S.E.C.T.O.R. - Дети сектора

– Это всего лишь предположение, – отмахнулся Шейх. – Давайте попытаемся разобраться. Рэмбо! У нас тут змееглазые. Подписаны.

Рэмбо среагировал на «подписаны» и спустя пару секунд с озабоченным видом принялся изучать надписи. Ну и рожа у него: за время злоключений отросла жидкая черная борода, смоляные волосы спутались и поблекли, щеки сморщились от свежих розовых шрамов, а ведь еще молодой мужик. «На себя посмотри», – подумал Данила и глянул в зеркальное стекло. И правда, он ничем не лучше: борода моджахеда, весь грязный, будто пылью присыпанный, глаза ввалились, нос заострился. Попади он в Москву – патруль мгновенно остановит.

– О, как! – воскликнул Рэмбо и взлохматил космы.

– Чего? – Шейх с интересом уставился на маленьких уродцев в аквариуме.

– Похоже, или Улей одновременно осваивал две планеты, или их населяли разные виды гуманоидов.

– То есть корабль наш – захватчик со стажем, и эти виды гуманоидов истреблены, и матка не одна, их несметное множество, а взрывчатки, чтоб взорвать тут все к чертям, у нас нет…

В коридоре кто-то завозился, донеслись шаги. Маугли, оставленный на стреме, крикнул:

– Данила, скорее, скорее же!

Шейх метнулся за аквариум с уродами, Данила спрятался между двумя емкостями. Система безопасности бдит! Да и смысл прятаться? Все равно таким составом без оружия ничего не сделать, даже от роботов не отбиться.

Но Рэмбо, который видел, что происходит, рассеял его опасения:

– А-а-а, это ты!

Значит, ничего страшного. Астрахан покинул убежище и усмехнулся: их напугал Маугли. Мальчишка прямо танцевал от нетерпения. Наконец он выпалил:

– Она открыла глаза! – Лицо Маугли оставалось каменным, все эмоции он передавал жестами. – Она говорит!

Шейх вскинул бровь, Данила потрепал мальчишку по голове:

– Спасибо, сынок. Идем, посмотрим.

– Чудеса! – бросил в спину Шейх и обратился к Рэмбо: – Интересно, люди…

Данила свернул в коридор, и голоса стихли. Маугли мчался впереди, сверкали его голые пятки, испачканные инопланетной грязью. А вот и Марина: сидит, поджав ноги, вертит головой. Увидев Астрахана, она невольно пригладила рыжие кудряшки:

– Данила? Что со мной? Мне снился страшный сон…

– Все хорошо, – Данила протянул руку. – Держись. Вот так. Давай подниматься.

Девушка увидела свое отражение, огладила тунику:

– Что это на мне? Где моя одежда?

Астрахан не знал, чего от нее ожидать. Нынешняя Марина напоминала куклу, которая пытается изображать чувства, когда их на самом деле нет. Однако – чертовски обаятельную куколку!

– Без понятия, что тебе снилось, – Астрахан прижал ее к себе. – Но это, скорее всего, правда. Идем, нас ждут Алан Мансуров и Рэмбо, чье настоящее имя мне неизвестно.

Марина свела брови у переносицы:

– Мансуров – лысый казах, что ли? Ты с ним теперь заодно?

– Многое изменилось. Все люди теперь заодно.

– Мне снилось, – шептала она, следуя за Астраханом, – что я огромна и лечу сквозь звезды, то замедляясь, то ускоряясь. Чужие солнца, россыпи планет, туманности… Сначала со мной были мои дети, хамелеоны, потом они умерли, но остались странные существа, которых хамелеоны изучали. Многие чужаки были похожи на моих детей… Вообще-то я не хотела такой становиться, но стала из-за профессора Астрахана…

– Тс-с-с, главное, что ты невредима, с остальным разберемся. Стой тут.

