Радиант Пильмана - Зона Посещения. Тропами теней

– Это, отчеты и эти… э-э-э… – промямлил связист, – …короче, у нас все в порядке. А у вас?

– Саныч, соберись! Дай мне срочно «красный канал»!

Упоминание о специальном зашифрованном канале связи, предусмотренном для связи с Москвой на случай обнаружения геологами стратегических ископаемых, взбодрило Сан Саныча. Он заерзал на стуле и, продолжая левой рукой поддерживать больную голову, пальцами правой, словно пианист, забегал по панелям аппаратуры.

– Тридцать девятая, я – третий геологический. Как слышите? Прием, – произнес он после необходимых манипуляций.

Запрос ушел на промежуточную станцию в Улан-Баторе, где находился штаб тридцать девятой армии Забайкальского военного округа. Ответ не заставил себя долго ждать. Привычно шикнули динамики, и голос связиста по ту сторону канала размеренно произнес стандартные фразы.

– Третий геолог… – на секунду голос пропал в помехах, – …тридцать девятая общевойсковая, вас слышу хорошо. Докладывайте.

– Тридцать девятая, срочно связь с большой землей, код красный. Повторяю, код красный. Как поняли?

– Понял, код красный. Даю канал.

Долгие две-три минуты ответа не было. Стас нервно мерил шагами юрту, бубня что-то несуразное себе под нос. Саныч сначала молча наблюдал за ним, не понимая, какой такой стратегический ресурс можно было обнаружить с утра пораньше еще до начала разведки и бурения.

– А что, собственно, случилось? – Связист не выдержал нервного напряжения. – Нашли еще одну золотоносную жилу? Нет? Вольфрам? Кимберлитовая трубка? Залежи урановой руды?

– Не мелочись, Саныч, тут у нас ситуация повеселее будет. Тут у нас…

Договорить Стасу не дала ожившая радиостанция. В эфир попал конец спора двух мужчин. Судя по тону разговора, у этих двоих напрочь отсутствовало желание отвечать на вызов даже по экстренному каналу. Они решали, чья сейчас очередь «себе мозги парить». Сказалась разница во времени. Если здесь было раннее утро и большинство персонала в полудреме бродило по лагерю, то в столичной гэбэшной дежурке вызов с периферии кому-то явно оборвал глубокий сладкий сон.

– …ладно, давай я! – завершил короткий спор один из мужчин и недовольно обратился к тому, кто его побеспокоил: – Ну, что там еще такое, не могущее до утра подождать?

Саныч как-то странно нахмурился и спешно встал со стула, уступая начальнику место перед стационарным микрофоном. Пока Стас усаживался и собирался с мыслями, прошло еще с десяток-другой секунд, но и их хватило, чтобы находящийся по ту сторону человек начал нервничать.

– Третий геологический, алло, мля! Вы че там, передохли, что ли?!

– Доброе утро, третий геологический на связи, срочно необходимо связаться с академиком Брониславиным Игорем Васильевичем. Дело государственной важности. Решение требует профессиональной консультации.

– Уважаемый, – надменно произнес собеседник и выдержал паузу, – делами государственной важности занимается именно наш отдел, а не какие-то там академики. Докладывайте по делу, а решать – это уже наша прерогатива. Теперь слушаю…

– Ответ отрицательный, – гнул свою линию Стас, – доступ к информации имеет исключительно указанный специалист. Повторяю, срочно на связь академика Брониславина.

– Какого черта! – вспенился мужчина на том конце канала связи. – С вами говорит не хрен моржовый, а сотрудник госбезопасности! Не имея должного доступа, я бы вообще сейчас не говорил. Немедленно докладывайте и не испытывайте мое терпение!

Стас не на шутку испугался. Спорить с гэбэшником – дело весьма ущербное для здоровья. Да и времени особого на это не было – в любую минуту сюда могли ворваться люди майора и прервать связь. Ситуация зависла на самом острие бритвы. Если сейчас он все откроет этому связисту, то дальше в игру вступят другие высокопоставленные мужички, которые скажут Стасу «спасибо» и тут же отстранят его от дальнейших исследований. Директора лагеря такое развитие событий не устраивало, ему жизненно необходимо было заручиться поддержкой человека, которому он мог бы доверять и который имел серьезный вес в столице. Нужно было идти ва-банк.

