Датчанин Хольгер (№1) - Три сердца и три льва

Нет, бессмысленно так гадать. Несколько прямых вопросов помогут ему больше.

— Мамаша Герда…

— Да, благородный господин? Слушаю. С каждой услугой, какую я тебе окажу, благодать придет в мой скромный домик… А потому ты уж только выскажи желания свои, а я в меру моих убогих силенок выполню все, что твоей душе угодно, — она погладила кота, не отрывавшего глаз от Хольгера.

— Можешь ты мне сказать, какой нынче год?

— Ох, дивные ты вопросы задаешь, добрый рыцарь… Все, должно быть, из-за твоей раненой головы, и рана эта, несомненно, полученная в славной битве с каким-нибудь ужасным троллем или великаном, чуточку замутила память благодетеля моего… Скажу тебе по правде, коли уж хочешь знать такие расчеты нас давненько не трогают, да и со временем тут, у пределов мира, частенько случаются вещи непостижимые…

— А что это за страна? Какое королевство?

— Право же, рыцарь мой ясный, ты задал вопрос, над которым множество ученых ломали себе головы, и множество воинов проламывали головы друг другу. Хе-хе-хе… Долгие годы пограничье наше было предметом раздора меж сынами человеческими и народом Среднего Мира, и войн случилось изрядно, и могучих чернокнижных поединков… Одно могу тебе сказать — и Фаэр, и Святая Империя предъявляют на этот край свои права, но хозяина здесь как не было, так и нет… Однако права людей мне убедительней представляются, ведь люди живут тут постоянно, все новые приходят и поселяются… Однако, если рассудить, и сарацины права на эти земли заявить могут, потому что их Магомет сам был злым духом — по крайней мере, так христиане уверяют… Верно, Грималькин? — погладила она кота.

— Что ж… — Хольгер последним усилием старался держать себя в руках. — А где мне найти людей… Христиан, скажем… которые мне помогут? Где тут самый ближний король, герцог, или кто-то в этом роде?

— Есть город, не столь уж далекий отсюда по людским меркам. Но должна тебя предупредить, что веющее от Фаэра чернокнижье дивным образом коверкает как расстояние, так и время… И бывает, что место, куда ты направляешься, покажется тебе недалеким, а потом уплывает вдаль, в необозримые обширности, населенные опасностями… сама земля и дорога, по которой ты ступаешь, переменяется вдруг…

Хольгер подумал: что ж, если совершаешь ошибку, следует вовремя в ней признаться. Либо эта ведьма — абсолютная идиотка, либо она нарочно пытается его запутать. Как бы там ни было, ничего от нее не добиться.

Герда сказала вдруг:

— Поняла я, похоже, что тебе требуется. Хоть мои мысли частенько и заплетаются, как то бывает в старых головах, а Грималькин ужасно сообразительный, да говорить, бедняжка, не умеет — есть все же способ и совет тебе подать, и раны твои залечить. Ты ведь не будешь против, светлый господин, если я чуточку магией воспользуюсь, белой магией, белой, или уж серой в крайнем случае… Будь я могучей чародейкой, как ты думаешь, ходила б я в этих лохмотьях, жила бы в этой развалюхе? О нет, золотой дворец был бы моим жилищем, и слуги бросались бы исполнять любое твое желание. Если б ты позволил, я призвала бы духа, маленького такого, слабенького такого… И уж он рассказал бы тебе то, что ты понял бы лучше меня…

— Гм… — поднял брови Хольгер. Ну вот, теперь все ясно — она чокнутая. Лучше ей не противоречить, если хочешь пробыть здесь до утра. Как тебе виднее, мамаша, — добавил он.

