Волжане - Ветлужская Правда

– Не спеши ругаться с Муромом, – покачал головой воевода. – Любая свара в тех краях прервет наше общение с родом Овтая. Кстати, свадьба твоя когда?

– Хотели осенью, но из-за трений с эрзянским князем решили ее сыграть как можно быстрее, так что через несколько недель меня уже того… окрутят.

– Невеста пригожа?

– Важена? Не то слово, как хороша, но чувствую, что хлебну я с ней… – отмахнулся Иван и свернул неприятную ему тему: – Давай лучше поговорим о том, что надо сегодня обсудить. Кажется, Вовка у нас за старшего среди мастеров остался?

– Так… – Воевода подошел к двери, пинком распахнул ее и стал внимательно вчитываться в слегка расплывающийся текст, отпечатанный на грубой бумаге, похожей на картон. – Ры… Ры… О! Ры-ба! Таки своими буквицами напечатали, стервецы! А я же просил!

– Да уже все привыкли к нашему алфавиту, дядька Трофим! – В глубине дружинной избы стоял Вовка и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, искоса поглядывая через плечо. Там, за накрытым столом расположилась целая комиссия из шести человек по приему первого печатного ветлужского издания, которое представляло собой четыре листа серого картона и переплет из полоски грубой кожи, скрепленные с помощью рыбьего клея. Уловив из сумрака комнаты подбадривающий кивок отца, Вовка продолжил: – Даже старосты с грехом пополам по слогам читают, а уж наши ребята только так и умеют! Не церковным же языком писать, без пробелов между словами и без гласных, а? Только язык сломаешь!

– Хм, ну ладно. – Трофим еще раз недоверчиво повертел грубую поделку в руках и вернулся на свое место, небрежно бросив подобие книги на стол. – Хоть бы обложили ее да завитушки нарисовали…

– Так это первый опыт! Будет и обложка и картинки в букваре! Мы для пробы всего тридцать штук этого вашего сборника отпечатали, и то почти половина в брак ушла! Правда, не пропала – черемисы с удмуртами растащили по своим селениям… – Вовка облегченно вздохнул и шагнул к открытой двери, собираясь улизнуть по своим неотложным мастеровым делам. – Ну я пошел, а? Меня ребята дожидаются. Мы с Мокшей одни на всю школу остались, даже папка со своими лекарками все время в лесу проводит…

– Вроде обучение грамоте и счету пару седмиц назад мы отменили до самых холодов? Лишь воинскую и трудовую повинность сохранили…

– Так я самых смышленых и рукастых ребят оставил при себе именно в качестве трудовой повинности! – зачастил молодой мастер, вновь оправдываясь перед собравшимися. – Да вы сами утром видели! Что толку им добывать руду или лепить кирпичи, если они могут сделать что-то большее? Один у меня стеклом начал заниматься, точнее, мы пока бусинки цветные пытаемся лить. Еще двое следят на полях за теми механизмами, которые дядя Коля к страде подготовил. А остальные вместе со мной пытаются твердое мыло получить, а заодно бумагой занимаются… Но для этого их все равно приходится учить! Только не письму и счету, а механике, геометрии, химии! Раньше я сам в этом почти ничего не понимал, но папка и дядя Коля мне всю зиму лекции читали… все что вспомнили, конечно!

– Кхе… с ума все посходили, что ли? – Воевода с недоумением огляделся по сторонам и наткнулся на ухмыляющегося лекаря. – Что смешного? Или детишки у нас стали умнее опытных мужей? Так, что ли?

– Мы все зимние месяцы с желающими в школе опыты ставили, Трофим Игнатьич. – Вячеслав мгновенно перестал веселиться, нервно облизнул губы и попытался вступиться за сына. – Наиболее башковитые теперь всё сами до ума доводят, поскольку нам просто некогда. А как еще из ребятни получить мастеров? Только если самостоятельно мозгами будут ворочать!