Данила оставил Марину под аркой. Незачем девочке видеть мертвых чужаков, надо щадить ее чувства. Мысли Момента, его стремления дали ростки в душе Данилы, он теперь лишь изредка выделял принадлежащие не ему чувства. Например, жалость эта – от Момента, симпатия к хорошенькой девушке – тоже его, бабника. Момент не ведал страха даже пред ликом смерти, а опасность пробуждала в нем безрассудство, и Даниле хотелось поцеловать Марину, ущипнуть, облапить. Усмирив в себе Момента, он провел по ее спине:

– Там пахнет смертью, подожди здесь.

– Вся моя жизнь – агония, – шепнула она, переступив порог. – Смерть – это я. Меня растили, чтобы открыть шлюз.

Рэмбо взглянул на нее вскользь и продолжил делиться с Шейхом предположениями. Марина навострила уши, подошла к ним и сказала:

– Почти так, – она провела по стеклу, за которым покоился ребенок, родившийся без ножек. – Гуманоиды в светлой комнате – родители этих. Я пыталась сделать их подобными моим мертвым детям, изучала, наблюдала. Все было хорошо, они менялись, делались такими. Ребенок – неудачный эксперимент, я потом все исправила, и они стали рождаться полноценными. Но они не реагировали на Зов. Я пыталась снова и снова, но из этих гуманоидов не получалось то, что мне нужно. Если бы мои дети, хамелеоны, были живы, я просто уничтожила бы гуманоидов и сделала их родину пригодной для Роя. Но я сама не поняла, как вернуть моих детей к жизни, поэтому отправилась искать новый дом. И нашла.

Шейх вытаращил глаза и поскреб темя, поросшее седой щетиной:

– Постой-ка. Откуда ты это знаешь?

Девушка улыбнулась потусторонней улыбкой:

– По-моему, я знаю то же, что и Корабль. Я была им, а он забрал… или выжег часть мой души.

Шейх шагнул к ней, сжал кулаки. Отраженный аквариумом, двинулся его двойник, шевельнул губами:

– Что сейчас на Земле?

– Сейчас я – уже просто я, – Марина пожала плечами, вперившись в змееглазую девочку-подростка. – Улей позвал измененных, и они откликнулись. Большинство людей уже осознает себя частью Роя, хотя сохраняет память. Когда придет мать, люди как вид будут уничтожены.

Шейх попытался систематизировать полученные сведения:

– Что мы имеем. Сейчас вторжением руководит Корабль, он же Улей. Где-то в его недрах растет хамелеонья элита: матка и разумные особи. На земле измененные люди, в организмы которых попал биотин, услышали команду Улья – Зов, – и осознали себя частью Роя. Теперь они очищают Землю от людей.

Рэмбо приближался к Марине осторожно, по дуге. Остановился в двух метрах, будто она могла укусить, и спросил:

– То есть уже поздно что-то менять?

– Измененные еще слабы, в них мало от детей, и они подчиняются командам Улья, реагируют на Зов. Полностью осознать себя они должны, когда придет мать.

– То есть если заткнуть чертов корабль, – злобно сказал Шейх, – то они снова станут людьми?

– Да, если убить матку, Улей замолчит.

– Отлично! – возликовал Мансуров. – И у людей будет время, чтобы найти способ, как бороться с Ульем! – он шагнул к Марине, сжал ее хрупкие плечи. – Может, ты знаешь, где искать матку?

– Знаю.

Данила с удивлением обнаружил в себе доселе незнакомое чувство – ревность, и отодвинул Шейха плечом:

– Отпусти ее, бро.

– Я проведу, где не так опасно, – все так же холодно ответила Марина. – Нам надо дальше.

Двинулись по коридору, не заглядывая в комнаты, подобные первой. В голове Данилы роились вопросы: кто доставлял людей сюда, кормил их, смотрел за ними? Рой к тому времени был уже мертв.

Ответ пришел сам собой: коридор влился в огромный ярко освещенный зал, заставленный всевозможными механизмами. В плоской стальной поверхности стола отражалось два манипулятора – многосуставчатых, отдаленно похожих на паучьи лапы. Казалось, что их не два, а четыре – хищный цветок, готовый рвать плоть. В стене, на полке за стеклом, в прозрачной зеленоватой жидкости хранилось множество насадок: что-то типа шприцов, пинцетов, какие-то подушки, зажимы и невероятное количество ножей. Данила про себя назвал стальную пластину с манипуляторами разделочным столом. Проходя мимо него, Марина поморщилась и вцепилась в руку Астрахана. Значит, предположения верны – она-то знала, что тут происходило.

