Все способные держать оружие

Нагрудник передника со звоном рухнул вниз и закачался. Она приложила окровавленный палец к ямке между ключицами. Режь, режь, зашептали все. Я осторожно поднял руку и кончиком ножа коснулся ее кожи там, куда указывал палец. Ощущение было такое, будто я дотронулся до стекла. С безумной улыбкой она стала наклоняться вперед, я захотел отдернуть руку, но не смог: судорога свела мышцы. Девушка уже просто лежала на ноже; наконец, чтобы сохранить равновесие, мне пришлось шагнуть вперед и, кончиком ножа надавливая на ее горло, вернуть девушку в вертикальное положение. Тогда, с той же безумной улыбкой, она повела пальцем вниз, и моя рука, подчиняясь не мне, стала спускаться, скребя сталью ножа по остекленевшей коже. Грудь упруго прогибалась, но ни малейшего следа после лезвия не было. Палец миновал точку верхушки сердца, и тут вдруг улыбка ее стала не такой - я еще не понял, какой именно, - палец быстрее заскользил вниз, к подреберью, нож следовал за ним, - и звук железа по стеклу вдруг исчез, а кончик ножа стал погружаться в тело! Нечеловеческим усилием я разжал пальцы - нож, звеня, запрыгал по полу. Всеобщий "А-ах!" - девушка сомкнула веки, что-то сделала с собой, лицо ее стало настоящим, дрогнули губы, и когда она открыла глаза, то в глазах этих были испуг и неистовая жалость. Бедный ты мой, прошептала она и вдруг повалилась вперед, я еле успел ее подхватить и тут поймал взгляд парня. Он так и стоял, вдавившись в стену - только теперь спиной. У него был взгляд человека, узревшего конец света.
      Год 1961. Зден 31.08. 10 час. 45 мин. Окрестности станции Шатилова.
      - Солдаты! - полковник не повышал голос, но слышно его было отменно. - Я обращаюсь к вам так, хотя и знаю: вы все по-прежнему продолжаете считать себя мирными обывателями, случайно оказавшимися на линии огня. Так вот: это не так. Сейчас вы именно солдаты, причем солдаты обученные. Такой подготовки, как у вас, не имеют многие регулярные армии. С этим не стыдно идти в бой. А бой нам сейчас предстоит самый жестокий. Те, кто захватил базу, только что сообщили: первая ракета будет выпущена по Токио в двадцать два часа. В Японии началась эвакуация жителей из городов. Их флот вышел в море, бомбардировщики патрулируют вдоль наших границ. Нет сомнения, что они совершат налет. Что они будут бросать и куда упадут бомбы... да и неважно - бомбы упадут на нашу землю. Что из этого получится, объяснять не надо. В свою очередь, на американском флоте сыграна боевая тревога. Большая война может начаться из-за резкого движения какого-нибудь нервного сержанта. Насколько нам эта война нужна, знаете сами. Верховный главнокомандующий приказал мне сделать все, чтобы не допустить такого исхода. А сделать мы можем одно: овладеть базой. Нам не приходится рассчитывать на подкрепления: кадровый полк прибудет не раньше наступления темноты. Взорван железнодорожный мост у станции Колямба... - Он помолчал, давая всем осмыслить услышанное. - Мы не можем рассчитывать на авиационную поддержку. Почему - тоже не надо объяснять. Единственное, что у командования имеется, кроме вашего полка, - это пять учебных танков и две роты саперов, строящих танкодром у станции Тихая. Сейчас они выдвигаются на рубеж атаки. Атака назначена на одиннадцать тридцать. Командирам подразделений - получить карты. От каждого взвода выделить двух лучших стрелков в снайперы. Винтовки подвезены, получить немедленно. Теперь так: обучавшиеся пулеметному делу - шаг вперед. Обучавшиеся минометному делу - три шага вперед. Хорошо. Пулеметчики напра... минометчики - нале-во! Шагом марш. Поручик Лисицын, принять минометную команду. Поручик Хисиминдинов, принять пулеметчиков. Получить оружие. Егеря! Слушай приказ. Выдвинуться на рубеж атаки согласно обозначенному плану и атаковать базу по сигналу "зеленая ракета". Приказа к отходу не будет. Останавливаться для оказания помощи раненым запрещаю. Командирам отделений: разбить отделения на боевые звенья по три-четыре человека, назначить командиров. Командирам звеньев собраться на инструктаж через пять минут у штабной машины. Исполнять. Косичка быстро пошел вдоль строя. - ...Врангель, Валинецкий, Денисов, Порогов. Командир - Валинецкий... Криволапов появился внезапно. Горелов заметил его на секунду позже меня. Ну да: у меня, наверное, изменилось лицо... Пятнистая куртка подпоручика сделалась черной, левого рукава не было вообще, а сама рука стала похожа на обугленный окорок с висящими алыми клочьями. Точно так же левая половина лица лоснилась подобно начищенному сапогу... - Господин капитан... - Вы ранены, подпоручик. Врача, быстро. Кто-то метнулся за врачом. - Так точно, господин капитан. Ранен. Курсант Аздашев убит. В клочья. Фугасный огнемет. Брешь они заткнули. Не пройти. Без пушек - не пройти. Говорят по-русски, слышал сам... Он вдруг как-то очень быстро упал. Никто не успел его поддержать. Уже бежал врач, за ним двое санитаров со сложенными носилками. - Отставить, - сказал Горелов нам и снова встал, заложив руки за спину. Продолжаю инструктаж. После преодоления полосы проволочных заграждений... Пахло обугленным мясом.