— Теперь вижу — ты и в самом деле из предивных краев изволил прибыть, рыцарь мой. Даже не перекрестился, услышав про духа… Но ты явно не из тех рыцарей, что призывают то и дело Высочайшего, и часто столь могучими заклятьями, что обречены на адское пламя, а они и без того не славятся богобоязненной жизнью… Однако Империи приходится пользоваться и этими орудиями, ибо в нашем беспечном и убогом мире других сплошь и рядом не отыщешь… Ты не из тех, и не из этих, сэр Хольгер, а потому напрашивается вопрос — не из Фаэра ли ты, в самом-то деле? Ну ладно, попробуем что-нибудь сделать, хотя должна я тебя предупредить: духи — создания непредсказуемые, могут и вовсе не ответить, а могут и дать ответ, у которого найдется множество толкований…

Кот прыгнул с сундука, и Герда подняла крышку. Держалась она словно бы с насмешкой, и Хольгер никак не мог сообразить, что же она задумала. По спине у него прошел холодок.

Старуха вынула из сундука котелок на треноге, поставила его на пол и наполнила какой-то жидкостью из бутылки. Достала короткую палочку из эбенового дерева, украшенного слоновой костью. Бормоча и жестикулируя, начертила вокруг котелка два концентрических круга и вместе с котом стала меж внешним и внутренним. Пояснила:

— Тот круг, что внутри, должен задержать самого демона, а тот, что снаружи — все чары, какие демон мог бы на нас навести, ведь демоны частенько капризничают, когда призывают их столь поспешно. И умоляю тебя, господин мой — не вздумай молиться или творить крестное знамение, иначе демон тут же улетучится не в самом добром настроении, — ее голос попросту констатировал факт, но старуха покосилась в его сторону, и Хольгер жалел, что не видит ее глаз.

— Начинай уж, — сказал он чуточку хрипло.

Она принялась выплясывать округ внутреннего круга; Хольгеру показалось, что он разбирает слова ее песни. «Амен… Амен…» Да, он знал, какие слова за этим последуют, хоть и не понимал, откуда у него это знание. «…Мало а нос либера сед…» Латынь. Непонятно отчего кожа его пошла вдруг пупырышками. Теперь она говорила не на латыни — на каком-то пискливом наречии, которого Хольгер не мог распознать. Вот она прикоснулась своей палочкой к котелку. Из него повалил густой дым, почти скрывший старуху — что любопытно, дым не вышел за пределы внутреннего круга.

— О Велиал, Беел-Зебуб, Абаддон, Асмодей! — верещала старуха. Самуэль, Самуэль, Самуэль!

Дым стал гуще? Хольгер вскочил. Он едва мог разглядеть Герду сквозь налившийся багровый туман. Казалось, что-то повисло над котелком, что-то серое, полупрозрачное, змееподобное… Великий боже, уже видны красные глаза, и фигура приобретает человеческие очертания!

Чудище заговорило свистящим, нечеловеческим голосом, а старуха отвечала на языке, которого Хольгер не знал. Чревовещание, быстро напомнил он себе, чревовещание и видения, порожденные его собственным помрачившимся рассудком, и только, и не более того. В конюшне бился и ржал Папиллон. Хольгер опустил руку кинжалу. Лезвие было горячим. Неужели магия вызывает вихревые токи, нагревающие металл?

Существо в дыму свистело и прищелкивало, резко выгибаясь вдруг. Показалось, что с Гердой оно разговаривало ужасно долго. Наконец старуха воздела палочку и затянула иной напев. Дым начал редеть, он словно бы втягивался внутрь котелка. Хольгер выругался дрожащим голосом и потянулся за пивом. Когда от дыма не осталось и следа, Герда вышла из круга. Ее лицо вновь стало безжизненным, пустым, глаза полузакрыты. Но Хольгер видел, как ее трясет. Кот выгнул спину, задрал хвост и плюнул в сторону Хольгера.

— Удивительный ответ, — сказала старуха бесцветным голосом. Удивительные вещи рассказал мне демон.

— Что он сказал? — прошептал Хольгер.

— Сказал… Самуэль сказал, что ты пришел издалека, что человек мог бы шагать до Страшного суда, но так и не добрался бы до твоего дома. Это правда?

— Пожалуй, — медленно сказал Хольгер. — Думается, можно выразиться и так…

— И сказал еще: помочь твоей беде, вернуть тебя туда, откуда ты прибыл, могут только в Фаэре. Туда лежит твой путь, сэр… сэр Хольгер. Ты должен ехать в Фаэр.

