Купчино - Купчино, бастарды с севера

– Так точно. Проникся. Понимаю.

– Вот, и молодец… Кстати, Купчино так названо, наверное, потому, что тут раньше, в годы царского Самодержавия, проживали зажиточные купцы? А торговым людям, как известно, легкомыслие не свойственно…

– Купцы, в данном историческом аспекте, совершенно не при делах, – усмехнулся с лёгкой философской грустинкой Пашка. – В семнадцатом веке здесь, на берегу реки Волковки, располагалась маленькая шведская деревушка – «Купсино». Что в переводе на русский язык означает – «Зайцево». Лесных зайчишек водилось – видимо-невидимо – на тутошних мшистых болотах.

– Как это – шведская деревушка? – задумался Тощий бастард. – На невских берегах – в семнадцатом веке – существовали шведские поселения? Шутишь, майор?

– Ни капли. Среди обывателей, конечно, принято считать, что Пётр Первый заложил Санкт-Петербург в диком, заброшенном и не обустроенном месте. Мол, сплошные топкие болота, миллионы голодных комаров и гранитные скалы, поросшие разноцветными мхами и лишайниками. Но это совсем не так. В устье Невы всегда, начиная с четырнадцатого века, было многолюдно. И русские часто, причём, с великим удовольствием посещали эти земли, и шведы, и датчане, да и чухонцы финские. Как же иначе? Места здесь были очень уж рыбные. Осетры ловились – волжских да азовских ничуть не хуже, лосось знатный водился, сиг озёрный, жирный, минога, хариус, корюшка… Когда Пётр впервые вступил на этот берег, в устье Невы насчитывалось порядка тридцати пяти деревушек и поселений, не считая хуторков и зимовий. Возьмём, к примеру, знаменитый Васильевский остров. Там самой крупной считалась деревня под названием – «Рыбные тони». Действительно, стационарные деревянные запруды существовали – Александровские и Олфёровские. Первые рыбацкие тони, как утверждают маститые археологи, возвели на этом месте раньше 1500-го года… Километрах в четырёх от Рыбных тоней, прямо на стрелке Васильевского острова, было заложено крепкое финское поселение – «Хирвисари». И на Петроградской стороне мирно соседствовали две деревни: русская – «Мишкино», финская – «Коргиссари». В Мишкино была даже выстроена православная часовня, которая потом – во время воинских баталий – сгорела дотла. А Коргиссари славилась – на всю округу – своими коптильнями. Причём, там коптили не только различную рыбу, но и птицу – в основном гусей, казарок и лебедей, а утками брезговали. Дело в том, что раньше в невском устье – весной и осенью – останавливались на отдых огромные птичьи стаи. Практически бесчисленные. Всё вокруг кишмя кишело. Гогот стоял, прямо-таки, оглушительный… Потом всю эту вкусную копчёность увозили торговыми кораблями в западные страны. Естественно, не забывая про бочки с красной и чёрной икрой, а также про ценный нерпичий жир, из которого потом делали отличное мыло. Даже из Копенгагена и Амстердама, говорят, сюда регулярно приплывали пузатые бриги и трёхмачтовые фрегаты.

– Удивительное дело! – восхищённо покачал головой Толстый бастард. – И то, что ты, Павел Сергеевич, рассказываешь. И, вообще… Первый раз общаюсь-разговариваю с таким образованным и гуманитарно-подкованным майором российской полиции…

