Вселенная «Метро 2033» - Слепящая пустота

Вероятно, весна. Неправдоподобно насыщенные солнечные лучи подсвечивают багряным золотом волосы смеющейся женщины. Кусочек чьей-то хрупкой жизни. Отец держит жизнерадостного малыша на руках. Мужчина высокий и могучий. Он уверен в том, что сможет защитить сына. Малыш ничего не боится, потому что рядом с ним мать и отец. Такие красивые, молодые, сильные. Они как древние боги, как яркий солнечный свет, они будут всегда, и ничто не способно разрушить эту связь, запечатленную на маленьком кусочке картона. Они вечны…

Двое из троих людей на фотографии давно мертвы. Мертвы, как и Харон. Но он, в отличие от них, не ушел, превратившись в живого мертвеца, выжженного изнутри, трухлявого зомби. И если бы не тот дар, который он нес в себе и который так необходим другим людям, он бы давно отправился вслед за теми, кого однажды не по собственной воле потерял. Потерял еще в той, другой, благополучной жизни. Но он не имеет права уйти. Во всяком случае пока, потому что он апологет. Один из немногих, чье существование в новом мире небесполезно.

И уже только ради этого стоит жить.

Мужчина снова взглянул на наручные часы. Еще двадцать минут. Можно попробовать немного расслабиться. На длинной полке рядом с книгами покоилась бесценная коллекция компакт-дисков. Вернув Кортасара на место, Харон выдернул из стопки квадратную пластиковую коробку. На черно-белой обложке статуя лесного оленя, на заднем фоне облетевшие мертвые деревья. Американская группа «Agalloch», короли эмбиент-дума. Альбом «The Mantel» маленький атмосферный шедевр. Обложка отдавала студеным январским холодом, тем же холодом отдавала и бесконечно глубокая мрачная музыка. Почти идеальное сочетание безысходности, тлена, тщетности и бессмысленности человеческого бытия. Надгробный камень надежды.

Блестящий кругляш мягко скользнул в CD-плеер, щелкнула серебристая крышка. Апологет надел старые, замотанные в нескольких местах прозрачным скотчем наушники, нажимая отполированную до блеска кнопку «play». Окружающий мир на время исчез, а в душу вполз обманчиво-ласковый вечный бессмертный холод.

* * *

Они появились не сразу. О них долгое время никто ничего толком не знал. Уникальный дар апологетов обнаружился случайно, когда никому не известная хрупкая девушка, выставив перед собой руку, смогла остановить поток обезумевших тварей, рвущих на куски все живое. Она и сама не поняла, зачем спустилась вниз на заброшенную станцию. Просто, подчиняясь внезапному порыву (страх? наитие? безумие?), вышла к туннелю метро, став на пути приближающейся неотвратимой смерти. Когда она вернулась на поверхность в сопровождении единственного выжившего бойца, суровые, закаленные в боях солдаты «Торговой Конфедерации» преклонили колени перед незнакомкой, спасшей их форт. Так началась история апологетов. Еще через какое-то время выяснилось: таких людей несколько. Точное количество неизвестно, поскольку информация тщательно скрывалась. Говорили, что люди с уникальным даром объединены в некий таинственный Круг и что Кругом управляет апологет по кличке Овод. Никто не знал этого человека в лицо, даже члены самого Круга.

В каких поселениях нашли приют апологеты?

Каков предел их возможностей?

Как они выглядят?

Вопросы, задавать которые не только бессмысленно, но и опасно. Каждый форт хотел иметь своего персонального защитника, потому что присутствия всего лишь одного апологета достаточно для того, чтобы навсегда избавиться от опасности нападения мутантов. Уже много лет за апологетами велась негласная охота. Незримая, никогда не прекращающаяся тайная война. Вездесущие шпионы обыскивали поселения, время от времени попадая в руки контрразведки военных, после чего бесследно исчезали. Но даже это не останавливало желающих знать больше положенного.