Он понятия не имел, что ответить.

— Ох, не так Фаэр страшен, как о нем болтают, — Герда немного опамятовалась. Даже захихикала, хоть звучало это, как кашель. — Если уж пришла пора говорить, ничего не скрывая, то признаюсь, я не в самых худших отношениях с герцогом Альфриком — это один из Господ Фаэра, что живет к нам ближе других. Он малость обидчив, как весь их род, но поможет тебе, если попросишь — так сказал демон. А чтобы ты попал туда быстрее, я тебе дам проводника.

— З… зачем? — сказал Хольгер. — То есть… Вряд ли я смогу заплатить.

— Платить не нужно, — беззаботно махнула рукой Герда. — Может, мне еще и зачтется добрый поступок, когда придет пора уходить из нашего мира в другой, где будет, боюсь, пожарче. И вообще, старой бабке приятно оказать услугу такому благородному молодому человеку. Ах, были времена, давно тому назад… Но хватит об этом. Давай, я осмотрю твою рану, а потом ляжешь спать.

Она промыла ему рану и наложила, бормоча заклятья, повязку с зельями. Хольгер был слишком измучен, чтобы противиться чему бы то ни было. Однако у него хватило осторожности, чтобы отказаться от любезно предложенного старухой ее матраца и перебраться на ночлег к Папиллону. Не стоило чрезмерно испытывать судьбу. Эта хижина была странной — деликатно выражаясь.

Глава 3

Проснувшись, он какое-то время лежал в полусне, пока не вспомнил, где находится. Сон отлетел моментально. Хольгер сел и осмотрелся. Да, конюшня! Вернее, закуток. Примитивное темное помещеньеце, наполненное запахом сена и навоза. Черный конь склонил к нему голову, осторожно тычется мордой. Хольгер встал, отряхнул с одежды соломинки.

Солнечные лучи рассеяли полумрак — это мамаша Герда отворил дверь.

— Доброе утро, светлый господин! Ты в самом деле спал сном праведников, как это называют, хотя я на своем веку видывала множество честных людей, всю ноченьку маявшихся бессонницей, и подлецов, сотрясавших храпом крышку. Утром я не решилась нарушить твой сон, но вставай уж и посмотри, что тебя ждет. Его ждали миска овсянки, хлеб, сыр и кусок недоваренной грудинки. Хольгер с аппетитом съел все и с тоской подумал о сигаретах и кофе. К счастью, суровые времена оккупации почти начисто отучили его от этой роскоши. А потому он удовольствовался на десерт ледяной водой, которой умылся во дворе.

Вернувшись в хижину, он убедился, что нему прибыл гость — но тогда лишь, когда чья-то рука потянула его за штаны, и неизвестный пробасил:

— Вот он я.

Хольгер посмотрел вниз и увидел плотного мужчину, лицом коричневого, как земля, с ушами, похожими на ручки кувшина, огромным носом, белой бородой, босого, в коричневой куртке и таких же штанах. Ростом эта персона не достигла и трех футов.

— Это Гуги, — сказала Мамаша Герда. — Он поведет тебя в Фаэр.

— Гм… Рад познакомиться, — сказал Хольгер. Пожал теплую и твердую ладонь карлика, чем несказанно того удивил.

Пора трогаться в путь, — весело сказала старуха. — Солнце уже высоко, а вам предстоит нелегкое странствие по весьма ненадежным местам. Но не опасайся сэр Хольгер. Гуги — из лесного племени, он тебя проведет мимо всех опасностей прямиком к герцогу Альфрику. — Она подала ему завернутый в тряпицу сверток. — Я тут положила немного мяса, хлеба и другой снеди, уж знаю, какие вы непредусмотрительные, молодые паладины, бродите себе по свету, спасая прекрасных девиц, а обед с собой захватить вам и в голову не придется. Ах, стань я снова молодой, была бы такой же безалаберной, что значит пустой живот, когда мир зеленеет вокруг… Но теперь уж я старуха и предусмотрительной быть обязана…

— Спасибо, госпожа моя, — сказал Хольгер смущенно.