Дальше на подставке стояла пластина, за которой размещался крепеж для манипуляторов. Их было четыре: два справа и слева.

На стену, что напротив манипуляторов, Данила предпочитал не смотреть: там в консерванте хранились фрагменты человеческих тел. Зачем это Улью? Он невольно повернулся: прямо напротив него в облаке белых волос плавала голова девушки: рот разинут в беззвучном крике, глаза открыты.

– С-суки! – процедил Данила и зашагал быстрее; в душе вскипала ненависть и рвалась наружу, но он сдерживался.

Тех детей в формалине хотя бы усыпили, а девушку-землянку что, живую резали? Спрашивать у Марины он не стал: она была Кораблем, его воспоминания, способные свести с ума любого, теперь ее. И заторможенность – защитная реакция. Она получила уникальный опыт тысячелетнего разума. Разум этот неопределенное время был замкнут на себя. Н-да… Бедная девочка!

Данила провел по ее волосам, она отстранилась, поглядывая по сторонам.

Ряд разделочных столов закончился. Опершись затылками на стену мутного стекла, замерли знакомые уже карлики с головогрудями и бледными лицами-масками. Круглые кукольные глаза были распахнуты, зрачки – сужены, руки с пухлыми пальчиками висели вдоль тел. Данила насчитал шесть роботов и заметил, что они не опираются затылками о стену, а будто приросли к ней – питаются.

Все в нерешительности замерли, думая об одном и том же: если пройти возле них, сработают сенсоры, они почуют чужаков, зрачки их расширятся, и в электронных мозгах активируется программа: «Убей». Шейх повернулся к Марине:

– Они опасны?

– Пока нет. Они здесь больше не нужны и дезактивированы, – девушка пошла дальше, Маугли устремился за ней.

Роботы не ожили, так и стояли истуканами. За ними растопырили лапы-манипуляторы многорукие механизмы. Один робот напоминал гибрид паука и скорпиона: приборная панель на «голове», плоское черное тело, где скручены жгуты непонятного назначения, семь лап с сенсорными волосками, восьмая поднята, как скорпионий хвост. Дальше – тележка то ли на гусеницах, то ли на колесах, и тоже покрытая скрученными жгутами. Гусенично-колесный стол с железными манипуляторами наподобие птичьих лап…

Если все это великолепие оживет, тогда действительно хана. Воображение нарисовало паука-скорпиона: вот он заносит жало-манипулятор, с хрустом пробивает грудную клетку… Ну и фантазия у тебя, друг Момент!

Зал с роботами сузился, перетекая в коридор-«трубу». Слева и справа обнаружилось по арочному проходу. Марина остановилась:

– Тут лаборатория, но расчеты производились Ульем, все приборы с реактивами встроены в стены. Там просто голые стены и всевозможные жгуты-манипуляторы и принимающие разъемы.

– Пыточная, – криво усмехнулся Данила.

– Взорвать тут все к чертям, – поддержал его Шейх. – И проклятый Улей заткнется.

– Подождите минуту, – Марина сморщила лоб. – Где-то здесь… нет, дальше – хранилище с оружием. Каждый манипулятор обладает минимальным интеллектом, а где есть интеллект, там возможны сбои. Они боялись собственных машин.

Марина шагала по коридору, Данила, сосредоточенно разглядывающий уродов за стеклом, притормозил: а вот и маленький ихтиандр, кожа сероватая, по телу пятна, как у Маугли. Рэмбо остановился рядом, прочел:

– Тупиковый вид, не слышит зов Улья, хотя является измененным. Вот эта девочка – тоже измененная, но не слышит Зов.

Маугли заинтересованно приник к стеклу, но Данила оттолкнул его.

– Так было поначалу с землянами, – сказала Марина на ходу. – Потом Улей разработал правильный состав биотина, и они начали меняться, как ему интересно. Я тоже бесполезная измененная.

