Командир Разведгруппы. За линией фронта

Анатолий Терещенко

Командир Разведгруппы. За линией фронта

Предисловие

Опыт – учитель, очень дорого берущий за уроки, но зато никто не научает лучше его.

Т. Карлейль

К сожалению, наша жизнь устроена так, что со временем теряют свою актуальность и забываются события прошедших лет. Однако ХХ век дал миру столько исторических примеров, память о которых, особенно в России, в умах и сердцах потомков должна и будет жить в веках.

Они, эти примеры или явления, навечно впрессовываются в историческую память народа, нации, этноса, а участники этих событий составляют их золотой фонд независимо от политических интриг, смены властителей-вождей и кровопролитных внешних и внутренних сшибок.

То, что было, – оно запечатлено навечно, и уничтожить прошлое человек не в силе. Он не властен над минувшим. Прошлое у человека никто не отнимет, как и сам он не способен изменить или переставить в минувшем ни одной вехи, по которым ему пришлось пройти по жизни. Отменить прошлое и уничтожить ход истории, тем более великих событий, не дано никому, даже фальсификаторам!

Таким событием с трагедийно-победными последствиями для всех народов бывшего Советского Союза была Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Она подняла волну патриотизма и истинного людского единения для отпора врагу, высокомерно считавшему славян и другие народы нелюдями, унтерменшами, бессловесным быдлом, которые недостойны своего пребывания на освоенной и осваиваемой «новыми хозяевами» чужой земле.

Именно чувство патриотизма, а не авторитет вождя, толкнуло народы к объединению против вселенского Зла, забыв о сталинских зигзагах и перегибах как в экономике, так и в политике в ходе борьбы за власть. Война затушевывала издержки коллективизации, индустриализации и настоящей охоты на инакомыслящих граждан в ходе правления Ягоды и Ежова. Перед людьми замаячило более страшное будущее – превратиться в рабов или вовсе исчезнуть с лица земли родной.

Люди забывали себя, когда дело шло о пользе Отечеству в борьбе с оккупантами. Гитлер же уповал на мистику и свое Провидение, слепо веря в блицкриг и силу арийской крови своих солдат и офицеров в ходе осуществления плана «Барбаросса». Но враг в который раз просчитался, как просчитались Карл XII, Наполеон, Антанта и другие агрессоры против нашей Родины. Пришел, наконец, Он, добытый ратным и трудовым подвигами народа, Победный день 1945 года – «Праздник со слезами на глазах».

Надо отметить, что непростую героику тех страшных будней творили простые советские граждане. День Победы они «…приближали, как могли». Эти люди отличались душевной красотой, духовным богатством и преданностью Родине. Многие из них предпочитали умереть мужественно, чем жить, мужественно страдая. Своими жизненными поступками «солдаты Победы» как всякие благоразумные люди предупреждали коричневое зло, стойко борясь с ним и перенося его жестокости без всяких сожалений. Они не призывали Смерть, стоя на краю гибели, а активно боролись с нею и побеждали «мир за вычетом себя» – то есть смерть. Они не признавали перефразированного призыва Петрония: «Умереть – значит присоединиться к большинству».

Об одном из таких «обыкновенных» людей необыкновенного военного времени и пойдет речь в этой книге. Попытаемся словами передать то, что стало известно о стойком и скромном бойце «невидимого фронта» Святогорове Александре Пантелеймоновиче, действовавшем за линией фронта в тылу врага в 1944–1945 годы под псевдонимом Зорич.

Чекиста отличали неординарность мышления, молниеносность реакции и способность мгновенно схватывать суть дела в порой непростой оперативной обстановке. Его разведывательно-диверсионная группа (РДГ), дважды забрасываемая в тыл противника – в Польшу и Словакию по заданию руководства 4-го Управления НКГБ СССР (генерал-лейтенант П. А. Судоплатов) и НКГБ УССР (генерал-майор С. Р. Савченко), выходила из горячих и «незримых» боёв победительницей. Она была малочисленной по составу, мобильной по перемещениям, но весьма дерзкой по отпору врагу и результатам деятельности.

Радиостанция группы постоянно «висела» в эфире, не давая покоя гитлеровскому командованию. Все усилия военной контрразведки и гестапо нацистов обезвредить группу Зорича ни к чему не приводили.

Командир советских разведчиков-диверсантов, как старый хитрый лис, всякий раз ускользал незамеченным от фашистских ищеек. Он и его группа умно обходили капканы, расставленные карателями и гестапо. Надо признать, что войск противника с жандармскими функциями в округе было очень много. Сюда надо присовокупить полицаев и многочисленный агентурный аппарат абвера и РСХА. Радиопеленгаторные посты и их более крупные подразделения – дивизионы были завалены шифрограммами русских разведчиков, но расшифровать за всё время работы наших разведчиков противнику не удалось ни единого знака.

Группа Зорича действовала осторожно, но прицельно, а потому действенно и результативно. Деятельность разведчика-диверсанта быстро бегущее в одном направлении время отправило в прошлое, которое стало теперь уже далекой историей.

Как замечено, великий человек идет впереди своего времени, умный идет рядом с ним на всяком пути, хитрый старается порядком использовать его, глупый становится ему поперек дороги. Время – великолепный учитель, но, к сожалению, оно убивает своих учеников на сравнительно короткой жизненной тропе, сколько лет бы человек ни прожил. Ему даже на смертном одре будет казаться – всё же маловато прожил, а ведь мог ещё пожить.

Пока наш герой был жив и находился среди нас, поэтому автор спешил. Он хотел порадовать его мыслью, что его помнят, что о нём пишут, с ним как бы сверяют свои поступки в сегодняшнем непростом времени. Автор подготовил и опубликовал большую статью о нём и намеревался вручить Александру Пантелеймоновичу. Но вот в мистический день 22 июня 2008 года героя не стало…

Теперь, после его смерти, его старший сын Леонид Александрович становился хранителем архива семейных и боевых тайн отца.

Поэтому автору хочется рассказать современникам о конкретных делах этого бесстрашного человека. Разведчик сменил семнадцать псевдонимов. Огласке предал только единственный – майор Зорич.

Чем дальше уходит от нас в глубины истории День Победы, тем пронзительнее звучит в сердце грустная нота, потому что всё меньше остаётся тех, кого мы называем «поколением победителей». Уходит живая история, унося с собой много несказанного, много неразгаданного, много лживого и правдивого.

Наш герой – свидетель «живой истории» борьбы с фашизмом на незримом фронте награжден многими орденами и медалями СССР, Польши, Чехии, Словакии и Украины, в том числе знаком «Почетный сотрудник госбезопасности СССР». По случаю 90-летия со дня образования органов ВЧК ему был вручен орден одной из общественных организаций «Великая Победа. 1941–1945».

В его послужном списке в системе НКВД, НКГБ, МГБ и КГБ СССР десятки блестяще проведенных операций в военное лихолетье и первые годы холодной войны – в Запорожье и Киеве, Харькове и Люблине, Банска-Быстрице и Братиславе, Львове и Берлине и в других местах. В послевоенный период он продолжал воевать на незримом фронте вплоть до шестидесятых годов прошлого столетия.

По заданию мэтра советской диверсионно-разведывательной службы генерал-лейтенанта Павла Судоплатова он участвовал вместе с легендарным подрывником, в последующем полковником И. Г. Стариновым в ликвидации гитлеровского ставленника – военного коменданта Харькова генерала Георга фон Брауна.

Это дело его ума – разработка плана по разгрому со своими бойцами немецкой шпионско-диверсионной школы абвера и управления гестапо в Люблине.

Это он и его бойцы пленили личного представителя адмирала Канариса – Вальтера Файленгауэра.

На счету Зорича захват «языков» в Люблине и Братиславе, представляющих несомненный интерес для фронтовых штабов Красной Армии, и много других совершенных героических дел.

Его группа, переросшая в отряд, наряду с другими партизанскими отрядами и соединениями оказывала постоянную помощь словацким повстанцам в ходе проведения Словацкого национального восстания. Под непосредственным руководством Святогорова-Зорича были профессионально спланированы и удачно проведены ряд диверсий против гитлеровских карательных отрядов. Ликвидирован не один десяток высокопоставленных гитлеровцев, и освобождены из фашистских застенков некоторые лидеры народного сопротивления Чехословакии – в частности, Вильям Широкий и Юлиус Дюриш.

При подготовке и проведении спецопераций на территории Словакии и Чехии Александр Святогоров познакомился и работал с такими местными антифашистами, как Климент Готвальд, Людвиг Свобода, Вилко Широкий, Густав Гусак и др.

Кроме того, после неудавшейся попытки легендарного разведчика из партизанского отряда Д. Н. Медведева «Победители» – Николая Ивановича Кузнецова, действовавшего в Ровно под кличкой обер-лейтенанта Пауля Зиберта, ликвидировать рейхскомиссара Украины и гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха эту задачу руководство НКГБ поставило группе майора Зорича.

Несмотря на то что палач скрывался, всячески заметая следы своего пребывания в том или ином районе Польши, разведчики в конце концов выследили его точное место нахождения и запланировали похищение или ликвидацию любимца Гитлера.

Один из агентов Зорича, польский патриот – ксендз заложил взрывчатку в подвале краковского замка Вавель – как раз под кабинетом бывшего рейхскомиссара Украины. Но подвело предательство другого негласного сотрудника. Именно он сообщил Коху о готовящемся на него покушении, и трусливый палач вовремя скрылся.

За голову майора Зорича в разное время фашисты давали от 150 до 500 тысяч крон. К нему в отряд под названием «Зарубежные» немцы не раз засылали террористов с целью ликвидации бесстрашного советского офицера-чекиста. Но все их планы заканчивались провалами – разоблачением лазутчиков: перевербовкой оступившихся или ликвидацией кровавых пособников фашистов.

Автору несколько раз доводилось слышать Святогорова во время выступлений перед разными аудиториями слушателей. А в день 90-летия со дня образования органов ВЧК – КГБ ему удалось встретиться в Киеве со старшим сыном героя Леонидом Александровичем Святогоровым. Сын очень похож на отца. Кстати, он – майор Зорич – один из прототипов собирательного героя фильма «Щит и меч» Иоганна Вайса – Александра Белова, которого профессионально и правдиво сыграл Станислав Любшин.

Вся его деятельность была, к сожалению, забыта – на полстолетия появился настоящий провал в памяти у советско-украинских властей. Создавалось впечатление, что о нем неудобно вспоминать. Почему?

– А чем занимался отец после разгрома немцев? – спросил автор этого повествования у Леонида.

Был на дипломатической работе. Дело в том, что после 1945 года, поскольку он воевал в Словакии и знал язык, его после стажировки в МИДе посылали в качестве вице-консула в Братиславу. Вскоре по откомандировании своего начальника в Москву отец возглавил консульство.

В феврале 1948 года руководство органов госбезопасности СССР направляет его в Берлин. Он действовал там как разведчик под крышей «невозвращенца». Он даже работал по Керенскому, но это отдельная тема.

Леонид Александрович в ходе рабочих встреч передал автору книги почти весь собранный материал и много эксклюзивных фотодокументов из разных этапов жизни и деятельности отца.

Бегло просматривая их, автор вспомнил старую притчу о путнике, узревшем возле дороги трех каменотёсов.

– Что ты делаешь? – спросил он первого.

– Обтёсываю камни.

– А ты? – обратился он ко второму.

– Зарабатываю себе на жизнь.

– Ну, а ты? – задал он вопрос третьему.

– Я строю храм, – гордо ответил рабочий.

Такие, как Зорич, расчищали нашу землю от нацистской скверны, чтобы затем выстроить на ней Храм Духа. Но получился ли он у нас сегодня? Думаю, пока нет, и фронтовикам обидно за это.

Как говорится, из одного шелка шьют простыни для куртизанок-шпионок и парашюты для разведчиков. Так вот те, кто прыгал с парашютом ради возведения Храма, и есть настоящие герои Отечества.

И вот что мне подумалось: человек выстроил свой храм на войне из благородных и мужественных поступков. И жизнь могла оборваться в любую минуту. Но даже если бы это случилось, осталась бы память у людей о доблести этого человека, его конкретных делах в борьбе с озверелым врагом, посягнувшим на захват родной земли, на разрушение родного дома, на истребление соплеменников.

Память хранит всё, что совершил человек. Пока жива память – человек с нами. Место среди людей всегда дорого стоило.

Переданные материалы – это и есть благодарная память о человеческом достоинстве, и их нечего «секретить» или «забывать». Таким материалам не место в архивной пыли. Только на примерах героев из прошлого могут появиться герои в будущем. О том, что знал автор о Зориче и что рассказал ему сын известного чекиста-разведчика, и пойдет речь в данной книге. Она посвящена герою, который заслужил своим ратным трудом, чтобы писать его с заглавной буквы. Герой заслужил Героя страны, которой, к сожалению, сегодня уже не существует.

Автор

Путь в разведку

Александр Пантелеймонович Святогоров – герой нашего повествования родился в холодный зимний месяц накануне Первой мировой войны – 15 декабря 1913 года в Харькове, будущей столице советской Украины, четвертым ребенком в рабочей семье. Словосочетание – «рабочая семья» – писали с удовольствием в своих анкетах комсомольцы тридцатых годов. То было интересное время государственного переустройства в экономике: создания коллективных хозяйств и индустриализации страны. Сегодняшние писатели, журналисты и некоторые политики, правда, подвергают критике эти события, но у истории нет сослагательного наклонения. Мы его можем только оценивать с позиций сегодняшнего дня и нередко ошибаемся. Нужно помнить, какая Россия осталась после страшных мясорубок Первой мировой войны, революционных событий и гражданской бойни. Выжить страна могла только с применением такого волевого пути. Но автор солидарен с теми, кто отвергает репрессивные методы, считая их средневековьем.

Репрессии (лат. repressio – подавление, угнетение) были карательными мерами, наказаниями, применяемыми государственными органами и самим государством. Они применялись, исходя из политических мотивов, в различных формах: лишение свободы, помещение на принудительное лечение в психиатрические учреждения, высылка, ссылка, лишение гражданства, привлечение к принудительному труду, лишение или ограничение прав и свобод лиц, которые были признаны социально опасными или неблагонадежными по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, а также лишение жизни путем казни.

В одном из интервью В. В. Путин признался:

«Все мы хорошо знаем, что хоть 1937 год хоть и считается пиком репрессий, этот год был хорошо подготовлен предыдущими годами жестокости – достаточно вспомнить расстрелы заложников в годы Гражданской войны, уничтожение целых сословий, духовенства, раскулачивание крестьян, уничтожение казачества. Такие трагедии повторялись в истории человечества не однажды. Это случалось тогда, когда привлекательные на первый взгляд, но пустые идеалы ставились выше основной ценности, ценности человеческой жизни, прав и свобод человека…

Уничтожены были и сосланы в лагеря, расстреляны, замучены сотни тысяч, миллионы человек. Причем это были люди со своим собственным мнением, люди, которые не боялись его высказывать. Это цвет нации… И мы, конечно, долгие годы, до сих пор ощущали эту трагедию на себе».

Но вернемся к тому времени.

Его называют Временем воспитания человека в коллективе и через коллектив. Рабочие и крестьяне, учителя и инженеры – труженики были в почете. Страна, которая нуждалась в грамотных специалистах, звенела от песен и гудела от маршей. Плакаты призывали: «Молодежь, – на самолеты!»

«Молодежь, – осваивай паровозы!»

«Молодежь – учись!»

«В знаниях – сила!» И так далее.

Песня-марш «Всё выше…», рожденная в Киеве и ставшая в 1933 году официальным маршем Военно-Воздушных сил СССР, звучала в тридцатые годы по всей стране. Она действительно олицетворяла чаянья молодёжи «сказку сделать былью»:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор.

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца пламенный мотор.

А припев песни-марша даже как-то успокаивал людей – самолеты наши всё лучше и лучше, а все наши границы – на замке.

Всё выше, всё выше и выше

Стремим мы полёт наших птиц.

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ.

Это были годы индустриального ренессанса страны, её переоснащения с вектором тяжелого, порой трагичного, ухода от единоличных хозяйств с «сохой» в сторону развития коллективных хозяйств, отечественной промышленности и начала урбанизации. Сельская молодежь почувствовала приятный вкус города.

Само время, сама судьба подсказывала – надо учиться!

Александр понимал, что ему необходимо овладеть каким-либо ремеслом, освоить конкретную специальность, а потом идти трудиться. Образно говоря, садиться на свой хлеб, тем самым становясь самостоятельным. На всю жизнь ему запомнились слова классного руководителя, который любил повторять – согласного судьба ведёт, несогласного тащит насильно.

После окончания семи классов, что по тем временам было солидной образовательной подготовкой, ведь многие заканчивали только начальную школу и шли «на работу» или «на службу», Саша решил пойти учиться дальше.

Он успешно сдал вступительные экзамены и поступил в Харьковский силикатно-шамотный техникум. Учился легко и весело, потому что с желанием воспринимал умственную гимнастику, а ведь желание – отец мысли. Именно в желании выражается сущность человека, который считает, что оно есть потребность иметь то, чего нет, но что должно обязательно быть. Не было знаний, а их нужно было обязательно иметь для плодотворной в будущем работы и вообще для жизни в дальнейшем. Смысл существования был в учебе и работе, работе и в учебе. Недаром в народе говорится: век живи – век учись! Вульгарной концовки этой поговорки он не признавал – дураком помрёшь…

Наступал, нет, скорее наползал черной тучей трагический по последствиям 1932 год…

Несмотря на достижения в области индустриализации страны, коллективное сельское хозяйство подвело селян.

1932 год – один из самых голодных годов в СССР. Не обошло это социальное зло и его родину – Украину, которую он любил и которой гордился – республика занимала второе место в Союзе по концентрации промышленного производства после России.

Ради объективности надо признаться, что это было страшное время недорода из-за засухи и непродуманной, мягко говоря, политики верхов при планировании экономического развития. Голод наступал стремительно и масштабно. Вымирали целыми семьями на Украине и в Поволжье, на Кубани и в Казахстане, Сибири и на Дальнем Востоке и даже в некоторых центральных черноземных областях России, где плодородная земля, казалось, должна была быть щедрой…

Воронежские черноземы тоже подвели – засуха, а не люди, собирала урожай, чтобы обернуться потом голодом, людским мором. Земля пожирала людей.

Беда голода была всеобщей по Союзу. Это потом начал действовать «Гарвардский проект», подготовленный одним из коварнейших врагов единства восточного славянства Збигневом Бжезинским, провозгласившим миф о геноциде украинского народа и голодоморе только на Украине. В нем четко просматривался ясный вектор подлости на разжигание националистических страстей, и прежде всего вражды и ненависти к москалям – России и русскому народу. Хотя надо отметить, что слово «москаль» – это не обязательно русский. Москалями называли в старину вообще служивого солдата или офицера Российской императорской армии.

Проект Бжезинского щедро финансировался и дополнялся новыми «научными разработками». Так, в 1983 году в издательстве Гарвардского университета была опубликована работа Джеймса Мейса «Коммунизм и дилеммы национального освобождения: национальный коммунизм в Советской Украине в 1919–1933 годы». Проблемой голода и террора в УССР занимался ещё один «ученый» – бывший сотрудник британской разведки Роберт Конквест, написавший по заказу и при помощи ЦРУ две книги на эту тему: «Жатва скорби» (1966) и «Великий террор» (1969). За первый опус автор получил гонорар в размере 80 000 долларов от Организации украинских националистов (ОУН). Собрали ведь такую сумму самостийщики!