– Повторяю последний раз, ответ отрицательный. Информация секретна. Дело государственной важности. Приоритет высший. Время не ждет, с минуты на минуту связь могут оборвать, – абсолютно бесстрастно произнес ученый и попытался выдержать паузу, чтобы после нее добавить еще парочку весомых аргументов.

Но эта пауза тишиной так и не наполнилась. Борзые выпады гэбэшного связиста непрерывно сотрясали пространство юрты. Стас невольно впал в смятение. Чтобы спорить со столь дерзким кадром, за которым стоит суровая организация, нужно иметь не только стальную волю, но и два таких же стальных органа пониже пояса. И когда уже морально подавленный начальник лагеря решил что-то промямлить в свое оправдание, в разговор неожиданно вклинился Сан Саныч. Он навис над согнувшимся у панели связи Стасом и негромко, но уверенно кинул несколько фраз в микрофон.

– Слушай сюда, червь на антеннках, – голос с ледяными нотками заставил связиста на том конце поперхнуться слюной, – с тобой говорит периферийный агент Саныч. Прошляпишь это дело, говнюк, запорешь мне задание, и мы тебя всем отделом жарить будем. Сначала – так, как ты подумал, а потом – на медленном огне…

Усек?

На том конце провода повисла тишина, прежде борзый связист как язык проглотил. Тут же подал голос его более сообразительный напарник, который и продолжил сеанс связи.

– Третий геологический, отправляю запрос. Вводная будет?

– Вводной не будет… – Стас на секунду задумался и добавил: – Просто сообщите академику, что на связи профессор Игорь Селезнев.

– Третий геологический, принято. Ожидайте.

Минуты ожидания тянулись в абсолютной тишине. Саныч, услышав о секретной информации, почему-то перестал задавать вопросы, он полез в свой комод и начал там что-то искать. Да и сам Стас сейчас вряд ли что-то смог бы внятно объяснить, его тело била нервная дрожь, а разум гонял мысли где-то очень далеко, меж облаков. Вопрос о том, кто такой «периферийный агент» в принципе и почему Сан Саныч так назвался, сразу ушел в осадок и больше его не беспокоил.

Уже прошло минут десять, ответа не было. Вдруг с улицы донеслись какие-то звуки, по деревянному настилу загремели быстрые тяжелые шаги, и в узел связи буквально влетели два молодых бойца монгольского МОБ. Парни выглядели очень грозно, они подняли автоматы, направили их на Стаса и характерными движениями стволов «попросили» начальника лагеря отойти от радиостанции.

Стас не успел даже со стула встать. Два тихих хлопка прозвучали менее чем с секундной паузой. На лбах парней мгновенно раскрылись алые бутоны. Брызги из крови и мозговой ткани заляпали все пространство. Парочка липких красноватых кусочков попала Стасу на лицо, его левый глаз начал долбить нервный тик. Тела бойцов рухнули на пол. За их спинами стоял Сан Саныч, а в его руках чернел «стечкин» с большой черной колбасой глушителя на стволе.

– Что ты наделал?! – От осознания произошедшего Стас пришел в неописуемый ужас и уставился на своего связиста.

– Выполнил инструкции, – сухо ответил тот.

– И что же теперь будет?.. – рой мелких жалящих вопросов постепенно заполнял голову начальника лагеря. – Разве так можно?! А если сюда еще мобовцы нагрянут?..

– А ничего не будет! – оборвал его мысли агент госбезопасности. – Оставьте всю бытовуху мне, не думайте о ней. Ваша задача – донести информацию центру. Моя – сделать все возможное, чтобы она дошла. А насчет того, что и как мне можно… Если я сочту нужным, мне весь этот лагерь «можно» – и местных, и своих, и лошадей, и собак «можно»… Надеюсь, понятно. Кстати, так, для информации, как только где-то включается «красный канал», туда уже по умолчанию выезжает специальная группа. Так что мне хозяйничать здесь осталось от силы минут десять…

На несколько липких минут в помещении повисла звенящая тишина. Стас всеми силами пытался прийти в себя. Саныч, поглядывая на дверь, оттащил трупы в сторонку, накрыл их брезентом и стал у входа за шторку, так, чтобы удобно было выстрелить в спину любому, кто сейчас зайдет в узел связи.