– Ну-ну, дерзайте… Ишь ты, на стекло замахнулись! А чего, ты говоришь, я просил тебя сделать? Вот это? – недоуменно спросил воевода, вновь подтягивая к себе печатное издание и оглядываясь на Вовку.

– Ну да, это же… это свод законов, или по-другому – Ветлужская Правда!

– Какая еще правда? Чего ты мелешь?

– Дядька Трофим! – Вовка начал заводиться, не понимая, что от него хотят. – Четыре дня назад! В этой избе! Вы почти в том же составе отмечали рождение ваших детей, так?

– Ну…

– Под самый вечер позвали меня, и я полночи записывал то, что нужно было напечатать! А вы мне все вместе диктовали!

– Етыть! – Трофим оглядел собеседников и озадаченно поскреб пригоршней в затылке. – И что?

– И то! – не выдержал Вовка. – Сначала вы мне по очереди совали какие-то исписанные листки, но я ваши каракули на этой трофейной бумаге не разобрал, а уж резы на бересте тем более! Тогда вы стали мне сообща диктовать, а в процессе записи еще и правили неоднократно! Вот!

– А ну, цыть, малец! – стукнул кулаком по столу воевода и уже напряженно оглядел собравшихся. – Так… Ивана еще не было, Николай уже давно в верховьях Ветлуги. Вячеслав, ты помнишь? А ты, Пычей? Кхм, да…

Напряженная тишина сгустилась за столом, и лишь Свара невозмутимо продолжал рвать зубами кусок мяса, сбрасывая кости на пол возившимся там собакам.

– А ну хватит поганить мне избу! Завели привычку! Для чего новые доски тут настелили?! – Трофим с яростью уставился на главу воинской школы, выбрав его в качестве того, на ком можно было бы сорвать свое недовольство.

– Вроде бы Иван тут обычно обитает, а он молчит…

Нож воеводы с размаха припечатал сочащийся мясной кусок в руке Свары к столу, прервав того на полуслове.

– А теперь объясни мне, отрок. – Трофим медленно повернул голову к Вовке и тяжелым взглядом пригвоздил того к месту. – Какое первое слово в нашей Правде, а? Рыба?!

– Ну… да! – недоуменно ответил тот, стараясь все-таки отодвинуться подальше от разъяренного воеводы. – Сами же так продиктовали! А мы, между прочим, почти не спали с ребятами, ваши тексты набирая!

– Да? – Пальцы Трофима забарабанили по столешнице. – Тогда садись и читай! Я точно помню, что первый закон гласил про воеводскую власть и выборных людишек.

– Ты прости, Трофим Игнатьич, – вмешался Пычей. – Но у меня в памяти другое отложилось: «Люди рождаются вольными и должны таковыми оставаться до конца жизни. Каждый муж должен отстаивать нашу свободу с оружием в руках. А если…»

– Напраслину возводишь! – Свара невозмутимо отодрал недоеденный кусок от столешницы и засунул его в рот. Прожевав малую его часть под напряженными взглядами собеседников, он слегка удивился: – Чего уставились? Вячеслав не даст соврать: Николай всегда говорил мне про это… самоуважение! Каждый человек, мол, должен работать в поте лица своего, а бесплатных подачек не должно быть, вот так-то! Но и бросать старых и увечных никак нельзя! Как по Писанию все излагал. Лекарь эти его слова в точности передал, а от себя добавил лишь про школы и про то, как монеты тратить… И все это просил записать первыми строками! Помнится, я был с ним согласен по поводу обучения малолеток, хотя и доказывал, что надо вначале им обязанности вменить да наказания строгие ввести за пререкания с начальством! Тогда и самоуважение ваше появится!