И вот эти заморские и доморощенные борзописцы постепенно поднимали планку погибших от голода на Украине с диапазоном неприкрытой лжи от 5,5 до 25 миллионов человек. Махровый миф, граничащий с нонсенсом, и только. Эти два бессовестных автора, затронувшие тему голодомора, явно руководствовались нравственно-психологической установкой Адольфа Гитлера: «Чем больше ложь, тем больше ей верят».

Русофобы ретиво пытаются реализовать геополитические установки отдельных ненавистников единства славянства и самой России. Например, житомирский борзописец Иосиф Свирский, словно попугай, продолжает настойчиво повторять:

«Голодомор 1932–1933 годов – это геноцид против целого народа. Он был задуман и осуществлен руководством СССР, находящимся в Москве. А так как Россия была колонизатором Украины… то многие у нас отождествляют это преступление с Россией».

Поиском виновников голодомора в Украине озабочен и её недавний неудачный президент, ставший «хромой уткой», – неугомонный в поисках врага на Востоке Виктор Ющенко. Он винит в этом зле исключительно уже даже не сталинский режим (ведь его и следов не осталось), а нынешних россиян и их руководство. Вот до чего можно договориться в запальчивой русофобской злобе!

И мне вспомнились слова совсем не лояльно настроенного к Москве украинца – Павла Скоропадского:

«Разница между мною и украинскими кругами та, что последние, любя Украину, ненавидят Россию, у меня этой ненависти нет. Во всём этом гнёте, которой так резко был проявлен Россией (разумеется, царской. – А.Т.) по отношению ко всему украинскому народу, нельзя обвинять русский народ. Это была система правления».

Страшно то, что целенаправленные глупости и подлости против единства славянских народов и православия Збигнева Бжезинского, Джеймса Мейса, Роберта Конквеста и им подобных тиражируют современные недобросовестные историки, давая пищу таким же политикам. Лживых историков, когда-то сказал великий Сервантес, следовало бы казнить, как фальшивомонетчиков. Но не будем углубляться в эту проблему – эта тема большого и глубокого исследования ждет честных историков в будущем…

* * *

Вернемся к нашему герою.

Выпускные экзамены так же легко сданы, как и вступительные. Молодого специалиста по разнарядке сверху направили на завод огнеупорных изделий Запорожского металлургического комбината «Запорожсталь». Сначала он стажировался, совсем недолго, в подмастерьях, а потом руководство, уловив в нем струнку организатора и человека, достаточно быстро усваивавшего полюбившуюся профессию, молодого специалиста сразу же назначили на высокую должность – мастера цеха.

Ступени роста, которые выстроили для согласного честно трудиться молодого человека, вскоре вывели его на относительно большой пост – начальника смены, а потом и всего цеха предприятия. Это был самый молодой руководитель такого уровня. Авторитет в коллективе его стремительно рос. Он тихо гордился собой, им громогласно гордилось руководство завода, не говоря уже о близких и родственниках. Он понимал, что репутация – это то, что говорят о тебе за твоею спиной. А говорили только добрые слова.

После страшного 1937 года власть очень боялась, что народ может взорваться или тихо войдет в состояние внутренней депрессии. Когда свобода исчезает, остается еще страна, но Отечества уже нет. Для Александра Отечество оставалось.

В 1939 году передовика производства приняли в члены ВКП(б)…

Он стал коммунистом, что по тем временам было предметом зависти беспартийных, окружающих его в коллективе. Это сегодняшние ненавистники топчут наших стариков за то, что они умудрились родиться, учиться, работать и служить Родине во времена Красной Империи. Разве люди виноваты в том, что их родители произвели на свет в то суровое время? Родившийся ребенок не выбирает места своего появления.

О, время! Оно меняет людей, вождей и режимы. Со временем дряхлеют, рушатся и исчезают империи. И даже целые народы, но корни величия тянутся из прошлого и питают соками гордости, позволяя потомкам держать головы высоко. Воспоминания – это рай, из которого никакой историк или политик не сможет выбросить человека и его прошлую жизнь. История – это бессмертие! Инсинуации и попытки переиначивать её – это блеф и мифологемы на потребу ущербных политиканов.

* * *

Но давайте снова возвратимся к молодым годам Святогорова и появлению в его судьбе крутого жизненного поворота. Как видим из вышеперечисленных жизненных сюжетов, виражей у него было много, а они нарабатывали опыт, стиль поведения и адекватные действия в конкретных ситуациях.

Дело в том, что грамотного, честного и дисциплинированного, без всяких вредных привычек молодого человека заприметили сотрудники госбезопасности местного Управления НКВД. Надо отметить, что с тех пор в системе подбора кадров в органы ничего не изменилось – выбирали и выбирают лучших кандидатов. Его стали периодически вызывать в областное управление сначала для знакомства, затем на собеседования для определения будущей, как говорится, «профессиональной пригодности». А потом, после завершения удачного тестирования, сделали прямое предложение – перейти к ним на работу, которая называлась по-военному – службой, только не в Красной Армии, а в органах государственной безопасности.

Александр Пантелеймонович вспоминал, что ещё с детства его привлекала профессия чекиста, в частности, ее самый секретный профиль – советского разведчика. Он уже тогда четко мог отличить понятие шпиона от разведчика, предателя от патриота, террориста от диверсанта, лазутчика от бандита-уголовника. Он понимал, что шпионы предают и продают Отчизну, а разведчики её защищают.

Слово Святогорову:

«Кино я любил с детства и верил во всё, что там показывали. Для меня «туманные картины», как в 20-е годы называли немые фильмы, были волнующей реальностью. А когда появились «Красные дьяволята» и особенно «Путевка в жизнь», мне страшно захотелось быть похожим на героев этих кинокартин и так же, как и они, совершать самые невероятные подвиги и самые героические дела.

И когда бывало, кто-нибудь о чем-то необычном с иронией говорил: «Всё, как в кино», то мне хотелось возразить: «Уж если как в кино, – так и обязательно и в жизни!»

Но вот что интересно – это чувство у меня сохранилось до сих пор. И сегодня, когда очередной скептик по поводу фильма о разведчиках с иронией произносит: «Это же в кино!» – мне снова, как в детстве, но теперь уже с фактами в руках, хочется ответить: поверьте, так было в жизни. Я это знаю, потому что это прошел».

Оперуполномоченный отдела госбезопасности Управления НКВД по Запорожской области Смешко, который с позиций кадрового подбора «работал» с Александром (кстати, Смешко стал в дальнейшем ректором Киевского института иностранных языков. – Авт.), заявил ему буквально следующее:

«Ты молодой, перспективный специалист, свежим умом взглянешь на проблемы, появившиеся в последнее время в чекистских подразделениях. У нас, в органах, было много искажений, ошибок и даже преступлений. И мы хотим, чтобы такие, как ты, умные и физически крепкие молодые люди помогли нам очиститься от негодных, закостенелых, а потому и профессионально непригодных отдельных наших работников, опьяненных властью и слепо выполнявших порой явно преступные указания партийных чиновников и своих непринципиальных начальников.

Приказ, конечно, есть приказ, но надо думать, какие последствия могут наступить от его рьяного выполнения. Законы у нас в большинстве случаем правильные, они – это набор правил или норм поведения, которые определяют отношения между людьми, организациями и государством. Законы чекист должен знать и неукоснительно их выполнять…»

Александру и впрямь показалось, что он приходит в чекистскую среду выполнять какие-то важные для Родины мероприятия, решать глобальные задачи, которые должны положительно перестроить отношения органов государственной безопасности в обществе и саму страну в целом.

* * *

То были годы периода правления в органах ОГПУ – НКВД сначала Генриха Григорьевича (Еноха Гершоновича) Ягоды (1891–1938), а потом Николая Ивановича Ежова (1895–1940). Эти два по существу слепых исполнителя воли вождя и вождей и по недомыслию, и по злому умыслу нагромоздили столько «кровавых несуразностей», что в рамки понятия «враг народа» мог попасть любой порядочный гражданин. В категорию противников советской власти попадали разные люди – от колхозника и до чекиста, от инженера и до партийца, от рядового и до генерала.

Красное колесо, а скорее массивный каток репрессий покатился по стране всё быстрее и быстрее, подминая под себя судьбы многих честных людей.

После смерти Ф. Э. Дзержинского в 1926 году именно Ягода сформировал центральный аппарат ОГПУ – НКВД из своих людей. С его помощью на ответственные посты приглашались, проникали и оседали, как ни странно, приверженцы Троцкого – троцкисты и другие элементы, критиковавшие линию Сталина и предлагавшие себя в поводыри государства «рабочих и крестьян» с замахом на быстрое осуществление мировой революции. Они считали, что Сталин отошел от марксистско-ленинской идеи о необходимости борьбы за Революцию во вселенском масштабе, а сконцентрировался на выполнении объёмных задач только в своей стране. Его даже называли могильщиком пролетарской революции, термидорианцем.

Как писал Алексей Елисеев, сталинскую политику именуют термидором. Особенно любил говорить о сталинском термидоре Лев Троцкий. Однако только группировка термидорианцев во Франции положила конец массовому революционному террору 1793–1794 годов, который грозил сожрать и самих революционеров.

Как ни относиться к Сталину, очевидно, что он осуществил ряд прямо-таки контрреволюционных мер, направленных против нигилизма, порожденного «внезапной» революцией. Восстановил в правах национальный патриотизм. Способствовал тому, чтобы искусство, особенно архитектурное, приняло бы классические формы. Наряду со своим культом установил культ русской литературы. Взял курс на укрепление семейного уклада. «Реабилитировал» многих исторических деятелей старой России. Прекратил преследование церкви.

Надо отметить, что ещё в 1918 году Сталин публично выражал свое скептическое отношение к революционным устремлениям европейского пролетариата. Во время обсуждения вопроса о мирном соглашении с немцами он заявил:

«…Принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму… Революционного движения на Западе нет, нет фактов, а есть только потенция, а с потенцией мы не можем считаться».

Свой скепсис Сталин сохранил и во время похода на Польшу в 1920 году. Тогда вся партия жила ожиданием революционного вторжения в Германию и взрыва её изнутри. Один лишь Сталин был против этого тезиса, оказавшись в оппозиции.

Преимущественно руками «красных князьков» на местах и ягодо-ежовского аппарата в центре были осуществлены незаконные репрессии в тридцатые годы – годы больших общественных потрясений и бурного развития промышленного производства.

Именно в подобной обстановке с социального дна поднимается пена в облике обиженных, морально ущербных и злобных людей. Как правило, такие типы всегда тянутся к власти над людьми. Особенно их привлекают карательные органы. Они там отводят душу, что и сегодня можно проследить на примерах оборотней в погонах. К советской власти того периода примазалось немало карьеристов, мздоимцев и откровенно враждебных ей лиц.

Писатель М. М. Пришвин, характеризуя эту эпоху на примере чиновничества в городе Ельце, писал в далеком уже 1919 году, что «руководящие посты в городе сумели занять негодяи, которые, в случае смены власти, вновь окажутся на прежних должностях – полицейских, урядников, инспекторов. Эти не только не заботились об авторитете советской власти, но с удовольствием под шумок уничтожали коммунистов».

Это они вскрыли ящик Пандоры, который длительное время власти не смогли закрыть, а как результат – страдали порой ни в чем не повинные люди.

Гонимый советской властью глубокий философ и мыслитель Николай Бердяев о революции как-то сказал, что она всегда в значительной степени маскарад, и если сорвать маски, то можно встретить старые, знакомые лица. Действительно, на крутых поворотах истории появляется много перекрасившихся типов, а поэтому все революции обнаруживают необыкновенную низость человеческой природы многих наряду с героизмом немногих. Революция – дитя рока, а не свободы. И поэтому проявляли героизм те немногие, которых ученый назвал детьми рока.

Революция борется против власти, ставшей злой, и она борется за власть, и в ней побеждают силы, которые наиболее способны организовать власть, вытесняя и часто истребляя менее на это способных, желающих повластвовать.

Надо отметить, что в этих социально-политических «чистках» советского общества, по уточненным данным, погибло около пятидесяти тысяч в большинстве честных и чистых сотрудников органов госбезопасности. Чекистов, как разведчиков, так и контрразведчиков, тоже арестовывали, судили скоротечно и так же расстреливали. Они, как и другие граждане, попадали под жернова адской государственной машины с холодным, предательским чиновничьим аппаратом.

Для объективности и полноты представления, каким образом эти два жестоких человека попали в органы, есть смысл напомнить, хотя бы кратко, их жизненно-служебные вехи.

* * *

Генрих Ягода родился в городе Рыбинске Ярославской губернии в семье гравера-печатника. Он приходился троюродным братом Я. М. Свердлову – председателю ВЦИК, который не только стремился к абсолютной власти, но есть достаточно много данных о его намерениях устранить Ленина и заявить о себе как о вожде. Троцкий для него был тоже соперником, а «красный Бонапарт» тоже себя считал пригодным для руководства страной. Но судьба распорядилась по-иному: по одним данным, Сверлов простудился, слег и не мог выбраться из плена опасного недуга. По другим – и это очень похоже на правду, – его жестоко поколотили рабочие одного из московских заводов, где он собирался выступать. Третья версия – его убрали те, кому он мешал. Конец этого себялюбца и человека с масштабными запросами закономерен – его жизненная тропа закончилась быстро. Не суди, да не судим будешь!

Ягода впоследствии женился явно по расчету на его племяннице Идее Леонидовне. До 1913 года будущий глава чекистского ведомства жил в городах Симбирске, Нижнем Новгороде и Москве.

По мобилизации попал в 1915 году в армию, где и примкнул к большевикам. В боевых действиях не участвовал. Писали, что скрывался где-то в тылах. В 1917 году оказался в Петрограде, и уже с 1918 года он – сотрудник аппарата Высшей военной инспекции. Таких «образованных» тогда свои с удовольствием брали во власть.

С 1919 года он уже на службе в ВЧК, ГПУ и ОГПУ. В 1934 году в связи с расформированием ОГПУ Ягода был назначен народным комиссаром внутренних дел (НКВД) СССР. В это же время Главное управление госбезопасности (ГУГБ) вошло в новосозданный наркомат. На этом посту он проявил себя как один из главных организаторов и исполнителей массовых репрессий.

Кроме всего прочего, он любил роскошь и, естественно, был жаден до денег. Проживая в двадцатикомнатной даче, устраивал оргии и любил побаловаться слабым полом. В суть оперативной работы особенно не вникал, хотя палаческие функции исполнял исправно, даже с «перевыполнением планов».

25 сентября 1936 года И. В. Сталин явно был не столько напуган и оскорблен той кровью, которую пролил сибарит Ягода, сколько его бездеятельностью в борьбе с главными его врагами – Троцким и троцкизмом. А скорее Сталин на основании полученных оперативных материалов подозревал, что сам главный чекист органически «вплетен» в троцкистский заговор, направленный против него – «вождя всех народов, заселяющих великий Советский Союз».

Кстати, в это время прозревший правитель СССР находился на отдыхе в Сочи вместе с наиболее приближенным к телу вождя партийным чиновником А. А. Ждановым. После краткого обсуждения «кадрового вопроса» со своим очередным любимцем, которых для профилактики менял часто, он неожиданно для многих кремлевских работников направляет в Политбюро ЦК телеграмму такого содержания:

«

Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД

».

И уже 29 марта 1937 года Генрих Ягода был внезапно арестован по обвинению в участии в так называемом «правотроцкистском блоке» (дело Бухарина, Рыкова и других). Следствие продолжалось почти год. На допросах он юлил, пытался изображать себя верным сторонником вождя, оклеветал ряд честных работников своего учреждении. Но это не помогло ему уйти от наказания. Его судили, а затем приговорили к ВМН – расстрелу.

15 марта 1938 года приговор привели в исполнение.

* * *

Его преемник на посту народного комиссара внутренних дел СССР Николай Иванович Ежов родился в Петербурге в семье дворника. Окончил всего три класса начальной школы. Больше никогда и нигде не учился. В 1913 году его призывают в армию, но из-за маленького роста (151 см) из строевой части он был откомандирован в артиллерийские мастерские Красной Армии. После службы работал в городах Витебске и в Вышнем Волочке…

В мае 1917 года вступил в ряды РСДРП(б). В 1921 году избран заместителем заведующего агитационно-пропагандистским отделом Татарского обкома РКП(б), благодаря чему вошел в местную партийную номенклатуру. И только уже затем отправился в «плаванье» по морям разных партийных должностей и постов.

В 1930 году Николай Ежов становится заведующим Орграспредотделом ЦК ВКП(б) и лично знакомится с Иосифом Сталиным. В 1935 году Ежова назначают председателем Комиссии партийного контроля и одновременно секретарем ЦК ВКП(б).

26 сентября 1936 года «маленького человечка», «партийного карлика», как его пренебрежительно называли многие сослуживцы, ставят наркомом внутренних дел СССР. Скоро он превратился в «кровавого карлика», «чекистского жупела», «чекистского палача № 1». Постепенно законный нарком стал усваивать должность незаконного диктатора-тирана не только в своём наркомате, но и во всей стране. Намёки и команды спускались сверху, а он их бесшабашно реализовывал в масштабах геометрической прогрессии.

Сменив Ягоду, он не только не остановил движение кровавого шнека репрессий, а наоборот, их усилил, резко ускорив обороты этой костедробильной машины. Первичную чистку Ежов начал с НКВД – убирались, как и всегда, честные и порядочные сотрудники, высокие профессионалы, не испачканные «служебным холуяжем с кровавым оттенком». Много претензий он предъявлял разведчикам, которых отзывал из-за границы по подозрению в нелояльности к существующему режиму и предательству за рубежом. Многих чекистов он подозревал в работе на противника.

Когда автор знакомился с «деятельностью этого сталинского государственника», невольно вспомнил слова Аристотеля о феномене тирании:

«Средства тирании таковы: подавлять всякое превосходство, отделываться от честных людей, запрещать собрания и ассоциации, запрещать обучение и всякое просвещение, мешать всему. Что обыкновенно сообщает мужество и доверие к себе…

Тирания любит злых именно потому, что любит лесть. А свободный человек не может унижаться. Честный человек умеет любить, но он не льстит. Свойство тирана – отталкивать всех, сердце которых гордо и свободно».

Как любое ничтожество, он был тщеславен, а поэтому всячески поощрял возвеличивание себя в искусстве. Появились стихи и песни, благожелательные шаржи и полотна с портретами «стального наркома». Газеты печатали такие призывы: «Мы врагов советской власти по-ежовски будем бить…»

Художники рисовали наркома человеком гигантского роста, который «ежовыми рукавицами» давит гидру контрреволюции, устанавливая единый, революционный порядок по всей огромной стране.

Народный поэт Казахстана Джамбул Джабаев сварганил даже стихотворение – длиннющий панегирик под названием «Нарком Ежов». В переводе К. Алтайского оно почему-то было напечатано впервые… в «Пионерской правде». Хочу привести несколько четверостиший из этого опуса:

В сверкании молний

Ты стал нам знаком,

Ежов, зоркоглазый и умный нарком.

Великого Ленина мудрое слово

Растило для битвы героя Ежова…

С бойцами он ласков, с врагами суров,

В боях закаленный, отважный Ежов…

Враги нашей жизни, враги миллионов,

Ползли к нам троцкистские банды шпионов,

Бухаринцы, хитрые змеи болот,

Националистов озлобленный сброд…

Они ликовали, неся нам оковы,

Но звери попались в капканы Ежова,

Великого Сталина преданный друг,

Ежов разорвал

Их предательский круг…

Слово Святогорову:

«Все мы тогда читали это славословие наркому Ежову. Одни восторгались словами известного поэта, другие люди, в том числе и из нашей оперативной среды, открыто говорили о дешевом культе руководителя органов безопасности, третьи предупредительно-оправданно молчали, – у них четко срабатывал инстинкт самосохранения.