      31.08. 11 час. 30 мин. Там же
      - Все равно не могу поверить, - бормотал Поротов, глядя на меня своими узкими, странно блестящими, неподвижными глазами. - Не могу, Зден. А ты можешь? Ты, наверное, тоже не можешь. Кто-то сейчас придет и разбудит... Мы лежали в высокой траве у края вспаханной полосы. Пятьдесят метров, а дальше колья с колючкой, а дальше - бетонная стена с колючкой же по гребню, а дальше... дальше - Бог знает что. В руках у нас были пэзээры несерьезно-легкие пукалки, похожие на гарпунные ружья для подводной охоты, разве что чуть потолще. Справа и слева лежали такие же, как мы, ребята с такими же пэзээрами - и ждали зеленой ракеты. - Вот видит Бог, Зден, нас дурачат... сейчас придет тот полковник и скажет... - Помолчи, а? - Да, сейчас... сейчас я заткнусь. Ты не волнуйся так, Зден, ведь ничего страшного... если разобраться, то... П-ффф! Ракета проплыла над нами медленно, чуть виляя роскошным зеленым кометным хвостом, и вспыхнула яркой четырехлучевой звездой. Где-то вдали раздалось несколько выстрелов. - Давай, - сказал я. И сам - поднял пэзээр, целясь примерно в гребень стены, и нажал на спуск. Пэзээр бьет негромко. Вряд ли громче ракетницы. Собственно, это и есть ракетница, только со всяческим навесным оборудованием. Желтая искорка выскочила из ствола и прыгнула вперед по плавной дуге, волоча за собой тонкий серебристый шнур. Десятки таких шнуров взлетели над проволокой, опустились на нее - и вспыхнули разом белым, чуть с иззеленью, пламенем. Термит. Две... три секунды... все. Проволочных заграждений больше не было. Стояли колья, местами с них свисали еще горящие лохмотья... Проволока обрезана начисто - как множеством ножей. - Зажми уши, - сказал я. И сам, всовывая ладони под каску... Едва успел. Контрминные дорожки раскатали пять минут назад. Этакие широкие веревочные лестницы с черными, будто эбонитовыми, перекладинами. Они лежали поперек всей грязевой полосы, почти доходя до разрушенных уже проволочных заграждений. Кто-то все-таки догадался подрывать их не сразу, а поочередно. Боюсь, если бы они рванули одновременно... Нас и так приподняло над землей и куда-то втиснуло - грубо и плотно. Долго не было ничего, кроме тьмы во всем теле - и мгновенно-синих звезд перед глазами. Потом вдруг стало переворачивать и корежить, как корежит начавшую отходить затекшую ногу или руку... Вставай! Вставай! Встаю. Медленно... так. Черно. Вспышки над стеной. Заунывный вой где-то позади. Смычком по медному котлу. И тут же - длинная очередь за спиной. Воздух в клочья. Брызги от стены. "Березин" - страшная машина, не даром с той войны почти без изменений. Разве что - с небес на землю... Вперед. Вижу круглую спину Косички. Перекатывается, залегает, ползет, вскакивает... Вперед же. Ну. Вперед. Косичка рядом. Лежу в грязи. Над головой визг невидимых пил. Пулемет перекрывает другие голоса. Встать. Бегом. На карачках - но бегом. Дыры в стене. Колючки впиваются в пузо. Не страшно. Полпути пройдено, пройдено, да? Удар по каске. Я на земле. Вскакиваю на четвереньки. Наверное, отключился, потому что Косичка опять впереди, и не только он, еще чья-то задница... Совершенно беззвучно человека приподнимает над землей - в облачке серенького дыма - и разрывает на части. Это происходит очень просто и деловито. Перед моим лицом голый торс и рука - загребает, загребает... И я - совершенно спокойно - вскакиваю, обегаю вокруг