– Ладно, хватит скоморошничать! – подвел итог пререканий воевода, хлопнув ладонью по столешнице. – Читай, печатник, до чего мы там договорились…

– Ветлужская Правда! – сипло начал Вовка, но сразу же прокашлялся и вывел молодым задорным голосом: – Параграф первый! Рыба гниет с головы![2]

Глава 2

Работа над ошибками

Вовка скептически осмотрел свой развалившийся башмак, нагло выпятивший стельку из дыры на носке, и тяжело вздохнул. «Да, правильно мама говорила: дешево хорошо не бывает! Однако починить ботинок еще можно, тем более толстая резиновая подошва вполне сохранилась. Только вот как? Возвращаться в Переяславку и просить кого-нибудь зашить дыру? Ха! Засмеют! Скажут: что это за мастер, если он не может отремонтировать свою обувку! Эх, настоящее натуральное хозяйство! Придется придумывать что-то совсем легкое, летнее… Гениально! Пущу в дело свои собственные нежные пятки: буду ходить босиком, как и остальные ребята! Тяжело с непривычки, зато не надо заботиться о том, что утром надевать. Ну в крайнем случае попрошу кого-нибудь сплести мне лапти. Не откажут! А дыру заштопаю потом, у бати должны быть иголки и нитки».

Решив возникшую проблему, молодой гений разулся и, повесив ботинки на шею, медленно похромал по извилистой тропинке в сторону Болотного. Скакать ретивым конем и стучать палкой по окружающим деревьям, не глядя себе под ноги, уже не хотелось. Во-первых, не дай бог кто-нибудь увидит. А во-вторых, одно из последствий такого неподобающего для мастера поведения в настоящее время болталось на связанных шнурках и поочередно с целым собратом било ему в грудь оторванной подошвой, напоминая о доме.

О доме… Маму в последнее время он вспоминал часто, и почему-то всегда такие воспоминания были светлыми и приятными, хотя сам год назад мечтал уехать подальше от ее постоянных нотаций и ругани. Сам себе Вовка это объяснял тем, что плохое быстро забывается, а хорошее остается навсегда, напоминая о детстве. Том самом счастливом периоде, который у каждого человека прекращается в разное время. У кого-то и в тридцать лет это самое младенчество играет где-то там… в пятой точке, а вот у него оно закончилось в начале прошлого лета. И не сказать, что он был сильно против такого развития событий, просто лицо мамы нет-нет да и всплывало в памяти. А в последнее время – постоянно.

«Это ничего, я переживу, даже плакать почти не хочется… Зато с батей мы теперь неразлейвода! А уж какую аферу провернули! Это был самый настоящий заговор!»

Вовка зажмурился от удовольствия, но тут же одернул себя, чтобы счастливое выражение не оставило даже малейших следов на его лице. За то, что они сотворили, не только не погладят по головке, а спустят три шкуры и прогонят на все четыре стороны! И это в лучшем случае.

Однако деваться было некуда: все говорило о том, что вскоре из-под пера воеводы выйдет новая Русская Правда, выдержки из которой часто приводил Радимир на вечерних посиделках. Это было лучше, чем жить без закона, но ветлужцам на первых порах был необходим не сборник по уголовному праву, а нечто совсем другое: краткий свод привлекательных правил, который легко запоминается и может разойтись по городкам и весям без каких-либо усилий с их стороны. Такой закон, который может сплотить ветлужцев в одно целое и привлечь новых людей из окрестных мест! А что можно взять из Русской Правды, помимо запретов и наказаний?

Конечно, помимо всяких слов нужны дела, лучшие условия жизни для людей и защита новых поселений. Кроме того, необходимы хоть какие-нибудь «рецепты» на все случаи жизни, чтобы любой спор не превратился бы в кровавую баню, в которую, несомненно, вовлекутся родичи и соплеменники с обеих сторон. То самое уголовное право, которое сдерживало бы людей и которым был занят воевода. Но пока население было немногочисленным, вполне можно было обойтись и собранием копы. Главное сейчас – костяк правил для общего сосуществования, а уж мясо в виде законов на него потом нарастет! Это в русских княжествах вся власть «от Бога», освящена долгими годами и традициями, а ветлужцы начинают жить заново!