Я сам видел в этом стихотворении элементы подхалимажа, которые неприятны были для восприятия трезвомыслящему человеку.

Всеобщая подозрительность и аресты убеждали меня в правоте моих умозаключений. Однако среди наших сотрудников было большинство, которые считали, что скоро этому беспределу непременно придет конец.

Было такое предчувствие, было…»

Дорого обошелся стране этот «порядок», навязанный «зоркоглазым наркомом». Кровь разлакомила «маленького» тирана. Уверовав в великую силу фальсификации и собственную безнаказанность, Ежов продолжал сочинять «обличительные» материалы, касающиеся будущих жертв. Масштабы политических убийств были таковы, что в них было что-то от Великой гражданской братоубийственной войны, от разгула стихии, вырвавшейся из-под контроля закона, совести, здравого смысла. Система уничтожала часто самых верных, тех, кому она обязана была самим существованием. Обработка арестованных была такова, что почти все обреченные, переходя в категорию жертв, «честно признавались в своих преступлениях», которых явно не совершали. Жертвам хотелось поскорей избавиться от мук и мучителей даже ценою скорой смерти. У многих тлела сомнительная мысль – я не боюсь умереть, я просто не хочу при этом присутствовать. То есть желали, чтобы скорее наступило полное затмение солнца и земли без всяких процедур: следствия и суда. Нас не будет. Впрочем, это уже было.

А обыватели, которых власть называла «народными массами», облученные радио и журнально-газетной пропагандой, верили в правильность судебных вердиктов.

Больше того, они нередко кричали на процессах судьям в отношении подсудимых: «Распните их!», «Собакам собачья смерть!», «Контрреволюционеров к стенке!», «Смерть врагам народа!», «Врагам народа скажем – НЕТ!» и другие подобные лозунги. А назавтра многие из этих людей сами становились заложниками своего суеверия, и уже на них другие «патриотически-настроенные» адепты власти орали – распните!

Как писал Судоплатов, на решение Сталина снять Ежова с должности и отдать под суд повлияла одна явная фальшивка. Именно она открыла дорогу кампании против «железного наркома» и работавших с ним сотрудников. Подстрекаемые Берией, два начальника областных управлений НКВД из Ярославля и Казахстана обратились с письмом к Сталину в октябре 1938 года, клеветнически утверждая, будто в беседах с ними Ежов намекал на предстоящие аресты членов советского руководства в канун октябрьских праздников.

Акция по компрометации Ежова была успешно проведена. Через несколько недель Ежов был обвинен в заговоре с целью свержения законного правительства. Политбюро приняло специальную резолюцию, в которой высшие должностные лица НКВД объявлялись «политически неблагонадежными». Это привело к массовым арестам всего руководящего состава органов безопасности.

В декабре 1938 года Берия официально взял в свои руки бразды правления в НКВД.

Молох репрессий не пощадил ни супругу Ежова Евгению, ни его референта по французской литературе Марию Александровну Паппэ, ни приёмную дочь Наташу Ежову. Первых двух женщин расстреляли, а малышку выслали в Магадан. В момент, когда писались эти строки, уже пожилая Наталья Николаевна – дочь наркома НКВД Николая Ивановича Ежова, жила в этом городе под чужой, навязанной ей спецслужбами фамилией. Она понимала, что её отец, проклинаемый многими сегодня, скончался в страшных муках в застенках Лубянки. Лишь один человек на свете – его дочь по-прежнему любит своего отца, пытаясь переложить основную вину на кремлёвского вождя. Может, она иногда спрашивает или спрашивала тень отца:

«Что же ты сделал, папочка, со своей и моей жизнью? Неужели стоило так надрываться, чтобы угодить кровавому упырю?!»

Вопрос почти гамлетовский. В ответ, как у Шекспира, – гробовое молчание давно отшумевшего прошлого, безвозвратно канувшего в Лету.

* * *

После расправы над Ежовым к власти в НКВД пришла новая команда.

Именно в это время появились приближенные к вождю, так называемые «подвожди» – наглый честолюбец Каганович, пьяница и гуляка Куйбышев, всегда готовый подтолкнуть падающего Ворошилов, развратник и насильник Рудзутак, жалкий фигляр Паукер, ленивый и барственный Енукидзе, трусливый краснобай Бухарин. Это он – «любимец партии», ещё в 1918 году сказал, что «пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Теперь у некоторых историков и писак льются слёзы из-за такого жизненного финала «любимца партии».

А до этого, как уже говорилось, в ранге «подвождей» побывали мрачный негодяй Ягода, злобно-шкодливый Ежов, баловавшийся субъектами своего пола, и другие персонажи на политическом подиуме сравнительно молодой Советской Республики.

Все они были одним миром мазаны, всё это одна преступная мафия, захватившая власть обманом, в кредит под светлое будущее и очень скоро лишившая народ не только будущего, но и сколько-нибудь человеческой жизни в настоящем.

Это было время состояния внутренней войны. Как говорил Томас Гоббс, пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, а именно в состоянии войны всех против всех.

При всех грехах Сталина, он сумел разглядеть в некоторых из этой когорты «революционеров-ленинцев» мерзость их поступков, несовместимых с занимаемыми должностями и пребыванием их на святой земле.

И уже при Ежове появляются планы и разнарядки с указанием планового выделения «энного» числа людей, предназначенных для арестов, отправки в лагеря или в «подвалы» на расстрел. Именно плановая метода уничтожения здорового генофонда как «врагов народа» стала стремительно претворяться в жизнь.

Александр помнил, как случайные прохожие, по каким-то причинам попавшие в район расположения здания УНКВД в Запорожье, спешили поскорее унести ноги от ворот, которые часто распахивались для того, чтобы пропустить во внутренний двор зловещие серые «воронки» и зеленые «хлебовозки». Они были забиты не хлебом, а всякого рода «чуждым советскому строю» элементом: «троцкистами», «бухаринцами», «вредителями», «немецкими шпионами», «антисоветчиками» и прочими «врагами народа».

После коротких следственных разборок на свалку вывозили тела тех, кого приговаривали к ВМН, и изрешеченные пулями войлочные маты и сотни килограммов истрепанных выстрелами пеньковых канатов.

Впрочем, не только Запорожье, но и вся страна в очередной раз захлебнулась кровавой волной массовых репрессий. Это были страшные годы советского мракобесия.

* * *

После приказа Ежова от 30 июля 1937 года за № 00447 начали действовать так называемые «тройки». Этот его, опять же, кровавый раструб политической мясорубки, другой образ трудно найти, стал поставлять, а ножи репрессий перемалывать судьбы и жизни зачастую невиновных людей. Из-за масштабов той кровавой лужи Ежова, которая растеклась по огромной стране, снова переполошились вожди в Кремле – явно перегнул «дурак палку», как скажет потом один из приближенных к Сталину. Чтобы что-то создать для страны полезное, надо кем-то быть. А что мог создать Ежов с неполным начальным образованием и натурой холуя, слуги, пресмыкающегося.

Авторитет органов госбезопасности, авторитет страны на международной арене был подмочен. Результатом репрессий стал процесс невозвращения на вероятную Голгофу в Москву не одного десятка сотрудников политической и военной разведки.

Слово Святогорову:

«Нужно сказать, что обстановка в стране того периода была жуткой. Многие жили в атмосфере ожидания ареста – вокруг сплошная «посадка»…С нашего завода «черный воронок» каждый день кого-то увозил. Эта серая машина работала, как челнок: завод – тюрьма, тюрьма – завод. Я тоже боялся за себя. По молодости мы были смелые на колючие слова, тем более в компании сверстников, живя в общежитии.

Мне повезло: как только я женился, сразу же выселился из общежития, а там ребята немного позже здорово «залетели».

Культ Сталина не столько он создал, сколько его создавали сами люди с подачи, конечно, властей. На собраниях рабочих коллективов была такая практика: при упоминании в докладе слова «Сталин» – собравшиеся вставали и минут пять аплодировали вождю. Такая практика была заведена.

Я ещё раз отмечаю – молодежь воспринимала эту форму низкопоклонства нередко скептически. Иногда она принимала очертания протеста. У нас в общежитии висел большой портрет Сталина. Однажды при выходе ребят из столовой один из молодых рабочих запустил в «икону» мякишем хлеба, скатанного в шарик. К вечеру вся компания была арестована.

Если бы я был с коллегами, то тоже оказался бы на нарах, и конечно, я бы не стал разведчиком».

Как писал в своей книге «Сталин и разведка» известный исследователь истории отечественных разведывательных органов И. А. Дамаскин, разведчики, находившиеся в длительных командировках за рубежом, зачастую были плохо осведомлены об арестах их коллег и друзей и расправах над ними. Доходившая до них информация в большинстве случаев носила неправильный характер, оправдывающий необходимость арестов «врагов народа».

Сейчас это трудно себе представить, но в те времена многие верили, что арестовывают истинных врагов и шпионов, и удивлялись, каким образом тем удавалось так долго носить маску преданных Родине людей. Невиновных – не арестовывают, нет дыма без огня, – крутились подобные заключения в головах тех, кто скоро становились в положение подобных жертв.

Другие полагали, что арестовывают так для профилактики за действительно имевшие место дисциплинарные или служебные нарушения. Подержат их в КПЗ и следственных изоляторах, попугают и отпустят.

А из резидентур в это время поодиночке «вытаскивали» людей, и те покорно отправлялись на Родину, где их ожидали «приёмы без почестей» с выбиванием признания в принадлежности к шпионской деятельности.

Некоторые – вполне обоснованно – считали себя честными и порядочными людьми, которых вообще не должна коснуться никакая кара, никакие репрессии. Другие полагали – так же обоснованно, – что они оправдаются, какие бы несправедливые обвинения им ни предъявляли. Иные просто полагались на судьбу, мол, она справедливо отреагирует на всякие обвинения.

Для всех них честь советского человека и разведчика была превыше всего. Слова Маяковского: «Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза!» были не пустым звуком, и люди даже помыслить не могли о том, чтобы не явиться домой – на Родину, по вызову, что бы их ни ожидало.

Таких людей, опытных и преданных власти, было подавляющее большинство. Это были честные солдаты сложного разведывательного уже не ремесла, а искусства, длительное время, говоря образно, ходившие по лезвию ножа в своей профессии.

Ещё одна категория зарубежных сотрудников относилась к тем, кто боялся за судьбу своих семей. А бояться было чего.

Дело в том, что ещё в 1929 году был принят «Закон о невозвращенцах». Впоследствии он был включен в Уголовный кодекс Советского государства. Им предусматривалась ответственность членов семей невозвращенцев. Совершеннолетние близкие родственники, проживавшие вместе с этими лицами, подлежали высылке в отдаленные районы Сибири на так называемое «трудовое перевоспитание».

В 1938 году, по инициативе Сталина, было принято секретное дополнение к закону, согласно которому невозвращение и бегство военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов приравнивалось к измене Родине, а поэтому соответственно были усилены кары для их родственников.

Известный разведчик Василий Михайлович Зарубин вспоминал, как на одном из совещаний Берия поднял его и безапелляционно заявил:

«Так, расскажите-ка о ваших связях с фашистской разведкой».

Зарубин сначала опешил, стены поплыли перед глазами, кровь ударила в голову и обожгла сердце, потом известный разведчик, обожаемый Сталиным, обуздал свои нервы и достойно ответил Берии, – кстати, в довольно-таки резкой форме. Он в категорической форме отверг подобные обвинения. Как ни странно, Берия оставил этот разговор без последствий, наверное, знал отношение к нему и его жене вождя. Но Берия в тот момент «нагнал страху» на всех присутствующих на совещании чекистов.

Внутренние потери, т. е. на Родине, среди разведчиков были ощутимыми. Из общего числа сотрудников внешней разведки в Центре и резидентурах в 450 человек было репрессировано 275.

Эти слова, как говорится, в назидание потомкам.

Но вернемся к главному «дирижеру» репрессий проклятого народом «тридцать седьмого».

К середине 1938 года Ежов выполнил свою миссию. Первым признаком того, что его карьера подошла к концу, стало назначение в апреле 1938 года наркомом водного транспорта (пока что по совместительству).

В августе того же года первым заместителем Ежова по НКВД и начальником ГУГБ был назначен Л. П. Берия.

23 ноября 1938 года Сталин вызвал «кровавого карлика» к себе в кабинет и потребовал от «железного наркома» написать соответствующее заявление в Политбюро ЦК ВКП(б) об освобождении его от должности наркома внутренних дел СССР. Думается, немалую роль сыграли в принятии такого решения вождя и уже упоминаемые пасквили двух «бдительных» начальников НКВД из Ярославля и Казахстана.

«Просьба» его была немедленно удовлетворена.

А 10 апреля 1939 года Ежов был уже арестован так же, как и его предшественник. Ордер на его арест за № 2950 подписал лично его первый заместитель Берия – новый кандидат на «скользкую должность». Он тоже закончит свое пребывание на этой земле печально, но об этом несколько позже.

Существует версия, что в сейфе в служебном кабинете Ежова были найдены заведенные им дела на многих членов ЦК, в том числе на Сталина и Маленкова. Но при этом отсутствовали дела на Молотова, Кагановича, Ворошилова и Хрущева.

Ежов был помещен в подмосковную Сухановскую тюрьму, разместившуюся в здании бывшего монастыря. «Сухановка» или «Объект № 1/10» была особой следственной тюрьмой, из которой редко кто выходил живым. Содержался в одиночной камере размером два с половиной на три метра, где имелась лишь табуретка и привинченные к стене, опускавшиеся только на ночь нары. Несмотря на то, что его тщательно обыскали и переодели, в камере постоянно находился контролер, который следил, чтобы заключенный не попытался покончить жизнь самоубийством. Думаю, и не только для этого. Сталин понимал, что Ежов много знает о его конкретных приказах, как правило, устных, на уничтожение конкретных лиц, а потому постарался держать его под контролем до самого приговора суда.

11 июня 1939 года комиссар госбезопасности 3-го ранга Б. Кобулов подписал постановление о привлечении Ежова к уголовной ответственности.

1 февраля 1940 года было подписано обвинительное заключение по его делу. Суд над Ежовым состоялся на следующий день.

Следствие не в пример Ягоды длилось совсем недолго.

2 февраля того же года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Ежова к ВМН с конфискацией имущества.

Через два дня, 4 февраля 1939 года, осужденный Ежов был расстрелян.

* * *

Приход в «органы» Александра Пантелеймоновича совпал с пересмотром сотен, если не тысяч дел на так называемых «врагов народа». Эти жертвы наштамповали наши вожди и их послушные клевреты из местной партийной власти и ретивых сотрудников УНКВД, желающих выслужиться путем откровенного палачества или бездумного исполнения порой преступных приказов своих руководителей. Были среди них и дела, которые и не стоило бы пересматривать. Это дела на убийц, грабителей, воров, взяточников, мошенников, настоящих шпионов, вредителей, предателей и прочего социально чуждого элемента. Их было тоже много, очень много…

Что же касается «невиновных виновных», ставших «врагами народа», то они рождались в так называемом не правовом, а «плановом» поле, созданном явными дилетантами в чекистском ремесле и человеконенавистниками, обносившимися умом, – Ягодой и Ежовым и им подобными.

Планка разоблачения врагов партии, государства и народа поднималась всё выше и выше. Уже стали появляться среди оперативного состава своего рода «маяки», «передовики» и «ударники» на ниве «разоблачительства социально вредного элемента», «антисоветски настроенных граждан», становящихся затем «врагами народа». Нередко в государствах с жесткой, тоталитарной системой правления наступают времена, когда торжествует безумие. Тогда новые властные эпигоны и их клевреты секут головы и переступившим закон, и самым благородным.

Именно тогда молодой оперативник понял, что осторожность, терпение, а главное – «короткий язык» может спасти его в будущем и позволит выжить в подобных мясорубках, неизбежность появления которых ему подсказывали старшие товарищи.

К сожалению, всё это было в Советском Союзе того периода, и от этой горькой правды никуда «…не спрятаться, не деться».

Слово Святогорову:

«…Началась массовая реабилитация людей, арестованных при Генрихе Ягоде и Николае Ежове. В краях и областях создавались специальные группы по реабилитации, куда входили вместе с сотрудниками прокуратуры и оперативные работники областных управлений НКВД. В одну из таких групп по пересмотру дел включили и меня.

Мы целыми сутками, сидя, как затворники, в кабинетах, разбирали дела репрессированных, – арестованных, находящих под следствием, сидевших по тюрьмам и даже расстрелянных советских граждан. После тщательного изучения каждого конкретного дела мы писали свои мотивированные заключения о виновности или невиновности этих граждан. Последних было больше.

Необходимо заметить, что были среди них и виновные, особенно в совершении чисто уголовных преступлений – грабители, ворюги, бандиты, убийцы… Но попадалось очень много людей невиновных – так называемых политических заключенных – «политзэков».

Решением специально созданных комиссий такие граждане освобождались из-под следствия и даже выпускались из тюрем. А некоторые сотрудники НКВД, которые сфальсифицировали эти дела, арестовывались и впоследствии попадали под трибуналы. К ним нередко применялась высшая мера наказания, и они расстреливались по суду.

Мы боялись одного – исчезновения свободы снова, понимая, ведь когда она исчезает, остается ещё страна, но отечество уже умирает. Слава богу, что Отечество осталось с нами и мы доказали Родине в её тяжелую годину свою любовь и верность…

Помню, я беседовал с директором завода «Коммунар». Спрашиваю у него: «Не понимаю одного, как это вы сознались, что являетесь шпионом?»

А он мне и рассказывает…

Его водворили в камеру, где должен был сидеть только один заключенный, а там человек тридцать. Негде было даже сесть – все стояли спрессованные, как стебли в снопе. Не могли спать – на полу вонючая жидкость, делали всё под себя. А потом следователь требовал: или подписывай все составленные мной протоколы, или назад – в камеру! И люди ломались, подписывая что угодно… Поверьте – это было страшно…

Я по-прежнему считаю Ежова ответственным за совершенные преступления. И полностью солидарен со своим начальником Судоплатовым в том, что нарком был ещё и профессионально некомпетентным руководителем.

Чтобы понять природу ежовщины, необходимо учитывать политические традиции, характерные для нашей страны. Все политические кампании в условиях диктатуры неизменно приобретают безумные масштабы, и Сталин виноват не только в преступлениях, совершившихся по его указанию, но и в том, что позволил своим подчиненным от его имени уничтожать тех, кто оказывался неугоден местному партийному начальству. Руководители партии и НКВД получили возможность решать даже самые обычные споры, возникавшие чуть ли не каждый день, путем ликвидации своих оппонентов…»

* * *

Александру приходилось работать и учиться, учиться и работать над повышением своего профессионального уровня. Как говорится, у него не было времени на медленные танцы в быстротекущей жизни, он понимал, что жить – это двигаться, расти, мыслить. Его девизом того бурного времени были слова: «…и постоянны только камни, жизнь быстротечна, как вода».

Лекции и практические занятия по основам оперативной работы чередовались с активным изучением иностранных языков. Учением такие сотрудники, как он, занимались с усердием, понимая, что каждый из них – кузнец своего счастья. Недаром замечено, сколько и как ты знаешь иностранных языков, столько ты человек, тем более для избранной новой профессии – чекистской с разведывательным уклоном.