– Ну, здравствуй, Стасик! – Голос из динамиков заставил начальника лагеря подскочить на стуле. – Ты там в горах не иначе просветление отхватил и открыл формулу всего сущего, если ко мне в квартиру в такую рань наши… эм-м… друзья радиостанцию приволокли. Рад тебя слышать, дружище. Давай рассказывай, профессор Игорь Селезнев, чего там у тебя такого?

– Д-доброе ут-тро, Игорь В-васильевич, – заикаясь начал ученый, но быстро взял себя в руки и уже уверенно продолжил: – Прошу прощения, что так рано, но это того действительно стоит. И прежде чем перейти к делу, хотелось бы попросить, чтобы вы похлопотали там немножко перед советом о моем назначении на должность руководящего специалиста по изучению этого.

– Чего именно этого? – зевнул академик. – Ты там никак космический корабль пришельцев отыскал. Сейчас, кстати, эта тема очень актуальна. Слышал там у себя о Посещении?

– И слышал, и уже… – Стас сделал многозначительную паузу, – видел, и даже пощупать успел.

– Ты серьезно?! – Голос по ту сторону задрожал.

– Да, вы все правильно поняли, Игорь Васильевич. Здесь у нас еще одна и пока никому не известная Зона Посещения.

– Так-так-так! Что нам нужно сделать в первую очередь?.. – Было слышно, как мужчина по ту сторону канала связи спрыгнул со скрипучего дивана и зашлепал тапками по паркету. – Надеюсь, ты ничего не разболтал нашим монгольским друзьям?

– Нет, что вы! Но пришлось срочно придумать сказку, причем таку-у-ую, – протянул Стас и закатил глазки, – смело потянет на НФ…

Глава 4

Стране нужны вагоны

Монголия, Говь-Алтайский аймак.

Два года спустя

Мощный удар пневматического ускорителя отправил трехтонный добывающий грейфер за пределы нормального мира. Поеденное ржавчиной металлическое устройство зазвенело от вибрации и полетело по баллистической траектории. Гул металла исчез сразу же, как только сложная инженерная конструкция пересекла границу двух реальностей. Слегка оплавленный аномальными воздействиями ковш завершил свой полет и упал в пятистах метрах за границей преломления. Вся его рабочая добывающая поверхность вгрызлась в землю.

Брызнули маслом разбитые шарниры. Ряды катков с «гусеничной насечкой» уперлись в породу и слегка приподняли механизм, переводя его в тралящее положение. Спустя какие-то секунды за сортирующей площадкой выгреба загудела мощная лебедка, приводящая в движение механизмы зонного грейфера. Тяжелая конструкция медленно поползла назад, загребая с поверхности аномальной земли все оставшиеся инопланетные артефакты, визуально неразличимые со стороны нашего нормального мироздания.

Сверху, на обзорной платформе комплекса, в окружении спящих прожекторов и четырех пулеметных гнезд молча стоял начальник добывающего надзора. Офицер еще немного поводил биноклем по иллюзорным землям, но, не заметив ничего стоящего внимания, опустил оптику.

Одной из особенностей монгольской Зоны, значительно выделяющей ее из общего аномального ряда, была именно эта специфическая незримость и иллюзорность. Практически все, находящееся и происходящее по ту сторону, непостижимым образом было сокрыто от людских глаз или крайне редко проявлялось, но с дикими искажениями и несоответствиями.

Визуально общая картинка внутри Зоны Посещения со временем не менялась, если не считать хаотично и с огромным опозданием проявляющиеся рытвины от работы грейферных ковшей. Но эти редкие изменения происходили исключительно в зоне промышленной разработки, в полосе глубиной пятьсот двенадцать метров.

Тяжелые промышленные ковши почему-то никак не могли преодолеть этот предел. На этой призрачной черте они зависали в пространстве и падали вниз, словно натыкались на какой-то аномальный барьер. И как потом выяснили исследования, этот барьер работал, словно какой-то гравитационный фильтр, не пропускающий сквозь себя объекты массой больше шестидесяти четырех килограммов. Причем не пропускающий в оба направления.

И если легкая ловушка беспрепятственно пролетала сквозь барьер, но нагребала в себя инопланетных артефактов столько, что ее суммарный вес превышал шестьдесят четыре килограмма, протянуть ее через зонный гравитационный фильтр не могла ни одна промышленная лебедка. Плюс ко всему создание тралов и грейферных механизмов малых масс натыкалось еще на одну проблему. Легкие добывающие устройства были более подвержены воздействиям невидимых зон измененного физического пространства – аномалий. Они обладали большей чувствительностью к разного рода температурным и гравитационным отклонениям, неизбежно встречаемым в процессе забрасывания и вытаскивания. А потому практика «легкой добычи» особого распространения не получила.