Приблизительно так рассуждали участники мини-заговора, который начал свой отсчет в конце зимы, вскоре после прихода полусотника с Костромы-реки. Иван появился в Переяславке вместе со своими воинами, вышагивающими по речной излучине на небольших четвероногих животных. Назвать их конями не поворачивался язык – из-за малого роста, но неприхотливые существа, в отличие от своих высокорослых собратьев, весьма стойко держались на ледяной поверхности, крепко вцепившись в нее своими шипастыми подковами. За всадниками следовал обоз из четырех саней, на которых они везли свое имущество и несколько мешочков соли, выпаренной в небольших котлах еще осенью. На вопрос, где полусотник достал лошадей, тот ожидаемо махнул рукой: «Э… Махнул не глядя!» После этого вопросы об ушкуе не задавались, а сам он на целый вечер поступил в полное распоряжение воеводы и его ближников. И даже, по слухам, успел на пару с Трофимом искупаться в ближайшей проруби.

А рано утром в дружинной избе собралась теплая компания из пяти человек. Еще год назад они не представляли себе, что ближе друг друга на этом свете у них никого не будет. А теперь даже подумать об ином не могли… Перед Вовкиными глазами надолго запечатлелась картинка того дня. Русская печка, сложенная еще осенью на месте старого подтопка, ласково грела горницу, отсекая трескучие февральские морозы. На столе горкой лежали политые медом плюшки, позаимствованные со вчерашних затянувшихся посиделок. На шестке пускал пар неказистый чугунный чайник, изготовленный Николаем пока лишь в единственном экземпляре. Жгли лучины, поскольку на улице было еще темно, и тихонько говорили обо всем. Мальчишки сначала молчали и слушали, как взрослые обсуждают насущные вопросы будущего бытия, а потом Вовка встрепенулся и предложил осуществить свой замысел, вынашиваемый им с середины осени.

Точнее, это был отчасти осуществленный план того, как довести Ветлужскую Правду до своих «восторженных» поклонников. Несколько десятков листков белесой бумаги из конопли уже были вынуты из-под пресса и сушились в мастерской. Свинцовые квадратики с буквами тоже ждали часа, когда их заправят в наборную доску, смажут чернилами и обрушат по направляющим на плотные листки картона. Ничего хитрого Вовка не выдумал, и до настоящего печатного станка было еще далеко, но одновременно подготовить два десятка страниц, пользуясь наборной кассой, уже было можно. А уж отпечатанный текст мог вполне случайно разойтись по окрестным весям. За это поругают, и все.

Проблема заключалась в другом. Что нужно изменить в документе и как сделать, чтобы данный печатный экземпляр не только отражал чаяния собравшихся, но и был выдан за истинный текст ветлужского закона? На это Вовкин отец заявил, что берет все на себя: скажет, что перепутал листки бумаги. Не убьют же!

Вячеслав даже достал черновики, которые сам же и набрасывал под диктовку ветлужского воеводы, и стал зачитывать свой вариант по каждому пункту, как неожиданно для всех полусотник встал на дыбы.

– Негоже нам обманом внедрять здесь свои правила! – Иван привстал и поднял руку, прерывая негодующие восклицания, одновременно вырвавшиеся у остальных собравшихся. – Да это и бесполезно: местное общество просто не примет идеи из нашего времени, они ему чужды. Вот скажи, Слава, на кой ляд ты вписал туда выдержки из конституции: право на жилище, на образование? Они и у нас были филькиной грамотой, а тут и подавно станут пустым местом. Даже в наше время наука была нужна лишь каждому пятому, а то и десятому!

– Да ну? – ощетинился Вячеслав, пытаясь выдержать взгляд нависающего над ним полусотника.