Точно определить, на какой форт часто нападают мутанты, а на какой нет, было невозможно. Местные жители ненавидели чужаков, а за выведывание подобной информации, как правило, следовала мгновенная расправа. Даже само слово «апологет» опасно произносить, чтобы не навлечь на себя внимание тайных агентов Круга, которые тут же сдадут подозрительного человека разведчикам «Лимба». Среди руин Харькова царила обстановка острой неистребимой паранойи, но люди точно знали: случись серьезная беда, и разбросанные по разным поселениям апологеты объединятся. До сих пор больших прорывов чудовищ в полуразрушенный город ни разу не случалось. Но это не означало что подобное невозможно в будущем. И только апологеты способны защитить от смертельно опасных непредсказуемых тварей.

* * *

Без сомнения, эти люди своего рода мутанты. Под воздействием биологического и радиационного заражения они приобрели необычные способности. Существовала интересная легенда, что все они однажды пришли со стороны Проспекта Гагарина, где, по слухам, во время войны одна из сторон задействовала некое экспериментальное облучающее оружие. Большинство попавших под излучение впоследствии погибло, но ничтожный процент неожиданно приобрел недоступные обычным людям способности (непредусмотренный побочный эффект). Что стало катализатором, доподлинно неизвестно. Возможно – наследственность, некие особые гены, предрасположенность к определенному типу излучения. Однозначного ответа не существовало. Влияние одного апологета, как правило, распространялось максимум на одно-единственное поселение или станцию метрополитена. Необъяснимая, отпугивающая чудовищ сила просыпалась только в замкнутом пространстве. Оказываясь за пределами форта, под открытым небом, апологет терял уникальные способности. То был так называемый «синдром чистого неба». Именно из-за него апологеты редко покидали пределы родных поселений, потому что утрата даже одного из них – смертельная опасность для всего города.

* * *

С сожалением стянув наушники, Харон уже собрался покинуть фанерную комнатушку, как неожиданно в обитую жестью хлипкую дверь деликатно постучали.

– Войдите! – апологет поспешно спрятал CD-плеер – предмет зависти многих обитателей тринадцатого форта.

Дверь со скрипом приоткрылось, и в образовавшемся проеме возникла немного смущенная физиономия майора Жданова, отвечавшего за безопасность поселения.

– Глеб Валентинович, тут к вам посетитель со стороны улицы Мира пришел!

– И вам доброе утро, Алёша!

– Гм… извините за столь ранний визит… но он очень настаивает…

Харон грустно вздохнул:

– Назвался хоть?

– Зовут Фоксом! Я его еще по прошлому визиту к вам запомнил.

– Ах, этот…

– Ну да, скользкий тип! Вы бы за ним присматривали, а то неровен час что-нибудь пропадет.

Апологет улыбнулся:

– Не беспокойтесь, Алексей, я за ним хорошо присмотрю.

– Ну, так что, его прямо к вам сюда проводить?

– Нет, не нужно прямо сюда. Я как раз собирался завтракать. Отведи его в общую столовую.

Жданов коротко кивнул.

* * *

Общая столовая располагалась посредине зала бывшего супермаркета. Длинная брезентовая палатка устанавливалась два раза в день на завтрак и на обед, в остальное же время в целях безопасности демонтировалась, чтобы не занимать лишнее пространство. Солдаты уже позавтракали. Когда Харон вошел, за ближайшим пластиковым столиком пили чай две молодые девушки, кажется, жены младших офицеров.

– Как обычно? – вежливо осведомился повар Ильич, добродушный полноватый мужчина, говоривший с легким западно-украинским акцентом.

– Как обычно! – подтвердил апологет, занимая любимый столик рядом с пышущей жаром походной кухней.