Дальше были привычные прорезиненные стены, совершенно гладкие. Закончился коридор знакомой «монетой» и аркой, справа и слева от которой были по две железные, почти земные двери.

– Крематории, – с безразличием пояснила Марина, вернулась на пару шагов, провела по стене, распахнула дверцу и вынула обещанный излучатель. Он напоминал черную трубу, которая духовой инструмент. Снизу, там, где должен быть спусковой крючок, крепилась коробка – видимо, аккумулятор.

Данила принял оружие из рук девушки. Навскидку – килограмма полтора.

– В нее дудеть надо, что ли? – усмехнулся он и тут же нащупал рычажок-предохранитель и оранжевую кнопку. – А, понял.

– Излучатели. Их всего два, – сказала Марина. – Принцип действия такой же, как у поля, что выводит из строя приборы в Секторе.

Второй излучатель достался Шейху, он сразу разобрался, что к чему.

– Поищи, вдруг для Рэмбо барабан найдется или блины эти, как их, – пошутил Данила. – И будет у нас полноценный оркестр.

Марина ответила серьезно:

– Больше там ничего нет. Матку охраняют роботы, мы пройдем туда, без труда дезактивируем их и просто уничтожим яйцо. Улей будет ждать, пока не придет второй профессор Астрахан. Эту часть программы он нарушить не может, хотя сейчас, – она помотала головой и проговорила, не дожидаясь вопроса: – Мне кажется, что он забрал мою душу и очеловечился, а я…

– Тебе просто кажется, – сказал Шейх. – Веди к матке.

* * *

УАЗик остановили на трассе между двумя фурами, Росс надеялся, что сюда они не доберутся. С минуту молчали и разглядывали друг друга – сначала настороженно, а потом со все большей симпатией.

– А п-представьте, что мы последние выжившие, – затараторил рыжий сержант. – Эти все от голода передохнут, и все! И больше никого.

– Угу, весело нам будет без баб, – проворчал Кошкин. – А вообще мы в Питер собрались, к людям.

Разум Росса работал на холостых оборотах, потому что если задействовать мозг, можно сойти с ума. Посему следует думать, что все они выполняют квест, пройдут его – и кошмар закончится. Росс представился и сказал:

– Давайте знакомиться, что ли? Тебя как зовут, малой?

Парень вспыхнул, уши заалели, но его опередил Васильич:

– Кузя он. Кузьма то есть. Наградили имечком родители. Мы его Колей кличем. А я – Анатолий, можно просто – Васильич, – рука у него была влажная и горячая; Кошкина сержанты знали постольку-поскольку, пожали его граблю, покивали. Коля, коего Росс мысленно окрестил Рыжиком, спросил:

– А к-к-куда мы едем-то?

– Будь моя воля, я бы – в Мытищи, – ответил Васильич и мгновенно осунулся, постарел лет на десять, но вскоре взял себя в руки, почесал залысину и сказал по возможности бодро: – А так в столицу, Питер то есть. Через весь город надо пилить, затем – Ржев, Псков, ну, и Питер. Как доберемся – без понятия, вокруг такой дурдом, что жуть!

– У нас же в-вездеход! Прорвемся! – воскликнул Рыжик и взъерошил огненные вихры.

А ниче так команда, подумал Росс, все ж не самому прорываться. Ментов, правда, он всегда ненавидел, эти же при ближайшем рассмотрении оказались вполне нормальными мужиками.

Взревел мотор, и УАЗ тронулся медленно-медленно, объезжая остановившиеся машины. Пару раз дорогу перегораживали фуры, и приходилось ехать дворами. Картина взору открывалась все та же: они рыскали по улицам в поисках уцелевших. Разрушая представление о киношных зомби, они не загрызали людей и не выедали у них мозг – просто связывали и куда-то утаскивали.

Каждый раз при виде такой процессии Росс и Кошкин хватались за оружие, но понимали, что если начнут отбивать людей, то зомби набросятся все толпой, и самим придется ноги уносить. Настораживало, что они разбились по группам: шесть медленных, которых Росс мысленно окрестил «шатунами», и один «плавный». Кошкин предположил, что «плавный» – вожак, такие группы наиболее опасны.

