Кошка, которая умела плакать...

– Можно, – заверила Алу, – привязать их друг к другу хвостами и заколдовать так, чтобы не развязались! – рассмеялась алайка, сходя с последней ступеньки. Они с Шадой спустились в круглое, тускло освещенное помещение. Там стояло множество полок, сундуков и шкатулок, подставок и столов, где хранились сотни всевозможных магических предметов самого разного назначения, оружие, книги и драгоценности.

Аниаллу протянула своей спутнице длинный список, составленный накануне. Собираться в дорогу самой было бы безумной затеей – она не отправилась бы в путь и через неделю. Алайка просто заблудилась бы здесь. Темнокожая человеческая девушка знала эту комнату гораздо лучше Аниаллу. Ловко взобравшись на один из столов, она смогла дотянуться до верхней полки шкафа из чёрного дерева эльфийской работы. Не глядя, она просунула руку между огромной бутылкой с синей жидкостью, в которой угадывались очертания какого-то существа, и шкатулкой, состоящей из множества искусно пригнанных друг к другу костей, которая была обмотана чёрной цепью, и стала нащупывать там что-то.

– Тебе не наскучило здесь жить? – спросила Аниаллу, подумав о том, что Шада уже успела заработать целое состояние и вполне может позволить себе покинуть её и начать собственную жизнь. Купить титул и земли, например.

– Наскучило? – изумилась девушка. – Да меня отсюда десятком лошадей не оттащишь! Я делаю, что хочу, живу в доме, по сравнению с которым дворец нашего дирха что жалкая лачуга. И вонючая вдобавок. Со мной обращаются как с очень важной персоной. Даже порой твои соплеменники. И возможность носить твои платья тоже не лишняя! – девушка озорно глянула на Аниаллу через плечо, одной рукой держась за полку, а другой продолжая отодвигать от её края подпрыгивающую шкатулку.

Наконец Шада спрыгнула со стола и убрала в рюкзак то, что достала. Это был коричневый кожаный тубус, толщиной в мужскую руку. За ним в просторные недра рюкзака отправилась ещё целая куча предметов: какие-то сумочки, флакончики, свёртки и свитки, несколько жезлов, одежда, рулон чёрной кожи, окружённый чуть заметным голубоватым сияньем, и ещё множество всяческой волшебной чепухи, без которой любой алай-путешественник будет чувствовать себя как без хвоста.

– Кажется, всё! – объявила служанка, звонко хлопнув ладонью по коже туго набитого рюкзака. Шада застегнула многочисленные пряжки и на пробу подняла рюкзак. Он оказался очень тяжёлым, и она с осуждением и сожалением посмотрела на свою хрупкую госпожу, которой предстояло носить на себе эту махину. А ведь могла бы и вовсе обойтись без этого.

Действительно, могла бы, если бы она не испытывала стойкую неприязнь к бездонным сумкам, которые изнутри были куда больше, чем снаружи, и позволяли умещать в них огромное количество предметов, при этом делая их практически невесомыми. Впрочем, эти предрассудки хоть и редко, но имели под собой реальную почву.

Существовала некая, очень незначительная вероятность, что от близости сильной магии такие мешки могут начать «барахлить», то есть превращать все свое бесценное содержимое в барахло. Вдобавок, если бездонную сумку уничтожить, то и всё, что в ней лежало, исчезало вместе с ней. Правда, маги, создававшие их, доказывали с пеной у рта, что сумки не могут быть уничтожены благодаря особому волшебству, наложенному на них при изготовлении, равно как не может быть испорчено их содержимое. Но… всяк купец расхваливает свой товар.

Аниаллу же стояла на своём и на все разумные доводы отвечала, что скорее обзаведётся одной из летающих досок, так популярных среди студентов Линдоргской Академии, чтобы она следовала за ней, неся на себе весь багаж, чем будет постоянно думать о том, что один из её драгоценных магических предметов может потерять свои свойства, или окажется заброшенным в какой-нибудь отдалённый мир, или просто прекратит своё существование. И упрямо таскала своё дорожное имущество в огромном рюкзаке, который, впрочем, тоже был зачарован, что делало его более лёгким и прочным. А благодаря тому, что создали его адорские мастера, он мог быть заперт надёжнее, чем сундук с драгоценностями в иной сокровищнице.

Глимлаем Аниаллу действительно обзавелась, вот только чаще не рюкзак путешествовал на летающей доске, а сама доска – в одном из его карманов.

Алу направилась к стоящему у лестницы рюкзаку, намереваясь подняться наверх, но Шада преградила ей дорогу и настойчиво повлекла ее к одному из столиков.

– Госпожа, потрудись хотя бы взглянуть на мои записи! – умоляюще заглянула ей в глаза Шада. – Вдруг там окажется что-нибудь важное.

Аниаллу знала, что девушка делает это вовсе не из корысти, в надежде заработать похвалу или награду. Нет, она искренне опасалась за свою хозяйку, без которой не мыслила своей жизни.