Кормили в Тринадцатом форте по-барски, неспроста ведь поселение стратегического значения. Тринадцатый номер форту присвоили потому, что рядом располагался вход на станцию метро Пролетарская – конечную Холодногорско-Заводской линии, а также, по совместительству, подземную крепость группировки «Лимб». Станция тринадцатая по счету, если отправной точкой считать Холодную Гору. Что и говорить, счастливое число. Во всяком случае, для обитателей города. Пролетарская играла жизненно важную роль. Здесь располагался огромный резервуар с чистой питьевой водой, которой снабжались все форты. Вода поступала в резервуар из глубокой подземной речки, проходя сеть сложных фильтров.

Пока Ильич в засаленном фартуке колдовал над заказом, в столовую заглянул невысокий тщедушный мужчина в мешковатом балахоне защитного цвета. Маленькие глазки цепко ощупали окрестности и, сфокусировавшись на цели, удовлетворенно мигнули.

Харон кивком указал на свободный стул. Фокс неспешно засеменил вдоль пустых столиков. Сидевшие у самого входа девицы неприязненно оглядели незнакомца и о чем-то быстро зашептались. В профиль этот человек больше всего напоминал грифа-падальщика: крупный нос с горбинкой, маленькие глаза, выдвинутый вперед кадык, редкие волосы.

Ильич принес завтрак: аккуратно нарезанный сыр, десяток галет и большую кружку настоящего цейлонского чая.

Крупный нос Фокса алчно задвигался. Аромат от чашки шел умопомрачительный.

– Неплохо живете! – прошепелявил человек-гриф, усаживаясь напротив.

– Не жалуемся, – апологет меланхолично подул на горячую чашку.

– Сто лет настоящего чая не пил… – неожиданно признался утренний визитер. – Все ту бурду из бурой плесени. Ну, из той, что мичуринцы «Торговой Конфедерации» выращивают.

Харон не ответил. Он не любил главу курьеров Круга. Прав майор Жданов, Фокс – скользкий и опасный тип, никогда не знаешь, что у него на уме. Но раз явился лично, значит, его привело дело чрезвычайной важности.

Неловкое молчание затянулось. Чай медленно остывал. Апологет выжидающе смотрел на курьера.

– Я по поручению Круга! – кашлянув, тихо проговорил Фокс. – Меня попросили кое-что передать тебе лично в руки.

Из недр безразмерного балахона возникла бледная рука. Харон был не на шутку заинтригован, принимая из рук посыльного белый запечатанный конверт.

– Что внутри? – автоматически спросил он.

– Зашифрованная эпистола от главы Круга и жетон допуска первой степени.

– Даже так?

– Тебе оказано огромное доверие!

– Я польщен!

– Не юродствуй, это дело… особой важности, раз до тебя снизошел Главный. Да ты и сам все прекрасно понимаешь. Ты ведь тоже видел сон?

– Какой сон? – насторожился апологет и даже отставил недопитую чашку в сторону.

– Про метро!

– Я вижу много снов в последнее время, Фокс, и все они про метро…

– Опять юродствуешь! Это тебе, между прочим, не к лицу. Я про сегодняшний сон!

– Однако! – Харон слегка подался к ехидно ухмыляющемуся собеседнику. – Как же быстро вы работаете.

– В стремительности наш успех! – парировал главный курьер. – Ты только досматривал сон до конца, а Главный уже писал зашифрованное послание. Душа Нового Мира изъявила волю, нам необходимо вмешаться.

– Кому это «нам»?

– Апологетам! – едва слышно прошептал Фокс. – Сон видели исключительно члены Круга, причем некоторые раньше других, а у Главного он повторялся уже трижды. Стало ясно, это неспроста. Впервые за все время существования Круга Душа Мира открыто диктует свою волю.

– Я в это не верю! Все разговоры о том, что нашими устами глаголет некая незримая сила… или еще что-то в этом роде, – полная чушь. Членам Круга на самом деле необходимо только одно – безграничная власть. А все басни про мистические озарения хороши лишь для восторженных дураков из дальних поселений.

– Ты всегда казался немного отступником, так ведь, Харончик… – гаденько захихикал главный курьер. – Ведь именно поэтому три года назад тебя не выбрали главой Круга, хотя твоя кандидатура устраивала многих.