– Да, я-то что, – засмущался Сомов. – Это всё Александра. Следит, так сказать, за моим общим культурным уровнем. Книжки всякие и разные заставляет читать… Пару слов про удивленье. В исторических архивах сохранились письменные свидетельства современников о том, что и Пётр Первый, первый раз плывя по Неве на чухонской одномачтовой фелюге, испытывал сходное чувство. Мол, первозданная природа вокруг, очередной крутой поворот невского русла, и на речном берегу, вдруг, обнаруживаются обгоревшие развалины небольшого дворца. Ну, или там шикарного господского дома. «Что это такое?», – вопрошает поражённый царь. – «Откуда здесь, посредине речной дикости, взялись эдакие хоромины?». А ему и отвечают, мол: – «Это Ваше Величество, бывшее «Весёлое поместье» высокородного шведского графа Стенбока. Очень, уж, любил сей чудаковатый граф это местечко: сил и денег не жалел, обустраивался на века. А в несчастливом 1691-ом году было здесь наводнение великое, все строения и смыло высокой водой, жители потопли, один только Стенбок и спасся. Но после этого несчастья полностью разлюбил граф своё «Весёлое поместье» и уехал из невских краёв навсегда. А само место тут же и переименовали – в «Чёртово поместье»…». Чухонская фелюга, тем временем, плывёт дальше. Смотрит Пётр направо и медленно впадает в полную фрустрацию – на высоком береговом обрыве обустроен симпатичный хуторок самого, что ни наесть, европейского облика: домики из светло-бежевого кирпича под тёмно-малиновыми черепичными крышами, идеально-подстриженные газоны, аккуратные гравийные дорожки между фруктовыми кустарниками, на заливном лугу пасётся приличное стадо, состоящее из красно-пегих породистых коров и белоснежных лохматых коз. «А эти диковинки откель взялись?», – интересуется царь. – «Неужели коз, коров и цветную черепицу не поленились привезти из самой Европы?». «Эта ухоженная деревенька называется – «Конау». Так как, принадлежит шведскому ротмистру Конау», – вежливо отвечают подданные. – «Коров и коз, действительно, доставили морем из славного Стокгольма. А черепица – местного производства. Её изготовляют в селе Спасское. Вон, виднеются его крыши. А само село, оно очень старинное, основанное русскими староверами ещё в далёком 1450-ом году…». «Кого тут только нет», – недовольно пробормотал под нос Пётр. – «Староверы, понимаешь, чухонцы, шведские графья и ротмистры. Плюнуть некуда. Разогнать надо будет – со временем – всю эту братию…». И, понятное дело, разогнал. Причём, шведов, ёлочки пушистые, в первую очередь. Так шведское – «Купсино» и превратилось в русское – «Купчино… Вообще, в те легендарные Времена умели давать населённым пунктам красивые и поэтические названия. Вот, послушайте: Старухина деревня, Таракановка, Коломердово, Первушкино, Обозовщина пустошь, Новинка, Кукушкино, Гришкино, Максимовка, Вигора, Каменка, Лигово, Старая деревня.

– Спасибо, Павел Сергеевич, за столь познавательный и интересный рассказ! – поблагодарил подполковник Назаров. – Ты, братец, настоящий гид-экскурсовод.

– Гид-экскурсовод в майорских погонах, – довольно хохотнул Толстый бастард. – А слово – «купчинцы», получается, если зрить в корень, переводится как – «зайчатники»? Или же – «зайцы»? Гы-гы-гы! Надо будет попросить Билли Новика, чтобы сбацал знаменитую никулинскую – «Песенку про зайцев». А ещё потом можно будет провести общенародный референдум – на предмет присвоения этому нетленному музыкально-песенному произведению высокого ранга-статуса – «Купчинский гимн»…

Александра встретила известие о переносе поездки в Таиланд достаточно спокойно. Слегка погримасничала, расстроено – пару-тройку секунд – пошмыгала носом, а потом заявила:

– Знаешь, милый, может, оно и к лучшему. В том плане, что не пропустим всякие интересные события.

– Какие ещё события? – нахмурился Пашка.

– Всякие, – интригующе усмехнулась вредная Сашенция. – Что тебе говорил Толстый бастард про предстоящий митинг? Мол, не исключается вмешательство бунтарски-настроенной молодёжи, сопровождаемое всякими гадкими казусами? В журналистской среде, как раз, ходят аналогичные слухи… Паша? Эй! О чём задумался?

– Не могу понять, зачем Толстый бастард валял дурака.

– Это в каком, интересно, месте?