останков и вновь ложусь. Стена - вот она, совсем рядом. Пулеметная очередь проходит по гребню. Летят куски бетона и рушатся кронштейны с проволокой. Кто-то в черном на миг возникает над стеной, выгибается и пропадает. Стреляют из дыр? Похоже, да. Перехватываю автомат и выпускаю несколько коротких очередей по этим самым дырам. Оранжевые вспышки отмечают мои, в данном случае, промахи. Впрочем, что-то улетело и в дыры. В белый свет. Вся стена в оранжевых вспышках, оставляющих после себя пятна копоти. Над головой визг, перекрывающий все. И не грохот - резкие звонкие удары, от которых в глазах что-то вспыхивает и рассыпается. Вспыхивает и рассыпается. Вспыхивает и... Косичка бежит куда-то, каска улетает вперед, он пытается ее поймать. Вид у Косички совершенно неправильный, но я ничего не могу понять. Синий дым вокруг. Опять визг. Это минометы. Или наши взяли неправильный прицел, или... Вжимаюсь. Подбрасывает... Нет, живой. Вперед. Только вперед. Ребята, теперь только вперед. И - падаю под стеной. Визг. Вот он, Косичка, - в двух шагах. Тоже добежал. Каска в вытянутых руках. Полная мозгов. Взрывы. Белые звезды, в которые трудно поверить, и - черная стена. Потом она медленно разваливается и опадает - вниз и немного вправо. Остается низко плавающий дым. Приподнимаюсь. Смотрю. Лежат. Лежат мои егеря, лежат... Кто-то слепо ползет, тычется и замирает. Десять... двадцать... все. Все убиты. Без паники. Так не бывает. Визг. Падаю. Голову в землю. Удар. Ухо лопается. Не помня себя, оборачиваюсь. Прямо перед лицом из серого бетона торчит неровный осколок величиной в пол-ладони. Кажется, он весь дрожит. Смотрю на него, не отрываясь... Сейчас должен быть визг и удары, крошащие сознание, визг и удары, все напрягается внутри... сейчас... нет. Нет. Тишина. Негромко долбит пулемет. Что-то дымно горит в траве. Не знаю, сколько прошло времени. Много. Я встаю - как на счет "девять". Бокс. Стена серая, каркасная. То есть столбы и перекладины - толстые, монолитные, а между ними сравнительно тонкие плиты, да еще с этаким рельефным рисунком: ромбы. И там, где бетон совсем никакой, осколки и березинские пули его пробивают. Нахожу небольшую дырочку невысоко над землей и приникаю к ней. Очень долго не могу понять, что вижу. Потом доходит. Это локоть. Человек стоит и курит. Стоит, привалившись спиной к стене (не к стене, поправляю себя, к столбу), - и курит, держа сигарку между большим и указательным пальцами. Из-под локтя видны рукоять и приклад автомата, потертый и выщербленный деревянный приклад с множеством зарубок... Автомат я не сразу, но узнаю: девятимиллиметровый "Штайр" образца пятьдесят второго года. Состоял на вооружении десантных частей Рейха. Дальше еще одна стенка, невысокая, и мешки с песком. Ну, это понятно... Надо же что-то делать... что? Ах, да. Совсем забыл, извините... Сажусь на землю, снимаю вещмешок. Там два килограмма "МЦ". Гремучий пластилин. Вынимаю грязно-синие брикетики, разворачиваю и прилепляю к бетону. Двадцать брикетиков. Получается перевернутая буква П с короткими ножками и длинной перекладиной. "Березин" выпускает очередь куда-то левее меня. Там стрельба и крики. Я уже могу слышать крики. Теперь детонаторы. Очень похожи на елочную гирлянду: синий провод и маленькие остренькие лампочки, правда, с черными непрозрачными цоколями. Равнодушно втыкаю лампочки в брикеты "МЦ". Что-то происходит вокруг. Визг. Успеваю упасть.