– Ты был как раз среди тех, кого она не устраивала, если мне не изменяет память.

– Память тебя не подводит, Харон!

– Что-нибудь еще?

– Нет, это все!

– В таком случае пошел вон!

Фокс медленно поднялся из-за стола и, понимающе улыбнувшись, направился к выходу из столовой.

* * *

– И когда они только успели… – раздраженно бормотал Харон на обратном пути в свои скромные апартаменты.

Предчувствие, скажем так, очень нехорошее. Мерзопакостное предчувствие. Плотно прикрыв лязгнувшую дверь, которой словно передалось недовольство хозяина, апологет нервно надорвал конверт. На раскрытую ладонь выпала небольшая металлическая бляха с выгравированным двуручным мечом и щитом. На щите имелся символ – древний египетский знак вечности «анх», так называемая «завязка от сандалии». Члены Круга всегда тяготели к дешевому позерству. Хотя тут уж, скорее, работал верный расчет – поразить воображение быдла. Мистические знаки, щит и меч! Какой-нибудь малокультурный идиот вполне мог клюнуть. Харон понимал, жетон откроет путь во многие форты. Руководство многочисленных поселений знало о существовании Круга и его немаловажной роли в судьбе всего Харькова. Однако находились и те, кто был вполне способен пойти на открытый конфликт с апологетами. Так называемые проблемные форты – коммунисты, мусульмане, азиаты, фашисты. Из них собственный апологет имелся только у первых, но это отдельная и не очень приятная история.

Так, с жетоном разобрались, теперь послание. Большой лист плотной качественной бумаги сложен пополам. Развернув его, Харон увидел бессмысленную абракадабру маленьких черных букв, отпечатанных на пишущей машинке. Буквы шли бесконечным потоком, без пробелов и знаков препинания. Один из самых примитивных методов шифровки, но по нынешним временам подходил и такой. Апологет взял с полки толстую темно-синюю книгу Маркеса «Осень патриарха». Внутри нашлась точная копия листа с посланием, только вместо букв – маленькие квадратные прорези. Харон аккуратно совместил оба листа. В пустых окошках появились символы. Символы сложились в слова. Апологет принялся внимательно читать, и по мере знакомства с посланием его лицо становилось все мрачнее и мрачнее.

Худшие опасения подтверждались: он становился разменной пешкой в грязной изощренной игре.

Глава 2

Нападение

Странно, но Данька отчего-то совсем не чувствовал страха. Ну вот ни на сколечко. Может, оттого, что черепа, скалившиеся с повязок захвативших его в плен людей, казались какими-то ненастоящими, напоминая ту книжку про пиратов, которую они когда-то читали с отцом? Как она там называлась, «Остров сокровищ», что ли?

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца…»

По какому-то удивительному совпадению, людей на мотодрезине тоже ровно пятнадцать: десять скованных мальчишек и пятеро бандитов. Причем один из них одноногий. Как хитрый судовой повар Джон Сильвер, оказавшийся потом кровожадным пиратом. И называл он скованных цепью детей по-морскому, «юнгами»: «Ты, юнга! Ну-ка прибери копыта от рычага, а то сейчас врежу, мало не покажется!»

Даньке казалось, что он – Джим Хокинс, попавший на пиратскую шлюпку, направляющуюся к необитаемому острову, где зарыты сундуки с золотом. Поэтому и было не совсем страшно, а как-то даже любопытно. Что же дальше?

Переживал? Это да. Но больше не за себя, а за папу. Куда тот запропастился? Данька точно знал, что отец выжил во время нападения. Даже в странном состоянии, из которого его потом вывело прикосновение жуткого незнакомца в глубоко надвинутом капюшоне (вот когда было страшно, потому как черные пальцы, ощупавшие Данькино лицо, оказались леденяще холодными), он сумел разглядеть, что среди тех несчастных, которых убили работорговцы, его папки нет.