В одной из записных книжек у него имелась запись о степени ценности информации, полученной от агента, и её оценке в Центре. Разведданные, как известно, могут носить двоякий характер. Одни из них являются подлинными и раскрывают планы противника, вторые – специально подбрасываются противником для введения другой стороны в заблуждение.

Потом в ходе войны Святогоров не раз встречался с этой оперативной аксиомой. Надо отметить, что спецслужбы гитлеровской Германии зарекомендовали себя мастерами маскировки своих подлинных намерений, высокими специалистами в области обмана и провокаций – дезинформации.

Вообще Александр считал, что экстремальные тренировки обостряют инстинкт самосохранения, оттого на полевых занятиях по стрельбе, топографии и минному делу отдавался полностью. Он буквально срастался с каждым днем учебного процесса.

А счастье личное он и его товарищи видели и искренне воспринимали только в счастье Родины, в её безопасности, в благосостоянии народа. И такая позиция для юношей того времени была не бравадой, не пустым звуком, не квасным патриотизмом. Они росли настоящими патриотами Отчизны, знающими, для чего им эти занятия и знания в ощущающемся приближении предгрозового будущего.

«Каждый человек имеет на земле какое-то предназначение, которого никто другой за него не исполнит, – рассуждал Александр. – Биологическая программа заложена сверху, только надо уяснить её возможности, а затем претворять в жизнь свои тактические и стратегические начертания, тогда получится толк из любой личности. Когда же человек мечется, не знает, куда он направляется, ему никогда не будет попутного ветра…»

Народное предание гласит, что земля может накормить человека, напоить водой из своих родников, но защитить сама себя она не способна, поскольку это святое дело тех, кто ест хлеб родной земли, пьёт её воду, любуется красотой родной земли. Профессия воина, защитника всегда была почетной на Руси. Это сегодня её затоптали, испохабили, оболгали лжедемократы и властвующие либералы разных мастей, в том числе и с погонами. Чего стоит волкогоновщина в ельцинский период безвременья!

Исторически сложилось так, что нашему народу веками приходилось вести борьбу с чужеземными захватчиками за свое национальное существование. А о том, что цунами войны приближается, и эта гигантская, разрушительная волна неминуемой сшибки народов в Европе непременно накроет страну, догадывались многие.

Святогоров был уверен, что столкновения с фашизмом не избежать, как это понимало и большинство населения страны. В то очевидное время нельзя было оценивать обстановку по-другому. Люди по радио и из газет узнавали, как Гитлер активно поглощает европейские страны – Польша, Чехословакия, Франция, Бельгия, Норвегия и другие, – постепенно аккумулируя экономику этих государств, для расширения своего военного потенциала, нацеленного вовсе не на Британские острова, а на Восток. Этого же желала и сама Великобритания в лице правящей верхушки – трусливого Чемберлена и ярого русофоба Черчилля, всякий раз провоцировавших гитлеровскую Германию к нападению на Советский Союз.

Это было Время войны. А войну можно справедливо сравнить со способом развязывания зубами политических узлов, которые не поддаются языку дипломатии. Честным переговорным языком фашисты не хотели разговаривать, они рвали зубами, как звери, политические узлы, завязанные по их вине в Европе. Многие политики понимали, что любая война – это преступление против человечества, но будущая, с горами накопленного оружия, – есть безумие, по сравнению даже с Первой мировой войной. Гитлеровцы так не считали, судя по первым легким победам. Они верили в своё оружие, в свою предначертанную победу, в своего фюрера, которого, как им казалось, двигало само Провидение. Об этом геббельсовская пропаганда прожужжала уши мировой общественности.

На фоне готовности Германии к походу на Восток перед нашей страной и Красной Армией вставал и рельефно вырисовывался грозный противник в облике сильного вермахта. Нельзя сбрасывать со счета и активно работающих специальных служб фашистской Германии…

* * *

В ходе обучения Александр четко усвоил, с какими органами ему придется встретиться. В секретной тетради он вычертил схему: «Органы разведки Германии». В соответствии с нацистской доктриной завоевания мирового господства, разведывательно-подрывную деятельность против потенциальных противников Германии вели:

– служба военной разведки и контрразведки (абвер);

– внешнеполитическая разведка Главного управления имперской безопасности (РСХА);

– иностранный отдел гестапо, внешнеполитический отдел национал-социалистской партии;

– специальная служба министерства иностранных дел;

– иностранный отдел министерства пропаганды;

– имперское колониальное управление.

Для эффективной борьбы с ними чекистам, особенно молодым, надо было быстрее, шире и глубже постигать азы этой специфической профессии.

Глубоко врезались в память Александру Пантелеймоновичу слова, сказанные однажды одним опытным преподавателем-разведчиком:

«…учение без размышления бесполезно, но и размышление без учения опасно. Учитесь так, словно вы постоянно ощущаете нехватку своих знаний, и так, словно вы постоянно боитесь растерять свои знания. Если учиться и не думать – запутаешься. Если думать и не учиться – впадешь в сомнения. Хитрые люди презирают учение, простые преклоняются перед ним, мудрые пользуются им. Так будьте простыми и мудрыми…

Учитесь также прилежно на опыте и ошибках противника. Ваша любовь к Отечеству не должна заставлять вас закрывать глаза на заслуги иностранцев. Напротив, чем более вы любите Отечество, тем более должны стремиться обогатить свою страну сокровищами, извлеченными не из её недр. Враг тоже учится, – его надо изучать и знать, только тогда можно ждать победы над ним. На чужих ошибках полезнее учиться, чем на своих – так выгоднее во всех отношениях…»

Сегодня, к сожалению, мы извлекаем сокровища из своих недр и отдаем или продаем их, обогащая, мягко говоря, «партнеров».

А ещё он запомнил с того времени висевший в Управлении НКВД агитационный плакат, призывавший к бдительности. Девушка в красной косынке, туго повязанной на голове и закрывающей часть лба, приложив указательный палец правой руки к губам, зорко смотрела на любого созерцающего её снизу. В нижней части плаката крупным красным шрифтом было набрано: «НЕ БОЛТАЙ», а в правом верхнем углу полотнища словно звенели призывные слова:

Будь начеку,

В такие дни

Подслушивают стены.

Недалеко от болтовни

И сплетни

ДО ИЗМЕНЫ.

Прилежный ученик философию своего чекистского гуру запомнил на всю жизнь. Учитель был из той категории, которые считают, что люди учатся, когда они учат. Многому он научился у своих наставников, ещё больше – у своих товарищей по оперативному ремеслу, но более всего, как ни странно, – у своих учеников, ибо жалок тот ученик, который не превосходит своего учителя. Таких учеников за свою долгую службу Родине он выпестовал не один десяток. Немало нужного опыта Александр Святогоров перенял и у противника, который располагал широким арсеналом в деятельности спецслужб – разведки и контрразведки.

Поэтому своим ученикам Александр Пантелеймонович не раз говорил, что противника надо уважать за то, что он беспристрастно вскрывает ваши ошибки, поэтому он гораздо полезнее, чем друг, скрывающий их.

Святогоров справедливо считал, что учение в молодости – это словно резьба по камню, в старости – черчение на песке. Память стариковская недолговечна. Такова уж физиология. Время не щадит мозги и сокращает извилины…

* * *

В одном из выступлений он упоминал о постулатах одного китайского государственного деятеля о градации и использовании шпионов, которые не раз обсуждались слушателями во время его учебы в далёкие тридцатые годы. В литературе на эту тему автору этих строк удалось найти трактат китайца Сунь-Цзы об использовании шпионов. По всей вероятности, он ссылался на этого китайского мудреца:

«…Вообще, когда поднимают стотысячную армию, выступают в поход за тысячу миль, издержки крестьян, расходы правителя составляют в день тысячу золотых. Внутри и вовне – волнения; изнемогают от дороги и не могут приняться за работу семьсот тысяч семейств.

Защищаются друг от друга несколько лет, а победу решают в один день. И в этих условиях жалеть титулы, награды, деньги и не знать положения противника, – это верх негуманности. Тот, кто это жалеет, не полководец для людей, не помощник своему государю, не хозяин победы.

Просвещенные государи и мудрые полководцы двигались и побеждали, совершали подвиги, превосходя всех других, потому что всё знали наперёд.

Перспективные знания нельзя получить от богов и демонов, нельзя получить и путем заключения по сходству, нельзя получить и путем всяких вычислений. Знание положения противника можно получить только от людей.

Поэтому пользование шпионами бывает пяти видов: бывают шпионы местные, бывают шпионы внутренние, бывают шпионы обратные, бывают шпионы смерти, бывают шпионы жизни.

Все пять разрядов шпионов работают, и нельзя знать их путей. Это называется непостижимой тайной. Они – сокровища для государя.

Местных шпионов вербуют из местных жителей страны противника и пользуются ими; внутренних шпионов вербуют из его чиновников и пользуются ими; обратных шпионов вербуют из шпионов противника и пользуются ими.

Когда я пускаю в ход что-либо обманное, я даю знать об этом своим шпионам, а они передают это противнику. Такие шпионы будут шпионами смерти. Шпионы жизни – это те, кто возвращается с донесением.

Поэтому для армии нет ничего близкого, чем шпионы; нет больших наград, чем для шпионов; нет дел более секретных, чем шпионские. Не обладая совершенным знанием, не сможешь пользоваться шпионами; не обладая гуманностью и справедливостью, не сможешь применять шпионов; не обладая тонкостью и проницательностью, не сможешь получить от шпионов действительный результат. Тонкость! Тонкость! Нет ничего, в чем нельзя было бы пользоваться шпионами.

Если шпионское донесение ещё не послано, а об этом уже стало известно, то и сам шпион, и те, кому он сообщил, предаются смерти.

Вообще, когда хочешь ударить на армию противника, напасть на его крепость, убить его людей, обязательно сначала узнай, как зовут военачальника у него на службе, его помощников, начальника охраны, воинов его стражи. Поручи своим шпионам обязательно узнать всё это.

Если ты узнал, что у тебя появился шпион противника и следит за тобой, обязательно воздействуй на него выгодой; введи его к себе и помести его у себя. Ибо ты сможешь приобрести обратного шпиона и пользоваться им. Через него ты будешь знать всё. И поэтому сможешь, придумав какой-нибудь обман, поручить своему шпиону смерти ввести противника в заблуждение. Через него ты будешь знать всё. И поэтому сможешь заставить своего шпиона жизни действовать согласно твоим предположениям.

Всеми пятью категориями шпионов обязательно ведает сам государь. Но узнают о противнике обязательно через обратного шпиона. Поэтому с обратным шпионом надлежит обращаться особенно внимательно.

В древности, когда поднималось царство Инь, в царстве Ся был И Чжи; когда поднималось царство Чжоу, в царстве Инь был Люй Я. Поэтому только просвещенные государи и мудрые полководцы умеют делать своими шпионами людей высокого ума и этим способом непременно совершают великие дела.

Пользование шпионами – самое существенное на войне; это та опора, полагаясь на которую действует армия…»

Александр Пантелеймонович глубокую философию китайца применял на практике, руководствуясь своими понятиями о добре и зле. Его учило суровое время тактике и стратегии использования своей агентуры в стане противника.

На войне такие уроки поучительны вдвойне.

* * *

За захватом и разгромом Польши пришел черед и других государств на Европейском континенте. Австрийским аншлюсом, оккупацией Франции, Чехии, Югославии, Бельгии, Норвегии и других стран готовился своеобразный плацдарм для нападения на СССР. Как писал Ю. Бондарев, «рейхсминистр Геббельс резко-пронзительным голосом «под фюрера» еженедельно сообщал о предсказанных самим роком победах немецкого оружия, и переполненный зал, вздымая к трибуне руки, чернея нарукавными свастиками, по-бычьи неустанно ревел тысячами глоток: «Зигхайль!» Бледные лбы лоснились. Глаза горели горячечным огнем исступления. В них была неутоленная жажда завоевателей мира. Они пели гимн Хорста Весселя. В нем звучали неистовая преданность кровавому братству СС и разрушительная свирепость новорожденных нибелунгов двадцатого века. На паучье-черных штандартах, символах разрушения и непреклонности, вея смертью, ядовито сверкали незримые полудевизы-полузаклинания: «Германия превыше всего!», «Совесть – химера!», «Убивай, убивай!..»

Активно против Советской России заработали немецкие спецслужбы: военная разведка – абвер, главное управление имперской безопасности – РСХА, управление внешней разведки нацистской Германии. У руля этих разведывательно-диверсионных органов стояли соответственно вышколенные специалисты «плаща и кинжала» – Канарис, Гейдрих и Шелленберг. Но первую скрипку в карательной политике Третьего рейха, конечно же, играл рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Одиозной фигурой в этой тройке был Рейнхард Тристан Гейдрих.

Этот человек был невидимым стержнем, как говорил о нем Шелленберг, вокруг которого вращался нацистский режим. Развитие целой нации косвенно направлялось им. Он намного превосходил коллег-политиков и контролировал их, так же как он контролировал огромную разведывательную машину СД…

Сентиментальный музыкант, романтический моряк, хитрый и жесткий шеф РСХА, прекрасный фехтовальщик, коллекционер женщин, образцовый отец, грациозный наездник и бесстрашный летчик-истребитель – всё это одно лицо, имя которому Рейнхард Гейдрих.

А Гиммлер о своем коллеге добавил:

«Он обладал необычным даром оценки людей и мог предсказать с поразительной точностью поступки не только врагов, но и друзей».

Вот каким зубрам спецслужб пришлось противостоять нашим разведчикам и контрразведчикам в годы войны.

События сороковых роковых постепенно приближались к нашим границам. Уже шел роковой 1941 год. По каменным торцам, по брусчатке, по асфальтным магистралям и гужевым дорогам европейских государств гулко гремели стальные траки мощных танковых колонн вермахта.

Уже властно звучала резкая, лающая немецкая речь коричневых «сверхчеловеков – людей без нервов» на улицах городов и сел Балкан и в песках пустыни на подступах к Александрии.

Уже отборные немецкие дивизии сосредотачивались у границ с Советским Союзом. Это был апогей германского фашизма, подмявшего почти всю Европу и заставившего покоренные в короткое время страны работать на военную машину Гитлера, направленную на восток – главную цель Третьего рейха.

Уже без маскировки гудели дизельные моторы танков и тягачей.

Уже в открытую рыскали в небе над нашей территорией стервятники люфтваффе.

Ветер тщательно подготовленной войны гнал темные тучи скорых боевых действий с запада на восток.

* * *

В последние годы Гитлер страдал неукротимой бессонницей. Работал много – поздно ложился и рано вставал. Хотя до этого и любил понежиться в постели. Были случаи, когда он просыпался ближе к полудню. Как истый аскет в быту и неприхотливый в еде, он утром выпивал стакан молока или фруктового сока, съедал одну или две булочки, ломтик мармелада или фруктовое желе. Как вегетарианец на обед он заказывал вареные овощи. Овощной суп. Омлет из овощей со свекольной ботвой и компот из фруктов.

Утром после приема пищи он гулял, потом садился за письменный стол и просматривал государственные бумаги, собравшиеся за сутки. Этот процесс ему не нравился – он не любил бумаги, презирал их, потому что они были холодны, немы и не способны были слушать фюрера.

После просмотра бумаг – этой настоящей для него пытки фюрер приглашал к себе адъютанта и «тренировался» в ораторском искусстве. Он успевал говорить с подчиненным о политике и бизнесе, об истории и астрологии, о Карле Великом и Наполеоне, о религии и большевиках…

Он любил, когда его кто-то слушает и не возражает ему. А ещё ему нравилось опаздывать на совещания с военными, – этой привычкой он как бы говорил: пусть знают, как занят их главнокомандующий!

После этого вставал из-за длинного письменного стола, обводил взглядом гобелены, висевшие на стенах его огромного кабинета, подходил к большому глобусу на подставке из черного дерева и мысленно обнимал земной шар.

«Какой он маленький, совсем как футбольный мяч, – рассуждал он, – пни ногой моей победоносной армии, и он покатится в нужную сторону мировых ворот. А вообще планета Земля может и исчезнуть и раствориться в космическом пространстве. Но это случится тогда, когда арии оседлают другие планеты, лучше подготовленные к существованию человека».

Потом его взгляд сосредотачивался на одной шестой суши, занимаемой большевистской Россией, и тут же накачивался мистической ненавистью ко всем её обитателям, независимо от профессии, национальности и вероисповедания. Все люди этой страны для него были нелюдями, которым он вынес один вердикт – уничтожить «брак природы».

Затем он приглашал в кабинет генералитет – руководителей генштаба. Как правило, слушал доклады невнимательно, часто осыпал докладчиков колючими репликами. Когда ему надоедало слушать военного, он прерывал его доклад и разражался мощным, напористым потоком монолога, порой не имеющего никакого отношения к обсуждаемому вопросу. Генералы уже улавливали по мимике и жестам фюрера, когда им стоит замолчать и внимательно вслушаться в разглагольствования вождя нации.

Из-за непропорциональности фигуры – длинный торс и короткие нижние конечности ему приходилось чаще переставлять ноги, поэтому многим его подчиненным казалось, что он вечно спешит. Одевался он скромно – летом облачался в коричневую рубашку, заправленную в военные бриджи, и сапоги. В прохладное время фюрер надевал френч серо-зеленого цвета, а в холодный сезон экипировался в длинное кожаное пальто с широким поясом. Во время пребывания на оборонных заводах и полигонах он любил поднимать воротник плаща. Как ему казалось, в таком положении он казался выше. Военная фуражка с высокой тульей была обязательным атрибутом его одеяния во время поездок по стране и в зоны боевых действий.

Его соратники сверкали орденами, а он носил только два знака отличия – простой солдатский Железный крест, полученный в Первую мировую войну, и золотой значок члена нацистской партии.

Он любил свою резиденцию в Бергхофе, окруженную горными вершинами, покрытыми снегами, зеленью и голым камнем. Здесь, в резиденции, запрещалось курить и распивать крепкие напитки. Именно тут обговаривались главные военно-экономические проблемы в кругу своих соратников, но принимал окончательное решение по ним, конечно же, сам фюрер. Здесь же зарождались планы европейских агрессий…

* * *

За год до начала войны в кабинете рейхсканцлера собрались нужные для важного совещания люди. Гостями кабинета в «орлином гнезде» были Геринг, Геббельс, фельдмаршал Кейтель, генералы Йодль, Браухич, Гальдер, несколько офицеров оперативного управления штаба вермахта, Розенберг и двое стенографов. Гитлер, как и положено, прибыл с опозданием. Он, ни на кого не глядя, быстро поприветствовал собравшихся соратников лениво приподнятой рукой с открытой ладонью, короткими и быстрыми шажками пересек по диагонали кабинет и, приблизившись к огромному глобусу, заявил:

– То, что вы услышите сейчас, – важная государственная тайна. Это решение продумано мною до деталей и должно стать основой плана «Барбаросса». В форме приказа его оформит Йодль. Война с Россией – это должны вы все твердо усвоить и довести до каждого подчиненного по цепочке – это война особая, она не может вестись по-рыцарски. Эта война идеологических и расовых противоположностей, и её надо будет вести самым резким, самым безжалостным способом. Еврейско-большевистская власть в Советской России должна быть сокрушена окончательно, а её главные носители в лице комиссаров истреблены все до единого. Еврейство и советская власть должны быть уничтожены…

Он говорил всё быстрее и быстрее. Его лающий голос звучал в кабинете всё громче и громче, пока в уголках губ не показалась белая пена. Некоторые его слушающие брезгливо поморщились.