– Когда завёл пространные разговоры на историко-географическую тематику. Я же, как-никак, опытный сыщик. Следовательно, пусть краешком, но и психолог. Некоторые вещи и моменты просекаю сразу. Почему-то присутствует железобетонная уверенность, что уважаемый Николай Фёдорович знал про историю «Зайцево – Купчино». Знал, но предпочёл прикинуться незнающим. Мол: – «Мы не местные. Просветите, пожалуйста…». Зачем ему это? Загадка…

Глава четвёртая

Может, байка. Может, нет…

Наступила среда.

С раннего утра Пашка прибыл в отделение и провёл с подчинёнными рабочую планёрку. Во-первых, вывесив на планшете подробную карту интересующего квартала, ещё раз напомнил – где и кто будет располагаться. Во-вторых, подробно объяснил, что необходимо понимать под расплывчатым термином – «бунтарски-настроенная молодёжь», и чего от этой самой молодёжи следует ожидать. В-третьих, дал развёрнутые и подробные разъяснения касаемо новых правил проведения задержаний и арестов. В-четвёртых, душевно попросил обходить журналистов, репортёров и фотокорреспондентов стороной. В-пятых, в-шестых, в-седьмых…

Примерно через два часа с хвостиком он завершил совещание следующими словами:

– Господа полицейские, попрошу быть к законопослушным гражданам и гражданкам максимально-лояльными. Но и спуска откровенным хулиганам и дебоширам давать не следует… Вижу, Савченко робко тянет руку вверх. Хочешь уточнить, лейтенант, как отличить законопослушного гражданина от откровенного хулигана? Поясняю для сомневающихся и несообразительных. Очень просто. У граждан в руках находятся плакаты, сумки, диктофоны и фотокамеры. А у хулиганов, наоборот, бейсбольные биты, арматурные пруты, бутылки с «коктейлем Молотова» и прочие подозрительные предметы, могущие нанести реальный вред – как мирным горожанам, так и муниципальному имуществу. Или там частной собственности…

Требовательно и настойчиво зазвонил мобильный телефон – мелодией из легендарного телесериала – «Место встречи изменить нельзя».

Сомов, мельком взглянув на высветившийся номер, машинально вытянулся в струнку и, поднеся мобильник к уху, доложился:

– Слушаю, товарищ…, извините, господин генерал-лейтенант. Завершаю утреннее рабочее совещание с личным составом. К проведению митинга готовы. Комар носа не подточит.

– Сплюнь, дурилка майорская, – добросердечно посоветовал голос Тургаева. – Желательно, через левое плечо и ровно три раза. А ещё не забудь хорошенько постучать по дереву. Только учти, что головы подчинённых – для данного сакрального действа – не подходят. Воспользуйся, хотя бы, стандартным письменным столом… Гы-гы-гы!

«Смеётся – прямо как Толстый бастард», – отметил наблюдательный Пашка. – С теми же характерными интонациями. Они, что же, знакомы? Или… Или где-то совместно служили-работали? Может, даже обучались в одном и том же профильном заведении?».

Вслух же он пообещал:

– Всё сделаю, Трофим Иванович. Не сомневайтесь.

– Только, братец, плюй посмачней, а стучи погромче. Иначе, как показывает практика, не сработает.

– Так точно!

– Слушай сюда, молодожён хренов, – генеральский голос изменился, приобретя начальственную деловитость и сухость. – Не всё так просто с этим грядущим митингом. Из Москвы белокаменной – с час назад – прикатила целая делегация. И депутаты Государственной Думы числятся в её составе, и одиозно-скандальные газетчики, и полноценная телевизионная группа с Третьего канала… Осознаёшь меру ответственности?

– Так точно. Осознаю. Буду держать ухо востро и неустанно бдить.

– Во-во, и я про то же.

– Спасибо, Трофим Иванович, за предупреждение.