      Год 1991. Игорь 08.06. 02 час. 55 мин. Дмитровское шоссе, 400 метров до переезда через линию Санкт-Петербургской железной дороги
      - Не придет, - сказал, наконец, журналист. Его звали Валерий, и мы были уже на ты. - Все. Не придет. Он поскреб пальцами скулы, потер глаза - с такой яростью, будто разрывал веки. Он страшно хотел спать. - Паршиво, - сказал он через минуту. - Мы платим. Да, мы платим. Хорошо платим. Иногда - очень хорошо. За информацию. И люди, в общем-то, знают, на что идут. И все равно - так паршиво... - Мало ли что могло случиться, - сказал я. - Упал, ногу сломал... - Знаешь, - сказал он, - когда такое было в первый раз - я тоже надеялся. Но когда в пятый... - Кто-то знал еще? - Нет. - Тогда?.. - Следили. Пасли. Вряд ли - гепо. Хотя... Впрочем, не знаю. Только это уже пятый случай. - Валера, - сказал я, - тогда, может быть, ты мне расскажешь все так - без доказательств? - Смысл? - Н-ну... скажем так: есть смысл. Есть. - Это просто бесполезно - без документов. Без доказательств. - Но ты же знаешь, что доказательства есть. - Были. Не есть, а были. - Есть. Не эти, так другие. И если этим займутся профессионалы... - У меня тоже есть контакты в гепо. Но там без хотя бы косвенных доказательств... - он махнул рукой. - Немцы всегда любили порядок в делах. - Ладно. Значит, так: внезапно и без видимых причин резко увеличились японские инвестиции в Индии. Причем в отрасли, не приносящие сейчас существенного дохода. И без особых перспектив на обозримое будущее. Не буду расписывать подробно, это, в конце концов, не так уж важно. Японцы вкладывают большие деньги - десятки миллиардов золотых марок - причем через подставных лиц - туда, откуда ждать прибыли не приходится ни при каком раскладе, за исключением единственного: контроль над Индией переходит к Японии. Полный и безраздельный контроль. Такая вот уверенность - откуда? Мы стали думать. Получается вот что: допустим, Россия выходит из Рейха, причем хлопая дверью. Теперь все туранские эмираты и султанаты от Рейха отрезаны, ну, да Господь с ними, главное - отрезаны Туранская и Тянь-Шанская группы армий. Снабжать их через Иран трудно, практически невозможно. И все: Индию можно брать голыми руками, потому что защищать ее нечем. Разве что флотом... И вот вам японцы упираются носом в нефтяные поля Ирана... Чуешь? Это страшнее, чем валерьянка для кошки. Значит, так вот мы рассудили. Стали оглядываться по сторонам. И нашли. Есть такое предприятие "Айфер", смешанный сибирско-российско-еги-петский капитал, в прошлом году проявляло интерес к якутским алмазам, не выгорело, но это неважно... так вот, оказалось, что они регулярно переводят очень приличные суммы, до миллиона марок в месяц, на счета "Патриотического фронта", "Единства" и "Муромца". И они же служат одним из каналов перекачки японских денег в Индию... Я присвистнул. В общих чертах что-то такое намечалось, "собиралось стать известным", как говаривал Тарантул... но тем не менее - интересно. - Это интересно, - сказал я. - Предприятие "Айфер". Запомню. Мне вдруг стало скучно. Выключатель - щелк... и все вокруг заливает желтая скука. Бывает... и в последние месяцы - все чаще. - А все-таки - зачем ты меня сюда потащил? - спросил я. Скуке нельзя позволять распоряжаться собой, ее надо бить тем, что подворачивается под руку... - Мне нужен был свидетель. Кроме того, меня не оставляет чувство, что ты вовсе не инженер. - Интересно. - Нет, я просто увидел, как ты подышал из баллончика. - У меня тяжелый отходняк. Впрочем, где-то ты прав. Я инженер, но из подразделения "Таймыр". - О! А я думал, вас давно распустили. - Ну, зачем же нас распускать, мы еще много