Гальдер быстро перевел свой взгляд с лица бесноватого фюрера на кипу бумаг, лежащих на столе, и подумал:

«Всё, Адольф закипел. Пена уже показалась. Монолог кончится, и сейчас он всех нас разгонит по своим местам работы».

Но прогноз начальника генерального штаба сухопутных войск Германии не оправдался, Гитлер уже спокойным тоном стал возлагать важные задачи на отдельных нацистских бонз.

На этом совещании он нарезал конкретные обязанности. Гиммлеру – проведение «специфических задач» с учетом борьбы с идеологическим противником. Герингу – контроль по использованию всех экономических ресурсов СССР для немецкой индустрии. Розенбергу – разработка проекта государственного устройства России после победоносного окончания войны, то есть расчленение Страны Советов.

До начала войны оставался один год…

«Барбаросса» в походе

Вечером 21 июня немецкие офицеры получили специальные директивы касательно предстоящих боевых действий. Многие из них приветствовали очередное проявление мудрости и дальновидности фюрера и рассуждали, что Россия – трамплин на пути Третьего рейха к мировому господству.

В полученных директивах оговаривалась коллективная ответственность жителей тех деревень, вблизи которых будут обнаружены партизаны. Тогда же был распространен и печально знаменитый «приказ о комиссарах», согласно которому политруки Красной Армии, коммунисты, евреи и партизаны должны были передаваться в руки СС и тайной полиции – гестапо для их ликвидации. Большинству штабных офицеров и всем офицерам разведки был доведен приказ фельдмаршала фон Браухича от 28 апреля 1941 года, подводящий базу под взаимоотношения между армейским командованием и эсэсовскими зондеркомандами, которые должны будут действовать в зоне ответственности боевых подразделений.

Именно на войска СС и службу безопасности возлагалось выполнение «специальных» задач в заключительной фазе «решительной борьбы между двумя противоположными политическими системами». В конечном итоге так называемый «приказ о юрисдикции» лишал русское гражданское население права жаловаться на действия оккупационной армии и освобождал солдат вермахта от всякой ответственности за совершение преступлений против жителей оккупационных земель, будь то убийство, насилие или грабеж.

Приказ, подписанный 13 мая 1941 года фельдмаршалом Кейтелем, объяснял нацистскую жестокость следующим образом:

«Катастрофа 1918 года и последовавший за ней долгий период страданий немецкого народа, а также борьба против национал-социализма, повлекшая множество кровавых жертв, – вина за всё это ложится на большевиков и тех, кто поддался их влиянию. Ни один немец не должен об этом забывать».

По существу, эти приказы и директивы гитлеровцев были не чем иным, как оправданием массовых убийств…

* * *

С началом Великой Отечественной войны центр вооруженной борьбы переместился с западных фронтов на советско-германский фронт, где развернулись ожесточенные сражения. Группировка фашистской Германии насчитывала 5,5 млн. солдат и офицеров, более 47 тыс. орудий и минометов, около 4,3 тыс. танков и штурмовых орудий и до 5 тыс. боевых самолетов. Этой мощной армаде вермахта, укомплектованной отборными кадровыми соединениями, противостояли советские войска западных приграничных округов, насчитывающие 2680 тыс. солдат и офицеров, 37,5 тыс. орудий и минометов, 1475 танков «КВ» и Т-34, 1540 боевых самолетов новых типов, а также значительное количество танков и самолетов устаревших конструкций.

Вероломное вторжение агрессор начал мощными группами армий «Север», «Центр» и «Юг», соответственно под командованием фельдмаршалов фон Лееба, фон Бока и фон Рундштедта на трех стратегических направлениях – из Восточной Пруссии – на Ленинград, из района восточнее Варшавы – на Минск и далее на Москву, из района Люблина – на Житомир и Киев. Основную ударную мощь вермахта составляли крупные танковые и моторизованные соединения, применение которых мощными «броневыми кулаками и клиньями», по замыслу их родоначальника генерал-полковника Гудериана, приносило победы на Западе.

* * *

22 июня 1941 года стало для молодого чекиста рубежом, с которого началось восхождение его на пик тонкой и ответственной практической работы и разведчика, и контрразведчика.

Надо отметить, что уже в самом начале Великой Отечественной войны в активную борьбу с немецкими войсками включилось население охваченных военным лихолетьем районов. Это были первые проявления могучего партизанского движения, которое со временем серьёзно потрясёт вражеский тыл. Сообщения об участии населения в борьбе с врагом, партизанских действиях поступали отовсюду.

Вопросы борьбы с противником остро встали и перед госбезопасностью. В первые же дни войны Сталин потребовал развернуть широкую и глубокую разведывательно-диверсионную работу. Для этих целей в НКГБ было сформировано специальное подразделение – Особая группа при Наркомате внутренних дел. Возглавить её было поручено Павлу Анатольевичу Судоплатову. Он писал, что начальникам всех служб и подразделений в системе НКГБ вменялось в обязанность оказывать помощь и содействие сотрудникам этой группы.

Главными задачами Особой группы были:

– ведение разведывательных операций против Германии и её сателлитов,

– организация партизанской войны,

– создание агентурной сети на территориях, находившихся под немецкой оккупацией,

– руководство специальными радиоиграми с немецкой разведкой с целью дезинформации противника.

Осенью, а точнее в октябре 1941 года, Особая группа в связи с расширенным объёмом работ была реорганизована в самостоятельный 2-й отдел НКВД в непосредственном подчинении Берии. Потом это подразделение расширилось и стало легендарным 4-м управлением НКГБ, засылавшим партизанские формирования, отряды, группы в тыл к немцам, включая в их состав опытных офицеров-разведчиков и радистов.

Не раз Александр вспоминал слова Льва Толстого из романа «Война и мир», где великий гуманист своего времени писал о «поднятой дубине народного гнева» и недовольства нашествием французских войск Наполеона. Эта гневная партизанская дубина долбила и долбила врага до тех пор, «пока не погибло всё нашествие».

Заметно росла бесконечная патриотическая готовность советских людей бить немца с оружием в руках в любых условиях и на любых рубежах…

18 июля 1941 года ЦК ВКП(б) принял постановление «Об организации борьбы в тылу германских войск», что явилось солидным подспорьем и конкретным целевым указателем в организации дальнейшего развертывания партизанских действий.

* * *

В это время за сотни километров от советской границы, в Германии происходили радостные события. На аэродроме Гроссенхайн творилось что-то невообразимое. Сквозь надрывный вой авиационных моторов и режущих со свистом лопастей самолетных пропеллеров прорывались дикие, исступленные выкрики авиатехников и представителей других служб аэродромного обслуживания. Из садившихся «юнкерсов», освободившихся от бомб на советской территории, вываливались летчики и тут же попадали в объятия своих коллег. Героев люфтваффе Геринга подбрасывали в воздух в знак их успешной «работы» и благополучного возвращения…

А в штаб-квартире адмирала Канариса в одном из кабинетов готовилось совещание. Офицеры громко переговаривались, обсуждая первые удачные дни гитлеровского «блицкрига». Один из сотрудников военной разведки Вилли Шмундт расписывал коллеге богатства России и красоту «руссиш фрейлейн» – он уже бывал в Советском Союзе в качестве переводчика при строительстве тракторного завода на Волге – в Сталинграде. Офицер восторгался вкусом русской водки, горячими бедрами красавиц-славянок и просторами России.

«О, русские красавицы, несмотря на холодный климат, всегда горячи, – хихикнул Вилли. – Они любят крепко, очень крепко, так крепко, что можно умереть. Поверьте мне».

Свидетелем этого разговора был двадцатитрехлетний обер-лейтенант абвера Курт Браун. Он уселся поудобнее и с брезгливой благосклонностью продолжал слушать болтовню Вилли Шмундта.

«Для таких скотов, – подумал Браун, – предел мечтаний – дармовая водка и славянские женщины. Впрочем, так и должно быть: избранным – всё, черни – объедки с господского стола. Этим типам хорошо придется потрудиться, прокладывая для элиты нации путь к богатству и могуществу. Не исключено, что своими костями…»

Дальше развить свои размышления не дала резко прозвучавшая команда «Ахтунг!».

Сразу же все смолкли.

В кабинет вошел начальник отдела Абвер-2 полковник Лахузен.

– Господа офицеры! – Голос его звенел на высшей ноте. – Вы являетесь свидетелями и участниками выдающегося исторического события – час назад фюрер начал войну против большевистской России! Да, да, начал. Война уже идет. Россияне бегут по всему фронту. Но это не значит, что наша служба должна стоять в стороне. Вермахт ждет от нас помощи. Возможности противника, надо сказать самокритично, пока мы знаем ещё слабо. Агентурный аппарат недостаточен ни количественно, ни тем более качественно, но мы победим с нашим фюрером…

– Хайль Гитлер! – дружно рявкнули, вскакивая из-за длинного дубового стола, офицеры.

Вскоре после этого совещания на аэродром была направлена группа абверовских диверсантов. Этим головорезам, переодетым в форму советских военнослужащих, надлежало срочно десантироваться с парашютов южнее местечка Яворов Львовской области. В их задачу входило:

– подрыв железнодорожных мостов на участке Львов – Перемышль,

– вывод из строя линий связи,

– расправа с мирным населением, сочувствующим советской власти, и организаторами колхозов.

В группу входили эмигранты из Прибалтики, польские уголовники и восемь украинских националистов из ОУН Степана Бандеры. Кроме всего прочего им поручалось в тылу Красной Армии ночами, чтобы не привлекать внимание путейцев и чекистов, взрывать железнодорожное полотно, разбирать его звенья и сбрасывать рельсы под мосты, откосы и в глубокие овраги.

С первых дней войны подобные зондеркоманды, спустившиеся с небес, порой сами выбирали себе объекты для диверсий: склады ГСМ и с боеприпасами, военные автоколонны и тыловые подразделения и прочее. Небольшие отряды красноармейцев, выходивших из окружения, тоже часто становились жертвами этих команд.

Захваченные военными контрразведчиками вражеские парашютисты показывали, что их команды укомплектованы в основном выпускниками двух учебных центров – в Тегеле под Берлином и в Квинцзее близ Бранденбурга. Один специализировался на подготовке чисто диверсантов, а другой – диверсантов и террористов. Занятия продолжались шесть месяцев, и выпускники предназначались для действий на территории СССР, и прежде всего на Украине, в Белоруссии и Прибалтике.

И уже 24 июня 1941 года, на третий день войны, Совет Народных Комиссаров СССР принимает специальное правительственное постановление «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе». Территориальные органы НКВД обязаны были создавать на местах истребительные батальоны для уничтожения диверсантов.

* * *

В особом отделе Юго-Западного фронта военные контрразведчики не только боролись с диверсантами путем применения чекистско-войсковых операций, но и осуществляли перевербовку захваченной абверовской агентуры. Анализ работы по этой линии показывал, что германское военное командование и абвер по-прежнему делали ставку на разложение нашей армии, на бредовую идею «пятой колонны», якобы существующей в Советском Союзе. Это был большой просчет руководителей вермахта и спецслужб Третьего рейха при разработке стратегии войны против Советской России.

«Ступив на нашу землю, – писал известный военный контрразведчик, участник войны, генерал-майор М. А. Белоусов, – гитлеровцы, естественно, начали искать опору своему «новому порядку» среди местного населения и военнопленных. Бесчеловечный и извращенный по своей сути, фашизм стремился растлить всё вокруг себя. От истории никуда не уйдешь – были у советской власти враги явные и тайные, всплыли на поверхность недобитые махновцы и петлюровцы, воспрянули духом затаившиеся бывшие нэпманы и кулаки, польстились на щедрые посулы люди, не имеющие твердых моральных устоев и принципов. Одни рядились в форму полицейских, других захватила жажда наживы, третьи с «парабеллумом» и взрывчаткой за пазухой забрасывались в советский тыл.

Но опять-таки история неопровержимо доказала: не они делали погоду. И даже в период самых «блистательных» побед вермахта их предательские душонки холодил страх неотвратимого возмездия.

И сейчас, перебирая в памяти основные операции, которые проводил в то время (да и потом) особый отдел фронта, я не могу вспомнить ни одной, где бы чекисты действовали обособленно, только своими силами. Везде и всегда у нас были десятки, сотни добровольных помощников…

Осенью 1941 года, когда размеры угрозы, нависшей над нашей страной, осознал каждый советский человек, мы, чекисты, в полной мере оценили, каких замечательных людей воспитал наш строй…

Рабочие и колхозники, школьники и домохозяйки всегда и во всем старались помочь нам…»

Эти слова сказал человек, знавший работу военных контрразведчиков в годы войны не понаслышке. Он прошел всю войну от начала до конца в «шинели оперативного работника».

Заботой советского правительства о повышении качества работы военных чекистов было преобразование в середине июля 1941 года органов военной контрразведки НКО в особые отделы НКВД СССР.

Воинские звания оперативного состава были изменены на специальные звания. Так, звание «младший лейтенант госбезопасности» было равнозначно воинскому – старшего лейтенанта или политрука. Звание «лейтенант госбезопасности» – капитана; «старший лейтенант госбезопасности» – майора; «капитан госбезопасности» – полковника; «майор госбезопасности» – генерал-майора; «старший майор госбезопасности» – генерал-лейтенанта; «комиссар госбезопасности» – генерал-полковника.

* * *

Первые дни войны оказались для СССР трагичными. Но, как вспоминал А. П. Святогоров, настрой у всех чекистов его подразделения был боевым.

Из воспоминаний А. П. Святогорова:

«До глубины души потрясали быстро написанные нашими поэтами и композиторами песни о войне. Особенно часто звучала по радио песня «До свиданья, города и хаты…»

Я её до сих пор знаю наизусть. Слова попали точно в цель. Их приняли наши сердца. Вот только послушайте:

До свиданья, города и хаты,

Нас дорога дальняя зовет,

Молодые, смелые ребята,

На заре уходим мы в поход.

На заре, девчата, выходите

Комсомольский провожать отряд.

Вы без нас, девчата, не грустите —

Мы придем с победою назад.

Мы развеем вражеские тучи,

Разметем преграды на пути,

И врагу от смерти неминучей,

От своей могилы не уйти.

Наступил великий час расплаты,

Нам вручил оружие народ.

До свиданья, города и хаты, —

На заре уходим мы в поход.

Эта песня звучала у нас на привалах партизанки, в вагонах военных эшелонов и даже после войны, когда собирались коллеги на какие-то торжества по квартирам…»

Надо сказать, что песня «До свиданья, города и хаты…» («Походная») была напечатана в газете «Правда» 29 июня 1941 года. Слова песни написал смоленский поэт Михаил Исаковский, а музыку сочинил Матвей Блантер.

По окончании ускоренного курса обучения Святогорова направляют в контрразведывательное подразделение по борьбе с агентурой немецко-фашистских спецслужб, начавшей довольно-таки активно действовать с первых же дней войны на территории Запорожской и других южных областей Украины.

Дело в том, что в этих краях находилась широкая вербовочная база для приобретения фашистами своей агентуры. Здесь проживало большое количество немецких колонистов, которые могли стать и становились, как выяснялось позже, серьезной «пятой колонной» для наших войск. Зов крови, зов предков и соответствующая психологическая обработка делали своё черное дело.

Уже пылали города и села Украины и Белоруссии.

Уже на этих территориях устанавливался «новый порядок», – два страшных для наших людей слова, по буквам которых стекала невинная человеческая кровь. Но этот «новый порядок» не столько пугал наших людей, сколько толкал их на подвиги. Они осознанно уходили в бессмертие – предпочитая смерть жизни на коленях. Уходили из жизни, как герои без всяких натяжек.

Уже над самым высоким флагштоком в Европе – Эйфелевой башней развевался красный нацистский флаг с черной в белом круге свастикой, похожей на скорчившегося в муках человека.

Уже пали Австрия и Чехословакия, Норвегия и Бельгия, Голландия и Франция, Греция и Югославия.

И казалось, не было такой силы, которая могла остановить гитлеровские полчища. Они броневыми клиньями вбивались в наши просторы Гудерианом, Хёпнером и Манштейном. Наше небо заполонили стервятники Геринга из люфтваффе. Это было опасное время по последствиям, надо прямо признаться, растерянности и отступления. А потому трудно было предположить, чтобы начальник генерального штаба сухопутных сил вермахта смог пророчески написать в своем дневнике:

«Мы недооценили силу русского колосса не только в сфере экономики и транспортных возможностей, но в чисто военной…»

Правда, эти строки стали известны уже после войны. Так же, как и слова, сказанные фельдмаршалом Эвальдом фон Клейстом английскому военному историку Лиддл Гарту о том, что «…уверенность Гитлера в победе была во многом связана с надеждой на то, что немецкое вторжение вызовет политический переворот в России…»

Не получилось!

Тот же Клейст вспоминал ремарку Гитлера Йодлю:

«Нам достаточно стукнуть в русскую дверь, и вся их социальная система немедленно развалится…»

Не получилось!

И всё же уверенность в том, что Советский Союз и его Красная Армия уже разбиты, владела Гитлером и его многими генералами.

* * *

Опьяненные первыми успехами на фронте с ощущением близкой победы гитлеровские спецслужбы, и в частности абвер, сами для себя создали иллюзию «широкого выбора». И действительно, поначалу из темных подворотен к ним хлынула нечисть всех мастей и оттенков, и абверовцы наивно полагали, что источники эти неиссякаемы. Поэтому немецкие разведчики не очень-то заботились об отработке прочных легенд своим новоиспеченным агентам. Видимо, они считали, что если два-три источника их провалится за линией фронта, то в этом большой беды не будет – подобные задания выполнят другие. Военнопленных горы! Рабочих славян полно в Германии! Некоторые типы из оккупированных территорий тоже не прочь заработать, не говоря уже о советских гражданах немецкой национальности.

Враг стремительно приближался к городу. Начальник местного управления НКВД полковник Леонов проникся к своему молодому подчиненному Александру Святогорову глубокой симпатией, считая его деловым, думающим и смелым работником.

Слово Святогорову:

«Восемнадцатого августа немцы подошли вплотную к Запорожью. Оперативный отряд нашего подразделения в количестве 150 чекистов, заранее сформированный по приказу полковника Леонова, начальника местного управления, занял оборону на окраине города. А вокруг сплошная паника. В городе тоже. Из города бежит народ, бегут почти все директора предприятий. Люди ждут сообщения по радио, когда же немцы захватят Запорожье. А они всё не захватывают…

За полтора месяца, пока мы вместе с армией держали оборону города, некоторые предприятия удалось размонтировать и вывезти.

3 октября, когда стало совершенно ясно, что город не удержать войскам, Леонов отобрал десять человек (я был среди них) и поставил оперативникам диверсионно-террористическую задачу: перед отступлением надо успеть взорвать телеграф, телефонный узел, передвижные склады боеприпасов и ГСМ и ещё десяток каких-то оперативно значимых объектов. Поставленная задача была выполнена, как говорится, «точно и в срок».

Кроме того, мы в ходе подрывных акций уничтожили несколько десятков гитлеровских солдат и офицеров. Они подрывались на заложенных нами минах и фугасах на улицах и в домах, на площадях и в скверах.

Кроме того, до прихода немцев в город мы ещё успели уничтожить и поджечь здание НКВД. Потом уже, поздно ночью, известными только нам тропами выбирались из города. Все мы были в гражданской одежде и имели в своем распоряжении одну машину, десятки раз, наверное, ремонтированный неказистый «фордик»…

Полковник Леонов меня почему-то заметил и сделал своим адъютантом. Вскоре он стал начальником разведки Украины и взял меня в своё управление. Но в феврале 1942 года он погиб при выполнении ответственного боевого задания».