– Не за что. Свои люди, сочтёмся…

Пересказав подчинённым информацию, полученную от генерал-лейтенанта, Сомов подытожил:

– Начало митинга запланировано на четырнадцать тридцать. Поэтому всем сотрудникам, в строгом соответствии с ведомственными инструкциями, необходимо заступить на посты ровно в тринадцать ноль-ноль. С прессой и телевизионщиками не конфликтовать, тупо выполнять собственные функции и в дела пацанов из РУВД не вмешиваться. Про деятелей из ГУВД и ФСБ уже не говоря. Даже в их сторону не смотреть. У важных ребятишек свои цели и задачи, у нас – свои… Всё, надеюсь, ясно? Молодцы. Без четверти два появлюсь и проверю.

– А сейчас вы куда? – не удержался от вопроса любопытный Савченко.

– На кудыкину гору, лейтенант. В том плане, что на дежурный обход по вверенной территории. Воздух хочу понюхать, со свежими новостями и сплетнями лично ознакомиться. Полезное дело, знаешь ли…

Дежурный обход? Ну, не любил Сомов подолгу засиживаться в служебных кабинетах. Не любил, и всё тут. В сон его начинало неудержимо клонить.

«Какой толк от всех этих бесконечных совещаний и планёрок?», – мысленно возмущался Пашка. – «Говорильня бестолковая и мутотень мутная. Всё переливаем из пустого в порожнее. Мол: – «Надо неуклонно повышать процент раскрываемости преступлений. Необходимо, в свете последней речи российского Президента, сосредоточиться на эффективной профилактической работе с населением…». Таблички, блин, всякие. Диаграммы хитрые. Графики цветные, изломанные… И как, спрашивается, сидя по кабинетам и залам для совещаний, можно «повышать» и «сосредотачиваться»? Никак, ясен пень… То ли дело – работа «на земле». Прошёлся по улицам и переулкам, присмотрелся к реальной обстановке, прислушался к разговорам, поболтал с умными и информированными людьми. И тогда многое становится понятным. Понятным в практическом ключе, я имею в виду…».

Не реже двух раз в неделю Сомов – вдумчиво и целенаправленно – обходил часть Фрунзенского района, примыкающего с восточной стороны к железнодорожной станции Купчино. Обходил, общался, присматривался, выслушивал жалобы, приставал с расспросами, делал выволочки подчинённым, болтал с молоденькими магазинными продавщицами и с пожилыми рыночными торговками. Работал «на земле», короче говоря. На родной земле, надо заметить…

Тощий бастард, глядя на Пашку, тоже перенял эту полезную привычку. Только Назаров предпочитал обходить Купчино сугубо по вечерам, вырядившись в старенькие лётные шмотки погибшего старшего брата. Да и маршруты выбирал другие, отдавая предпочтение улицам, находящимся рядом с прудом Кирпичного завода.

«Это он, наверное, от неистребимой скуки», – решил Сомов, когда ему доложили о регулярных вечерних прогулках подполковника. – «Во-первых, новый город, знакомыми – в том числе, женского пола – ещё не обзавёлся. Вечерами делать нечего. Во-вторых, его казённая квартира расположена в так называемом – «Офицерском доме», расположенном на углу Бухарестской и проспекта Славы. Вот, и совершает вечерние променады по ближайшим кварталам. В-третьих… Может, Назаров обладает повышенным чутьём на опасность? Мол, коренной чукотский житель, с малолетства ходивший на серьёзную охоту, а от пруда, что расположен рядом с перекрёстком Димитрова и Бухарестской, исходит некая чёрная аура? Вот, он и беспокоится?».

Местечко, и вправду, слыло беспокойным, тёмным, небезопасным и сумрачным. Причём, считалось таковым уже долгие годы, десятилетия и даже столетия.

В «Петровские времена» на месте пруда протекал один из притоков реки Волковки. Или же один из её многочисленных рукавов? Трудно сказать однозначно, давно это было. Но уже тогда эта территория считалась «нечистой и проклятой». Дело было в далёком 1703-ем году, сразу после взятия Петром Первым шведской крепости Ниеншанц. Шведы, всерьёз обидевшись, задумали учинить противнику быстрый и полноценный реванш. Для чего корпус генерала Кронгиорта, выполнив хитрый обходной манёвр, решил напасть на русские войска с юго-востока. Решить-то решил, но бесславно увяз в топких купчинских болотах и, потеряв восемь драгун утонувшими, вынужден был отступить. Место, где коварная пучина поглотила незадачливых шведских солдат, нарекли – «Погостом», и купчинские крестьяне потом долгие годы рассказывали, что неоднократно – в предзакатных сиреневых сумерках – видели там Призраки утонувших. Мол, неуклюже прыгали с кочки на кочку, зубами противно скрежетали, слезливо молили о помощи и проклинали, не стесняясь в выражениях, всех и вся. Может, байка. Может, нет…