Так где же он? Почему до сих пор не забрал из лап этих бандитов? Наверное, крадется сейчас за ними по пятам, дожидаясь удобного момента. Будто какой-нибудь Следопыт. А потом как нападет, как поубивает всех и освободит Даньку и его товарищей по несчастью. Он это может, он ведь о-го-го какой!

Хоть Музыкант (так его называли взрослые) и не занимал какой-то официальной должности в Холодногорском форте, люди его уважали и часто обращались за помощью и советом. То какой-нибудь спор из-за имущества разрешить, то порекомендовать, какое оружие против того или иного мутанта применять. А то и просто придумать имя новорожденному ребенку. Его не раз просили войти в Совет поселения, но он постоянно отказывался, будто от чего-то очень неприятного и непосильного. Данька сам дивился упорству папки. Ведь и так делает то, что и остальные члены Совета, так почему же не принять должность? Спрашивал пару раз об этом, но Карел морщился, как от зубной боли, и говорил, что когда Даня вырастет, то сам поймет.

Дядя Саша, их комендант, часто говорил, что Музыкант бежит от ответственности. Потому и в Совет не идет, и не женится, хоть мужик он справный и за ним любая баба на край света пойдет. Да только никуда он не бежит! Не зря же отец стал единственным из всех мужчин форта, кто не впал в отчаяние, когда на маленькое поселение обрушилось ужасное несчастье. Едва начали умирать люди, скошенные неизвестной болезнью, Карел взял на себя обязанности коменданта, заменив сраженного мором друга.

Данька содрогнулся, когда перед мысленным взором вдруг встало лицо дяди Саши, обезображенное жутким оскалом и кровоточащими черными язвами. Комендант скончался в страшных муках за один день. Вместе со всем семейством. Особенно жалко Танюшку, Данькину ровесницу и соученицу. Классная девчонка была…

Была.

Какое мерзкое слово. От него веет тоской и безысходностью. Вот и мама у него тоже – была. А он ее даже не помнит. Не то, что папа.

И не женился он не из-за какой-то там «ответственности», а потому, что до сих пор любит маму. И его, Даньку, тоже любит.

Как-то пару лет назад, поддавшись на уговоры дяди Саши, твердившего, что, дескать, отпрыску присмотр нужен, а то совсем от рук отбился, да и самому негоже себя молодым хоронить, Карел попробовал сойтись с одной молодой женщиной. Сначала все шло, вроде бы, хорошо. Наталья заботилась о мужчинах, как положено настоящей хозяйке дома. Однако Дане она почему-то не нравилась. Холодом от нее веяло. И глаза злые-презлые. Даже когда улыбалась. Мальчик молчал, чтобы не огорчать отца, радовавшегося, что и у них все пошло, «как у людей».

Но вскоре Музыкант отправился в рейд. Он частенько уходил куда-то на пару дней, а то и на целую неделю, возвращаясь домой с полным мешком удивительных вещей. Обычно за Данькой во время подобных отлучек отца присматривала тетя Света, жена коменданта. Сейчас же у парня появилась собственная мама, так что надобность в няньке отпала. Хотя это уж как сказать. Потому как не было до этого в жизни мальчугана худших семи дней, чем та неделя. Наталья только и делала, что маялась бездельем да «отдыхала». Проспав целый день, под вечер она куда-то уходила и являлась домой лишь к утру, едва держась на ногах. При этом от нее невыносимо разило спиртным. Угрюмо взглянув на Даню, явно не узнавая его, добиралась до кровати, падала на него и проваливалась в сон. Ее совершенно не интересовало, ел ли что пасынок, чем он занимался. Спасибо тете Свете, почти каждый вечер наведывавшейся к ним, чтобы по привычке узнать, как там соседский ребенок. Она его и подкармливала понемножку. И все выпытывала, как тут новая мамка. Ребенок ничего ей не рассказывал, переживая за отца и думая, что с его возвращением все, может, и наладится. Когда же Карел вернулся, то сам откуда-то узнал обо всем, что творилось в его отсутствие. Ни слова не говоря, вышвырнул из маленькой каморки нехитрые Натальины пожитки и так же молча указал на дверь. Потом посадил сына на колени, взъерошил ему волосы и тихо сказал: «Никто нам с тобой не нужен, правда? Сами как-то жили до этого, проживем и дальше…»

В носу зачесалось, и на глаза сами собой навернулись слезы. Нет, только не хныкать! Он что, девчонка? Мужчинам не пристало распускать нюни. Так учит папка. И сам подает пример.