* * *

Вели себя оккупанты в Запорожье как настоящие хозяева, не церемонясь с местным славянским населением. Обращались с горожанами этого крупного украинского промышленного города по-скотски. Требовали 14-часового рабочего дня не только от взрослого населения, но и от детей. Это было время страха и разбоя. За непослушание людей гноили по изоляторам, тюрьмам, отправляли в концлагеря, угоняли на работы в Германию и просто убивали – расстреливали и вешали.

Часто можно было прочесть на заборах и стенах домов приклеенные объявления аналогичного толка – с угрозой расстрела за невыполнение приказов немецких оккупационных властей.

Видя эти людоедские поступки гитлеровцев, Александр не раз вспоминал в детстве прочитанный роман Теодора Драйзера «Финансист» со сценой медленного убийства омаром каракатицы и рассуждения по этому поводу главного героя произведения юного Фрэнка Каупервуда.

Этот эпизод он воспроизвёл почти до мельчайших подробностей, связав его с реалиями наступивших событий.

«Каракатица не могла убить омара – у неё для этого не было никакого оружия. Омар мог убить каракатицу – он прекрасно вооружен. Каракатице нечем было питаться, перед омаром была добыча – каракатица. Существовал ли другой исход? Нет, она была обречена. Так устроена и наша жизнь, так всё живое и существует – одно за счет другого. Омары пожирают каракатиц и других тварей. Кто пожирает омаров? Разумеется, человек. А кто убивает людей массово? Войны! Сильный убивает слабого. Немец сильный. Это видно по темпам нашего отступления. Мы гибнем тысячами. Так неужели враг – это омары, а мы – каракатицы. Думаю, что нет. У нас есть чем защищаться и что защищать. Главное в борьбе – дух непокорности! Он у нас есть, а эта силища – необоримая…»

Интересна одна деталь, именно из этого города произойдет первая утечка информации о готовящейся нацистами военной операции под Курском. Дело в том, что в феврале 1943 года Гитлер прибыл в Запорожье и провел там трехдневное совещание с высшим командным составом. На совещании присутствовали бонзы вермахта – Манштейн, Йодль, Клейст и многие другие военачальники. Гитлер выступил с пространной речью и потребовал от своего генералитета принять все меры для того, чтобы остановить продвижение Красной Армии на запад. Он приказал подготовить летом того же года мощное наступление в районе Орла и Белгорода, которое, по его замыслу, должно будет привести немцев к конечной победе. Вначале он говорил тихо, потом стал всё больше и больше распаляться и, наконец, войдя в неистовство, а скорее в исступление, стал назидательно с выпученными красными глазами итожить свое выступление:

– Мы создали такие танки, такие самолеты и такие орудия, каких до сих пор ни у кого в мире нет и в обозримом времени не будет. Поэтому я решил подготовить и провести грандиозное сражение, каких ещё не знала мировая история. Колоссальной силой оружия, созданного гением немецкого народа, мы окончательно и навсегда уничтожим Красную Армию и сделаем это в самом сердце России…

В этом маньяке, всё ещё одержимом жаждой реванша и мирового господства, казалось бы, не признающем никаких трезвых расчетов, невежество и сумасбродство сочетались с дьявольской хитростью. Но эта хитрость была не совсем мягкой, а скорее совсем не мягкой по отношению к военным. Он, имевший воинское звание ефрейтор и носивший простой солдатский Железный крест, недолюбливал генералитет, сверкавший орденами и медалями. Он считал, что все поражения на фронтах – «заслуга» исполнителей его разумных приказов, надиктованных Провидением. Он же себя считал стратегом, полубогом, которому предстоит утвердить господство одной страны Германии над всем миром, над всем человечеством, одной нации – немецкой.

Речь, конечно же, шла о будущем сражении под Курском. Он потребовал от военных сделать всё, чтобы подготовительный период этой операции прошел в рамках максимальной секретности. Но так случилось, что через два дня после этого совещания о плане гитлеровцев уже знал Николай Иванович Кузнецов, а затем и Центр…

* * *

Для отряда потянулись дни ожидания – получения очередного указания на проведение других операций. И вот неожиданно по рации Александру Святогорову было приказано – срочно перейти линию фронта и принять неотложные меры по уничтожению военного коменданта города Харькова генерал-майора Георга фон Брауна и собрать конкретные разведданные.

До этого гитлеровский вояка командовал 68-й пехотной дивизией и проживал в так называемом «доме Хрущева». Дело в том, что в этом уютном доме действительно некоторое время обитал первый секретарь Компартии Украины Никита Хрущев.

Чекисты достойно выполнили приказ – незамеченными вышли к цели и вскоре оказались во второй столице Украины.

Слово Святогорову:

«Ещё перед тем, как Харьков захватили немцы, нами была создана там довольно-таки широко разветвленная и глубоко законспирированная наша агентурная сеть. Мне поручили через агентуру получать, а затем сообщать данные о том, как ведут себя немцы, какие здания занимаются под штабы, где размещаются арсеналы с боеприпасами, как охраняется боевая техника, что происходит в оккупированном городе, а также организовать серию диверсионно-террористических актов против оккупантов.

В особняке, где поселился Георг фон Браун, нашей агентурой заблаговременно были установлены два мощных взрывных устройства. Это были мины. Причем одна из них – неизвлекаемая радиомина новейшего образца, разработанная легендарным минером, моим другом Ильей Григорьевичем Стариновым. Он тоже принимал участие в маскировке этих устройств в особняке, а если точнее, то руководил этой закладкой.

Надо отметить, что дом фон Брауна усиленно охранялся, особенно в периоды совещаний и приемов. Через своего человека, работающего у немцев, мы вскоре узнали, что у генерала должны собраться гости. И вот в тот момент, когда в помещение шефа набился цвет немецкого офицерства, раздался огромнейшей силы взрыв. Эхо его разнеслось по всему городу. Под облаком дыма, пыли, кирпичного крошева и обломков, обвалившихся с потолка и со стен, погибло около двух десятков высших офицеров вермахта и спецслужб.

Фашисты заметались в надежде найти исполнителей диверсионно-террористического акта, но безуспешны были их шаги…

Они буквально шалели от злости в поисках советских диверсантов».

* * *

Город после захвата его немцами больше походил на каменоломню – разваленные стены многоэтажных домов, воронки от бомб во дворах, на улицах трупы коров и лошадей с вздувшимися животами. По городским улицам и пустырям бродили стаи голодных бездомных собак и кошек. Черные обгоревшие остовы печных труб домов местных жителей тяжело задевали психику оперативников. Но они не теряли надежды на победу над врагом, считая любую удачную свою операцию вкладом в святое дело борьбы с оккупантами.

Группа оперативников харьковской резидентуры, в которую входил и Святогоров, обратила внимание на то, что, кроме отлова и направления местных жителей на работу в Германию, в Харькове и его окрестностях зондеркоманды охотились за девушками арийского типа внешности. Мотаясь по городу и области на машинах, они отбирали молодых, сильных, белокурых женщин и направляли их в специальный лагерь, якобы для каких-то расовых экспериментов. Потом их всех вывезли в Германию. Ходили слухи, что девушек определили в публичные дома для офицеров СС и вермахта.

Однако после окончания войны стало известно, что они стали жертвами программы «Лебенсборн». В переводе с немецкого языка это слово означает «источник жизни» или «родник жизни». Так назывался один из проектов Третьего рейха, в рамках которого нацистами проводились селекционные работы по превращению германской нации в расу господ. Официальная идеология национал-социализма особо подчеркивала, что долгом каждой немецкой женщины является рожать расово полноценных детей независимо от того, рождены они в семье или вне брака. Поощрялась беременность от членов СС, как наиболее приемлемых и чистых в расовом и политическом отношении. Накануне родов девушек направляли в один из двадцати специальных родильных домов, где им обеспечивали надлежащий медицинский уход. Там истинные арийки имели возможность тайно производить на свет своих незаконнорожденных детей. В целях секретности сведения о родителях – отцами часто были офицеры СС – хранились в специальных папках отдельно от списков новорожденных, зарегистрированных в местном городском совете. Многие матери из-за боязни позора или по материальным соображениям отдавали таких детей приемным родителям или вовсе отказывались от них.

Наиболее трагично сложились судьбы этих детей в Норвегии. Нацисты были очень неравнодушны к норвежкам, в жилах которых текла кровь викингов. Высокие белокурые блондинки с голубыми глазами из норвежских фьордов приравнивались к немкам. Поэтому после вторжения немецких войск в эту страну командиры всех степеней всячески побуждали солдат и офицеров к интимным связям с норвежскими женщинами – здоровому арийскому сексу. В послевоенное время как детям, так и их матерям пришлось испытать на себе весь гнев освобожденных соотечественников. Их презирали, и отмечались нередкие случаи физических оскорблений.

Заодно по всей Европе люди из ведомства Гиммлера выискивали и отбирали детей с арийской внешностью и направляли для адаптации в «расово благонадежные» немецкие семьи и приюты. То же делалось и со славянскими девушками, подпадающими под «нужные размеры расового лекала». Правда, их размещали в специальных замках СС.

Нацисты законодательным путем запрещали арийским женщинам делать аборты. Бездетные пары подвергались гонениям и клевете. С января 1934 года они начали массовую стерилизацию более чем четырёх тысяч человек, включая пациентов психиатрических клиник, проституток, преступников, некоторых бедняков и чернокожих немцев. В сентябре 1935 года принимается закон о защите немецкой крови и чести, запрещающий немцам нееврейского происхождения иметь связи с евреями.

С июля 1938 года новое брачное законодательство разрешило арийским девушкам вступать в брак в возрасте шестнадцати лет и упрощало процедуру развода в случае бесплодия партнеров. Гиммлеровская пропаганда освобождала немцев-мужчин от материальных обязательств к будущим матерям и их детям – эту заботу брало на себя нацистское государство.

В октябре 1939 года гитлеровцами запускается программа эвтаназии, в результате которой было умерщвлено более ста тысяч умственно отсталых детей и взрослых.

Шел 1943 год. Мужское население Германии резко пошло на убыль. В марте того же года нацистское руководство с целью борьбы со стремительно падающим уровнем рождаемости устанавливает смертную казнь для врачей, делающих аборты арийским женщинам.

Сама программа «Лебенсборн» делилась на две части: создание новой расы, которая, по замыслу эсэсовцев, должна была с 2012 года начать вытеснять с Земли всех прочих её обитателей, и системы управленцев, в руки которых перейдет руководство территориями.

«Дети Гиммлера», выращенные в программе «Лебенсборн», пришли во власть и управляют не только финансовыми потоками, но и политическими и идеологическими комбинациями во всем мире.

«Во время Великой Отечественной войны, – писал в газете «Ступени» № 21 2008 года исследователь этой проблемы Рудаков, – перед захватом Харькова немецкая агентура собрала все сведения о девушках определенного типа внешности, проживавших в городе. И как только дивизия СС вошла на территорию Харьковской области, зондеркоманды на мотоциклах объехали все адреса, собрали всех этих девушек в определенном месте и отдали в распоряжение элитных подразделений СС.

Детей, родившихся от этого и подобного ему контактов, немцы вместе с матерями переправили в Германию, где им делалось переливание плазмы крови, предварительно заговоренной. Вот из этих малышей и растили будущую новую расу… В момент расцвета (гиммлеровского ведомства. – Авт.) у СС было 117 замков, где проходило воспитание этих детей… замки были построены на местах силы – то есть в местах выхода энергии, оказывающей мощнейшее воздействие на человека, его психику и способности…

После войны новые немцы ушли на запасные базы в Латинской Америке, на Ближнем и Среднем Востоке и в Средиземноморье».

Действительно, в этих краях после сорок пятого года появилось много полузакрытых и закрытых немецких колоний с замками, окруженными неприступными бетонными заборами. Нельзя исключать того, что там прятались и крупные фашистские военные преступники. Тому подтверждение выход израильской разведки на Эйхмана, его задержание и этапирование в Израиль для суда.

Со слов Судоплатова, в 1942 году Сталин получил письмо от молодого ученого-физика, специалиста по ядерным реакциям, будущего академика Флёрова, который обращал внимание на подозрительное отсутствие в зарубежной прессе с 1940 года открытых научных публикаций по урановой проблеме, а это, по его мнению, свидетельствовало о начале работ по созданию атомного оружия в Германии и других странах. Флеров предупреждал, что немцы могут первыми создать атомную бомбу.

В этот же период от нашей резидентуры, действовавшей в оккупированном Харькове, в состав которой входил и Святогоров, пришло сообщение, что бывший советский политэмигрант Ф. Хоутерманс прибыл в Харьков с какой-то специальной, секретной миссией. После уточнения через агентуру цели его визита стало ясно – предатель прибыл для получения дополнительных данных в украинском головном физико-техническом институте об использовании в военных целях советских исследований по проблемам ядерной энергетики и, в частности, урана.

Хоутерманс в этот период становится фактически одним из руководителей харьковского физико-технического института.

Кроме всего прочего агентура проинформировала чекистов, что предатель прибыл в Харьков облаченным в «эсэсовскую форму».

Об этих материалах были срочно проинформированы наши ученые-ядерщики в лице Капицы и других специалистов по расщеплению урана.

Есть все основания полагать, что к добыванию этих материалов приложил руку и разведчик Святогоров, у которого была на связи в Харькове именно в это время агентура, близко стоящая к научной сфере.

* * *

Несколько слов хочется сказать о забытом современниками «минном боге» минувшей войны полковнике Илье Григорьевиче Старинове (1900–2000), о котором у Александра Пантелеймоновича сохранились самые яркие воспоминания. С ним он общался до последних дней жизни своего учителя.

Родился Илья Григорьевич в селе Войново Болховского района Орловской губернии в семье железнодорожного служащего. В РККА находился с 1918 года. В 1922 году окончил Школу военно-железнодорожных техников в Воронеже. По линии 4-го управления РККА в 1930–1933 годы занимался подготовкой партизанских кадров в Киеве и Харькове, разрабатывал и внедрял новые виды мин. Потом поступил в Военно-транспортную академию РККА, которую окончил в 1935 году. С 1936 по 1937 год воевал в Испании, помогая республиканской армии уничтожать эшелоны с боевой техникой, взрывать мосты, ангары с боевой техникой, склады с оружием и железнодорожное полотно. Там же он передавал накопленный опыт испанским товарищам по оружию.

По возвращении в Москву оказался под следствием за связь с так называемыми «врагами народа». Как известно, многие участники интернациональных бригад из числа советских военнослужащих незаслуженно обвинялись в проведении шпионской деятельности в пользу фашистской Германии. Время всеобщей подозрительности давало о себе знать. Оно ломало судьбы многих честных людей.

Это были годы кровавой «ежовщины», уже упоминаемой выше, жестокости исторической судьбы и исторического испытания народа. Создавалось впечатление, что исполнителей бесчеловечности – чиновников, как правило, трусливых, людские слезы и кровь не трогали, а радовали. Круг жертв репрессий с каждым месяцем углублялся и ширился. Главный удар был направлен в сторону граждан, самостоятельно мыслящих, не боявшихся сказать правду начальству и отстаивающих её логикой умозаключений и праведных поступков.

Многие мужественные люди, в том числе и сам Старинов, попали тогда под жернова репрессий НКВД. К счастью, дело в отношении Ильи Григорьевича было прекращено благодаря заступничеству наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова, знавшего его как честного и порядочного человека. Эта приятная неожиданность подарила ему в дальнейшем интересную и долгую жизнь, полезную людям и государству.

В течение 1938–1940 годов он начальник Центрального научно-испытательного железнодорожного полигона РККА. Участник советско-финляндской войны.

С началом войны Старинов, будучи руководителем оперативно-инженерной группы, действовавшей в составе Западного и Южного фронтов, являлся организатором постановки минных заграждений, ловушек и подрыва важных объектов при отступлении наших войск.

Командовал он и 51-й инженерной бригадой специального назначения на Калининском фронте. Являлся помощником начальника Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД). Трижды забрасывался в тыл к немцам. Во время войны создал специальные фугасы: ПМС – поездную мину Старинова и АМС – автомобильную мину Старинова.

После войны он занимался разминированием территории в Германской Демократической Республике, а затем преподавал в различных учебных заведениях МВД и КГБ СССР.

Слово Святогорову:

«Старинов для меня был не только учителем в диверсионных делах, но и человеком, у которого слово не расходилось с делом. Это была Личность! Порядочность и смелость, чувство долга и патриотизм, скромность и стремление к достижению поставленной цели – были его светящимися гранями, которые не афишировались им, они проявлялись в делах и поступках.

За выдающие заслуги перед Родиной он трижды представлялся к высшей награде государства – Героя Советского Союза, и пять раз к присвоению генеральского звания. Но по неизвестным причинам заслуги моего друга И. Г. Старинова не были должным образом оценены политическим руководством страны.

Видно, властям что-то не нравилось в этом прямолинейном, технически грамотном и смелом человеке, для которого авторитетом были только два понятия – правда и совесть.

Недаром говорят, что чистая совесть – самая лучшая подушка для человека».

* * *

В городе Харькове на расставленных народными мстителями минах подорвалось ещё несколько вражеских автомашин. Кроме того, по их наводкам активно поработала в те страшные дни для Отчизны и наша авиация – бомбы попадали точно в цель. От этих ударов погибли сотни гитлеровских солдат и офицеров.

И вот 14 ноября 1941 года на стенах домов и заборах города с целью острастки местных жителей появилось «Объявление коменданта г. Харькова о расстреле 50 советских граждан и аресте ещё 1000 граждан». Десятки людей были повешены якобы за связь с партизанами.

В объявлении, в частности, говорилось:

«В результате взрыва российских мин в Харькове сегодня погибли немецкие солдаты и офицеры. Это есть доказательство того, что население на повторные просьбы и приказы немецких вооруженных сил активно сотрудничать в разминировании не откликается.

Немецкие вооруженные силы теперь вынуждены будут быть беспощадными. Так, сегодня были казнены 50 членов коммунистической партии.

Кроме этого, арестовано 1000 человек в качестве заложников. В случае дальнейших выступлений против немецких вооруженных сил 200 из них будут расстреляны.

Запрещенное время для жителей города Харькова устанавливается от 16.00 до 6.00 часов.

Кто в этот период будет находиться на улицах или площадях без соответствующего удостоверения – будет расстрелян. Каждый житель Харькова лично своей жизнью отвечает за безопасность немецких вооруженных сил…»

Харьков, 14 ноября 1941 г. Комендант города.

Но уютнее и теплее в городе для захватчиков не становилось. Вообще во все времена оккупант постоянно чувствовал свой грех, переходящий в страх перед «дамокловым мечом» возмездия со стороны народа, который он хотел закабалить. То же самое происходило и с гитлеровцами.

Непрошеных гостей возбуждает только вооруженная стая подельников. Это так похоже на волков. Стая смелела, свирепствуя на «своей» территории. Но фашистов-волков продолжали убивать, подрывать, поджигать охотники – народные мстители.

Дубина народного гнева гвоздила и гвоздила супостата, нарушавшего людской покой и отнимавшего кров и кровь у горожан, лишая их мирного труда, здоровья и жизни.

После справедливого возмездия в Харькове над комендантом города генералом фон Брауном отряд Святогорова, то вливаясь в партизанские отряды, то действуя самостоятельно, выполнял специальные указания Центра по ведению диверсионно-разведывательной работы на территории Украины и Белоруссии. Не раз смерть держала партизан-разведчиков в своей пасти. Как говорится, не глотала, но и жить спокойно не давала.