В девятнадцатом веке на месте Погоста, предварительно засыпав топкие болота бутовым камнем, песком и щебнем, построили большой кирпичный завод, и вся прилегающая к нему территория так и стала именоваться в народе – «Кирпичный завод». А русло безымянной речушки было безжалостно раскопано, углублено, расширено, и вскоре там появился-образовался большой пруд, предназначенный для каких-то заводских нужд. Но старинное проклятье, как шептались местные жители, продолжало действовать. Случилась как-то холодная весна, и чуть ли не половина рабочих завода слегла. Бред, горячка, сухой кашель. Пневмония, если по-научному. Многие, порядка тридцати человек, померли. Заводское начальство и велело, дабы не поднимать излишнего шума, похоронить покойных по-тихому, то есть, в пруду. Мол, привязали по-простому тяжёлые железяки к ногам мертвецов, да и сбросили последних в дальний омут. Может, байка. Может, нет…

Потом случилась Октябрьская революция. Несколько лет завод не работал. Но во времена ленинского НЭПа его восстановили какие-то ушлые кооператоры. Восстановили, запустили и стали обеспечивать ближайшие советские стройки качественным и не дорогим кирпичом. Но это, увы, продолжалось недолго. В России, как и заведено, вовсю задули новые политические ветра и НЭП – как ошибочное и вредоносное явление – отменили. В 1934-ом году завод вновь закрыли, ушлых кооператоров успешно разоблачили, осудили и расстреляли, а ещё через пару-тройку лет в пустующих заводских помещениях организовали что-то вроде секретно-опорного пункта НКВД. Звуки ружейных выстрелов – и одиночные, и залпами – долетали с той стороны с пугающей регулярностью. Опять по округе поползли пугающие слухи о Привидениях и Призраках, разгуливающих звёздными ночами по берегам пруда. Говорили даже о вурдалаках и оборотнях с волчьими и медвежьими головами. Может, байка. Может, нет…

В послевоенные годы завод отстроили заново. Он и сейчас успешно работает, правда, уже в приватизированном виде. Выпускает кирпич, тротуарную плитку и массивные бетонные урны, которыми заставлены все современные улицы, переулки и проспекты Фрунзенского района.

«И долгие годы всё было тихо, спокойно и благостно. Так нет же, опять началась всякая беспокойная хрень», – покидая родимое отделение, рассуждал про себя Пашка. – «Пруд-то, он овальный, вытянутый в длину. На одном овальном берегу располагается заводская территория. Там всё в полном порядке. Нелегалы из Средней Азии живут-трудятся? Так это, извините, не наше дело. На такой случай существует ФМС, Федеральная Миграционная Служба, то бишь… А на берегу противоположном имеет место быть многолетний заброшенный пустырь. Собираются там, весь год напролёт, не пойми и кто. В том смысле, что все подряд. Люди в годах ловят в пруду рыбу, режутся в карты и бухают. Молодёжь жарит шашлыки, слушает магнитофонную музыку и играет на гитарах. Знаковое место для каждого коренного купчинца – пруд Кирпичного завода. И зимой там здорово: подлёдная рыбалка, снежные крепости, снеговики, коньки, хоккей, прочее. Я и сам с Александрой, учась в выпускном классе средней школы, познакомился возле одного из тамошних зимних костров. Хорошие были времена… Берег пруда душевно захламлён различным бытовым мусором? Дно завалено пустыми бутылками и консервными банками? Что есть, то есть, глупо отрицать. Но это и поправить можно. Типа – прибраться. Было бы желание. Зато обстановка на пустыре всегда была приятельской и доброжелательной. Не считая, конечно, локальных драк. Но мирной была, без пошлости и скотства, честное слово. А сейчас? Э-х-х, непруха…».