Васильич все больше грустнел и терял интерес к происходящему, хотя Рыжик перед ним чуть ли не с бубном плясал. Жил себе жил мужик, детишек растил, копил добро, вся жизнь у него вокруг этого вращалась. Мир рухнул и похоронил его под обломками. Росс не выдержал:

– Может, это какой-то эксперимент правительства? Ну, они так биомассой манипулируют? Скоро все закончится. Если само не закончится, не исключено, что это можно исправить.

– А мне кажется, – перекрывая шум мотора, кричал Рыжик, – что мы попали в компьютерную игрушку, и это все ненастоящее. Или просто вы мне снитесь.

– Так ложись и помирай, жди, когда проснешься, – сказал Кошкин, вынул сигарету из пачки, с тоской осмотрел лица попутчиков и сунул ее назад. – Слабо, да?

– Конечно, слабо, – кивнул Рыжик и выругался: – Ёшкин кот! Фура поперек дороги лежит, надо дворами объезжать.

Справа был бетонный забор, слева – стройка, заброшенная после появления Сектора. Петляя между машинами, Рыжик сдал назад, развернулся и поехал против движения. Игнорируя красный, свернули на перекресток.

Чуть дальше проезду мешала «свалка», Рыжик выругался и собрался поворачивать, но Кошкин указал вперед:

– Попробуй по обочине и вдоль строительного забора, так мы объедем фуру и вернемся на нужную дорогу.

Рыжик прислушался к совету и газанул. На обочине подвинул «шатуна» и направил машину в заросли сирени. Ветви хлестнули по лобовому, заскрежетали по кузову, под колесами захрустел строительный мусор и проржавевшая жесть забора, оторванная ветром.

Их тут не было. Росс полагал, что они предпочитают более людные места – охотятся на уцелевших. А вот почему людей не убивают, а куда-то утаскивают, он не мог даже предположить. Откладывают в них личинок? Вялят?..

УАЗ тряхнуло так, что Росс едва не пробил головой потолок. Кошкин выругался, вцепившись в сиденье.

– Твою же ж мать! – воскликнул Рыжик. – Яму поймали! Ща попробуем выехать.

Машина, уткнувшаяся мордой в землю, взревела, из-под колес брызнула грязь, камешки и ошметки травы. УАЗик качнулся, приподнял капот, но съехал в яму еще ниже.

Рыжик выскочил и хлопнул дверцей так, что машина едва не развалилась, Росс аж вздрогнул.

– Вот уроды! – донеслось с улицы. – Тут та-а-акая яма, что писец. Чудо, что совсем не упали. И почва, собака, глинистая, влажная.

Росс приподнялся и выглянул в открытое окошко над дверцей: Рыжик сидел на корточках и чесал макушку.

– Че там? – Васильич распахнул дверцу, сел рядом и присвистнул. – Хворостом яму завалило, вот и не заметили.

Кошкин засуетился, достал домкрат и протянул Васильичу. Росс вылез из салона, оценил масштабы попадалова и подставил лицо солнечным лучам.

Ласковое тепло, ветер, теребящий пряди волос, пронзительная тишина, пахнущая травой. И он, Росс, в центре этого мира – легкие расширяются при каждом вдохе, сердце гонит кровь по сосудам. Впервые он ощутил себя по-настоящему живым и осознал, до чего же просто это потерять.

Рядом с ним дышали, думали еще три человека, каждый в центре своего мира, а там, за ржавым забором – Москва, населенная ходячими мертвецами. И наверное, никто из этих троих не ощущает, что такое – быть живым.

Отогнав странные мысли, Росс сказал:

– Коля, ты иди за руль, а мы со следователем и Васильичем попытаемся вытолкнуть машину. По-моему, домкрат тут не поможет.

– Парень прав, – вздохнул Васильич, кряхтя, выпрямил спину и вытер руки о штаны.

Рыжик сел за руль, Кошкин двинулся вперед, наступил на хворост и с хрустом провалился в яму по пояс. Хлюпнуло. Он скривился:

– Тут вода… Но что уж делать.