В этот период, во время одной из операций по подрыву неприятельского эшелона, среди всякого рода покореженной военной техники Святогоров наткнулся на кипу пропагандистской нацистской литературы. В одном из иллюстрированных журналов он обратил внимание на текст выступления фюрера. Его заинтересовало одно людоедское высказывание Гитлера:

«Мы оказались перед необходимостью сократить число местных жителей. Эта мера представляет собой часть нашей миссии по сохранению германского народа. Нам надо развивать методы уничтожения людей…

Я имею в виду ликвидацию целых расовых групп. Мы уже делаем это. Грубо говоря, я вижу в этом свою задачу. Жизнь сурова, значит, и мы должны быть суровы. Если я бросаю элиту немецкой нации в пекло войны и делаю это без жалости и сожаления, значит, я тем более имею право устранить с лица земли миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как грибы».

Александр перевел текст партизанам. Один из них взорвался:

– Хрен тебе нас всех перевешать и перестрелять. Еще немного, и тебе, австрийский капрал, придется болтаться на суку. Но перед этим мы обязательно провезем тебя, Адик, в клетке по стране, как зверя, а может, и по всему миру. Россию тебе не одолеть! Сгинешь в этих просторах вместе со своим вермахтом.

Все одобрительно зашумели…

Была обнаружена и пачка листовок с названием «Памятка немецкому солдату». В ней говорилось:

«У тебя нет ни сердца, ни нервов. На войне они не нужны. Уничтожь в себе всякое чувство сожаления и милости – убивай всякого славянина, всякого русского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девушка или ребенок – убивай!»

«С этой «сверхчеловеческой мразью» нам надо поступать так же, – подумал Святогоров, – убивать, убивать и убивать… Они к нам пришли со смертью, – не мы к ним! Они порушили наши дома, а не мы! Они посеяли зло на нашей земле, а не мы на их территориях! Они провозгласили идею уничтожения некачественного народа! А потому – смерть за смерть! Никакой пощады, никакого милосердия к гадам!»

И месть партизанская продолжала крошить неприятеля. На минах мстителей подрывались гитлеровские паровозы, утаскивавшие за собой под откосы вагоны и платформы с личным составом, боевой техникой и боеприпасами. Взлетали в воздух мосты и водокачки. Уничтожались представители местной оккупационной администрации, военнослужащие вермахта и предатели, совершившие конкретные особо опасные государственные преступления против своего народа в ходе карательных операций, особенно по зонам партизанской активности.

Небольшой, мобильный и хорошо подготовленный отряд Александра Пантелеймоновича Святогорова принимал участие и в захватах «языков» из числа, как правило, офицерского состава противника…

* * *

Долгожданное освобождение столицы Украины пришло 6 ноября 1943 года. Взору наших солдат-освободителей и самого Святогорова предстал совершенно опустошенный город. Создавалось впечатление, что здесь произошло мощное землетрясение, разрушившее всё, что созидалось столетиями. Тротуары и целые улицы были завалены битым кирпичом от рухнувших стен зданий. Ветер гонял пыль от кирпичного и бетонного крошева. Бегали, скуля, местные собаки с обгоревшими боками и перебитыми лапами. Люди скользили, как тени, в страну под названием «Никуда». В городе ещё много горело домов. Черные клубы дыма гигантскими шурупами ввинчивались в ноябрьское хмурое небо над украинской столицей.

Сразу же в Киев вернулось партийно-советское начальство. Возвратилось и руководство НКГБ, которое тут же развернуло активную агентурно-оперативную работу, так нужную воинам наших фронтов и местному населению по ликвидации бандитских формирований, в том числе и по вылавливанию всякой уголовной нечисти: воров, грабителей, разбойников и мародеров.

Война ведь продолжалась, хотя уже коричневое воинство гитлеровского вермахта, дико сопротивляясь, медленно и неохотно покидало территорию Советского Союза, которую оно называло ещё недавно «жизненным пространством», а руководство Третьего рейха готовилось переселить на эти необозримые просторы своих колонистов с «чистой арийской кровью».

Красная Армия, словно мощным поршнем, выдавливала оккупантов за пределы Родины. Гитлеровские войска под сокрушительными ударами наших дивизий и народных мстителей – партизан откатывались всё дальше и дальше на запад. Наступал неминуемый час справедливой расплаты для оккупантов. В конечном счете, каждый человек, каждая армия, каждое государство и каждый его руководитель должны заплатить конкретной порцией вины за свои совершенные преступления и злодеяния… Так было, и так должно быть всегда. За преступления надо отвечать!

* * *

Возглавлял Наркомат госбезопасности Украины энергичный генерал-майор Савченко Сергей Романович. Звание генерал-лейтенанта он получит только в победном 1945 году. Это был высокопрофессиональный оперативник, хорошо знающий разведку и контрразведку, партизанское движение и диверсионное ремесло, прекрасно понимающий, что надо делать дальше, в ближайшей перспективе, и как задействовать разведывательно-диверсионные подразделения в текущий момент противостояния со всё ещё довольно сильным противником.

По телефону он вызвал в кабинет одного из начальников подразделения НКГБ Украины полковника Ивана Даниловича Сидорова.

– Иван Данилович, лавина войны скоро покатится в сторону Западной Европы. Я не думаю, что Гитлер смирится только с оборонительными действиями войск. По данным военной разведки и информации от нашего руководства из Москвы, он не прочь снова отдать приказ войскам и возвратиться в Советский Союз. Кроме того, с учетом его нынешнего плачевного положения, я так полагаю, фюрер заставит руководителей спецслужб активней применять испытанное оружие тотального шпионажа, диверсий и террора – свою агентуру.

– Сергей Романович, переход немцев к новой коварной тактике подтверждают и задержанные в последнее время вражеские агенты. Большинство из них окончили специальную школу в Польше, расположенную где-то в окрестностях Люблина, – заметил Сидоров. – Недавно я знакомился с такими материалами, о которых докладывал и вам. Но точного места её дислокации мы до сих пор, к сожалению и нашему стыду, не знаем.

– Помню, помню, как же не помнить… В связи с этим прошу подготовить мне небольшую обобщенную справку по этим документам. Я имею в виду – по заявлениям всякого рода очевидцев, опросам и допросам разоблаченной агентуры… Хочу посоветоваться с Москвой. Срок – неделя. Хватит?

– Да! Вполне, Сергей Романович.

– Ну, тогда с Богом. Больше задерживать не смею, как говорится, за работу.

* * *

Иван Данилович Сидоров уже несколько дней подряд изучал накопленный фактический материал, связанный с показаниями засланной и разоблаченной гитлеровской агентуры в освобожденные от фашистов районы и в части Красной Армии.

Рабочие дни были напряженными – сутки спрессовывались в один сплошной день – ранний приход на службу, папки с аналитическими справками, короткое время на обед, и снова за стол с кипой новых бумаг. Часто приходилось возвращаться к заявительским документам бдительных граждан. Он внимательно перечитывал страницы отчетов партизанских разведчиков, стенограммы и протоколы допросов всякого рода пособников врага: агентов, диверсантов, террористов, старост, полицаев и пр. Сидоров был немногословен – его слова молчаливо просили, предлагали, приказывали, советовали в конкретных документах.

Снова и снова он вглядывался в оперативную карту, что занимала почти всю стену кабинета, рассматривая десятки условных обозначений и цифр. Будто живые свидетели, они рассказывали, откуда и куда была заброшена фашистская агентура, её конкретные установочные данные и клички. Указывали пути их продвижения, даты и места задержания, документальную оснащенность и диверсионно-шпионскую экипировку.

От пунктов высадки лазутчиков тянулись жирные черные нити, исчерченные черным карандашом, через линии фронтов далеко на запад к их разведывательно-диверсионным центрам.

Одна из таких линий упиралась в крупный польский город Люблин, где по предположению полковника и согласно показаниям задержанных агентов, должна находиться гитлеровская спецшкола. Однако точного адреса этого шпионско-диверсионного гнезда он тогда не знал. Так вот на конце этой черной линии стоял жирный вопросительный знак, словно указывающий хозяину кабинета на важную неразрешенную проблему.

«А чтобы разорить это гнездо, надо знать, кто стоит за этим диверсионно-шпионским центром, что за птенцы там сидят за столами и какие пакости они готовят войскам, – рассуждал опытный сотрудник госбезопасности. – Сейчас главное – найти нужных людей, способных решить задачу разведки, а если повезёт, то и уничтожения этого фашистского гнезда…»

Ровно через пять дней Иван Данилович доложил генералу Савченко обобщенный документ. В качестве приложения к нему придавался план агентурно-оперативных мероприятий с предложениями заброски двух опытных разведчиков в тыл, в один из наших партизанских отрядов, действующих в районе Люблина.

На следующий день Сергей Романович снова беседовал с полковником Сидоровым. Генерал сообщил, что Москва, в частности Павел Анатольевич Судоплатов, дала согласие на проведение операции с отправкой в партизанский отряд имени Железняка, действовавшего на территории Польши, в Залещанских лесах, двух опытных чекистов-разведчиков: майора Александра Пантелеймоновича Святогорова и капитана Анатолия Григорьевича Коваленко…

* * *

В небольшом кабинете полковника Сидорова было тихо. Оперативному дежурному он приказал найти названных офицеров и направить к нему. Затем Иван Данилович, немного ослабив поясной ремень, портупею и расстегнув верхнюю пуговицу гимнастерки, поднялся из-за стола. Он тихо подошел к большому окну и открыл одну из его створок. Свежий майский воздух, настоянный на запахах сирени, хлынул в его небольшой кабинет. Из окна хорошо были видны бело-розовые свечи киевских каштанов, которые по-особому украшали древний город – некогда главный город Киевской Руси. Вдруг над высоченными деревьями полились могучие, малиновые звуки сохранившихся киевских колоколов близко расположенной церкви. Они лились со звонницы через отворенное окно и как-то незаметно завладели всем его существом. Наплыли воспоминания далёкого детства, когда его бабушка водила в храм на литургию в честь Пасхи. Звук этих колоколов напоминал угасшие голоса колокольни из детства, разрушенной вместе с храмом в конце двадцатых годов.

«В этом набатном звоне есть что-то торжественное, зовущее на благое дело, – размышлял офицер. – Колокольный «малиновый» звон развивался в России как народное искусство, как своеобразный музыкальный эпос нашего народа. Не зря иноверцы боролись с верой, храмами и колоколами. Разрушали в первую очередь звонницы. Вина пастырей в том, что их глас не услышал народ. Значит, плохо работали, а порой и компрометировали себя земными грехами. А уж при ненавистном царизме последних лет жирели и считали себя чуть ли не наместниками Бога на земле. Колокольный звон способен оттаять души людей, замерзших на войне. Недаром Сталин, в отличие от Ленина, стал снисходительней к православию и обратился в начале войны к народу по-христиански – «братья и сестры»!..

Мысль о колоколах выключилась из сознания так же быстро, как и пришла. Легкий весенний ветерок зашелестел бумагами на столе, парусами надул шторы, пробежал по толстому красному ковру с незамысловатым зеленым узором. Палас покрывал почти весь пол, сложенный из дубовых и кленовых дощечек, закрывая прекрасный паркетный узор. Он иногда даже сожалел, что этот пылеулавливатель – огромное ковровое шерстяное изделие перечеркивает произведение искусства из дерева.

Среди стопок фронтовых газет, которые он просматривал, ему бросился в глаза очередной плакат. Советский солдат в зимней форме с винтовкой в руках как бы высыпал из левой ладони шесть стреляных гильз. Боец улыбался на фоне багрового неба над захоронениями фашистов. Под самодельными деревянными крестами с воздетыми нацистскими шлемами покоились непрошеные гости. Внизу плаката красовался призыв:

«Бей так:

что ни патрон —

то враг!»

Полковник посмотрел вверх на небо. Под синим небесным куполом медленно проплывали легкие снежно-белые, как лебеди, облака. Где-то над городом послышался шум пролетающих тяжелых самолетов. Это ровным строем шли наши бомбардировщики в западном направлении. Они несли майские «горячие подарки» упорно сопротивляющимся гитлеровцам.

«Скорее бы закончилась война… Бойцы – солдаты, офицеры и генералы, а с ними и партизаны устали уже – хочется всем домой, в свои очаги, в свои семьи. Народ на пределе сил, – рассуждал про себя полковник. – Столько пережить! Столько потерять! А сколько ещё сегодня живых воюющих станут павшими?! Сколько осиротеет детей, сколько мужей потеряют жены, дети – отцов, внуки – дедов!?

Вермахт сопротивляется, он ощетинился всей злостью обреченных на гибель. Шпионы, террористы и диверсанты активизировались, а ещё вдобавок под ногами болтаются оуновцы и уповцы. Бандеровцы, наигравшись с немцами, нынче истребляют не только селян по селам и хуторам, лояльно настроенных к советской власти, но докучают и нашим войсковым тыловым частям и подразделениям и даже отдельным небольшим гарнизонам…»

Его мысли прервал стук в дверь. Он быстро поправил гимнастерку и застегнул её воротник – перед подчиненными он всегда «застегивался на все пуговицы». Уважал устав и того же требовал от подчиненных. Нет, здесь не было никакой солдатчины, а была элементарная опрятность.

– Разрешите?

В дверях стояли чуть выше среднего роста, черноволосый, с приятным прищуром добрых глаз майор Александр Святогоров и стройный, приземистый, широкоплечий блондин капитан Анатолий Коваленко.

Майор попытался, как старший по званию, по-военному отрапортовать о своем прибытии.

– Садитесь, садитесь… я же вас вызывал, – предложил полковник и сразу же обрисовал обстановку и план предстоящей оперативной командировки в Польшу для проведения операции под кодовым названием «Люблин».

Гости кабинета внимательно слушали полковника Сидорова.

Не обошлось без шутки, направленной в адрес Анатолия, который был заядлым рыбаком и специалистом в приготовлении ухи и излюбленного блюда, судака по-польски.

– Сегодня, несмотря на стремительное продвижение нашей армии на запад, в наших делах нас расстраивает многое, мало что утешает. Спецслужбы противника активизировали заброску своей агентуры, диверсантов и террористов. Одним из белых пятен для нас является Люблинская разведшкола. Она нас очень интересует. Туда надо проникнуть нашей агентуре, и эта миссия поручается вам… Там, в Польше, наверное, трудно будет без судака? – засмеялся в конце беседы полковник.

– Перебьемся, а может, и поймаем судачка, – ответил с хитринкой капитан, прямо глядя в глаза начальнику.

– Надо непременно поймать, и не одного судачка, а рыбу, как говорится, покрупнее.

Успев обговорить все детали предстоящего мероприятия, троица после телефонного звонка отправилась к генералу на первичный доклад и инструктаж.

Подрывники-диверсанты

Стремительное продвижение немецко-фашистских войск в глубь страны с захватом городов и поселков заставило руководство страны предпринимать превентивные меры. Они сводились к тому, чтобы не допустить вторичного использования гитлеровцами некоторых зданий, сооружений и предприятий.

Призывы Кремля к отпору противника и уничтожению всего того, что он мог использовать для себя, воспринимались как приказы.

В августе 1941 года враг подходил к столице Украины Киеву. Надежды на то, что город советские войска смогут удержать, с каждым днем крошились, как не до конца опаленный кирпич.

На указание Сталина, обнародованное в речи от 3 июля 1941 г. о действиях на занятой врагом территории: «…создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог. Порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов…» – живо откликнулись многие советские люди, и гражданское население, и военнослужащие.

Надо отметить, что некоторые руководители, даже высокого уровня, стали порой слепо выполнять этот совет вождя, не считаясь с объективными обстоятельствами. Иногда их указания отличались элементарной некомпетентностью в постановке задач. Недаром же говорится, что мудрец велик и в маленьких делах, бездельник и глупец мал и в самых великих или заставь дурака богу молиться, он и лоб разобьёт.

Ученик легендарного генерала Д. М. Карбышева – «бог партизанской, рельсово-дорожной войны» Илья Григорьевич Старинов готов был выполнить эти указания, но умно, через постановку мин собственной конструкции и там, где это диктовала военная обстановка без ущерба для мирного населения.

Об этом он собирался лично доложить товарищу Сталину. Два дня Илья Григорьевич дожидался своей очереди, но так и не был принят вождем, загруженным решением других более важных вопросов, связанных с внезапным вторжением чужой и сильной армии в его страну.

И всё же Сталин узнал о желании Старинова встретиться с ним. Он тут же дал указание своему личному секретарю Поскребышеву направить специалиста-минера к начальнику Главного Политического Управления (ГлавПУра) и одновременно заместителю народного комиссара обороны (НКО СССР) – Мехлису Л. З.

Замнаркома прочитал докладную записку высокого профессионала в минном деле и, как обычно он это делал, когда ему что-то не нравилось, не сдержавшись, грубо оборвал его короткие пояснения к докладу, а потом и вовсе бестактно закричал:

– Как ты смеешь писать такую чушь? Пытаешься своей глупостью загрузить занятого важными делами вождя. Вникни, ты никудышный стратег – в плен сдаются армии, рушатся фронты, страна стоит на краю гибели, а ты какими-то диверсиями хочешь остановить движущуюся лавину войск вермахта. Выброси эти бредовые идеи из своей головы. Скоро немец подойдет к Москве – надо думать об обороне, собирать силы, а ты талдычишь о каких-то своих минах.

Поначалу тень растерянности легла на усталое лицо гостя, на черные круги вокруг опухших от бессонницы глаз с синюшными мешками под ними. От реплики Мехлиса на скулах Старинова заходили рельефные желваки. Он посмотрел на раскрасневшееся лицо с высокой шапкой черных как смоль курчавых волос и выпученными, как при базедовой болезни, глазами заместителя наркома и про себя подумал:

«Эх, и дурак же ты! Полнейший профан! Ни хрена не разбираешься, а комментируешь! Да, действительно, невежество – лучшая в мире наука, она дается таким людям всегда без труда и никогда не печалит душу. Подобные люди всё знают! Они всё умеют! Они всё якобы прогнозируют! Но такая дерзость – ублюдок невежества. Часто для таких типов Правда становится очень тяжелым бременем. Особенно она таковой кажется, когда её приходиться нести вот таким головотяпам. А он ведь, этот человечек, сидит за важным государственным столом. Вот уж действительно, дела нарушаются, когда имущество оказывается у скупых, оружие у трусливых, а власть у слабых или дураков».

Старинов не мог отбиться, как от назойливой осенней мухи, от охватившего ощущения полного недовольства собой из-за невозможности трахнуть по лбу этого зарвавшегося чиновника или резко ответить ему на глупость – как-никак, заместитель наркома обороны Союза!

На совести этого «человечка» в ранге представителя Ставки будет со временем много пролитой – безвинной крови солдат и офицеров Красной Армии, которых расстреливали без суда и следствия по его указанию. И он лично вмешивался в судьбы людей, даже путем лишения их жизни из личного табельного оружия.

О преступлениях этого палача из военных политработников сегодня много написано, но немало подобных фактов глубоко спрятаны в архивах, – советские власти не желали их обнародовать. Его мотание по войскам напоминало то, чем занимался в период Гражданской войны небезызвестный «Красный Бонапарт» – Лейба Троцкий. Его специальный поезд – «Поезд председателя Реввоенсовета» сеял смерть по России, наводил ужас в рядах красноармейцев и их командиров. Расстрелы за ошибки были обыденностью.