Неприятности начались прошлой весной, незадолго до приезда чукотских бастардов.

Неожиданно на перекрёстке Димитрова и Бухарестской – наискосок от магазина «Лента» – появился солидный прямоугольный щит, на котором значилось: – «Строительство офисно-развлекательного Центра. Заказчик – Администрация Фрунзенского района Санкт-Петербурга. Проектировщик – ОАО «Дизайн-сервис». Застройщик – ЗАО «СибирьИнвест». Чуть ниже текста были обозначены сроки начала-завершения строительства и контактные телефоны.

Вот, по этим телефонам тут же и начали звонить обеспокоенные и недовольные граждане, мол: – «Что за дела? Какой ещё, к нехорошей маме, офисно-развлекательный Центр? Совсем обнаглели, морды? Убрать алчные ручонки от общественного достояния! На берегу этого пруда прошла наша молодость, да и юность наших детей. Сегодня внуки постигают там азы жизненной школы… Но пасаран! Да здравствует демократия! Мы будем жаловаться самому Президенту! А когда и где, пардон, пройдут расширенные общественные слушания? Без них, как уверяют по телевизору, сегодня никак нельзя…».

Власти и строители, обещая всякого и разного, отбивались, как могли. Но вскоре на берегу пруда – за информационным щитом – появились люди в тёмно-зелёных рабочих комбинезонах, с геодезическими приборами и полосатыми рейками в руках.

Тут своенравных купчинских обывателей прорвало окончательно. Во-первых, произошло – средь бела дня – наглое нападение на бригаду геодезистов, лазавшую по берегу пруда. В результате короткой стычки дорогущий импортный теодолит был утоплен, а двое рабочих жестоко избиты. Во-вторых, было создано и зарегистрировано по всем правилам некоммерческое партнёрство – «Кирпичный завод», которое, обзаведясь фирменными бланками и печатью, начало методично забрасывать все официальные органы Власти, включая Генеральную прокуратуру и Верховный суд, гневными разоблачительными письмами. В-третьих, продвинутая купчинская молодёжь развернула в Интернете активную компанию против строительства Центра под лозунгом: – «Активный отдых на природе – лучше любой модной дискотеки!». В-четвёртых, в конце июля месяца в пруду был обнаружен утопленник мужского пола, искусанный – вдоль и поперёк – острыми зубами неизвестного существа. «Это гадкие строители запустили в водоём хищных южноамериканских пираний», – хмуро шептались между собой местные жители. – «Видимо, хотят навсегда отвадить нас от пруда…». В-пятых, начались упорные разговоры про нечистую силу. Мол, рабочие кирпичного завода однажды видели, как восемь гигантских скелетов в лохмотьях, с ржавыми ружьями на плечах, бодро маршировали по утренней водной глади. Да и окрестные собачники, прогуливаясь со своими лохматыми питомцами рядом с прудом, наблюдали – по слухам – нечто аналогичное…

Обеспокоенный Глава районной Администрации, напуганный народным недовольством, поставил тогда перед Толстым бастардом следующую важную задачу, мол: – «Что хочешь, Николай Фёдорович, делай, но приведи ситуацию в божеский вид. Или народ успокой. Или готовь все необходимые документы по заморозке Проекта на неопределённое время…».

Надо отдать Бокию должное – расстарался он по полной программе. Мотался без устали по району и встречался со всеми подряд: со строителями и пенсионерами, со студентами и домохозяйками, с рокерами и автолюбителями. Встречался, уговаривал, интриговал, улыбался и всем что-то обещал, мол: – «Наш Центр будет просторным, многофункциональным и современным, настоящим чудом, короче говоря. Всем в нём выделим помещения, ни про кого не забудем. Откроем целую кучу Клубов по интересам. Всё, понятное дело, включая автостоянку, будет бесплатным…». Соловьём курским заливался. Клятвы клятвенные давал. И, в конечном итоге, уговорил капризных купчинцев. Уже в августе месяце протестное движение пошло на спад, к концу осени основные проектные работы были завершены, в декабре строители огородили берег пруда высоким длинным забором и затащили внутрь первую строительную бытовку. Казалось, что вопрос со строительством офисно-развлекательного Центра успешно разрешён и закрыт. Но, как водится, только казалось…