Разве плакал отец, когда своими собственными руками сбрасывал со стен форта трупы умерших от болезни друзей? Видя, как к ним подбираются проклятые мутанты, оглашающие окрестности голодным воем. Только зубами скрежетал от отчаяния. И продолжал сталкивать все новые и новые полиэтиленовые мешки. Запрещая сыну помогать себе и вообще близко подходить к стенам.

И в день, когда случился прорыв, папка встал во главе колонны выживших поселенцев и повел их сюда, в метро. Понимая, что это смертельно опасно, но не видя иного выхода.

Выныривая из омута тягостных воспоминаний, мальчик зябко поежился. Тяжелая цепь, сковывавшая шею, зазвенела.

– Эй, мелкий, ты там чего?! – рявкнул одноногий и погрозил кулаком.

Даня скорчился, вжав голову в плечи. У-у, Сильвер несчастный! Дать бы тебе хорошенько по башке. Жаль, руки скованы. Он это умеет. Был лучшим в школе. И пусть она маленькая, всего-то человек на двадцать учеников, но все равно самая настоящая школа. С директором и учителями.

Директором школы был все тот же комендант дядя Саша Мельниченко. Когда-то, еще до Катастрофы, он успел окончить педагогический институт. Понятное дело, что Холодногорских детишек он учил самому необходимому, тому, что требовалось в повседневной жизни. Прежде всего, читать, писать и считать. Это всех без исключения. Потом, классе во втором-третьем, для девочек и мальчиков начинались раздельные уроки.

Первых тетя Света посвящала в премудрости домоводства: стряпанье, рукоделие там всякое. Например, как готовить, из чего готовить, как проверять, не опасен ли продукт, и тому подобное.

У парней была другая программа. Из них делали будущих защитников, обучая, как распознать угрозу нападения и как оборонять форт. Также рассказывали о видах мутаций, способах борьбы с мутантами, о том, как убежать от них. Этим премудростям учил как раз Данькин отец, Карел по прозвищу Музыкант. Однокашники слушали его с открытыми ртами, удивляясь, откуда он все это знает.

Даня, конечно, гордился таким папкой.

И никому, даже Танюшке, не рассказывал о том, чем они с отцом занимаются вечерами. Чтоб не засмеяли. Ведь Музыкант баловал наследника совершенно «ненужным» в страшном новом мире развлечением.

Поужинав и устроившись на разбитом стареньком сундуке, двое мужчин, взрослый и маленький, читали книги. Разные, какие находил и приносил домой Карел. Больше всего, конечно, Даньке нравились приключенческие. Про пиратов, мушкетеров, отважных воинов и путешественников. Когда новых книжек долго не удавалось достать, особенно зимой – временем, не очень подходящим для рейдов, Карел просто пересказывал сыну то, что когда-то сам читал и запомнил. Рекомендуя и Даньке тренировать память. Это очень важно для хорошего следопыта – сталкера. Мальчик, для которого отцовские советы были непререкаемым законом, послушно упражнялся в запоминании прочитанного. Некоторые книжки упрямо не хотели откладываться в памяти. Особенно такие, в которых говорилось про любовь и прочие глупости. А вот об опасных приключениях и дальних странствиях запоминались значительно лучше.

Такие вот, как та, что лежит сейчас у него за пазухой.

Данька еле удерживался от соблазна достать книгу, которую отец именовал красивым словом «вестерн». Да где тут почитаешь? Света мало, да и качает дрезину так, что буквы, как бешеные, будут плясать. А ведь они остановились на таком интересном месте!