– Ну да. Части школьников вообще хватило бы того факта, что они научились писать и считать! Большинство просто просиживали штаны в средней школе, не давая заниматься другим ребятам! Да и вся методика преподавания была рассчитана на отстающих! Я понимаю, что у нас окружающий мир требовал все более и более подготовленного человека, но все равно даваемый уровень знаний был для многих чрезмерным, а для немногих желающих учиться – недостаточным! А здесь вообще другие, более низкие требования, пойми! Учить надо, но не всех, а только желающих постигать науку! Причем так, чтобы они не голые факты запоминали, а могли рассуждать и развивать эту самую науку дальше! Сначала по конкретным специальностям, а уж потом дело дойдет и до классического советского образования!

– Всестороннее развитие личности? Да уж, это как раз то, что мы потеряли. В последнее время у нас знания преподавались на уровне «прочитал – запомнил», – пробурчал Вячеслав, нехотя соглашаясь с приведенными доводами. – Точнее, давалось столько сложного в весьма кратком изложении, что голова пухла у любого, кто читал детские учебники… Мол, заучите наизусть и применяйте по надобности! Без всяких рассуждений! А внутрь не лезьте! Хорошо еще, что у Вовки было желание читать познавательную литературу и смотреть развивающие каналы по телевизору, а не какие-нибудь убогие иностранные мультики…

– А что вы хотите? – включился в разговор Николай, немного сопя от переполнявших его эмоций. – Я как-то по телику видел нашего министра образования, так он с честными глазами сказал, что они пытаются взрастить квалифицированного потребителя! Етыть! При советской власти растили творца, созидателя, а теперь… оболваненного придурка, который с открытым ртом и бутылкой пива будет смотреть в новостях, как эти прилизанные господа из кожи лезут, чтобы нам сделать хорошо!

– Ну с местной наукой разобрались, – вновь уселся на свое место полусотник, гася вспыхнувшие страсти. – Так что, товарищи мастеровые, берите желающих и обучайте их тому, что знаете. И не надо устраивать никаких выпускных экзаменов – жизнь все сама расставит по местам. Придумал что-то новое, внедрил – получи звание подмастерья, потом первый разряд, второй… А с ним и разные бонусы, зависящие от полученной обществом прибыли. Особо одаренные получат звания мастера, а…

– А фундаментальная наука? – вмешался Вячеслав, нетерпеливо постукивающий свинцовым стилом по столу. – Какое тут внедрение? От нее никаких бонусов не получишь!

– Это сами мастеровые решать должны… – Иван с сомнением посмотрел на Николая. – Степаныч, как считаешь, сколько вы на это дело от своих доходов можете выделить?

– Хм… А сколько нам оставят? – тут же получил он встречный вопрос. – Сейчас мы вообще денег почти не видим! А если по уму, то на нас нужно выделять половину от зарабатываемой нами суммы!

– О-го-го!

– А что ты хотел? – разгорячился Николай. – Если платить за все, что мы сейчас получаем задарма, и переходить на самоокупаемость, то так и выйдет. А еще учти, что без нашего ускоренного развития общество вообще не получит ничего. Ничегошеньки! Металл лет через десять только ленивый лить не будет, технологию изготовления стекла тоже в секрете долго не удержишь, если ставить производство у соседей! Как бумагу делать и книги печатать – сами всем своим друзьям расскажем! Или ты хочешь все в тайне держать и на этом себе барыши зарабатывать, строя великую державу и гнобя будущих соотечественников?! А, Ваня?

– А что, ты собираешься отдать наши секреты суздальским или киевским толстопузам? Нет?! Только тем, кто живет по нашим законам? И кто по ним живет? То-то же… Другое дело, что технологии все равно уйдут, даже если мы их будем беречь как зеницу ока! Так что ты там говорил про распределение денег?