Во второй декаде декабря, когда установился крепкий лёд, на пруд, пользуясь тем обстоятельством, что между строительным и заводским заборами наличествовал промежуток, пришли любопытные мальчишки. Зачем пришли? На коньках, например, покататься, в хоккей поиграть. Мало ли дел интересных? Пришли, а весь лёд завален безобразными кровавыми ошмётками. Как потом установили Пашкины эксперты, это неизвестные злодеи безжалостно убили и расчленили с десяток бродячих псов, а образовавшиеся при этом собачьи части беспорядочно разбросали по замёрзшей поверхности пруда. Полыхнул очередной истеричный скандал. В случившемся, естественно, вновь обвинили строителей. Буча тут же возобновилась и вышла на качественно-новый уровень. Ситуация, как бы там ни было, доросла до массового народного митинга и пристального внимания со стороны средств массовой информации. Правда, учитывая долгие новогодние праздники, с небольшой задержкой…

Сомов свернул на улицу Ярослава Гашека и, влившись в плотный людской поток, двинулся к железнодорожной станции «Купчино», соединённой подземными переходами с одноимённой станцией питерского метрополитена.

Он размеренно шагал по тротуару и рассеянно размышлял про себя: – «Многие питерские граждане нынче предпочитают добираться до метро пешком. Уже и три-четыре автобусные остановки не считают за расстояние. Ещё пару лет назад такого не наблюдалось. Пешком ходили только законченные чудаки и чудачки, помешанные на здоровом образе жизни, а все остальные пользовались услугами общественного транспорта. Сейчас ситуация кардинально изменилась. Да и как же иначе? Стоимость проездных билетов дорожает и дорожает, дорожает и дорожает. Причём, гораздо быстрее, чем растут доходы у подавляющей части российского населения. Куда, интересно, смотрит Правительство? Стоимость жизни у нас уже почти как в Европе. А зарплаты и пенсии? Раза в два-три ниже. Бардак, мать их всех, высокопоставленных…».

А почему, собственно, было не поразмышлять? Погода выдалась хорошая, способствующая повышению умственной активности – лёгкий морозец, приятно покалывающий бритые щёки, полное безветрие, с неба медленно падали, слегка кружась, одинокие снежинки. Подчёркиваю, задумчиво падали.

Первым делом, Пашка выслушал развёрнутые доклады постовых, парочками прогуливавшихся по Балканской площади. Потом посетил опорный пункт полиции, расположенный при станции метрополитена, и дополнительно проинструктировал старшего смены. После чего сделал «малый круг» по наиболее значимым объектам. На рынке слегка поболтал с азербайджанскими авторитетами и вездесущей тёткой Зинаидой. Выслушал жалобы и просьбы, исходившие от сторожей платной автостоянки. Прошёлся по этажам Торгового Комплекса «Балканский» и позадавал дежурные вопросы молоденьким улыбчивым продавщицам.

Всё – в первом приближении – было в норме. Никакой отрицательной динамики – в плане соблюдения гражданами правопорядка – не наблюдалось…

Сомов, задумчиво поправляя фуражку, вышел из Торгового Комплекса. Рядом с магазином «Паттерсон» располагался – на бронзовой ребристой бочке – памятник бравому солдату Швейку.

«Привет, служивый», – мысленно поздоровался со Швейком Пашка. – «Как она, жизнь? Есть новости?».

Бронзовый солдат, понятное дело, промолчал. Он, чуть заметно улыбаясь, дружелюбно отдавал честь редким прохожим. Служебные обязанности у него были такие.

На правом бронзовом ботинке памятника наблюдалось ярко-жёлтое пятнышко, а на одном из вертикальных рёбер бочонка – чуть заметная вмятина.