То же самое вытворял и Мехлис. Надо отметить, что он сам чуть было не попал под расстрел за бездарное руководство в Крымской оборонительной операции как представитель Верховного командования. Но кто-то же замолвил за него словечко Иосифу Виссарионовичу?! Кто? Не будем гадать, со временем историки разберутся, докопаются до истины.

Что же касается реакции Старинова, то это был момент, когда его тело едва справилось с душой, которая подверглась сильнейшей эмоциональной нагрузке. Кулаки зачесались, но он сдержался, хотя по натуре был горяч в отстаивании справедливости и защите того, что он хорошо знал.

Было бы не в кабинете замнаркома, а на фронте, – в репу бы наглый кучерявый обязательно схлопотал. Старинов не переносил пошлости и хамства. С подчиненными был внимателен и тактичен.

* * *

Как говорится, поговорили антиподы – и разошлись каждый со своим мнением. Но время не терпит пустоты. Её надо было заполнять конкретными действиями – реакцией на критическую обстановку для страны, в которой советские города падали к ногам фашистов, как кегли при удачном попадании шара.

И всё же профессионалом-подрывником был успешно осуществлен с использованием новейших радиоуправляемых фугасов ряд минно-заградительных операций в Киеве и Харькове. Санкции на их проведение давали начальник Генштаба Красной Армии маршал Б. М. Шапошников и командующий Юго-Западным фронтом, после смерти генерал-полковника М. П. Кирпоноса, маршал С. К. Тимошенко.

Первая операция с массовым использованием радиоуправляемых мин была начата в 1941 году в Киеве. Взрывчатку подрывники заложили под все электростанции, объекты транспорта и связи, некоторые административные здания и другие городские объекты, которые могли быть использованы нацистами. Немцы ещё только просачивались мелкими группами в город, как в воздух взлетели мосты через Днепр…

Фашисты бросились искать мины, но взрывы продолжались. Взрывались магазины и отели, театры и рестораны и именно в тот момент, когда там находились оккупанты. Взлетели на воздух ломбард, цирк, консерватория – всего 940 административных и жилых зданий!

Десятки тысяч киевлян остались без крова и имущества, а сам город, как скажут потом дотошные историки при исследовании этого вопроса, потерял лицо, лишившись многих своих архитектурных достопримечательностей. Но, к сожалению, такое лицо у любой войны! Тем более той – самой кровопролитной из истории войн, прошедших на Земле. Война – всегда потери, это несчастье в увеличенном масштабе!

Но тут надо отметить одну правду, которую сегодня не хотят воскрешать некоторые политики и псевдоисторики. Да, взрывали наши диверсионные команды здания, но со временем на них повесили и те объекты, которые были разрушены немцами при бомбометании, артиллерийских обстрелах и минировании. Были и такие обвинения, тем более в период «перестроечных» горбачевских и «реформаторских» ельцинских времен, когда прошлое всячески опошлялось, становилось объектом огульного критиканства, потрошилось под желания новых властителей расколовшейся Красной Империи и по указке из-за океана клинтонов и бушей.

* * *

Есть надобность напомнить, что вопросы по организации партизанского движения на случай войны были предметом серьёзного внимания военно-политического руководства страны. Специалист по истории партизанских войн А. Ю. Попов писал, что в период с 1924 по 1936 год шёл интенсивный процесс подготовки «специальных сотрудников» для ведения партизанской борьбы как на территории СССР, так и за её пределами.

Эта подготовка включала:

– создание тщательно законспирированной и хорошо подготовленной сети диверсионных групп и диверсантов-одиночек в городах и на железных дорогах к западу от линии укрепленных районов;

– формирование и всестороннюю подготовку маневренных партизанских отрядов и групп, способных действовать в незнакомой местности, в том числе за пределами страны;

– переподготовку командного состава, имевшего опыт партизанской борьбы в Гражданской войне, и подготовку некоторых молодых командиров в специальных партизанских учебных заведениях;

– отработку вопросов партизанской борьбы и борьбы с вражескими диверсионными группами на специальных и некоторых общевойсковых ученьях;

– совершенствование имеющихся и создание новых технических средств борьбы, наиболее пригодных для применения в партизанских действиях;

– материально-техническое обеспечение партизанских формирований.

Учеба такого контингента проводилась в специальных школах, учебных пунктах и на сборах, различных по величине, по структуре и по способам конспирации. Обычно брали туда коммунистов и комсомольцев в возрасте от 20 до 40 лет. В целях строжайшей конспирации их под различными предлогами «исключали» из партии и комсомола, и они «устраивались» на работу, где должны были действовать на случай вторжения противника.

Готовили контингент с учетом взаимозаменяемости, т. е. со знанием двух-трех специальностей.

Так, состав группы численностью 10–12 человек выглядел примерно так: 2–3 радиста, 3–4 подрывника, 3–4 стрелка, 1–2 фельдшера, 1–2 химика, 1–2 электрика, 2–3 водителя, фотографа, оружейника, переводчика, а в некоторых отрядах были даже лётчики. Все должны были уметь плавать, ездить на велосипедах, ходить на лыжах.

К концу обучения радисты могли не только принимать, передавать, шифровать и расшифровывать радиограммы, не только устранять неисправности в радиостанциях, но и из имеющихся в продаже деталей самостоятельно собирать приемно-передающую радиостанцию. Диверсионные группы иногда подключались к участию в общевойсковых учениях, где тренировались применять на особо режимных объектах так называемые «нахальные мины», установка которых занимала менее 30 секунд.

Оперативниками Транспортных отделов ОГПУ активно вербовалась агентура на железных дорогах к западу от линии тыловых укрепленных районов. Приобретались негласные источники из подготовленных к диверсионной деятельности специалистов-железнодорожников, без которых не мог обойтись противник: стрелочники, дежурные по станциям, паровозные машинисты, связисты, путевые рабочие и т. д.

Они, используя самодельные мины замедленного действия, зажигательные и подручные материалы и инструменты, могли бы совершать диверсии, оставаясь вне подозрения контрразведки противника.

* * *

После обучения на каждого подготовленного диверсанта закладывался один или несколько складов с оружием, боеприпасами, минно-подрывными и зажигательными средствами, а также продовольствия.

Например, общее количество заложенных материальных средств на Украине и в плавнях Бессарабии составило сотни тонн. В некоторых районах в 1930–1933 годах было заложено больше средств, чем там получили партизаны за всё время Великой Отечественной войны. Это, в первую очередь, относится к районам вокруг населенных пунктов Украины – Олевска, Славуты, Овруча, Коростеня.

Но… к великому сожалению, по недомыслию, а может, и по чьему-то злому умыслу большинство этих баз с оружием, боеприпасами и взрывчаткой было уничтожено накануне войны. В 1937–1938 годах была разрушена и сама система подготовки партизанских кадров.

Главной причиной стала смена военной концепции, не допускавшая ведение войны на собственной территории. А затем практически все партизанские кадры были уничтожены в результате репрессий 1937–1938 годов. Была ликвидирована сеть партизанских школ во главе с компетентными руководителями. Были расформированы партизанские отряды и группы.

Таким образом, отказ от военной доктрины, предусматривающей возможность партизанской войны и разрушение системы подготовки к ней, несомненно, сказался в начальный период Великой Отечественной войны. Неумолимая логика первых дней войны показала ошибочность подобного подхода.

Правда, власть вовремя спохватилась и самокритично оценила обстановку. Совместным Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 29 июня 1941 года, впервые после Гражданской войны, предписывалось формировать диверсионные группы. Но это было потом, а пока шло массированное наступление немецко-фашистских захватчиков…

* * *

О том, что немецкий фашизм верил в свою победу над СССР, общеизвестно. Итоги Версаля забылись, но история имеет обыкновение повторяться, потому что её никто не слушает. И вот уже взятие Москвы с её последующим уничтожением отражается в ряде таких документов, как:

а) «Указание ОКХ о порядке захвата Москвы и обращении с её населением»,

б) «О предстоящем занятии немецкими войсками Москвы», 3. «Дешифровка телеграммы № 1052 МИД Германии германскому посольству в Лиссабоне».

Приведу их тексты:

1. «Группе армий «Центр» 12 октября 1941 г.

Главное командование сухопутных сил приказало:

«Фюрер вновь решил, что капитуляция Москвы не должна быть принята, даже если она будет предложена противником. Моральное обоснование этого мероприятия совершенно ясно в глазах всего мира. Так же, как и в Киеве, для наших войск могут возникнуть чрезвычайные опасности от мин замедленного действия. Поэтому необходимо считаться в ещё большей степени с аналогичным положением в Москве и Ленинграде.

То, что Ленинград заминирован и будет защищаться до последнего бойца, объявлено по русскому радио.

Необходимо иметь в виду серьёзную опасность эпидемий. Поэтому ни один немецкий солдат не должен вступать в эти города. Всякий, кто попытается оставить город и пройти через наши позиции, должен быть обстрелян и отогнан обратно.

Небольшие незакрытые проходы, предоставляющие возможность для массового ухода населения во внутреннюю Россию, можно лишь приветствовать. И для других городов должно действовать правило, что до захвата их следует громить артиллерийским обстрелом и воздушными налетами, а население обращать в бегство.

Совершенно безответственным было бы рисковать жизнью немецких солдат для спасения русских городов от пожаров или кормить их население за счет Германии.

Чем больше населения советских городов устремится во внутреннюю Россию, тем сильнее увеличится хаос в России и тем легче будет управлять оккупированными восточными районами и использовать их.

Это указание фюрера должно быть доведено до сведения всех командиров».

2. О предстоящем занятии немецкими войсками Москвы.

«Главное командование приказывает всем подчиненным ему местным группам в случае предполагаемого взятия немецкими войсками г. Москвы в течение 24 часов поднять вместе с государственным знаменем – флаг со свастикой, а также в честь этого события должны звонить колокола наших церквей в течение получаса.

О времени поднятия флага и колокольного звона главное командование сообщит точно.

Главное командование уже сейчас заботится о том, чтобы местное руководство о времени было поставлено в известность руководством области в течение 4 часов, так чтобы поднятие флага и звон начался неожиданно и одновременно во всей области…»

3. Дешифровка телеграммы № 1052 МИД Германии Германскому посольству в Лиссабоне». 11 декабря 1941 г.

«Наши операции 1941 г. в значительной степени ослаблены быстрым наступлением снежной зимы и холодного периода. Отдельные, ещё не законченные операции будут продолжены.

После больших побед в сентябре и октябре наши войска при сознательном напряжении всех сил достигли, преодолевая превосходящего как в живой, так и в материальной силе противника, цели, поставленной перед началом кампании.

У неприятеля отняты наиболее важные для вооруженных сил экономические и военные центры. Поставленная перед войсками задача – разгромить массу красных войск в глубине страны – в результате боев этого года в значительной мере выполнена.

Военная мощь противника сильно ослаблена превзошедшими все ожидания потерями в живой и материальной силе. Между тем цель – окончательно уничтожить военную мощь русских – стоит ещё на повестке дня.

Задачей германских войск зимой 1941–1942 г.г. будет охрана оккупированных областей путем создания фронта обороны с максимальной экономией сил, с тем чтобы под его защитой усилить и освежить восточные войска для выполнения поставленной перед ними на весну 1942 г. задачи, а также произвести новое разделение оккупированных областей и их экономическое использование.

Необходимое для этого планомерное отступление отдельных головных частей, продвинувшихся в результате наступления далеко вперед, уже частично проведено, например, у Ростова, частично начато восточнее Тулы, северо-западнее Москвы и у Тихвина.

Вражеская пропаганда попытается представить это отступление, которое при данных метеорологических условиях сопряжено с определенными потерями в материальной части (взрыв замерзших орудий и автомашин), как победу Красной Армии. Вы должны с сознанием своей силы энергично, но вежливо воспротивиться этому.

В особых случаях следует указать на то, что Москва как таковая большого значения для германского командования не имеет, что давление на Москву должно было лишь вынудить противника бросить в бой свои последние резервы.

Эта цель достигнута.

В упорных боях противнику нанесен большой урон. В результате германских атак Москва очищена, во-первых, как столица страны от властей, во-вторых, от всей сравнительно важной военной промышленности. Результатом этого является нарушение работы вражеских административных и военных учреждений.

У Ленинграда мы полностью достигли своей цели – отрезать Ленинград, употребив на это небольшое количество войск. Промышленные предприятия города продолжают планомерно уничтожаться огнем нашей артиллерии. Свирепствует голод и заразные болезни».

Думается, читатель способен оценить уровень и степень ожидаемой жестокости вермахта при захвате столицы и гротеск, особенно последнего документа фашистских властей.

* * *

В рассекреченном сегодня документе за подписью заместителя начальника УНКВД по городу Москве и Московской области майора госбезопасности А. В. Петрова под названием «Отчет о создании агентурно-осведомительной сети для проведения разведывательной и диверсионно-террористической деятельности в тылу противника» от 3 ноября 1941 года указывалось, что для проведения этой работы в тылу противника:

«…переведено на нелегальное положение по городу Москве – 28, по Московской области – 11 оперативных работников…

А всего подготовлено для этих целей по Москве – 553 человека, по Московской области – 123.

Из общего количества оставшейся агентурно-осведомительной сети озадачены:

а) по сбору разведывательных сведений – 241 человек;

б) по совершению диверсионных актов – 201 человек;

в) по совершению террористических актов – 81 человек;

г) по распространению провокационных слухов и листовок – 153 человека.

Вся агентурно-осведомительная сеть проинструктирована на самостоятельные действия в случае потери связи. Оперативный состав, переведенный на нелегальное положение, и часть агентуры обеспечены запасом продовольствия на 2–3 месяца.

Для осуществления связи с оперсоставом и агентурно-осведомительной сетью установлены пароли».

В Москве планировалось с помощью подрыва нескольких взрывных устройств уничтожить Адольфа Гитлера во время его посещения Кремля.

Кроме того, готовилось минирование более десятка крупных советских городов – крупных промышленных центров и осуществление «специальных мероприятий» – «Д» (диверсии) в отношении заводов и мест возможного обитания захватчиков.

И всё же немцы пронюхали содержание этих мероприятий. Уже в начале февраля 1942 года в отчете штаба немецкой полиции безопасности и СД о положении в СССР говорилось о факте создания нелегальных боевых организаций НКВД в Москве:

«…Особую организационную форму партизанского движения представляет нелегальная боевая организация НКВД в Москве. Она была создана на случай оккупации Москвы немецкими войсками и имеет целью проведение актов саботажа и террора.

В различных районах города оборудованы явки на частных квартирах, где каждый боевой отряд может быть снабжен всем необходимым. Там были приготовлены среди прочего оружия взрывчатые вещества, яды, немецкие и русские деньги, а также немецкая военная форма…

На вероятных направлениях нашего прорыва в город на крышах домов и других строений, а также в квартирах, расположенных на верхних этажах многоэтажных зданий, планируется использование снайперов для уничтожения генералов и офицеров вермахта, а также высокого гражданского чиновничества из Берлина…»

Из анализа нашего и немецкого отчетов видно, что Москва тоже могла быть тылом, то есть оккупированной фашистами. Многие боялись оставаться в столице. Паникёры делали своё дело. Слабые духом и трусы сдавались на милость обстоятельствам, предавались панике, человеческая нечисть – мародерничала. Поэтому дезертировали не только военные с поля боя, но и чиновники – государственные мужи, покидая свои тёплые кабинеты.

Так, в решении Исполнительного комитета Московского городского Совета депутатов трудящихся от 17 октября 1941 года, подписанном его председателем В. Прониным, говорилось:

«…Тяжелая обстановка работы в прифронтовых условиях не размагничивает наших товарищей, а наоборот, советские люди спокойно и напряженно работают над обеспечением нормальной жизни нашего города.

В этих условиях особо преступным, противогосударственным поведением является факт дезертирства из Москвы председателя Мосгорпромсовета тов. Пасечникова и начальника Управления по делам искусств тов. Фрумкина, которые бросили свои предприятия на произвол судьбы…

За дезертирство т.т. Фрумкина и Пасечникова предать суду Военного Трибунала, как дезертиров…»

Многие тогда считали, что Москву придется оставить, как это было в 1812 году. Но органы государственной безопасности упорно занимались своей работой. Минировались части помещений и в союзной столице – в Москве: в Доме правительства, Большом театре, храме Василия Блаженного, Елоховском соборе и на других объектах культуры…

Но если в Москве для подрыва предназначались только отдельные сооружения и здания, то подступы к ней – поля, леса, деревни, посёлки и города уже упоминаемый выше «всезнающий» Мехлис планировал в ходе массовых взрывов превратить в сплошную выжженную пустыню. Он задумал поработать по площадям, – «плотно» заминировать всю территорию Подмосковья и в нужное время взорвать фугасы.

Заместитель наркома обороны снова вызвал к себе Старинова и решил поделиться своими «продуманными» планами поистине чудовищного масштаба. Минер пришел в ужас от предлагаемых прожектов невежды! В своей книге «Записки диверсанта» Старинов вспоминал:

«К сожалению, надо признать, что дома поджигались партизанами, выполнявшими приказ Сталина «Гони немца на мороз!» Но мне вспоминается наша война с Финляндией в 1939–1940 годы. Финны при отходе эвакуировали 99 процентов своего населения.

Мы приходим в село, а населения нет. Часть домов приведена в негодное состояние, часть заминирована минами замедленного действия. Продрогшие и измотанные солдаты набивались в такие дома по 50—100 человек. Когда дома взрывались, мало кто оставался в живых. После этого мы уже старались подальше держаться от любых зданий и сооружений…

И вся армия мерзла в палатках. Да, финнам удалось выгнать нас на мороз. А теперь, когда мы решили воспользоваться их опытом, что получилось? Стали поджигать деревни, в которых жили свои же крестьяне! Немцы говорят:

«Посмотрите, что делают большевики! Вас поджигают! Помогите нам охранять ваши деревни!»

Старинов был категорически против таких поджогов и подрывов. Он считал, что население захваченных немцами территорий не виновно в том, что оно оказалось под оккупантами. Виновно в таких ситуациях всегда руководство страны, его армия, но не простой народ. Такая позиция профессионала-минера раздражала некоторых руководителей в Москве. С таким подходом был не согласен Мехлис, к которому Сталин почему-то относился, особенно в начальный период войны, с полным доверием и прощал ему многие как незначительные просчеты, так и роковые ошибки, тянувшие по своим последствиям и ущербам на преступления.

Старинов и Святогоров считали, что в этой борьбе с противником надо оставаться человеком по отношению к своим людям, страдающим от оккупационного режима, особенно при массовых диверсионных акциях.

– Останешься человеком, если будешь переживать боль чужую, как свою, – часто напутствовал Старинов своих подчиненных.

Это было его жизненным кредо до последних минут пребывания на этой земле, когда уставшее сердце ветерана остановилось. Это случилось 18 ноября 2000 года в 16 часов 50 минут. Он прожил 100 лет, три месяца и 15 дней. За свою вековую жизнь разведчик-диверсант участвовал в четырех войнах, лично пустил под откос 18 вражеских эшелонов, а на сконструированных им минах подорвано около 12 тысяч фашистских поездов. ПМС – противопоездная мина Старинова признана самым эффективным подрывным средством Второй мировой войны.

Кстати, говоря о политике «выжженной земли», о чем сегодня пишут некоторые недобросовестные борзописцы, следует в заслугу Сталина поставить то, что в своих личных указаниях, направленных на фронт на имя члена Военного Совета Юго-Западного фонта Н. С. Хрущева, руководитель СССР, узнав о «смелых распоряжениях партийца при лампасах», писал о недопустимости уничтожения водопроводов, считая, что пострадает население от этого варварства.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.