пользы принесем. - Скорее, не пользы, а добра. Мы посмеялись. Подразделение "Таймыр", созданное еще в начале пятидесятых, занималось контрабандным ввозом изделий, технологий и прочих секретов. Сейчас это синекура для дожидающихся пенсий чинов из разведки и МИДа. - Кроме того, ты сибиряк, - продолжал Валерий, - а значит, патриотам заведомо не сочувствуешь. - То есть? - Ну, вряд ли много сибиряков хотят, чтобы их страна снова стала российской колонией. - М-м... да, пожалуй, таких я не встречал. Но, как ты знаешь, азиатская партия у нас сильна. - Это другое. - Другое... Ты давно знаешь Кристу? - Лет десять, наверное. А что? - Да мне может понадобиться человек, владеющий арабским. Я хотел поговорить с ней самой, но - видел сам. - Что я тебе скажу? Язык она, конечно, знает превосходно, но слишком много пьет и слабовата на передок. Если это тебя не смущает... - Смущает. Это и смущает. А других, кто владел бы арабским, ты не знаешь? - Пожалуй, нет. Но Криста должна знать. Поговори с ней. - Поговорю... Ну, что? Четверть четвертого. Поедем? - Да. Да, надо ехать. - Куда тебе? - На Трубную. - Там живешь? - Нет, там редакция. Надо еще поработать. Я завел мотор, прогрел его, потом оглянулся - чисто автоматически - прежде чем выехать на полосу. Если бы я промедлил еще одну секунду, на этом все бы и кончилось. - Прыгай!!! - заорал я, выбрасываясь на дорогу. "Элефант"-тягач разгоняется до ста сорока, думаю, с такой скоростью он и шел. Наш "зоннабенд" смяло, как пустую жестянку, и я уж не знаю, чем меня оглушило: грохотом, или воздушной волной, или это была просто психогенная реакция, только я очнулся уже тогда, когда "элефант" развернулся и надвигался, ревя; я столбом стоял на осевой и тупо смотрел, как он быстро увеличивается в размерах, и на душе у меня было легко и спокойно, как бывало разве что в том семеновском подвальчике. До тягача было рукой подать, когда я обманно вильнул корпусом вправо, а сам прыгнул влево. Голый автоматизм, этому нас учили. "Элефант" проскочил мимо и больше не возвращался - растаял во мраке, растворился, как призрак. - Валера! Он вылез из кювета - еще один призрак. Я его еле видел. В глазах плыли лиловые круги - и от напряжения, и от слепящих фар "элефанта". И тут, понимаете, загорелся наш "зоннабенд" - сразу весь. - А реакция у тебя хорошая, - сказал я. Он промычал что-то в ответ. Даже в том красно-дымном свете, что исходил от нашего бедного "зоннабенда", видно было, что Валера бледнее смерти. Потом он сел прямо на асфальт. - Ты что, ударился? - Башкой... вот тут... На темени у него вздулась шишка никак не меньше кедровой. - Ничего, нормально, - выдохнул, наконец, он, когда я закончил осмотр. Нормально, обойдется. Бывало хуже... - Значит, они не убили твоего агента, - сказал я. - Значит, так. Только ему вряд ли от этого лучше. - Кто он? Как зовут и как выглядит? Говори скорее, вон уже полиция едет. - Анжелика Папст. Тридцать лет, невысокая, полная, очки с толстыми стеклами, очень маленький нос. Специалист по налогообложению - в этой самой "Айфер"... - Понятно, - сказал я. Сразу четыре машины - по две с каждой стороны - подлетели к нам с визгом, ребята в черной коже выскочили с огнетушителями наперевес... Там никого нет! - крикнул я по-немецки. Все живые! Только сейчас у меня началась реакция, задрожали колени, зашумело в голове... все вокруг я видел чрезмерно четко и контрастно, но воспринимал полуосмысленно, и вопросы, которые мне задавал полицейский лейтенант, понимал не с первого раза. Да, стояли, вот тут, на обочине: на ходу открылся багажник, и остановились, чтобы закрыть, закрыли и только собрались ехать, как увидели... нет, еще не тронулись, нет... вот здесь. Битые стекла и брызги масла. Потом тягач развернулся вон там - и пытался наехать на меня, но я успел отскочить... нет, не ошибаюсь, он ехал прямо на меня, не снижая скорости... не знаю. Не заметил. Тоже не знаю. Много странного. Нет, у меня ни малейших подозрений... 