– Что, что… Разве заранее скажешь, куда вложиться нужно? Если вчерне, то из выделенной нам суммы четверть мы отдадим на разработку новшеств, сулящих немедленную прибыль, четверть на фундаментальные исследования, а половину на постройку новых производств.

– А себе? – ехидно задал резонный вопрос Вячеслав. – Что сами кушать будете?

– Шиш с маслом на хлеб будем намазывать! – неожиданно взорвался Николай. – Если мы еще сами себе платить будем, то точно превратимся в монстра, который будет озабочен лишь своей прибылью! Как бы мы ни относились в свое время к советской власти, но она нам честно говорила про гнилое нутро общества, построенного на наживе! Хватит, наелись! Пусть общество платит, и оно же устанавливает правила! Даже если не очень эффективно получится, то хоть какое-то равноправие соблюдаться будет!

– Ша! Распалились! – стукнул ладонью по столу Иван. – Степаныч, если ты так считаешь, то делай! Я тебя поддержу… А теперь о наших баранах, то бишь тех, кто пойдет по крестьянской или воинской стезе… хм, как я! Помимо некоторой специфической подготовки, мы им будем давать лишь самый минимум. Пусть учатся читать, писать и считать, по здешним меркам это уже очень приличное образование! Можно и в Правде это запечатлеть, но только самыми простыми словами, а не «каждому гарантируется образование»… Ты еще, Слава, про названный мной минимум там упомянул бы!

– Угу, – понуро кивнул Вячеслав. – А куда же ты врачей денешь? Как крестьян будем учить культуре земледелия?

– Все туда же пошлем – к мастеровым людям. Будете зваться школой, как сейчас и заведено.

– Понятно…

– А что касается жилья… – продолжил полусотник, немного горячась, – так местный мужик при поддержке своих родичей сам возведет себе пятистенок и не будет ждать ни от кого милости. Ему нужна свобода и защита! Он должен знать, что если придет на наши земли, то получит и то и другое, кем бы он раньше ни был! Я не говорю об убийцах, ворах и прочей швали! Если вскроется подобная ложь, то мы сами повесим такого наглеца или выдадим головой по первому требованию!

– А если холоп прибежит? – вскинулся на этот раз Николай.

– Тогда община должна понимать, что берет на себя ответственность за его укрытие. В первую очередь финансовую! А что ты хочешь? Бодаться с суздальским князем и сдерживать нашей сотней его вооруженные тысячи? А следом воевать с Волжской Булгарией, Новгородом, Киевом?.. То-то же! Брать надо, но и нести ответственность – тоже. И еще… я Трофима никогда не предам, и он это знает. А у нас с вами получается самый настоящий обман. Да и бороться с ним легко – достаточно заявить, что данный документ никакого отношения к воеводе не имеет!

– И что ты предлагаешь? – хмыкнул Вячеслав.

– Да ничего нового, то же самое, о чем мы с вами рассуждали. Обязанности человека и его права! Свободу, мол, получишь, но для этого должен брать в руки топор и идти ее защищать! Без исключений! А не идешь по каким-то причинам, пусть и весьма весомым, то лишаешься права голоса и возможности занимать какой-нибудь пост! Единственным исключением могут быть немногочисленные мастеровые. – Иван бросил взгляд на одобрительно кивающего Николая и добавил: – Однако им тоже нежелательно вставать над местным людом, поскольку через некоторое время они закопаются в своих железках и перестанут понимать его чаяния! Пусть гильдию организуют и там устанавливают свои порядки!

