздрогнула, и он повторил ей свой вопрос.

— Ничего не пропало. Испортили компьютер и перевернули вверх дном все ящики, — ответила за Машу Тина Андреевна. — Так я заберу девочку? Надеюсь, специального разрешения на это не надо?

— Это ваше право. — Синицыну было странно, что мать Маши обращается к нему по семейному вопросу. Где жить вдове, он указывать не мог.

— Только боюсь, что дом вообще растащат. На нашу милицию надежды мало, — проворчала Баранова-старшая.

— Мы можем опечатать квартиру на время следствия, — предложил Лебедев.

— А вы не хотите у меня пожить? — тихо спросила Маша у Синицына.

— Наверное, это не положено… — растерялся Слава.

— Почему не положено? Вы же будете охранять дом, — удивилась вдова.

— Вообще-то следователь на это не имеет права. — Лебедев почесал в затылке и подмигнул Синицыну. — Но если он решит организовать засаду и подежурить в смену с другими сотрудниками, тогда другое дело. Но на такую операцию требуется разрешение начальства.

— Пока не помешало бы починить дверь и вставить стекло, — вмешалась Тина Андреевна. — Кто будет этим заниматься? Мы обе женщины и слесарить не умеем.

— Выйдем поговорим, — тихо предложил Лебедев Славе. Они вышли на балкон.

Саша тут же достал сигарету и жадно затянулся:

— Тебе не кажется, что этот визит совершил убийца? Парень он смелый. Тут балконы друг от друга не близко.

Башкой рисковал.

— Да, крутой альпинист, — глянув вниз, присвистнул Слава.

— Что они тут ищут?

— То, что они искали, находилось в компьютере, — предположил Синицын.

— Или на дискетах. Скорее всего, писатель скидывал текст на дискеты, чтобы подстраховаться. С компьютером происходят иногда сбои, и он все стирает из памяти.

Отпечатки пальцев на стекле книжного шкафа и осколках балконной двери обнаружить удалось быстро. Капитану это показалось странным.

— Профессионал без перчаток за стекло не взялся бы.

— Да, чудно, — согласился Слава.

— Принимай предложение девицы и поторчи тут пару ночей. Если ты затаишься и будешь сидеть тихо, они могут появиться вновь. —Лебедев затушил сигарету и пихнул Славу пальцем в живот. — Решайся.

— Мне надо съездить домой, предупредить маму и забрать из дома роман Каребина. Буду дежурить и читать.

— Валяй. Мы с Антюковым пока доработаем квартиру и разберемся со стеклами, а ты садись в «уазик» и дуй домой.

— Завтра я должен в восемь утра быть в кабинете Грушина, — предупредил старший лейтенант и, игнорируя лифт, побежал вниз пешком.

— Утром я тебя подменю, пока ты не пригонишь стажера, — крикнул вслед ему Лебедев.

Ваня Турин умел ездить по Москве. Через час они уже вернулись. Машу Баранову и ее родительницу Слава в квартире не застал. Женщины уехали.

Дожидаясь, когда местный слесарь закончит возню с балконом, Лебедев с криминалистом курили на кухне. Наконец рабочий с дверью управился и, выдав милиционерам квитанцию для росписи, молча удалился. На бутылку, имея дело с властью, рассчитывать не приходилось.

— Принимай пост, старший лейтенант. Все, что есть в холодильнике, тебе разрешено брать и жрать. Света в квартире не зажигай, окна не открывай и сиди тихо, проинструктировал Лебедев. —Оружие взял?

— Взял.

— Тогда все. — И Лебедев, ткнув Славе пальцем в живот на прощание, подтолкнул Антюкова к выходу.

Заперев за коллегами дверь, старший лейтенант прошелся по комнатам. За окнами темнело, и в квартире стоял полумрак. Синицын произвел обход помещений и уселся за письменный стол убитого хозяина. Он попытался представить себя писателем Олегом Каребиным. Что это за профессия? Человек сидит за письменным столом, а у него в голове собрание сочинений? Слава прикрыл глаза и попробовал вызвать зрительные образы героев романа, несколько глав которого уже успел прочитать. Но ничего из прочитанного не увидел. Почему-то стоило лишь зажмуриться, как перед ним возникала совсем другая картина. Он обозревал пустынный город, по улицам которого изредка проносились допотопные открытые автомобили. Холодная черная вода отражала горбатые мостики, очень знакомые Славе. «Это же Питер», догадался молодой человек и поежился — так неуютно и тревожно выглядел этот город. Тогда Синицын вынул из кейса напечатанный на принтере роман, пошел с ним в ванную и, усевшись на табуретку, открыл новую главу. Начал читать и вздрогнул.