УАЗ въехал в яму передним колесом и лег на пузо. Надо было поднять его и осторожно, чтобы почва не осыпалась и он не сполз полностью, вытолкнуть. Росс обошел машину, уперся в бампер возле фары, поудобнее расставил ноги и замер, ожидая команду. Было жутко неудобно: не вытянуться, не упереться как следует, Кошкину и то удобнее.

Васильичу места возле бампера не осталось, в яму он не хотел и ходил вокруг, бормоча:

– Эх, трактор бы, чтобы дернуть!

Он закряхтел сбоку, Росс видел только ноги в лаковых ботинках, черные брюки и белые носки.

– Газу, Коля, газу!

Взревел двигатель, закрутились колеса – Росс уперся в бампер изо всех сил, отворачиваясь от летящей в лицо грязи. Машину начало кренить в сторону колдобины, вторым колесом она прочертила колею.

Рыжик заглушил мотор. Росс сел на траву, размазал грязь по щекам и задумался о том, что же за сила заставляет их с остервенением толкать машину, полностью отдаваясь по сути бесполезному труду. Ведь можно пересесть на любой другой брошенный автомобиль. На самом деле все просто: труд не только облагораживает человека, но и отвлекает от реальности. Появилась цель – вытолкать машину, и все силы теперь брошены на это, ведь выжить – это не цель, а просто отсрочка. Мир кончился. Несправедливый, тухлый мир, основа которого – инфантильные, презираемые тобой тупицы. И вдруг оказалось, что ты тоже часть этого мира, тоже деталь, просто выполняющая другую функцию. И что ты теперь будешь делать, такой талантливый и энергичный? Кого спасать? Кого куда вести?

– Ну что, последняя попытка, и будем искать другой транспорт? – крикнул Рыжик из салона.

– Да лучше сразу, не вытащим мы его, – ответил Росс и смолк с раскрытым ртом, увидев на пустыре девочку лет семи-девяти.

Гротескно-апокалиптическая картина: бетонированная площадка пустыря, где ржавые прутья арматуры выше чахлых кустиков, среди почерневших замшелых плит – обычная девочка в розовом платье, рыжие волосы рассыпаны по плечам, огромный бант, светлые гольфы, коленки обильно смазаны зеленкой. Девочка смотрела вполне осмысленно, без страха. Словно пыталась понять, свои перед ней или чужие.

– Да ладно, по-последний раз, – трещал Рыжик. – Я к этому зверю душой прикипел…

– Тише ты! – шепнул Васильич, раскинул руки и направился к девочке: – Малышка! Как ты уцелела? Не бойся, мы нормальные, иди сюда!

Он сел на корточки, будто собрался приманивать щенка. Девочка продолжала смотреть настороженно. Или не настороженность это – равнодушие, отчужденность. Что-то, заставляющее волосы вставать дыбом, а сердце – биться чаще.

Кошкин первым сообразил, в чем дело, выбрался из ямы, с головы до ног забрызганный грязью и шикнул:

– Не вздумай к ней идти! Она из этих.

Обалдевший Рыжик вылез из салона, глянул на Васильча, все еще сидящего на корточках, на Кошкина, снова и снова вытирающего руки о джинсы, и пробормотал:

– А чего она… Глаза-то, глаза… Она все понимает.

– Вот это и хреново, – заключил Росс. – Что некоторые из них соображают не только, что мы – враги, но и знают, как нас проще прикончить.

– А вдруг все-таки человек? – с надеждой спросил Васильич.

– Сейчас проверим, – Росс вскинул автомат, целясь в ребенка. – Как тебя зовут? Если не скажешь, я выстрелю. Считаю до пяти: и раз, и два, и три…

Отвечать девочка не стала: разинула рот в безмолвном крике и метнулась к нагромождению плит. Р-раз, и нет ее.

– Вот что, ребятушки, – прошептал Васильич. – Сваливать надо, пока она своих не позвала.