Тяжелые же агрегаты намного легче переносили все это. Зонный грейфер был сконструирован так, что, потеряв какую-то свою часть, максимально сохранял функциональность и мог продолжать работу. Кроме того, обладая недюжинной инерцией, летящий многотонник легко преодолевал воздействие сотен мелких гравитационных аномалий, способных критически повлиять на полет легкого добывающего агрегата.

Сами грейферные конструкции, забрасываемые в Зону, не исчезали за иллюзорной пеленой. Они словно оставались на некоем промежуточном слое реальности, визуально расплывались, шевелились волнами, а порой даже проваливались под поверхность земли в какую-то невидимую яму. Или наоборот – зависали над землей, поднявшись на незримый холм, и всеми своими стальными тоннами визуально шерстили воздух в нескольких десятках метров над видимой поверхностью.

И вообще складывалось впечатление, что за призрачной голограммной шторой, именуемой границей или гранью преломления, находился какой-то другой, невидимый мир, лишь отчасти совпадавший по рельефу с нашей реальностью.

Смена земных сезонов тоже странным образом не сказывалась на пожелтевшей траве, колосящейся на дальних холмах внутри Зоны. Казалось, что время по ту сторону буквально остановилось, и лишь иногда, крайне редко, оно двигалось резкими короткими рывками, практически мгновенно меняя островки иллюзорной реальности за гранью. И сильный порывистый ветер, который частенько останавливал любую работу добывающих бригад, не мог качнуть даже тонких травинок за гранью преломления.

Отдельная загадка запредельного характера заключалась в неестественном поведении света на границе и внутри самой Зоны. Плюс ко всему любые предметы по ту сторону почему-то не отбрасывали тень, что в свое время и вылилось в официальную, но спорную научную версию «голографической шторы». Да и тени здесь, на узкой полосе по обе стороны границы, порой появлялись сами по себе, без предмета, который мог бы их отбрасывать. Но подобные «теневые аномалии» специалисты относили к разряду иллюзий или массового психоза, ибо все установленные на объектах камеры ни разу не засняли на пленку то, что различали глаза человека.

Наука так и не смогла дать внятных ответов, что именно здесь происходит и почему так. И лишь на границе двух реальностей постепенно разрасталась полоса из мертвых тушек животных и покореженной аномальными воздействиями добывающей техники, навсегда застрявшей в чужой реальности. И как прежде, любые попытки исследователей и мародеров проникнуть за грань, разделяющую два пространства, заканчивались плачевно…

Рабочий грейферной бригады не стал дожидаться завершения цикла добычи и, игнорируя все правила безопасности, вразвалочку прошел мимо гудящих от напряжения стальных канатов грейфера. Он остановился на самой границе Зоны, у маркировочного столба, на котором красовалась табличка с порядковым номером и индексом полосы разработки. Повидавшим виды гвоздодером мужик небрежно сковырнул отдельную табличку, завершающую буквенно-цифровой ряд.

Квадратик с облезлой цифрой «3» упал на землю, его место на столбе заняла совершенно новая блестящая табличка с ярко-черной цифрой «4». Двумя мощными отработанными ударами молота рабочий вогнал дюбель-гвоздь в самый ее центр, зафиксировав жестяную пластину до следующего раза.

Это был уже четвертый проход подобной выгребающей конструкции по узкой добывающей полосе, получившей некогда номер «3685» и индексную пометку «АП». Обычно индекс был куда длиннее двух символов. В этом наборе букв и цифр умудрялись зашифровать условную чистоту полосы, наименования зафиксированных когда-то по ту сторону аномальных зон и еще ряд важных параметров, якобы необходимых для инженеров добывающих бригад.

Правда, эти данные фиксировали исключительно по инерции, следуя устаревшему протоколу, пользы от них было мало. Все уже знали, что между добывающими проходами аномалии внутри Зоны хаотично и непредсказуемо перемещались. И длиннющие потертые маркеры на столбах обычно обозначали весь ряд аномальных параметров, зафиксированных за первый год промышленной добычи.