Как же там дальше-то?

Мальчик напряг память.

Перед глазами начали всплывать слова, складывающиеся в строчки…

* * *

…Прогнав слишком уж любопытного мальчишку, бегавшего за доктором, Макнейли неспешно прошел на задний двор гостиницы, где уже стояла старательская телега.

Спрыгнув на землю, Морган собственноручно откинул грязный войлок, и в следующую секунду в жаркое июльское небо взмыл рой жужжащих черных мух.

– А, чтоб тебя!.. – выкрикнул шериф, зажимая нос и прибавляя крепкое словцо.

За свою долгую службу он повидал немало, но то, что сейчас лежало в старательской телеге…

– Может, его задрал медведь? – предположил доктор, с профессиональным интересом глядя на искалеченные останки.

– Мы тоже поначалу так подумали, – кивнул Морган. – Только вот среди парней был опытный охотник, и он поклялся, что это кто угодно, но только не медведь…

– Он поклялся… – передразнил шериф. – Много вы понимаете в таких вещах… Фрэнк, что скажешь?

Прикрыв лицо платком, доктор внимательно рассматривал труп.

– Кажется, я его знаю!

– Кого знаешь? – не понял Макнейли.

– Погибшего! – доктор нервно поправил очки. – Смотрите, ведь лицо почти не пострадало…

– Ну да… – буркнул шериф, недовольно косясь на синюю бородатую физиономию. – И кого же ты, Фрэнк, в нем признал, черт тебя побери? Я знаю в городе каждую собаку, но этот мужик мне почему-то незнаком. А ты вот так с ходу заявляешь, что узнаешь его…

– Это бродяга, – закончив осмотр трупа, доктор тщательно протирал платком очки. – Несколько дней назад крутился у салуна Бена Флэтчера. Приставал к прохожим, чтобы купили ему выпить. Братья Каванах здорово его отделали, и мне пришлось зашивать бедолаге голову. Вот смотри, эти швы я наложил всего пару дней назад.

– Значит, не местный, – с облегчением вздохнул Макнейли. – Нужно поскорее закопать его на заброшенном индейском кладбище, пока никто ничего не узнал. А ты, Морган, если распустишь язык, вылетишь из моего города в двадцать четыре часа, как пушечное ядро из мортиры. Это я тебе клятвенно обещаю. Более того, перед этим я хорошенько пересчитаю остатки твоих гнилых зубов…

– Не беспокойтесь, шериф, – гнусно осклабился старатель, – я буду нем, как рыба.

– Возьми себе напарника, но не из болтливых, – распорядился Макнейли, когда растерзанный труп снова накрыли, – и займись этим прямо сейчас. Я бы, конечно, предпочел все провернуть ночью, но уж слишком сильный запах, да и мухи эти… кто-то точно заметит. Мальчишка, кажется, что-то заподозрил… Ну да черт с ним… Все, исполняй!

– Будет сделано, шериф! – Морган дурашливо отдал честь, и через несколько минут натужно скрипящая телега уже выезжала с гостиничного двора.

– И что ты обо всем этом думаешь, Фрэнк? – шериф стянул с шеи красный платок и, поморщившись, протер мокрый затылок.

– Ты сильно удивишься, Чед… – доктор снова надел очки и теперь подслеповато щурился, разглядывая предзакатное солнце, медленно погружающееся в верхушки густых елей, растущих на заднем дворе.

– Да ладно, чего уж там, говори… – улыбнулся Макнейли. – Мы ведь с тобой всякое видали…

– Но не такое…

– Что ты имеешь в виду, Фрэнки, дружище? Проблема, как мне кажется, не стоит и выеденного яйца. Через пару часов она будет покоиться на глубине шести футов, и никто никогда о ней больше не вспомнит…

– Боюсь, это только начало, – доктор скорбно поджал тонкие губы.