«Наши купчинские умники придумали очередную дурацкую примету. Мол, если тщательно потереть указательным пальцем носок правого ботинка Швейка, то, непременно, вскоре улучшится материальное положение семьи. Внеочередная премия, к примеру, свалится в кошелёк, или выигрыш в лотерею», – неслышно для прохожих прокомментировал Сомов. – «Вмятина на ребре бронзовой бочки? Рассказывают, что дело было прошлой зимой. Мол, поздним-поздним вечером мимо «Паттерсона» проходила одинокая симпатичная девушка, а за ней побежал гнусный маньяк. Но только ничего у подлеца не получилось, пробегая мимо памятника Швейку, он поскользнулся и – со всей дури – впечатался головой в бочку-постамент. Девчонка, ясен пень, спаслась. Типа – бронзовый солдатик здесь не просто так стоит, а бдительно охраняет покой законопослушных купчинцев. Может, байка. Может, нет…».

Глава пятая

Рыжая красотка, митинг и граната

Сомов, пожелав про себя бронзовому Швейку удачи, отправился к трамвайной остановке. Но, не пройдя и пятидесяти метров, остановился и резко обернулся – справа послышался нарастающий шум мощных автомобильных моторов. Пришлось отпрыгнуть в сторону. Мимо него – солидно и вальяжно, осознавая собственную значимость – проехали два БМВ. Один чёрный, а другой тёмно-бордовый.

«Что ещё за ерунда?», – рассердился Пашка. – «Едут, как ни в чём не бывало, по пешеходной дорожке. А здесь, между прочим, проезд разрешён только по специальным пропускам, выдаваемым работникам Торгового Центра. А номера всех легковых машин, на которые выписаны эти пропуска, я прекрасно помню. Тех, что висят на проехавших БМВ, в перечне не было… Значит, по наглому нарушаем правила? Ладно, сейчас разберёмся, ребятки…»

Автомобили-нарушители, преодолев порядка ста двадцати метров, остановились возле дверей закусочной, работавшей под известным «куриным» американским брендом. Из чёрного БМВ тут же выбрались два широкоплечих здоровяка, облачённые в тёмные офисные костюмы, и принялись – сквозь чёрные стёкла стильных очков – бдительно оглядываться по сторонам.

«Охранники некой важной персоны», – подходя к закусочной, решил Сомов. – «Понты дешёвые колотят. Зима на дворе, а они в костюмчиках, с пляжными очочками на курносых рязанских носах. Смех, да и только. Видимо, их хозяин в юности насмотрелся, меры не зная, голливудских крутых боевиков. Кстати, на входной двери «куриного» заведения висит табличка – «Технологический перерыв». Интересное кино…».

Один из обломов подошёл ко второй машине и предупредительно распахнул переднюю пассажирскую дверку. Из тёмно-бордового БМВ вылез представительный и дорого-упакованный дядечка, правда, не в костюме, а в утеплённой зимней куртке, с пышной ондатровой шапкой на голове.

Пашка, отворачивая в сторону, насторожился: – «Господин Митрофаненко, депутат Государственной Думы от фракции…, а хрен его знает, от какой фракции. Главное, что регулярно мелькает на всех федеральных телевизионных каналах и слывёт записным скандалистом. Мать его депутатскую…».

Честно говоря, в другой обстановке майор Сомов повёл бы себя совершенно иначе. То бишь, не обращая ни малейшего внимания на высокий общественный статус фигуранта, подошёл бы и устроил небольшой спектакль, причём, по давно проверенному и отработанному сценарию. Во-первых, представился бы – вежливо, добродушно улыбаясь. Во-вторых, сообщил бы о допущенных нарушениях. В-третьих, обратил бы внимание на многочисленные видеокамеры, размещённые на стенах Торгового Центра. В-четвёртых, признался бы по-честному, что является активным и продвинутым пользователем Интернета. В-пятых, посоветовал бы покинуть пешеходную зону и припарковаться на платной автостоянке. В-шестых, отвёл бы на выполнение «в-пятых» ровно три минуты…