Эта полоса была редкой, «штилевой», о чем свидетельствовал столь короткий маркер. За все время разработки здесь зафиксировали всего две аномальные зоны антигравитационного и плазменного характера. Но даже на таких полосах по технологии нужно было предварительно забросить щуп – «противотанковый еж» на стальном канате и лишь после этого приступать к добыче.

Столь брутальный способ добычи избрали вынужденно. Внутри монгольской Зоны нормально работала лишь механика и «педальная тяга». Вся электроника выходила из строя или работала не так, как положено, едва устройство пересекало грань. Двигатели внутреннего сгорания глохли, и даже ракетные ускорители здесь не функционировали – процессы горения внутри Зоны почему-то не протекали. Был еще целый рад аномальных факторов, описанных в инженерном трехтомнике по добыче артефактов, который практически однозначно определил метод разработки Зоны.

В самом начале еще предпринимались смелые попытки воздушной добычи, но любые аппараты, будь то самолеты, вертолеты или разведывательные авиароботы, осыпались дохлыми мухами с неба, даже не соприкоснувшись с гигантским аномальным тором, очерчивающим область Зоны Посещения голографической кожурой преломления. Над самой Зоной в воздухе существовало нечто, похожее на столб неизвестного излучения. И даже спутники на орбите, попав в него, мгновенно выходили из строя. А пытаться разрабатывать Зону на пилотируемых людьми болванках-планерах ни у кого не хватило ни смелости, ни дури.

Но Зона Посещения все же разрабатывалась. И монополией на ее разработку на территории Монголии обладал СССР, а по ту сторону границы – Китайская Народная Республика. Братской Монгольской Республике доставались лишь крохи со стола старшего брата.

Как только в высших кругах Союза узнали о существовании никому не известной Зоны Посещения, тут же был собран особый совет, единогласное решение которого гласило: «1. Максимально долго сохранять в тайне сам факт существования аномальной зоны. 2. В сжатые сроки начать ее промышленную разработку. 3. Стянуть в указанный район все доступные вооруженные силы и охранять территорию от посягательств других стран мирового сообщества». Тут же в игру вступили спецслужбы совместно с тридцать девятой общевойсковой армией. Боевая техника в течение суток оцепила весь район аномальных проявлений и объявила эту территорию зоной стратегического интереса Советского Союза.

Мировому сообществу же было заявлено о резком обострении отношений двух граничащих государств и о возможном вооруженном конфликте на узком участке китайско-монгольской границы. Китай после тайных переговоров подыграл Союзу и подтвердил его официальную версию.

Столь радикальное постановление совета, идущее вразрез с решением ООН относительно интернационализации Зон Посещения, было принято с оглядкой на тайное решение Соединенных Штатов, пожелавших оставить при себе свою невадскую Зону Посещения.

Информация об открытии Зоны на ядерном полигоне в Неваде и о самом стратегическом решении Штатов попала в Кремль через разветвленную сеть тайных агентов незадолго до обнаружения «монгольской аномальной». Желая приберечь этот козырный туз в рукаве, Советский Союз тогда промолчал, не стал бить тревогу и раскрывать всему миру штатовский секрет. А когда спустя какое-то время пришло сообщение об обнаружении лагерем советских геологов еще одной Зоны, в Кремле также решили не делиться с миром этим открытием, оставив Штатам их пятую Зону Посещения, а в своем пользовании последнюю обнаруженную – шестую.

Двум мощным державам какое-то время удавалось хранить свои тайны. Но первой в мир просочилась информация именно о Зоне Монголии. Не обошлось, конечно, без штатовских козней и огрехов китайской стороны. А потому монгольскую Зону Посещения многие деятели до сих пор ошибочно называют пятой по счету, хоть по факту открытия она стояла в самом конце этого аномального ряда.

За «великим, могучим», разумеется, не заржавело, и в ответ на штатовский выпад Союз предал мировой огласке факт существования Зоны Посещения на внутренних территориях Соединенных Штатов. Два мировых титана тогда стали в позу, ощетинившись боеголовками, и скандал с приватизацией Зон быстро замяли. Благо, что оставались в «общественном пользовании» еще четыре, о тайны и загадки которых буквально все «заслуженные» обломали свои академические зубы, годами точенные гранитом современной науки.