– Пусть так, – кивнул Тимкин отец, оглаживая свою бороду. – Мастеровым власть над людьми не нужна.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно щелкнул пальцами полусотник. – Но надо все это обсуждать вместе с местным населением, а не сидеть по углам как заговорщики. Только тогда получится что-то жизнеспособное! Кроме того, данную писанину разводить на десятки листов не надо, должно получиться что-то емкое, но вместе с тем краткое. А потом надо запускать этот документ втихомолку в массы, как Вовка и предлагал! В основном к черемисам, их чада уже обучаются в нашей школе языку, так что проблем быть не должно! Пусть пропагандирует у них ветлужский образ жизни! Это будет уже не обман, а уловка… да еще по отношению к соседям, а не к родичам! Здесь такое одобряется. А уголовное и административное право напишутся сами собой, постепенно! Возьмем что-то из традиций нашей копы, что-то из Русской Правды, римских законов…

– Может быть, нужно на каждый пункт создать свой лозунг? – подал голос Тимка, молчавший все это время. – Чтобы легче запоминался? Например, «Век живи – век учись», «Без наук – как без рук»…

– А что? – смутился Вячеслав. – Тимка прав. Так до людей дойдет быстрее. Могу еще предложить… «Человек без знаний – все равно что гриб: хотя на взгляд и крепкий, а за землю плохо держится».

– Вот! – подвел итог одобрительным возгласам Иван, посмеиваясь. – Так и пиши перед словами об обучении! А в конце документа добавим: «Закон что дышло: куда повернешь, туда и вышло»… – После того как оживление, вызванное новыми предлагаемыми поговорками, угасло, полусотник обернулся к лекарю. – Так что давай, Слава, формируй новый документ вместе с Трофимом, и обсуждайте его на малом совете. А я прямо сегодня попробую воеводе словечко замолвить за такой подход к делу. Думаю, что он не погнушается принять к сведению мое мнение… Все это одобряют? Отлично! А наши лозунги… для того чтобы их предложить, надо просто найти подходящий момент, вот и все… Хм.

Вовка опять улыбнулся, вспоминая их с Тимкой дальнейшие ухищрения по поиску новых поговорок. Здорово было! Они даже организовали школьный конкурс, где в качестве главного приза выступал самострел с плечами, сделанными из единой железной пластины. Многократно прокованная сталь упруго подавалась под нажимом мальчишеских ладоней, томно отзывалась звоном на несильные удары и причудливо отсвечивала на солнце завитками узоров и жирным глянцем нанесенного воска.

Первый опыт кузнецов вышел на загляденье и вызвал такой шквал новых предложений, что устроители конкурса были бы погребены под их весом, если бы они подавались в письменном виде. Правда, большой пользы это не принесло, зато в течение двух недель почти каждый ученик обзавелся деревянной заготовкой для будущего арбалета, набором тетив из конского волоса и болтами с самым разнообразным оперением.

Все свободное время мальчишки с горящими глазами обсуждали достоинства и недостатки спусковых механизмов, хвастали точеными ложами и ждали, когда же у кузнецов дойдут руки до новых пластин, «козьих ножек» для взвода самострелов и наконечников для болтов. А сколько стрел было потеряно в мартовском снегу, когда начались пристрелки грозного оружия! Сколько конских хвостов было основательно прорежено темными ночами! Сколько слез украдкой было пролито, если выстраданная конструкция не желала посылать стрелы точно в цель или вычурный спусковой механизм, который был «самым-самым» среди всех остальных, рассыпался грудой обломков! Приходилось утешать и помогать, советовать и ругаться… Но что это было за время!

Неожиданно под ногами у Вовки оказалась прошлогодняя еловая шишка, и он стал ее гонять, пытаясь не попасть голыми пальцами по выступающим массивным корням, вылезшим почти на середину тропы. Как же хорошо! Скоро он придет в Болотное, и там они с ребятами попробуют получить настоящее стекло!