– Шада, то, что ты всё записываешь – это замечательно, – Аниаллу пробежала глазами отчёт о шпионаже, – и я очень тебе благодарна, но деньги… – она бросила взгляд на ларец и умоляюще посмотрела на Шаду. Мне они нужны меньше, чем кому-либо. Я уж не знаю, что с ними делать!

– Ну, не знаю, купишь себе новое платье.

– Шада, да эти платья уже скоро перестанут влезать сюда! – простонала Аниаллу, с тоской глядя на одну из дверей комнаты. За ней располагалась под завязку набитая одеждой, обувью и украшениями гардеробная. А ведь помимо этой кладовки в доме было ещё с полдюжины шкафов с примерно таким же содержимым. И это только один из домов, принадлежащих Аниаллу…

– Тогда тем более есть достойное применение деньгам, – просияла Шада, хитро взглянув на хозяйку, – тебе просто необходимо приобрести новый дом с более просторными гардеробными, кладовками и шкафами!

– Ладно, лиар с тобой, делай как знаешь! – обречённо вздохнула Аниаллу. Она повесила рюкзак на плечо, которое непременно должно было бы с жалобным треском переломиться под его тяжестью, и ободряюще подмигнула Шаде.

Но вопреки впечатлению, Аниаллу легко взобралась вверх по винтовой лестнице. На перила и поддерживающие их столбики была натянута шкура многоногого псевдодракона. Длинные лапы скрывали под собой опоры, а узкая чёрная спина, посередине которой прежде красовался острый гребень, а теперь тянулась гладкая светлая полоска, покрывала перила.

Поднявшись наверх, алайка направилась к письменному столу. На его крышке были аккуратно разложены бумаги, папки и перья, свитки и книги. Алу невольно поморщилась – теперь, после того как Шада на славу потрудилась над её захламлённым до предела столом, там ничего невозможно будет найти. Аниаллу собралась было написать письмо одной из преподавательниц Бриаэлларской Академии магии, но потом решила, что можно обойтись и устным посланием.

– Шада, сходи к Имлае, в… – начала было алайка, но её собеседница прервала её, затянув на одной ноте:

– Миледи, я знаю, где служит волшебница Имлае. Вам вовсе не обязательно напоминать мне о таких простых вещах каждый раз…

– Хорошо, хорошо… Так вот, сходишь к Имлае и скажешь ей, чтобы она обратила пристальное внимание на девочку по имени Делия. Её семья живёт на Солнечной улице в Гостевом квартале.

– А что за девочка? – полюбопытствовала бывшая рабыня.

– У неё великолепные задатки волшебницы… и она вполне сможет стать одной из нас.

– Алайкой? – тихо спросила сразу же погрустневшая Шада.

– Да, Шада. Я встретила её сегодня по дороге домой. Она отдала мне свою свечу и пожелала этого. Сама пожелала, и тогда мне показалось….

– Покажите мне ту, что отказалась бы от такой красоты и силы! – усмехнулась Шада, и Аниаллу с сожалением отметила, что в её голосе послышались нотки горечи и зависти.

– Сила и красота… – грустно повторила Алу слова своей служанки. – Не всем они приносят радость.

– Как это не всем?

– Поверишь ли ты, что можно чувствовать боль и сожаление всякий раз, когда не можешь ответить взаимностью на любовь достойного, что мне больно смотреть в твои глаза и в глаза любой другой женщины, которая мучается от зависти…

– Но не все…

– Разумеется. Я особенно болезненно реагирую на подобные вещи, – тихо, но твёрдо прервала её Алу. – Но все же многие другие, кто до тебя просил о подобном и получал наш дар, испытывали такие же муки, пусть им было от этого не так больно, как мне. Чтобы жить в гармонии с этим даром, надо быть алайкой или иметь душу алайки. Иначе неизвестно куда тебя это заведёт. Не всегда и не везде, где хочется, можно пользоваться нашей силой, и того, кто обретёт её, но не сможет понять, как правильно с ней обращаться, сама жизнь заставит пожалеть о том, что его желание сбылось…

Шада увидела, что на глазах Аниаллу блеснули слёзы. Она сразу же забыла о своей зависти и недовольстве. Девушка шагнула к алайке и, обняв её, прошептала:

– Прости меня, госпожа.

– Это ты прости меня, – тихо проговорила Аниаллу, отстраняя от себя Шаду и заглядывая ей в глаза. – И пусть простят меня и всех моих сестёр и братьев те, кого оскорбляет и ранит наша красота и сила.

Сказав так, она подошла к шкафу и наугад вытащила оттуда одно из платьев. Аниаллу даже не стала разворачивать его. Его просто надо было взять с собой. Это было правило, которому любая алайка следовала неукоснительно. Куда бы ни направлялась дочь Аласаис, она должна была иметь с собой хотя бы один предмет одежды, подобающий алайской деве. Странная это была традиция: то ли платье было своего рода талисманом, напоминанием о доме, то ли чем-то ещё.