* * *

Холодной и дождливой осенью 1918 года в Петрограде часто стреляли, а по пустынным улицам громыхали грузовики с вооруженными людьми. Редкие прохожие, заслышав гул мотора, прятались в подъезды и подворотни. Зловещие грузовые авто сновали по городу, развозя отряды чекистов. Горожан, заподозренных в антипатии к Советам, расстреливали без суда и следствия. После убийства Урицкого большевики объявили красный террор. Образованных и состоятельных людей брали в заложники, которых затем расстреливали сотнями. Человек в кожанке с маузером вызывал ужас. Под видом чекистов пьяные матросы и солдатня грабили горожан.

Казалось, что Питер дрожит от страха.

Поэтому старый яблоневый сад с сочными красновато-оранжевыми плодами, застывший в покое и величии на окраине города, выглядел неестественной декорацией. Сад находился на Ярославском проспекте и в своих глубинах прятал небольшой дворянский домик. Выстроенный в середине девятнадцатого века в модном тогда ампирном стиле с колоннадой на фасаде и светлой охрой стен, он как бы не заметил страшных событий, захлестнувших начало двадцатого столетия.

В гостиной и двух кабинетах, обставленных старинной мебелью, ничего не менялось много лет. Типичное жилье не слишком богатого русского барина. И лишь мансарда с потайной лестницей вовсе не походила на европейское жилище. Низкая мебель, ширмы и ковры, коллекция восточного оружия и огромная библиотека с книгами на тибетском, китайском и фарси говорили о необычных пристрастиях владельца. Над софой, покрытой персидским ковром, в рамке тисненой кожи висела миниатюра с изображением прекрасной девушки. Бархат ее бездонных глаз притягивал и завораживал. Других фото или картин в мансарде не было.

Хозяин дома, седой смугловатый мужчина с чуть раскосыми глазами и белым клинышком бородки, прогуливался по саду. Сабсан Карамжанов ждал сына. Тимур обещал вернуться днем, и отец был взволнован его отсутствием. Сабсан обучил Тимура искусству единоборства, и тот мог за себя постоять. Но этой осенью жилось слишком беспокойно, а сын еще не научился ярости.

Хмурые низкие облака быстро неслись над яблонями, иногда раскрывая небольшие просветы, и в них на миг пробивалось заходящее солнце. По проспекту прогромыхал грузовик и остановился у соседнего дома. Сабсан подошел к забору и стал глядеть через прутья на узорчатые ворота соседского особняка. Там жил заводчик Филиппов с юной дочкой, к которой его сын питал нежные чувства.

У Федора Филиппова, как и у Сабсана, жена умерла при родах. Верочка Филиппова и его Тимур живых матерей не видели. Это обстоятельство, вместе с тревогой революционного времени, соседей сблизило. Если раньше миллионер-заводчик высокомерно поглядывал на странного обитателя маленького ампирного дома, то теперь, после конфискации заводов, он стал гораздо скромнее.

Да и шумные сборища, раньше случавшиеся у заводчика чуть ли не каждый день, давно прекратились.

Ворота соседского сада раскрылись, и люди в кожанках с винтовками и наганами побежали к крыльцу. Послышался громкий стук. Это прибывшие прикладами винтовок лупили в парадное. Не дожидаясь хозяина, они выломали дверь и ворвались в дом. Не прошло и пяти минут, как Филиппова выволокли на улицу в одной рубашке и поставили к дереву. Сабсан видел лицо соседа, оно не выражало ни ужаса, ни мольбы.

— Что вылупился, гад, буржуй? — с ненавистью заорал один из чекистов.

— Хамы, — спокойно бросил Филиппов и отвернулся.

Прогремел залп, и заводчик, прислонясь спиной к стволу, сполз на землю.

Затем из парадного вывели немолодую женщину. Сабсан знал, что это Глафира, няня Верочки Филипповой. Глафиру стрелять не стали, а прикладом выгнали на улицу.

Женщина рвалась назад, но один из солдат грязно ее обругал и пальнул вверх.

Женщина подхватила длинную юбку и побежала. Через минуту в доме послышался истерический женский крик. Стрелявшие в Филиппова вернулись в дом. Крик не смолкал. Сабсан напрягся, словно кошка, прыгнул на забор и через секунду оказался возле парадного. Двоих часовых в прихожей он уложил ударом ладоней. Те повалились, как мешки, не издав ни звука.