Вот так и появились в учебниках истории СССР «шестая аномальная» и пятый «Ареал» (так прозвали янки свою невадскую Зону). Соответственно, гордые историки США в своих публикациях не упускают случая перекрутить исторический факт и свой «Ареал» именуют непременно шестым или самым последним открытым, а Зону Посещения Монголии – пятой. Хоть и нет особого смысла в этом глупом споре, но он до сих пор продолжается. А пока дураки спорят с «автоответчиками», советские и китайские грейферные бригады выгребают все, до чего только могут дотянуться в единственной Зоне Посещения, из которой назад так никто и не вернулся.

Брат-сталкер как явление здесь не прижился. Если все остальные Зоны являлись условно или относительно смертельными территориями, то шестая аномальная была абсолютно смертельна. Все без исключения смельчаки, рискнувшие пересечь границу преломления, либо сразу падали замертво, либо попросту растворялись в воздухе спустя какие-то секунды после пересечения границы. Что именно происходило с теми, кто исчезал всецело, науке доподлинно неизвестно.

Так или иначе, но оттуда никто не возвращался. Никогда. Именно этот факт оставил не у дел многочисленную армию традиционных сталкеров. А нетрадиционные бродяги, которых в народе прозвали рыбаками удачи, здесь пока не особо развелись. Успешность и рентабельность «аномальной рыбалки» на данный момент были настолько низкими, что все эти деятели больше напоминали бомжей, стремящихся сорвать джек-пот в национальной лотерее.

И хоть любая частная добыча артефактов здесь была строго запрещена, военные патрули не особо гоняли этих чудаков у самой границы Зоны Посещения. Сообразительное командование дало приказ отлавливать немногочисленных пройдох исключительно в карантинной пятикилометровой зоне уже после «рыбалки», когда они со своим скупым хабаром возвращались назад, или до нее, когда бродяги тащили в схрон недельный запас провианта. Именно провианту были особо рады солдаты срочной службы, для них поимка подобного сталкера была сродни маминой посылке из дома. Но все равно этот слабый поток рыбаков удачи не иссякал и даже постепенно набирал обороты. Некоторым бродягам удавалось пройти незамеченными в обе стороны и получить за свой хабар столько денег, сколько обычный работяга и за год не смог бы заработать.

Но куда большую выгоду имели те, кто потихоньку в процессе добычи со складов или прямо из правительственных караванов тырил уже добытые и рассортированные артефакты. В первый год промышленной разработки контролировать это явление при столь огромных масштабах добычи было попросту невозможно. Находчивые граждане Советского Союза (а только они имели право участвовать в добыче и транспортировке артефактов) подменяли уникальные предметы инопланетного происхождения на визуально похожие собственноручные поделки. А когда на большой земле обнаруживали факт подмены, определить, где она была произведена, было уже нереально. Слишком длинна была эта цепь – добыча, сортировка, складское хранение, транспортировка, выгрузка, еще одна транспортировка на конечный склад, и еще одна сортировка с хранением до сертификационного анализа. Факт подмены и хищения мог произойти на любом из этих этапов. Но со спадом объема добычи и усилением контроля этот пролетарский способ обогащения постепенно сходил на нет.

В первый год на пустынных территориях Говь-Алтая, где прежде плотность населения недотягивала и до двух десятых человека на квадратный километр, наблюдался самый настоящий человеческий бум. В считаные месяцы вокруг аномальных земель в карантинной зоне возникли многотысячные поселения рабочих добывающих бригад. Там же на скорую руку отгрохали солдатские бараки, гаражи, технические станции, склады и прочие охраняемые объекты. А за пределами «карантинки» тут же выросли шатры, юрты и целые кварталы колесных передвижных вагончиков-домов, в которых поселились все, кто желал стащить с праздничного стола жизни свой кусок.

Жизнь вокруг Зоны закипела-забурлила. Деньги здесь вращались немалые, стабильно работал черный рынок артефактов, а многочисленные заведения обслуживали толпы рабочих с самой жирной в Союзе зарплатой. Не обделили вниманием и многочисленных советских военных, потребности которых ничем не отличались от потребностей самых обычных людей. Тем более что именно у молоденьких «срочников» можно было за бесценок (водка, сигареты, интимные услуги) выдурить весь неучтенный аномальный конфискат.

Все прекрасно знали, что подобное промышленное разграбление аномальных территорий вечно длиться не может. И давно уже не была тайной статистика, свидетельствующая о том, что общий объем добычи к концу второго года снизился в два раза в сравнении с первым. Неуклонно падало и количество «полезных загребаемых» в этом объеме. Полезными считались артефакты явного техногенного происхождения, имеющие ярко выраженные свойства любого характера. Но все чаще в общей массе добычи встречались абсолютно бесполезные так называемые «аномальные кизяки».