Первые опыты были поставлены на основе довольно распространенных среди местного населения рецептов. Мешали одну часть песка с суриком, плавили в печи и получали стеклянную массу, которую можно было вытягивать, накручивать, куда-то заливать. Сам сурик представлял собой окись свинца, из которой мастеровые люди иногда делали красно-оранжевую краску, распыляя раскаленный металл в воздухе, быстро его охлаждая и в дальнейшем перемалывая в мельницах. Однако такая масса не поддавалась дутью – она была слишком жидкой. Таким образом, ветлужские мастера могли получать лишь глазурь на посуде, стеклянные бусы и браслеты. Уже зная, что производство стекол в Киеве поставлено на широкую ногу, хотя и держалось в строжайшем секрете, Вовка недоумевал: кто мог поделиться таким рецептом изготовления, который является фактически тупиковым? Византийцы, которых местные называют ромейцами? А для чего? Чтобы у них не было конкурентов?

Точные ингредиенты для изготовления стекла вспомнили сообща. Точнее, сначала Мокша упомянул расстроенному Вовке, будто он слышал про золу, которую добавляют в стеклянную массу. После этого был устроен мозговой штурм, в который вовлекли главного технолога ветлужцев. Но на удивление всех, точный рецепт изготовления вспомнил не дядя Коля, а Вовкин отец.

Довольный тем, что его сын собирается получать поташ для мыла, которое ему было необходимо позарез, он заявил, что и для стекла такой рецепт годится. По крайней мере, золу или соду, нужные для плавки и выделки, в стекло точно добавляли, как и известь для блеска и химической стойкости. А вместо золы можно ведь использовать тот же поташ, хотя для килограмма этого сырья нужно переработать почти целую тонну древесины… После этого и дядя Коля часто закивал головой, добавив лишь, что сода лучше, а с золой стекло должно получаться зеленоватым и надо что-то использовать для его обесцвечивания. Про известь он не слышал, но охотно верил, что такое возможно. А еще сказал, что можно получить разноцветное стекло, используя определенные добавки. Раз местные используют сурик, который является оксидом, судя по способу его получения нагревом в воздухе, то можно попробовать другие окиси металлов, той же меди…

– А ну, стоять!

Вовка даже не заметил, что тропа почти привела его в сторону Болотного и он наткнулся на кого-то из охранения, состоящего из учеников воинской школы.

– С какой стати? Это же я, Вовка, своих не узнаешь?

Такой ответ он выдал лишь из-за того, что пребывал в сильной растерянности. Обычно сидящие в засаде даже не отвлекались на местных и приставали лишь к удмуртам, приходящим из дальних гуртов к родичам. А уж его самого они не знать не могли: каждый день он общался с отбывающими трудовую повинность ребятами, проверяя качество работы, а уж скольких переучил письму и счету… Тем не менее кусты раздвинулись и тропу загородил здоровый вислоухий паренек, сопровождаемый двумя дружками более скромной комплекции.

«Янган, пятнадцатилетний дылда из зимнего черемисского набора с низовьев Ветлуги, – констатировал печальный факт Вовка. – Тот еще лентяй и неряха, постоянно приходится за ним присматривать. Если есть возможность что-то сделать спустя рукава, то это неминуемо будет совершено именно так, а любое мое замечание вызовет лишь высокомерный взгляд и презрительное фырканье через губу».

– И что вы тут делаете? – Вовка недоуменно пожал плечами. – С каких это пор в лесную стражу ставят троих? Одного я забираю с собой на трудотерапию…

Вообще, с подобным клиническим случаем в лице Янгана он столкнулся первый раз. Окрестные переяславские ребятишки всегда были под присмотром Мстиши, а тот любую лень и непослушание не спускал. Да и не было ничего такого – заразительный пример командира окрестных пацанов действовал на них лучше всякого окрика. С удмуртскими мальчишками тоже установился контакт: после первых драк и разборок их лидеры были выдвинуты в десятники, а сами по себе оказались совсем неплохими ребятами. Кроме того, их отцы в большинстве своем чувствовали расположение к переяславцам и прививали уважение к тем в своих семьях.

А с черемисами с самого начала получались какие-то несуразности. Лаймыр выбил для своей молодежи кое-какие привилегии, и ее объединили в три отдельных десятка, не смешивая с остальными.