Россу, отделенному от остальных тушей УАЗика, уже были видны силуэты, движущиеся по следам шин. Они шли цепью, загораживая тех, кто позади, но Росс знал: их шестеро, а девчонка – мозговой центр, вожак. Те, что нападали в ментовке, были безмозглыми, эти вполне организовались, и неизвестно, как себя поведут.

– Валим, – проговорил Росс. – Гляньте, вон они идут.

Рыжик сделался синевато-зеленым и попятился. Кошкин сплюнул и схватился за «макарова». Васильич осунулся и погрустнел, заметив:

– Это не ходячие мертвецы, а что-то другое.

– Разбираться будем позже и не здесь, – скомандовал Росс. – Сейчас – валим. Нам в Питер надо, там наверняка уже знают, что к чему. Бежим вдоль забора вперед, на дороге садимся в удобную машину и едем дальше. Ходу!

Росс несся первым, ломился сквозь кусты, спотыкался на строительном мусоре, а здравый смысл твердил, что правильнее было пристрелить девочку, лишить «шатунов» мозгового центра. Но чем бы ни была рыжая школьница, совесть, человечность или что оно на самом деле, не позволила нажать на спусковой крючок, не допустила даже мысли, что надо убивать ребенка. Теперь же Росс убеждал себя, что пора забыть о детях, беременных женщинах и старушках-одуванчиках. Их больше нет. Есть злобные твари непонятного происхождения, их нельзя жалеть: или они нас, или мы – их.

Расстановка сил пока не была ясна: здесь выиграли они, а в Питере – люди. Значит, не все еще потеряно, и неизвестно, что творится во всем мире. Главное – в столицу попасть, сохранить свою задницу, ну, и задницы попутчиков, конечно.

Лишившись маломальской защиты – кузова машины, Росс ощущал себя голым. Сами по себе зомби казались безобидными: укушенный Васильич не уподобился им, людей они не убивали, двигались медленно, нападали бестолково, а вот организованные группы ему не нравились. Неизвестно, что будут делать они, управляемые разумным существом.

Кусты впереди начали редеть, и Росс разглядел однополоску, практически свободную от машин, за которой начиналась наполовину заброшенная промзона – всевозможные склады, автосервисы, мелкие заводы. Над ржавой жестью крыш возвышался единственный жилой дом.

Забор закончился, когда до дороги осталось с десяток метров. Росс приметил джип с распахнутыми дверцами, припаркованный в «девятку», уже устремился к нему, но сбавил скорость и схватился за автомат: со всех сторон наперерез спешили они, причем двигались не шатающейся толпой, а вполне сработанными командами. Две группы заходили с севера, по одной – с каждой стороны дороги. Росс безошибочно выделил лидеров. Держались они чуть в стороне от своих групп и не бежали – плыли, танцуя. Будто змея извивается под флейту: то вскинется, то замедлится, то замрет, движения сменяются так быстро, что видны лишь мелькающие кольца. Завораживающее зрелище, если не помнить, что замешательство смерти подобно.

Росс рванул к машине, плюхнулся на водительское кресло, разбил панель управления и выдрал переплетающиеся проводки. Сержанты заняли заднее сиденье, Кошкин сел рядом с Россом, хлопнул дверцей и прокомментировал:

– Ох, побеседовал бы я с тобой, попадись ты мне при других обстоятельствах.

Росс соединил проводки – мотор завелся. Одновременно шесть зомби вцепились в дверные ручки. Их вожак – молодой мужчина в очках, серый, похожий на ботана, стоял в стороне и прозревал неведомые дали. «Шатуны», кривляясь и пуская слюну, принялись тарабанить по стеклам. Не дожидаясь, пока к ним подоспеет помощь, Росс выжал газ, расшвыривая вторую группу – преимущественно симпатичных девчонок.

Кошкин открыл окно и приготовился стрелять, но Росс крикнул:

– Патроны беречь!

Выруливая на однополоску, он встретился взглядом с вожаком одной из групп, крашеной брюнеткой лет пятнадцати с размазанной по всему лицу алой помадой и черными кругами от туши. Казалось, даже время замедлилось, во вселенной существовали лишь Росс и она. Точнее, оно. Оно не смотрело на машину – словно вбирало ее расфокусированным взглядом.