И хотел выйти, но Гуги с неожиданной силой потянул его за штаны:

— Ты что? В одной рубашке в лес собрался? Там хватает таких, что с превеликой охотой всадят немного железа в богатого путника…

— Ну да, конечно… — Хольгер принялся развязывать вьюк. Мамаша Герда захихикала и выскочила наружу.

Гуги помог Хольгеру облачиться в средневековые доспехи. Обмотал его лодыжки ремнями, пока Хольгер натягивал через голову кафтан из грубой ткани. Потом, уже без посторонней помощи, Хольгер надел забренчавшую кольчугу, легшую на плечи неожиданной тяжестью. Теперь прикинем — широкий пояс застегивается здесь, сюда прикрепляется кинжал, сюда пристегивается перевязь меча. Гуги подал ему стеганую шапочку и норманнский шлем. Когда на его сапогах очутились золотые шпоры, а на плечах пурпурный плащ, Хольгер задумался — потрясающе он выглядит, или попросту идиотски?

— счастливой дороги, сэр Хольгер, — сказала Мамаша Герда, когда он выходил.

— Я… я буду о тебе вспоминать в своих молитвах, — сказал он, подумав, что в этих краях именно так и следует благодарить.

— А как же, сэр Хольгер, ты только не забудь! — она отвернулась, разразилась встревожившим его смехом и исчезла в доме.

Гуги покрепче затянул ему пояс.

— Ну пошли уж, разиня подпоясанный, а то весь день тут провозимся, буркнул он. — Кто собирается на Фаэр, должен пришпорить коня.

Хольгер вскочил на Папиллона и помог влезть Гуги. Карлик примостился впереди него на луке седла и показал на восток.

— Туда поедем, — сказал он. — Если поднажмем, дня за два, за три до замка Альфрика доберемся.

Конь зашагал, и вскоре хижина осталась далеко позади. Они ехали широкой звериной тропой, меж высоких деревьев, посреди чистой зелени, шелеста и щебетанья; глухо ударяли в землю подковы, скрипели кожаные ремни, позвякивало железо. День выдался прохладный и безоблачный.

Впервые за сегодняшнее утро Хольгер вспомнил о ране на голове. Она не болела. Странные медикаменты ведьмы помогли.

Однако вся эта история выглядела столь необычно… Но он не стал ломать себе голову. Не будем спешить. Каким-то образом — быть может, во сне, но очень уж все это не похоже на сон, разве сон бывает столь доскональным? — он перенесся куда-то за пределы своего времени, и, не исключено, своего пространства. И оказался в мире, где верят в духов и ведьм, где живут по крайней мере один взаправдашний гном и одно чертовски удивительное существо по имени Самуэль. Разложим все по полочкам, благоразумно и не спеша…

Однако разложить все по полочкам оказалось не столь уж простым делом. Не только сама ситуация, но и воспоминания о родине, о том, что там могло случиться в его отсутствие, панический страх, что здесь, в этом мире, он может остаться навсегда — все это словно клещами сжимало его рассудок. Он явственно вспомнил изящные линии домов Копенгагена, пляжи, вересковые заросли и равнины Ютландии, дерзко взметнувшийся в небеса Нью-Йорк, просвеченную заходящим солнцем золотистую дымку Залива Сан-Франциско, и девушек, и миллион милых мелочей — все, сто было его домом. Хотелось бежать, молить о помощи, чтобы вернуться туда, домой. Но нет, ничего не выйдет! Он здесь — и должен отдаться течению здешней жизни. Если этот герцог из Фаэра (любопытно, что это за место?) в состоянии будет ему помочь, есть еще надежда. И стоит поблагодарить судьбу за то, что воображение у него не слишком буйное, а вывести его из себя нелегко. Он взглянул на лохматого человека, сидевшего в седле впереди него:

— Очень мило с твоей стороны, что ты взялся служить мне проводником. Я хотел бы тебе чем-нибудь отплатить.