Взбежав по широкой мраморной лестнице, он увидел, как в гостиной на полу трое в кожанках сваливали в раскрытую скатерть все ценное, что им попадалось на глаза. Женский крик доносился из внутренних комнат. Сабсан с лету ногой уложил одного, из тех, кто занимался грабежом в гостиной. Второй метнулся к винтовке, но не успел: гур прошелся колесом и достал его носком в живот. Третий с криком бросился внутрь дома. Его Сабсан настиг у самых дверей спальни. Отрубив бегущего ударом в затылок, он влетел в спальню и увидел, как трое в кожанках сдирают с Веры юбку. Остальная одежда девушки валялась на полу спальни. Сабсан сперва не заметил четвертого. Тот, видимо главный в этой компании, стягивал в углу с себя кожаные портки.

Запутавшись в штанинах, он не сумел сразу выхватить маузер, и Сабсан успел сделать свой молниеносный выпад. Троих насильников он уложил в несколько приемов и, обессиленный, сам рухнул на паркет спальни. «Стар стал», — подумал гур и, немного отдышавшись, обратился к девушке:

— Надо уходить, дочка.

Веру душили рыдания, но она кивнула и со стоном поднялась. Сабсан восстановил дыхание, встал и, подойдя к лежащему со спущенными штанами начальнику, вынул из его кармана сложенный вчетверо листок, развернул и прочел:

«Старший уполномоченный ОГПУ тов. Козелков».

Всхлипывая и смущаясь своей наготы, Вера начала одеваться. Разбросанные по гостиной гэпэушники признаков жизни не подавали. Вера кое-как справилась со своим туалетом. Сабсан взял ее за руку и повел к мраморной лестнице, но, услышав внизу шум, остановился. В парадное ввалилась новая группа чекистов и с порога открыла огонь.

— Где второй выход? — спросил Сабсан у Веры.

Та от страха и обиды не могла вымолвить ни слова, лишь показала рукой.

Маленькая лестница из каморки прислуги спускалась вниз. Через узкую дверь они попали в кладовую. Из нее черный ход вел в сад позади дома. Здесь заводчику сгружали продукты для кухни.

— Беги к забору. В углу небольшая щель, ты пролезешь. У тебя есть поблизости кто-нибудь из знакомых?

— Няня, — прошептала Вера, не переставая всхлипывать.

— Отправляйся к ней.

Девушка кивнула и исчезла в саду. В доме раздавались топот и стрельба.

Сабсан поднялся назад по узкой лестнице и вышел в коридор. На него наставили винтовки. Кто-то из чекистов ударил по голове сзади. Сабсан упал и отключился.

Сколько пробыл без памяти, он не знал. Когда очнулся, понял, что его куда-то волокут. Чуть приоткрывглаза, стараясь не показать, что пришел в сознание, огляделся. Его волокли по длинному серому коридору. У двери движение приостановилось. Сабсана поставили на ноги. Перед тем как войти, постучали.

Пленник успел прочитать надпись на табличке «Начальник петроградского ВЧК Бокий Глеб Иванович». Затем дверь открылась, Сабсана впихнули в большой, освещенный электричеством кабинет и посадили на стул.

— Свободны, — услышал задержанный приятный интеллигентный баритон и открыл глаза.

За огромным письменным столом стоял поджарый мужчина и пристально его разглядывал.

— Вот ты какой. Взвод раскидал… — как бы сам себе сообщил хозяин кабинета и подошел к задержанному:

— Сколько тебе лет?

— Шестой десяток через неделю хотел завершить, — ответил Сабсан и увидел, как в карих глазах начальника сперва замелькали веселые искорки, а потом он залился таким заразительным и простодушным смехом, что и гур не смог сдержать улыбки.

В этот момент дверь в кабинет распахнулась, и глаза удивленного часового чуть не выскочили из орбит. Он никогда не видел грозного Глеба Бокия в таком странном состоянии. Начальник корчился от смеха, а заметив реакцию часового, чуть и вовсе не упал. Он с трудом махнул подчиненному, чтобы тот закрыл за собой дверь. Придя в себя, Глеб Иванович вернулся за свой рабочий стол, внезапно посерьезнев, достал из кармана платок, протер глаза и, продолжая разглядывать «гостя», спросил:

— Где тебя так научили драться?

— В детстве. Я рос в Китае, в городе Лан-Джоу-Фу. Приемный отец обучил меня защите.