Завернув жемчужно поблёскивающий наряд в конверт из зачарованной кожи, который не позволит платью ни помяться, ни промокнуть, девушка упаковала его в рюкзак и в последний раз застегнула серебристые пряжки. Кажется, всё. Ничего она не забыла. Аниаллу удивилась тому, что так серьёзно подошла к сборам, ведь она в любой момент сможет вернуться за тем, что ей понадобится. А она чувствует себя так, словно ей предстоит отправиться в места, откуда она не выберется домой до самого завершения своей миссии, а возможно, ещё дольше. Каждая вещь казалась ей настолько важной, словно оттого, что её вдруг не окажется под рукой, зависела судьба тал сианай. Всё её алайское чутье кричало об этом, хотя подобные чувства были просто нелепы, учитывая характер предстоящего Алу путешествия.

Закончив сборы, Аниаллу не смогла удержаться и вышла на балкон, чтобы полюбоваться панорамой города. Бриаэллар открывал перед ней тысячи возможностей. Не было никаких границ, запретов и законов, в городе всегда оставалось что-то новое, непознанное и безумно интересное, неважно, прожил ты здесь неделю, год или несколько тысячелетий. Каждый самый крошечный кусочек стен, каждый камень мостовой был превращен в произведение искусства. Но, несмотря на то, что Бриаэллар был творением рук самых искусных мастеров и магов Энхиарга, вкладывающих в него всю любовь к богине Аласаис, вдохновившей их на это дело, главным источником его великолепия являлось все же то, что сама богиня жила здесь. Её дивная сила разливалась по городу, преображая все вокруг, отчего он и вызывал восторг и восхищение даже у тех, чье сердце было от природы грубым, а глаза не отличали красоты от уродства.

– Интересно, – подумала Аниаллу, – терзали бы меня сомнения, если бы я не покидала Бриаэллар? Не выходила бы из кошачьего квартала, и мне негде было бы встретить свою очередную «жертву»? – размышляла она, облокотившись обеими руками на ажурный парапет и задумчиво покачивая хвостом. Вопрос остался без ответа, но алайка в глубине души знала, что судьба всё равно поставила бы её на место, избранное Тиалианной. Если подумать, то ведь это уже случилось: живя в Бриаэлларе, она принуждена была бы постоянно ранить одного очень дорогого ей алая, который уже тысячу лет был безнадёжно влюблён в неё. Она тоже любила его, но иначе. Он был ей другом, покровителем, готовым всегда прийти на помощь в трудную минуту. Не одним из тех дерзких, назойливых ухажеров, которые вились вокруг любой алайки (будь это так, Аниаллу не замедлила бы послать его ко всем демонам). Нет, конечно, он всегда был первым гостем по её приезде в Бриаэллар, но несмотря на частые визиты и приглашения провести вместе время, что несказанно раздражало Алу, он не переходил определённой грани, делающей тал сианай вправе в резкой форме поставить его на место, обругать и тем самым, быть может, избавить от болезненной привязанности к себе. Намёков и слов он не понимал полностью. Чтобы не мучить его, Алу была готова пожертвовать их многовековой дружбой и, заставив его разочароваться в себе, навсегда перестать общаться. Но это ей так и не удалось, а поводов для того, чтобы устроить банальный скандал и во время него разругаться на всю жизнь, алай ей тоже не давал. В своё время она пошла на отчаянный шаг, чтобы поставить между собой и ним непреодолимую стену, которая исключит саму возможность каких бы то ни было любовных отношений, но это не только не принесло желаемого результата, но и заставило их видеться ещё чаще. Это мучило их обоих, но ни один, ни другая ничего не могли поделать: алая держало болезненно-сладкое навязчивое чувство, тал сианай – дружеская привязанность, искреннее сочувствие и, вдобавок, необходимость постоянно видеться – её несчастный поклонник был одной из наиболее влиятельных персон в Бриаэлларе.

Аниаллу тряхнула головой, отгоняя тяжкие мысли. Она оторвала взгляд от города, ища избавления от боли в зрелище ночного неба. Обе луны ярко сияли на небосводе. Лёгкий ветерок развевал её волосы, Аниаллу наслаждалась прелестью ночи в Бриаэлларе. До утра было ещё бесконечно далеко. Да и кто знает, наступит оно через несколько часов или дней? Бриаэллар, владение изменчивых и своевольных алаев, полностью подчинялся их воле, и иногда на небе среди ночи вспыхивало солнце, словно кто-то зажигал магический светильник, а бывало, что на протяжении недель оно не появлялось совсем, и город освещали лишь звёзды, луны и мерцающая пелена волшебного тумана, слабо светящегося и переливающегося от густо-фиолетового к оранжево-розоватому. Кошки, несмотря на то что любят понежиться в лучах солнца, всё же ночные создания. «В звёздной тьме, с луной наедине…» – да, именно так. Сотни лёгких ног сейчас бесшумно ступают по крышам, крадутся, танцуют, просто прогуливаются…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.