— Да нет, это я по ведьминому поручению взялся, — сказал Гуги. — Не то чтобы я в самом деле был ей слугой. Простой мы, лесные, ей Гуги. — Не то чтобы я в самом деле был ей слугой. Просто мы, лесные, ей помогаем время от времени, дров порубим, воды принесем, ну там, что придется. А потом она нам чем-нибудь услужит. Не буду врать, не шибко-то я ее, сову старую, люблю, но пиво у нее отменное.

— Мне она показалась очень милой старушкой.

— Ну как же, язык у нее без костей, мягко стелет, когда захочет, Гуги угрюмо хохотнул. — А вот помню я, что было, когда к нам молодого сэра Магнуса занесло, много, много лет тому назад… Она и черной магией балуется. Смекалистая она, да не такая уж сильная, может вызывать парочку демонов попроще, и только, да и впросак не раз попадала со своими чарами. — Он осклабился. — Помню, один тип из Вестердалеса ей на мозоль наступил, она и поклялась, что спорынью ему на поля напустит. То ли у него благословение от священника было, то ли у нее что-то не сладилось, уж не знаю в точности, только долго она тужилась, пыхтела, да ничего не вышло, побило у мужика кое-где всходы, и все. Лебезит она даже перед господами из Серединного мира, думает, они ей могущества прибавят, но немного же она с того имела выгоды… Много же она с того имела выгоды…

— Хм… А что стало с тем Магнусом? — спросил Хольгер. Новости эти ему не очень понравились.

— Ох, сдается мне, крокодилы его в конце концов сожрали…

Дальше они ехали молча. Потом Хольгер поинтересовался, что из себя представляют лесные жители. Гуги рассказал, что его народ живет в лесу (казавшемся Хольгеру бесконечным), питается грибами, орехами и прочими дарами природы; есть у них договор о взаимной помощи с мелким лесным зверьем вроде кроликов и белок. Гномы не обладаю, в отличие от жителей Фаэра, врожденными магическими способностями е обладают, в отличие от жителей Фаэра, врожденными магическими способностями, но с другой стороны, как раз благодаря этому могут не бояться ни железа, ни серебра, ни священных символов.

— Войны, что бушуют в этих ненадежных места, нас не касаются, сказал Гуги. — У нас своя жизнь, и пусть там Небеса, Пекло, Земля и Серединный мир сражаются меж собой, коли им охота. А когда эти гордые господа положат друг друга холодными окоченелыми трупами, мы останемся жить, как жили. Чтоб их всех чума сожрала! — Хольгер подумал, что гномы, должно быть, сыты по горло оскорблениями, какие понесли и от людей, и от жителей этого самого Серединного Мира.

— Вот теперь я не знаю, что и думать, — признался он. — Если Мамаша Герда питала на мой счет недобрые намерения, стоит ли мне слушать ее совета и ехать в Фаэр?

— Как знать? — пожал плечами Гуги. — Ты не торопись, я ведь не говорил, что у нее одно зло на уме. Если она против тебя за пазухой ничего не держи, может, ей и втемяшилась блажь тебе помочь. Даже герцог Альфрик тебе помочь может — забавы ради и из-за тайны, какую ты, сдается мне, собой являешь. С ними никогда не знаешь, что им на ум взбредет. Сами не знают, что через час сделают. Живут в дикости и потому во всех войнах

Держат темную сторону Хаоса.

Новости эти не радовали. Фаэр — единственная надежда Хольгера на возвращение домой. А может, это попросту ловушка. Но кто тратил бы время и силы, строя козни ему, чужеземцу без гроша за душой?

— Гуги, а ты с охотой подстроил бы мне каверзу?

— Нет, ты ведь не враг, ты человек добрый, не похож на тех, каких я

Повидал. — Гуги сплюнул. — Не знаю, что там Мамаша Герда задумала, и знать не хочу. Рассказал, что знал. Если хочешь в Фаэр, провожу.

— А что будет потом, тебе не интересно?

— Ничуточки. Я уж давно научился в чужие дела носа не совать.

В его громыхающем баске прозвучала горечь. Хольгер подумал, что мог бы ее использовать в своих целях. Он уже сталкивался с людьми, тяжко страдавшими от комплекса неполноценности. А Гуги наверняка был бы ему полезен — и отнюдь не в качестве проводника по ведущей в неизвестность дороге.