Будто по команде, все зомби замерли и повернули головы: их глаза напоминали объективы камер. Руки Росса взмокли, он выкрутил баранку, выезжая на трехполосную улицу Широкую. Взвизгнули тормоза, машину повело. Джип протаранил синюю легковушку на низкой посадке, выровнялся и рванул против движения – морды брошенных машин неслись навстречу, будто кто-то выключил время. Росс подсознательно опасался, что стоит кому-то нажать на кнопку «Пуск», и все они ринутся навстречу.

– А че это з-за зверюга? – поинтересовался Рыжик.

– Хрен ее знает, «китаец» какой-то, – ответил Росс; он сосредоточился на дороге, петляя между застывшими машинами.

На внедорожнике хорошо по обочинам и клумбам гарцевать, а вот маневренность у него паршивая – приходится «свалки» таранить. Спасибо хозяину, что силовой бампер поставил. Вскоре пригодилась «внедорожность» – дорогу перекрыл перевернувшийся КамАЗ. Он лежал на обочине колесами вперед, осыпанный стеклами разбитого ларька, а щебень засыпал дорогу вместе со сплющенными в блин легковушками.

Пришлось выруливать на тротуар и объезжать, чуть не прижимаясь к длинному жилому дому. Хрустели кусты сирени, стремились ухватить за кузов, остановить. На них Росс предпочитал не смотреть. Просто силуэты. Они не могут причинить вреда. Пока.

В стекло ударил мелкий камень, а потом камни и подручные предметы посыпались градом. В десятке сантиметров грохнулся телевизор, Кошкин подпрыгнул и заорал:

– Газуй, газуй! Они с балконов бомбят!

Но Росс и без него догадался: надо отъехать подальше от жилого дома. Что-то с диким грохотом долбануло по крыше – она аж прогнулась. На лобовое брызнули осколки глиняной вазы, перемешанные с комьями земли – зомби швырнули здоровенный фикус. Росс резко затормозил, сбрасывая его, и газанул вперед.

Камни продолжали сыпаться, в ход пошли бутылки, туфли, доски. В боковое окно напротив Кошкина прилетел обломок кирпича – стекло выдержало, но покрылось трещинами и помутнело.

– Лобовуху береги! – надрывался Рыжик. – Повор-рачивай! Да вправо, вправо лучше!

– Заткнись, не мешай! – крикнул Росс, выруливая на трассу.

Зомби бросились наперерез машине и принялись лупить ее палками. Кошкин вцепился в ПМ, его и без того тонкие губы превратились в нитку, жилы на шее вздулись.

Атака прекратилась будто по команде, все враги замерли. Теперь они просто смотрели, провожали машину взглядами.

Сначала Росс не поверил своим глазам: навстречу его машине несся «Хаммер». Несся вполне целенаправленно, значит, внутри – люди.

Автомобили затормозили в паре метрах друг от друга. Кошкин опустел стекло и прицелился в предполагаемого врага.

Из «Хаммера» никто не выходил, зато точно так же опустилось боковое стекло, и оттуда донесся приятный баритон с легким кавказским акцентом:

– Представьтесь.

Сердце Росса от счастья пропустило несколько ударов, он представился, и кавказец сказал:

– Я известен как Дон, это мои люди. Что происходит?

– Некогда трепаться, они сейчас нападут, – проговорил Росс. – По внутренней ментовской связи поступило распоряжение бежать в Питер, там все под контролем. Мы едем туда, и вам советуем.

Росс не знал, развернулся ли «Хаммер», но возрадовался, когда увидел его в зеркале заднего вида. Надо же, сам Тихий Дон, известнейший криминальный авторитет! Разве что младенцы и монахини не слышали о нем. Вместе легче отбиваться, да и у Дона наверняка полно стволов.

– Через центр ехать не надо, – посоветовал Рыжик. – Представляете, сколько там их?

– Ясен пень. Молчи, не отвлекай водителя, – пытался его успокоить Васильич.

За перекрестком началась промзона, трасса опустела, и рулить стало полегче, Росс даже расслабился.