Доктор Данилов - Доктор Данилов в МЧС

– Непонятно, куда смотрят? – удивился Желтухин. – Странно, что ты не понимаешь. Мне, например, понятно, поэтому я весь наш общепит игнорирую. Дома есть надо или если работа такая, как у нас, то на работе. А если уж приперло, то купи пачку печенья или крекеров и ешь на здоровье. Я что-то не слыхал, чтобы кто-нибудь отравился ими.

Тридцатипятилетний Желтухин был холостяком, жил один и ведением хозяйства себя особо не утруждал. Даже вещи носил такие, которые не требуют глажки.

– А для надежности надо запивать их коньяком, желательно армянским, – улыбнулся Шавельский. – Я этот армянский коньяк еще по пятнадцать рублей помню с буфетной наценкой. Совсем недавно дело было, и двадцати лет не прошло. А сейчас кусается коньячок, если, конечно, он не паленый.

– Двадцать лет назад ты уже пил коньяк? – Ломакин недоверчиво и неодобрительно покачал головой. – Рановато…

– Только начинал дегустировать. И не так уж и рано начинал, на втором курсе. Некоторые однокурсники уже водку стаканами пили.

– Забыл рассказать новость! – Ломакин хлопнул себя ладонью по лбу. – Наши деятели купили у каких-то барыг для тушения пожаров полсотни подержанных грузовиков «Урал» и «ЗИЛ», выпущенных двадцать лет назад, еще при Горбачеве, по документам провели их как новые. Теперь отговариваются тем, что якобы эти машины двадцать лет стояли на консервации и потому можно считать их новыми. Вдобавок какая-то фирмочка получила неплохие деньги за переделку машин под пожарные. В итоге, если новую автоцистерну можно купить примерно за три с половиной миллиона рублей, то эти перелицованные старички обошлись по четыре миллиона с хвостиком.

– Как и следовало ожидать. – Шавельский посмотрел на часы и встал. – Нам пора.

Посиделки закончились.

Если у Данилова день выдался спокойным, то у Елены – совсем наоборот. Она задержалась на работе до девяти вечера, а придя домой, прямо с порога начала делиться пережитым:

– У нас суицид на подстанции, прикинь! Мы все в шоке! – Данилов давно не видел жену такой растерянной. – Совершенно нормальный парень, третий год на «Скорой», спокойный, вменяемый, без каких-либо проблем, живет в Егорьевске с мамой и вдруг вскрывает вены прямо на дежурстве! Нет, ты представляешь?

– Да, – кивнул Данилов.

Если врач или фельдшер «Скорой помощи» вскрывает вены после дежурства – это его личное дело, и администрация тут ни при чем, ведь со своими собственными венами каждый волен делать все что ему заблагорассудится. Если же суицидальная попытка происходит во время дежурства на подстанции, пусть даже и подальше от посторонних глаз, в запертом туалете, то это уже ЧП из разряда очень серьезных нарушений дисциплины.

Никакого цинизма, что вы! Просто уж если заступил на дежурство, то изволь доработать до конца. Опять же, не очень прилично надолго занимать один из туалетов на подстанции. Туалетов ведь всего три, да еще один из них вечно не работает. К тому же как-то несообразно сводить счеты с жизнью под аккомпанемент нетерпеливых стуков в дверь и криков вроде: «Кто там застрял? Давай быстрей!» То ли дело дома, в спокойной обстановке. Можно сделать все не торопясь, как следует, а остаток времени использовать для размышления о той самой вечности, в которую так торопишься.

– Никто не мог ожидать! Такой спокойный парень!

– Спокойные – они самые суицидальные, – сказал Данилов, – потому что все в себе носят, не выплескивают.

– Не знаю, не знаю… Пришел на работу в совершенно нормальном состоянии, никто ничего необычного не заметил…

– Если так произошло, то это еще не означает, что состояние было нормальным.

– Не знаю, не знаю. Сделать четыре вызова, заехать на подстанцию, отдать диспетчеру заполненные карты (имеются в виду карты вызова – основной документ скорой медицинской помощи, заполняемые на каждого пациента) и вскрыться в туалете? У меня это просто в голове не укладывается.