— Пить хочется, — сказал Хольгер. — Остановимся? Кажется, в узелке с едой что-то такое булькает…

Гуги облизнулся. Они натянули поводья и развязали ведьмин подарок. Так и есть — несколько глиняных фляжек. Хольгер откупорил одну и протянул гному. Гуги не на шутку удивился, но не заставил себя упрашивать. Его кадык зашевелился под снежно-белой бородой, наконец он рыгнул и предал фляжку Хольгеру.

Потом усиленно над чем-то задумался.

— Необычные у тебя манеры, сэр Хольгер, — сказал он. — И на рыцарей Империи ты не похож, но и не сарацин.

— Верно, — сказал Хольгер. — Я живу очень далеко. А там считают, что все люди равны.

Из-под кудлатых бровей внимательно приглядывались к нему глаза-бусинки.

— Удивительные ты вещи говоришь. Кто же правит страной, если народ запросто равняют с господами?

— Мы выбираем совет. Там у каждого есть голос.

— Не может такого быть! Получится одна болтовня, а работы — никакой. — До того мы долго шли другими дорогами, но владетели по праву рождения слишком часто оказывались слабыми, глупыми. Вот мы и решили, что сами справимся не хуже. Сейчас в моей стране от короля почти что ничего не зависит, решают все предводители. А большинство наших народов своих королей вообще изгнало.

— Хм… Чудной разговор… Хм… Начинает мне казаться, по правде говоря, что ты — из Хаоса…

— А что это значит? — спросил Хольгер. — Я в ваших делах ничего не понимаю. Можешь объяснить?

Он предоставил гному болтать, сколько тому вздумается, но узнал немного. Гуги не блистал интеллектом, да и жил в глухих лесах. Хольгер доведался лишь, что здесь постоянно сражаются меж собой две изначальных силы — Хаоса и Порядка. Хотя «силы» — не самое подходящее название, речь идет не просто о двух воюющих армиях. Образ жизни? Духовный конфликт меж Небом и Пеклом в его земном отражении? Как бы там ни обстояло, опорой Порядка были люди, хотя большинство из них не отдавало себе в том отчета; а некоторые — ведьмы, чернокнижники, злодеи — продались Хаосу. Часть существ, не принадлежащих к роду человеческому (правда, весьма невеликая), тоже служила Порядку. А к противостоящему лагерю принадлежал почти весь Серединный Мир, к которому, похоже относились страны вроде Фаэра, Тролльхейма, а также Гиганты — порождения Хаоса. Войны меж людьми, подобные нескончаемой вражде меж сарацинами и Святой Империей, играли на руку одному Хаосу. Под водительством Порядка люди жили в покое и гармонии, тешась свободой, которой только Порядок мог вернуть подлинное значение. Но такое положение дел было столь чуждо жителям Серединного Мира, что они воевали беспрерывно и стремились подчинить своему правлению все новые страны.

Все это казалось Хольгеру столь туманным, что он перевел разговор на проблемы конкретной политики. И здесь Гуги оказался не силен. Страны, населенные людьми, лежали к западу отсюда и находились под влиянием Порядка. Они делились на Святую Империю Христиан, Сарацинские Страны на юге и несколько государств поменьше. Фаэр, ближайшая область Серединного Мира, располагался к востоку отсюда, не так уж далеко. А они с гномом находились как раз в пограничье, где произойти могло все что угодно.

— Знаешь, — рассказывал Гуги, — в давние времена, сразу после Упадка, Хаос захватил едва ли не всю землю. Медленно его вытесняли, шаг за шагом. Дальше всего попятили, когда Избавитель жил на земле, тогда мало что от мрака осталось, и сам великий Пан умер. А теперь кружат слухи, будто Хаос силы поднакопил и к новой войне готовится. Я уж там не знаю, правда, или нет. Н-да… Невозможно пока отделить правду от вымысла. Однако этот мир имел так много общего с миром Хольгера, что между ними должна была существовать какая-то связь. Может быть, время от времени возникали случайные контакты, и люди вроде Хольгера возвращались потом с рассказами, ложившимися в основу легенд? может, герои легенд здесь, в этом мире, и жили на самом деле? Припомнив некоторых персонажей, Хольгер от всей души надеялся, что его догадки неверны. Не хотелось бы ем встретится ни с трехглавым великаном, ни с огнедышащим драконом — как бы ни были они интересны с точки зрения зоологии.