08.06. Около 09 час. Турбаза "Тушино-Центр" Живцов положили в коттедже, где жили Панин и Кучеренко. Вся операция прошла гладко, если не считать огрехом то, что самолюбивая Сашенька обошлась-таки без "лонжи", и Крупицыным осталось лишь перетащить ничего не понимающих грузин в другой коттедж. Тут они и лежали рядышком на сдвинутых кроватях и спали - усатые младенцы. Саша уколола их аббрутином сильнейшим психомиметиком; в малых дозах он разгружает подкорку, и его раньше использовали для ускорения адаптации; в больших дозах - парализует волю, начисто отключая лобные доли. Часто этот эффект остается необратимым... - Просыпайтесь, - сказал я негромко. Они одновременно открыли глаза. Аббрутин мы между собой называем "буратин". Сделай из него Буратино. Делаю, начальник. - Садитесь. Они сели. Они улыбались мне. Искренние улыбки детей, еще не знающих, что мир не слишком добр. Я подал одному из них блокнот, ручку, сказал: - Пиши по-русски: "Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет..." - я продиктовал две строфы. - Передай блокнот соседу... Улыбка - он сделал мне приятное. У соседа тоже улыбка - он готов сделать мне приятное., "Буря мглою. небо кроет..." Передай... Улыбки... - "Буря мглою..." Дай ручку и блокнот мне... Шквал улыбок. Так... делая поправку на "буратин"... вот этот. - Вот этот, - сказал я Панину. - Как тебя зовут? - Меня зовут Тенгиз, - очень легкий акцент. - А фамилия? - Моя фамилия - Гурамишвили. - Хорошо, Тенгиз. Меня зовут Сергей. Я твой лучший друг. Лучший друг. Ты должен делать все, что я тебе скажу. Запомни меня. А теперь отдыхай. - Отдыхайте все, - сказал я. Они улеглись и закрыли глаза. Мы вышли на застекленную веранду. Дверь в комнату Крупицыных была приоткрыта. В душе обильно лилась вода. - Очень внушаем, мягок, послушен, - сказал я. - Неплохая мышечная реакция. Прекрасная память, легко обучаем. Наверное, круглый отличник. Чем они там занимались? - Не знаю, - сказал Панин. - А зачем это? Я пожал плечами. - Так, может, обойдемся без проволоки? - предложил Панин. - Раз такая хорошая внушаемость... - Не стоит рисковать, - сказал я. Наверное, Панин хотел возразить. По крайней мере, воздуху набрал. Возразить было что: введение проволоки вручную было никак не меньшим риском, а следовательно - переводом материала. Внушение же под аббрутином давало результаты немногим худшие, чем с проволокой. Однако в нынешнем нашем положении лучше было истребить без пользы десять живцов, чем промахнуться в решающий момент. А кроме того, Панин, наверное, вспомнил "Самсон" - вспомнил и решил не связываться с таким говном, как я. Я бы на его месте поступил так же. Вода в душе перестала литься, дверь открылась, и предстали Дима Крупицын и Валечка, мокрые и очень веселые. Помахали нам ручками и побежали вытираться. - А где Серега? - спросил я Панина. - С Командором. - Что - не появлялись еще? - Нет, и не звонили. Впрочем, мы и не договаривались... Ха! Вон они идут. От реки шли, почти бежали, перебрасываясь на ходу мячом - нет, не мячом, каким-то тючком, - Командор и Серега Крупицын. Сзади шел Гера. - Долго жить будешь, - сказал я Сереге, когда он вошел. - Вспоминали уже? - Вспоминали. Ну, что? Все в порядке? - Да, осталось только маячки и сирены пришабашить. - Ну, это в багаже. - Знаю. - Слушай, Сережа. "Зоннабенд" ты брал? - Я брал. А что? - Я его гробанул вчистую. Уже на