– Может, его на вызове довели? – предположил Данилов. – Ни с того ни с сего обвинили в чем-то ужасном или сильно напугали? Помнишь историю с Валерой Кабановым? Ее вся московская «Скорая» когда-то обсуждала.

– Кабанов? – Елена наморщила лоб. – Нет, не помню. Расскажи, пожалуйста.

– Валера был фельдшером на нашей подстанции. Летом в разгар отпускного сезона он работал один на полусуточной бригаде (полусуточная бригада – бригада, работающая на линии с 8.00 до 22.00 или с 9.00 до 23.00). Приехал на повод «женщина, 40, болит живот» к какой-то психопатке, которая, когда Валера стал пальпировать ей живот, обвинила его в том, что он хотел ее изнасиловать. Устроила скандал, звонила на подстанцию, написала заявление в полицию, тогда еще милицию, на центре всех достала своими письмами. Бедный Валера замучился объяснения давать (один день в милиции, другой – в центре). Похудел за месяц на двадцать килограмм, кожа и кости остались. Оправдался в итоге.

– Что-то не припоминаю. Наверное, мимо меня прошло. У нас же каждый день какие-то скандалы, что-то можно и пропустить.

– А самое главное, вся наша подстанция знала, что к женщинам у Валеры, в силу его нестандартной ориентации, не было никакого, как принято говорить, энтузиазма. Мы могли поверить во что угодно, только не в то, что Валера мог домогаться женских ласк.

– Да вроде не было скандалов. Фельдшер, который с ним работал, божится, что все нормально было, обычная рутина, ничего особенного. Госпитализировал нестабильную стенокардию с автобусной остановки, затем отвез острый аппендицит из поликлиники, побывал у двух постоянных клиенток-гипертоничек. Ничего такого. И со слов водителя настроение у доктора было нормальным, даже анекдот рассказал, когда на подстанцию возвращались.

– А большой и светлой любви на подстанции у него не было?

– Представь себе, что я тоже об этом подумала, – саркастически усмехнулась Елена. – Не было.

– Может, шифровались хорошо?

– На «Скорой»? Я тебя умоляю! У нас долго не прошифруешься: максимум через неделю все тайное станет явным.

– Пожалуй, ты права, – согласился Данилов. – Не скроешься. А как спасли? Заподозрили неладное?

– Все гораздо проще. Один амбал из фельдшеров, которому сильно приспичило, рванул дверь так сильно, что сломал задвижку. Прикол хочешь?

– Да.

– Фельдшер «Скорой помощи» с десятилетним стажем упал в обморок, увидев на унитазе человека со вскрытыми венами. Представляешь?

– Ничего странного, – пожал плечами Данилов. – Фактор неожиданности сработал. Одно дело на вызове такое увидеть, и совсем другое – в сортире на родной подстанции. Это тебе не диспетчера в объятиях охранника застать!

– Но все равно как-то странно.

– Фельдшеру полагается медаль, – серьезно сказал Данилов. – Можно дать «За спасение утопающих», смысл-то примерно один.

– Тогда уж лучше диспетчеру, которая услышала шум падающего тела и пошла узнать, в чем дело. Она организовала спасение и госпитализацию.

– Но если бы фельдшер не открыл дверь, то и спасать было бы некого.

– Была бы моя воля, Данилов, я бы всем медали дала бы. А себе – орден. За терпение. Ты думаешь, что это единственное ЧП в моем районе?

– Что еще случилось?

– А-а, много всего. – Елена не захотела углубляться в подробности. – Сейчас начну перечислять – до ночи не остановлюсь. То машину из пневматической винтовки обстреляли, то врач с водителем анашу курили в дороге…

– Ну не на подстанции же это делать? – улыбнулся Данилов. – Сразу все набегут, будут клянчить – «дай затянуться», весь кайф обломают.

– Да, конечно. А вот с косяком в зубах мимо полицейского патруля проехать – самое то. И аромат на всю улицу из открытого окошка… Ну разве ж так можно?

– Надо было с закрытыми окнами мимо патруля проезжать. А косячок в кулачок спрятать и морду кирпичом сделать. Чтоб никаких подозрений.

– Тебе, Вова, шуточки, а мне – слезы. – Елена сделала попытку обидеться.