— И вот еще что, — сказал Гуги. — Придется тебе оставить в воротах нательный крестик, если носишь, и все свое железо. Те, из Фаэра, молитву не выносят, отпора перед ней не найдут — но уж отыщут способ, чтобы зло на тебя потом навести…

Хольгер задумался: а как здесь относятся к агностикам?

. Понятно, он воспитывался, как лютеранин, но в церкви не был много лет. Но почему бы ему не стать добрым католиком, чтобы выказать кому-то уважение?

Гуги болтал. Болтал. Болтал. Хольгер пытался поддержать приятельский разговор в границах приличий. Но потом они стали рассказывать друг другу разные историйки. Хольгер пытался вспомнить все соленые анекдоты, какие знал. Гуги рычал от смеха. Пообедать они остановились у ручейка с поросшим мхом берегами. Гуги наклонился вдруг и положил руку на плечо сидящего Хольгера.

— Рыцарь, — сказал он, глядя в землю. — Я рад оказать тебе услугу, если хочешь.

Хольгер едва овладел собой:

— Спасибо, это мне наверняка поможет.

— Не знаю, как лучше и сделать. То ли вести тебя в Фаэр по ведьминому совету, то ли быстренько в другую сторону подаваться. Сам не знаю. Но есть в лесу кое-кто, друг всем лесным жителям, он все знает, что в стране делается, и всегда может добрый совет дать.

— Если бы я с ним встретился, Гуги, это бы мне помогло.

— Не с ним, а с ней. Другого какого рыцаря я бы к ней и не повел, с он похабники, и она их терпеть не может. Но ты… Тебе я проводником согласен быть.

— Спасибо, друг. Если я смогу быть тебе полезен…

— Да ерунда, — буркнул Гуги. — Я это делаю, чтоб себя ублажить. Ты там смотри, пристойно себя веди, балда такая!

Глава 4

Они повернули на север и ехали несколько часов, в течение коих Гуги в основном предавался воспоминаниям о победах над женщинами своего племени. Хольгер слушал вполуха, изображая благоговейное изумление, какого эти истории, впрочем, и заслуживали, если хотя бы половина их была правдой. Но занят он был собственными мыслями.

Дорога поднималась в гору, лес стал пореже, появились поляны, поросшие цветами, залитые солнцем; серые, заросшие мхом валуны вздымались меж деревьев; там и тут открывался вид на уходившие в синюю даль взгорья. Множество ручьев посверкивало и журчало, спеша вниз, в долины; там, где они срывались с уступов, сияли крохотные радуги. Зимородки носились там, как маленькие голубые молнии, высоко в небе кружили ястребы и орлы, табунок диких гусей с криком сорвался из камышей, на озере промелькнул заяц, пробежал олень, прошагала парочка медведей. Белые облака отбрасывали тени на красочные холмистые края, прохладный ветер дул Хольгеру в лицо. Путешествие ему определенно нравилось. Даже доспехи, сначала тяготившие, теперь стали словно бы второй кожей. Неизвестно почему в этих местах таилось что-то близкое, знакомое, словно некогда он уже бывал тут, и часто.

Что скажет на это его память? Быть может, вспомнились Альпы, здешние края показались похожим на скалы Норвегии, горные луга у подножия вершины Райнер? Нет, эти места ему знакомы, и все тут. Но вспомнить, почему и откуда знакомы, он не мог и потому решил, что имеет дело со знаменитой «ложной памятью».

Но если, однако, переход в этот мир научил его незнакомому языку, дело могло этим не ограничиться. На миг охватила шальная догадка: что, если сознание оказалось перенесенным в чужое тело? Он глянул на свои широкие, жилистые ладони, поднял руку, чтобы дотронуться до вмятинки на переносице — памяти о том великом дне, когда с его помощью удалось победить команду Политехнического со счетом 36:24. Нет, никакого сомнения — это его собственное тело. Его собственное лицо, нуждавшееся в бритье.