свалку увезли. - Ну, Пан! - Серега с уважением посмотрел на меня. - Ты и силен! Не напасешься на тебя... - Держи, - я подал ему копию заключения дорожной полиции об аварии не по вине водителя. - Пусть оформят списание и дадут подмену. - Ладно, - сказал Серега. - Я хоть переоденусь... В дверях он притиснул выходящую Валечку. Валечка хихикнула и тут же повисла на мне. - Пан, как тебе наши красавцы? - спросила она, жмурясь. - Неужели за таких мальчиков тебе жалко поцелуя, Пан? - Мне для тебя ничего не жалко... никогда... и ничего... о-о-о... - я изобразил последний вздох. Валечка отхлынула, глаза у нее были пьяные. Все, спать, спать, - погнал я ее. - До обеда даже не просыпаться. Нужна будет твоя снайперская точность. Поняла? - Будем вставлять им проволоку? - Да, и потому... - Поняла, поняла. Я уже паинька. Так можно? - она потупилась, сложила ручки на животике и ножкой заковыряла пол. - Так можно. Беги. Из коттеджа напротив вышел Командор, осмотрелся - будто бы любовался пейзажем. Увидел Валечку, пошел ей навстречу. О чем-то спросил, кивнул, так же неторопливо продолжил путь. - Какой будет объект? - деловито спросил Панин. - Скажу - нэ повэриш, дарагой, - я достал из кармана пачку открыток с видами Москвы, нашел нужную, протянул ему. - Ни хрена себе... - протянул Панин. - По крупной играем... - По крупной, - согласился я. Вошел Командор. Свежий, как майская роза. Не представляю, как нужно укатать Командора, чтобы чуть-чуть помять ему морду. Даже небритый он выглядит элегантно, как мушкетер на балу. - Телевизор не смотрели? - с порога спросил он. - Зря. Интереснейшие вещи творятся. Побоище в редакции "Садового кольца". Шесть человек убито. Потом - перестрелка с патрулем, ранено два солдата. А? - Имена убитых не говорили? - Нет, а что? - Надо как-нибудь узнать. Валерий Кононыхин, обозреватель. - Прямо сейчас? - Как получится. Когда это было? - В шесть тридцать. Обещали подробности в дневном выпуске. - Поздновато... Гривенник у тебя есть? - У меня есть, - сказал Панин. Я набрал номер Кристы. После дюжины звонков она сняла трубку. - Да? - Доброе утро, Криста. Это я, Игорь. - Ты? Разве ты еще не здесь? Вот здорово, а кто же тогда спит с Анни? - Понятия не имею. - Подожди, сейчас посмотрю... - Ради всего святого, Криста! Пусть они спят. Посмотри лучше, нет ли где под столами Валерия, из газеты. - Нет, он ушел ночью, это точно. - А как мне его найти? - Позвони в редакцию, он оттуда почти не вылазит. - Я, наверное, неправильно записал телефон... - Да? Знаешь что, мне лень искать телефонную книжку, а в памяти аппарата его номер есть - давай, я ему позвоню и скажу, что нужно. Что именно? - Мы должны были встретиться сегодня - пусть уточнит время и место. - Понятно. Перезвони мне минут через десять. - Спасибо, Криста. - Да что ты, не за что. Зря ты так рано сбежал... Я дал отбой и по бесплатному номеру позвонил в полицейский участок. Представился, назвал обстоятельства. Да, да, сказал приятный женский голос, к сожалению, результатов пока нет, по этому же делу работает бригада крипо, следователь хотел бы побеседовать с вами, позвоните ему, пожалуйста, номер такой-то... Так. Ответ, можно сказать, есть. Теперь крипо... Трубку взяли с полузвонка. - Следователь Зайферт слушает, - голос звонкий, четкий. - Инженер Валинецкий. Как я понимаю, по делу... - Да. Не нужно по телефону. Давайте встретимся и поговорим. - Давайте. Где? - Тот полицейский участок, где вы были ночью, подойдет? - Вполне. - Тогда там, скажем, в одиннадцать часов. - Хорошо. Я повесил трубку, посмотрел на часы. Через пять мигнут звонить Кристе... - Так что произошло, Пан? - спросил Командор. Я начал рассказывать.