– Что-то я тебя не совсем понимаю, Фрэнк.

– То был не зверь, Чед. То был человек…

* * *

Все последующие дни у шерифа никак не шел из головы последний разговор с доктором. Чувство тревоги все усиливалось, но, вопреки мрачным ожиданиям, ничего не происходило. Да и как Фрэнк смог определить, что бродягу разорвал на куски именно человек? Никаких вразумительных объяснений док шерифу не дал, поэтому следовало внести в этот вопрос дополнительную ясность.

Наконец, решившись на серьезный разговор, Макнейли направился к Фрэнку, хотя вся эта ситуация ему сильно не нравилась. Доктор, как ни странно, оказался дома, а не на выезде в соседний город, где своего врача не было и куда Фрэнка звали чуть ли не каждый день.

– Эй, Фрэнки! – остановившись у открытого окна, громко прокричал Макнейли, сворачивая самокрутку.

– Привет человеку закона! – улыбнулся вышедший на крыльцо доктор.

– Так что там с этим трупом? – шериф чиркнул о каблук сапога длинную спичку.

– Каким трупом? – удивленно переспросил доктор, задумчиво разглядывая пыльные вихри перед крыльцом.

– Того бродяги!

– Ах, вот ты о чем…

– У меня все никак не идет из головы вся эта история.

– У меня тоже… – нехотя признался док.

– Скажи мне, Фрэнки, почему тебе взбрело в голову, что того несчастного парня убил человек?

– Потому что я уже видел однажды нечто подобное, – ответил доктор. – Те же повреждения тканей, рваные следы от тупых зубов…

– Может, все-таки ошибаешься?

– Нет, Чед, уж больно хорошо я запомнил тот первый случай. Истерзанный труп индейца тоже нашли у реки, но случилось то очень давно и далеко от этого места.

– Похоже, у нас большие неприятности, – скривился Макнейли, давя сапогом агонизирующий окурок.

* * *

Предчувствие и на этот раз не обмануло шерифа. Когда в офис ворвался бледный, как стена, почтальон, Макнейли понял, случилась беда.

– Дом Барретов… – хрипло выкрикнул парень, жадно прикладываясь к кувшину с водой, стоящему на облупленном сейфе.

– Тот, что на самом отшибе? – шериф резко встал из-за стола, застегивая на ходу пояс с кобурой.

– Он самый! – почтальон вытер тыльной стороной руки перекошенный рот. – Все мертвы!

– Откуда знаешь?

– Я должен был отнести им письмо, а там… кровь на окнах и мухи… целый рой мух… Мэри… младшенькая… ну, помнишь такую с рыжими косичками…

– Да-да, помню-помню…

– Лежит на самом пороге, ее всю… нет, я не могу… ты сам должен на это посмотреть…

– Проклятье! – Макнейли выскочил на улицу, бросив через плечо: – Немедленно разыщи доктора.

Седлая коня, он поспешно затянул подпругу. А ведь сколько раз уговаривал Эшли переселиться поближе к городу. Ведь так намного надежней и безопасней, но чертов техасский упрямец игнорировал все его просьбы. И впрямь эти техасцы немного сдвинутые, упертые, словно бараны. Даже когда индейцы пытались изнасиловать его старшую дочь, чертов Баррет не захотел переезжать. И вот теперь они все мертвы.

* * *

Макнейли спешился. Не обязательно заходить в дом, дабы понять – все действительно мертвы. Судя по телу, лежащему на крыльце, здесь вновь орудовал тот же зверь. Или человек? Черт бы побрал этого дока с его дурацкими предположениями! Теперь возникшую проблему так просто не скроешь. Это вам не какой-то там безродный бродяга. Жестоко растерзана целая семья. Отныне шерифу придется рыть носом землю, но найти эту мразь. Ну почему, почему это произошло именно в его городе, а не, к примеру, в соседнем? Кого он прогневал там, на небесах, что теперь на старости лет вынужден в одиночку разбираться со всем этим дерьмом? За что?