– Ты ужинать хочешь, или так и будем стоять в прихожей? – коварно поинтересовался Данилов.

– Буду! – сверкнула глазами Елена. – Я с утра ничего не ела, не до того было.

– Тогда я пошел жарить яичницу. – Данилов поспешил на кухню.

Елена и в самом деле была голодна, потому что даже и не подумала возмущаться: «Ну зачем ты меня искушаешь, Данилов? Какая может быть яичница на ночь глядя? Я же стану толстой, и ты меня разлюбишь!» – наоборот, попросила:

– А можно не просто яичницу, а с гренками?

Глава пятая

А у нас в квартире газ…

На подмосковной базе отряда в Бронницах постоянно дежурит пять поисково-спасательных групп по двадцать человек в каждой. Тринадцать спасателей (в то, что чертова дюжина – несчастливое число, здесь никто не верит хотя бы потому, что сам отряд «Главспас» был образован тринадцатого ноября), два кинолога с собаками, натасканными на поиск людей в завалах и т. п., четыре водителя, по совместительству также являющиеся спасателями, и один врач. Помимо врачей, которые постоянно работают только в составе поисково-спасательных групп, здесь дежурят и свободные врачи аэромобильного госпиталя.

Кроме пятиместных аварийно-спасательных машин легкого класса ГАЗ-2752, оснащенных полным комплектом необходимого аварийно-спасательного оборудования, приборов и инструментов, в каждой поисково-спасательной группе есть один реанимобиль, на выезде превращающийся в медицинский пункт. При необходимости на нем можно доставить пострадавшего или пострадавших (предусмотрено расположение вторых носилок над основным койко-местом). Главная задача врача поисково-спасательной группы заключается не в госпитализации пострадавших (на это «Скорая помощь» имеется), а в организации (и разумеется, оказании) медицинской помощи пострадавшим и своим спасателям (при необходимости) в очаге ЧС.

Спасатели – народ подготовленный, тренированный, огонь, воду и медные трубы прошедший. Однако разные бывают ситуации, всего не предусмотришь и не убережешься.

Дежурство началось весело благодаря завхозу Николаю Анатольевичу, точнее, неизвестному шутнику, изменившему название «План эвакуации», висевшего в коридоре первого этажа, на «План эякуляции».

– А если бы начальству на глаза попалось бы?! Что тогда?! – вопил завхоз, потрясая злосчастным планом. – Кому отвечать?!

Николай Анатольевич негодовал совершенно искренне, без малейшего притворства. Щурил и без того узкие глаза, скалил прокуренные зубы, нервно дергал кадыком. Даже живот его, недвусмысленно говоривший о пристрастии Николая Анатольевича к пиву и сытной пище, колыхался как-то тревожно и неодобрительно.

– Мне! А почему я должен отвечать за какого-то хохмача?! Что мне, своих проблем мало?

Всем хватает своих проблем, но с другой стороны, иногда их может быть и впрямь мало, правда, вряд ли кто-то вздумает расстраиваться по этому поводу.

– И ведь это кто-то образованный нахулиганил, – в одной из комнат отдыха дежурной смены завхоз ударился в дедукцию, – возможно, даже с медицинским образованием!

При этом он подозрительно покосился на Данилова, читавшего в кресле детектив и не обнаруживающего никакого интереса к происходящему.

– Да заголовок уже месяца три как поменяли, просто ты, Коля, внимания не обращал, – высказался в защиту Данилова, еще не отработавшего и двух месяцев, спасатель Кувшинников.

Масло, подлитое в огонь, вспыхнуло моментально.

– Месяца три! – задохнулся от возмущения завхоз. – О-о! Три месяца! И хоть бы одна сволочь сказала! Вот ты, Виталий, если видел, то почему не предупредил? За это время кто только к нам не приезжал. А если бы Сам приехал, что тогда? Он бы тут всем без разбора прописал бы эякуляцию, да еще и с наждаком!

Данилов отвлекся от дедуктивных выкладок Ниро Вульфа (Ниро Вульф – частный детектив, персонаж серии детективных романов американского писателя Рекса Стаута) и попробовал представить себе эякуляцию с наждаком. Воображения не хватило.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.