      Год 1961. Зден 31.08. Около 14 час. База "Саян"
      Я в этой жизни тонул дважды. Второй раз уже взрослым, и это почти не запомнилось. Не рассчитал силы, вот и все. Началась судорога. Сообразил, как можно отдохнуть... В общем, проза. Зато мой первый раз запомнился навсегда. Дед решил научить меня плавать. Для этого он отвез меня в лодке на середину своего пруда (дед был мельником) и бросил за борт. И я послушно пошел на дно. Был солнечный день, вода в пруду, вся пронизанная лучами, скорее напоминала воздух на кухне в момент большой выпечки пирогов и булок. Дно пруда, песчаное, галечное, очень чистое, надвинулось быстро, и я встал на него и оттолкнулся... Днище лодки казалось черным островом посреди зеркального моря. Я устремился к острову и ударился головой. Толстые рыбы подплывали ко мне и с интересом смотрели в лицо. И что-то еще происходило: трубили трубы, зеркало изнанки воды вдруг изогнулось, я будто бы смотрел в глубокие недра граммофонной воронки... А потом вышло, что я лежу в траве на боку, и толстая гусеница медленно ползет, изгибаясь крутой аркой. Ничего важнее этого не существовало... Дед сидел надо мной. Белые его усы висели вниз, и с них стекала вода. Я помнил что-то огромное, что-то неимоверно важное, но не было ни слов, ни образов, чтобы это описать. Много дней потом и я, и дед ходили очень задумчивые... Почему-то сейчас я все это вспомнил. И показалось даже, что вспомнил именно то важное... или пережил заново... ...Наши минометчики сумели все же подавить пристрелянные минометы базы, из которых нас так отделали вначале. Через несколько проломов в стене (в том числе и через мой) егеря ворвались на территорию. Лишь шесть трупов врагов были найдены, и осмотр их не дал ничего: отсутствовали обязательные для десантников Рейха татуировки с группой крови, стальные браслеты, медальоны. Смешно уже и говорить о документах... Теперь противник удерживал городок, аэродром и кольцо укреплений вокруг ракетных капониров. Никаких вылазок он не предпринимал и даже постреливал вяло, ясно было - тянет время. Мы занимали оборонительные сооружения вдоль стены: траншеи, пулеметные гнезда, две уцелевшие зенитные башни. И тоже почему-то тянули время. Я числился уже командиром отделения, и в командирах звеньев у меня ходили Врангель и Поротов, оба исцарапанные и обожженные, но вполне боеспособные. Потери среди офицеров были очень велики, поэтому каждые две роты свели в одну, и все равно многими взводами командовали сержанты. Городок на базе - восемь кварталов жилых и один коммунальный: школа, кинотеатр, что-то еще - построен был в противодесантном стиле: каждый квартал - укреп-район, окна-бойницы в толстых стенах, прочные высокие решетки между домами... Где-то там сейчас заперты семьи офицеров базы. Конечно, штурмовать городок вовсе не обязательно. Можно сразу навалиться на капониры. Но это значит, что мы во время атаки будем под непрерывным обстрелом сзади с дистанции меньше полукилометра и притом с небольшой возвышенности... - Курсант Валинецкий! - Здесь. Незнакомый поручик. Без каски, в панаме. В атаках явно не был. - Вас требует к себе полковник Семенов. Следуйте за мной. Я встал. На миг показалось, что, вставая, я пробил головой какую-то незримую поверхность и оказался непонятно где. Здесь все было точно такое же, но неуловимо другое. Или я мгновенно забыл, как мир выглядел секунду назад. Идеальная подделка... - Есть, - сказал я. Голос тоже был не мой. - Вы на гражданке были кем? - спросил, поворачиваясь, поручик. - Наладчик счетных систем... Панама поручика вдруг раскрылась весенним цветком и медленно воспарила. Сам он сунулся на колени и повалился лицом в траву, обхватив руками голову. Я оказался рядом с ним. Готов... ах, черт. Поручик несколько секунд не двигался, потом зашарил руками по голове... Крови не было совсем, лишь вздувался синий желвак размером с яйцо, этакая выпуклая лысина - волосы вырвало с корнями. - Повезло, - сказал я. - Вставайте, только не в полный рост. Иначе нас опять увидят с крыш. Свой командный пункт полковник расположил в одной из двух зенитных башен. Вид отсюда был полный: укрепленный городок, аэродром с ангарами вдали, ракетные капониры. Вдали, за ангарами, где к базе подходит бетонка от станции, бухали орудия: уцелевшие танки, не приближаясь на дистанцию прямого выстрела, методично выбивали пулеметные гнезда. Три машины из пяти сгорели в первой же атаке.