Солнце уже стояло низко, когда они пересекли последний луг и остановились у деревьев над берегом озера. Поверхность его, казалось, пылала, отражая лучи заката. Из камышовых зарослей взвилась стайка диких уток.

— Подождем тут, — сказал Гуги. Плюнул на землю и растер ногой. Скривился: — Уф! Бедная моя старая задница!

Хольгер тоже спешился, ощущая во всем теле последствия долгой езды. Не было смысла спутывать верного, как собака, Папиллона; Хольгер только закинул поводья ему на шею, и конь с удовольствием принялся щипать траву.

— Она скоро явится, сдается мне, — проворчал Гуги. — У нее тут гнездо поблизости. А пока ждем, промочить горло не мешает…

Хольгер достал из вьюка фляжку с пивом и заметил:

— Ты ведь мне еще не рассказал, кто она такая.

— Алианора, дева-лебедь, — пиво заклокотало в глотке гнома. — Летает там и сям, даже до Серединного Мира добирается, ей все новости рассказывают, и громко рассказывают, и на ухо. О-о-ох! Может, Мамаша Герда и ведьма, но пиво варит — ух!

Заржал Папиллон. Хольгер обернулся и увидел, как скользит к озеру длинный, пятнисто-золотистый силуэт. Леопард! Не успев ничего сообразить, Хольгер уже держал в руке меч и готов был к бою.

— Не надо! — Гуги подпрыгивал, пытаясь схватить его за руку, но достать не смог и ухватил за ногу. — Он мирный! Он тебе ничего не сделает, если его госпожу н обидишь!

Леопард уселся и уставился на них холодными янтарными глазами. Хольгер вложил меч в ножны. Спина его покрылась потом. Едва эти дикие края стали ему казаться знакомыми — и на тебе!

Крылья захлопали у них над головой.

— Вот она! — крикнул Гуги, запрыгал, замахал руками. — Гей, гей, мы тут! В нескольких футах от них опустилась на землю лебедица, Хольгер в жизни не видел таких огромных. Лучи закатного солнца вспыхивали золотом на ее крыльях. Хольгер неуверенно шагнул вперед, прикидывая, каким образом следует представиться лебедице. Она хлопнула крыльями, подалась назад.

— Нет, не бойся, Алианора! — Гуги одним прыжком оказался меж ними. Это благородный рыцарь, я его привел, чтоб он с тобой поговорил.

Лебедица замерла, вытянула шею, распростерла крылья, приподнялась на лапах. Ее тело удлинилось, шея укоротилась, крылья становились уже…

— Господи боже! — перекрестился Хольгер.

Там, где только что был лебедь, стояла женщина.

Нет, девушка. Не старше восемнадцати лет: высокая и стройная, загорелая, с каштановыми волосами, ниспадавшими ей на плечи, большими серыми глазами, веснушками на задорно вздернутом носике, изящными

Очертаниями рта — она была прекрасна. Не думая, что делает, Хольгер расстегнул ремень под подбородком, сорвал шлем, шапочку и низко поклонился.

Она робко подошла ближе, трепеща длинными черными ресницами. На ней была лишь короткая туника без рукавов, облегавшая тело, сотканная, казалось, из птичьих перьев, босые ножки бесшумно ступали по траве.

— А, это ты, Гуги, — сказал она. В ее мягком контральто явственно слышались гортанные нотки, к которым Хольгер успел привыкнуть, слушая речи гнома. — Здравствуй, Гуги. И тебя приветствую, рыцарь, если ты друг моего друга.

Леопард пригнулся, взмахнул хвостом и окинул Хольгера подозрительным взглядом. Алианора усмехнулась, подошла и потрепала его по шее. Он потерся о ее ноги, урча, как дизель.

— Этот долговязый юнец зовется сэр Хольгер — с достоинством представил его Гуги. — А ты, сынок, сам видишь — вот она, дева-лебедь, собственной персоной. Сядем подкрепиться?