Это были уродливые и бесформенные комочки из неизвестного неоднородного материала, выглядящие именно как экскременты неизвестных зверушек. Но по заверению многих авторитетных ученых, так и не определивших их химический состав, «кизяки» не могли быть образцами биологического происхождения.

И невозможно было использовать эти бесполезные образования, кроме как для изготовления разного рода сувенирной продукции. Но к вопросу массовых продаж столь экзотических сувениров серьезно подошли лишь китайские коллеги. Советы же пока попросту сваливали в низины и сгребали бульдозерами в кучи все эти аномальные какашки, чтобы они не засоряли рабочее пространство. Руководство страны считало, что сувениры – это ни о чем. Стране нужны были «вагоны», и промышленная добыча фокусировалась исключительно на полезных артефактах, которые можно было использовать в качестве функциональных элементов современной техники…

Рабочий в комбинезоне пнул ногой старую облезлую табличку с цифрой «3», развернулся и, вяло переставляя ноги, потопал назад. Но не сделал он и трех шагов, как что-то угрожающе дзынькнуло и заскрипело. Заросший щетиной дядька остановился, приоткрыл рот и с выражением легкого идиотизма на лице уставился на источник звука. Это разлетелся подшипник в крайнем катке амортизатора. Канат соскользнул с колеса на вал и там заклинил все, что только мог. Надрывно загудела лебедка, толстые стальные канаты запели тугими струнами титанической арфы. Практически сразу последовал резкий хлесткий звук, похожий на выстрел.

Долей секунды раньше сработала предохранительная система, отрубившая питание всех тяговых систем. И «выстрел» лопнувшего каната словно оборвал жизнь добывающего комплекса. В наступившей тишине после секундного свиста рассекающей воздух стали раздался отчаянный крик. Орал тот самый рабочий. Лопнувший трос ударил его по ногам и практически полностью перерубил правое бедро по самому центру. Причем удар был такой силы, что мужика отбросило на несколько метров назад к границе Зоны, где он врезался в маркировочный столб, ободрал об него руку и снес добрую половину лица. Но столб таким образом его спас, прервал полет, и рабочий рухнул на землю буквально на самой границе в каких-то сантиметрах от грани преломления.

Сломанная левая нога и практически оторванная правая раскорячились в неестественный шпагат и перестали слушаться своего голосящего хозяина. Мужик лежал на животе в своей липкой крови и орал словно резаный, призывая на помощь товарищей.

Первыми к нему подбежали пожилой механик и его молодой помощник. Парень, не задумываясь, кинулся к попавшему в беду человеку, но механик успел поймать его за шиворот и резко отдернул назад.

– Погоди, Емелька! А вдруг он уже того-этого?.. – старший кивком указал на перебитые ноги бедолаги, одна из которых конвульсивно подпрыгивала на камнях всего в нескольких сантиметрах от грани преломления.

– Так на курсах же говорили, что опасно только самому дотрагиваться к этой фигне, а к людям, которые… э-э-э… не опасно вроде бы. – Парнишка, поначалу горящий желанием помочь, вдруг резко остыл и уставился на старшего. – Так что же делать?

– Ждать шестьдесят секунд, – уверенно произнес механик и глянул на свои часы, – если он того, то через минуту мы это увидим. А что там на курсах говорят – ты это Петюне из третьей бригады расскажи, он тоже все верил этим мозготеркам. И где он сейчас?..

– Вытащите меня, уроды! Позовите врача!

Обезболивающего, бля!.. – вопил и бился на земле бедолага.

– Емелька, а ну сбегай в нашу каптерку, там аптечку прихвати.

– Я сейчас! – Молодой помощник галопом унесся прочь.

– Жека, твою мать!.. Не стой так… оттащи меня! – Рабочий между стонами и криками выплевывал вместе с кровью короткие осмысленные фразы. – Кинь мне свой ремень!

– Ну вот еще… – недовольно искривился механик. – Я его только намедни купил.

– Мудило ты, Же… А-а-а!!

Фразу мужика оборвал резкий приступ боли. Его тело буквально подпрыгнуло, неестественно перекосилось в судорогах и еще сильнее забилось на промасленных камнях. При этом одна из его перебитых ног дернулась и ушла всей ступней за грань.