— Защите, говоришь?! — снова рассмеялся Бокий, но, быстро справившись со смехом, продолжил:

— Ты раскидал взвод вооруженных чекистов. Они вовсе не ягнята. Почему ты напал на наших?

— Они насиловали ребенка, — ответил Сабсан.

— Не ребенка, а буржуйку, — бросил Глеб Иванович, и в его голосе появился металл.

— Ребенок есть ребенок. А у кого родиться, мы не выбираем, — тоже посуровев, возразил Сабсан. Он вспомнил то, что увидел в соседском доме, и кулаки его сжались сами собой.

— Буржуйка слишком сладко жила. А в этом мире за все полагается платить, — продолжил свою мысль Бокий.

— Вот они и поплатились, — заметил Сабсан.

— Ты слишком самоуверен. Не боишься меня? Или не знаешь, кто я? — Глеб Иванович встал и ждал ответа стоя.

— Ты начальник петроградского ВЧК. Я табличку на дверях видел.

— Значит, ты китаец? — переменив тему, спросил начальник.

— Нет, я гур. Если быть точным, гуром был мой отец. Мать у меня калмычка, — пояснил Сабсан.

— Тоже буржуй? — поинтересовался Бокий.

— Я путник. А в пути большая ноша обременяет.

— Я вижу, на Востоке ты обучился не только защите. Ты говоришь по-китайски? — В голосе Глеба Ивановича появился живой интерес.

— Я говорю на многих восточных наречиях, в том числе и на китайских, — сказал Сабсан, глядя в темные карие глаза чекиста.

— А по-тибетски?

— И по-тибетски тоже.

— Я могу предложить работу, — сообщил Бокий.

— Или расстрелять?

— Просто так мы никого не расстреливаем, — заверил чекист.

— А Филиппова? Зачем застрелили человека?

— Филиппов укрыл огромные ценности. Укрыл от голодных рабочих. На суды и следствия сейчас нет времени. Расправимся с врагами, тогда и вспомним о судах и, может быть, даже адвокатов заведем. А пока, если враг — то к стенке.

— Укрыл ценности? Это те, что твои молодцы в скатерть запихивали? — не выдержал Сабсан.

— Это пустяки. Пойдем, я тебе покажу, что утаил этот буржуй от голодного народа. — Бокий встал и пошел к двери.

Сабсан поднялся и двинулся за ним следом.

Часовой у порога вытянулся и козырнул. Бокий не обратил на него внимания.

Пройдя длинный коридор, они спустились по узкой темной лестнице. В подвале, возле железной двери двое часовых вытянулись перед Глебом Ивановичем и отдали честь.

— Открывайте, — бросил Бокий.

Часовые, пошуровав в замках, открыли тяжелые металлические створки. Бокий пропустил Сабсана и вошел за ним. В тусклом свете электрической лампочки гур увидел ряды длинных, обитых жестью столов. На каждом из них лежали груды золота в монетах и изделиях. На одном Сабсан заметил в куче бус, браслетов и других дорогих женских безделушек перстни с отрубленными пальцами, а рядом горку золотых коронок. Многие из них с выломанными зубами. Его затошнило.

Глеб Бокий направился к дальнему столу и, кивнув на ряды золотых слитков, сказал:

— Полюбуйся. Это бляшки твоего Филиппова.

— Здесь пахнет кровью. Можно мне уйти? — попросил Сабсан.

— Странно, ты боишься крови? — удивился Бокий.

Сабсан ничего не ответил, а медленно подошел к Глебу Ивановичу и, не спуская глаз с чекиста, спросил:

— Ты их видел?

— Кого? — не понял Бокий.

— Их. — Сабсан обвел рукой столы с драгоценностями.

— Я давно сам не выезжаю на операции…

— Тогда смотри. — Сабсан извлек из кармана маленькую веточку и плоской золотой зажигалкой поджег ее. Хранилище стало заполняться клубами красноватого дыма. Над столами с драгоценностями появились жертвы, ограбленные чекистами.

Мужчины в смокингах и лохмотьях, красивые молодые женщины и старухи, дети в белых платьицах и матросских костюмчиках. Они корчились от боли и надрывно кричали. На груды золота полетели отсеченные руки и головы. Жертвы падали на добычу чекистов, заливая ее кровью, а над ними возникали страшные ухмыляющиеся рожи палачей. Глеб Бокий стал белый, как стена. На его и так бледном лице туберкулезника не осталось кровинки, только карие глаза горели фанатическим огнем.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4